Неудачная первая попытка частично отрезвляет. Чары патронуса целиком и полностью завязаны на - до чего нерационально - эмоциональном состоянии применяющего магию, а по ведьме, как бы она не крепилась, видно, что ей далеко до безмятежности. Впрочем, на этой кухне она такая не одна, и Лестрейндж понимает, что патронуса им не видать, еще до того, как она договаривает.
У него, конечно, есть еще варианты - наверное. Не удастся вызвать проклятую серебристую сипуху - драккл с ней, он придумает что-нибудь еще.
Только время неумолимо отсчитывает минуту за минутой - и он знает, что даже этот коттедж ненадолго: пара-тройка дней, а затем магические выбросы даже от слабых заклятий достигнут такого уровня, что обратят на себя чье-нибудь внимание в Министерстве, и все, их убежище будет раскрыто. И он также знает, что Рудольфус совсем плох. И знает, что ему самому нужно позаботиться о себе - девчонка не зря упомянула ампутацию.
И на фоне этих мрачных перспектив ему совершенно лишним кажется разбираться еще и с тем, что Гермиона мать ее Грэйнджер не в состоянии вызвать долбаного патронуса.
Ее извинение одновременно смешно, нелепо и бесит его еще сильнее. Лестрейндж продолжает удерживать палочку напротив лба девчонки, все еще ровно удерживать. Ждет. И так ясно, что он будет ждать, потому что ей придется справиться с собой и убедить себя, что она счастлива здесь и сейчас, сидеть на грязной и нежилой кухне поздней ночью с одним из братьев Лестрейнджей, пока второй под кайфом за ближайшей стеной. И лучше бы у нее получилось.
- Минута, - подтверждает Пожиратель, не спуская с Грэйнджер глаз.
Проходит, неверное, с десяток секунд, и при резком движении девчонки он едва не заряжает Ступефай в ее переносицу, но - не заряжает же.
- Валяйте, - грубо отзывается Лестрейндж и не отказывает себе в напоминании. - Но без глупостей.
Ведьма очевидно настроена пережить не только эту ночь, но и дожить до глубокой старости - и под ее аккуратным приманивающим заклятьем на столе оказывается серебряный кулон, тут же исчезающий в ее ладони.
Вторая попытка куда удачнее.
Пока Грэйнджер наговаривает послание, Лестрейндж начинает ощущать, как правая рука начинает напоминать о себе. Волшебная палочка чуть заметно подрагивает, но у него нет иллюзий, что это вот-вот пройдет. Действовать нужно быстро.
Пока девчонка провожает взглядом патронуса, вновь отправившегося к тем, кого она еще недавно считала своими, Рабастан вытаскивает из ее пальцев палочку - его нервирует, когда она вооружена - отпускает плечо ведьмы и перехватывает ее опустевшую ладонь.
Резко ведет к столешнице - звонкий хлопок разносится по кухне - прижимает своей ладонью, заставляя растопырить пальцы. Пустые угрозы неспособны никого напугать - значит, нужно сделать их не пустыми.
Придавливая ладонь Грэйнджер к столу, он невербально накладывает на оттопыренный мизинец Анестезио. Чары должны подействовать моментально, но он все же поднимает голову, встречая взгляд девчонки.
- Не дергайтесь.
Вспышка невербального Секо освещает стол и склонившихся над ним волшебников. Сразу же - кровеостанавливающее. Первая и вторая фаланги правого мизинца Грэйнджер остаются на столе, когда Лестрейндж позволяет ей отдернуть ладонь. Кровь выглядит почти черной в тусклом свете, попадающем из окон.
Он стряхивает обрубок в бисерную сумочку, застегивает ее и пихает скорчившегося под столом эльфа.
- Доставь Кингсли Брустверу в кабинет и не попадись. На обратном пути выясни, что с Холлом.
Домовик прижимает к себе посылку, мелко кивает, не спуская с Лестрейнджа выпуклых глаз с застывшим скорбным выражением. Исчезает со слабым треском.
Лестрейндж устало опускается на стул, трет лоб, перебирает то, что находилось в сумочке Грэйнджер. Часть задачи решена - теперь стоит немного подождать. Все равно пока он лишен возможности сделать что-либо еще.
Поднимает голову.
- Позаботьтесь о себе, мисс Грэйнджер. Больше о вас никто не позаботится. - Ирония в том, что пока они вынуждены заботиться друг о друге: он ее шанс пережить Рудольфуса, она его - покинуть Англию. - И давайте вернемся к моей проблеме.

Договорив, он наблюдает за Грэйнджер, гадая, когда ту наконец-то накроет ощущение происходящего. Лестрейндж знает, чем это может быть чревато, и, хотя сам пока не видит ничего невероятно-невыносимого во всей ситуации - кроме наглости Министерства - допускает, что у девчонки может быть иное мнение.
Она стоит в шаге от стола, копошась со своим ненаглядным кулоном, но не выглядит человеком, готовым вот-вот упасть в обморок или сойти с ума. Лестрейндж допускает и эту вероятность, хотя уверен, что потеря половины мизинца - сущий пустяк. Ему ли не знать об этом - последние пятнадцать с половиной лет он проверяет эту истину на себе, ежедневно, ежечасно.
Грэйнджер открывает рот и Пожиратель едва удерживается от вздоха облегчения: она по-прежнему избирает путь вменяемости. Очень любезно - еще бы все с той стороны так же не чурались рационализма. Они бы закончили давным давно, у Гермионы Грэйнджер все было бы в порядке с руками, а Лестрейнджи уже могли бы оказаться где-нибудь в Бельгии, у дальних родственников по материнской линии...
Должно быть, это остаточное влияние виски - это умиротворяющее спокойствие, десять минут назад которого еще не было и в помине.
- Это решаемая проблема, - медленно отвечает он на претензии пленницы. Действительно, она права - за то время, что они провели на кухне, за окнами  окончательно потемнело, вечер сменился ночью. Ему, привычному к полумраку, это не казалось проблемой, но правота Гермионы Грэйнджер была очевидной: свет был нужен.
Лестрейндж задумывается. По хорошему, им бы воздержаться от плотного использования чар - с каждым заклинанием время, безопасное для пребывания здесь, можно смело уменьшать, а с другой стороны, он знает, что в доме есть электричество, и знает, что прямо сейчас с ним урожденный представитель магглов, для которых и существует это электричество. А магглоотталкивающие чары, что он наложил на периметр, не дадут любопытным обнаружить, что старый дом в конце улицы, скрытый кривыми яблонями, снова обитаем.
- Пойдемте со мной, мисс Грэйнджер. Я знаю, где здесь электрический щиток, но мне может потребоваться ваша помощь.
Виски делает его говорливым, но никаких иных неприятностей Лестрейндж пока не видит - пока не встает из-за стола. Его качает в сторону, приходится опереться о стул, но равновесие возвращаться не торопится. В голове противно гудит, а плечо ломит - не сильно, но чрезвычайно надоедливо.
- Пойдемте, - упрямо повторяет он, кивая девчонке на дверной проем. - Это под лестницей на второй этаж.

Проводка оказывается в порядке, хотя кое-где в доме наверняка перегорела пара ламп, щелчком выключателя Летрейндж освещает кухню теплым желтым светом из-под потолка, когда они возвращаются.
Убрав палочку Беллатрисы подальше, он расслабленно держит свою собственную, перебирая то, что выпало из сумочки Грэйнджер - сумочки, отправленной в качестве подтверждения личности той, чей мизинец вот-вот окажется на столе у Министра или кем он там себя сейчас называет.
Ложка не привлекает внимания, Лестрейндж отпихивает ее в сторону вместе с книгами и прочим, но вот на косметичках останавливается отдельно. Раскрывает первую - череда колб, аккуратно подписанных. Во второй - маггловские приспособы. Определенно, у Грэйнджер нелады с чувством безопасности - оно попросту отсутствует, думает Лестрейндж, расставляя и раскладывая на столе все эти средства первой и не только помощи. Собирать это на торжественный прием? Она будто до сих пор скитается по лесам в компании цели номер один.
Он меряет девчонку задумчивым взглядом, хмыкает: если и так, если она все еще не выбралась из своих лесов, ему-то только на руку.
- Это мне у вас нужно было спрашивать аптечку,  - саркастично замечает он, устраиваясь за столом так, чтобы правая рука оказалась на столешнице. Сбрасывает неуклюжие повязки. В электрическом свете рана выглядит даже отвратительнее, чем он думал.
- Хочу предупредить, я отсек вам часть пальца темномагическим заклинанием, некоторые средства из вашей сумочки могут не подействовать или подействовать слабее. Но если будет нужно, то могу позже подновить обезболивающий эффект. Не хочу, чтобы вы отвлекались в процессе.
Большая половина подписей на флакончиках из одной из косметичек мало о чем ему говорит - среди Лестрейнджей колдомедицина популярной не была и в этом смысле Рабастан типичный представитель. Маггловские штуки знакомы ему еще меньше.

Не то терапевтический эффект усекновения пальца, не то центральное освещение, разогнавшее тени по углам, тому виной, но Грэйнджер будто духом воспряла и, вкладывая свою долю в общий сюрреализм происходящего, деловито шарится по ящикам, по которым с час назад шарил Лестрейндж.
Ну, повезло так повезло, у него пропал запал спорить. Если она считает, что это - везение, все это, так тому и быть.
Он покорно кастует Агуаменти, наполняя выставленные плошки - ранее, при попытке открыть кран над кухонной раковиной, обнаружилось, что трубы явно в состоянии худшем, чем проводка, и вода, до сих пор тонкой струйкой стекавшая с немелодичным журчанием, больше напоминает цветом и прозрачностью мочу. К утру, может, дело будет обстоять лучше, если дать стечь застоявшейся в трубах жидкости, но пока у Лестрейнджа, даже с учетом всех его проблем, желания использовать эту доступную воду для обработки ран нет.
Как нет и у Грэйнджер, стоит отдать ей должное.
Является ли это признаком того, что она собирается все сделать на совесть, или просто показатель ее личной тяги к аккуратности - неизвестно, но, как бы там ни было, думать об этом сейчас не время.
Пока она занимается своим мизинцем, Лестрейндж наблюдает. Вроде бы, лишаться чувств она не собирается, это еще один плюс. Впадать в истерику - тоже. Не хотелось бы, конечно, чтобы девицу догнал шок чуть позже, когда она будет заниматься непосредственно его проблемами, но у него все равно нет выхода кроме как допустить, что его везение продлится хотя бы еще немного.
Да и шок уже мог бы проявиться так или иначе - но как бы внимательно Лестрейндж не всматривался в бледное, но без признаков паники лицо Грэйнджер, следов подступающей истерики там нет. Может, она решила, что это делу не поможет и предпочла "отключить" часть эмоций на время - эта тактика младшему Лестрейнджу знакома даже слишком хорошо.
- Магглы обходятся и без палочек, - указывает на очевидное Пожиратель, осмысляя про себя услышанное. Звучит все достаточно безобидно, хотя у него есть основание предполагать, что все изменится, стоит Грэйнджер ковырнуть как следует в заметно опухшем разорванном плече. Он поудобнее перехватывает палочку, едва не втыкая ее острие в укус, невербально накладывает Обезболивающее. Магию, конечно, стоит использовать по минимуму, но виски помогло куда меньше, чем он рассчитывал, а заполучить болевой шок сейчас совсем некстати.
Теплая волна распространяется от эпицентра, изгоняя болезненную и тянущую пульсацию. Чувствительность снижается, и ему нужно взглянуть на плечо, чтобы убедиться, что укус по-прежнему на месте.
Пока он занимается своими делами, Грэйнджер тоже даром времени не теряет: раскладывает по столу все необходимое, прихватывает волосы, и все с тем же собранным выражением лица.
Прозрачная упаковка, ложащаяся между импровизированным повязочным материалом и пиалой, привлекает внимание.  Пластиковая рукоятка сменяется тонким лезвием, даже на вид кажущимся острым. По крайней мере, коротким - но резануть по сонной артерии хватит.
Лестрейндж с мрачным видом рассматривает скальпель - давать в руки Грэйнджер палочку он не готов совершенно точно, но и подпускать ее к себе вот с этим... Не лучшая идея. Определенно, не лучшая.
С другой стороны, ждать, пока в себя придет Рудольфус, не с руки - пара часов серьезный срок в их ситуации, через пару часов уже наверняка вернется эльф, быть может, вопрос с Министерством получит какое-то решение. Он не может позволить себе ждать два часа лишь для того, чтобы потом вновь проходить через все это.
На самом деле, вопрос стоит даже не так "попытается ли она убить его" - он бы точно попытался и меряет ее по себе. Вопрос стоит так "сколько он проживет, воткни она ему в горло эту маггловскую хреновину". А еще так - "сколько времени ему нужно, чтобы невербально скастовать Аваду".
Не иначе, дело в виски, но Лестрейндж решает эту систему путем уравнивания.
- Я успею убить вас, если вы попытаетесь убить меня, - ставит он в известность о своих планах девчонку. - А когда мы оба будем мертвы, Рудольфус наверняка захочет устроить мне роскошные похороны. Вы же представляете, что может сделать лишенный дозы наркоман, вооруженный волшебными палочками и богатым опытом? Намного проще и спокойнее выполнить наши требования. Особенно вам.
Его волшебная палочка практически упирается ей в бедро - Мерлин знает, что там решит девица. Но пусть и дальше проявляет похвальное самообладание.

- Это у нас общее, мисс Грэйнджер, -  меланхолично замечает Лестрейндж в ответ на слова девчонки о том, что она предпочитает не убивать определенную категорию магов. На деле, ее фраза звучала как-то иначе, но Лестрейндж в размахом пользуется возможностью собственного истолкования услышанного.
Затем становится не до разговоров - несмотря на примененные чары анестезии, Пожиратель отлично чувствует каждое прикосновение. Боли нет, но это ощущение открытости нервирует не хуже постоянной пульсации, и даже успокаивающий голос Грэйнджер не слишком помогает расслабиться. И уж точно не в тот момент, когда она доходит, наконец, до скальпеля, от которого Лестрейндж не отрывает глаз с начала операции.
Под его пальцами ее запястье кажется странно прохладным - может быть, потому что у него усилился жар, а может, потому что она только что сполоснула руки в холодной воде. В любом случае, это странное ощущение вскоре перестает его занимать, когда они оба сосредотачиваются на аккуратных движениях скальпелем.
Хуже он делать не собирается, но это действует куда лучше любых успокаивающих практик - возвращает подобие контроля.
Лестрейндж настолько сосредотачивается на уверенном ощущении чужой руки под своими пальцами, что даже почти забывает о смысле этого мероприятия, почти может абстрагироваться от едва заметного покалывания, когда лезвие отрезает отмирающие куски тканей. Зелье хорошо останавливает кровь, не хуже заклятья, и кухонный стол вовсе не превращается в алтарь для жертвоприношений, хотя сказывается, видать, общее состояние, потому что от запаха крови, на который накладывается одновременно и острый, и приторный аромат растопырника, Лестрейнджа мутит. Общее состояние, существенно помноженное на виски, бутылка которого так и стоит на столе. Надо, кстати, убрать, думает Рабастан, вспоминая о Рудольфусе в гостиной.
Он вытягивает шею, чтобы видеть, что там делает Грэйнджер с его плечом - даже не из-за того, что не доверяет до конца, это-то понятно, а больше потому что и самому интересно.
Вид не так, чтобы очень  радовал - впрочем, его заметно попускает тот факт, что он оказался хоть в чьих-то, пусть и не самых заботливых, руках. И хотя эта претензия к заботе пока не имела под собой ни малейшего основания - Грэйнджер делает все споро, четко и вроде бы старается, действительно старается не допускать лишних травм - Лестрейндж не считает, что Гермионе Грэйнджер вообще должно быть дело, как скоро он помрет, оказавшись подальше от нее.
Он выдыхает следом, кивает на ее "кажется, все", расцепляет пальцы - кровь на лезвие скальпеля подсыхает и тускло блестит в неярком электрическом свете.
Лестрейндж провожает взглядом скальпель, вновь вцепляясь в палочку. Он был почти уверен, что скальпель окажется у него в горле, теперь можно это признать. И облегчение от того, что этого не произошло, накатывает с такой силой, что он едва понимает, что говорит Грэйнджер следом. Впрочем, и пойми он это - помогло бы не сильно.
Это не просто больно - с точки зрения самого пациента, это сопоставимо с Круциатусом, вот только все ощущения от непростительного не равномерно распределены по телу, а сосредоточены на квадратном дюйме, совершенно четко принадлежащем Лестрейнджу.
Пока он промаргивается от темноты в глазах, почти с удивлением обнаруживая, что рука на месте - казалось, будто внезапно появившийся из ниоткуда дракон заживо сжег ее в приступе дурного настроения - Грэйнджер что-то говорит. Что-то наверняка важное, но Лестрейндж не в том состоянии, чтобы воспринимать информацию, поэтому он просто отпивает из всунутого в руку флакона, ожидая любого эффекта, но на деле у него всего лишь проходит тошнота и проясняются мысли.
- Делайте. Давайте уже закончим с этим, - он сам удивляется, насколько хриплым оказывается его голос. Откашливается, поглядывая в пиалы.
Грэйнджер так же деловито накладывает повязку - она вообще все делает очень быстро и четко. И соображает. Возможно, дело в пережитом, но Лестрейндж против воли начинает усматривать кое-какие параллели между собой и этой девицей. Хотя бы в том, что касается их роли в сюжете: роли не главного героя, но того, кто рядом. Уж наверняка она эти свои аптечки на прием не от хорошей жизни и не случайно потащила - во всем видна привычка, буквально ставшая второй натурой. Как и это умение отстраниться, отдать откуп холодному расчету.
Интересно даже, чувствует ли она себя на своем месте среди других - среди оравы Уизли, возле грубо играющего Бруствера?
Ему кажется, что нет - но то всего лишь пьяные бредни.
- Если хотите спать, любая спальня на втором этаже в вашем распоряжении - я запечатал дом при прибытии, можете даже не пытаться выбраться отсюда без моего позволения. Или пытайтесь, мне все равно,  - устало и угрюмо информирует Лестрейндж занимающуюся своим мизинцем Гермиону - его вообще отчаянно раздражает эта возня - люди совершенно точно переживают потерю фаланги, он тому пример - но дело, скорее всего, всего лишь в том, что напряженное ожидание ответа на его послание не лучшим образом сказывается на нервах. - Как вы считаете, Министр пойдет на сделку? Я понимаю, что вы заинтересованное лицо, не меньше, чем я, но все же - теоретически - как вы считаете?
Он выбивает из пачки последнюю сигарету, закуривает - плечо все еще ноет, но хочется надеяться, что это хороший знак.

Он никак не комментирует ее слова насчет пожеланий выспаться в собственной постели - улавливает иронию и предпочитает промолчать. О том, что он сам, к примеру, предпочел бы выспаться во Франции, Лестрейндж тоже не упоминает, наблюдая за  тем, как Грэйнджер занимается своим пальцем.
Чисто теоретически, Рабастану известно, что у людей бывает стресс - и бывает ситуация, когда этот самый стресс выплескивается на окружающих. По его прикидкам, Грэйнджер уже давно за той границей, где этот стресс цветет пышным стрессом - но с каждым часом она, кажется, владеет собой все лучше и лучше. Если там, на пустыре рядом с руинами Холла она еще выглядела сбитой с толку, то сейчас вроде бы успокаивалась. Не истерила, не закатывалась в слезах, просьбах, угрозах - словом, вела себя максимально комфортным для Лестрейнджа образом.
Сделала все, что от нее требовалось, без лишних проблем.
Впрочем,  напоминает он себе, она тоже ветеран, причем с той стороны. И лучше бы именно так у ней и относиться.
Это соображение заставляет его внимательнее присмотреться к сидящей напротив Грэйнджер, без дополнительного стимулирования делящейся с ним своим взглядом на обсуждаемую проблему.
Очень сосредоточенную, очень спокойную. Даже чересчур.
Лестрейндж отдает себе отчет, что его восприятие в значительной степени подчинено тому, что он время от времени выпускает из виду, насколько Гермиона Грэйнджер заслуживает внимания. Назвать ее серьезным противником ему не позволит фамильная гордость, к тому же, он предполагает, что их опыт в боевых чарах несопоставим - но она, безусловно, дружит с головой и интересна хотя бы этим.
А потому, когда он окончательно приходит в себя настолько, насколько вообще может, то прослеживает за ее взглядом - и на книги, и на флаконы. Ничего предосудительного.
- Признаться, эта мысль меня посещала, - делиться он, размеренно докуривая и игнорируя слова о стрессе. - Но был риск вызвать совсем иную реакцию - народный гнев, требования не идти на поводу у террористов... Или вы любите рекламу?
Разглядывает реакцию Грэйнджер, отправляет окурок в стакан.
- Я был уверен, что Министерство пойдет на все, лишь бы вернуть вас, - его ошибка, безусловно, но при этом - ее смертный приговор, и она это наверняка понимает. - С моей точки зрения, мы просили совсем немного в обмен на героиню войны. Даже с учетом смерти Поттера - что далеко не факт, потому что мой брат не в лучшей своей форме - зачем им лишние жертвы? Потерять сразу и Героя, и вас - да еще и сознательно...
Лестрейндж не договаривает, пожимает плечами - ему не привыкать чувствовать себя ненавистным врагом, но его порядком утомило это: с победой магглолюбцев все потеряло смысл, а раз так - нет больше необходимости нести знамена разбитой армии. Он не был склонен к этому ни в восемьдесят первом, ни сейчас.
- Полагаю, в третий раз Патронуса от вас просить пока излишне? - вытягивая руку, Лестрейндж перебирает книги, неожиданно бережно дотрагиваясь до корешков, прочитывает про себя названия. - Думаю, в крайнем случае перешлем с эльфом в редакцию Пророка открытое письмо от вас - они смогут его напечатать, сопроводив какой-нибудь вздорной статейкой. А уж в письме, я прослежу, вы выскажетесь максимально недвусмысленно - в том числе и в том, что касается реакции Бруствера на предлагаемые переговоры. Нас в Англии не любят - но вы-то целый живой символ. В каком-то смысле, вы то, за что они все боролись - и против чего боролись мы.

Он узнает зелье, к которому тянется Грэйнджер - и на его вкус, ей нет необходимости прибегать к помощи успокоительного, но ей, вероятно, виднее. Это делает ее реакцию еще более нечитаемой, но ему хватает и того, что она по-прежнему сосредоточена и держит себя в руках.
Сдержанно кивая в ответ на подтверждение его правоту насчет патронуса, Лестрейндж поднимает голову, как раз вовремя, чтобы встретиться взглядом с ведьмой. Ей не нравится его интерес к ее книгам? Кстати, подборка любопытная.
Он снова проглядывает названия.
Лестрейндж не удивился бы, окажись у нее несколько справочников колдомедика - они бы неплохо смотрелись рядом с двумя аптечками, маггловской и магической - а вот все прочее, особенно книга сказок, несколько выбиваются. Как и "Тайны наитемнейшего искусства" - зачем бы магглорожденной ведьме, да еще из команды Альбуса Дамблдора, в свое время приложившего руку к забвению Темной магии в Англии, интересоваться чем-то подобным?
Из любопытства? Из желания узнать о врагах чуть больше?
И в том, и в другом случае он может понять ее интерес и мотивы.
Лестрейндж некоторое время смотрит на Грэйнджер, оставляя в покое книги. Ее ответ на его практически риторическое замечание насчет целей только что отгремевшей войны удивляет даже больше, чем подборка книг в сумочке, захваченной на министерский прием. Ему есть, что рассказать ей насчет приоритетов - в конце концов, Гермиона Грэйнджер знает об Организации лишь то, что было на поверхности в последние годы, а он еще помнит, ради чего все затевалось и какие идеи объединили почти пол века назад чистокровные и родовитые семьи Англии - но сейчас это явно лишнее. Удачная оброненная девчонкой фраза и умиротворяюще подействовавшая медицинская помощь не должны затуманить ему мозги.
- Интересная подборка книг,  - никак не комментируя ее высказывание, вызвавшее в нем внутренний диалог, а уж тем паче это откровенное отстранение, едва ли не противопоставление себя "им", Лестрейндж придвигает к себе пару ближайших книг - как раз "Тайны наитемнейшего искусства" и "Историю Хогвартса". Косится на "Взлет и падение" - у него была точь в точь такая же там, в прошлой жизни. - Полагаю, потратили целое состояние и явно не в Косом переулке купили некоторые из них.
Впрочем, этот светский разговор о книгах едва ли приведет их к желаемому расставанию как можно быстрее, и Лестрейндж приманивает невербальным Акцио со второго этажа замызганный лист пергамента и почти засохшие чернила в вычурной серебряной чернильнице, потемневшей от времени.
- Перо у вас есть? - интересуется он, почти уверенный, что вытряхал из сумочки нечто подобное. - Не будем тянуть с письмом в Пророк. Если,  - он действительно едва не говорит "когда", - к рассвету мы не получим согласия на наши требования, я отправлю письмо.
Мимоходом, не замечая этого, Лестрейндж потирает переносицу, хмыкает.
- Пишите, Гермиона, это должен быть ваш почерк, без дураков. И не забудьте упомянуть, что вы лишились пальца и претерпеваете невыносимые страдания лишь по вине мистера Бруствера и его кабинета. В подробности, насколько я знаю газетчиков, можно даже не вдаваться - у журналюг будет повод похвастаться собственной фантазией, хотя пару полученных Круциатусов упомянуть можно.
От осознания того, насколько сильно он цепляется за оставшийся шанс, вновь начинает мутить - но выпитое зелье, подсунутое Грэйнджер, справляется с этим.
Лестрейндж барабанит пальцами по столу, прикрывает глаза - с каждым часом ему все сложнее верить, что они получат порт-ключ.
- Вы знаете, где можно достать маггловский героин? - внезапно спрашивает он, открывая глаза.

Негромкое шуршание маггловской приблуды приостанавливается. Грэйнджер смотрит в ответ не сказать, чтобы слишком удивленно, но определенно задумчиво.
Лестрейндж выжидает. Насколько он успел понять, девчонка не из тех, кто предпочитает не отвечать на прямой вопрос.
А вопрос важный - то, что добывал для Рудольфуса Петтигрю, подходит к концу. После смерти Питера события развивались стремительно, и хотя Рабастан всегда имел в виду эту возможную проблему, в отдельные моменты ему казалось, что вскоре с ними обоими все будет кончено. Теперь же, из-за того, что за последние две недели младший Лестрейндж уже привык к тому, что жизнь продолжается, этот вопрос вновь встал перед ним во всей своей актуальности - сейчас было не лучшее время для того, чтобы его брат превратился в развалину, что как раз и предотвращал героин, снимая боль и позволяя Рудольфусу действовать.
Ответ Гермионы не слишком проясняет ситуацию. Познания Лестрейнджа о магглах в основном касаются бытовых сторон жизни простецов, и даже если он и слышал упоминания о ночной жизни маггловского Лондона, то едва ли справится, отправившись в один из этих ночных клубов. Потому что кое что Лестрейндж знает очень хорошо - в маггловском мире героин вне закона.
Не то чтобы ему есть до этого дело - а уж имея в виду его проблемы с законом здесь, дома, ему ничего не стоит применить в случае необходимости к магглам чары любой специфику, чтобы добиться желаемого - но этот факт точно означает, что то, что ему нужно, придется искать.
- В ночных клубах вроде тех, что в Сохо? - демонстрирует Лестрейндж кое-какие познания о мире наизнанке. - И я говорю не о паре доз, а о куда большем объеме.
Ну ладно, пара доз тоже неплохой улов - куда лучше, чем ничего, на компромисс младший Лестрейндж всегда был готов и хотя это точно не то, чем он гордится, отказать этому качеству в полезности сложно даже Рудольфусу.
Он собирается уточнить у Грэйнджер что-то еще - быть может, конкретные адреса, быть может что-то еще - но не успевает.
Электрический свет, обнажающий запустение и заброшенность, царящие на кухне, внезапно гаснет - взрывается лампочка, осыпая сидящих за столом магов мелким стеклянным крошевом. Лампочка, пережившая незначительные всплески бытовой магии не выдерживает чего-то, но чего?
Ответом на этот вопрос взвывают сигнальные чары, которые Лестрейндж поставил, не поленился. Низким гулом, перемежающимся с пронзительными трелями предупреждение, что охранный периметр взломан.
Лестрейндж вскакивает на ноги. Его ведет в сторону, он налетает на стол, во внезапно окутавшей кухню темноте на мгновение потерявший равновесие. Стол, не так уж устойчиво стоящий, качается, слышны звуки падения книг, звон разбившейся бутылки, более мелкие удары...
Что-то катится по столешнице, Рабастан реагирует больше инстинктивно, чем обдуманно - накрывает ладонью один из пузырьков из сумочки Грэйнджер.
- Проклятье! - в безопасности этого убежища он был практически уверен, как можно было выйти на коттедж, принадлежащий магглам? - Если дернетесь - я вас зааважу!
Угроза - почти обещание - тяжело срывается с языка. Снова нет места ни симпатии, ни пониманию - только жадное желание убраться подальше.
Невербальный Люмос на кончике палочки подсвещает комнату, Лестрейндж находит взглядом Грэйнджер, стискивает ее локоть, забывая о том, как ноет заново перевязанное плечо.
За ними снова пришли - несмотря на палец, несмотря ни на что. Жизнь девчонки против жизней двух Лестрейнджей - Гермионе Грэйнджер просто не повезло.
Толкая девчонку перед собой, он выскакивает в коридор, ведущий к гостиной: мысль уйти без брата его даже не посещает.

С каждым шагом Рудольфусу кажется, что мир сужается до размера некрупного яблока и застревает у него в глотке. В его крови по прежнему достаточно маггловской отравы, и каждая вспышка заклинаний, каждый скрип рассохшегося пола или ступени старого дома отдается в его мозгу намного сильнее, намного ярче. Но ему нравится видеть и ощущать мир таким, нравится это переполнение, которое он испытывает. Вместо страха, вместо отчаяния, вместо едва выносимой боли только безграничный азарт и желание увести за собой с тропы как можно больше врагов.
Он следует за Рабастаном бездумно - так, как, наверное, тот следовал за им все эти годы. Не выпускать брата из вида, быть поблизости - все сводится к простейшим реакция. Его младший брат наверняка бы оценил, что это проявление братской привязанности Рудольфус списывает на то, что обдолбался героином. Да чего уж там.
Куда делась грязнокровка?
Лестрейндж оборачивается, рыщет взглядом по темной гостиной, которая в перемежающихся разноцветных вспышках безумно красива, и бросается за братом. Если его брат по каким-то причинам не собирается накладывать на грязнокровку заклятие Подчинения, он сделает это сам: девка пережила войну, участвовала в битве у Хогвартса. Если она сможет хотя бы прикрывать братьям спины и время от времени кастовать Ступефай - это уже больше, чем то, на что они рассчитывают.
От очередной атаки на защитный купол дом содрогается и Рудольфуса швыряет на стену. Не выпуская из руки волшебной палочки, он бормочет подкрепляющие чары, по одной разрывая связь с Холлом и накладывая родовую защиту на этот жалкий коттедж. Он знает, что не успеет, но в их положении любой намек на защиту и усиление собственной силы не будет лишним, и пока бой не вышел в открытую, пока чары, наложенные Рабастаном, сдерживают натиск, Рудольфус пользуется каждой секундой, что есть в его распоряжении.
Он так увлечен, потому что старательно вспоминает древние и мельком виденные заклятья (ему не могло прийти в голову, что однажды придется отказаться от Лестрейндж-Холла, что придется разрывать эту связь с майоратом, что он лишь пробежал глазами запутанный и сложный текст), что не сразу понимает, что именно выкрикивает Рабастан.
Девчонка в углу кухни и вовсе похожа на загнанного зверька, Рудольфус уже забывает, что собирался использовать ее для обороны коттеджа...
Дом снова встряхивает. Появляется и исчезает ощущение, что его подбрасывает на ладони великан-невидимка.
Порт-ключ? у девки? Как такое возможно?
- Я думал, ты обыскал ее, - рычит Лестрейндж-старший, переводя яростный взгляд на Грэйнджер.
Новая вспышка. Старая яблоня за окном, под которой он целовал Беллатрикс уже после их побега, вспыхивает и кренится к дому. Стекла кухонных окон трескаются с тонким звоном от близости сильного магического жара, дом будто стонет и этот стон превращается в пронзительный вой, когда последние круги защиты сметены.
Рудольфус подскакивает к Грэйнджер, пользуясь тем, что маггловское зелье по-прежнему не дает его позвоночнику вспомнить о травме, вновь хватает ее за хвост на затылке, наматывая на кулак, заставляет закрокинуть голову, не церемонясь.
- Какая маленькая предусмотрительная сучка! - его губы кривятся в широчайшей ухмылке. - Баст, активируй портал!
- Я не знаю, куда...
- Плевать! Оттуда мы сможем аппарировать, пусть хоть она настроила порт-ключ на само Министерство! Отсюда нам нужно убираться!
Его брат подхватывает с пола несколько книг и склянок, и за одно это Рудольфусу хочется его убить, оживить и убить повторно, но все же переводит взгляд на портал.
Дом снова вздрагивает, от горящей яблони занимается стена и по кухне расползаются клубы душного дыма.
- Убирай нас отсюда! - сквозь хриплый рык прорывается неестественный хохот. Неужели они поживут еще немного. Неужели еще не конец.
Ярко-красный луч Ступефая прорезает дым, Лестрейнджи инстинктивно отскакивают в разные стороны, пропуская заклинание между собой, однако Рабастан продолжает цепляться за запястье девки.
Рудольфус дергает ее на себя, разворачивается одновременно и теперь Грэйнджер живым щитом прикрывает его от новых атак из-за разбитых окон.
- Авада Кедавра! - зеленая смерть едва не задевает щеку Грейнджер, когда Рудольфус посылает ответные чары в окно, потому что тремор в его руках усилился за последние несколько дней до предела. Поняв, что от прицельных чар сейчас проку не будет, Лестрейндж широким росчерком палочки посылает в окно мощное Лацеро.
- Ну же, - шепчет он на ухо девчонке, оттягивая тяжелый хвост. - Мы убьем их всех, маленькая запасливая сучка!

- Я и обыскал, - огрызается Рабастан, который действительно обыскал Грэйнджер - кажется. А потом, даже когда обнаружилось, что ее сумка не так проста, как мнилось, не думал, привыкший к флеру наивности, обычно окружавшую их победивших врагов за редким исключением, что у нее будет с собой порт-ключ.
Конечно, размышления о том, почему Гермиона Грэйнджер на министерский прием собиралась как на войну сами по сеебе увлекательны, но увы, увлекаться-то прямо сейчас он не может себе позволить.
продолжая сжимать пальцы девчонки, он отступает, пропуская яркий луч заклятия, впивающийся в деревянный пол с жадной решимостью, но затем, когда Рудольфус разворачивается ее перед собой - ну что же, это естественно, что  у братьев похожие тактики, Рабастана научил этому приему именно старший брат - все таки отпускает руку Грэйнджер, чтобы не вывихнуть. Оставляя ложку
Пародия на заботу, и тем не менее.
Между тем в кухне поддаются окна, стекла разлетаются на мелкие жалящие осколки, в образовавшиеся проемы валят клубы удушающего дыма.
Рудольфус что-то орет, а Рабастан, наклонившийся, чтобы поднять с пола кое-какие книги - движение инстинктивное, автоматическое, неосознанно - чувствует, что плывет, теряя способность к концентрации.
Повторный окрик брата заставляет избавиться от морока, он встряхивает головой, снова хватает Гермиону за руку, собираясь забрать ложку - но та быстрая, куда быстрее, чем он сейчас. Вспышка Авады все еще слепит, а он чувствует характерный рывок в районе солнечного сплетения, мощнее, ярче, чем аппарация.

Едва они оказываются... где-то, Лестрейндж фокусируется на ложке, ныряет за ней и подхватывает с пола. Почерневшая, искореженная - порт-ключ, только что спасший их всех, больше не сработает. В первый момент он  не обращает внимания на возню, которую затеяли его спутники, но вскоре поднимает голову, выпрямляется - в руках по-прежнему зажаты книги, волшебная палочка.
Мантия осталась на кухне, плечо ноет, кажется, он фантастически пьян - но они ушли, ушли снова. И кого благодарить в этом случае, у него не вызывает сомнения.
- Руди, - он толкает брата в грудь, отвлекая от девчонки, встает перед ним, готовый в случае необходимости кинуть брату в лицо книгами и использовать магию, пока тот на отходняке. - Руди. Она вытащила нас оттуда, слышишь? Вытащила.
На отходняке... О, Мерлин.
Рабастан надеется, что его брат захватил необходимый ему наркотик - все, что осталось. Надеется, что хотя бы в первое время у них не будет хотя бы этой проблемы, обсуждение которой прервало появление авроров.
- Ты забрал кисет из коттеджа? - ровно спрашивает он, скидывая книги на ближайший столик. Оглядывается, чтобы не смотреть на брата и не прочесть ответ по лицу. - Где мы, мисс Грэйнджер?

Рудольфус запрокидывает голову, бесцельно таращится на потолок, скудно подсвеченный от зашторенного окна, жмурится, когда комнату заливает яркий электрический свет. В отличие от коттеджа, который они только что покинули, здесь куда уютнее;  чувствуется, что этот дом обитаем.
Рудольфусу наплевать. Его домом всегда был Лестрейндж-Холл, и все прочее лишь жалкие фальшивки. Он оказался фантастическим однолюбом: Холл, Беллатриса... А может быть, просто слишком тупым, чтобы менять привычки.
Он тянется к карману мантии, хлопает себя по рубашке. Ни мантии, ни кисета с зельем. Он пуст, и в горле уже началось неприятное покалывание, сменяющее эйфорию от укола. Боль пока терпима, но скоро она обособится, станет самостоятельным существом, прогрызающим путь через позвоночник.
Когда Рудольфус не видит перед собой врага, ему сложнее. Он не может понять, что делать и с кем сражаться.
Там, в оставленном коттедже, на руинах, в Мунго было проще. Там нужно было всего лишь делать то, что у него и так получалось лучше всего.
- Заблокируй камин, сейчас же, - рычит он, едва улавливает смысл слов девки, но продолжает таращиться в потолок. Когда брат опускается рядом, морщится - диванные подушки передают каждое движение прямиком в позвоночник, спина протестующе ноет.
Лестрейндж кладет волшебную палочку на колено, не слушает, что говорит Рабастан, а следит немигающе за Грэйнджер. Его брат может петь свои красивые умные песни хоть до утра, но девка должна знать: Рудольфус не спустит с нее глаз. Пусть даже не пытается выкинуть какой-либо фокус...
Из успокаивающих размышлений о том, что бы он сделал, если бы Гермиона Грэйнджер попыталась сбежать, его выдергивает заключительная часть предложения Рабастана.
Рудольфус вскакивает на ноги, не обращая внимания на боль в поврежденной спине, на отскочившего с шипением кота.
- Ты свихнулся! - Он наклонятся к брату, вцепляется ему в плечо, приближает лицо так близко к лицу Рабастана, что различает черный зрачок на фоне темно-коричневой радужки. - Чем она нам может помочь? Чем ты можешь быть нам полезна?
Последнюю фразу он бросает уже в сторону Грэйнджер, обегает ее взглядом от подола нарядной синей мантии до небрежно завязанный в растрепанный его усилиями хвост. Останавливается на замотанной повязкой ладони. Он, кажется, что-то пропустил, но да хер с ним.
- Письмо в "Пророк"? Да почему бы не сразу Скримджеру? У тебя ничего не вышло, вот и все. Грязнокровка никому не нужна, а ты считаешь, что она будет полезна нам...
Не вытащи она их из того коттеджа двадцать минут назад, он бы убил ее на месте. Голыми руками бы забил, вымещая злость и разочарование.
- Какого драккла ты вцепился в нее, Баст? О чем ты хочешь с ней договариваться?

Рудольфус хватает его за плечо, орет прямо в лицо и Рабастан морщится, мотает головой. Вопли брата, куда более спокойный тон Грейнджер - все это сливается для него в какую-то лютую какофонию, ему приходится прилагать невероятные усилия, чтобы ухватить хотя бы общий смысл того, чего они от него хотят.
С Рудольфусом проще - Рудольфус всегда хочет одного и того же и за более чем тридцать лет осознанного существования Рабастан уже приноровился к мотивам и желаниям старшего брата, но вот Грэйнджер, определенно, была орешком покрепче: во-первых, Рабастану и в лучшие годы с понимаением женщин не везло, а во-вторых, она ко всему прочему была еще и идейным врагом. Происхождение в данном случае едва ли играло роль - и на нем Рабастан не фокусируется, что после короткой рефлексии вызывает у него вспышку удивления: как давно ему стало действительно наплевать на чистоту крови и есть ли другие симптомы у этого психического заболевания.

Он с удовольствием бы подумал об этом как следует - в конце концов, большая часть его желаний в жизни сводилась так или иначе к желанию, чтобы его оставили в покое, давая как следует подумать обо всех этих многочисленных вещах, которые его интересуют - но обстоятельства снова против.
- В Англии есть и другие издания магической прессы, - отвечает он так, как будто Рудольфус только что не потряс его как крысу, запустив пальцы в плечо, немедленно отозвавшееся вспышкой острой боли, лишь слегка притушенной выпитым виски. - Не подчиняющиеся Министерству издания - мы можем отправиться туда.
Он кидает короткий взгляд на Грейнджер - это не удивительно, но она намного лучше Рудольфуса понимает ситуацию.
Впрочем, это не ей сейчас комплимент - даже полубезумный их домовик, оставшийс в коттедже, наверняка понимает ситуацию намного лучше Рудольфуса. Даже дракклов кот, продолжающий гипнотизировать обоих Пожирателей взглядом, правда, с небольшого расстояния.

- Мы не будем убивать вас, мисс Грейнджер, - говорит Рабастан, чувствуя, как пальцы брата сжимаются на его плече еще сильнее - дракклов Рудольфус. - У нас перед вами долг жизни.
Это он говорит, глядя Рудольфусу прямо в лицо - пусть подавится. Пусть услышит своими ушами - но намного важнее другое: не важно, стоят они на родовой земле или в маггловском доме грязнокровки, урожденный Лестрейндж подтверждает долг жизни.
Вслух, без принуждения - и Рабастан торопится это сделать, чтобы заткнуть брату рот.
Тот смотрит на него - о, ирония - как на умалишенного, встряхивает еще раз:
- Ты совсем свихнулся!.. Долг жизни - и перед кем?!

Рабастан слишком пьян, слишком зол, слишком вымотан - и всего лишь несколько часов назад он вылез из фамильного склепа, твердо уверенный, что вот-вот сдохнет, а еще у него немилосердно горит плечо, как будто Грейнджер плеснула на рану не заживляющего, а какого-то маггловского инсектицида. По крайней мере, Рабастан почти уверен, что эффект был бы таким же.
И все это в совокупности приводит его из обычно-унылого расположения духа в просто-таки мрачное. А еще делает склонным к необдуманным поступкам, так что, едва Рудольфус отшатывается, дергая, впрочем, его за плечо на ноги, чтобы наверняка в очередной раз ухудшить ситуацию до крайности, Рабастан выдергивает деревяшку из-под бедра и практически тычет ею брату поддых.
- Петрификус тоталус.
Не ожидавший подобного Рудольфус валится на пол этой аккуратной гостиной с грохотом, заставляющим кота вздыбить шерсть на спине и зашипеть. Рабастан тщетно ищет в себе признаки угрызений совести, но безрезультатно.
Невербальными чарами приманивает к себе палочку брата - он ее, кажется, отнял у Молли Уизли? - и перекидывает чужую деревяшку Грейнджер.
- Я знаю, у вас хорошо выходит работать с чужими палочками. Заблокируйте камин, мисс Грейнджер.
Смотрит на Рудольфуса - не хочется, но смотрит, читая в его горящих яростью глазах обещание смерти.
Ничего, это не первый раз, успокаивает себя Рабастан, поднимаясь на ноги. Если он правильно разыграет карты, то отделается сломанным носом.

Его ведет - немного, но неприятно. Рабастан с силой проводит рукой по лицу, царапая щеку рукоятью деревяшки - вторую руку, понятно, оберегает, лишний раз не дергается.
- Дом точно ненаносим? А ваши друзья - они здесь бывали? Смогут добраться сюда по памяти? - он, задери его Фенрир, должен быть уверен, что сможет оставить Рудольфуса здесь в относительной безопасности.
Рабастан отдает себе отчет, что такая уверенность - это роскошь, позволить которую он себе не может, и мрачно ухмыляется, когда до него доходит ирония происходящего: он, по видимому, хочет, чтобы Грейнджер убедила его в том, что это самое подходящее место для Рудольфуса.
Впрочем, сейчас он много чего позволить себе не может - например, выбирать.
- Разберемся с письмом куда бы то ни было позже, - отрывисто говорит Лестрейндж, у которого есть забота поважнее. - Я спрашивал у вас насчет героина. Вы уже догадались, да? Нам придется достать сколько-то - и вы мне поможете в этом. Раньше... Его поставщик мертв, а я не выяснил, где брать все необходимое, знаю только, что это распространено у магглов.
И так уж вышло, заканчивает про себя Рабастан, что прямо сейчас у него есть специалист по магглам - прямо-таки козырь в рукаве.
- Вот этим и замемся - иначе все просто развалится, - признает он против воли - хотя наверняка умненькая Грейнджер и так сообразила, что последнее, что им всем сейчас нужно, это Лестрейндж-старший в состоянии ломки.
Им - и магической Британии, будь она неладна.