Рабастан входит в спальню к его жене с совершенно хозяйским видом, и это вновь будит в Рудольфусе уснувшую было ярость - впрочем, ненадолго.
Негромкая беседа брата с Беллатрисой совершенно не слышна от порога, но Рудольфус не входит в комнату, по прежнему подпирая собой дверной проем.
Только когда жена обмякает, уронив руку едва не до пола, Лестрейндж оживает и отчасти удивляется тому, что он сам, своими руками сделал с Беллатрисой. Это легкое удивление прокатывается как морской бриз над его сознанием, короткое и едва ощутимое, но морское послевкусие снова возвращает Рудольфуса в мир его болезненных фантазий, где окружающие люди - не более, чем куклы, чья боль нереальна и фантасмогорична.
Он резко перешагивает порог, подходит к Рабастану и опускает руку ему на плечо.
- Не смей больше никогда подходить к ней.
Брат вскидывает непонимающие глаза, но Рудольфусу уже наплевать - он отлично помнит каждый взгляд, который Рабастан посвятил Беллатрисе, проведя четырнадцать лет в камере напротив ее.
- Ты считаешь меня глупцом? - его голос звучит обманчиво спокойно, низко и протяжно, когда он смотрит сверху вниз на опустившегося на корточки у кровати Рабастана. - Я предупреждаю тебя лишь потому что ты мой брат по крови. Ни одного взгляда, ни одного жеста. Эта женщина принадлежит мне. Навсегда.
Рабастан медленно выпрямляется. В какой-то момент Рудольфусу кажется, что  Младший хочет что-то сказать, но тот демонстрирует присущее ему здравомыслие и молчит.
- Убирайся.
Брат чуть медлит, как будто не делая оставлять Рудольфуса с его женой.
- Убирайся!
Приказ в голосе Рудольфуса невозможно игнорировать.
Рабастан выходит прочь, унося с собой пустой стакан.
Так и должно быть - Беллатриса принадлежит только ему, Рудольфусу. Как и он ей. Никто никогда не сможет встать между ними. Никто не сможет их разлучить впредь.
И Рудольфус убьет любого, в том числе и саму Беллатрису, попытайся она отречься от него.

Он приподнимает одеяло и осматривает жену. Она с трудом дышит, а мокрые полотенца на ее спине нагрелись от жара ее тела.
Чарами охлаждая полотенца, Лестрейндж применяет Эннервейт и садится рядом с Беллатрисой, вытягивая больную ногу и разворачивая ее голову к себе за подбородок.
- Тебе понравится, Беллатриса. Тебе понравится то, что я сделал с тобой, - полубезумно выдыхает он, поглаживая большим пальцем нижнюю губу жены, размазывая кровь по подбородку. В сумерках ее кровь кажется почти черной на болезненно-бледном лице с огромными тенями под глазами и прилипшими ко лбу волосами. Никогда еще Беллатриса не казалась ему настолько прекрасной.

офф. а что вы хотели, Азкабан. Вот так Руди стал совсем маньяком

Рудольфус непонимающе смотрит на жену. Убить ее? Да за что же?
Ей просто нужно напомнить об основных правилах поведения, вот и все. И это задача мужа, с которой он справляется. Может, плохо, может, хорошо, но справляется.
- Я не хочу тебя убивать, - он мотает головой, продолжая поглаживать Беллатрису по губе. - Совсем не хочу. Но мне нужна жена, которая не будет со мной спорить. Которая не будет показывать свой нрав - это все, что мне нужно.
Лестрейндж замолкает, убирает руку и тяжело опускает ее на колено.
Забота? Поддержка? За кого она его принимает, за слюнтяя и неженку?
Ему не нужна ее забота, не нужно доверие. Ему нужна ее верность, ее душа и тело. Пусть ненавидит, пусть любит - но пусть всегда будет рядом и будет принадлежать ему.
Рудольфус глубоко вздыхает, глядя в одну точку остановившимся взглядом, а когда вновь поворачивает голову к жене, его спокойствие уже сменяется напряжением.
- Ты навсегда моя, Беллатриса. Ты будешь жить моей и ты умрешь моей - я приду за тобой даже из пекла, если потребуется, чтобы и после смерти ты была только моей.
Все эти годы он не мог прикоснуться к ней, вынужденный бессильно видеть лишь реакцию брата на ее поступки и перемещения, и теперь, когда прошлой ночью она была так покорна и податлива, он не допустит, не даст жене снова сбежать от него в ее ледяную крепость непокорности.
- Боль пройдет, - почти ласково говорит он, наклоняясь к губам Беллатрисы, вдыхая идущий от нее аромат виски и крови, - и тебе понравится. Я сделал это для тебя.

Когда жена не ломает комедию, не издевается и не отпускает саркастические замечания, ему почему-то намного проще ее слушать. И он слушает.
Даже не сердится, когда она обвиняет его в сумасшествии и велит уходить - его демоны вдоволь порезвились этим днем и пока не собираются покидать свою пещеру в глубинах его психики.
И когда она отстраняется, он опускает руку ей на шею, поглаживая теплую кожу с бьющейся под тонким покровом жилкой, и сразу же убирает руку, доставая волшебную палочку.
- Погоди, я все сделаю, - также негромко бормочет он, засвечивая Люмос и снимая полотенца с ее спины. Они теплые и влажные, пропитанные кровью, кровь вновь везде - повсюду, на простыне, на одеяле, наволочках и лице Беллатрисы.
При свете Люмоса кровь кажется намного более яркой, чем в полутемной комнате, и Рудольфуса внезапно пронзает острый страх,  что он мог потерять жену - настолько острый, что у него перехватывает дыхание, как будто это не он виновен в ее состоянии.
Шрамы на ее спине, побагровевшие и распухшие, кое-где вскрылись, с каждым ударом сердца женщины выплескивая чистую, благородную кровь - и Рудольфус применяет какие-то полузабытые чары, которыми владел еще в Хогвартсе, но не слишком успешно: бытовая мелочь, годящаяся, чтобы залечить царапину, не помогает против той ярости, с которой он погружал острие ножа в спину женщины, жениться на которой так хотел когда-то.
Однако остается остановить кровь - судя по всему, ненадолго.
Рудольфус снова чистит и охлаждает полотенца, как это делал Рабастан, и накрывает ими раны.
А затем опускается на пол возле кровати, опираясь спиной на тумбочку и с наслаждением вытягивая ноги через всю комнату. Так его лицо напротив лица Беллатрисы, и он видит, что она продолжает кусать губы.
Рудольфус приподнимает подбородок женщины и заживляет ей губы - уж на это несложное дело хватает и его познаний в колдомедицине.
- Я не уйду, - хрипло говорит он. Раскаянию не место в душе Рудольфуса Лестрейнджа, и он сцепляет зубы, чтобы не сказать много других ненужных слов, почти нежно поглаживая жену по волосам. - И я не дам тебе умереть.

Рудольфус молчит, несмотря на то, что Беллатриса требует ответа. Он не знает, не умеет, да и не может взять и вывалить ей вдруг правду, от которой и сам старается держаться подальше.
Она просто не представляет, насколько он от нее зависим - и лучше бы, чтобы никогда не представила, иначе ему придется убить ее. Он не может, не должен быть зависимым ни от кого, тем более, от женщины - и это признание он готов унести с собой в могилу.
Не нужно Беллатрисе слышать, как она ему нужна. Что он сразу понял, что сможет быть счастливым с любой другой женщиной, но что предназначена ему именно она.
Поэтому Рудольфус молчит, передает подушку и продолжает сидеть на полу, пока жена не засыпает.
Во сне ее лицо разглаживается, брови, трагически изогнутые, превращаются в мягкие стрелки, и благодаря не то щадящему свету притушенного Люмоса, не то полному впечатлений дню Беллатриса выглядит моложе своих лет.
Да ему и не важно, по настоящему-то, как она выглядит - для него она всегда была, есть и, наверное, будет самой желанной женщиной мира. Есть красивее - Рудольфус не стал бы отрицать. Есть моложе - это очевидно. Но для него существует только Беллатриса Блэк.
И от того, что он не может признаться в этом ей - да и себе лишь в том случае, если изрядно выпьет - его мучает эта так неподобающая Лестрейнджам слабость.
Рудольфус откидывает голову на тумбочку, с удовольствием прикладываясь затылком о прохладную деревянную поверхность, чтобы вышибить все лишние мысли. Вытягивает поудобнее поврежденную ногу и складывает волшебную палочку на колени, чтобы можно было схватить ее в любой момент.
Он не собирается спать, разглядывая на потолке игру теней от ветвей за окном и чувствуя, как ночная прохлада сменяет дневной жар.
В доме тихо-тихо, только слышно, как шуршит переворачиваемыми страницами газет в своей комнате Рабастан.
Завтра Питер достанет все необходимое, послезавтра - Лондон.
И если уж открывать чистую страницу, так почему бы не начать с брака.

Когда он просыпается утром, неуклюже привалившийся к тумбочке, первое, что он видит, это бледную щеку жены и густую тень от ресниц на ее скуле.
Беллатриса дышит тяжело, будто в лихорадке, и ее по-прежнему бьет дрожь.
Тонкая простынь поверх ее спины опять пропиталась кровью.
Рудольфус спускается на кухню и видит пузырек бадьяна, многозначительно выставленный в центр кухонного стола.
Когда он возвращается в спальню с бадьяном, Беллатриса не спит.
- Полежи спокойно, - Лестрейндж демонстрирует бадьян в своих руках в знак того, что пришел с мирными намерениями.

Отредактировано Rodolphus Lestrange (2 марта, 2015г. 21:38)

Беллатриса никак не реагирует на его приход, что, возможно, не так уж плохо.
Он пытается осторожно поднять простынь, которая давно намокла кровью - и то, что ему удается это сделать относительно без труда, не очень хороший признак: это значит, что раны не спешат затягиваться.
Несмотря на то, что он прижег порезы, из них все равно сочится кровь и сукровица - зачарованный кинжал режет глубоко и безжалостно.
При свете дня спина жены выглядит даже хуже, чем казалось вечером, и Рудольфус принимается обтирать воспаленные шрамы тряпкой, вымоченной в бадьяне, а затем и вовсе льет темно-коричневую настойку на кожу, не экономя.
- Не дергайся, - миролюбиво говорит он, когда Беллатриса пару раз проявляет беспокойство. Сейчас он тоже не хочет ссориться - и ему действительно не по себе от того, что в какой-то момент прошлой ночи он подумал, что она мертва.
Когда со спиной покончено, он отставляет пустой флакон на тумбочку и смотрит на садящуюся на кровати жену.
Ее спокойный и холодный голос звучит отстраненно, будто она под заклятие Подвластия. Это странно, это непохоже на нее, а Лестрейндж не любит все странное и нетипичное.
Он кружит по комнате, поднимая костыль,  никак не может найти ее волшебную палочку, пока, наконец, не догадывается применить манящие чары - деревяшка Беллатрисы вылетает из под кровати и оказывается у него на ладони. Однако отдавать требуемые вещи Рудольфус не торопится.
Подойдя к кровати, которую позапрошлой ночью они делили с пылом новобрачных - эти воспоминания приятной теплотой отдаются в позвоночнике - Лестрейндж садится рядом с женой, ставя костыль между коленями и удерживая обе волшебные палочки в руке.
- Есть кое-что, что я хотел бы сказать тебе прежде, чем ты выйдешь из этой комнаты, - слова даются ему нелегко. - То, что произошло вчера - это вынужденная мера. Ты заставила меня сделать это с тобой. И только от тебя зависит, повториться ли это снова.
Вообще-то, он не уверен, что знает, что с ним происходит - эти накатывающиеся вспышки гнева, безрассудного и слепого, для него не в новинку, он знаком с ними с юности, но никогда еще они не приходили вот так внезапно и практически без причины. И никогда не имели таких последствий.
К тому же, Рудольфус почти уверен, что алкоголь провоцирует это состояние, но отказаться от так долго недоступного средства, дарящего ему успокоение, он не готов.
С ним определенно что-то происходит: с его головой, где-то глубоко внутри.
- Понимаешь, Беллатриса? Не играй со мной, не ври мне, не спорь - и ты будешь в полной безопасности. Я никому не позволю обидеть тебя и не сделаю этого сам - если ты постараешься.

На его слова жена отвечает довольно предсказуемо - вырвав костыль, она принимается одеваться, сохраняя неприступный вид, набрасывает его рубашку, хромает прочь, на пороге подчеркнув, что обижена.
Лестрейндж провожает жену взглядом, не понимая, каких еще слов она ждет - не извиняться же ему, Мордред и Моргана, Беллатриса должна понимать это. Впрочем, их отношения никогда не были ровными, чего там. Пусть обижается, если таково ее настроение. Через некоторое время обида пройдет - не может не пройти, потому что деваться Беллатрисе некуда: Лестрейнджи не разводятся, лишь становятся вдовцами.
Мысли Рудольфуса вновь возвращаются к возможной смерти жены. Оборотень его задери, он же не хотел в самом деле убить Беллатрису. Он точно знает, знает с самого первого года их совместной жизни, что не убьет ее, потому что это будет значить, что он убил часть себя, а кому понравится быть ополовиненным...
Эти простые размышления тягостным грузом ложатся на плечи главе рода.
Рудольфус кладет волшебную палочку жены на подушку, резко поднимается на ноги - слишком резко. Колено пронзает острая боль, будто по ноге пустили Инсендио, в глазах чернеет. Он глубоко вздыхает, чтобы побороть головокружение, но это провоцирует кашель.
Долгий, мучительный - Лестрейндж вынужден вновь опуститься на кровать, упереться кулаками в колени, откашливаясь и чувствуя, как горят легкие.
Им нужен этот фестралов колдомедик, правота Милорда неоспорима.
Практически поборов кашель, Рудольфус ощущает покалывание под правой лопаткой, несильное, но назойливое, однако не обращает на него внимания, медленно встает, прислушивается к себе - вроде бы, все в порядке.
Выходит в коридор, посматривая на дверь в ванную, размышляет...
Рыдания, доносящиеся из-за двери, его беспокоят. Как он уже знает, его жена - прекрасная актриса, так какого драккла она рыдает в одиночестве, растрачивая слезы и талант.
У Лестрейнджа тяжелое утро - похмелье, обоснованные претензии Беллатрисы, появившаяся мысль о том, что у него что-то с головой сделали это утро просто отвратительным, однако рыдания его женщины в ванной комнате настолько перекрывают все прочие впечатления, что Рудольфус толкается в дверь.
Не заперто, отлично.
Пройдя по крохотному закутку, он останавливается прямо перед женой, приподнимая ее мокрое лицо, отводя прочь закрывающие ладони.
- Я сожалею о том, что произошло. Сожалею, что причинил тебе боль. Не заставляй меня произносить это снова, Беллатриса, - с грубоватой нежностью Лестрейндж гладит ее ввалившуюся щеку, горестную складку у губ. Ему вообще есть, о чем пожалеть, но он никогда не жалел о том, что женился на ней - зато для Беллатрисы, наверное, этот факт - неисчерпаемая причина жалости к себе.
Эта мысль неприятна - мысль, что жена несчастлива с ним, что ее слова о ненависти не просто острая приправа к их семейным ценностям, а самая настоящая правда. Рудольфус отдергивает руку, но тут же возвращает ее на плечо Беллатрисы, гладит чувствующиеся под платьем кости плеча, отгоняет крамольные мысли: не следует задумываться слишком о душевном состоянии Беллы. Ему так точно не следует.
Зато он знает, чем ее можно отвлечь.
- Мы на свободе, Беллатриса. Мы свободны и на этот раз никто нас не остановит. Мы отомстим всем тем, кто упрятал нас в Азкабан. Тем, кто отвернулся от Повелителя. Тем, кто предал нас. Убьем их всех, - глаза Лестрейнджа загораются фанатичным огнем, губы разъезжаются в широкой и безумной ухмылке. Он не смотрит на жену, перед его взором кровь и огонь.

Отредактировано Rodolphus Lestrange (28 марта, 2015г. 14:10)