[AVA]https://pp.vk.me/c624130/v624130774/f179/Wx-7lbMQEa4.jpg[/AVA]
- Это все сущие пустяки, - Беллатриса выдает немного кривую улыбку, - если что, бросите меня там, - предлагает Беллатриса, - тем более, я думаю что ничего серьезного. Завтра уже смогу нормально передвигаться. И ты тоже хромаешь.
Тема наследника - очень скользкая, и Беллатриса нервничает, надеясь, что Рудольфус сейчас за неё не уцепится. В Азкабане она ему призналась, что глотала противозачаточное - все, чтобы только насолить Рудольфусу. Конечно, она уже раскаялась, но Рудольфуса это не будет волновать, когда он не захочет поменять свое решение.
И она будет, будет называть деверя Бастиком. Одно только, как его лицо неприязненно искажается, когда она его так называет, стоит этого. В этом прозвище, пожалуй, и заключается корень их неприязни. Он выставляет её дурой перед Рудольфусом, она называет его Бастиком и оба безгранично раздражают друг друга.
- А то что? - переводит тему Беллатриса, - если я продолжу тебя так называть, что ты мне сделаешь? Это угроза? - Беллатриса сжимает ладонь так, чтобы этого не видел Рабастан. Словно она ищет поддержки мужа. Лучше Рудольфусу злиться на брата, чем на нее, Беллатрису - убеждена Лестрейндж.
- Похищение может привлечь много внимания, - снова встревает в обсуждение дальнейших планов Беллтриса, - запугивание тоже не пойдет. Мы не так сильны, как прежде, имя Темного Лорда вызывает меньше страха. Это, конечно, только пока, но шанс, что запуганный нами доктор вызовет аврорат высок. Думаю, можно было бы его подкупить. Чтобы он заглянул к нам, скажем, в выходной на чашечку чая, а потом, если потребуется, приходил бы и дальше. Придет в первый раз - заставим дать непреложный обет. А до этого не стоит рисковать.
Беллатриса осторожно забирает бокал у Рудольфуса - планы пьяного Лестрейнджа никогда не блещут расчетливостью и продуманностью. Вместо этого она пьет сама, чтобы забыть про ноющую ногу, и про то, что этой ночью снова придется отдавать супружеский долг. Она, пожалуй, несколько подустала, и почти не спала. Было бы не плохо выспаться.
- Руди, когда ты сможешь отнести меня наверх?

Рудольфус в своем репертуаре. Сначала "Рабастан, придумай план", затем - "Рабастан, заткнись!". Может быть, брат подразумевает, что Рабастан должен придумать план и никому его не говорить? Да без проблем.
Впрочем, нужно отдать должное Рудольфусу: его "помолчи" касалось в том числе и Беллатрисы, которая, пользуясь тем, что на данный момент муж к ней расположен, принялась провоцировать его.
Рабастан скрипит зубами и кидает на свояченицу презрительный взгляд. Ничего, из них двоих Рудольфус все равно прислушается к голосу разума, то есть, к нему - а Беллатриса может сколько угодно злиться.
И спасибо, спасибо, спасибо, Мерлин, что Беллатриса в Лондоне не появится. От перспективы таскать за собой обоих родственников у Младшего разом белели губы.
Он вообще не уверен, что появление в банке Рудольфуса - хорошая идея, но вот еще и Беллатриса Лестрейндж, визжащая на гоблинов, точно будет той самой соломинкой, которая сломает спину верблюду.
И как кстати, Рудольфусу что-то не понравилось в словах жены. Наступила на любимую мозоль, надо думать.
Баст пока не очень хорошо понимает, так что же они решили насчет колдомедика, но, судя по тому, что Рудольфус поднимается на ноги, время обсуждений прошло.
Им явно не хватает дисциплинирующего присутствия Долохова - пока составление плана больше похоже на игру в угадайку, которая обрывается на самом интересном месте.
Ничего, они же не прямо сейчас отправляются, а значит, у Рабастана будет время придумать пару рабочих вариантов...
Что?..
Он переводит взгляд с Рудольфуса на Беллатрису.
Таскать ее по лестнице? Нашли домового эльфа.
- Вставай, - просит он ведьму, а когда она поднимается на ноги - интересно, она думает, что он ее в самом деле потащит наверх, будто раб на галерах? - Рабастан вытаскивает волшебную палочку из-за рукава и аппарирует их обоих в комнату, где обосновались супруги.
- Не благодари.

Короткий ответ Беллатрисы - и он собирается уходить. Почти ушел, можно сказать, только вот на пороге останавливается, осознав ее следующую фразу.
- Не понял, - оборачивается Рабастан. - То есть - как это? Ты собираешься спать в моей комнате?
Смешно и печально одновременно, конечно, называть жалкую мансарду "своей" комнатой, еще более трагикомично отстаивать ее перед свояченицей - а вот на тебе, чего не случается.
Рабастан, вместо того, чтобы выкинуть из головы нелепые слова Беллатрисы, выйти за дверь, спуститься к Рудольфусу и Питеру и начать уже конструктивный диалог, прикрывает дверь и поворачивается к ней спиной, складывая руки на груди и мрачно глядя на мадам Лестрейндж.
- Моя мансарда не для тебя. Моя мансарда для меня, об этом свидетельствует притяжательное местоимение "моя". - Он кидает на женщину сердитый взгляд. Как это вообще понимать, какого драккла она портит ему жизнь, стоило им сутки провести на свободе.

Подушка попадает ему в плечо - несильно, но оскорбительно. Швыряться в него подушками - это уже за гранью. Даже предложение спать на полу его не так оскорбляет, как проклятая подушка. Даже это идиотское  "Бастик".
Лестрейндж младший хмурится. Ему хочется проучить ведьму, и приходится напоминать себе, что он - не его старший брат, а значит, несколько весьма соблазнительных вариантов отпадает сразу.
- На мой взгляд, у слова "моя" только один смысл - значит, моя и больше ничья. Ни твоя, ни чья либо еще, - вдается он в ненужный академизм. - Не наша, не, упаси Мерлин, общая. Мансарда моя. Точка.
Ее движение за палочкой не осталось незамеченным, и Рабастан внимательно наблюдает, готовый в любой момент выхватить свою деревяшку и поквитаться с ведьмой. К слову, она вообще помнит, где ее оружие?
От нее всего можно ожидать - любого сглаза. Но, порядком взбудораженный всем, произошедшим за утро, весьма возбужденный тем фактом, что он снова ссвободен даже в той степени, в которой позволяет ему быть свободным Метка - Рабастан не собирается атаковать Беллатрису первым. Если она хочет устроить свару, то пусть хотя бы не посмеет потом обвинять его в глазах Рудольфуса.

От приближающейся Беллатрисы веет раздражением. И ее слова яснее ясного демонстрируют, что мадам Лестрейндж не в духе.
Рабастан вытряхивает палочку из-за пояса и демонстративно пожимает плечами, не собираясь отходить от двери.
Ведьма с костылем наперевес его не пугает.
- Постарайся не задеть саму себя, когда будешь колдовать, - очень любезно советует он, коротко ухмыляясь. - А то тебя точно не возьмут в Лондон.
Следя глазами за покачивающейся палочкой Беллатрисы, нацеленной на него, он чуть отступает, чтобы почувствовать за спиной дверь как Фермопилы, а заодно получить простор для хорошего пинка, и ударом ноги отправляет подушку обратно к женщине.
- Если ты будешь кричать, - медленно и внятно, как умственно-отсталой, поясняет он, - сюда приковыляет Рудольфус. Захочет узнать, что произошло, и тогда я сообщу ему, что героически удерживал его жену в подобающей ей постели. Если хочешь, даже вместе покричим.
Он снова ухмыляется. Нет, с костылем или нет - мансарду он никому не отдаст.

Отредактировано Rabastan Lestrange (13 января, 2015г. 16:09)

Пока он гневно сверкает глазами на это идиотское прозвище, которым она его наградила в еще до-Азкабанский период, бешеная  самка кидается прямо на него всеми своими пятьюдесятью килограммами. Он не ожидает, особенно не ожидает удара костылем поддых - чертова ведьма будто решила, что нажилась достаточно, и теперь стремиться как можно скорее распрощаться с телесной оболочкой, чтобы воспарить к небесам.
Ну уж нет, такого удовольствия Рабастан ей не доставит.
Несмотря на ноющий нос - вот же животное! - он протягивает руки и, обхватив Беллатрису за повязку вокруг щиколотки и за конец костыля, дергает вниз.
Уклоняясь от падающей женщины, резво поднимается на ноги с уже вытянутой в ее сторону палочкой.
- Ты остаешься здесь. А я иду в мансарду, - отрывисто и тихо выговаривает он. Если уж на то пошло, он готов рискнуть гневом брата, разбитым носом - но мансарда останется за ним.

Отредактировано Rabastan Lestrange (13 января, 2015г. 17:51)

Грязная ругань обычно несвойственна меланхоличному от природы Рабастану, но момент и правда из ряда вон, и он позволяет себе пожелать Беллатрисе несколько интимных контактов с магическими существами разной степени отвратительности.
- Дура! - восклицает он, уже переведя дух после высказанного ранее.
А может, и правда здесь и сейчас избавить и себя, и Рудольфуса от этого груза, который зовется мадам Лестрейндж? То есть, Рудольфус, конечно, не вот эталон психического здоровья, но если его специально не провоцировать, вполне контактен - вдали от чокнутой жены.
Палочка подрагивает в руке Рабастана - и глаза у него сейчас почти черные. Семейное сходство со старшим братом проявляется в момент - будто чарами исправили отличия.
... Но тут же он берет себя в руки.
Пусть Рудольфус хоть что делает - шантажировать себя этой ненормальной он не даст. Ее капризы неуместны. Ее выходки непозволительны. Ее безумие должно быть наказано.
Взмахом палочки он отправляет ее деревяшку подальше, под кровать. Пусть ползет на брюхе, стерва. Пусть немного спустится с небес на землю и уяснит - не все и не всегда должно происходить по желанию мадам Лестрейндж.
- Никогда больше. Не заговаривай со мной. Таким тоном.
Отчеканив это, Рабастан награждает Беллатрису еще одним бешеным взглядом и выходит прочь из комнаты, по дороге отшвыривая подальше костыль.
Его чертова мансарда через коридор - а кажется, в другом конце галактики.
Он заходит в комнату, аккуратно прикрывает за собой дверь, хотя хочет долбануть ею изо всей силы - но он же не Рудольфус - и накладывает заклинание тишины.
Пусть вопит, сколько влезет. Пусть хоть что делает.
В ярости он не валится на кровать, а спокойно ложится, давая себе труд разуться и поставить ботинки перед кроватью.
Прикрывает глаза.
Почему ему не нравилось в Азкабане?
Ах да, свои минусы.

Рабастан, садясь на полу, из-за оголенной кровати наблюдает за братом. Пинок Рудольфуса, даром, что от души, почти не впечатлил его - ну бывает, это же Рудольфус.
Питер щмыгает обратно на лестницу, и Рабастан колеблется, не последовать ли его примеру, но все же остается в с трудом отвоеванной мансарде.
Все же, отдельные камеры были мерлиновым благословением, хотя он и отчаянно скучал по возможности дотронуться до другого человека.
Мыслей о том, что он, вообще-то, мог уступить Беллатрисе комнату, нет - дело же вообще не в комнате. Дело в том, что он... Ненавидит жену брата?
Ненависть слишком сильная эмоция для Рабастана, но определенно, самая близкая к тому, что он чувствует. Он почти ненавидит Беллатрису, и слишком часто думает о ней, и она привлекает внимание...
Рудольфус захлопывает за собой дверь спальни, которую они облюбовали с женой, и Рабастна прислушивается - из-за тонких стен ничего не разобрать, слышен только голос Рудольфуса, низкий, протяжный. Кажется, он на взводе, но это и не мудрено.
Младший встает, потирая голову - ссадина от вырванных волос отзывается едкой, но слабой болью - выходит на крошечную площадку между двумя спальнями.
Что он забыл тут, он и сам не знает. Не будет же он вмешиваться в то, что там происходит за дверью.
Все звуки из спальни резко прекращаются - видимо, Рудольфус наложил чары.
Рабастан еще некоторое время бессмысленно топчется перед дверью, но делать нечего.
Оставляя дверь открытой, он возвращается в свою злополучную мансарду и принимается поправлять кровать, ставшую первой жертвой гнева главы рода.
А потом снова укладывается в прежнюю позу, заложив руки за голову, и принимается ждать, не сводя глаз с дверного проема.

Должно быть, он задремал. В комнате расположились длинные тени от закатывающегося солнца, за окном поет какая-то местная птица, но разбудило Рабастана не это. Рудольфус, в одних брюках, стоял в дверях его комнаты, чуть покачиваясь. Тень от дерева за окном погружала его лицо и кисти рук во мрак, и было в этом что-то неправильное. Только когда Младший пригляделся, он понял, что тень на руках Рудольфуса - это засохшая кровь, как и редкие пятна на его груди.
Осознание этого похоже на ледяной душ - но разве не об этом Рабастан мечтал в редкие моменты гармонии с собой?
Он садится на кровати, передергивая плечами, затекшими от долгого лежания в одной позе.
- Что случилось? - задает самый тупой вопрос в мире Баст, не сводя глаз с окровавленных ладоней брата.
Он ее убил. Убил?

Выходя вслед за Рудольфусом из мансарды, Рабастан поддается искушению бросить короткий взгляд в полураскрытую дверь спальни. Кровать полностью не видна, но он видит буквально залитый кровью обрывок простыни, свисающий до пола, и ворох мятой одежды, который может быть только Беллатрисой. Вот только ведьма не шевелится, и столько крови - откуда бы.
Догоняя неуклюже спускающегося из-за хромоты на лестнице, Рабастан думает, не спросить ли у брата, что конкретно случилось с ведьмой, но не спрашивает. Тот явно дал понять, что не хочет отвечать на вопросы.
Пока Рудольфус смывает с рук потеки крови, Младший отодвигает стул и усаживается за стол, опираясь локтями на вытертую столешницу. Петтигрю прибрался, не иначе. Никому из Лестрейнджей и в голову не пришло бы.
Из-за слов брата Рабастан резко отводит взгляд в сторону, как будто пойманный за чем-то предосудительным. Итак, кровь Беллатрисы, и ей нужен целитель. Куда уж понятнее. Свояченица нарвалась по полной программе, и Рудольфус перегнул палку.
Вопросов Рабастан не задает - во-первых, брат и сам скажет все, что нужно, а во-вторых, опасно сейчас приставать к главе рода с расспросами.
Впрочем, Рабастан точно знает, что целитель нужен не только Беллатрисе - достаточно только услышать как кашляет Рудольфус, начавший с месяц назад. Мокрый, надрывный кашель - примерно так же кашлял Барти Крауч перед смертью. Не самые ободряющие перспективы.
Дожидаясь, пока брат откашляется, Рабастан гипнотизирует взглядом забытый на столе стакан с остатками воды. Также спокойно он выслушивает и подобие плана, которое изволит пересказать ему Рудольфус, а затем вскидывает голову, раздражаясь.
- То есть, ты хочешь, чтобы я обернулся в Амелию Боунс? - пока еще спокойно уточняет он.
На лице Рудольфуса огромными буквами написано, что он-то, несравненный Руди Лестрейндж, не пойдет никуда в облике женщины. Как цинично - сначала едва не угробить жену, а потом заставлять брата натянуть юбку.
Рабастан возмущен до глубины души - ему пока даже не важно, что он первый был против того, чтобы Беллатриса отправилась в Лондон с ними.
- Нет. Пусть Петтигрю добудет волосы кого-то еще. Да хотя бы любого жителя этой дыры. А так... Нет.
В подтверждение своих слов Младший поднимается из-за стола, чтобы компенсировать разницу в росте, и твердо смотрит в глаза старшему брату.

Что-то в тоне Рудольфуса такое есть, что позволяет Рабастану надеяться на лучшее - что-то в этом уточнении. Только поэтому Младший садится за стол, ожидая - ну да, ожидая, что они поговорят.
А мог бы и предсказать реакцию брата...
... Рабастан вскакивает еще до того, как прозвучал приказ. Вскакивает, зажимая наверняка сломанный нос руками и сквозь зубы цедя ругательства. От самодовольства и явного превосходства в глазах Рудольфуса хочется силой вытрясти из него это ощущение собственной крутости, и Младший, забывая себя, отказываясь одним махом от лет вынужденной терпимости, бросается на Рудольфуса.
Это не в его привычках и никогда не было, но, в конце концов, у Рабастана тоже был сложный день, и разбитый нос вовсе не вписывается в его представления о спокойном вечере.
К тому же, он и правда опасается, что брат окончательно спятил.
Не утруждая себя ни предупреждением, ни каким-либо еще воинственным кличем, он, пригнувшись, врезается плечом в корпус Рудольфуса, по инерции отталкивая того на зазвеневший маггловский холодильник. От массы обоих братьев, навалившихся на него, агрегат издает душераздирающий гул и отъезжает в стену, а Рабастан уже прихватывает Рудольфуса за плечи, разворачивает и снова толкает обратно, на стол, шумно дыша через нос.
Старший брат опрокидывается спиной на стол, а когда вновь вскакивает на ноги, в руках Рабастана уже опасно покачивается волшебная палочка.
- Стой, где стоишь, - коротко велит он Рудольфусу, свободной рукой прикасаясь к лицу. - Твою мать, Руди, ты мне нос сломал!..

Рабастан колеблется - с одной стороны, в словах Рудольфуса есть рациональное зерно. С другой стороны, обряжаться Амелией Боунс страсть как не хочется.
И, как обычно, разумные доводы побеждают. Младший отводит палочку от брата, накладывает Репаро на валяющиеся на полу осколки стакана и аккуратно возвращает его на стол.
- Ладно, сделаю, - подытоживает он со вздохом, ощупывая нос. Не перелом, показалось, да и кровь почти перестает. - А что с целителем?
Рудольфус совершенно спокойно возвращается к отставленной было бутылке.
- Лучше в пересменок попасть, сам понимаешь. Но поскорее. Как только Петтигрю вернется с зельем и волосами, отправимся.
Рабастан хочет было спросить, к чему такая спешка, но брат снова принимается кашлять. А еще Младший вспоминает, что пришло ему в голову на пороге мансарды - что Беллатриса мертва.
- Ладно, - повторяет он. - Пойду умоюсь, а заодно взгляну, как там Белла.
Несмотря на то, что в его голосе нет вопросительной интонации, Рабастан некоторое время ожидает реакции брата, но тот совершенно спокоен и не выказывает своего отношения к озвученным планам.

Рабастан поднимается по лестнице, раздумывая над зачатком плана, которые они успели набросать второпях до ухода Питера.  Иронично, что именно Беллатриса теперь больше всех нуждается в целителе - а ведь была, кажется, против похищения.
Дверь в спальню по-прежнему полуоткрыта.
Умывшись и полюбовавшись на опухающий нос, Рабастан входит, стараясь не шуметь, но когда подходит ближе и колдует неяркий Люмос, то понимает, что зря старался - ведьма не спит, а в глубоком обмороке.
Она лежит на животе, прикрытая пропитавшейся кровью простыней, и Лестрейндж понимает, что просто так ему не отодрать присохшую ткань.
Струя воды из палочки решает сразу две задачи - помогает поднять простынь и приводит ведьму в чувства.
- Как ты себя чувствуешь? - спрашивает Рабастан, разглядывая свежие шрамы на спине женщины - переплетающиеся Р и Л, как на печатке главы рода. Рудольфус предсказуем, но чего у него не отнять, так это твердой руки и хорошего глазомера. Клеймо выглядит четко и почти изысканно.

Глухой, едва слышный стон Беллатрисы вызывает у него нечто, похожее на сочувствие - отчасти, он сам явился виновником ее состояния. И Рабастану приходится буквально напомнить себе, что всего этого можно было бы избежать, не вздумай ведьме сыграть с его братом. А игры с Рудольфусом у всех заканчиваются примерно одинаково.
Не сочувствие, но солидарность - вот, пожалуй, что заставляет его оставаться около женщины, хотя она уже пришла в себя.
А когда она зовет мужа, еще и непонимание - как может она звать того, кто сотворил это с ней и бросил одну в окровавленной постели.
Он высушивает постельное белье, Эванеско убирает кровавые следы, и снова наклоняется к ней, когда слышит, что она вновь что-то хрипит.
Его имя - и просьбу воды.
Не Бастик - Рабастан.
Ему ее почти жаль сейчас.
- Сейчас, только не переворачивайся на спину.
Он старается не смотреть на ее худющую спину, когда отводит перепутанные волосы от свежих шрамов - но все равно смотрит. Он вообще за последние четырнадцать лет насмотрелся на Беллатрису - неужели бывают другие женщины. Иногда кажется, что нет.
Лестрейндж приманивает из ванной комнаты полотенца, еще влажные, и кувшин, наполняет его водой и аккуратно приподнимает Беллатрису за плечи, прикрывая ей спину мокрыми полотенцами.
И только потом чувствует, что ее бьет дрожь, несмотря на горящие даже в сумерках щеки. Рабастан отставляет пока кувшин на пол и проверяет, насколько холодные у нее ноги: он где-то читал однажды, что ноги обязательно нужно держать в тепле. Ступни у Беллатрисы ледяные, и он поднимает упавшее одеяло и накрывает ведьму ниже пояса.
- Пей.
Чтобы напоить ведьму, ему приходится присесть рядом с кроватью на корточки, и приподнять кувшин к ее лицу - вряд ли она удержит его самостоятельно. Кстати, он сомневается и в том, что она сможет приподняться сама.
- Ты сможешь напиться, не переворачиваясь на спину? Может, хочешь немного виски? На кухне пока осталось.
Пока - потому что Рудольфус вряд ли позволит остаткам алкоголя надолго задержаться в доме.