Вниз

1995: Voldemort rises! Can you believe in that?

Объявление

Добро пожаловать на литературную форумную ролевую игру по произведениям Джоан Роулинг «Гарри Поттер».

Название ролевого проекта: RISE
Рейтинг: R
Система игры: эпизодическая
Время действия: 1996 год
Возрождение Тёмного Лорда.
КОЛОНКА НОВОСТЕЙ


Очередность постов в сюжетных эпизодах


Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » 1995: Voldemort rises! Can you believe in that? » Архив недоигранного » Клубничный чай с мятой


Клубничный чай с мятой

Сообщений 1 страница 17 из 17

1

Уэксфорд, Ирландия, небольшой родовой коттедж
23.07.1997, среда
Про свадьбу и прочие сложности в жизни Рабастана Лестрейнджа и Элизабет все еще Нэльсон.

Чай эпизода

http://s7.uploads.ru/OTEbq.jpg

0

2

[AVA]http://s7.uploads.ru/kpBgZ.png[/AVA]

Внешний вид: Бежевое платье до колен

Ничего романтичного.
Ничего романтичного - это девиз сегодняшнего дня, своеобразная установка, которой Элизабет щедро делилась с людьми, что были в курсе ситуации. Таких людей было мало, но даже в своем скудном количестве они успели истрепать Элизабет все нервы.
Нет, вам не стоит присутствовать, в этом не будет ничего романтичного. Мы просто подпишем какую-то бумагу и все. Все. Вот и вся свадьба.
Они с Бастом не сговариваясь пришли к мнению, что отсутствие гостей будет правильным решением в их ситуации. Какие к дракклам гости, кого им звать вообще? Может, его брата? Или ее матушку? Его коллег? Да и вообще, о каком торжестве может идти речь, если он все еще беглый преступник, а она - невовремя беременная целительница?
Элизабет не расстроена тем, что все происходит в таком виде. Быть может, даже рада: их с Бастом отношения изначально подразумевали только их двоих, были плотно завязаны на этом взаимодействии, лишь изредка позволяя кому-то вмешиваться в их ход - мистер Смит, Эммалайн, Брайан, авроры, их родственники, все эти люди как будто играли второстепенные роли, привносили разнообразия, добавляли остроты происходящему между ними. Но не более того. А потому, пусть и сегодня все останется так.
Может быть, при других обстоятельствах, Элизабет мечтала бы о другом - чтобы рядом была ее семья, чтобы в роли подружки невесты блистала ее несравненная Эммалайн, чтобы на ней было прекрасное подвенечное платье и все улыбались, глядя на них с Бастом. Может быть - но такие мысли давно не приходят ей в голову.
Все должно произойти как можно скорее - установка номер два. Даже получив согласие главы рода и имея ввиду ее интересное положение, им стоит торопиться со свадьбой. Это комкает последние остатки романтичности, делает происходящее обычной необходимостью, на которую они идут согласно неблагоприятным условиям, а не от большой - мамочки! - любви.
Об этом они вообще не говорят, слава Мэрлину, и Элизабет даже думает попросить мистера Мэнли, который должен прибыть с минуты на минуту, ограничиться парой стандартных фраз и не разводить вот эти сопли про "любовь между вами да будет вечна". Впрочем, конечно, самих чувств это не отрицает. Но говорить об этом в их наспех организовывающейся семье не принято.
Максимум, который Элизабет и Баст вкладывают в свою свадьбу - это пара дней подальше от работы и Лондона, что-то вроде усеченного медового месяца. Есть что-то кошмарно правильное в том, что местом церемонии выбран именно дом в Ирландии, хотя и вариантов у них было немного. Элизабет взяла несколько отгулов по состоянию здоровья, Баст обещал сделать все возможное, чтобы его не вызывали эти два дня. Собственно, это и все, на что они могут рассчитывать.

Конец июля - самое жаркое время. В саду возле дома настоящее буйство красок - плющ поглощает кирпичные стены, цветы игнорируют границы когда-то заложенных клумб, поражают масштабом захвата пространства. Небольшая беседка увита розами, пахнет лавандой и пионами, воздух пропитан летом. Элизабет поставила в беседку столик для удобства мистера Мэнли, подмела дорожки, починила скрипящую калитку, хотя она все равно никогда не закрывается.
Баста еще нет - они назначили церемонию на три часа, он обещал быть к двум, но пока что часы подсказывали, что жених опаздывает. Элизабет запретила себе переживать по этому поводу - ну мало ли, задерживается, у него работа с непредсказуемым графиком. И все-таки к половине третьего уже изрядно нервничает, пока добавляет в настоявшийся клубничный чай немного мяты и ставит стеклянный кувшин в холодильник для охлаждения.
Мистер Мэнли аппарирует прямо к воротам - низенький седовласый волшебник с роскошными усами и хитринкой во взгляде - и бодро идет прямо к встречающей его Элизабет.
- Мисс Нэльсон! Право, вы ничуть не изменились с нашей последней встречи! - Мэнли на мгновение замирает на месте, оценивающе взглядывает на женщину и утвердительно кивает. - Ничуть! Рад быть вам полезен в таком важном деле. Полагаю, гости прибудут к самой церемонии?
- Никаких гостей, мистер Мэнли, - Элизабет улыбается, позволяя волшебнику поцеловать свою руку, провожает его к беседке. - Все будет очень скромно, только вы, я и мой жених.
"Жених" до сих пор дается Элизабет с трудом, и от собеседника это не ускользает.
- А жених, я вижу, еще не прибыл? Полагаю, весьма примечательная личность, раз вы настаиваете на Непреложном Обете, - Мэнли лукаво улыбается, но затем заговаривает куда серьезнее. - Можете не переживать по этому поводу, Элизабет. Я к этому делу привычный, клиенты разные попадаются, но от любви, моя девочка, никто не застрахован. Так, так, все так.
Элизабет едва выдавливает из себя улыбку, потирает висок, будто страдает мигренью.
- Под какой фамилией мне записать вас, моя дорогая? Я ведь правильно понимаю, что давать объявление в "Пророк" вы не намереваетесь? - Мэнли раскладывает на столике свои книги и свитки, заинтересованно смотрит на Элизабет.
- Гриффиты, - отвечает Элизабет коротко и отходит в сторону, опираясь на деревянную колону беседки.
- Не переживайте, мисс. Я не тороплюсь, - волшебник улыбается, очевидно, привычен и к такому.
Элизабет возвращается в дом, смотрит на часы - начало четвертого. Присаживается на стул, смотрит в окно. Чешет подошедшего к ногам Джекилла. Перепроверяет флакончики с зельями в коробке, приготовленной для мистера Мэнли. Прогуливается по саду, срывает небольшой белый цветок и заправляет его за ухо, зачаровывая так, чтобы тот не вял. Заглядывает к волшебнику, который предусмотрительно взял с собой какую-то книгу и совсем не выглядит раздраженным задержкой. Кормит котов, протирает столы в кухне, убирает лишние книги в библиотеку.
Минута за минутой.
И хуже всего то, что он может никогда не прийти.

+2

3

Систематизация информации по Министерству занимает не так уж много времени - в силу личной склонности, Рабастан начал заниматься этим едва ли не год назад, после второго побега, предчувствуя, чем в конечном итоге закончится дело, так что теперь ему достаточно лишь проверить актуальность сведений о лояльности того или иного сотрудника ММ, чтобы необходимый отчет по человеческим ресурсам к надвигающемуся штурму цитадели управления магической Британии был готов.
Он справедливо рассчитывает, что эта самая проверка займет времени меньше, чем должна бы - именно из-за его постоянной работы в данном направлении - и у него будут два дня или чуть меньше, чтобы провести их в Ирландии.
Два дня - и две ночи - чтобы привыкнуть к статусу женатого мужчины.
Не так уж мало, но он все еще ощущает легкую ирреальность происходящего - в том числе и из-за сумасшедшей спешки. С июня время будто ускоряется, с каждым днем набирает ход, будто торопится нагнать годы, проведенные в Азкабане, и Лестрейнджу не остается ничего другого, как ухватиться покрепче и надеяться, что время, этот непокорный гиппогриф, не сбросит оземь своего седока.
В этом смысле нечто столь понятное и рутинное как систематизация даже кстати, и он заканчивает даже раньше запланированного, около часа, набрасывает сопровождающую записку и отсылает первую часть отчета Долохову - тот уже передаст Милорду.
В общем-то, лотус припаркован у него едва ли не на границе с Ирландией, дорога не должна занять больше часа, но Лестрейнджу нужно еще встретиться с братом - к сожалению, глава рода не сможет не понять, что произойдет через пару часов, и Рабастану вовсе не хочется, чтобы Рудольфус в разгар подписания бумаг вызвал его для беседы.
Он шарахается по Ставке, ищет брата - когда  нужно, тот будто сквозь землю проваливается - но все же выясняет, что Лестрейндж-старший наверняка у Уолдена Макнейра.
Сам Макнейр в Министерстве, а потому Рабастан чувствует себя неуютно, аппарируя под древние стены величественного замка.
Жена Уолдена, Элоиза - Элоизия, поправляет память, изрядно вернувшаяся после ухищрений талантливых колдомедиков,  - сдержанно приветствует одного из приятелей мужа, ни словом ни взглядом не давая понять, что присутствие обоих Лестрейнджей чревато неприятностями , провожает к гостевой спальне.
Лестрейндж благодарит хозяйку, едва ли не против воли впервые задаваясь вопросом, понимает ли Бэтси Нэльсон, во что ввязывается - что не будет ни возврата, ни выхода - и толкает тяжелую дверь.
Рудольфус выглядит еще хуже, чем обычно - одутловатое, бледное лицо не обмануло бы никого, даже не будь вокруг неприбранной кровати заслона из пустых бутылок. Зашторенное окно не дает света, а спертый воздух ощутимо пропитан сивушными парами.
- Рудольфус,  - окликает Рабастан брата. Тот шумно переворачивается на спину - рубашка на груди залита огневиски - посылает его к дракклу, думая, что его беспокоит домовик.
Младшему приходится изрядно постараться, чтобы привести брата в сознание - не обходится и без нескольких Агуаменти. К счастью, Рудольфус не агрессивен, практически равнодушен - и даже когда узнает, зачем брату требуется два спокойных дня, вяло пожимает плечами, больше заинтересованный поиском полной бутылки.
Не то чтобы Младший ждет каких-то напутственных слов - конечно, не ждет, но все же представлял себе все как-то иначе. Впрочем, эта мысль еще придет ему в голову.
- Уже сказал своей полукровке о проклятии? - бьет ему в спину, когда он уже стоит на пороге и собирается покинуть душную спальню.
Лестейндж-младший замирает, но не оглядывается. Молчит - но слова так и не приходят.
Так ничего и не ответив, он выходит в коридор.
Он бы рассказал - непременно бы рассказал. Но начинать этот разговор сейчас, когда Бэтси Нэльсон ждет ребенка, невозможно.
Да и нет, может, никакого проклятия.
Он задерживается в Шотландии лишь на десять минут - от замка Макнейра открывается роскошный вид на поля, уходящие до самого горизонта, и перед возвращением в Англию Лестрейндж аппарирует прямо туда, в заросли цветущего вереска.

Разумеется, со всеми этими поисками Рудольфуса и аппарацией в Шотландию он опаздывает - опаздывает, Мерлин великий, на единственное событие, которое имеет значение.
Лотус гонит по трассе, волшебная палочка в рукаве - Лестрейндж готов поступиться Статутом о секретности в любой момент, если хоть один маггловский бобби попытается его остановить, но этого, к счастью, не происходит.
Он подъезжает прямо к коттеджу, паркуется у ворот, набрасывает на лотус чары неприметности - на всякий случай, они не ждут визитеров.
Одергивает мантию, толкает калитку.
Сад поражает необузданной цветочной роскошью - и Лестрейндж в первый момент останавливается, оглядывается, не понимая, туда ли он попал - он ни разу не был здесь в разгар лета, и сад кажется ему едва ли не незнакомым.
Низкорослый усатый волшебник выходит из беседки, которой уж точно никогда здесь не было, приветливо улыбается Лестрейнджу, подслеповато щурясь.
- А вот и жених, - с удовлетворением отмечает он, пряча что-то, похожее на книгу, во внутренний карман мантии.
Лестрейндж, стараясь держаться так, чтобы солнце из-за его спины слепило мага - мистера Мэнли, надо полагать - согласно кивает.
- Прошу прощения, что заставил ждать. Найду мисс Нэльсон и мы будем готовы.
Ведьма находится в библиотеке - в коттедж вовсе не жарко, вместо цветочного аромата едва заметный запах старого дома и моря. Лестрейндж останавливается в дверях, окликает ее, занятую расстановкой книг.
- Волшебник внизу ждет нас. И вот еще что, - он медлит, намеренно небрежно кивает сам себе. - Я хотел бы, чтобы Непреложный Обет взяла с него ты. Читал раньше, что иногда в случае смерти принявшего Обет магический договор считается расторгнутым, хочу исключить этот вариант.
- Это тебе, - он приманивает из лотуса вересковых веток - бледно-розовых и лиловых, какими богаты поля вокруг Макнейр-Касла. Он не большой специалист по букетам, но это традиция - и насколько ему известно, эта традиция принята не только в кругу чистокровных магов.
Когда с Непреложным Обетом покончено, Лестрейндж убирает волшебную палочку, наблюдая, как гаснут браслеты, обвившие запястья ведьмы и волшебника.
- Итак, мистер Гриффит, мисс Нэльсон, подойдите ближе, - маг проводит пальцами по книге записей, достает из внутреннего кармана мантии узкую коробочку, содержащую зачарованное перо, и с легким стуком приоткрывает ее, опуская на желтоватый пергамент. А затем поднимает голову и с улыбкой смотрит на своих клиентов.
Витиевато выписанное на верху страницы "Баст Гриффит" чуть подрагивает.
- Лестрейндж. Рабастан Лестрейндж. - Негромко проговаривает Лестрейндж, наблюдая, как идет рябью чужое имя на странице. - Вам будет куда проще зачаровать пергамент после того, как церемония будет завершена.
Какого драккла, он возьмет в жены Бэтси Нэльсон под своим именем - и Мэнли только что принес Обет, что сохранит все, что случится, в тайне.
Ничего романтичного.

+2

4

[AVA]http://s7.uploads.ru/kpBgZ.png[/AVA] [NIC]Elizabeth Lestrange[/NIC]

Она даже почти увлекается чтением какого-то заумного жизнеописания одного из великих магов средних веков, когда слышит шаги на лестнице. Убирает книгу, поспешно одергивает платье, которое далеко от общепринятых канонов свадебной моды - зато фасон ей идет и цвет к лицу. Просто и со вкусом, идеально для второй свадьбы.
Баст стоит в дверях, внешне никак не скажешь, что переживает или что за ним полдня гонялись авроры - но ведь у задержки наверняка были причины. Впрочем, Элизабет не спрашивает, ничего страшного, главное, что он здесь.
На его слова просто кивает, не спорит - хорошо, пусть это будет она. О смерти старается не думать, ни Баста, ни мистера Мэнли, ни своей. Ей и так хватает всего этого, пусть хотя бы сегодня все это обойдет их стороной.
- Ммм, а вот и второй букет от тебя. В этот раз надо не забыть налить в вазу воду, - не без легкой усмешки Элизабет принимает вереск, аккуратно складывает ветки так, чтобы выглядело как можно более гармонично.
Невольно вспоминается тот самый день - когда они впервые вообще заговорили о свадьбе. Точнее, о ее невозможности. Надо же, как все обернулось спустя год с небольшим.
Непреложный Обет знаком всем участникам, процесс проходит быстро, как будто нет ничего необычного в клятве, цена нарушения которой - твоя жизнь. Мистер Мэнли вообще выглядит едва не скучающим, зато щедро делится наиболее выгодными формулировками и подсказывает, как обойти все потенциальные лазейки. Видно, что профессионал своего дела.
Элизабет начинает немного нервничать, когда браслет растворяется на ее запястье, оттеняя привычно бледную кожу.
Дело не в Обете, дело в том, что следует за ним. Элизабет одергивает руку, теребит в руках свой букет, смотрит, как мистер Мэнли достает перо.
Она не паникует, но волнение читается довольно отчетливо. Вроде бы она и не сомневается в своем решении, да и пути назад у нее нет, и все равно почему-то нервничает, как будто ей снова девятнадцать. Хотя что там - в девятнадцать она как раз не нервничала, шла к алтарю с высоко поднятой головой, в шикарном платье, под взгляды сотни гостей. Сейчас они втроем, а ей не по себе, как будто за спинами безмолвные наблюдатели.
"Баст Гриффит" на пергаменте выглядит под стать невесте - неуверенно и дергано. Наверное, махинации, какими бы ловкими они не были, все равно чувствуются этой книгой, которая официально закрепляет магические браки. Баст тоже это замечает - и решает внести немного ясности.
Элизабет поднимает взгляд на волшебника и отмечает, пожалуй, самое ничтожное любопытство, которое только видела при произнесении этой фамилии. Даже ее дед реагировал с большим интересом - когда-то бабуля рассказывала о Лестрейнджах и фамилия показалась ему знакомой. Чего во взгляде мистера Мэнли точно нет, так это страха или сомнения - он кивает и переписывает имя на "Рабастан Лестрейндж", которое мгновенно въедается в пергамент и как будто подсвечивается изнутри.
- Большая честь заключать ваш брак, мистер Лестрейндж, - Мэнли, кажется, тоже остается весьма доволен изменением в книге, которая без подсказки добавляет к написанному второе имя, как будто сама по себе узнает представителя древнего рода.
Волшебник разглаживает листы ладонями, поднимает полный торжественности взгляд. Элизабет старается игнорировать это "большая честь", ей было бы гораздо комфортнее с другой фамилией. Впрочем, это сейчас не к чему. Он тот, кто он есть, и выйти замуж она решила именно за этого человека. И она берет его за руку, чуть сжимает ладонь.
- Мы собрались здесь, чтобы скрепить союз двух магов, - мистер Мэнли как будто чувствует, что излишнюю патетичность стоит отложить, и начинает церемонию почти что деловым тоном. - Рабастан Родерик, берете ли вы Элизабет Джейн в законные супруги?
У Элизабет голова идет кругом - "Рабастан Родерик, тридцать пять", эти слова до сих пор звучат эхом в ее мыслях, отражаются от каменных стен небольшой комнатки в подземельях Министерства, вызывают ужас в глазах ее перепуганных стажеров. Ей приходится на секунду зажмуриться, чтобы прогнать этот образ, и она даже пропускает ответ Баста.
- Элизабет Джейн...
Она готова ответить "да" сразу же, не дожидаясь, пока волшебник закончит фразу, лишь бы поскорее закончить с этим. Но терпеливо ждет, медленно выдыхает, сосредотачивается.
Дает согласие.
- В таком случае я объявляю вас соединенными узами до скончания ваших дней, - нараспев произносит волшебник стандартную фразу, улыбается, поднимает палочку - серебряный дождь заходится маленьким вихрем вокруг них.
Элизабет кладет руку на плечо Баста, мягко целует, стараясь игнорировать какое-то странное чувство где-то в груди. В тот, первый раз, было нечто похожее.
- Поздравляю вас, мистер Лестрейндж, миссис Лестрейндж, - Мэнли произносит это так, будто действительно крайне рад быть причастным к этому событию.
Элизабет невольно смотрит на раскрытые страницы - "Элизабет Лестрейндж" тоже светится, не колеблясь.
- Ждете наследника, я полагаю, - волшебник улыбается, ставит перо на первые буквы фамилии и пишет поверх размашистое "Гриффит". - Очень сильная связь и до замужества. Поздравляю вас и с этим.
- Спасибо, - отзывается Элизабет, убедившись, что книга хоть и с недовольством, но восприняла изменения.
- Все формальности улажены, теперь ваши имена появятся во всех официальных списках, - на секунду Мэнли замолкает, а потом продолжает, - и наследник тоже может фигурировать под другой фамилией, если пожелаете. В списках зачисления в Хогвартс, например.
Некоторое сомнение вполне естественно - наверняка не знает, как вообще ребенок Лестрейнджа пойдет в школу.
- При необходимости, эти чары можно будет снять, конечно. Но, полагаю, для вашей безопасности это будет разумным решением, - Мэнли не убирает перо, смотрит преимущественно на Баста, очевидно, знакомство с Элизабет отходит на второй план, когда рядом стоит Лестрейндж.
Ах, да, она ведь тоже теперь Лестрейндж.
И к этому пора начинать привыкать.

+3

5

Лестрейндж только коротко кивает на слова о чести, удерживает при себе саркастическую ухмылку - чести здесь ни на кнат, ни для кого, и сколько бы он - или любезный мистер Мэнли - не делали вид, что проводят брачную церемонию второму наследнику древнего и чистокровного роду, обстоятельства вносят свои коррективы.
И дело даже не только и не столько в происхождении невесты - хотя, соберись здесь гости, что были приглашены на бракосочетание Рудольфуса и Беллатрисы, наверняка бы слышались шепотки и кое-кто кривил бы лицо - а в том, что гостей в принципе не звали, как и родственников жениха и невесты. А еще в том, что мантия жениха, хоть и отличается богатой отделкой, скроена по устаревшему фасону, едва ли не с чужого плеча - а платье невесты не соответствует ни единому канону брачного убора чистокровной ведьмы.
И то, что церемония, даже такая простенькая, скромная, практически ничтожная, проводится не в Лестрейндж-Холле.
И невеста в положении - все делается в спешке, ибо жених не может ждать ни дня сверх необходимого, и вовсе не по причине жаркой страсти - хотя страсть, без сомнения, имеет место среди этого хрупкого настоящего, которое Лестрейндж никак не может принять - а по причинам, которые настолько запутаны и настолько отдают семейным безумием рода жениха, что едва ли должны быть упомянуты здесь, под сводами беседки, золотисто освещаемой мягким июльским солнцем.
Мягкое пожатие от Элизабет оказывается неожиданным, но успокаивающим: она не настаивает на указании фальшивого имени, не протестует - хотя, Мерлин, ему прекрасно известны ее сложности с его настоящей личностью, если можно называть так то, что скрывается за маской Рабастана Родерика Лестрейджа.
О какой чести может идти речь.
И все-таки Лестрейндж прислушивается к себе, ждет - ждет, когда что-то в нем дернется, сдвинется с места, даст ему силы быть не просто младшим сыном, запасным наследником, а тем, кто станет отцом будущего главы рода.
Ничего подобного.
Только огромное, почти физически ощущаемое облегчение - от того, что эта часть его жизни, нерациональная, сотканная из порывов, из неозвученного и невозможного, упорядочивается, замыкается в нечто нерушимое после единственного "да", что он произносит, едва дослушав мага.
Как будто у него есть выбор. Как будто у него был выбор хотя бы час за эти полтора года. Как будто он не знал, что все закончится именно так - даже когда она выходила из камеры в подвали Министерства. Даже когда миллион раз он выскакивал из ее квартиры, как будто у него на хвосте был весь Аврорат, вместе взятый.
Есть свои плюсы в том, что у него не развито воображение, думает Лестрейндж, ожидая, когда ведьма так же сожжет все мосты.
Ее "да", негромкое и сосредоточенное, отдается эхом в его груди, и поцелуй ставит жирную точку - Лестрейндж напрягается, под ее ладонью, под мантией нагревается кожа, магия, смешанная с его кровью, в первый момент протестует против связи с полукровкой, но церемония завершена, его желание имеет значение, и небольшой протест угасает практически сразу.
Он вежливо улыбается Мэнли, бросает взгляд на запись в книге актов гражданского состояния. Их имена - его и ведьмы - ярко светятся рядом. Через пару часов, когда книга будет закрыта, сияние угаснет, но пока - пока это сияние доказывает, что они все сделали верно.
Это ровное, уверенное сияние, исходящее от строки "Элизабет Джейн Лестрейндж", значит для него довольно много - например, это значит, что она уверена в своем выборе, что брак заключен добровольно, и не будь здесь мистера Мэнли, он бы непременно коснулся пальцем этой надписи, убеждаясь в ее реальности. Он даже дергается было, но берет себя в руки, поднимает взгляд.
- Благодарю вас, - почти тепло реагирует он на поздравление волшебника, снова опуская голову - под несложными, но стойкими чарами запись изменяется. Пергамент чуть сопротивляется этим изменениям - "Лестрейндж" еще долго просвечивает сквозь тускловатую "Гриффит", но все же сдается перед применяемой магией. - Если вы не против, я проконсультируюсь с вами насчет записи наследника позже - возможно, придется уладить некоторые формальности. Хотелось бы, чтобы род Лестрейнджей официально был продолжен, хотя я отдаю себе отчет, что этот факт недолго останется незамеченным.
Маг раздумчиво кивает, приглаживает усы.
- Разумеется, мистер Лестрейндж, разумеется. В любом случае, оба варианта возможны, имейте это в виду. Даже если сейчас вы предпочтете оставить все официальные записи с этой фамилией, позже вы сможете в любой момент изменить это, обратившись ко мне или любому другому магу, занимающемуся церемониями подобного рода - наши книги взаимосвязаны, изменения войдут во все документы.
Лестрейндж слушает с интересом - прежде ему не было необходимости касаться этой темы, он кое-что почитал урывками в преддверии церемонии, однако сейчас доволен, что получил возможность выяснить все двусмысленные моменты сразу.
Впрочем, много времени их беседа не занимает - у него всего два дня, и он собирается потратить их на жену. Видимо, мистер Мэнли согласен с таким настроем, потому что отказывается от предложенного чая - время к пяти - и аппарирует, бережно прижимая к себе книгу записей.
- Ну, хочешь куда-нибудь отправиться? К морю или, может быть, в Дублин? - Лестрейндж оборачивается к ведьме, разглядывает ее, останавливается на платье. - Ты очень красивая. И храбрая. Для меня большая честь жениться на тебе, Бэтси Нэльсон. Ты мой лучший друг.
К дракклу полукровность - он знает, о чем говорит, хотя и не может выразить как следует, что думает. Она преступала закон ради него, шла на чудовищные сделки, срывалась по первому зову. Беременна его ребенком. Никогда не требовала честности.
Чего ему вообще еще можно желать от женщины.
Теперь, когда все росписи поставлены и все сказано, он ощущает блаженный покой. Наверняка это ненадолго - он не настолько наивен, чтобы верить, будто это ощущение продлится достаточно - но тем не менее умиротворяет. В идеале, он предпочел бы не покидать коттедж все предстоящее им время, все два дня, несмотря на то, что сам предлагает ведьме выбраться за пределы этой зоны комфорта.
Светлое дерево беседки мягко светится теплым, оттеняет бледность Бэтси Нэльсон - он столько раз видел ее прежде, что может нарисовать ее портрет с закрытыми глазами, но все равно не упускает любой возможности снова изучить ее смешливые выразительные брови и ярко очерченные губы.
Она все еще рыжая - это хороший знак, не так ли?
Лестрейндж щурится на горизонт, проводит ладонью по тонкому материалу платья, чувствуя тепло тела ведьмы, мягко подталкивает ее к колонне, поддерживающей беседку.
- Хочешь пригласить брата или Эммалайн? Устроить торжественное чаепитие? Сварить пару зелий, потренироваться в легиллеменции? - боевку он не предлагает - даже несмотря на то, что его мысли сейчас куда больше увлечены путешествием ладони по по-прежнему тонкой талии - срок еще не оказал влияния на фигуру - он не забывает о том, что чрезмерная активность ей сейчас вовсе ни к чему. Даже если нет никакого проклятия.
Промелькнувшая мысль о проклятии сбивает настрой. Рука, уже переместившаяся на бедро, напрягается, Лестрейндж чуть отодвигается от ведьмы, перестает вжимать ее в колонну.
- Я слышал, что роды Эммалайн протекали тяжело из-за Метки Петтигрю,  - чем он только не озаботился за последние дни с того момента, как узнал, что будет отцом. - Может, нам не стоит сейчас... гм. Позволять себе слишком много.
В конце концов, кто тут колдомедик.

+3

6

[AVA]http://s7.uploads.ru/kpBgZ.png[/AVA] [NIC]Elizabeth Lestrange[/NIC]

Слова о том, как лучше записать в официальных книгах наследника - их сына - Элизабет пропускает мимо ушей. Она сосредотачивается на уже произошедшем, на осознании своего нового положения, на том, что должна чувствовать теперь.
Неясная тревога и нервозность отпускают Элизабет - сегодня не время для всего этого. Ей хочется чувствовать себя счастливой, несмотря на то, что в теории может ждать ее впереди. В военное время - а они живут именно в такое - людям вообще свойственно наслаждаться сегодняшним днем, ценить то, что у них есть. И хоть Элизабет сложно заставить себя жить по таким лекалам, сейчас она почти без труда сосредотачивается на том, как бы сделать эти два дня по-настоящему незабываемыми.
Мистер Мэнли аппарирует от ворот, Элизабет запрокидывает голову, подставляя лицо солнцу, улыбается.
- Лучшие друзья навсегда, - полушутливо отзывается на довольно серьезные слова Баста, как будто до сих пор ужасно смущается, когда он делает ей комплименты или говорит о своем отношении к ней. Хотя почему "как будто", так оно и есть. - И я тоже счастлива стать твоей женой.
На секунду ее даже посещает желание рассказать ему о Тэсс и том его колдо, которое не шло у нее из головы больше десяти лет, но она все еще не решается, оставляя какие-то истории только для себя. Это ее немного нервирует - она привыкла говорить Басту обо всем, что приходит ей в голову, но разум все-таки еще не совсем ее покидает, и упоминание об этой покрытой пылью истории явно не пойдет на пользу их "медовому уикэнду".
- И я совсем не хочу никуда идти, это ничего? Побудем здесь, ладно? Мне кажется, если не слишком обращать внимания на детали, вполне можно решить, что мы где-нибудь в Новой Зеландии или у подножья Анд, - Элизабет делает шаг назад, опирается спиной на резную деревянную колону, чуть щурит глаза.
Воздух раскален, полон аромата садовых цветов, и Элизабет кажется хорошей идеей вытащить из дома плед и постелить его прямо на траву. Глупо проводить такой день в каменных стенах.
На предложение пригласить гостей Элизабет качает головой - успеется. Через несколько дней, через неделю или через месяц, но когда-нибудь они обязательно соберутся вместе с друзьями, примут их поздравления. Но не сегодня.
А вот предложение сварить зелье или заняться легиллеменцией заставляют Элизабет засмеяться.
- Неужели хочешь, чтобы я расплакалась и убежала от тебя со словами, что я больше не хочу быть твоей женой? Это будет самый короткий брак в Англии, - тот день до сих пор вызывает у Элизабет смешанные чувства, и она предпочитает не копаться в них - было и было, она тоже не железная и иногда не может держать себя в руках. Собственно, после того дня она уже пару раз демонстрировала Басту свою несдержанность, он должен был быть готов к тому, с кем связывает свою жизнь.
Иронично звучит в обратном отношении, конечно.
- Впрочем, я не против поставить на огонь одну заготовку. Можем попробовать один интересный рецепт, что я откопала в библиотеке, пока, знаешь, ждала опаздывающего на собственную свадьбу жениха, - Элизабет улыбается, шутливо поджимает губы, как будто хочет театрально вздохнуть, но замечает легкое изменение в настроении Баста, приподнимает брови.
Тема, которую затрагивает Баст, заставляет Элизабет напрячься - но совсем слегка. Она ждала, когда они подойдут к этому вопросу, потому что просто не могли не подойти.
Элизабет с легкостью, но без лишнего изящества трансфигурирует один из садовых горшков в вазу, наполняет ее водой и ставит букет на столик в беседке, а затем кладет руки на плечи Басту и выглядит весьма серьезной.
- Дело было не только в Метке, но и в воздействии темной магии на отца. Очень сильное проклятье, и на месте Питера, а точнее Эммалайн, я бы озаботилась этой проблемой. Мы не может знать, что именно заложено в суть этого проклятья и то, как оно поведет себя в дальнейшем. Но для ребенка я сделала все возможное, чтобы нейтрализовать это действие, все-таки на нем оно отражалось лишь косвенно, - Элизабет чуть закусывает губу, задумчиво смотрит в сторону. - Но и Метка приносит достаточно проблем. Но ты ведь не думаешь, что я не занялась этим вопросом сразу, как узнала, что жду ребенка? Рецепт зелья, которое я варила для Эммы, у меня сохранился, плюс, я усилила его собственными наработками и сделала более индивидуальным. Думаю, если добавить каплю твоей крови, будет еще лучше.
Да, это важная тема. Но сегодня так не хочется думать обо всем этом. То, что беременность не будет легкой, кажется Элизабет вполне естественным, и она даже успела с этим смириться. Ничего, она готова к этому.
- И что ты вообще подразумеваешь под позволять себе слишком много, хани? - мотнув головой, точно избавляясь от мрачных мыслей, Элизабет хитро щурит глаза и виснет на шее Баста, совершенно точно не собираясь просидеть два дня на диване и не позволять себе слишком много. - У меня кое-что припасено для сегодняшней ночи, и даже не думай, что тебе удастся этого избежать.
Элизабет смеется, заговорщицки прикусывает губу и оттягивает ворот мантии Баста, совершенно уверенная, что в этом ему должно быть ужасно жарко. Почему бы не сменить мантию на легкую льняную рубашку и джинсы, ну или...
Рядом с ними в воздухе с хлопком появляется плотный конверт, падает в протянутую ладонь.
- Миссис Лестрейндж! - Элизабет закатывает глаза, когда читает имя адресата, достает симпатичную открытку. - Это от Эммалайн. Семья Петтигрю поздравляет нас.
Элизабет улыбается и ставит открытку к букету, задается про себя вопросом, сможет ли когда-нибудь называть себя миссис Лестрейндж или даже подписывать так письма. Ну, уж точно не до того, как закончится война.
Хотя, быть может, война всего лишь предлог.
Поздравление от Эммы возвращает Элизабет к мыслям о ребенке, о сложных родах, в которых они едва не потеряли как ребенка, так и мать.
- Мы хорошо подготовимся, Баст. Я буду внимательна и не стану игнорировать необходимые меры предосторожности. И зелья тоже помогут. Потренирую тебя в целительских чарах, хотя бы средней сложности. И, конечно, постарайся всегда быть на связи с Эммалайн, - Элизабет берет Баста за руку, ведет по узким дорожкам по направлению к дому. - Но это не значит, что я не должна выходить на улицу или бояться вести свой привычный образ жизни. Все будет в порядке, Баст.

+2

7

Она смеется легко и непринужденно - его вообще покорило это ее умение с первых минут. Хотя нет, в первые минуты его сбивало это легкомыслие с толка, ужасно нервировало, но прошло достаточно времени, чтобы он сумел привыкнуть, а привыкнув - полюбил.
- Родовая магия не даст тебе сбежать далеко, - в тон отзывается он, напрочь отказываясь принимать всерьез ее слова, не желая вспоминать, чем закончилось их приключение на ферме гиппогрифов. И, пожалуй, он даже с какой-то точки зрения - ну с той самой, семейной - считает действительно забавным то, что в его шутке самой шутки лишь часть. Лестрейнджи не разводятся, и дело не только в возможной социальной огласке подобного перфоманса - дело, как обычно, куда серьезнее. Впрочем, он объяснит ей все эти нюансы когда-нибудь позже - а может, это и вовсе окажется ни к чему. Иногда расхожая истина о том, что чем меньше знаешь, тем крепче спишь, приобретает весомый процент реальности, а в их ситуации это правило он мог бы вытатуировать у себя на руке поверх Метки.
Эту тему они не развивают - не то чтобы следующая оказывается лучше или безопаснее, зато определенно полезнее.
Он внимательно слушает то, что она говорит о Метке, однако куда больше его волнует вскользь затронутое упоминание темного проклятия. Так или иначе, ему, наверное, придется обсудить это с ведьмой - хотя бы ради того, чтобы она знала, чего ждать.
Лестрейндж жалеет, что не присутствовал при родах Эммалайн - не в буквальном смысле, конечно, но где-то неподалеку: наверняка обсуждалось много интересного, что могло бы сейчас дать ему зацепку в поисках, а так придется полностью положиться на чутье Элизабет.
Он мельком трогает вазу, пробегает пальцами по шероховатой поверхности, отмечая уверенное владение ведьмы чарами трансфигурации - а вроде говорила, что не сильна в этой области - но жена отвлекает его от размышлений на тему того, какой отметки она удостоилась на выпускном экзамене в Хогвартсе.
Ее вопрос, произнесенный разительно изменившимся за мгновение тоном, в первый момент его ставит в затруднительное положение - например, он рассчитывал, что она как-то сама догадается, что именно он имел в виду под "слишком многим", видит Мерлин, последние полтора месяца они не теряли времени даром, и он далеко не уверен, что кое-что идет на пользу ребенку даже на данном сроке, но ведьма так задиристо взмахивает волосами, сцепляет руки у него на шее, хитро щурится, что даже до него доходит - она дразнится.
Игривый намек жены сразу же отодвигает необходимость разговора о проклятии на второй план - у них будет еще время, целых восемь месяцев, нет никакой необходимости тратить именно эти два дня на выяснения, проклят ли он и если да, то насколько серьезно.
А еще он практически уверен, что бы она не запланировала на ночь, начать они могут уже сейчас - особенно когда она забирается под жесткий воротник стойкой на его мантии - вроде как даже парадной.
Наверное, не слишком-то прилично вот это все, но какого драккла, они женаты и уже ждут ребенка, поэтому Лестрейндж усмехается в ответ, подыскивая подходящую фразу - что-то такое же многозначительное, даже провокационное и определенно кокетливое - но не успевает справиться с этим непривычным делом и уже хмуро созерцает появившийся конверт.
Когда ведьма ведет его в к дому, Лестрейндж оглядывается - привычка, не больше. И все же с оглядкой ему предстоит жить... Сколько еще? До самого конца - не войны, а вообще? А теперь вот он еще должен приучить к этому свою легкомысленную, доверчивую, дружелюбную жену.
Впрочем, она, кажется, на время оставила легкомысленность - предусмотрела кое-что, подготовилась и не собирается останавливаться. Ладно, ему нужно и со своей стороны проявить здравомыслие.
- Бэтси, - окликает он ведьму, когда они заходят в коттедж:  там не так жарко, как в саду, но он все же стаскивает надоевшую мантию, с удивлением ощупывает появившееся раздражение на горле от узкого воротника - действительно, отвык. - Я хочу, чтобы ты не ограничивалась чарами средней сложности. Научи всему, чему успеешь - легкому, сложному. Всему, что может понадобиться. О связи с Эммалайн я позабочусь - в крайнем случае, всегда смогу ее найти через Питера. Но я хочу поговорить о другом.
Он проходит подальше, колеблется между гостиной и кухней, но все же выбирает последнее - кухня их место, ему нравится кухня ее ирландского дома, что скрывать. Подбирая слова, заглядывает в холодильник, вынимает запотевший стеклянный кувшин с прохладным чаем - можно было и магией, но ему нравится и ее подчеркнутая маггловость, даже если это так недопустимо ни для нее, миссис Лестрейндж, ни для него, урожденного Лестрейнджа - ставит кувгин на стол и поворачивается к ведьме, уверенный, что она прошла за ним.
Осторожно вытаскивает цветок из волос, хмыкает - украшение точно не из вычурных.
- Ты же можешь определять, есть ли на маге проклятия? Не кратковременные сглазы, не чары, а настоящие проклятия? Накладываемые при смерти, подпитанные выделяющейся в этот момент магией? Я имею в виду, вы в Мунго должны уметь определять нечто подобное, так? Никогда не замечала на мне ничего такого? Ничего, кроме Метки, я имею в виду?
Оказывается, не так-то просто смотреть ей в лицо - но деваться ему некуда. Чем больше они будут знать, чем меньше шансов, что что-то случится.

+2

8

[AVA]http://s7.uploads.ru/kpBgZ.png[/AVA]  [NIC]Elizabeth Lestrange[/NIC]

Родовая магия не даст ей далеко убежать - это, конечно, шутка, но Элизабет успевает на секунду удивленно изогнуть бровь, шутливо фыркнуть, но отложить эту мысль в дальний шкаф своей памяти, чтобы при удачном моменте задать пару вопросов на этот счет. То есть, она и не собирается сбегать, но ей хочется понять саму систему, технологию так сказать, как вообще это происходит, и насколько фраза "Лестрейнджи не разводятся" является семейной традицией, а не категоричной установкой, альтернатива которой - какое-нибудь супер темное проклятье или еще что похуже.
Но все это подождет до первых признаков этого самого желания сбежать, которые, конечно, скорее всего и не появятся. Хотя, что уж говорить, она и первые полтора года в браке с первым мужем была совершенно счастлива и считала его идеальным. У Элизабет вообще избирательное мышление, она легко закрывала глаза на определенные перегибы в характере Эрона, и осознала это, когда уже игнорировать стало невозможно. Конечно, можно сказать, что с годами человек набирается опыта и все такое, но смотря объективно, у второго мужа тоже есть достаточно спорных моментов, на которые ей приходится закрывать глаза. Видимо, это просто карма такая или что там еще. Ну, по крайней мере полтора года счастливого брака у нее есть.
В коттедже жара отступает, и Элизабет раздумывает, потянуть ли Баста в библиотеку и показать тот самый дневник с вычитанным зельем, или усадить в кресло и сказать ждать, пока она подготовится к своему вечернему выходу. Дневному. Дневному, конечно, потому что к чему откладывать, не зря же у них ни единого гостя на свадьбе.
Баст, однако, сам выбирает траекторию их движение, конечной точкой становится кухня. Ну, неплохо, кухня у них вообще отлично идет, а вот эта конкретная - едва не виновница их брака.
Элизабет следует за Бастом, чуть щурит глаза - ему нравится ее предложение поднатаскать его в целительских чарах, но, как и всегда, ограничиваться ординарным уровнем Баст не согласен. Если честно, Элизабет только за, хотя бы потому, что нужная старуха далеко не всегда подворачивается на пути, а хорошие знания колдомедицины могут спасти жизнь в какой-то момент. Теперь, когда Баст ее муж - о Мэрлин - Элизабет внезапно понимает, что волнуется о его жизни еще больше, чем раньше, а ведь  ей казалось, что больше уже некуда - они же друзья и все в этом духе. Наверное, брак открывает какие-то новые резервы, хотя прочувствовать все это в полной мере им все равно только еще предстоит.
Баст, конечно, говорит именно о тех чарах, которые пригодятся им в ближайшие месяцы и будут связаны с ребенком, но у Элизабет планы куда шире. В конце концов, он учит ее бегать с палочкой - с двумя! - так почему бы и ей не научить его своему собственному способу выживания. Разные методы - результат один.
- Что ж, хорошо. Получишь расширенный курс колдомедицины, - Элизабет не проходит в глубь кухни, останавливается у столешницы, смотрит, как Баст достает кувшин с чаем и ждет, когда он перейдет к сути.
Ей вполне бы понравилось обсудить план их занятий, возможно, с некоторой практикой для наглядности, но он явно думает сейчас о другом, и Элизабет не торопит и не заговаривает - вполне для нее привычно - ему зубы. Баст достает цветок у нее из-за уха, Элизабет усмехается - ей нравятся детали, а эта добавляла образу что-то вроде праздничного настроения. Внимательно слушает Баста, медленно кивает, когда понимает, о чем он спрашивает.
- Да, конечно, у меня было целых два семестра на углубленное изучение проклятий, их диагностику и способы нейтрализации. Моя специализация буквально, - Элизабет говорит с ноткой гордости в голосе, хоть она и привыкла считать себя универсальным целителем, ее основная деятельность связана с чарами, проклятьями и всем, что касается с палочек и магии, а не укусов насекомых или падений с метел. - Сглазы увидеть легко, как и несерьезные проклятья, а вот с тем, о чем ты говоришь, нужно работать куда глубже.
Элизабет немного хмурится - ей не слишком нравится тон Баста. Как будто он заранее знает, о чем может идти речь, если Элизабет что-то обнаружит. Очевидно, у него есть какие-то подозрения на этот счет? Почему раньше не попросил ее проверить?
- Чтобы определить серьезное проклятье, которое будет иметь влияние не на конкретного человека и закрепится на постоянной основе, а не потеряет свою силу со временем, мне нужно довольно много времени. Даже не времени, а именно работы - такие проклятья заседают глубоко в крови и их буквально приходится искать прицельно, знать, куда бить. Многие проклятья подобного рода защищены чем-то вроде отталкивающего щита, так как им нужно время, чтобы хорошенько обосноваться в своей жертве, и не должны быть обнаружены раньше срока.
Элизабет подходит к столу, разливает прохладный чай по прозрачным бокалам. Протягивает один Басту, делает пару глотков и задумчиво смотрит в сторону.
- Я никогда не проверяла тебя вот так тщательно. До определенного момента это было бы недопустимо и как-то слишком... Дерзко? Не знаю даже. А потом наоборот, мне самой отчего-то эта мысль казалась отталкивающей, наверное, не хотела знать о тебе больше, чем уже знала. Такая диагностика раскрывает человека не хуже легиллеменции, знаешь. Я имею ввиду опытного целителя, конечно, который знает свое дело и умеет включать голову и сопоставлять факты. Но не могу сказать, что такая мысль не приходила мне в голову, хотя бы с профессиональной точки зрения.
Не называть же его подопытным. Все-таки как-то неприятно думать, что она могла бы копаться в Басте из-за целительского любопытства, что там намешано в чистокровным Пожирателях.
- Ты ведь говоришь о чем-то конкретном, правильно? - она уже неплохо его знает, да и вообще, он ее муж, к черту эти полунамеки и недосказанность. - Тебя я не диагностировала серьезно. Но тогда, в камере Министерства, я некоторое время считывала "историю болезни" твоего брата, чтобы понять, с какого угла к нему подступиться. Кеннет, конечно, рыкал и лез под руку, но кое-что я тогда нашла, и потом использовала в зелье... А кое-что просто запомнила. Там точно было какое-то старое проклятье, довольно серьезное, это было понятно, хотя я и не подбиралась к нему близко. Оно имеет пассивную структуру - то есть, не несет непосредственной угрозы самому носителю. Потому я и не стала углубляться в это, там были куда более актуальные проблемы. Ты говоришь о чем-то подобном? Считаешь, на тебе может быть похожее проклятье?
Элизабет отставляет бокал, но палочку пока не высовывает - возможно, она торопится, и Баст просто спросил из любопытства, да и сегодня они совершенно не намерены заниматься сомнительными целительскими фокусами. И все же, все же.
- Косвенное проклятье может касаться всего рода, и судя по всему, проклятью больше десятка лет - оно успело закрепиться, въесться в кровь мертвой хваткой. Конечно, я могу торопиться с выводами, но если у тебя есть основания думать о чем-то подобном, нам стоит этим заняться, Баст. С проклятьями такой силы нужно работать долго и серьезно.
Она старается не думать о его вскользь упомянутой характеристике - проклятья, накладываемые при смерти - потому что это делает ситуацию еще более серьезной. И не слишком подходящей для сегодняшнего дня, тем более, если тревога ложная.

+2

9

Его стакан так и стоит на столе, крупные капли собираются на моментально запотевшем стекле, нейтрализующем яркость клубники и мятных листов. Лестрейндж крутит в пальцах украшение, которое его жена позволила себе на эту скомканно-официальную церемонию, отныне определившую ее статус в его мире, кивает на слова о колдомедицине - давно собирался, кое-что уж точно не помешало в его ситуации, кое что получше Анестезио или Фирулы. Ну и Эннервейта, которое, кажется, умеет применить и второкурсник.
К тому же, ему нравится, когда она учит - как он уже успел убедиться в более приятной обстановке, наставник из нее хороший: в меру требовательный и чрезвычайно радующийся успехам своих подопечных. Наверняка ее стажеры в восторге от своей мисс Нэльсон - кажется, однажды она даже велела ему не кричать на кого-то из них, хотя сама находилась в глубочайшем шоке.
Будто параллельно с его воспоминаниями, ведьма тоже упоминает обстоятельства той самой встречи - упоминает Рудольфуса.
Лестрейндж внимательно слушает, почти случайно выделяет ее нежелание копаться как следует в его диагностировании, оставляет это для возможной беседы - какого драккла, она могла бы воспользоваться своими навыками столько раз, а теперь оказывается, что считала это чересчур дерзким.
Его убеждение в том, что никакого проклятия нет, отчасти базировалось именно на уверенности в том, что ведьма как следует разобрала своего пациента на составляющие и сказала бы ему, будь что неладно - как сказала насчет Эммалайн в первые же минуты диагностики.
А на деле, оказывается, она этично не лезла не в свое дело, зато теперь они в начале пути и вполне может быть так, что ему есть, чем похвастаться.
Вот уж действительно, стремясь избавиться от камня на душе, он вскрыл ящик Пандоры - и теперь едва ли выйдет аккуратно прикрыть его крышкой как было и в течение двух дней не возвращаться к этому моменту. Ну уж точно не теперь, когда Элизабет взяла след.
Характеристики, которыми ведьма награждает проклятие, замеченное на его брате, заставляют Лестрейнджа занервничать еще больше - пассивное, старое. Вполне может быть приветом из прошлого - приветом от Маккинон, и хотя он старательно уверяет себя, что дело вовсе не в этом, что Марлен Маккинон едва ли интересовалась Темной Магией, это мало успокаивает: она была чистокровной, очень сильной, и ее род мог похвастаться достаточно продолжительной историей, берущей свое начало еще в те времена, когда разделение магии на темную и светлую едва ли ограничивало пытливые умы.
Бэтси отставляет бокал, расспрашивает его пока весьма сдержанно, но видно, что эта тема ее увлекает. Даже больше, быть может, чем перспектива подняться наверх.
Впрочем, наверх им подняться все равно придется, если он правильно понимает ее обмолвки, глубокая диагностика вряд ли проводится на кухне, держа в одной руке волшебную палочку, а в другой  - стакан с фруктовым чаем.
- Есть вероятность, - очень медленно выговаривает он, откладывая цветок на стол - праздник кончился, не так ли? - Сколько времени, по твоему, займет полный анализ состояния? Даже с учетом того, о чем ты уже имеешь представление? Если сразу искать примерно то, что ты нащупала на Рудольфусе? И,  - тут он снова медлит, выбирает формулировку, - сколько времени может потребоваться на выяснение всех нюансов этого проклятия? Возможности его наследования?
Итак, самое неприятное произнесено - он уверен, ведьма сообразит и сама, что он имеет в виду, нет необходимости договаривать. Не уверен только в одном - в том, как она отреагирует.
Он вспоминает тот давний рейд - вспоминает коттедж Маккинонов, вспоминает, как пинком распахнул заднюю дверь, как вскинул палочку, чтобы убить приближающегося мага... Вспоминает беременную ведьму, едва ли соображающую, что происходит - и своей Ступефай. А затем - калейдоскоп расплывчатых образов, которые отказываются собираться в цельную хронологию: светлые волосы Марлен, выпачканные в крови, которой она кашляет из-за внутренних повреждений, безумный взгляд Беллатрисы, сосредоточенный на неподвижной беременной сестре Марлен, вспышки заклятий появившихся орденовцев, Рудольфу, гордый поведением Петтигрю...
Он даже сам не может понять, что именно случилось почти два десятка лет назад, не то что пересказать - но обрывки хриплых слов Марлен Маккинон, быть может, все еще звучат в его крови, готовые вцепиться в ребенка, которого носит Бэтси Нэльсон.
Лестрейндж. Она Лестрейндж уже с пол часа, и проклятие может получить дополнительный стимул добраться до нее и ребенка - уже получило.
Лестрейнджи всегда платят свои долги, ведь так - и раньше ему казалось это справедливым, когда речь шла только о нем одном, о его жизни и смерти.
Сейчас все оказывается куда сложнее - и особенно его раздражает эта безвыходная ситуация, в которую он попал: опасаясь последствий той давней клятвы брату, он торопился взять в жены Элизабет, тем самым  подписывая приговор ребенку.
Ладно, возможно, подписывая. Она хороший целитель, она спасла сына Петтигрю, хотя Питер был там с ними, у Маккинонов. Они приложат усилия, она научит его - и все будет в порядке.
- Я бы сказал тебе раньше, - не к месту замечает Лестрейндж, упорно разглядывая цветок на столешнице.
Продолжать не имеет смысла - не сказал, не успел, не думал, что информация может стать актуальной так скоро. Не хотел, чтобы она узнала, в конце концов.
- Тебе нужна дополнительная информация или ты сможешь выяснить, обосновано ли беспокойство, сама?

+2

10

[NIC]Elizabeth Lestrange[/NIC] [AVA]http://s7.uploads.ru/kpBgZ.png[/AVA]

Есть вероятность - то есть, скорее всего так и есть. Баст не стал бы говорить о вероятности, процент которой ничтожно мал, как она считает. Элизабет не может понять только одного - почему он решил заняться этим вопросом именно сегодня, когда, как ей казалось, они должны попробовать отвлечься от всего, у них ведь не так уж много времени. С другой стороны, Баст не стал бы поднимать тему без необходимости, значит, она его беспокоит или...
Или.
На словах о наследовании Элизабет отрывает взгляд от прилипшего к стенке кувшина мятного листа и пару секунд просто смотрит на Баста в упор. Пытается понять, насколько он серьезен сейчас и в этом ли кроется сакральный смысл всего разговора. И не замечает в его взгляде ничего, что говорило бы об обратном.
Мрачнеет, отводит взгляд, упираясь взглядом в стопку книг.
- Ясно, - конечно же, он сказал бы раньше, она не сомневается. Если бы то было запланировано или будь у них больше времени на разговоры. В последнее время они немного сместили акценты. Молодцы. - Идем наверх.
Она берет с собой несколько зелий и справочник из стопки, выходит из кухни, не глядя на Баста.
Нет, она, кажется, не винит Баста ни в чем - да и винить пока что не в чем. Даже то, что он не затронул тему вполне вероятного родового проклятья, не кажется Элизабет такой уж большой проблемой - сложно было предположить, что все вот так обернется. С другой стороны, если Рудольфус упорно хотел женить младшего брата именно с прицелом на наследника, почему вопросом не озаботились заранее? На Баста это не слишком похоже.
Она его не винит - но ситуация ей откровенно не нравится.
- Анализ займет не менее получаса, - ступеньки чуть скрипят под ногами, хотя обычно Элизабет взлетает по ним совершенно бесшумно. - Я проверю все досконально, спешка ни к чему. Выяснить все нюансы вряд ли получится, это не книга, чтобы прочитать по пунктам все, что нам нужно. Но я сделаю свою работу, а потом, - Элизабет кивает на кровать, - а потом ты добавишь деталей, если мне что-то будет непонятно.
Пока Баст ложится, Элизабет смешивает два зелья в пропорции два к одному, взбалтывает флакончик, щурит глаза, рассматривая прозрачность получившейся жидкости на солнце. Задергивает шторы, протягивает Басту зелье.
- Выпей в один глоток, это тебя немного расслабит, мне будет легче накладывать чары. Это довольно серьезная, глубокая диагностика, может слегка мутить, когда я закончу, - Элизабет отбрасывает последние капли романтичного настроения, убирает волосы в пучок на затылке, присаживается на край кровати. - Ну давай посмотрим, чем ты можешь похвастаться.
"И заодно с тобой ребенок," - мрачно думает Элизабет, накладывая легкие усыпляющие чары.
Она проводит такую диагностику довольно часто в последнее время - случаи серьезных проклятий участились в кошмарной пропорции, и если сама Элизабет изучала эту технику только на последнем году обучения, то своих стажеров она уже сейчас спокойно могла отправить на диагностику - пришлось обучать в срочном порядке. Баста она проверяет тщательнее обычного, "копается" в нем почти беззастенчиво, чего и представить себе не могла еще совсем недавно. Может, статус жены так сказывается, ну или инстинктивный страх за ребенка.
Старые проклятья оставляют следы, которые опытный целитель-с-пятого-этажа находит без особенного труда, тем более, когда знает, что именно нужно искать. У Элизабет диагностика занимает чуть меньше часа - она подробно записывает все в блокнот, перепроверяет на всякий случай по два раза реакцию на каждое заклинание, не слишком церемонясь с пациентом. То есть она, конечно, максимально осторожна, но легкое раздражение в ее действиях без труда угадывается.
Она не пробуждает его насильно - дает организму самостоятельно прийти в себя, а сама тем временем расшифровывает записи и делает кое-какие отметки. Когда Баст приходит в себя, протягивает ему очередной флакончик.
- Это для снятия побочных эффектов, - мутить его должно сейчас на славу, ну вот примерно как ее по утрам.
Какое-то время Элизабет молчит, потом закрывает блокнот и поднимает взгляд. Она хотела начать с общей характеристики и рассказать все, что смогла выяснить, но вместо это говорит как-то ломко и тихо.
- Я не уверена, что смогу это обратить.
В комнате душно - июль даже в мягкой Ирландии малоприятен. Элизабет стягивает ленту с волос, взбивает волосы, возвращая прическе некоторую легкость, как будто она не включала режим "целитель" последние полчаса.
- Это именно то, что я видела на Рудольфусе. Что-то вроде тупика, знаешь. Когда я уже цепляюсь за проклятье и навожу чары распознавания, они как будто спотыкаются о стену, не растворяются, а именно обрываются. Проклятья всегда символичны, их не всегда просто истолковать верно. Но здесь, кажется, все довольно просто, - Элизабет трет висок, просматривает свои записи. - У Рудольфуса и Беллатрисы были другие попытки? Этот случай... О котором мы слышали сегодня, он был единственным?
Она не паникует - даже выглядит отстраненной и сосредоточенной, как будто ей совсем не страшно. Как будто силы этого проклятья не произвела на нее оглушающего впечатления. Как будто она полностью уверена, что все еще можно исправить.
- Нам придется непросто, Баст. Нам никогда не было просто, потому, наверное, я не слишком волнуюсь. Но мне нужны все, все подобности. И придется взять еще несколько отгулов, даже не представляю, сколько времени у меня займут все эти зелья, - у нее почти не дрожит голос, но приходится сделать вид, будто откашливается.
Если честно, она вовсе не думает, что у них нет шансов и все обязательно закончится провалом. Более того, она по привычке склоняется к положительному результату. Но это ощущение - что у них в очередной раз все привычно летит ко всем дракклам - вызывает короткую волну удушливой тоски.
Им придется непросто - в очередной раз. Но они ведь знали, на что шли.
Жаль, это не приносит никакого облегчения.
- Кто проклял вас, Баст? - меньше всего на свете она хочет знать подобности. Меньше всего - но у них нет пути назад.

+2

11

Поднимаясь следом за ведьмой на скрипящим ступеням, он считает их про себя, чтобы сосредоточится на том, что она говорит - и чтобы избавиться от до сих пор не оставляющего его ощущения взгляда в упор. Во всем этом мало приятного, ясное дело, но это куда лучше, чем узнать обо всем в последний момент.
Лестрейндж чуть задумывается, сильно ли лучше узнать обо всем так, как узнает Элизабет, в предпоследний, но отгоняет от себя эти мысли. У них достаточно времени - и если потребуется, он бросит все и отправится вместе с женой к той самой сербской ведьме, захватив в собой Эммалайн и любого колдомедика, которого Бэтси сочтет полезным, но пока от него требуются только детали.
К слову, именно детального пересказа он предпочел бы избежать: и потому что сам плохо помнит, а это означает, что может потребоваться легиллеменция или применение их экспериментального зелья, но еще и потому, что не уверен, хочет ли посвящать ведьму в события того периода своей жизни, когда он истово верил, что цель оправдывает средства.
Но с этим он разберется позже - если это вообще потребуется. Законченный реалист, Лестрейндж отчаянно желает приобщиться к племени оптимистов, убеждая себя, что его опасения излишни.
Он сдержанно кивает, избавляясь от мантии, выпивает зелье и растягивается на кровати, закладывая руки за голову - ни дать ни взять послеобеденный отдых. Эффект зелья, помноженный на тотальное недосыпание, дает о себе знать , и он практически не замечает мрачный сарказм в тоне Элизабет, так совпадающий с его собственным настроем на кухне.
Сколько он дремал, сказать он не может - зато вопреки ожидаемой расслабленности из дремоты его выкидывает в штормовое предупреждение. Горечь поднимается к горлу обжигающим ядом - будто вживую он видит перед собой оставленный на кухне стакан с освежающим чаем, даже от простого представления которого становится легче дышать. В спальне душно и даже распущенные шторы не спасают от июльской жары: так или иначе, но дрема не была приятной, и рубашка липнет к телу, затрудняя движения.
Рывком Лестрейндж садится на кровати, опускает голову, разглядывает половицы, сдерживая позывы к рвоте - Элизабет предупреждала, что будет мутить, он должен быть готов - почти механически протягивает руку за очередным зельем. Острый, мятный или ментоловый, не разберешь точно, аромат бьет в голову, укрощает сжавшийся в тугой ком желудок, и он наконец-то может вздохнуть, слушая негромкий приговор.
Смотреть на Элизабет ему сейчас не хочется, хотя он и чувствует ее взгляд - он обязательно посмотрит на нее чуть позже, когда перестанет испытывать этот одуряющий стыд за то, чем обычно гордится. Молчит, ждет, что она скажет дальше.
- Ясно, - роняет бесцветно, когда она описывает обнаруженное проклятие. Тупик, значит. И все довольно просто - ну да, проще некуда. Проклятие на потомство. Чтоб Марлен в аду или раю, или где она там вместе со своими друзьями, порадовалась.
- Да, я думаю, да,  - отвечает он на вопрос о брате и Беллатрикс, проводя влажными ладонями по лицу и волосам, расстегивает рубашку - это не его дом, но место, которое он может так назвать при известных условиях. Затем поднимает взгляд. - У них не слишком ладилось поначалу, а после того случая Рудольфус поумерил пыл в плане обзаведения наследником, да так до восемьдесят первого и дотянул, там Азкабан, дальше ты сама знаешь. Не представляешь, на что была похожа Беллатрикс после побега - ходячий скелет, крайняя степень истощения. Эммалайн голову сломала, пытаясь справиться с этим.
Он обрывает себя - и так понятно, что этот словесный поток всего лишь попытка заговорить и ведьму, и себя, уйти от темы. Интересный выверт подсознания. Жалкий. Не подходящий Лестрейнджу, даже младшему.
Элизабет держится деловито, собранно - он видел в ней эту силу, узнал в том лесу, когда она отбивалась вместе с ним от охотящейся Стаи - и это его чуть успокаивает. Пока она ведет себя рационально, он думает, что все еще можно спасти. Что все под контролем.
- Да, не просто, - Лестрейндж подтверждает ее слова, опирается ладонями о колени, наблюдает за ползущим по стене солнечным лучом, проникнувшим через зашторенные окна. - Не факт, что тебе помогли бы знания о беременностях Беллатрикс или даже опыт Эммалайн. Они чистокровны, их роды имеют свои механизмы защиты от подобных случаев, иначе чистокровные маги давным давно перемерли бы, щедро делясь друг с другом своими фамильными проклятиями. Предполагаю, поэтому Эммалайн и не слишком волновалась, хотя проклятие и оказалось сильнее, чем она думала. Она предполагала, что ее родовая магия защитит ее и ее ребенка в достаточной степени - возможно, так и вышло бы, не скажись на ней расстояние до дома и то, что ее семья считала ее какое-то время мертвой. У нас  с тобой ситуация другая. Ты фактически беззащитна перед этим, и мне нужно было подумать об этом раньше.
Нужно было, да. О чем он вообще думал, заморочив себе голову ее прюэттовской рыжиной - почему ему вообще сдались ее рыжие волосы, он был всегда равнодушен к цвету волос.
Лестрейндж устало выдыхает, скользит взглядом по ведьме, не знает, что сказать - и зря, потому что лучше бы ему перехватить инициативу, чем рассказывать о том, о чем она спрашивает.
- Это не имеет отношения к делу, она давно мертва, - уверенно отрезает он, даже не сознавая, как на самом деле звучат его слова. С какой обреченностью и жестокостью. - Проклятие предсмертное, а его основная характеристика - необратимость, ты все верно поняла. Его придется не обращать, ему придется дать развернуться и купировать уже в активном состоянии, как ты сделала это с Вэнс.
Его не было при этом - иначе бы вряд ли он так спокойно говорил о таком варианте. А вот Элизабет была - но не рассказывала, никогда не рассказывала о том, как прошли роды Эммалайн.
- Тебе нужны какие-нибудь подробности? Точные формулировки? Я плохо помню... тот день. Придется вспоминать искусственно. Или я расспрошу Рудольфуса - это именно он напомнил мне о проклятии. Наверняка помнит больше, чем я.

+1

12

[NIC]Elizabeth Lestrange[/NIC] [AVA]http://s7.uploads.ru/kpBgZ.png[/AVA]

Ты не справишься.
Тон матери - как всегда уверенный и жесткий - не оставляет сомнений. В голове звучит еще хуже, чем на родительской кухне. Теперь эта фраза уже не кажется такой уж надуманной. "Ты не справишься с ролью миссис Лестрейндж" - вот так она звучала в полном варианте. И первые же минуты в новом статусе с пугающей прямотой подтверждают опасения матери. Впрочем, Элизабет и правда была готова к тому, что все будет непросто. Была готова, в том числе бороться с этим "непросто".
Рассказ о Беллатрисе немного отвлекает Элизабет - она зачем-то и правда начинает представлять, как эта безумная ведьма выглядела после пятнадцати лет в Азкабане. Представляет и вздрагивает, как будто сама на мгновение снова оказалась в тех каменных стенах. Кивает, встречает взгляд Баста. Старается, чтобы в собственном было поменьше сомнений.
Будь Беллатриса хоть трижды здорова, не ступай ее нога на мерзлые плиты тюрьмы, будь ее муж самым трепетным супругом в Англии - был ли у них шанс обзавестись наследником? Кажется, все эти побочные причины просто стали отсрочкой для обнаружения истинной проблемы, до которой чета Лестрейндж просто не дошла в силу обстоятельств. Зато с по-истине пугающей быстротой дошли они - мистер и миссис "Мы Друзья". Мистер и миссис Лестрейндж младшие.
Наверное, можно было бы и не уточнять, что это за проклятье лежит на роду. Все настолько очевидно, что Элизабет даже немного отвлекается, задумывается о чем-то своем, пока Баст весьма пространно говорит о влиянии проклятий на более чистокровных ведьм. К своей недостаточной чистокровности Элизабет тоже успела привыкнуть.
- У нас с тобой другая ситуация, и правда, - эта фраза почему-то вызывает у Элизабет улыбку, и она даже прикрывает глаза, чуть качает головой, как будто обстоятельства вполне к этому располагают.
Она не согласна, что беззащитна перед проклятьем. Уж во всяком случае не беззащитнее Эммалайн или даже Беллатрисы - можно сколько угодно перечислять обстоятельства, но по факту наследников у рода так и нет. Чистокровна или нет, когда дело доходит до такой степени серьезности, смешно уповать на магию рода. Элизабет может и не из числа избранных, но у нее есть знания, есть навыки и есть время. Неплохая альтернатива чистой крови, как ей кажется.
Ее попытка выяснить подробности терпит крах - может, к лучшему. И без этого ясно, что ничего приятного она не услышит, а для борьбы с проклятьем вполне хватит и того, что она уже знает. Предсмертное проклятье, что ж, вполне логично, что Лестрейнджи - на минуточку, одни из самых известных преступников Англии - успели таким обзавестись. Серьезная расплата для древнего рода. Очевидно, наложено представителем точно такого.
Элизабет снова погружается в мысли о чистокровности и степени сумасшествия всех этих древних родов, когда Баст затрагивает куда более насущную и по-настоящему пугающую ее тему.
- Считаешь, альтернативы этому нет? - спрашивает торопливо, выдавая волнение, чуть дергает головой, разрывая зрительный контакт. Он и так заметил наверняка как она побледнела в один момент, вспомнив роды Эммалайн. - Я бы все же попробовала найти более... Не доводить все до крайности. Я до сих пор считаю, что это воля случая или какое-то безумное везение, что они оба живы.
О своем вкладе Элизабет молчит - и так ясно, что она тогда выложилась на полную. Как ясно и то, что ее усилий было ничтожно мало, и не сложись обстоятельства так удачно - если к тому случаю это понятие вообще применимо - они бы потеряли и Эммалайн, и ребенка.
Как будто в каком-то внутреннем диалоге с самой собой, Элизабет машет головой и решительно встает на ноги, одергивает платье, упирает руки в бока. Нет, она не готова отдавать свою жизнь - и жизнь их ребенка, их сына - на волю случая и сотню раз одаренных целителей, которых ей прочит Баст. Нет. Она придумает что-то еще.
- Нет, не нужно, - решительно отказывается Элизабет от точных формулировок и обращения к Рудольфусу. Во всяком случае, пока. - В этом нет никакой необходимости. Я поняла, с чем мы имеем дело, примерно представляю, с чего начать.
Он все еще сидит на кровати, уперевшись ладонями в колени, и в тусклом свете, пробивающемся из-за задернутых штор, выглядит привычно старше своих лет. Привычно хмурый, почти усталый. С этой морщинкой между бровей.
Элизабет шагает к Басту мягко, точно кошка, кладет руки на плечи, утыкается носом в волосы на макушке. Они пахнут травами и цветами - вереском, который составил ее свадебный букет. Перебирает волосы пальцами - он уже мог привыкнуть к этому.
- Мы справимся.

Мистер Бингли обижен и дуется, точно капризная девочка. Дергает усами и воротит морду, когда Элизабет мимоходом проводит рукой по его спине, Баста предпочитает демонстративно игнорировать.
- Ты сам кого-нибудь проклинал? - с изрядной долей любопытства спрашивает Элизабет, наполняя бокалы клубничным чаем. Задерживаться наверху не хотелось, хотя до выяснения новых обстоятельств план был именно таким. - Ну, вот чтобы серьезно. Я слышала, что у чистокровных это может едва не случайно выйти. Просто пожелаешь кому-то провалиться, и тут, знаешь, лед под ногами трескается. Смешно, конечно, но с этими вашими древнеродовыми штуками я уже ни чему не удивлюсь.
Элизабет откровенно усмехается, смешливо морщит нос и кивает Басту на скамейку, где они сидели вечером в том самом мае. Понемногу вечереет, жара спадает, удушливый аромат цветов притупляется. Элизабет усаживается рядом с Бастом, убирает ноги  под себя, трется носом о плечо Баста, как будто замерзла. Сцепляет их пальцы в замок.
- А еще, знаешь, у меня есть просьба. На правах жены, - последнюю фразу Элизабет произносит с чувством и расстановкой, давая понять, что отвертеться у Баста не выйдет. - Расскажи мне про ту, другую. Жену. Алхимический брак, браслеты, все такое. Я ведь имею право знать, да? Как миссис Лестрейндж. И как та любопытная легкомысленная ведьма, что угощала тебя тортиком в маггловской кондитерской. Ты обещал, что мы еще поговорим об этом.

0

13

На вопрос об альтернативе он только плечами пожимает - какая уж альтернатива. Единственная альтернатива - не доводить до всего этого, и ее-то он упустил.
Время сжимается до пульсирующей точки: ранее такое бесконечное, движущееся хаотично, теперь оно приобретает вектор и скорость, и Лестрейндж, отвыкший от этого ощущения, не может пока придумать, как вернуть свое существование к привычному упорядоченному состоянию.
Элизабет отказывается от любых его вариантов - ей не нужны ни подробности от Рудольфуса, ни Эммалайн. И хотя она и говорит, что поняла, с чем они столкнулись, ему кажется, что этим отказом она дает ему понять, что он и так сделал достаточно, обрекая ее на это испытание. Он воспринимает это упреком, но упрек тем горче, чем заслуженнее, и это чувство ему не залить сладким чаем.
Он смотрит в пол, даже когда она поднимается на ноги - в голове пусто, хоть гиппогрифа выгуливай, ни малейшей мысли, ни малейшей догадки, как помочь будущему ребенку. Как помочь Элизабет. Отличное завершение дня.
Но Элизабет не выходит из комнаты вопреки его ожиданиям - она подходит к нему, льнет к рукам, как будто не было только что этого тягостного разговора. Справятся. Они справятся, у них просто нет другого выхода. Она найдет, как остановить проклятие, а он позаботится обо всем остальном.

К его удивлению, когда они спускаются вниз, жена весела - или хорошо имитирует беззаботность, контрастом выступая к его мрачности. Впрочем, не только она мрачна - рыжий котяра тоже недоволен всем подряд, намеренно медленно вышагивает прямо перед Рабастаном, воинственно задрав хвост и путаясь в ногах. Больше из опасения за своенравное животное, Лестрейндж мимоходом отодвигает кота в сторону ногой, на что Мистер Бингли возмущенно шипит и едва не заслуживает полноценного пинка, не понимающий, что сейчас не та ситуация, чтобы кто-то стал терпеть его недовольство.
Элизабет ничего не замечает - хитрый кот делает вид перед хозяйкой, что ему ныне глубоко безразличен хмурый мужик, претендующий на безраздельное внимание ведьмы, но это даже на руку им обоим: в противном случае она захотела бы примирить их, а Лестрейндж считает, что от этой перспективы кота с души воротит не меньше, чем его самого.
- Нет, - отзывается Лестрейндж, шагая вслед за женой в сад. - По крайней мере, из того, что мне известно. Чистокровные маги, воспитанные традиционно, избегают высказывать подобные пожелания, зная, насколько опасны шутки с родовой магией. Проклясть на самом деле достаточно сложно, тем более, случайно, но иногда слишком сильное пожелание воспринимается магией как руководство к действию. А иногда магия может взбунтоваться против своего носителя - по крайней мере, раньше, пару веков назад точно могла. Совершаешь нечто, что идет вразрез с принятыми в роду традициями - и однажды утром просыпаешься слабым как младенец, почти разучившись колдовать и едва способный на простейшие чары. И не сквиб, и не маг - позор семьи.
Лестрейндж кривится, запивает чаем - не договаривает, что пару веков назад, возможно, тем же самым поплатился и он, женись на полукровке. И тут же как можно незаметнее тянется к волшебной палочке, убеждается, что дерево отзывается послушным теплом на прикосновение пальцев. Он не то чтобы боится утратить магические способности - боится, конечно, но не до паники. Он боится потерять магию именно сейчас, на пороге того, что грядет уже совсем близко, оказаться бессильным и беззащитным, не способным защитить жену и ребенка.
К счастью, если Элизабет и замечает его заминку, вида не подает - он с интересом косится на нее при следующей фразе, удерживаясь от желания напомнить, что с того момента, как она стала женой, не прошло и часа, не рановато ли для выяснения границы собственных прав? И тут же мрачнеет - ну конечно. Элизабет-в-прошлом-Нэльсон вспоминает все, что ей нужно.
И что не нужно.
Он осторожно высвобождает ладонь, закидывает за спинку скамейки, отпивает еще глоток чая. Вокруг, привлеченная запахом клубники, кружит пчела, черно-желтая, в хаффлпаффских цветах. Безобидная с виду, но вполне способная ужалить.
- Что именно ты хочешь знать? - уточняет он, все еще думая, что сможет потянуть время и уйти от рассказа. - Алхимический брак не имеет ничего общего с обычным. Если хочешь, это объединение магии, без чреватых последствий. Как договор о взаимопомощи, только заключенный на другом уровне.
Вообще-то, он намеренно сводит древний и весьма специфический ритуал к простому соглашению о взаимодействии, и, судя по виду Элизабет, с матчастью она знакома и ее так просто не проведешь.
Лестрейндж хмыкает, гадая, как далеко она зайдет в своих попытках выяснить еще что-нибудь из деталей его биографии.
- Мне было пятнадцать и я нуждался в помощь - кое-что, чего я очень не хотел, вот-вот должно было случиться...
Он умолкает с тяжелым вздохом - она не об этом спрашивает, не об этих обтекаемых и пустых формулировках. И он вроде как обещал, что разделит с ней все.
Допивая чай, Лестрейндж ставит стакан на каменную тропинку у скамейки, трет лоб и предпринимает вторую попытку.
- Мне никогда не нравилась Беллатрикс. - Ложь, и он снова замолкает, кляня себя за неудачливость. Впрочем, лучше уж рассказывать о ритуале алхимического брака, чем о предсмертном проклятии Марлен Маккиннон, умершей ради таких, как его жена. - Было время, когда я считал, что ничего хуже, чем ее брак с Рудольфусом, и быть не может: они и по отдельности неприятны, но вдвоем наводили на меня ужас, смешанный с отвращением.
Вообще-то, он боялся, что с годами уподобится своему старшему брату - вообще-то, эти страхи не были совсем уж необоснованными.
- Отец долгое время был против их брака, да и ее семья не приходила в восторг... По крайней мере, первое время. потом все изменилось: была назначена помолвка, и я понял, что она станет его женой. Будет жить в Холле, войдет в семью. И я искал что угодно, лишь бы предотвратить это... Если бы чистокровные маги могли проклинать случайно, уверяю, Беллатрикс давно была бы... Неважно. Как оказалось, я был не единственным, кто готов был дорого заплатить за то, чтобы они никогда не поженились. Нарцисса тогда еще Блэк, сестра Беллатрикс, не выносила Рудольфуса так же, как я не выносил ее сестру.
Он снова замолкает, хмурится, подбирая слова.
- Она была старше, знала больше - она и предложила этот ритуал. У нас не было выхода, и хотя некоторые пункты были невыполнимы, мы нашли способ обойти ряд условий... Или думали, что нашли. Тогда-то я избавился от ряда заблуждений насчет древней магии, творимой ритуалами - она не темная и не светлая, она хаотичная, своевольная, опасная... Сейчас я бы предпочел поискать иной способ, лишь бы не прибегать к ней, но тогда я был в отчаянном положении, как и Нарцисса, и мы верили, что нам это под силу. К слову, я долгие годы считал, что ритуал не удался - говорю же, наши попытки обойти некоторые условия до сих пор кажутся мне дилетантскими, - но, кажется, я был не прав. Беллатрикс и Рудольфус все же поженились, родовая магия позволила им вступить в брак, несмотря на то, что с ее точки зрения мы с Нарциссой уже объединили две семьи - вот и причина моей уверенности в нашем провале. Однако между нами образовалась связь, которая должна была порваться по окончанию ритуала - не порвалась. До сих пор не порвалась, если хочешь знать. Мы сняли браслеты, а эта нитка между нами осталась - представляешь, каково нам было на церемонии бракосочетания Рудольфуса и Беллатрикс ощущать не только свою горечь поражения, но и другого? Алхимический брак, как и все ритуалы подобного толка, слишком непредсказуем, и я жалею, что слишком мало узнал о нем до того, как мы его провели. Это все, что ты хотела узнать?
Вообще-то, она хотела узнать о Нарциссе, но он считает, что имени достаточно - не приходит в голову, что еще он может рассказать о миссис Малфой.

0

14

[NIC]Elizabeth Lestrange[/NIC] [AVA]http://s7.uploads.ru/kpBgZ.png[/AVA]

Она не торопит его - никогда не торопит, зная, как порой ему сложно говорить. Много, обстоятельно, на тему, которую предпочел бы не затрагивать. Элизабет даже избегает лишний раз пристально смотреть Басту в глаза, чтобы не сбить с мысли своим нетерпением или излишним любопытством. А так выходит, будто он говорит в никуда - как будто просто размышляет сам с собой, расставляя все по полочкам в своих и так скрупулезно систематизированных мыслях.
Баст смешно начинает с уточняющего вопроса, как будто он и так не был предельно конкретен. Неужели пытается увильнуть? Элизабет не подает вида, что его увертки ее насмешили - ему такие вещи не нравятся. И хоть она смеялась бы не над ним, вряд ли сейчас это уместно, учитывая, что вернуть непринужденность беседе все равно будет непросто. Непринужденная беседа - с Бастом это словосочетание вообще звучит порядком абсурдно.
Пока он рассказывает, у Элизабет появляется сотня вопросов, и приходится себя сдерживать, чтобы не завалить ими Баста прямо сейчас. Не перебивать - еще одно золотое правило бесед с Бастом.
На самом деле, это все очень личное, и статус жены нисколько не оправдывает ее почти что нахального любопытства. Будь оно пустым, праздным, Элизабет ни за что бы не стала спрашивать. Но теперь, когда она все еще чувствует легкое покалывание в пальцах после проведенной церемонии и когда жизнь ее ребенка буквально висит на волоске, все темы обостряются и приобретают совсем иное звучание.
Тема алхимического брака волновала Элизабет с той самой беседы в кондитерской, волновала настолько, что она даже обратилась к бывшему мужу за помощью в поиске информации. Сложно сказать, что именно так ее зацепило: отсутствие знаний и основанное на этом чувство собственной ограниченности; природное любопытство, порой толкающее на не самые умные поступки; легкий укол гордости, когда Баст спросил, не магглорожденная ли она - как будто только магглорожденные не разбираются в этой теме. Ну или просто жгучее желание узнать побольше о нем самом, о Басте, незнакомце с заснеженной трассе, которого она едва ли надеялась встретить снова. Слишком много факторов, чтобы хотя бы не попытаться разобраться в этой теме.
Он в курсе, что она в этом копалась - конечно, в курсе. А потому сразу бросает попытки обойтись общими фразами и рассказывает даже больше, чем она надеялась услышать. То есть, она ведь просто попросила рассказать о женщине, которая теперь навсегда связана с ним, но Баст дал ей даже больше - причину.
- Какой сложный путь вы выбрали, - в голосе скорее искреннее восхищение, чем что-то еще, хотя в некотором роде Элизабет немного напугана. Ей бы в голову не пришло в пятнадцать лет лезть в такие дебри древнейшей магии, играть - по сути, больше играть, чем действительно управлять процессом - Баст сам несколько раз упоминает слово "дилетантство" - с вещами столь сложными и непредсказуемыми, потому что не хотели объединения семей. В голове не укладывается.
Элизабет тщательно подбирает слова, задумчиво встряхивая ранее убранные в пучок волосы.
- Знаешь, у меня вопросов теперь только больше, - наконец, проговаривает Элизабет и почти виновато пожимает плечами. - Но главное, ты уверен, что этот ваш ритуал никак не повлиял на брак Рудольфуса и Беллатрисы? И что ваша связь с Нарциссой - все, чего вы смогли добиться?
Сложный вопрос. Вряд ли Баст сам не думал о том, что его действия в какой-то степени повлияли на судьбу брата и его жены. И вряд ли нашел ответ.
- Не отвечай, впрочем, - Элизабет хмурится, мысленно ругая себя за идиотский вопрос. Хотя казалось бы, мрачнее Баст уже не станет. - Нарцисса, значит.
Как будто в противовес тяжелейшей теме с родовыми проклятьями, Элизабет легкомысленно вздергивает подбородок и щурит глаза. Баст упоминал - раз пять, не меньше - что алхимический брак не имеет ничего общего с тем, в который только-только вступили они сами, однако интерес к особе, ставшей более двадцати лет назад его "женой" Элизабет все равно не отпускает. Это так нелепо, особенно для нее, никогда не страдавшей уколами ревности и всеми этими сумасшедшими женскими заморочками. И все равно она невольно думала о ней, а теперь образ Нарциссы - Нарциссы Малфой, не иначе - стоит перед глазами, будто она видела ее только вчера. Они не знакомы лично, потому что Эрон избегал неоднозначных знакомств, но не знать и не видеть ее Элизабет не могла. Что ж, это даже интереснее, чем она думала.
- А ваша с ней связь... Насколько хорошо она чувствует то, что чувствуешь ты? Если на свадьбе ты мог ощущать ее разочарование и горечь, то что сейчас? Это все на уровне ощущений или она может конкретно понять, что с тобой происходит? - собственно, не до девочковых переживаний. - То есть, я понимаю, что это нельзя толком выразить словами, просто... Насколько мы можем доверять Нарциссе?
Мы - потому что по сути дела теперь есть эти "мы", и она привязана к нему не меньше миссис Малфой. Ну или станет привязана, когда будет проведен ритуал вступления в род, которого ей никак не избежать.
Откровенно говоря, она хотела этим разговором немного разрядить обстановку, но все почему-то стало только хуже. Ощущая полную безнадежность в плане спасения вечера, Элизабет допила чай и запрокину голову, разглядывая тускнеющее небо.
- Баст. А что между тобой и Беллатрисой? - забавно, что вопросы о женщинах в его жизни начались после свадьбы. Но это совпадение. - Я имею ввиду, ты только что сказал, что она никогда тебе не нравилась, даже до той степени, что ты пошел на алхимический брак с ее сестрой, но... Но там, на пустыре, мне показалось, что между вами было что-то вроде доверия. Чего-то общего, личного и никак не похожего на взаимную неприязнь. Можешь не отвечать, если не хочешь.
Последнюю фразу Элизабет добавляет торопливо, чтобы у Баста не возникло ощущение допроса или излишнего любопытства. Просто она привыкла говорить и спрашивать его обо всем, что ее волнует и беспокоит. Но не для всех разговоров, возможно, пришло свое время.
- Какая у тебя болтливая жена, правда? И как только ты до такого докатился, - Элизабет смеется и усаживается поудобнее. - Но я рада этому, знаешь. Рада быть твоей женой.

0

15

Он кидает быстрый взгляд в ответ на ее комментарий о сложном пути - нет, не издевается. Действительно имеет в виду только то, о чем говорит.
Лестрейндж равнодушно пожимает плечами: сложный, простой - что теперь говорить - но тут же подбирается, когда Элизабет продолжает задавать вопросы. Она умеет делать выводы из услышанного - может, всегда умела, а может, так сказалась профессия целителя. А может - его вечные недоговорки.
Вот только сейчас это совсем невовремя - это ее умение.
Он хмурится еще сильнее, отворачивается - рассказывать о себе в его случае подобно пытке, а уж тем более рассказывать о вещах, о которых и вспоминать-то не слишком хочется. И хотя ведьма любезна настолько, что тут же забирает вопрос назад, подчеркивая необязательность ответа - как будто может его обязать - Лестррейндж все равно чувствует, что ответить должен. Поделиться своими подозрениями - кто знает, вдруг это поможет им сейчас, ввиду проклятия.
- Не уверен. Некоторое время назад - когда я стал выяснять в свободное время, почему эта связь не разорвалась спустя двадцать лет, - издалека и размеренно отвечает он, беря себя в руки, - то наткнулся на весьма интересные комментарии. Алхимический брак, как ты уж знаешь, объединяет магию родов - и, таким образом, после его заключения никто больше из представителей этих семей не может сочетаться браком: магия не допустит этого. В смысле, должна не допустить. В нашем случае этот запрет не установился, и мы были уверены, что раз церемонии принятия Беллатрикс в род Рудольфуса прошла успешно, ритуал не удался. Но те комментарии, о которых я уже упоминал... Словом, тот текст можно было понять, что алхимический брак помешает произведению потомства следующей пары. И до того, как Рудольфус заговорил о проклятии, я думал, что их бездетность - наша с Нарциссой вина. Моя вина.
До чего, оказывается, хорошо напрямую высказать свои опасения - у него будто камень с души падает, кто бы мог подумать, что ему так важно поделиться этой ношей. А привык, вроде, оставлять такие вещи при себе.
Лестрейндж не смотрит на жену - у него навскидку несколько вариантов для выражения ее лица: от жалости до осуждения,  и он не хочет встречать никакое из них.
- Впрочем, это в любом случае моя вина, да? - больше себе уточняет он. - Моя, Рудольфуса, Лорда  - да мало ли. Не думай, что мы отказываемся платить...
Он замолкает так резко, что рыжий кот, все же вывалившийся в сад, оборачивается к нему, навостряя уши
Они платить не отказываются, прекрасно - но при чем же здесь милая дружелюбная Бэтси Нэльсон, чья вина лишь в том, что она возомнила себе нечто с ним в главной роли, а у него не хватило духа отпустить ее. Выставлять такой счет ей - вот это несправедливо.
К счастью, она меняет тему, заинтересовавшись этой самой симпатической связью - намеренно, наигранно ли, ему плевать, лишь бы перестать рассуждать о долге.
- Ну, кое что она чувствует, не более - ничего конкретного. Недомогание, если со мной не все гладко, обеспокоенность, если я в панике. Тревогу. Не беспокойся об этом - в любом случае, Нарциссе мы можем доверять, - это "мы" выходит у него  неожиданно легко. Так, будто он всю жизнь ждал возможность сказать это, и теперь, наконец-то, получил это право. Лестрейндж едва удерживается, чтобы не повторить это "мы" еще раз, но ограничивается тем, что поверх спинки скамьи кладет ладонь жене на плечо. Пусть считает это подтверждающим жестом.
В конце концов, они действительно могут доверять Нарциссе, и когда-нибудь он расскажет Элизабет о том, почему - о том, что у них с Нарциссой просто нет другого выхода, как не было однажды давно, когда она встретила его в библиотеке Блэк-Хауса.
Кажется, этого ей достаточно - у него вообще удивительно неприхотливая жена, если подумать и не брать в расчет некоторые личные моменты. Лестрейндж довольно откидывается на спинку скамейки - оказывается, за время разговора расслабиться у него не вышло, да и не удивительно - но тут же снова дергается: кажется, Элизабет решила сегодня вытащить из него все о жизни до нее.
Не то чтобы у него много секретов - ему было, чем заняться,  - но кое-что он предпочел бы утаить. И уж совершенно точно, предпочел бы не рассказывать жене о том, что там между ним и Беллатрикс. В двух словах не описать, а вдаваться в детали - будить спящего дракона. Элизабет, конечно, не ревнива - ну или ему так кажется,  потому что он знаком только с той самой бешеной ревностью в семье своего брата - но, наверное, не слишком уместно говорить, что когда-то он был до одури влюблен в жену своего старшего брата.
По крайней мере, на свадьбе точно не уместно, не без иронии думает он, пытаясь оживить хоть что-то из воспоминаний о Белле - все тщетно. Он знает, что было, помнит, как метался будто в лихорадке по Холлу - но все это кажется ему таким одномерным, далеким и ненастоящим, как картинки в маггловском телевизоре. Вроде двигаются, но видно же, что фальшивка.
- Ничего, - отвечает он, возобновляя поглаживания плеча Элизабет. - Но вскоре после их свадьбы оказалось, что она не так уж и счастлива с Рудольфусом. Скорее уж, несчастлива. Отец тогда уже умер, мать была мертва давно - нас было трое в огромном доме, принадлежащем, как тогда казалось, нам до самой смерти. Коалиция родилась сама собой - при возможности мы старались уберечь друг друга от расправы. Ничего чрезмерно рискованного - и уж точно дело не в доверии. Я бы скорее доверился Люциусу, чем ей. И перестань повторять, что я могу не отвечать - я знаю, что могу. Но ты моя жена и имеешь право знать.
Хотя лучше бы не копать глубоко, мысленно договаривает он.
А затем Элизабет делает нечто совершенно фантастическое. Как будто это совершенно нормально - оказаться в их положении. Как будто она мечтала о чем-то подобном с детства.
Его это даже разозлило бы, не накрой таким облегчением: как оказалось, ведя этот трудный разговор, постоянно балансируя на тонком мостике между правдой и ложью ему всего-то и нужно было услышать нечто подобное.
Лестрейндж глубоко вздыхает, мельком улыбается коту, подозрительно посматривающему на них из-за куста какой-то кудрявой флоры.
- Я бы рассказал тебе это и так. Без брака,  - он кивает в сторону беседки, снова становясь серьезным. Время пока терпит, но он уже не уверен, что ему имеет смысл держать Элизабет вдали от того, что готовится. - Я хочу увезти тебя из Англии. Не сейчас, разумеется. Позже.
Он хотел бы увезти ее подальше уже осенью - и если бы все шло так, как запланировано, так бы и поступил, но теперь, в связи с беременностью и крайне неблагоприятными прогнозами, этот план летит к дракклу под хвост. И все же, ввиду того, что близится, ему вовсе не хочется, чтобы Элизабет оставалась так близко к линии фронта новой войны.

+1

16

[NIC]Elizabeth Lestrange[/NIC] [AVA]http://s7.uploads.ru/kpBgZ.png[/AVA]

Он долгое время винил себя в отсутствии у рода наследника - вот так и выходят наружу маленькие страшные тайны. Что это значит для Баста Элизабет представляет смутно: она не чистокровна, воспитывалась в других реалиях, не имеет на плечах груза ответственности и ни за что не стала бы вмешиваться в судьбу брата, реши тот жениться хоть на йоркширском терьере. А еще Баст всегда говорил о наследнике как об обязательстве, и ей казалось, будто ему самому это не нужно. Теперь все становится еще более сложным, и связь между братьями - и так казавшаяся Элизабет в каком-то роде больной - приобретает еще более явственный привкус взаимной вины. Они оба должны другу другу не жизнь, а несколько жизней, кажется. Мать говорила, что жизнь младшего брата принадлежит главе рода, но сейчас Элизабет кажется, что это только условность, и на самом деле их жизни принадлежат друг другу. Своеобразный круговорот, и Элизабет с некоторой опаской думает о том, что вот-вот войдет в этот род, и хоть за себя она не волнуется, ее ребенок, кажется, просто обречен на эту неумолимую связь с какими-то высшими магическими силами, которые вряд ли хоть когда-то станут ей понятны до конца.
Она опускает взгляд под ноги, разглядывает сочную нестриженную траву. Баст тоже на нее не смотрит - она не чувствует его взгляда. Элизабет толком не знает, что испытывает по отношению к этому откровению, но что бы это ни было, фонтанировать эмоциями она не станет. Эта тема из тех, которые остаются храниться в закрытом сундуке, и хоть ты знаешь, что там - внутри, все равно никогда не открываешь. Пожалуй, отчетливее всего Элизабет чувствует сейчас благодарность - за то, что он поделился с ней этим.
"Не думай, что мы отказываемся платить", - фраза вызывает у Элизабет смешанное чувство тоски и страха. Потому что теперь, с тех пор, как она узнала, кто он, ей все время страшно. Страшно, что судьба выставит ему еще один счет - а правда ли достаточно Азкабана и правда ли он не совершил чего-то похуже уже после побега? - и он, конечно, не откажется платить. Не сможет отказаться. А еще так сложно, так отчаянно сложно не воспринимать происходящее сейчас как расплату, хотя по сути проклятье и есть расплата. Но Элизабет не позволяет себе думать об этом - справедливо или нет, ей плевать. Что бы там ни было, им остается только бороться с этим, а расплатой пусть служит эта утомительная и, кажется, бесконечная борьба.
Но результат всегда того стоит.
Мысли о Нарциссе помогают немного расслабиться. Баст уверяет, что ей не о чем беспокоиться - и она не беспокоится. Он не стал бы скрывать от нее потенциальную опасность, теперь точно не стал бы. Да и раньше не страдал глупым сентиментализмом из разряда "я хочу уберечь тебя от переживаний". Он делает все возможное, чтобы уберечь ее, она знает это без лишних слов.
Когда-нибудь Элизабет хотела бы познакомиться с Нарциссой. Наверное, поговорить о связи с Бастом было бы слишком, но хотя бы просто увидеть ее, понаблюдать, узнать ее - отчего-то ей очень этого хочется. Может быть потому, что ей хочется узнать человека, который был бы близок Басту, чувствовал его. Это, может быть, странно для женщины, но Элизабет даже немного рада, что у Баста есть такой человек - которому он может доверять.
Она больше не задает вопросов, но делает пометку в мыслях, что в какое-нибудь более благоприятное время с удовольствием вернулась бы к этой теме. Расспросила бы его об ощущениях, о самом ритуале, о тех самых уловках, которыми они обходили острые углы вступления в алхимических брак. Но все это - позже. У них еще будет время.
А вот вопрос о Беллатрисе явно не приводит Баста в восторг - она уже и сама не рада, что решила затронуть эту тему. Но молчит, выжидая, пока он закончит рассказ. Отчего-то его ответ кажется ей неполным, но эта недосказанность настолько правильная, уместная, что Элизабет даже невольно улыбается. От прикосновения Баста по коже бегут мурашки, как будто она еще не привыкла к его прохладным ладоням. Как будто никогда до конца не привыкнет. Баст вскользь упоминает Люциуса - муж Нарциссы, как помнит Элизабет - и даже эта отсылка кажется мягким намеком, что на сегодня достаточно этих вопросов. Как будто он отвлекался от мыслей, способных увлечь его куда-то далеко-далеко, а он не хотел бы туда уходить.
Ей хочется сказать что-то о Рудольфусе, о степени возможности счастливого брака с ним, о несправедливости и том, как, наверное, тяжело оставаться вот так в одном большом доме, но все это не то, все это несвоевременно и прозвучит лишним, как и сам вопрос. Она уже его жена, уже давно - его друг, но все еще не своя в его семье, и она не хочет торопить все это. Это придет - и Баст подтверждает это незамысловатым "я бы рассказал тебе это и так".
- Ты можешь рассказать мне обо всем, - это и так ясно, и она уже говорила ему об этом, но это можно считать чем-то вроде аналога немного непринятому между ними "я люблю тебя", - мне кажется, я никогда не узнаю тебя полностью. Это смешно, конечно, но ты для меня навсегда, наверное, останешься немного незнакомцем. В той твоей странной шапке, под снегом и с десертной вилкой в салфетках. "Сто лет не ел торта" и "почему не сказала сразу, что замерзла".
Ей тепло и уютно, и все эти проблемы отходят на второй план, а потом и вовсе теряются в ворохе беспорядочных воспоминаний. Из которых ее вырывает его последняя фраза.
- Увезти из Англии? - нет, она не напугана, просто удивлена и не скрывает этого.
Казалось бы, мысль логична до неприличия, но почему-то не приходила ей в голову. Элизабет задумчиво щурит глаза и поглаживает ладонь Баста, не сразу находя нужные вопросы.
- Я хочу, чтобы там было тепло, - наверное, здесь и не нужны никакие вопросы, - и если уезжать, то далеко-далеко, на край света, и чтобы птицы, знаешь, в небе парили, и надо было щуриться, когда смотришь на солнце.
Она не думала о такой перспективе, но теперь, когда Баст вот так просто сказал, что собирается увезти ее из страны, все как по паззлам сложилось в картинку. Как будто подсознательно она всегда знала, что именно это их ждет.
- Ты когда-нибудь думал покинуть Англию? Что скажет на это Рудольфус? - и должен ли он знать? Наверное, эти вопросы сейчас гораздо существеннее, но перед глазами Элизабет уже стоят залитые солнцем картинки какого-то пляжа, и совсем-совсем не хочется думать о чем-то другом.

0

17

Наверное, он должен благодарить Мерлина - и целую толпу этих маггловских богов, - что его жена воспринимает его до сих пор тем мрачноватым незнакомцем с трассы из их первой встречи, а не Рабастаном-Мать-Его-Лестрейнджем, убивающим - а что делать - магглов и магов. Кровь на его руках ее не заводит, как - он это точно знает - заводит Беллатрикс, а будь иначе, он сам бежал бы от нее без оглядки. В нем и так достаточного этого темного безумия, клубящегося под хмурой поверхностью, чтобы, подобно Рудольфусу, искать его источник извне.
Если уж на то пошло, он хотел бы быть Бастом Гриффитом - иногда он осознает это четко. Впрочем, это из разряда тех вещей, о которых он едва ли скажет даже Элизабет - раз уже не сказал в позапрошлом мае, после того мучительно-неправильного свидания, окончившегося полным крахом, сейчас не скажет и подавно. Да и толку от таких признаний - кем бы он не хотел быть, он тот, кто он есть, и даже получи он вдруг шанс это изменить, Лестрейндж знает, что не воспользуется им.
Потом что Лестрейнджи никогда не отказываются платить.
Наверное, Бэтси Нэльсон - Элизабет Лестрейндж - понимает это. Она вообще сообразительная, и хотя между ними наверняка всегда будут возникать ситуации тотального недопонимания, кое в чем он уверен, иначе бы не сидел сегодня здесь: она всегда поймет то, о чем он ей рассказал - или попытается понять, что в его глазах равноценно.
Так происходит и сейчас. Ему достаточно лишь обмолвиться о необходимости покинуть Англию, а она уже строит предположения о том, куда именно.
Мягко гладит его ладонь, прищуривается заговорщицки - может быть, прикидывает, где понравится ее котам.
- Тепло, я понял, - он действительно понял - или думает, что понял. Она хочет, чтобы вокруг было вечное лето - не осень, проклятая осень Холла, ни ледяной ад под взглядом Рудольфуса. Вечное лето, как будто день их свадьбы вдруг стал бесконечным, и все проблемы отложены.
Наверное, тот же Рудольфус обозвал бы это малодушием, а вот Рабастан думает, что у него необыкновенно мудрая жена. В конце концов, с них достаточно войны, и если когда-нибудь она окончится - и он окажется жив - почему бы не устроить себе вечные каникулы.
Лестрейндж раздумывает над вариантами: определенно, не юг Европы, не средиземноморское побережье, там слишком много магов, это определенно не край света. А ему это необходимо - одиночество, которое он разделит с Элизабет и их сыном, последние годы дались нелегко, он устал изворачиваться, предугадывать чужие ходы, напоминать себе, что стоит на кону...
И вопросы Элизабет созвучны его мыслям.
- Раньше - нет. Не было даже мысли.
Нет, были, конечно, он врет - были мысли, что все происходящее бессмысленно и что наилучшим выходом было бы сорваться прочь и надеяться, что он сумеет прятаться хотя бы полгода. Но дальше мыслей и не зашло бы - только не у него, не у Лестрейнджа.
- Но ситуация изменилась. И мой долг перед Рудольфусом практически выплачен. Он знает это не хуже меня - и знает, что это значит. Осталось немного - и меня ничто не будет держать в Англии.
Эти туманные формулировки - все, на что она пока может рассчитывать. Рабастан едва ли не суеверно боится вдаваться в детали, потому что это сейчас слишком рискованно - в том числе и для него. К тому же, он тянет время, прежде чем перейти к пояснением - он уже  понял, что Элизабет поняла его несколько однозначно, а у него на уме было другое.
- Через год или чуть раньше я присоединюсь к вам, но ты могла бы уехать раньше - может быть, к зиме или как только мы определимся с проклятием. Куда-нибудь, где тепло и солнце, что скажешь? - он непривычно мягок, даже избегает своей манере категорично знакомить ее со своими решениями, а не спрашивать мнение, но опасается, что такими топорными штуками Бэтси Нэльсон не проведешь - он слишком хорошо помнит, как она накинулась на него в январе, когда он предложил ей спасение. И, надеясь предотвратить очередную почти-ссору, принимается выстраивать аргументацию. - Англия сейчас не подходящее место для беременной женщины в твоей ситуации, и с каждым месяцем будет только хуже. Я тоже не могу уехать с тобой прямо сейчас - и не могу быть около двадцать четыре часа в сутки. Мне нужно, чтобы ты была в безопасности.
Иначе все бессмысленно, заканчивает Лестрейндж уже про себя, садясь прямее - этот разговор должен был состояться, так лучше раньше, чем позже, пока у него еще есть силы, чтобы настаивать на своем, пока он еще не окончательно привык, что в любой момент может аппарировать туда, где чувствует себя максимально похоже на "дома".

0


Вы здесь » 1995: Voldemort rises! Can you believe in that? » Архив недоигранного » Клубничный чай с мятой


Рейтинг форумов | Создать форум бесплатно