Вниз

1995: Voldemort rises! Can you believe in that?

Объявление

Добро пожаловать на литературную форумную ролевую игру по произведениям Джоан Роулинг «Гарри Поттер».

Название ролевого проекта: RISE
Рейтинг: R
Система игры: эпизодическая
Время действия: 1996 год
Возрождение Тёмного Лорда.
КОЛОНКА НОВОСТЕЙ


Очередность постов в сюжетных эпизодах


Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » 1995: Voldemort rises! Can you believe in that? » Завершенные эпизоды (альтернативные истории) » Бисквит с творожно-ягодным кремом


Бисквит с творожно-ягодным кремом

Сообщений 1 страница 30 из 46

1

традиции должны оставаться традициями.

http://sh.uploads.ru/PAHoB.png

Сколькими тортами Элизабет Нэльсон успела угостить Рабастана Лестрейнджа за год?
конец февраля, 1997
небольшой дом в Ирландии

#Ирландия   #зелья   #годовщина   #торт   #эксперименты   
#Лонгботтомы   #BFF   #побегаем_с_палочками
#правильно_или_нет

0

2

[AVA]http://sg.uploads.ru/6MWvO.jpg[/AVA]

Внешний вид: простое черное платье до колен, волосы светлые, чуть ниже плеч

Элизабет сидит на столе, найдя место среди свитков, книг, баночек, котелков и прочей утвари, этот стол населяющей. Окно приоткрыто, впуская в помещение заунывный прохладный ветер. К счастью, конец февраля только звучит сурово - на самом деле за окном целых плюс пять, и снег не тает в саду только потому, что Элизабет этого захотела. Слякоти она всегда предпочитает скрипящий под ногами снег. Кажется, скоро весна, и в Ирландии это чувствуется куда лучше, чем в Лондоне - здесь нет серых домов, нет спешащих куда-то людей, есть только природа, шум моря, прозрачно-белое небо.
Спустив со стола одну ногу, Элизабет подпевает негромко играющему радио, время от времени поглядывает на равномерно поднимающийся от котла пар. Пока что ее участие в процессе не нужно, но уже скоро придется переходить ко второй стадии.
Элизабет отрывается от книги и бросает взгляд в окно. Никого. Только Джекилл привычной серой тенью мелькает то там, то здесь, утопает в сугробах, выскакивает из них, точно бешеный, раскидывает снег. За окном приятно тихо - никакого стрекота насекомых, только море бесконечно шумит. Но за два дня Элизабет настолько привыкла к ударяющимся о скалы волнам, что даже не замечает этого звука.
Приедет Баст или нет, Элизабет не знает. Он написал, что такая вероятность есть. И это все.
Интересно, если перевести в проценты, сколько получится? Баст бы, наверное, перевел. Он же так любит всю эту точность. Сегодня, к слову, было бы символично посидеть вместе: ровно год, как они познакомились. Элизабет не подгадывала даты специально, сейчас это невозможно из-за ситуации в Мунго, и все равно обрадовалась, что именно в эти дни они в теории могут встретиться. Просто потому что она любит традиции. Снег, торт, кружки. Все на месте. Только его не хватает.

Элизабет здесь уже третий день, осталось два. Сегодня и завтра, два дня, чтобы сдвинуться с той самой мертвой точки. Предыдущие два дня в очередной раз ничего ей не дали. То есть, она, конечно, отмела самые дурацкие варианты, чуть не взорвала кухню, вспомнила все рецепты, упорядочила и уточнила последовательность, перепроверила дозировку. Но все это было как-то не так, мелочи, которые едва ли приблизили ее к желаемому результату. Осталось самое главное - варить, наблюдать, вести записи, делать корректировки. Экспериментировать. Разве что не на себе, что крайне удручает и усложняет весь процесс - как, драккл подери, ей понять, все ли в порядке, если она не может испытать зелье? В итоге имеем то, что имеем - о том, получилось зелье или нет, приходится судить в самом конце, когда никакими корректировками не спастись, и начинать приходится с самого начала. Прошлое зелье в итоге свернулось в некое подобие угольного желе, и едва не довело Элизабет до истерики.
Что ж, очередная попытка - Элизабет пристально всматривается в бурлящее зелье - и пока что она рассчитывает на успех. А там кто знает. За те восемь месяцев, что прошли с их с Бастом удивительно успешных экспериментов, Элизабет успела привыкнуть к неудачам. И почти научилась воспринимать их философски. Единственное, что ее смущает, это ингредиенты, количество которых стремительно приближается к концу. Невероятно сильная драконья кровь - спасибо тому магу из Норвегии - осталась в размере одного флакона. Но это ничего, Элизабет использует ее по минимуму, в совсем уж экспериментальные варианты добавляет кровь попроще, румынских молодых драконов, купленную в одной из нелегальных аптек. С этими аптеками, к слову, тоже все стало очень сложно, Элизабет спасают только давно установленные связи и щедрая оплата. А вот травы, травы и правда уже в дефиците. Они ведь особенные, собраны в особенную ночь, в особенном лесу, пропитанные магией и, что Элизабет считает немаловажным, сохраненные под угрозой смерти. Баст мог бросить эту корзину, но она до последнего оставалась с ними, несмотря на оборотней, неудобство и все прочее. Магия ведь учитывает такие моменты? Элизабет уверена, что учитывает. И потому так бережет эти давно высушенные и растолченные в пыль травы. Которых становится все меньше. А за окном февраль, и до мая еще далековато.

- And when I touch you I feel happy inside. It's such a feeling that my love I can't hide, I can't hide, I can't hide, - Элизабет слегка машет ногой, делает пометки на полях книги, как всегда подпевает Полу Маккартни. - I want to hold your hand, I want to hold your hand.
Мистер Бингли фыркает, восседая на холодильнике. И как только его ленивое высочество туда забралось. Наверняка, чтобы иметь возможность все контролировать. Зелье бурлит, Элизабет уменьшает огонь, медленно помешивает против часовой стрелки. Через час нужно добавлять травы, а она до сих пор не уверена в рецепте.
Может, глоток Феликса? Вон он, на полочке, поблескивает своим жидким золотом. Элизабет то и дело поднимает к нему глаза. Может, капельку? Просто чтобы зелье подсказало, в правильном ли направлении она движется?
Правильно или нет.
Этот вопрос не идет у нее из головы вот уже три недели.

Что там Мистер Бингли услышал за окном Элизабет понять не успевает - кот яростно шипит и спрыгивает с холодильника прямо к ней на колени. Не готовая к этому маневру, Элизабет резко подскакивает, отбрасывает книгу в сторону, пока все остальное - свитки, блокноты, мелко нарезанный корень и штук десять флаконов с заготовками зелья летят на пол, успешно разбиваются, пугая на этот раз кота. Элизабет едва не теряет равновесие, когда Мистер Бингли, взбешенный вспыхивающими разноцветными зельями, вцепляется когтями ей в ноги, заставляя визжать и подпрыгивать на месте, почти сбивая с огня вот-вот готовое к экспериментам зелье.
- МИСТЕР БИНГЛИ! - крик Элизабет отражается от всех поверхностей, кот вылетает с кухни, отчаянно шипит, пока ему вслед летит какая-то раритетная книга из бабулиной коллекции. - Дьявол!
Зелье, к счастью, не пострадало, чего нельзя сказать о ногах Элизабет и состоянии ее некогда уютной кухни.

+1

3

На его лотусе при выжатом сцеплении появляется странный визг - как будто пикси дерутся под капотом маггловской жестянки.
Не сразу появляется, но едва стрелка спидометра переваливает за 60 миль в час - пожалуйста, негромкий, но раздражающий визг.
Лестрейндж ума не приложит, в чем дело - от Бербидж он худо-бедно усвоил основные навыки управления, ну, может, колесо поменяет, если как следует припомнит, что к чему - но там все, вроде, очевидно. Даже припоминать нечего. А вот что делать, когда проблема далека от очевидного, он не знает. Мог бы предположить, что ему когда-либо это понадобится - расспросил бы профессора как следует, но разве тогда, в 1976-ом, он, Рабастан Лестрейндж, думал, что уроки вождения станут чем-то большим, чем его прихотью  и еще одной попыткой понять жизнь магглов изнутри?
Он тогда верил, что и Азкабан - не для Лестрейнджей, а вон оно как все обернулось.
Но теперь, когда легальное получение порт-ключ для него невозможно, а по тем, что Организация уже имеет в активе, ведется строгая отчетность, лотус становится его единственной возможностью перемещаться быстро и на большие расстояния.
И оттого этот непонятный визг Лестрейнджа погружает в неприятные раздумья.

К слову, он давно не пользовался автомобилем - с момента ареста и даже после, когда они вновь сбежали, - и теперь вспоминает, возвращает связь с лотусом, который был той позапрошлой осенью его единственным спасением от кошмарного существования с братом и невесткой, не разделенными с ним решетками и каменными стенами.
Сейчас у него есть кое-что много лучше - или много хуже, как посмотреть. Сейчас у него есть дружба с Бэтси Нэльсон, которая, правильная или нет, дает ему так много, что он иногда пытается представить свое бытие без - и осекается, бросает на пол пути, он, который всегда идет до конца.
Почти. Почти всегда, Мерлин. По крайней мере, всегда в том, что касается теоретизаций. В этом он мастер.
А не в том, что касается маггловской техники, особенно сложной. Массивной. Сила которой основана на плохо понятном Лестрейнджу принципе внутреннего сгорания.
И ему остается только надеется, что лотус не издохнет на его руках где-то между Лондоном  и Дублином, откуда он и аппарировать-то не сможет, плохо понимая, где находится.
Но лотус держится - визжит, колеса буксуют в рыхлом снеге, а кое-где автомобиль заносит на поворотах, в которые Лестрейндж входит по летней привычке, но ничего такого, с чем не смог бы справиться.

На этот раз он не бросает лотус у границы участка - въезжает по колее, уже порядком подтаявшей, оставленной наверняка фордом Элизабет. Он пригнал форд, как и обещал, оставил чуть поодаль того места, где она обычно паркуется, не слишком аккуратно заехав левыми колесами на тротуар, но заходить не стал - слишком силен был соблазн напроситься на чай, а видеть маггла, напротив, желания не было. Тем больше ему нравится идея с ирландским коттеджем - на варку колдовского зелья маггл уж точно не приглашен.
Визг сменяется рычанием - лотус не без труда преодолевает месиво из грязи и снега, буксует, едва-едва тащится, как умирающий гиппогриф. В Шотландии теплее, чем в Англии, конец февраля - почти весна, и эта погода превращает дороги в непреодолимое препятствие.
Когда Рабастан уже почти решает бросить автомобиль и дойти пешком, за поворотом показывается коттедж.
Впрочем, лотус тоже будто понимает, что миссия выполнена. Мотор несколько раз надрывно кашляет, автомобиль резко останавливается, окончательно завязнув.
Лестрейндж выжимает газ, что-то взревывает, из-под капота валит сизый дым и лотус замирает.

После пары бесплодных попыток завестись - сцепление будто проваливается под ботинком - Рабастан проводит раскрытой ладонью по оплетке руля, откидывается в кресле, закуривает последнюю на ближайшие сутки сигарету. По крайней мере, он надеется, что на сутки. Ему не слишком хорошо удаются ночи в этом коттедже, хотя учитывая, как он вымотался за последнюю неделю, едва ли Бэтси Нэльсон грозит с его стороны нечто большее, чем храп по всему дому.
И запах сигарет.
Едва ли.
И уж теперь он точно проследит, чтобы у зелья, рискни он опять вызваться для экспериментов, не было никаких побочных эффектов вроде прошлого раза.
В распахнутую дверцу салона свободно проникает прохладный февральский ветер, пропитанный запахом моря и сигарет.
Лестрейндж докуривает сигарету до самого фильтра, пока не начинает ощущать на языке кислый привкус бумаги, выкидывает окурок в подтаявший снежок на обочине, вылезает из лотуса.
Правый ботинок моментально промокает, и Рабастан негромко поминает морганино декольте, запахивает пальто, достает с пассажирского сидения рюкзак - там и вторая причина не аппарировать: завернутый в несколько слоев плотной бумаги, небольшой флакон драконьей крови - не лучшей, но вполне на уровне - привезенной Долоховым из Болгарии для разных целей. Пока у Вэнс в планах нет ничего, что включало бы в себя этот компонент, и Рабастан без зазрения совести решает поделиться с Элизабет: сейчас в Англии такого не найдешь, обойди хоть пол страны, а все из-за министерских чинуш, напуганных разгулом контрабанды и нелегальной торговли запрещенными зельями и артефактами. Впрочем, война - чего еще ждать. И Пожирателям эта смута и неумелые попытки ее обуздать только на руку.

Он выходит из машины, захлопывает дверь, не утруждая себя церемониями с ключом - он и в Лондоне оставляет лотус открытым, накидывая сверху магглооталкивающие чары.
Разворачивается в сторону дома, меряет мрачным взглядом растаявшее месиво вместо дороги между вересковых полей, смотрит дальше, на море, зеленовато-серое под серым февральским небом.
Делает первый шаг.
Когда он входит в сад, то с удивлением обнаруживает там застывшую зиму - снег лежит ровным слоем, отражая даже проблески солнца. Стало быть, ведьма устроила вокруг себя зиму. Странно, он был уверен, что она выберет что-то типа поздней весны или лета в самом разгаре.
С другой стороны, идти по хрупающей под ботинками дорожке куда приятнее, чем тащиться в грязи.
Перед входной дверью Лестрейндж поудобнее забрасывает рюкзак за плечо, вытаскивает волшебную палочку - грязь, налипшая на ботинки по самые шнурки, исчезает под простейшим заклинанием младших курсов.
И только затем он дергает дверную ручку.

Уже на входе под ноги ему бросается рыжий кот, шипя как разъяренный соплохвост и, кажется, готовый плеваться огнем.  Вслед за ним несется крик ведьмы - пожалуй, Рабастан впервые слышит столько возмущения в голосе Элизабет Нэльсон, да еще направленного на одного из ее котов.
Но крики - еще не самое страшное. Из кухни, если Лестрейндж не путает планировку, доносится звон и грохот, как будто там обрушился по меньшей мере стеллаж с котлами и колбами.
Вслед за котом из кухни вылетает потрепанная книжонка и с  глухим стуком приземляется на полу, скользит почти к самым ногам Рабастана.
Он поднимает книгу, мельком проглядывает название и автора - привычка, сохранившаяся Мерлин знает с каких времен, - проходит через холл, игнорируя кота, запрыгнувшего на комод и всем своим видом демонстрирующего, что Лестрейнджу здесь не рады.
- Что случилось? - спрашивает Рабастан, останавливаясь в дверях кухни.
Впрочем, достаточно взгляда, чтобы понять - его предположение об опрокинувшемся стеллаже было недалеко от истины.
- Ты цела? Это кот? Что-то с зельем? - много вопросов, которые помогают преодолеть неизвестно откуда взявшуюся неловкость при встрече.
Лестрейндж наклоняется за откатившемся котлом, вертит его в руках, хмурится на отбитый край и аккуратно ставит на стол, проходя дальше. Следом кладет и книгу,  которой было предназначено покарать рыжую животину.
- Как успехи? - пытается начать разговор.

+1

4

[AVA]http://sg.uploads.ru/6MWvO.jpg[/AVA]

Мистер Бингли очень редко выпускает когти, и еще реже делает это в отношении ног хозяйки. Для этого нужно что-то по-настоящему серьезное, и Элизабет может только догадываться, что именно так спровоцировало ее кота, когда эта самая причина заходит на кухню.
Элизабет замирает на месте, усмехается.
- Мистер Бингли очень рад тебя видеть, только и всего, - смотрит через плечо на залитый зельями пол, окутанный плотным паром стол, разбросанные книги и свитки. - Присаживайся, я пока приберу следы его безграничной радости.
По привычке Элизабет занимается уборкой без помощи магии - даже откладывает палочку в сторону, пока достает из чуланчика старомодный веник. Улыбается на заданные подряд вопросы - раньше до такого уровня разговорчивости Баст доходил к концу их встречи и уже после торта. Что ж, за год действительно многое изменилось.
- Я цела, это кот, с зельем все отлично, - скороговоркой отвечает Элизабет на все сразу, сметая осколки флаконов на совок. Тянется за палочкой, чтобы убрать пролитое, а затем снова принимается поднимать книги руками, как будто использовать для таких простых вещей палочку кажется ей неправильным. - Ну то есть как отлично. Кажется, я застряла с рецептом. Через полчаса мне нужно добавлять травы, а я до сих пор сомневаюсь, какую пропорцию использовать.
Книги сложены в аккуратную стопку, дым рассеялся, пол блестит. Ну, теперь можно возвращаться к работе. Почти.
Элизабет садится на стол, благо он сейчас гораздо более свободен от всяческого полезного мусора - спасибо Мистеру Бингли, - и парой заклинаний убирает кровь с исполосованных ног. Затем немного заживляющей мази - царапины, даже лень идти за бадьяном. С легкой усмешкой думает о странной реакции кота на появление Баста.
- Ты на лотусе? Может, Мистера Бингли напугал шум мотора, - это, конечно, логичное предположение, но весьма далекое от правда, как ей кажется. Просто ее коту не нравится Баст, и вряд ли с этим можно что-то сделать. Первые впечатления и все в этом духе. Прямо по Джейн Остен, как и его очаровательное имя. - Я так рада, что ты приехал, Баст. Уже начала волноваться.
Элизабет упирается ладонями в колени, чуть отбрасывает голову назад, разглядывает его пальто и чуть отросшие с последней встречи волосы. Табак едва улавливается в наполненной ароматами трав кухне, но Элизабет все равно его замечает. Ей хочется спросить, бросил бы он курить, если бы она ответила согласием на его предложение. Хочется, но не спрашивает, стараясь делать вид, что вообще не думает о том, что там было почти месяц назад. И если она достаточно хорошо знает Баста - он будет делать то же самое.
- Смотри, - Элизабет спрыгивает со стола, подхватывает кожаный блокнот. "8 мая, 1996. День первый" - гласит самая первая запись. Элизабет перелистывает до середины, скептически смотрит на последние записи, протягивает блокнот Басту. - Я все еще сомневаюсь. Если добавить три щепотки измельченных трав, эффект будет сильнее, но непредсказуемее. Если две - боюсь, что зелье не выйдет достаточно сильным. Логичнее попробовать добавить чуть больше, но это риск, а в случае с вмешательством в память и сознание, риск вряд ли уместен. Можно, конечно, минимизировать побочные эффекты, если добавить твою шотландскую крапиву непосредственно в само зелье на стадии второго закипания, но уже после добавления крови дракона. Смягчить, так сказать. Но если изначально пойдет резонанс и зелье даст обратный эффект? Играть с усилителями слишком рискованно, я понимаю. Хотя знаешь, все равно склоняюсь к тому, что нужно добавить три щепотки.
Элизабет поглядывает на бесшумно кипящее варево - решение нужно принимать в самое ближайшее время.
- Какие пропорции использовали вы с Эммой? - да, они применяли это зелье для другого эффекта, и все же, все же. Оно действовало, и действовало правильно. Быть может, стоит начать именно с этого. - И я хочу добавить чуть больше крови дракона. Увеличивать пропорцию трав - значит, увеличивать пропорцию крови.
Элизабет закусывает губу, вертит в руках оставшийся флакончик. По-хорошему, стоит использовать именно эту кровь - норвежскую, двухсотлетнюю. Если, конечно, увеличение трав не вызовет какой-нибудь взрыв или замутнение. Тогда скорее всего попытку можно будет вычеркнуть.
- Как твои дела? Как Рудольфус? - Элизабет и сама толком не знает, почему спрашивает о его брате. Хотя, может, дело в зелье. Другом. - Я понимаю, что у вас там Эммалайн и все в этом духе, но... Я кое-что приготовила для Рудольфуса. У меня было полно времени последние два дня, пока я варила заготовки для зелья.
Элизабет ставит на столик небольшую деревянную коробку с четырьмя флакончиками. Зелье нежно-голубое, почти прозрачное. А коробка абсолютно такая же, какую Элизабет передавала ему тогда в Азкабан.
- Это для общего восстановления с упором на психику, - Элизабет улыбается, хотя заметно, что упоминание Рудольфуса до сих  пор дается ей не без внутреннего напряжения. - Ничего радикального и не имеет противопоказаний. Но и лишним не будет. Определенно.

+1

5

Он следует приглашению, садится за стол, убирает с помощью палочки с поверхности что-то разлитое, пока Элизабет принимается за основной фронт работ на полу.
Насчет кота не высказывается - он вообще считает, что животным не свойственны эмоции, хотя поведение любимцев ведьмы давно твердит об обратном. Но если и так, и если рыжий кот действительно его ненавидит - иронию в голосе Бэтси Рабастан улавливает с первого раза - Лестрейндж не собирается, Мерлин, пытаться подружиться с котом. Это всего лишь кот. Животное.
Даже ведьма не придает большого значения его поведению, а уж Рабастану и вовсе наплевать.
Ему не наплевать на многое другое. Например, на проблемы с зельем, о которых сообщает ему Элизабет, заканчивая с уборкой.
Она садится на стол - совершенно естественно, без следа намеренной провокации, которую вкладывает в это действие Беллатрикс, к примеру, прекрасно знающая, насколько нарушает все мыслимые нормы приличия, принятые в кругу аристократической Англии - принимается за царапины. Алеющие тонкие полосы исчезают под пассам опытного колдомедика, пока Лестрейндж сосредоточенно разглядывает противоположный угол кухни на случай, если там вдруг обнаружится что-то интересное. Со всей этой дружбой они изрядно стерли границы между собой, и иногда его это порядком ошеломляет.

К счастью, Элизабет быстро заканчивает, спрыгивает со стола, подает ему аккуратные блокнот - видимо, лабораторный дневник. И не тот, что они начали вместе в прошлом апреле.
Он принимает раскрытые записи, бегло вчитывается в почерк Элизабет, затем начинает читать снова, намного внимательнее, параллельно прислушиваясь к комментариям.
- Да, на лотусе. Оставил его примерно в миле к востоку, потом расскажу,  - отвергает он предположение о шуме мотора: едва ли этого рыжего мерзавца напугал бы шум мотора в миле отсюда, хотя, будем реалистами, в последние минуты жизни лотус издавал весьма специфические звуки, больше похожие на баньши, чем на порождение гения магглов.
Откладывает блокнот, неторопливо расстегивает пальто - на кухне тепло, даже жарко, несмотря на распахнутое окно. Из-за медленно закипающего зелья еще и запах особенный, навевающий мысли о лаборатории Эммалайн.
- Это и так риск - само это зелье и есть риск, - напоминает он ведьме, разглядывая кипящую поверхность в котле. Задумывается. - Я не думаю, что крапива даст обратный эффект. Она вообще не катализатор - скорее, универсальное средство чуть сгладить определенные минусы. Вэнс вообще не использовала крапиву - но, сама понимаешь, у нее в подопытных и не было тех, кто окончательно утерял связь с реальностью. И совершенно точно у нее было две меры крови на две меры зелья - ей нужно было лишь слегка подтолкнуть естественные процессы в сознании, а не заштопать дыру.
Он замолкает, пытаясь сравнить состояние Лонгботтомов, какими он их видел в последнюю их встречу, и состояние Рудольфуса. На фоне бывших гриффиндорцев его брат выглядит просто олицетворением связности мышления, но Рабастан не тешит себя иллюзиями - даже сейчас, когда Эммалайн добилась неплохих результатов с помощью в том числе и этого зелья.

Элизабет достает из шкафа коробку - узнаваемую, драккл ее подери, коробку - в подтверждение своих слов о приготовленных снадобьях. Лестрейндж медлит, думая, не спросить ли у ведьмы, какого нюхлера она переживает за его брата - и идиоту ясно, что они едва ли сохранили приятные впечатления друг о друге, но пусть лучше спрашивает о Рудольфусе, чем о подыскивании жены.
Разговор о Рудольфусе хотя бы ни к чему не обязывает.
- Не считает, что ему нужна помощь, но нам все еще удается время от времени уговорить его пропить курс очередного варева Вэнс. - Обтекаемо формулирует он: основная задача по уговорам ложится на плечи Беллатрикс, и ни для кого в окружении четы Лестрейнджей не секрет, как именно та добивается своего и на какие рычаги воздействует. - Так что да, твое зелье лишним не будет. Есть какие-то правила приема? Например, совместимость с алкоголем?

Пока Бэтси Нэльсон инструктирует его насчет зелья, собственноручно сваренного ей даже не для ее друга Баста Гриффита-Который-Оказался-Вовсе-Не-Гриффитом, а для его брата Рудольфуса-В-Азкабане-Ему-Самое-Место-Лестрейнджа, Рабастан избавляется от пальто, аккуратно пристраивая его на спинку кухонного стула, по привычке расправляя левый рукав свитера, снова тянется к блокноту, пролистывает пару страниц назад, читает о предыдущих неудавшихся попытках.
- Думаю, логичнее будет двигаться вперед и увеличить пропорции. Только имеет смысл предусмотреть самые крайние варианты и запастись зельем, снимающим эффект этого эксперимента... Кстати, на ком ты собралась ставить эксперимент? Приедет твой брат? Или для этого здесь я? - он забывает улыбнуться на последней фразе, но надеется, что ведьма уловит попытку пошутить.
Снова листает блокнот, отыскивая записи еще раньше - открывает разворот с вложенным списком ингредиентов. Возле пункта с кровью дракона несколько восклицательных знаков и непонятные ему пометки. Впрочем, то, что кровь не вычеркнута, говорит само за себя.
- У тебя кончается драконья кровь? - Рабастан мастер спрашивать очевидное. - Я привез. Не превосходный вариант, но лучше того, что сейчас можно добыть в Англии. По крайней мере, не меньше сотни лет, и нет оснований не верить поставщику.
Подробнее о поставщике он не собирается рассказывать, хотя Эммалайн в достаточной степени открыла его глаза на то, как тесно связаны зельевары, даже легальные, и контрабандисты.
Лестрейндж лезет в рюкзак в ногах, осторожно вынимает бесформенный тюк размером с человеческую голову, и начинает осторожно разворачивать пергамент.
После всех этих манипуляций флакон кажется совсем небольшим по сравнению с объемом упаковки, но Рабастан ставит его на стол с оправданной гордостью.
- Если нужно будет что-то еще, то дай мне знать - может быть, я смогу что-то достать по другим каналам. - В конце концов, она тратится на зелья для него и его брата, не требуя ничего взамен. А оставаться в должниках Лестрейнджи не любят. - Или я оплачу расходы, - заканчивает он, принимаясь заворачивать коробку для Рудольфуса в мятые пергаменты.
- Ты вообще можешь не делать этого для Рудольфуса, ты знаешь.

+1

6

[AVA]http://sg.uploads.ru/6MWvO.jpg[/AVA]

- Порция в день, можно добавить в еду или воду, даже в алкоголь, оно безвкусное, - то, что Рудольфус не слишком рад принимать какие-то непонятные ему зелья - Элизабет не сомневается, что Рудольфус ничего в зельях не смыслит - вполне логично. Но ведь ему совсем не обязательно знать, что он их принимает. Он ведь не сам себе готовит. Интересно вообще, а кто ему готовит? Уж точно не Беллатриса. Эммалайн занята сыном и зельями, да и тягу к кулинарии никогда не испытывала, насколько знает Элизабет. Баст? Ну уж нет. Получается, Питер. Эммалайн, кажется, упоминала, что ее муж восхитительно готовит. Забавно. Ужасно забавно. Но впрочем, не важно.
Его комментарий о лотусе Элизабет встречает заинтересованной улыбкой - позже, так позже. Может, расскажет, почему так долго не пользовался машиной. Уж о том, что у Пожирателя Смерти может быть маггловский автомобиль, явно никто и подумать не может. Хотя, интересно, а когда их с Рудольфусом поймали в лавке мистера Смита, Баст был не на машине? Элизабет считает, что нет. Ей сложно представить брата Баста на пассажирском сидении лотуса, пристегнутого и подпевающего каким-нибудь Спайз Гёлз, находящимся сейчас на пике популярности. 
Фантазия легко рисует эту картинку в голове Элизабет, и она едва скрывает смешок в кулаке. Благо, разговоры о зельях слишком серьезны, чтобы смеяться.
- Нет, я и не думаю, что такой эффект может дать крапива. Я именно о травах. Точнее, об их количестве, - Элизабет берет мраморную ступку и пестик, достает льняной мешочек с остатками трав. Высыпает, толчет в ступке - просто на всякий случай. - Мы не сможем вернуться в тот лес уже в мае? Он все еще под охраной?
Это бессмысленный вопрос, но Элизабет не удерживается. Конечно, искать нужные травы можно и в другом лесу, но это не безопасно, рискованно, долго, а полнолуние одно на весь май - двадцать второго числа, она уже высчитала. Брать травы с рук или в аптеках Элизабет все еще не решается - не хватало еще испортить зелье из-за недостаточно качественных листьев златоцветника или подгнивших кореньев ландыша.
- Да, конечно, у Эммы задача стояла порядком проще. Твое сознание было куда в лучшем состоянии, чем то, с чем нам приходится иметь дело сейчас, - Элизабет кое-как обходит один из самых острых углов, что они еще не обсудили с момента его возвращения. Кое-как - потому что сегодня, сейчас, когда они обсуждают дозировку того или иного ингредиента, это особенно сложно. - С другой стороны, мы же не ищем универсальный ответ и не ждем чуда. Сначала мы укрепим их сознание, натянем канаты, поставим опорные столбы. А уже потом начнем непосредственно процесс восстановления памяти. Просто мы должны быть уверены в этом зелье. Уверены на все сто процентов.
Это звучит по-идиотски в отношении самой идеи, не говоря уж об исполнении. Элизабет уныло вздыхает, осознавая тщетность доведения зелья хотя бы до семидесятипроцентной уверенности в нем, а ведь по-хорошему, ей и правда нужен полный контроль над ситуацией. Чтобы если зелье не станет спасением, то хотя бы не навредило им.
- Брайан. Брайан должен приехать, - вопрос Баста о подопытном слегка сбивает Элизабет с мысли. Брат должен был приехать еще вчера, но по каким-то неизвестным ей причинам задержался. И кто знает, сможет ли приехать сегодня. Но он обещал. - Он сейчас на континенте, на сборах со своей командой. Еще вчера должен был вернуться. Надеюсь, к вечеру, когда зелье будет готово к пробе, он уже будет здесь.
Элизабет чуть хмурится, задумчиво кусает губу. Брайана не было в Англии больше месяца, они почти не общались, только перекинулись парой слов об этой встрече в Ирландии. Он не знает, что здесь будет Баст, и, что напрягает Элизабет куда больше, он не знает о его предложении. Все бы ничего - он бы ни о чем не догадался даже, если бы приехал сразу сюда. Но. Но Элизабет почти на сто процентов уверена, что для начала Брайан заглянет к бабуле за своей машиной. Брату категорически не нравится аппарация. Так что... Надеяться, что бабушка не вывалит на Брайана поток информации весьма глупо. К глубокому сожалению Элизабет. Что ж, надежда в любом случае умирает последней. Вдруг она будет занята пересадкой морского лука из одного горшка в другой.
Из всех этих не слишком радужных рассуждений Элизабет выдергивает Баст - своим вопросом про кровь дракона. Элизабет не успевает даже кивнуть, как Баст тянется к рюкзаку.
- Привез крови дракона? Не меньше ста лет?! - ни к чему скрывать своего восторга, да и Элизабет вовсе не привыкла к этому - она почти подпрыгивает на месте, нетерпеливо наблюдает, как Баст разворачивает флакон и, как только он ставит его на стол, Элизабет хватает его и вертит в руках, как будто на глаз может определить качество крови. - О, Баст! Это просто невероятно нужный подарок!
Пару секунд Элизабет качает флакон в ладонях, точно котенка, улыбается, искрится восторгом. Кровь такого качества найти нереально, а этого количества ей хватит еще на год экспериментов. Год! Можно без зазрения совести мудрить с составом и не бояться, что теория на долгое время останется теорией, а внезапно пришедшая в голову гениальная мысль так и останется пылиться на блокнотных листах.
- Нужно ли мне что-то еще? О, ну раз ты спрашиваешь, - Элизабет улыбается и деловито загибает пальцы, - клубни аконита, яд акромантула, шерсть джарви, перья джобберкнола... Это не срочно, но можешь иметь ввиду, раз у тебя свои проверенные поставщики.
Элизабет усмехается, говорит больше в шутку, конечно. С другой стороны, а вдруг у Пожирателей свои связи? И раз уж Элизабет так конкретно во все это ввязалась, почему бы не получить пару бонусов. Флакон драконьей крови не может же пошатнуть ее кристальный нейтралитет?
- И не говори глупостей про оплату расходов. Это же от чистого сердца и все в этом духе, - Элизабет заботливо ставит флакон с кровью на полочку, а потом растирает между подушечками пальцев растолченные травы. - Добавляем, да?
Добавляем. Элизабет постепенно, без суеты высыпает травы в котел, медленно помешивает. Зелье сразу же мутнеет, бурлит, приобретает ярко выраженный запах жженой травы.
- В прошлый раз эффект был не таким сильным. Что ж, посмотрим, - еще три раза по часовой стрелке, один раз против. Теперь час на медленном огне. - Насчет Рудольфуса. Это моя инициатива. Учитывая специфику вашего...дела, я думаю, немного здравого смысла ему не помешает.
Элизабет немного хмурится, нехотя отходит от котла. Размышлять о том, что ждет Баста, поведи себя Рудольфус опрометчиво во время какой-нибудь стычки с аврорами, не слишком приятно. Хотя Элизабет слукавила бы, скажи она, что делает это только в плане косвенной помощи Басту. К ее собственному изумлению, она действительно не хочет, чтобы Рудольфус погиб или сильно пострадал. Даже несмотря на все "но" и их не очень-то радужные отношения.
Порыв ветра треплет легкие занавески - и приносит в кухню немного снега. Снег, надо же. Элизабет встает на носки, прикрывает окно. Бросает взгляд на заснеженный сад.
- У нас есть немного времени. Расскажешь про лотус?

+1

7

Лестрейндж пытается понять, как он относится к тому, что приедет брат Элизабет. Он и спросил-то больше с целью уточнить, кого еще может принести попутным ветром, и, хотя они вроде как поладили с Брайаном - "тот самый Баст, о котором столько рассказывал Брайан!" - но они виделись час от силы, и тот вовсе не знал, с кем имеет дело. С кем имеет дело его сестра.
Но, наверное, бежать прочь нелепо - к тому же, Рабастан прекрасно помнит приглашение на Рождество, озвученное Бэтси Нэльсон в декабре. Едва ли оно было возможно, если бы Брайан демонстрировал готовность вытащить палочку и помериться с Лестренджем боевыми проклятиями при первой же встрече - ведьма не была замечена в любви к подобным шуткам.
Сборы, команда - все это слова другого мира, и Рабастан пропускает их мимо ушей, привычно акцентируясь лишь на важных для него деталях.
Конечно, Брайан - это лучший вариант, чем он сам или ведьма. Не хватает еще потерять контроль и усугубить их и без того напряженную дружбу. Они и без зелий отлично справляются. Он.
Он справляется, если быть честным.

Зато реакция Элизабет на зелье становится сама по себе наградой: Лестрейндж и не ожидал, что сумеет так порадовать ведьму. Вообще, даже ожидал легкого недовольства из разряда "у меня есть все, мне ничего не нужно", но то, как ласково качает Элизабет зелье в ладонях, уверяет его в обратном. И это неожиданно приятно. А еще совершенно неожиданно воскрешает воспоминания едва ли не годичной давности и ее вялую реакцию на цветы.
От этих воспоминаний у Рабастана портится настроение - четкое ощущение, что он все делает не так, не лучший товарищ, но избавиться от него не получается. И самое неприятное, что он не может себе представить - как делать все так.
Не дарить же ведьме при любом удобном и неудобном поводе драконьей крови?
Впрочем, Элизабет несколько облегчает ему задачу, подробно принимаясь отвечать на заданный вопрос, и Лестрейндж, ничтоже сумняшись, отрывает из блокнота листок, отыскивает на столе карандаш и записывает названия тех ингредиентов, которые нужны, сокращая известные названия и стараясь максимально верно записать на слух неизвестные.
- Буду иметь в виду, - заканчивает запись Рабастан, поднимает голову - ведьма усмехается, будто шутит, поэтому он поскорее сворачивает лист и прячет в рюкзак прежде, чем она начнет говорить, что ничего не нужно, что это от чистого сердца - именно такую формулировку Элизабет избирает для отказа от денег.

Травы добавлены. По кухне ползет удушливый запах жженого златоцвета, Рабастан рассеянно теребит рукав - если для экспериментов должен приехать брат, то зачем ведьме сдался здесь он, Лестрейндж?
Подбадривать? Оценивать ее рацпредложения и идеи?
Он кивает на ее слова о Рудольфусе, не поднимая головы. Интересная формулировка - специфика их дела. Интересно знать, Бэтси Нэльсон вообще хоть раз, хотя бы самой себе называет то, чем он занимается, своими именами?
Они далеко ушли в искусстве подбирать синонимы и обтекаемые формулировки, но могут ли слова изменить смысл?
И насколько это важно для нее?
Помнится, она сказала, что почти научилась жить с тем фактом, что знает, кто он. Почти - вот что бросается в глаза, как если бы было выписано несколько футовыми буквами у него перед носом. Вспомни он об этом в прошлую их встречу, не повел бы себя как полный кретин.
Однако он все равно благодарен - и за зелья, и за ее тотальное, прямо таки ненормальное, неестественное дружелюбие. За иллюзию, что он не превратился в чудовище, которым его считают.
И, наверное, за дружбу.

Разглядывая стремительно тающий на жаркой кухне снег, Лестрейндж собирается с мыслями. Рассказать о лотусе просто только на первый взгляд, и он не может даже решить, с чего начать.
- Сломался, - выдавливает он. - Был дым и странные звуки. Не бензин, что-то другое.
Мерлин знает, что там с этой маггловской повозкой, однако ведьма полна энтузиазма и решает немедленно посмотреть на пациента, даром что он металлический.
В прошлом феврале все было так же - она предложила ему свою помощь с автомобилем, вспоминает Рабастан. До чего иронично, прошел год, а они возвращаются туда, откуда начали.
Впрочем, у них целый час и, наложив на котел чары, препятствующие сворачиванию зелья, они выходят из дома.
Элизабет ежится, но на самом деле после кухни освежающая прохлада даже приятна, и Рабастан в пародии на галантность отдает ей свое пальто.
Обратный путь по грязи дается ему проще - должно быть, потому что на этот раз его не мучает беспокойство о том, как он будет принят в коттедже, остающемся позади.
- На скорости появился визг, потом скрежет,  - скупо перечисляет Рабастан злоключения лотуса, пока они идут. - А потом он просто остановился, задымился и больше не тронулся с места.
В подтверждение своих слов он открывает водительскую дверь и жестом предлагает Элизабет убедиться в том, насколько все печально, самостоятельно.
Протягивает ключ зажигания - этот сугубо маггловский кусок металла и пластика кажется чуждым среди вересковых полей, где едва заметно присутствие магии, окружающей коттедж.

0

8

[AVA]http://sg.uploads.ru/6MWvO.jpg[/AVA]

То, что Баст записал перечисленные ею ингредиенты, кажется Элизабет крайне забавным. Половина из них под запретом, почти все - крайне редкие и дорогие. Если воспринять этот список серьезно, то станет походить на какое-то вымогательство. Хотя, конечно, Баст наверняка понимает, что Элизабет совершенно не ждет, что он достанет хоть что-то из этого списка. Для необходимого ей зелья ничего из перечисленного не нужно, это скорее прихоть и желание иметь под рукой всевозможные редкие ингредиенты на случай, если ей в голову взбредет гениальная мысль. К слову, такие мысли появляются в ее голове довольно часто. Да и кто в здравом уме откажется от яда акромантула.
- Сломался, значит, - Элизабет улыбается, заинтересованно складывает руки на груди. - Хорошо, что это случилось уже под конец твоего пути. Давай посмотрим, да?
У них целый час - Элизабет все равно никогда особенно не занималась машинами дольше этого времени. Для поверхностной диагностики так точно хватит. На всякий случай они накладывают на зелье чары, Элизабет ставит слабенький щит на случай, если Мистеру Бингли снова захочется разнести пол кухни.
- Дым, визг, странные звуки! Я прямо горю от нетерпения взглянуть, - Элизабет выходит из дома, хмурится - не так уж и тепло здесь. Но любопытство превышает все разумные доводы, и она не возвращается за какой-нибудь курткой, разбрасывает снег ногами. И уже на полпути чуть потирает покрасневшие от холодного ветра руки.
Баст набрасывает ей на плечи свое пальто, остается в одной рубашке. Ему, кажется, не холодно, но все же.
- Спасибо, - Элизабет улыбается, кутается в пальто, намереваясь вернуть его сразу же, как немного согреется. - О, вот и наш герой!
Лотус, на пол колеса увязший в глине, вызывает у Элизабет восторг сродни драконьей крови или встрече со старым знакомым. Не замечая противного хлюпанья под ногами, Элизабет разве что не летит к машине, с небывалой нежностью проводит ладонью по холодному металлу.
- Я скучала по нему, - вспышка восторга улеглась, оставила после себя неприятное послевкусие.
Скучала по нему - лотусу, приземистому автомобилю грязно-серого цвета. Или по его хозяину - мистеру Гриффиту, который не возил с собой канистры с бензином. Машина слишком нормальная, слишком маггловская, чтобы принадлежать Пожирателю Смерти. Как будто возвращает их к точке годовалой давности.
Это нелепо до крайности, а потому Элизабет больше не выражает свои эмоции так открыто, принимает ключи с легким кивком, заглядывает в салон. Все пропахло сигаретами, Элизабет морщит нос, чихает.
- А какого цвета был дым? Белый? - Элизабет так себе механик, если честно. Кое-что знает, конечно, но на уровне любителя. - Надо проверить радиатор.
На поворот ключа машина не реагирует. Вообще. Элизабет хмыкает и, скинув с плеч пальто и протянув его Басту, смело идет в бой - то есть, открывает капот.
- Говорю сразу, я ничего не гарантирую, - достает палочку, щурит глаза и отмахивается от остатков пахнущего сажей дыма. Брайан научил ее диагностике палочкой, и свои таланты Элизабет уже испробовала на Лотусе год назад. - Сейчас посмотрим, что тут у нас.
Элизабет выпускает из палочки что-то вроде синей искры - она проходится по железкам с молниеносной скоростью, подсвечивая красноватым цветом проблемные участки. Этому заклинанию Брайан научился еще в Хогвартсе, они с двумя магглорожденными друзьями не одну неделю потратили на перенос некоторых простых, но действенных заклинаний на маггловские рельсы.
- Ммм. Ты давно менял масло? А с задымлением когда именно начались проблемы? - год назад все было в порядке, но сейчас двигатель и радиатор - это же радиатор, да? - переливают красным, как новогодняя гирлянда. - Сейчас я попробую.
Это занимает у Элизабет добрых полчаса - сначала она призывает из гаража охлаждающую жидкость, потом, употребляя некоторое количество маггловских ругательств, заливает ее куда-то, и даже не без помощи палочки.  Использует Баста как подставку - для салфеток, крышечек, собственной палочки. Элизабет то и дело хмурится, поглядывает, как поблескивает что-то еще в недрах лотуса - но что именно, она не знает.
Элизабет обходит капот то с одной, то с другой стороны, тыкает палочкой, с трудом припоминает кое-какие советы брата. Но когда машина вдруг издает совершенно внезапный протяжный вопль - по-другому это назвать нельзя - Элизабет опускает крышку капота и негромко цокает языком.
- Ну, что я могу тебе сказать, Баст, - Элизабет направляет палочку на лобовое стекло, начинает что-то вроде чистки. - Кажется, я его доломала.
Привычного Элизабет беспокойства в голосе совершенно нет, и как только лотус приобретает далеко не свойственный себе сияющий вид, она даже чуть похлопывает его по крыше и усмехается.
- В прошлом году моя попытка была куда успешнее. Жаль, что на этот раз дело не ограничивается нехваткой бензина. Но Брайан все исправит, я обещаю. Только надо не забыть попросить его о этом до того, как станем поить зельем. Мало ли, какой эффект оно на него окажет, - Элизабет улыбается, снова оглядывается на машину. Мелкий снег ложится на блестящее лобовое стекло. - Как насчет небольшого пикника?
Холодно - Элизабет призывает свое пальто из дома. Оно забавно подпрыгивает в воздухе, повинуясь палочке Элизабет, - рука чуть дрожит. Она и не заметила, что снова замерзла.
- Я испекла торт, знаешь. Точно такой же, как тогда, год назад. Я его тогда друзьям пекла, помнишь? Это один из моих любимых. Сливочный крем, фрукты, - она даже платье надела то самое. То самое, Мэрлин. И после этого Элизабет утверждает, что несентиментальна. - А еще я прихватила скатерть с барсуками. И, конечно, десертную вилку. Все для тебя, Баст.

+1

9

Восторг Элизабет при виде лотуса ставит Рабастана в тупик - конечно, автомобиль полезен и помогает ему не привлекать внимание авроров даже неподалеку от проходов между миром магглов и магов, но какое до этого дело ведьме? Впрочем, ее энтузиазм быстро сбавляет обороты, возвращается к обычному уровню - сходному с эффектом от приема слабенького зелья эйфории, как кажется Лестрейнджу.
Он догоняет Элизабет у самой машины, неодобрительно косится, как она поглаживает грязный капот, однако отвечает на прямые вопросы, никак не комментируя ее слова об эмоциях или чихание - из салона несет сигаретами, как будто Рудольфуса заперли там на сутки. А он всего-то выкурил пару по дороге.
- Нет, серый. Голубовато-серый, - Рабастан задумывается, вспоминая дым. - И запахло кисло, вроде как если подпалить когти мантикоры.
Радиатор для него - абстракция. Он вроде бы помнит, что автомобиль оснащен радиатором, но за  что именно отвечает это самое нечто - нет ни малейших проблесков в памяти. А может, Бербидж ему и вовсе не рассказывала, что это  за радиатор такой - даже она понимала, что ему никогда не понадобится эта информация, а вот на тебе, он умеет преподносить сюрпризы. Чаще неприятные, будем реалистами.

Забирает у ведьмы пальто, вешает на сгиб локтя, готовый в любой момент снова напялить плотную ткань на Элизабет, но та носится, как снитч - после безуспешных попыток завести лотус она, не теряя ни на миг сосредоточенного и деловитого выражения лица, поднимает капот и направляет волшебную палочку на грязное переплетение трубок и проволоки, бегущих между более крупными собратьями, предназначение которых для Лестрейнджа будто темный лес.
После открытия капота в воздух снова поднимает облако едкого дыма, но Рабастан все равно шагает вперед, заглядывая внутрь из-за плеча ведьмы.
- Ты говорила, что разбираешься, - напоминает он, ничуть не ободренный ее однозначным уходом от ответственности за возможные последствия: уж обстоятельства их первой встречи Лестрейнджу не забыть - и то, как она рвалась осмотреть лотус.
Впрочем, на этот раз дело действительно куда серьезнее - несколько заклинаний, которые, как может судить Рабастан, весьма неплохо и не без таланта модифицированы, чтобы воздействовать на технику магглов, сигнализируют о поломках, охватывая красным мерцанием добрую половину сложных штуковин, запрятанных под капотом лотуса.
Лестрейндж вздыхает. Красный для любого мира обозначает сигнал тревоги, так что, видимо, с автомобилем серьезные проблемы.
- Масло? - с сомнением протягивает Рабастан, припоминая, совершал ли он что либо, могущее подпасть под определение "замена масла", но в голову ничего не приходит: пару раз на заправочных станциях ему предлагали что-то подобное, но он отказывался, не желая искушать судьбу. Видимо, зря. - Ни разу. Это же вроде как необязательно? И до этого дня дыма никогда не было.

Следующие полчаса проносятся у него перед глазами будто минута - ведьма бегает вокруг лотуса, тыкает палочкой то в одно, то в другое в недрах капота, сгружает в руки Рабастану все новые и новые приманенные из коттеджа средства авто-помощи так, что он самому себе начинает напоминать рождественскую елку, увешанную всякой ерундой - а заканчивается все надрывным воплем, которым автомобиль ознаменовывает, видимо, свою окончательную кончину.
Элизабет цокает языком, с глухим стуком закрывает капот и резюмирует смерть пациента.
Рабастан печально смотрит на постепенно очищающееся лобовое стекло, на проглядывающий сквозь него салон, поудобнее перехватывает вещи в руках.
Он сроднился с этим лотусом - менять его на что-то другое у социопата Лестрейнджа нет ни малейшего желания.
Он знает, что в теории бывают эвакуаторы, но здесь, вблизи коттеджа, местность зачарована против магглов, а ни одного мага, работающего в техпомощи, встречать ему еще не доводилось. Поэтому остается только проститься с ранее грязно-серым, а теперь, как выяснилось, темно-серебристым автомобилем и привыкать аппарировать. Или выпрашивать порт-ключи для личного пользования.

Впрочем, и тут у Элизабет есть решение. Рабастан со вспыхнувшей надеждой смотрит на ведьму, пока она делится своими соображениями насчет брата и зелья, кивает с облегчением - практически ушедший в мир магглов Брайан Нэльсон наверняка знает, как помочь беде. Если, конечно, захочет помогать одному из Пожирателей Смерти - как иронично.
Из этих размышлений его выдергивает предложение Элизабет.
- Пикника? - уточняюще переспрашивает он, сгружая на сверкающий чистотой капот то, чем были заняты руки - ему все еще не холодно, но мелкий снег вымачивает рубашку на плечах неприятной сыростью, и Лестрейндж набрасывает пальто, наблюдая, как со стороны коттеджа приближается пальто Элизабет Нэльсон, подпрыгивая, будто слишком веселый призрак.
Ведьма поясняет, и на мгновение Рабастан перестает чувствовать сырость под тяжелой тканью пальто - напротив, ему становится жарко, как будто они все еще на кухне, рядом с кипящим зельем.
- Это нечто вроде годовщины? - прямо спрашивает он, едва она заканчивает перечисление мелочей, о которых он помнит не хуже нее. - Мы могли бы выпить чаю в доме - теперь нет необходимости стоять на улице.
Несмотря на рациональность своих слов, даже он понимает, что она считает иначе - тем более после того, как подлетевшая скатерть с барсуками занимает свое место на почти плоском капоте лотуса.

Он вытаскивает палочку, накладывает на них обоих водоотталкивающие чары.
- Сегодня не смогу поделиться шапкой. Думал, снега не будет.
Оглядывается, как будто ждет низких облаков, вестников приближающейся метели, и тут же хмурится, трет лоб, наткнувшись взглядом на мрачную бесконечность моря. Ирландского, не Северного, но какого драккла ему приходится напоминать себе об этом?
- У нас есть минут пятнадцать - а потом нужно будет возвращаться к зелью, - Лестрейндж не уверен, рад он или нет этому неожиданному повторению события годичной давности, но давно взял за правило соглашаться с Элизабет Нэльсон в пустяках. К тому же, для нее наверняка много значит этот пикник, раз она с такой точностью пытается воспроизвести детали из первой встречи - торт, скатерть, вилка.
Еще ему хочется спросить, собирается ли она устраивать подобное на годовщину каждой их встречи. Их было не так уж и много, но Лестрейнджу все равно не по себе - далеко не каждая, да что там, мало какая их встреча в прошлом году прошла спокойно, не говоря уж о том неудачном свидании или Империо в комплекте с Обливиэйтом.
Кое-что он бы повторил, но это больше физиологическая потребность, как он предпочитает об этом думать, и лучше бы закончить на чаепитии под снегом.
Определенно, лучше бы.
- Я думаю, нам лучше вернуться в дом, - не спуская взгляда со скатерти, проговаривает Рабастан.
Что он будет делать, если она откажется, он понятия не имеет. Наверное, простоит около лотуса столбом, пока ведьма не напьется чаю и не пожелает закончить пикник.
Узы дружбы иногда кажутся ему строгим ошейником.

+1

10

[AVA]http://sg.uploads.ru/6MWvO.jpg[/AVA]

Элизабет искренне расстраивается, что на этот раз ее таланта автомеханика не хватило. Таланта в магическом смысле, так как Брайан, например, без присмотра ее к машине не подпускает. Вроде как, да что она там может сделать, только испортит все, женщина. Элизабет на брата не обижается, его она тоже к варке зелий бы не подпустила. Но как он может иногда перемешать закипевший рябиновый отвар, так и она имеет обыкновение покопаться под капотом, в надежде, все все не так уж плохо. Ну, сегодня, увы, не такой случай.
- Я разбираюсь, но в некоторых пределах, - Элизабет задумчиво потирает кончик носа, разглядывает чистенький лотус. - Я могу определить, что именно неисправно и, если это в моих силах, исправить. Но в данном случае я лучше доверю это дело Брайану. Вот увидишь, он еще будет ворчать, что я слишком глубоко вмешалась и надо было вообще не трогать до его появления.
Элизабет усмехается, задумываясь, приедет ли брат вообще. По-хорошему, стоит послать ему патронуса, так как даже несмотря на всю свою беспечность, обычно он так сильно не задерживался.
Кажется, Басту нравится идея с Брайаном - наверное, потерять лотус и ему совершенно не хочется. В том, что Брайан сможет все исправить, Элизабет не сомневается.

Замешательство Баста - ну или что это было - не проходит мимо внимания Элизабет и порядком ее удивляет. Разве это такое странное предложение? Наверное, он не такой большой поклонник милых традиций, как она. Ну ничего страшного, привыкнет. Привык же к тортам, кружкам и тому, что держать ее за руку - правильно.
- Не нечто вроде, а годовщина, - бесхитростно отвечает Элизабет, улыбается, чуть запрокидывает голову, подставляя лицо редким снежинкам. - Сегодня же ровно год, как я чуть не протаранила твой лотус. Считаешь, это слишком сентиментально? Я просто люблю значимые даты.
На его предложение выпить чай в доме Элизабет отвечает фырканьем и демонстративно расстилает скатерть. Барсучки за год не стали выглядеть на капоте лотуса менее нелепо, но сегодня это зрелище взывает у Элизабет гораздо большее умиление.
- Тебе понравилась эта скатерть, я помню, - она улыбается, взмахивает палочкой, призывая все остальные составляющие их пикника - кружки, торт, вилочку, термос с чаем. - Дело ведь не в необходимости. Это просто довольно мило, разве нет? Я люблю традиции.
Она любит значимые даты, любит традиции, любит кормить его тортами. Она вообще много чего любит. И действительно ли стоит вынуждать Баста принимать и разделять эти ее "влюбленности"? Пожалуй, нет. Но он вроде бы не против, да и не зря же здесь сегодня лотус, снег и торт.
- Пятнадцать минут, этого хватит, - Элизабет сосредоточенно режет торт, разливает чай по ярко-желтым кружкам. - И не переживай насчет шапки. Она тебе кошмарно не идет.
Элизабет протягивает Басту блюдце - десертная вилочка поблескивает в салфетках. Опирается на лотус, обнимает чуть замерзшими пальцами кружку.
- Я собиралась похоронить ее на заднем дворе дома бабули, но дедушка успел перехватить это произведение вязанного искусства, - Элизабет усмехается, неожиданно понимая, что давно хотела рассказать ему о приключениях его шапки. - Она ему понравилась. И идет гораздо больше, чем тебе. Честно говоря, Баст, ты в ней был похож на какого-то вора. Я, конечно, не слишком испугалась, но было немного тревожно, когда ты бесцеремонно открыл дверь моего форда и потребовал выйти из машины.
Элизабет смеется, вспоминая обстоятельства их странного знакомства. Оно ведь и правда было странным?
- А еще я ужасно жалела, что не оставила тебе хотя бы визитку. То есть, я понимала, что ты бы вряд ли со мной связался, но так я могла бы думать, что такая возможность существует хотя бы теоретически, - Элизабет улыбается, смотрит на Баста, чуть щуря глаза. - Я же не знала тогда, что мы еще встретимся вот так случайно.
Он напряжен, это в глаза бросается. Почему? Элизабет делает глоток чая, густой пар щекочет нос.
- Все в порядке, Баст? Я думала, тебя порадует торт, - странно, но с момента его возвращения этот торт - первый. Чизкейк он даже не попробовал, а брауни и медовые коржики на торт никак не тянули. - Я просто хотела сказать всем этим, что очень рада той нашей случайной встрече. Несмотря ни на что, это ведь правильно, да?
Элизабет на секунду замолкает, спотыкаясь о слово "правильно". Закусывает губу на мгновение, продолжает сразу, чтобы не спровоцировать никому не нужную неловкость.
- Столько всего случилось за этот год. Кто знал год назад, что так будет, - она улыбается, пьет обжигающий чай. - Хотя я сразу поняла, что мы встретились не случайно. Да-да, скажи, что это кошмарно нерационально и ничего подобного я понять не могла.
Элизабет смеется, приподнимает кружку.
- С годовщиной, Баст Гриффит. И совсем не важно, что это не твоя фамилия.

0

11

Значимая дата, значит.
Значимая, мать ее, дата.
Несмотря на то, что он должен чувствовать раздражение - ну зачем это чаепитие, зачем умильная скатерть, которая спустя год не стала смотреться на капоте уместнее? - раздражения нет и в помине, поэтому он только думает, что должен чувствовать злость, а на самом деле остается безучастным к приготовлениям Элизабет.
Это его новая тактика, что скрывать, и направлена она больше на его поведение, чем на ведьму. Слишком просто у них получается нарушать границы, ими же и выстроенные. Слишком часто Рабастан оказывается в тупике, из которого не умеет, не может да и подчас не хочет выбираться.
И этому надо как-то положить конец - уж теперь, когда в самом деле все сказано, обо всем спрошено, нужно как-то нормализовывать эти стихийно сложившиеся отношения, эту бешено-иррациональную дружбу. И тогда, дальше, все будет правильно.
Правильно  - новое слово в его лексиконе. Правильно - это как рационально, только должно еще нравиться и Бэтси Нэльсон.
Правильно.
Мать твою.

Он окидывает блюдце с тортом долгим взглядом, а потом, не менее долгим, ведьму, это самое блюдце протягивающую. Завидует ее умению сделать так, чтобы все было просто. Возможно, нерационально, возможно, даже неправильно, зато просто.
И, наверное, если он не возьмет у нее блюдце, она так и простоит с ним следующие пятнадцать минут, пока не придет пора возвращаться к настаивающемуся зелью, а затем, как ни в чем не бывало, сложит весь этот деморализующий его пикник и по дороге к коттеджу продолжит рассуждать о том, как ему не идет шапка.
Лестрейнджу нет дела до шапки - и смешно было бы предполагать, будто ему есть дело до того, идет она ему или не идет. Одежда давно перестала быть чем-то особенным, перестала восприниматься иначе, чем тряпки, помогающие сливаться с толпой или защищающие от дождя и ветра.
Зато ему есть дело до традиций - разумеется. Тема традиций красной нитью проходит через его встречи с Бэтси Нэльсон, и, наверное, это естественно, когда в ответ на его откровенность о традициях она решает поделиться своими.
И тем естественнее это в том случае, когда эти традиции связаны с ним, если он ее правильно понял.
А раз так, то выхода-то у него и нет, и, поколебавшись, Рабастан принимает блюдце, придерживая большим пальцем опасно скользнувшую вилку в ворохе салфеток.

По тонкой вязи ее слов он не без опасений скользит к воспоминаниям годичной давности - и к лотусу, замершему на лесной дороге, и к синему форду Элизабет, так вовремя оказавшемуся поблизости. И к тому, как он сам спускался в овражек, готовый не то убить незадачливого путника, не то наложить Обливиэйт по-надежнее.
А потом ведьма так бесхитростно предложила помощь, напоминая о том, что далеко не все нужно получать насилием.
Накормила тортом, подарила канистру бензина и свою дружбу.
И пока Рабастан отплатил ей только тем, что втянул в неприятности. Много, много неприятностей.
Нечто, похожее на чувство вины, примешивает к крепкому вкусу чая ощутимую горечь, но он стойко делает глоток за глотком, заранее смирившись со всем, что будет впереди.
- Я собирался отобрать у тебя машину. Проклясть тебя и уехать на форде, если бы у него оказалась автоматическая коробка передач, - бесцветно отвечает Лестрейндж на излияния своего относительно недавно появившегося друга. Она сама говорила, для дружбы важна искренность, и он искренен, даже чересчур, наверное. - Но у тебя был с собой бензин.

Он не говорит, что наверняка выкинул бы ее визитку - это кажется неуместным даже с его навыками беседы. И не говорит, что не связался бы с ней по собственной воле, без необходимости - ему даже сложно представить себе подобный сценарий. Даже после их совместного посещения лавки Смита и маггловской кондитерской только прямое распоряжение Вэнс на счет ее самочувствия заставило его прибегнуть к помощи Элизабет Нэльсон, хотя на тот момент он уже не мог выбросить ее из головы...
А кстати, когда вообще он начал думать о ней беспрестанно - и странно, почему раньше этот вопрос не приходил ему в голову?
Лестрейндж разматывает неприглядный моток собственной рефлексии, поражаясь, практически ужасаясь тому, насколько мысли о ведьме наполняют его день - когда он вообще последний раз делал что-то, чтобы параллельно не появилось это предательское "смогу рассказать Бэтси" или "что бы сказала она"?
Его дела совсем плохи. Это понятно еще до того, как он останавливает себя в начале констатации факта, что эти оглядки на ведьму в его случае сравнимы с ее щелканьем в голове.
но даже не доведенная до финала, эта мысль его напрягает.

- Я тоже очень рад, - соглашается Рабастан, сверля кусок торта задумчивым взглядом. Радость в его голосе можно расслышать в последнюю очередь, и то, если очень сильно постараться, но у ведьмы настоящий талант сглаживать подобные неловкие ситуации - она их не то не замечает, не то игнорирует, однако жаловаться на это не ему.
- Не могла, - снова соглашается, и тут же вскидывает сердитый взгляд на женщину. - Это не моя фамилия. И не мое имя. И игнорировать этот факт еще глупее, чем устраивать пикники в полумиле от дома.
Ставит чашку практически бесшумно, резким движением касается пачки сигарет в кармане пальто, но тут же отдергивает руку, не успев даже понять, что произошло. Вместо этого трет лоб, проводит раскрытой ладонью по лицу, а затем хватает вилку и втыкает ее в кусок торта.
- Глупо отмечать годовщину встречи, Элизабет. И глупо радоваться нашей встрече. От этого у тебя только неприятности, а ты хочешь, чтобы я поверил, будто ты рада? Эта дружба сикля ломаного не стоит ни для кого, зато проблем - выше головы. И сколько не заедай это тортами, лучше не станет.
Спустя мгновение ему уже становится не по себе - не из-за того, что он не верит в то, о чем говорит, а из-за того, что, едва замолчав, испытывает ужас при мысли, что с ним может согласиться ведьма. Согласится, предложит ему аппарировать, а сама вернется к своим котам, плюшевым барсукам и магглу, который тоже часть традиций - в глазах женщин ее семьи.

- На самом деле, это твое дело, радоваться или нет, - спустя некоторое время выдавливает Лестрейндж. У него последние месяцы что-то не то с эмоциями - с самого декабря, если не раньше. И он понятия не имеет, как с этим справляться.
На самом деле, это всего лишь банальное раздражение, что женщина, которую он хочет, ему не принадлежит, но откуда бы Рабастану знать такие тонкости, а потому он просто мрачно констатирует факт своей раздражительности.
Как исправлять ситуацию он тоже не знает, поэтому предпочитает молча приняться за торт, избегая взгляда ведьмы. Торт, кстати, отличный, но говорить сейчас это кажется глупым, и он не говорит.
Жаль, что он вообще не немой, с сарказмом думает Рабастан, методично отламывая куски пропитанного кремом бисквита.

+1

12

[AVA]http://sg.uploads.ru/6MWvO.jpg[/AVA]

Он берет блюдце не сразу, но Элизабет совершенно его не торопит. Он имеет полное право сомневаться в уместности всего этого, почему нет. А она не стала бы настаивать, откажись он категорически. Она бы и не расстроилась даже, наверное. Может, совсем чуточку. Он не обязан ей подыгрывать, не обязан разделять с ней то, что, возможно, только ей кажется важным. Не обязан - но все-таки делает это, принимая торт и кружку, а Элизабет мягко улыбается, снова уткнувшись в чай разве что не носом.
Холодно.

Ей нравится вспоминать их первую встречу, и даже не потому, что она сентиментальна в такие моменты. Просто тот вечер на заснеженной дороге кажется ей особенным, хоть и в чем-то нелепым, а уж после того, как она получше узнала Баста, - так вообще кажется чем-то из разряда нереального. Чем больше она узнавала его прошлой весной - его, серьезного, мрачноватого, занудного, консервативного, безэмоционального и неразговорчивого, - тем больше удивлялась тому, что он все-таки согласился на эту дружбу. А потом оказалось, что он и вовсе Пожиратель Смерти, и их дружба оказалась удивительно невозможной по совершенно объективным причинам. И все равно она есть, пусть Баст и повторяет это свое "нерационально и опасно". Как будто ей есть дело до этого.
- О, это я успела понять, - Элизабет смеется, чуть машет головой, стряхивая подтаявшие снежинки с волос. - То есть, это было невозможно не понять по твоему тону и вот этой напористости. Зато как ты изменился, когда узнал, что я не маггл. Это было одновременно неприятно и забавно. Пожалуй, больше забавно, потому что я совершенно не оскорбилась. Хотя могла бы - сам понимаешь, я же совершенно маггл по своей сути. Особенно за рулем форда, в котором играет маггловское радио и валяются маггловские журналы по медицине.
Наверное, она не думала тогда, что он мог бы ее убить - это казалось легкомысленной и дружелюбной Элизабет чем-то гораздо более нерациональным, чем чаепитие на капоте. Но чувство опасности, напряженности все-таки проскользнуло, что тут скрывать. Да и так ли это удивительно, учитывая его шапку.
- Ты приказал мне выйти из машины, а потом полез в салон форда! Честное слово, я бы даже запаниковала, если бы это не было так нелепо. Мне стало смешно, а уж этот вопрос про коробку передач... Словом, ты вел себя удивительно странно по тогдашним моим меркам, и я заинтересовалась, что вообще происходит. Ну, потом я, конечно, привыкла к этим твоим странностям, - Элизабет улыбается, но почти сразу отводит взгляд, смотрит на красноватые от холода пальцы. - Свыклась скорее.
Сложно привыкнуть к недоверию, ей сложно - потому что она готова была доверять ему почти сразу. Глупо, по-идиотски, и вот как раз первая встреча говорила о том, что доверять этому человеку не стоит, сколько бы он не рассказывал про Рэйвенкло, не делился занимательными фактами и не стремился к ответной любезности. Будь Элизабет чуть более расторопной, она бы не надеялась на повторную встречу с этим подозрительным новым знакомым.
Но это же Элизабет. Потому она вполне себе стремилась. Но ее стремления даже не потребовалось, впрочем.
- Знаешь, что хорошо? Что в тот раз дело было в такой ерунде. А представь, я бы как сегодня не смогла починить лотус. Кошмар! Даже думать об этом не хочу, - Элизабет усмехается, но все равно невольно задумывается. Он бы, наверное, использовался Обливиэйт. Или что покрепче. И никакое дружелюбие не спасло бы. Хочется поднять бокал - то есть, кружку, - за спасительное наличие запасной канистры бензина, но ее отвлекает почти что злое "я тоже рад" Баста. Элизабет приподнимает брови - так и не скажешь, что очень уж рад, но она и не просит и не ждет от него эмоционально-окрашенных слов. У него вообще с эмоциями все сложно, Элизабет знает его уже целый гол, а до сих пор с трудом разбирается в этих дебрях.
Поднимать кружку в глупом тосте больше не хочется, зато хочется не менее глупо пошутить на счет его прямолинейности, порой обескураживающей. Но и на этот раз Элизабет не успевает - Баст как раз демонстрирует эту самую прямолинейность на грани грубости.
Элизабет замирает, смотрит на него со смесью замешательства и неодобрения. Он сердится, и Элизабет молчит, ожидая, что он еще продолжит свою мысль. Молчит, отставив кружку, убрав руки в карманы пальто, молчит, хотя слова сверлят язык, и ей приходится чуть сжимать зубы, чтобы промолчать.
Баст внезапно убивает торт - посредством проникновения острого колющего предмета. Три входных отверстия.
Он продолжает - она не зря ждала. Или зря - лучше бы сразу перебила, заболтала, сменила тему, лишь бы не слышать все это.
Элизабет пару секунд смотрит на Баста, потом отворачивается, пилит взглядом одну из луж, поджимает губы - не дышит. Дышать невозможно, она вся сжимается, напрягается, точно струна. С усилием сглатывает, прикрывает глаза, делает пару вдохов.
Все в порядке. Все в порядке.
Он вовсе не это имел ввиду.
Ей нечего ответить, нечего сказать на все это "Элизабет", "сикля ломаного не стоит", "ни для кого".
Он говорит что-то еще - Элизабет и не знает точно, сколько длилась пауза. Мочит еще какое-то время.
- Мое дело. Как и то, считать ли все это глупостью. И выставлять объявленную ценность нашей дружбе. И самой решать, чего она стоит, а чего не стоит. И количество проблем, которые она приносит, для меня не имеет значения.
Элизабет отшатывается от капота, убирает руки из карманов, складывает их на груди. Прохаживается туда-обратно.
- Разве не чудесное место и разве не великолепная погода для маленького пикничка,  - Элизабет цитирует саму себя годичной давности, запрокидывает голову. - Я все еще склонна считать, что чудесное. И да. Баст - это ведь твое имя? То есть, общепринятое сокращение в узких рядах. Давай условимся, что каким-то магическим образом я просто вошла в этот узкий круг людей уже в первую нашу встречу. Это бред, конечно, но лучше так, чем думать, будто это не твое имя.
Плевать на фамилию, но имя - имя! - это важно. Важнее фамилии, даже если она - Лестрейндж.
Ей не хочется думать обо всем этом, не хочется снова выяснять отношения, ссориться, не хочется, чтобы снова между ними возникло это никому не нужное напряжение, как в первые встречи после побега. Ничего страшного - просто в следующем году никаких празднований годовщин, раз ему все это кажется таким глупым и неуместным.
- Пора идти, думаю, время вышло, - Элизабет возвращается к лотусу, достает палочку и наводит порядок, убирая все лишнее. - Надеюсь, что на этот раз все не так плохо.
Элизабет усмехается, вспоминая свои последние попытки сварить что-то дельное по этому рецепту. Безуспешные, считай - провальные.
Она идет к дому, чуть шаркая ногами, разглядывает тонкий слой снега, прикрывающий вязкую грязь.
И резко разворачивается к Басту, упирает руки в бока и вздергивает нос.
- И знаешь что, Баст. Ты не испортишь мне этот день своими занудностями и всеми этими "одни неприятности" и все в этом духе, - Элизабет демонстративно фыркает и смеется. - И тебе понравился торт, я точно знаю. Скажи, что понравился. Скажи, скажи, скажи!
Она идет спиной вперед, щурится, смеется, даже показывает ему язык.
- И вот только давай без этого "Элизабет", ты мне обещал вообще-то, - она открывает дверь в дом, быстро очищает обувь от грязи, медленно вдыхает дурманящий аромат зелья. - О, Баст, чувствуешь? Кажется, мы движемся в верном направлении!
Элизабет на ходу скидывает пальто, бросает куда-то в сторону, спешит на кухню. Аромат трав такой сильный, что голова начинает кружиться. Но это приятное головокружение, мягкое, почти расслабляющее. То, что нужно, учитывая, что сейчас они добавят драконьей крови, которая значительно ужесточит как аромат, так и само действие зеленоватого на данный момент варева.
- Ну что, добавляем настойку крапивы одновременно с драконьей кровью? - Элизабет азартно подхватывает флакончик и встает на носки, демонстрируя полное нетерпение.

+1

13

Кажется, ее задевают его слова. Он, вроде как, даже рад этому, так у него все в голове перемешалось.
Но вообще-то, чего он от нее хочет? Чего добивается этими нелепыми нападками?
Того, чтобы она начала уверять, убеждать его, что лучшей дружбы с ней не приключалось и не приключится? Или чего?
Пока она отвернулась, Лестрейндж не спускает с нее глаз, как будто она может пропасть на месте, если перестать смотреть.
И представляет себе, что она говорит вот это - то, что он только напридумывал о дружбе.
К горлу подкатывает желчь - его уже тошнит от слова "дружба".
И, кажется, ему пора тоже принимать зелья Рудольфуса - у них, видимо, в семье с головой не все в порядке, а не только у старшего брата.

И когда Элизабет нападает на него, прохаживаясь туда-обратно мимо сдохшего лотуса, он в первый момент лишается дара речи - просто впервые видит, насколько предательским и победоносным может быть нападение. Она ни словом не упоминает о дружбе, что бы наверняка взбесило его окончательно. Она даже не отвечает на его претензии и обвинения - только, разве что, насчет имени.
Ее не переспорить - та первая встреча для нее всегда будет "чудесной".
Рабастан закрывает рот, так ничего и не ответив.
И она права насчет имени, хотя и ошибается, предлагая представить, будто она имеет право его так называть.
Нечего тут представлять - у нее и без того есть это право.
Право звать его детским прозвищем, право орать на него, право ворчать и кормить тортами. Он сам дал ей эти права, согласившись на дружбу.
И он не имеет права жаловаться, потому что тоже много получает взамен, пусть даже и не все, чего хочет.
Эта мысль - о необходимости смириться - помогает. Успокаивает. Смиряться он умеет. У него вообще отлично получается все, что связано с необходимостью демонстрировать как можно меньше себя, хотя рядом с ведьмой, которая вся - порыв и импульс, это подчас представляет собой сложную задачку.

И когда Бэтси Нэльсон принимается за уборку, он понимает - это разговор окончен. Ему не удастся поссориться с ней, пока она этого не захочет, вот так просто. Он вообще тут ничего не решает.
Это, наверное, должно было снова вывести его из себя, но не выводит. Напротив, действует успокаивающе: ведьма явно больше него понимает в дружбе, так почему бы не отдать контроль специалисту?
Это очень рациональное решение, и эта рациональность тоже самым благоприятным образом действует на Рабастана.
Он следит за уборкой, держась чуть отчужденно, а затем шагает вслед за Бэтси Нэльсон - и едва не сшибает ее с ног, когда она резко останавливается и оборачивается к нему.
Настолько резко, что ему даже требуется шагнуть назад, чтобы ей не приходилось так сильно запрокидывать голову, чтобы смотреть ему в глаза. У нее сейчас очень решительный вид - руки уперты в бока, глаза горят - и ему становится смешно.
Но он, разумеется, не смеется, даже когда она все же начинает фыркать, а затем и вовсе разражается звонким смехом, далеко разносящимся над вересковыми полями.
Ее требование признания собственного кулинарного таланта тоже забавно - она же должна знать, что в десертах ей нет равных, не так ли? - а потому он щурится в ответ, молчит, даже сдвигает брови, когда она показывает язык. Мерлин, что за ребячество.
Впрочем, его ответ ей не так уж и необходим - она продолжает идти у нему лицом, оскальзываясь в грязи, гримасничает - а он надеется, что если все же она действительно поскользнется, то он успеет схватить ее. А все прочие мысли безжалостно изгоняет из своей головы.
И с такой пустой головой, оказывается, куда проще, понимает он, входя в дом вслед за ведьмой.

Его пальто летит куда-то в сторону - по ее примеру, он на этот раз не задумывается над тем, где окажется его имущество.
Коттедж полон запаха зелья, а кухня представляет собой эпицентр этого аромата. Ни следа рыжего кота - не то из-за личности гостя, не то из-за бьющего в голову запаха варева, Мистер Бингли предпочел удалиться.
Лестрейндж проходит в столу, оглядывается в поисках крапивы, поднимает флакон и мельком отмечает, они даже в теории не знают, чем может обернуться это увеличение дозы.
Но какая разница - все эта зелье чистый эксперимент,чистая авантюра, и пока Элизабет добилась потрясающих успехов.
- Я выливаю по капле настойки на каждую каплю драконьей крови, что добавляешь ты, - кивает он на нетерпение Элизабет. Рядом с котлами от нее так и веет азартом - совсем иначе, чем на тренировках. Рядом с зельем она переполнена жадностью к новому, к еще неизведанному - ему хорошо знакома эта жажда, разумеется, и он впервые обнаруживает, что воспринимает ее как напарника - и уже давно. Что полагается на нее. Рассчитывает. И, драклл раздери, верит.
Есть и еще кое-что, что омрачат его такое ослепительное открытие - и об этом он, пожалуй, не скажет ей никогда. Она напоминает ему - не часто, но иногда, вот как сейчас, этим нетерпением, ту самую женщину, ради которой так старается, и для него эти два образа накладываются друг на друга, сливаются. Спроси его, какой была Элизабет Нэльсон в Хогвартсе, и он начал бы описывать Алису Фоули, давно уже Лонгботтом. Давно уже пустую оболочку.

Это неприятные мысли, и они настолько сильно занимают его, что он автоматически добавляет настой крапивы, не обращая внимания, что зелье в котле сменило цвет на болотный, и вместо небольшого кипения его поверхность, затянутая радужной пленкой, неожиданно застывает в неподвижности.
И когда Элизабет капает очередную каплю крови, зелье вспенивается, образуя огромный пузырь, едва не лезущий из котла, а затем с громким треском лопающийся, окатывая обоих зельеваров вонючей склизкой жижей
- Седьмое пекло! - Лестрейндж отбрасывает более пока не нужную склянку, выхватывает палочку и накладывает Эванеско, чтобы очистить котел и стол от последствий. От неяркой вспышки заклинания лицо и руки, куда попали остатки неудавшегося зелья начинает жечь - видимо, драконья кровь специфически реагирует на активную магию.
Рабастан крутит в пальцах палочку, ругается, хватается за полотенце, висящее на стуле, второе кидает Элизабет.
- Слишком сильная консистенция, наверное... Надо продумать другой способ повысить концентрацию драконьей крови,  - бормочет он, вытирая лицо. Привкус болота даже во рту - Эммалайн бы смеялась в голос.
- Или, может быть,  - мысль о Вэнс неожиданно подталкивает его к другой идее,  - у тебя есть зачарованный серебряный котел? Серебро хорошо нейтрализует кровь на этапе приготовления, может быть, попробуем?

+1

14

[AVA]http://sg.uploads.ru/6MWvO.jpg[/AVA]

Он не ответил про торт - вот просто из вредности не ответил. Ничего страшного, она еще добьется своего. Ему еще придется признать поражение. Полную и безоговорочную капитуляцию перед лицом Элизабет Нэльсон. Именно так. Но это - после, вечером, ну или завтра. Да мало ли у них еще будет этих тортов. Как бы Баст не сопротивлялся, не нудел, не возмущался и не грубил - нахал! - они все равно останутся друзьями. Элизабет совершенно в этом уверена. И, что довольно интересно, она уверена, что без их дружбы ему будет ничуть не лучше, чем ей. Или даже хуже. Но это никак, совершенно никак не касается того его предложения, Мэрлин упаси о нем вспоминать. Просто их дружба стоит того, чтобы ее дружить, только и всего. И наверняка Баст это прекрасно понимает.

На языке все еще привкус сладкого торта, но ароматы трав сейчас кажутся ей куда более приятными. Ее бы воля - она бы сама выпила это зелье, до того оно ее притягивает. Наверное, это просто первые признаки навязчивой идеи: она почти все время думает об этом зелье, постоянно что-то просчитывает в уме, прикидывает варианты, подбирает более удачные ингредиенты. Это стало похоже на манию, которая находилась в вялотекущем состоянии два года, а потом началась настоящая острая стадия. И длится по сей день. И, наверное, продлится до тех пор, пока Элизабет не приготовит это дракклово зелье.
- Да, именно так, - Элизабет топчется на месте, вынимает пробку из флакона, воодушевленно смотрит то на котел, то на Баста. Это ведь должно сработать, так ведь? Здесь Баст, а она почти что считает его своим счастливым талисманом. - Пробуем.
Она настроена решительно - прищуривает глаза, сосредоточенно смотрит, как темно-алая, почти черная капля крови сползает по горлышку хрустального флакона и, на мгновение замерев, срывается в котел. Баст добавляет настойку крапивы, и сначала все, кажется, идет по плану - разве что зелье чуть густеет. Элизабет немного хмурится, бросает немного взволнованный взгляд на Баста. Но он, кажется, не считает, что проблема существует. Ну и хорошо, пусть так.
Она закусывает губу, снова чуть наклоняет флакон с кровью - ровно капля, плюс крапива. Зелье вспенивается, бурлит, и Элизабет начинает серьезно переживать. Ладно, последняя капля - и если все продолжится в том же духе, стоит остановиться и подумать, как нейтрализовать этот эффект.
Однако эта самая капля сама все решает - зелье тут же брызгает из котла, прямолинейно высказывая, что думает об этих ваших экспериментах.
Элизабет на пару секунд просто замирает на месте, а потом, отшатнувшись к столу, начинает хохотать.
- Что-что там, Баст? Седь-седьмое пекло? - зелье омерзительное на вкус, Элизабет оттирает его с лица и губ тыльной стороной ладони и смеется, разглядывая Баста и его расторопные попытки навести порядок. - Это тоже что-то из древнемагической истории или ты читал "Божественную комедию"?
Она чуть кривовато усмехается: Данте располагал на седьмом круге ада - какая ирония - убийц всех мастей. Лучше не думать об этом. Как и всегда.
Баст бросает ей полотенце, Элизабет едва ловит - ей смешно и почему-то весело, хотя будь она сейчас одна, наверняка бы едва не разрыдалась от расстройства и разочарования. Наспех вытирает лицо, пытается сосредоточиться на предложении Баста. Весьма разумном, стоит отметить.
- В этом доме есть все, Баст, - Элизабет оборачивается к кладовой, ищет на столе свою палочку и призывает нужный котел. - У меня есть одна часть заготовки этого зелья. Разве что начинать придется с момента добавления трав, то есть, у нас еще один свободный час.
Элизабет копается среди недавно сваренных зелий - вчера она сварила большой, очень большой котел заготовки. Раньше на эту самую заготовку у нее уходили недели. Сейчас все гораздо проще, но нужно идти вперед, вперед, вперед. Ей так надоела эта стадия.
Выливает заготовку в блестящий серебряный котел - и как ей самой не пришла в голову такая идея? - ставит на огонь.
- Ну, заготовки у нас хватит еще попыток на пять, - с очередным смешком констатирует Элизабет, хотя, конечно, рассчитывает на гораздо более быстрый успех. У них есть час, чтобы со всем этим разобраться. - О, Баст, иди-ка сюда.
У него все еще зелье за ухом на волосах, и пусть болотно-зеленый выглядит довольно стильно, Элизабет встает на носки, опирается свободной рукой ему на плечо и оттирает полотенцем остатки их не слишком успешной попытки.
- Может, добавим немного настойки аконита? У меня есть потрясающий вариант - я сама выращивала, мы с дедушкой занимались скрещиванием самых сочных стеблей. И... Ну, оно используется в пробуждающем зелье, является мягким катализатором. Я думаю, аконит может сгладить действие крови, - Элизабет все еще стоит рядом, мнет в руках полотенце. Смотрит внимательно на Баста. - Ты о чем-то задумался, да? Ну, перед тем, как выпалить это "седьмое пекло".
Это бесцеремонно - пытаться вмешаться в чужие мысли. Но Элизабет думает, что его беспокоит что-то в зелье, да и сейчас они партнеры, а значит, должны полностью доверять друг другу.
- У нас ведь получится, правда? - уверенности у Элизабет не убавилось, и она сама не знает, почему ей вдруг захотелось задать такой нелепый вопрос. Наверное, это потому что он так и не ответил про торт. - Мне очень важно, чтобы получилось.

+1

15

Причину столь бурого веселья Элизабет он понимает не сразу - пока она сквозь хохот не заканчивает фразу.
Зато потом уже приходит его очередь вставать в нравоучительную позу, и хотя момент, да и собеседница, вовсе не подходящие, чтобы реанимировать его давнюю больную тему, удержаться Лестрейндж не может.
- Не так уж и удивительно, что позднесредневековый литератор вдохновляется магической литературой - после инквизиционного разгула-то. - Он продолжает тщательно вытирать слизь, переворачивая полотенце чистой стороной и намеренно не глядя в сторону смеющейся ведьмы. - И не нужно искать чудесных причин резкого изменения во всем, что касается искусства, творчества и политического устройства - просто магглы обнаружили то, что ранее было от них скрыто.
- Седьмое пекло, ледяные ноги Морганы, Мордредов хвост - неужели ты не слышала этих выражений? Хотя бы от своей чистокровной бабки из Прюэттов? - все же удивительно, насколько у него с Бэтси Нэльсон различается мировосприятие. Она действительно больше маггл, как и пыталась ему несколько раз втолковать - даром что так ловко управляется с зельями и подчинила волшебную палочку другой волшебницы, хоть и имеющей с ней родственную связь.
Элизабет Нэльсон - почти маггл, и не это ли чует в ней Рудольфус, что заставляет его так сильно ненавидеть ее?
И почему тогда Рабастану практически плевать? А может, это вообще добавляет ей очарования в его глазах? Шесть лет маггловедения - и нельзя отрицать, что ему нравилось узнавать больше о мире простецов.
Впрочем, это слишком сложные вопросы, чтобы заниматься ими над остатками зелья мечты Бэтси Нэльсон.

Ей хватает минуты, чтобы вытереть жижу с лица и рук - это особый женский талант, приводить себя в порядок за считанные мгновения, видимо, потому что Лестрейндж еще размазывает слизь по ладоням, когда ведьма уже озабочена поисками котла.
На мгновение он испытывает довольство собой - он полезен, она должна это заметить - но это длится лишь мгновение и быстро проходит: он сам обещал ей помощь, так что теперь помогать, в том числе и советом, его прямая обязанность.
- Отлично, успеем разобраться, что не так было с прошлым вариантом, - кивает он на слова о следующем свободном часе, а затем, совершенно по хулигански, добавляет. - Или предположить,ч то случится с этим вариантом. Как я понял из дневника, на этой стадии ты давно.
Вообще-то, он серьезно - нужно как следует изучить все предыдущие попытки и выстроить закономерности. Кому еще справляться с таким делом, если не бывшему рэйвенкловцу? Хаффлпаффцы слишком ориентированы на результат и не так увлечены чистой теоретизацией, как ему кажется, но делиться этими наблюдениями с ведьмой Рабастан не спешит.

Пять попыток? Он хмыкает. Неудивительно, что она приглашала провести в Ирландии пару дней. Судя по всему, останавливаться Элизабет Нэльсон собирается только тогда, когда готовое зелье будет разлито и закупорено.
Она подзывает его с легкостью, которой ему, наверное, не обрести и за годы - но делать нечего, не стоять же, как под Петрификусом. Подозрительно поглядывая на ведьму, Лестрейндж подходит ближе - ну, что она удумала? Время держаться за руки или есть какой-то специальный ритуал, который она совершает на удачу, начиная очередную попытку сварить это проклятое зелье?..
На деле все оказывается куда более обыденно - по полотенцу в ее руках он догадывается, в чем дело, и покорно опускает голову, позволяя Элизабет устранить остатки неудачного эксперимента. Она привстает на носках, опирается о его плечо - да она миллион раз так делала, а он вспоминает тот самый, первый, на ее кухне. Должно быть, действует обстановка кухни ирландского коттеджа - в прошлое свое появление здесь он готов был на что угодно, лишь бы она не вспомнила обстоятельства того вечера, предшествующего Обливиэйту, и теперь ему самому все здесь напоминает о том почти случайном объятии, которого, якобы, не было.

Элизабет же болтает с привычной легкостью, никак не показывая, что ей пришло на ум то же воспоминание - резонно предположить, что не пришло. Это у него два летних месяца почти целиком было наполнено переживаниями каждой их встречи - и теперь он добился того, что все обстоятельства их будто выгравированы у него на подкорке - а у нее жизнь была заполнена другими событиями и впечатлениями. Да и вряд ли ее может по-настоящему потрясти одно-единственное объятие - тактильный контакт для Элизабет Нэльсон вовсе не является чем-то, из ряда вон выходящим.
Он обдумывает ее предложение, вспоминает все, что знает, о том, с чем ни в коем случае нельзя смешивать аконит, а также специфику настойки из него - когда следующий вопрос ведьмы выбивает почву у него из-под ног.
И в кого она только такая внимательная.
Пока он молчит, не зная даже, как сказать, что думал о той женщине, которой Элизабет так отчаянно пытается помочь, ведьма, хвала Мерлину, сама дает ему возможность уйти от неприятных выяснений.
- Наверняка получится. Если мы как следует все предусмотрели на этот раз. В зельях не бывает случайностей - что должно получится из этих ингредиентов при определенных условиях, то и получится,  - он отводит глаза, отходит, якобы в поисках отложенного дневника. - Насчет аконита... Кажется, среди тех трав, которые ты собирала в лесу Грейбека, были стебли ириса? Ты добавляла его в заготовки?
Вэнс как-то едва голову не откусила, когда он вместо корней ириса принес эти проклятые стебли - все говорила, что если от них останется огромная воронка в земле, виноват будет именно Лестрейндж, который Мерлин знает чем на Зельеварении занимался. Рабастан, который на Зельеварении весь свой сознательный возраст исполнял распоряжения Вэнс, был даже раздражен - но насчет ириса запомнил крепко. Никаких стеблей, если неподалеку витает хотя бы призрак аконита.

Он погружается в листание дневника, чтобы избавиться от дальнейших расспросов Элизабет насчет того, о чем задумался перед катастрофой, однако на этот раз обычно такая терпеливая ведьма все же продолжает дознание.. Ему в голову не приходит, что она может беспокоиться насчет зелья - особенно после того, как он вспомнил о стеблях, и потому он не успевает придумать еще какой-нибудь повод, достаточно серьезный, чтобы отвлечь ее, но не такой серьезный, как тот, что отвлек его самого.
- Ты считаешь, у них есть шанс? - едва ли не эхом возвращает он Элизабет ее недавний вопрос. - Прошло пятнадцать лет. Ты даже не знаешь, осталось ли хоть что-то от личностей, до которых хочешь достучаться. Или знаешь? Ты видишь их часто - есть хоть какие-то признаки, что вся эта авантюра не бессмысленна?
Когда он в последний раз видел Лонгботтомов, то мог поклясться, что тем уже ничто не поможет -  как будто в их голове прозвучал невербальный Нокс, потушив то, что делает человека человеком. Способно ли зелье зажечь это - ну, пришло время признаться, что Рабастан не уверен.
- Зелье - всего лишь зелье. Оно не может вернуть то, чего больше нет. - Мягко продолжает он. - Ты не думала о ритуальной магии?
На самом деле, за этим вопросом больше, чем он хочет показать - он думал об этом в последние дни, собираясь в Ирландию, и пришел к выводу, что зелье, даже с учетом легиллеменции, может оказаться недостаточным фактором. Зато как катализатор для ритуала... Но захочет ли Элизабет, чтобы он лез еще дальше в это дело, особенно с учетом всех обстоятельств. Одно дело принимать помощь Баста Гриффита, который мог лишь читать о Лонгботтомах и сочувствовать им, и совсем другое - Рабастана Лестрейнджа, принимавшего участие в том, что сделало пациентов Элизабет бездумными манекенами.
Как говорится, все решают детали, и он опасается, не слишком ли сильно увяз во всем этом - и не перешел ли черту.

0

16

[AVA]http://sg.uploads.ru/6MWvO.jpg[/AVA]

Элизабет откровенно веселится, пока Баст своим - как она по нему скучала! - занудным тоном рассказывает про источники вдохновения Данте. Чуть морщит нос, смешно фыркает, улыбается.
- О, ну конечно, ничего удивительного, - Элизабет демонстративно кивает, а потом прищуривается и говорит тише: - Так ты читал "Божественную комедию"? Давай как-нибудь обсудим этот момент в истории за чаем? Расскажешь мне про взаимосвязь магического мира и маггловского искусства.
Элизабет борется с желанием взъерошить ему волосы и рассмеяться, и борется успешно - это странное желание. Отчасти странное, так как в целом такая манера поведения для нее более, чем свойственна, особенно когда она кем-то крайне умилена. Предложение, однако, высказано вполне серьезно, и если Баст был достаточно внимателен - а он был, - то мог заметить на полках ее книжного шкафа очень много литературы по истории магии, средневековью и, конечно, маггловские произведения того времени. Изучать эту интересную и сложную тему в одиночку Элизабет не хватало терпения, а вот с Бастом это могло бы оказаться весьма продуктивно.
Она все продолжает улыбаться, когда Баст перечисляет все эти фразы, которые она, конечно, слышала, но никогда не употребляла. Они кажутся ей неприлично забавными, и уж произносить их в серьезной ситуации она бы не решилась - это грозило взрывом хохота.
- Слышала про Моргану, но немного в другом варианте, - прыскает Элизабет, пока настраивает уровень огня под котлом, смотрит на Баста через плечо. - И нет, бабушка никогда не употребляла таких выражений. Я ведь до самого одиннадцатилетия не знала про магию. И хоть в словах бабули и проскальзывали странные словечки, в плане ругательств и всего подобного она и сейчас отдает предпочтение всему маггловскому. Думаю, ее отказ от магического мира был довольно... болезненным, как бы она не отрицала этого.

На какое-то время Элизабет замолкает, увлеченная котлом и очередной попыткой сварить нужное зелье, а потом, достав травы и принявшись толочь их в ступке, снова внимательно смотрит на Баста.
- Да, на этой стадии я давно. Очень давно, если честно, - ему, наверное, из дневника стало ясно, что дальше их совместных экспериментов она так и не зашла. Это можно связать с чем угодно, но Элизабет не нравится сам факт - как будто успешность ее затеи напрямую зависит от Баста. Это не так, совершенно не так. Просто его присутствие ее стимулирует. Мэрлин знает, почему. - И глупо надеяться, что за час я решу проблему, которую не смогла решить за несколько месяцев. Или не глупо. Я же готовилась. И сейчас здесь ты. Свежий взгляд со стороны, все такое.
Привычная беззаботность отходит на второй план, когда Элизабет говорит об этом зелье. Оно значит для нее слишком много, и даже несмотря на весь свой оптимизм, с горечью воспринимает каждую провальную попытку. Ей кажется, что она должна делать больше, должна достигать лучших результатов, должна получать ответы на свои вопросы. Иногда ей кажется, что это зелье - ее собеседник, к которому она пока что с трудом находит подход.

Баст снова заставляет ее улыбнуться, на этот раз своей уверенностью, что зелье - это как математика. И что если сложить один и один, обязательно получится два.
- Я считаю, что в зельеварении очень многое зависит от интуиции, от разумных рисков, от умения найти лазейку среди различных запретов и несовместимости ингредиентов, - Элизабет разглядывает растолченные травы и улыбается, склоняет голову на бок, будто что-то вспоминает. - Варил что-то с Эммалайн? Мы с ней как-то экспериментировали с ирисом и аконитом. Никаких стеблей ириса, только клубни.
Усмехается, тянется в один из шкафчиков, достает небольшую стеклянную банку с чем-то не слишком приятным на вид.
- Растертые в кашицу клубни ириса, замоченные в настойке растопырника, чтобы снять даже намек на риск при сочетании с аконитом. Настаивалось четыре месяца, должно быть готово, - Элизабет разглядывает банку на свету, передает ее Басту, хотя в этом совершенно нет необходимости. - Я долго думала об этом варианте. Мне кажется, пора его испытать. Что скажешь?
Зелье на плите глухо булькает, Элизабет уменьшает огонь и добавляет травы. Помешивает, накладывает защитные чары. Вот теперь у них есть час.
Но вместо того, чтобы дальше прорабатывать варианты, Элизабет снова спрашивает, о чем Баст задумался тогда. Ее это беспокоит, и то, что он сразу не ответил, насторожило еще больше. Ответ, однако, превосходит все ее ожидания, и на какое-то время Элизабет просто замолкает.
- Я... Я думаю, что шанс есть, - довольно категорично отвечает наконец Элизабет, чуть запрокидывает голову, разглядывая потолок. - Когда я только рассказывала тебе об этом зелье, я упоминала, что все уже опустили руки. И что возможно моя попытка только убедит меня в невозможности всего этого. Но знаешь, чем больше я работаю, тем сильнее уверена, что все получится. Я наблюдаю за ними столько лет, я уверена, что там есть, за что зацепиться.
Это звучит довольно самонадеянно, если подумать. Но Элизабет хмурится, складывает руки на груди, выглядит решительно.
- Я не знаю, какими они были, когда их доставили в Мунго. И не знаю, есть ли какие-то изменения с тех пор. Но я знаю, что с момента, когда я начала давать им укрепляющие зелья, их внимание немного заострилось, появились положительные тенденции, возросла активность. Особенно это касается Алисы. Хотя, может дело в том, что ей  меньше досталось изначально.
Элизабет немного нервно пожимает плечами, отворачивается к котлу, хватается за ложку, хотя это совершенно лишнее еще минут на пятьдесят. Сосредоточенно смотрит на абсолютно ровную, почти стеклянную поверхность зелья.
- Ритуальная магия? Нет, я не думала об этом, - что она вообще по-хорошему смыслит в ритуальной магии? И уж точно не стоит браться за то, в чем разбираешься ниже посредственного уровня. - Я думала о маггловских техниках. Тогда, в прошлом апреле, я тоже об этом упоминала.
Это оказывается сложнее, чем она думала. Но она сама позвала его сюда, и сама захотела принимать его помощь. Это обдуманное и взвешенное решение. И стоит отключить эмоции.
- А какие существуют ритуалы на этот счет? - Элизабет отворачивается от зелья, кладет ложку, встает спиной к столу, опирается ладонями. - Я ведь не самый большой специалист.

+1

17

Клубни ириса добавлены в зелье. Лестрейндж задумчиво следит за медленно булькающим варевом, начинающим закипать - очередная основа, очередная попытка, кто знает, принесет ли она пользу.
Зачарованный котел кажется холодным, и Рабастан, чуть заколебавшись, дотрагивается краем ладони до края - так и есть, металл не нагрелся, зато от поверхности зелья уже ощутимо веет теплом.
Эти попытки больше похожи на хождение в темноте - на попытки поймать черную кошку в темной комнате, приходит на ум Лестрейнджу полузабытое выражение. Бербидж называла так... Что? Он не помнит. Может, его попытки доказать принципиальное отличие маггловской культуры от магической, может быть, что-то другое. Не важно.
Это выражение как нельзя больше подходит к тому, чем они занимаются с Бэтси Нэльсон - движутся на ощупь, крохотными шагами, даже не уверенные в результате. Ну что же, Рабастан все же хотел бы, чтобы кошка в комнате была.
Снова ожидать час. Он уверен, что ведьма найдет, чем заполнить это время - он бы, даже, не прочь подняться в комнату с книгами, в прошлый раз ему там понравилось - но сказано лишнее, и прервать разговор на этом месте с его стороны было бы нечестно по отношению к Элизабет.

Ее решительная поза, видимо, призвана подчеркнуть уверенность в своих словах - да, продолжать есть смысл.
Лестрейндж в этом далеко не уверен, но спорить с ведьмой не собирается: во-первых, отступить теперь, после того, как он увяз в этом деле по шею, недопустимо - Лестрейнджи не сдаются, и, несмотря на то, что в парадной зале Холла не осталось даже намека на герб с этой фразой, ранее украшавший пространство над камином, она передана Рабастану от череды предков вместе с кровью и никуда не денется, а во-вторых, и это тоже многое для него значит, работа над этим зельем предлагает ему необходимый контраст к его тем, другим занятиям. Ну и в третьих, сколько бы они с Элизабет не уверяли друг друга, что никто никому ничего не должен, он обещал ей помощь - а Лестрейнджи, да-да, платят свои долги.
Он отворачивается, выслушивая ее аргументацию - итак, внимание заострилось, положительная тенденция...
Подходит к окну, разглядывая нетронутый снег, укрывающий сад - невдалеке виднеется беседка, где они пили чай в прошлый его визит сюда. Прошел почти год, но снег настолько контрастирует с тем, что помнит Рабастан, что кажется, будто он смотрит на совсем другое место.
Интересно, думает он, изменилась ли Алиса за прошедшие годы. Окажут ли они влияние на нее, если Бэтси Нэльсон все же добьется успеха? Каково это, быть заключенной в клетке собственного повредившегося рассудка?
Может быть, они смогут сверить впечатления? Он расскажет ей об Азкабане, она - о своем Мунго.

Хорошо, наверное, что ведьма не видит его лица - оконное стекло отражает улыбку, которая делает его поразительно похожим на Рудольфуса. А может, это из-за бликов февральского солнца.
- Я открою окно? - спрашивает он, никак не комментируя фразу Элизабет, что Алисе изначально меньше досталось. В кухне душно, терпко пахнет ирисом и растолченными травами, и меньше всего ему хочется вспоминать о том, как пахло кровью и смертью в гостиной Лонгботтомов пятнадцать лет назад.
Ставень поддается легко, видимо, на кухне часто необходим свежий воздух.
Рокот волн и морозный ветер врываются в кухню, Лестрейндж оглядывается, бросает обеспокоенный взгляд на огонь под котлом - ничем хорошим не окончится даже секундное отсутствие ровного пламени, но, видимо, рабочее место Элизабет защищено: пламя чуть вздрагивает, но продолжает гореть, и зелье глухо булькает, более никак не реагируя на падение температуры вокруг на пару градусов.
Впрочем, оно и незаметно - в кухне жарко.
Серый кот приподнимается на толстой ветке дерева, откуда разглядывал бескрайние просторы полей сразу за оградой, желтыми глазищами сверлит Рабастана осуждающим взглядом, а затем потягивается, выгибая спину, легко спрыгивает, проваливаясь целиком в сугроб под деревом и, с совершенно недовольной миной, спустя минуту запрыгивает на подоконник, стряхивая с усов льдинки
Лестрейндж треплет кота по загривку, смахивает снег со спины, и Джекилл не торопится переступить через оконную раму, оглядываясь на улицу.
Однако все же выбирает кухню, прохаживается по подоконнику, садится с краю, внимательно разглядывая хозяйку через комнату.

- Разные ритуалы, - он по-прежнему не оборачивается, опирается раскрытыми ладонями на подоконник. Снег, стряхнутый котом, тает под его пальцами, превращаясь в мокрые лужицы.  - Например, есть ритуал возвращения личности... Не против безумия, было другое, специализированное проклятие - "Забвение" или "Потеря", какое-то подобное бессмысленное и чересчур громкое название... Но возможно, ритуал, призванный обратить вспять действие этого проклятия, мог бы помочь и тебе. Сложность в том, что мы не можем быть уверены, какие именно воспоминания остались у твоих пациентов - а ритуал действует только при отсутствии личной памяти. А что за маггловские техники? Гипноз?
Он чуть сбивается на последнем слове, оборачивается - с его точки зрения, гипноз мало чем отличается от Империо по механизму воздействия, и на пятом курсе он писал эссе как раз о гипнозе. Спасибо Бэтси Нэльсон и ее возвращаещему память зелью.
- Ты все еще не надумала опробовать легиллеменцию?

+1

18

[AVA]http://sg.uploads.ru/6MWvO.jpg[/AVA]

Элизабет не привыкла думать о том, как и что было бы, не случись каких-то событий. Она не жалеет о произошедшем и обычно смотрит вперед, а не топчется на месте, оплакивая несбывшееся. Но сейчас, покручивая в руках какой-то прохладный флакончик, она невольно сравнивает прошлый раз - и этот. Май тогда был жарким, непривычно жарким по местным меркам, и цветы уже распустились, и воздух был как будто раскален. Или ей просто так казалось, впрочем. Сейчас за окном зима, немного искусственная, но по факту зима. И несмотря на весь свой неугасающий энтузиазм, Элизабет не может отрицать некоторого напряжения, которое сопровождает каждое ее действие и каждую фразу. Здесь десяток факторов, один другого сложнее и объемнее, но все они складываются в одну картинку и заостряются на основе - личности ее партнера по зельям, о которой в прошлый раз Элизабет даже не подозревала. Она не из тех, кто ворчит о причинах проблемы, она ищет пути ее решения. Но в Мунго не все руководствуются этим принципом, и Элизабет несколько раз за прошедшие полгода приходилось невольно сцеплять зубы, когда кто-то из коллег после обхода палаты пациентов с неизлечимыми заболеваниями, начинал причитать в ординаторской о том, какую именно цену должны заплатить "эти Лестрейнджи". Ей сложно - или невозможно - свыкнуться с его настоящей фамилией. Как бы она не пыталась убедить себя в том, что ей это удалось.

Он тоже молчит - смотрит в окно, впускает кота.
Элизабет разглядывает завитушки пара над котлом, запоздало кивает на его вопрос - ей и самой не помешал бы глоток свежего воздуха.
Она могла бы задать ему несколько вопросов, не из-за любопытства, вот уж чего она точно не испытывает, скорее, в научных целях. Для пользы дела. Могла бы - но молчит, раз уж и он промолчал на ее недо-намек на недо-вопрос. В конце концов, кто сказал, что ему легче вспоминать обо всем этом, чем ей смиряться с этой мыслью? Такое предположение отдает эгоизмом, а Элизабет категорически не считает себя эгоисткой.
Ставит флакон на полочку, походя чешет настороженного Джекилла за ухом. Он чем-то недоволен, наверное, чувствует, что что-то не так. Он вообще понятливый.
Хорошо, что молчание, наконец, нарушено - Элизабет никак не могла придумать, что сказать.
- А ты пробовал когда-нибудь проводить эти ритуалы? - сказать, что к ритуалам Элизабет относится настороженно, это ничего не сказать. Это та часть магии, которая ей малопонятна и которая слишком, слишком магическая. Для ее маггловского сознания это все веет чем-то подозрительным и слишком сложным. - Отсутствие личной памяти... Даже не знаю. Алиса, кажется, иногда понимает, что перед ней сын, когда они с бабушкой навещают их. Но это не демонстрация памяти - сына она помнит младенцем. Скорее, какие-то элементарные остатки сознания порой вспыхивают в ней, или может это остаточный бессознательный рефлекс на само слово "мама". Не знаю. Сложно сказать, что происходит у них в голове. Я склоняюсь к тому, что ничего толком и не происходит, у Фрэнка точно, он обычно просто сидит и смотрит в одну точку, иногда разглядывает соседей по палате. Мать и сына не узнает совершенно, хотя и не паникует при их появлении. Он вообще не паникует никогда, очень спокойный пациент, тихий. Алиса немного другая, она иногда бродит по палате, трогает стены, хочет выйти - я так понимаю, что хочет. Пару раз мне удавалось уговорить начальника отделением на небольшую прогулку по пустым коридорам, ночью, конечно, когда нет никогда из посетителей. Мы с ней ходили туда и сюда, она все рассматривала, иногда показывала пальцем на какие-то картины, почти улыбалась. Но в последний раз с ней случился приступ, и теперь эти прогулки под полным запретом. Я совершенно не согласна, потому что ей помогали эти прогулки, она как бы оживала после них, становилась активнее. Ее гнетет палата и стены, иногда она впадает в истерики, может плакать сутки напролет, отворачивается к стене и лежит так, пока мы насильно не заставляем ее принять пищу. С Фрэнком такого не бывает, он вроде как совсем лишен эмоций. Иногда только садится рядом с ней на край кровати, когда она плачет. Посидит немного и уходит снова к себе. У них что-то вроде отдельного уголка в палате. Я иногда приношу им какие-то вещи и предметы, которые могли бы им помочь что-то вспомнить, вызвать ассоциации. Принесла как-то пару гриффиндорских шарфов, они обмотались ими и сидели вместе, перебирали нитки. В тот день в Мунго было прохладно, какой-то сбой в заклинаниях, так что не знаю, связано ли это с самим факультетом.
Элизабет говорит неторопливо, смотрит в одну точку на стене, чуть склонив голову набок. Нужны ли ему все эти знания? Лучше и не говорить, но она почему-то говорит, говорит без запинки, без пауз. Затем чуть прищуривает глаза, оборачивается, смотрит на Баста.
- У нас в отделении под запретом всякое упоминание причины, почему они оказались в Мунго. Просто на всякий случай. Но то и дело бывает кто-то проговаривается, ну или их узнают посетители, которые приходят к другим пациентам. Мы просим быть осторожными со словами, не произносить фамилий, но люди... Люди не всегда понимают, хоть и не со зла все это делают, конечно. Осенью был такой случай. Была моя смена, и я завозилась с другим пациентом, когда Алиса решила пройтись по палате. Ее заметила одна старушка-гостья и начала охать и ахать, пересказывая второй посетительнице всю эту историю. Алиса никак не реагировала, ходила у стены просто. Я подошла к ней, чтобы отвести обратно к Фрэнку, и тут эта старуха стала перечислять имена, даже пальцы загибала. Алиса повернулась, когда старуха произнесла твое имя, - Элизабет делает небольшую паузу, хмурится задумчиво, как будто припоминает детали. - На Рудольфуса и Беллатрису она никак не отреагировала. Только на тебя. Какое-то время смотрела на старуху, а потом сама пошла к себе. Может, впрочем, твое имя ей просто больше знакомо, учитывая вашу параллель в Хогвартсе, но я потом попробовала с другими именами, хотела проверить остаточную память. Никто, кроме Поттеров, не вызвал хотя бы малейшей реакции. То есть, никто, кроме мужа, сына, Поттеров и тебя. Честно говоря, я до сих пор для себя не решила, как отношусь к этому факту.
Элизабет не то чтобы ждет ответа - скорее не ждет даже. Чешет Джекилла за ухом, моет пару яблок, протягивает одно Басту.
- Нет, не гипноз. Я не самый большой любитель вмешательства в сознание, как бы смешно это ни звучало с учетом зелий. Просто зелья я контролирую, а гипноз - нет. Я хотела бы провести полную диагностику в клинике отца, провести все анализы, посмотреть, как их организмы отреагируют на маггловские лекарства. Ясно, что сознания им не вернут, но меня больше волнует общая истощенность организма, которая, возможно, мешает зельям работать в полную силу. А насчет легиллеменции... Ну, я ведь говорила, что я не очень в этом хороша? Точнее, не так. Когда Эрон учил меня легиллеменции, уверяя, что без нее никуда, я очень раздражалась этой установке. И я ни разу не пробилась в его мысли, ни разу, совершенно. Он, конечно, очень хорош в этом всем, но за год я совершенно не продвинулась. А пробовать легиллеменцию на таких сложных пациентах, когда у меня с этим проблемы, сам понимаешь, ненадежно. Я боюсь так грубо вмешиваться в их растерзанное сознание. Это довольно стрессовая ситуация даже для обычного человека - я до сих пор помню это ужасное чувство, когда Эрон копался у меня в голове, а уж что говорить здесь. Словом, я не уверена. Как и в том, что сама готова увидеть то, что могу там увидеть.

+1

19

Он следит за ее перемещениями по отражению в запотевшем стекле, но не реагирует, когда она подходит ближе, гладит кота.
Как не реагирует и когда она начинает говорить - медленно, осторожно, как будто опасается, что этот рассказ ей самой принесет боль. как будто ступает на тонкий лед.
Впрочем, так оно и есть. Эта тема связывает их вместе сильнее, чем все прочее, сказанное и несказанное - что бы не случилось с этими неудобными отношениями, которые Лестрейнджу раньше и в кошмарном сне не приснились бы, всегда останется этот уроборос: причина и последствие. Доведись ему выбирать, он вычеркнул бы тот эпизод из прошлого - тот эпизод, когда доведенная до отчаяния Беллатрикс готова была пойти на все, чтобы вернуть Милорда - и дело не только в том, что в этом случае, наверное, Бэтси Нэльсон было бы проще принять его неправильное предложение у озера.
Причин множество, часть из них не имеет отношения к рациональности, и он предпочитает не думать об этом.
К тому же, шанса выбирать у него все равно не будет. Как и у нее, но она хотя бы может прекратить встречаться с ним, если окажется совсем невмоготу. У него такой роскоши нет.

Зачем она рассказывает ему о Лонгботтомах, Рабастан не знает - как и не знает и то, какой реакции она от него ждет. Да и ждет ли вообще хоть какой-то - ему казалось, что они уже однажды в достаточной степени затронули эту тему, и он не кривил душой, когда сказал ей, что не жалеет - жалеть можно о неправильном выборе или о другой совершенной ошибке, а ему сложно даже предположить, что был выбор, или что он пойти совсем по другому пути.
Стать предателем крови, как Блэк, который, впрочем, закончил тем же, чем и Лестрейнджи. Или как Поттер, как тот же Лонгботтом.
Если даже предполагать, что выбор был, стоит признать его бессмысленность - все закончилось плохо. В каком-то смысле, Лестрейнджу даже повезло - он относительно здоров, относительно адекватен. Не исключено, что в итоге получит то, за что борется.
Между тем, рассказ ведьмы все тянется и тянется, бесконечной паутиной оплетая его безрадостными буднями Алисы Лонгботтом - Алисы Фоули, какой он ее знал.
Палата, где ее держат, наверняка нисколько не похожа на их ухоженный коттедж с провоцирующей надписью у крыльца. Что там было? Хозяева хотят подружиться? Он почти уверен, что первый Круциатус, выпущенный Рудольфусом, был за эту надпись - они никогда не говорили об этом, но Рабастан неплохо знает своего брата и его жестокую жену.
Вечно стремящейся к дружбе Алисе наверняка не по нраву ее палата, полная тех, кто так же как и она потерян в дебрях собственного сознания. Ей нужно общение - она вообще была разговорчивой. Нужна компания...
Стоп, обрывает он совершенно дикие сейчас рассуждения.
Сопутствующие потери - и на этом жирная точка.  Он не желал зла Лонгботтомам, но дело и не в личной неприязни, если уж на то пошло. Они были по другую сторону, и этого было достаточно.

Ее движение он больше угадывает, чем видит - и поворачивается, встречаясь взглядом с ее прищуренным.
Вторая история куда интереснее - и куда больше касается лично его. Какие цели преследует Бэтси Нэльсон, хотел бы он знать.
Не без раздражения, Лестрейндж думает, что она может ожидать от него чего-то вроде исповеди. Может быть, раскаяния. Может быть, попыток объяснить - но как можно объяснить то, что и без того очевидно?
В Хогвартсе они неплохо ладили - затем пошли разными дорогами. На этом, наверное, все.
Разумеется, если она и помнит кого-то из Лестрейнджей, то именно его. Не Рудольфуса и Беллатрикс, не с ними она провела семь лет за соседними партами.

... Он старается держаться в стороне, не снимает серебряной маски, хотя в гостиной жарко и душно и Рудольфус давно перестал прятать лицо. Рабастан понимает, что это значит - брат не собирается оставлять Лонгботтомов в живых, понимает и то, что, опознав Рудольфуса и Беллатрикс, вряд ли хоть одна из жертв сомневается, что одним из оставшихся нападающих является Рабастан, ну и пусть. Тонкая платина, перенявшая тепло его горящего лица, помогает выстроить хоть какое-то подобие демаркационной линии, и ему так проще не обращать внимания на долгие взгляды, которые то и дело кидает на него Алиса, когда может отвлечься от происходящего с ней.
Когда он раз за разом приводит ее в сознание, возвращая к пыткам и тянущемуся кошмару...
...Всегда рады друзьям, вот что было написано на табличке на двери...

Лестрейндж дергает головой, расслабляет впившиеся в подоконник пальцы, побледневшие от напряжения.
На кухне тишина - ведьма замолчала и теперь рассеянно чешет кота. Обратила ли она внимание, что он прослушал окончание ее рассказа? Обратила ли внимание на то, что он провалился в эту свою временную дыру?
Пока она занимается яблоками, Рабастан позволяет себе рвано выдохнуть, возвращая подобие самообладания. Сжимает и разжимает пальцы под прикрытием подоконника, размазывает ладонью воду, оставшуюся от растаявшего снега, закрывает глаза, позволяя очередному порыву ветра пройтись морозом по его лбу - несмотря на то, что это было всего лишь воспоминание с просроченным сроком давности, ему кажется, что в кухне стало намного жарче.
Когда Элизабет возвращается к окну, непонимающе таращится на яблоко, пока не догадывается, чего она хочет.
После таких флэшбеков у него первое время вообще голова кружилась и требовалось куда больше времени, чтобы прийти в себя - вспомнить хотя бы майские события на этой самой кухне - но со временем эти негативные последствия становятся все мягче и короче, и теперь он куда быстрее возвращается в свое подобие нормы.
- Спасибо, - яблоко в его ладони увесистой тяжестью напоминает, что реально, что нет. Что имеет значение, а что - нет.

- Если их память заблокирована травмирующим воспоминанием,  - он оставляет ее оду маггловской диагностике без ответа - ей виднее, что да как, - то легиллеменция поможет снять этот блок. Вернуть куда-то раньше, в то, что предшествовало этой травме. И, возможно, помочь выстроить связь с настоящим в обход того разрыва, который произошел и из которого они не могут выбраться самостоятельно. В общем-то, ритуал, о котором я говорю, имеет сходное действие, и если объединить усилия и прибавить это зелье, которое обеспечит необходимую концентрацию, яркость и четкость - появляется шанс. В наихудшем варианте ты просто не сдвинешься с места.
Яблоко помогает концентрироваться ему - в конце концов, требуется немало усилий, чтобы сохранить невозмутимость. Особенно перед тем, что он собирается сказать.
- Круцио и легиллеменция. Ничего больше, если ты сомневаешься. Легиллементил Рудольфус и, полагаю, намеренно не церемонился, даже с учетом того, что ментальная магия вообще не его сильная сторона. Пыточные все усугубили, особенно когда стало понятно, что они ничего не знают, - бесцветно делится информацией Лестрейндж, откладывая нетронутое яблоко на подоконник. Кот вытягивает шею, принюхивается, а затем едва уловимым движением лапы сталкивает яблоко - Рабастан ловит практически неосознанно, будто случайно подставив ладонь к краю.
- Закроем тему, если ты не возражаешь. Мне действительно нечего рассказать такого, что могло бы помочь. Ничего такого, что не было бы известно с первых же дней.
Лестрейндж наконец-то отходит от окна, вглядывается в слабо кипящее зелье, оставляет яблоко на столе, подальше от серого хищника. Ему не нравится эта тишина в кухне, но тишина теперь стала вечным спутником его встреч с Бэтси Нэльсон, и не ему жаловаться.

+1

20

[AVA]http://sg.uploads.ru/6MWvO.jpg[/AVA]

Это далеко не самая лучшая тема для разговора.
Не потому даже, как все иронично получилось - иногда Элизабет вспоминает, как рассказывала Басту в первый раз про это зелье. Как он помрачнел, как вышел за фляжкой коньяка, как мимоходом тер висок, смотря куда-то сквозь нее. Впрочем, она не жалеет, что рассказала. И не жалеет, что он согласился помочь. Это, пожалуй, тот камень, который наоборот не дал ей сойти с ума в те долгие, бесконечные летние месяцы.
Но тема настолько вязкая, в ней почти нет кислорода - дышать невозможно. Она давит на грудь, омывает безысходностью и почти паническим страхом - как при погружении на глубину в несколько метров, когда поднимаешь голову вверх, видишь скользящий по волнам свет, но тебе кажется, что ты утонешь, не успеешь подняться на поверхность до того, как сделаешь губительный вдох.
Элизабет крепко сжимает в пальцах холодное яблоко - она не хочет погружаться дальше. Ей нужен воздух, а с этим - со всем этим - они когда-нибудь разберутся. Когда-нибудь они разберутся со всем на свете, потому что они друзья, потому что они важны друг другу. Так она думает.

Чуть склоняет голову к плечу, когда Баст не сразу берет яблоко. Скользит взглядом по его лицу, бегло оглядывает напряженные руки, кисти, спину. Смотрит на него внимательно, но без вопроса - есть вещи, которые угадываются сами собой, безо всякой легиллеменции. Угадываются, а потому Элизабет тут же отводит взгляд, чуть запрокидывает голову, как будто увлечена каким-то мелким насекомым на потолке, кусает яблоко. Ей не нужно знать, о чем он думал сейчас, не нужно, потому что это слишком личное, даже для друзей. И она не станет задавать ему вопросом, и никогда не станет давить и даже попробует никогда не возвращаться к этой теме - если получится, учитывая долгую перспективу этого зелья. Ей не любопытно, ей страшно. В том числе за него.
Яблоко сладкое, но с кислинкой, как Элизабет и любит больше всего. Жует, потирает носком туфли пятнышко на паркете, оставшееся после утреннего происшествия с Мистером Бингли. Туфля - результат эксперимента в тот самый день их с Бастом свидания. Она так замучилась тогда с каблуками, что балетки получились слишком удобными, чтобы забросить их в гардеробную. Элизабет вдруг ловит себя на мысли, что вообще выглядит удивительно похоже на образ того самого дня - разве что платье тогда было чуть короче, с открытой спиной. Эта мысль отвлекает ее достаточно, чтобы повернуться к Басту уже едва ли не с улыбкой на лице. Тоже в какой-то мере неуместной, но это всяко лучше этого натянутого струной молчания.
- В обход? То есть создать искусственные рамки, соединив мостиком то, что было до, с тем, что существует сейчас? - Элизабет опирается одной рукой на стол, во второй задумчиво вертит яблоко. - В этом случае очень важным будет момент со снятием самого блока - нужно будет удостовериться, что именно те воспоминания не станут возвращаться. Думаю, на них как раз наоборот стоит попробовать поставить ограничение, закрыть для восприятия. Ритуал это предусматривает или подразумевает уже в своей основе?
Мысль кажется Элизабет весьма и весьма интересной, и она полностью погружается в просчитывание вариантов и наиболее удачное сочетание с зельем, почти пропускает следующие слова Баста. Даже не сразу понимает, о чем он говорит, а потом замирает, крепко сжимая яблоко у самых губ.
Скользит взглядом вниз по его плечам к столу, яблоку, Джекиллу, завалявшимся пыльным котлам, пятнышку на паркете, тормозит на нем, концентрируется.

Словосочетание "легиллементил Рудольфус" само по себе отдает чем-то настолько жутким, что Элизабет как будто проваливается в яму-ловушку с сырыми земляными стенами, по колено заполненную водой. Такой с одной стороны невинный кошмар снился ей в детстве, и сейчас Элизабет чувствует подступающую к горлу тошноту, как будто ее вернули во время, от которого она старательно пыталась сбежать долгие годы. Легиллементил Рудольфус. Это уже - смертный приговор. Она помнит его глаза. Пустить его в свое сознание - не пустить даже, а терпеть вторжение - это последний рубеж, она чувствовала это покалыванием в кончиках пальцев, не понимала, как вообще выдержала тогда, как не сбежала. Она не хочет думать о Лонгботтомах, в головах которых рыщет Рудольфус. Рыщет в поисках того, чего там нет. Переворачивает дом вверх дном, смахивает ладонью рамки с колдо, вырывает ящики комодов с треском, срывает двери с петель, бьет посуду, ступает тяжелыми подошвами по хрупкому фарфору. Она не хочет думать об этом, но думать о другом еще хуже. Круцио и легиллеменция. Легиллеменция - Рудольфус, не сложно догадаться, кто был занят Непростительным. О ней именно такая слава и ходит, впрочем. Но Элизабет только поджимает губы и опускает руку со все еще зажатым яблоком.

- Да, закроем, - бросает яблоко в корзину для мусора, оттирает руки полотенцем, точно они чем-то испачканы. Вертится на месте, хмурится, сама не знает, что ищет. - Круцио не слишком-то приятная штука.
Она говорит невпопад, смотрит то на кота, то в приоткрытое окно, суетливо прохаживается по кухне, без надобности поправляет стопку книг. Трет лоб, облизывает сладкие липкие губы.
- Если мы возьмемся за это, то есть, за ритуал и легиллеменцию, то тебе придется научить меня всему этому. Но я предупреждаю сразу, сначала может показаться, будто я безнадежна, - Элизабет усмехается, концентрируется наконец на Басте, который стоит рядом с котлом. - Но я быстро учусь. Если мне дать правильную цель.
Она пытается улыбнуться - выходит как-то жалко. Мысли мешают, сбиваются в кучу, образуют в голове какой-то бесконечный хор разноголосых певцов.
Элизабет делает шаг вперед, чуть вытягивает шею, заглядывает в котел - скоро добавлять кровь. Смотрит на мелкие пузырьки, пар, медленно и глубоко вдыхает тяжелый аромат зелья. Незаметно для самой себя опирается виском на плечо Баста - как будто ей не хватает опоры. Зелье вдруг действует на нее почти усыпляюще, ее клонит в сон, и приходится сделать над собой усилие, чтобы отшатнуться от него и пойти за очередной порцией крови дракона и настойки крапивы. И захватить с собой настойку аконита, раз уж они экспериментируют.
- Десяти капель аконита хватит. Может, даже девять. Потом перемешаем, подождем минутку, чтобы взялось, и начнем добавлять кровь, - Элизабет говорит не менее решительно, чем до этого, а может даже больше - раз уж они могут добавить к этому зелью что-то не менее сильнодействующее, значит, их шансы повышаются, это должно вызывать прилив энтузиазма и подталкивать на новые свершения. Но ей все еще сложно отойти от всех этих мыслей, и самый главный ее бонус сейчас недоступен: Баст - залог ее уверенности. Ему достаточно было просто быть рядом, держать ее за руку, чтобы она горы готова была сворачивать. Ей хочется вернуть это, вернуть то ощущение спокойствия и уверенности, когда он рядом. Хочется - но возможно ли это?
- Ты научишь меня легиллеменции, я стану профи, натренируюсь на Брайане и бабуле, к тому времени мы изучим все подходящие ритуалы, и как раз выведем идеальный рецепт зелья. И тогда все получится, - она сомневалась целую минуту, и ей этого хватает, чтобы плюнуть и отбросить все сомнения. Какая к черту разница. У них должно получиться.  - Итак, аконит пошел. Следи за реакцией, потом запишем, - Элизабет закусывает губу и наклоняет флакон, отсчитывает капли. Держит наготове серебряную ложку с длинной тонкой ручкой, неторопливо помешивает зелье, когда в котел капает девятая капля. Зелье чуть шипит, но тут же разравнивается, светлеет. - Ну что, по капле настойки на каждую каплю драконьей крови, Баст? На этот раз чур я беру крапиву.

+1

21

Круцио - не слишком-то приятная штука?
Интересно, что она сказала бы, доведись ей получить Пыточное - неприятная штука? Если бы тогда, в Министерстве, она разделила с ним не Ступефай, а Круциатус, который приберегли для Лестрейнджей, хотела бы она до сих пор продолжать эту невнятную дружбу?
Добро пожаловать в реальность, Бэтси Нэльсон. Добро пожаловать туда, где Круцио становится частью жизни.
Лестрейндж снова вглядывается в зелье, чтобы не смотреть на приблизившуюся ведьму, снова трогает край котла, проводя ладонью по отполированному серебру.
Непростительные - не его излюбленная тема для разговора, но слишком часто за последний год между ним и Бэтси Нэльсон возникают поводы упомянуть Империо или Круциатус.
Интересно, если рассказать ей, а что похоже переживание Пыточного, будет ли она так же желать возвращения памяти Лонгботтомам? Зная, что может вернуть им и воспоминания о том, как деревенеют мышцы, как выгибаются суставы в попытках избавить тело от непрекращающейся пытки, как горло сводит судорогой, а глаза закатываются так высоко, как будто человек пытается разглядеть нутро черепной коробки?
Безумная мысль показать ей, что это такое, растворяется на границе сознания, не успевая ужаснуть Рабастана своей невероятностью. Не успевая заинтересовать своей практичностью.

И в продолжение темы практичности, Элизабет легко признается, что некомпетентна в легиллеменции и ритуалистике. Лестрейндж кивает, не отрывая взгляда от котла - он ожидал чего-то подобного, хотя бы после того, как перестал ставить окклументные блоки при каждой встрече с Бэтси Нэльсон, убедившись в отсутствии какой бы то ни было необходимости в этом.
Ведьма тыкается ему в плечо как кошка, буквально на мгновение замирает, чтобы тут же отстраниться, а у него плечи застывают будто деревянные от этого легкого прикосновения, пальцы вцепляются в столешницу, до того хочется дотронуться до нее самому, задержать это ощущение соприкосновения их тел.
Да твою же мать.
Если это не зависимость, то он - украинский бронебрюхий.

- Я научу тебя легиллеменции, ты станешь профи, натренируешься, мы проведем столько ритуалов, сколько потребуется, доварим зелье и все получится, - вторит он эхом, но слова лишь пустые оболочки: Лестрейндж никогда не отличался оптимизмом, хоть здоровым, хоть нет, а потому его тону не хватает энтузиазма и уверенности, которые сопутствуют ведьме. Какого драккла он занимается тем, во что верит лишь дай Мерлин на треть, он и сам не понимает. Должно быть, это занятие помогает ему игнорировать тот очевидный факт, что его жизнь уже долгое время представляет собой изуродованные осколки, памятник разрухи, как руины Холла, где он недавно побывал с самыми сводящими с ума последствиями. Эти вялые попытки вернуть своему существованию былую, еще до-азкабанскую стройность и нормальность, превратились в навязчивую идею, опасную не только и не столько ему самому, сколько окружающим: Эммалайн, Элизабет - жертвы этой одержимости Рабастана, но это слишком тягостные мысли, и он предпочитает сосредоточиться на предстоящем полностью, принимает пузырек с кровью.

В кухне пахнет яблоком и аконитом - это причудливо смешивается с горчащим запахом моря, время от времени достигающим коттеджа, и Рабастан подавляет неожиданную дрожь в пальцах, покрепче стискивая пузырек - эти флаконы чуть ли не визитная карточка Элизабет Нэльсон, он способен узнать зелье ее производства из десятка по одному только флакону, и емкость затемненного стекла долгое время была единственным украшением его камеры в Азкабане. Почти два месяца, как ни крути - зачарованный на неразбиваемость флакон был признан охраной безопасным, а может, просто позабыт в темном углу.
- В этот раз давай изменим порядок - кровь добавляем после настойки крапивы. Будем надеяться, что это окажется верным шагом, - отбрасывая ненужные мысли, комментирует он, наклоняясь над котлом.
Капля за каплей - драконья кровь за настойкой крапивы - зелье булькает, едва уловимо меняет цвет, по поверхности будто проходит легкая рябь после каждого добавленного ингредиента: крапива образует бледную чуть голубоватую паутину, а капля драконьей крови расплывается темно-красным цветком, похожим на хищную мухоловку, чтобы исчезнуть в следующий же миг.
- Какого цвета должен быть итог? Судя по всему, чем-то вроде золотистого? - уточняет Лестрейндж, наблюдая за тем, как светлеет зелье с каждой каплей.

Последняя добавка, и он отстраняется от котла подальше, опасаясь очередной неудачи и тянет за локоть ведьму.
Ждет, едва ли не с нетерпением вглядывается в котел. Чего ждет - неизвестно, должен ли быть какой-то эффект, демонстрирующий, что все было сварено верно, или, в отличии от неудачного варианта, им придется пробовать, чтобы определить, готово ли варево?
Рабастан откашливается, отпускает ведьму - теперь уже очевидно, что котел не взорвется, - потирает лоб и переводит выжидающий взгляд на Элизабет.

+1

22

[AVA]http://sg.uploads.ru/6MWvO.jpg[/AVA]

Они почти касаются лбами, склонившись над котлом, и это разновидность той близости, которая единственная им доступна сейчас без малейшего чувства неловкости. Элизабет сама замечает, что даже легкое прикосновение вызывает у нее совсем не те мысли, возвращает к теме, которую они старательно и демонстративно игнорируют. Это нормально, потому что говорить там больше не о чем, и Элизабет прекрасно это понимает. Но почему-то все равно все время опасается, что тема предложения хоть как-то, но всплывет в их разговоре.
Опасается и, однако, почему-то этого ждет.
Может быть, потому что все остальные темы столь сложные и неприятные, что неудачное предложение даже не кажется на этом фоне чем-то особенным. Как будто задать ему вопрос о том, правда ли он считает, что все это правильно, - это лучше, чем спросить о том, как часто он пересекался с Алисой в школе и были ли они кем-то вроде приятелей, о чем ей по большому секрету рассказала одна коллега, учившаяся с ними обоими на параллели. Коллега наговорила столько ерунды и глупостей, что и эту информацию Элизабет старательно не принимает как нечто возможное, но все равно всякий раз задумывается об этом. Она ведь реагирует на его имя. Так мало имен, что вызывают у нее хоть какую-то реакцию. И именно его. Драккл, там точно что-то было, что-то особенное, но Элизабет не позволяет себе этого вопроса. Да и про правильность или неправильность тоже спрашивать не собирается.

Зелье ведет себя совсем иначе, меняет цвет после каждой капли, то бурлит, то затихает, но не мутнеет, не густеет, зато принимает что-то вроде перламутрового сияния. Этот эффект вызван взаимной реакцией клубней ландыша и аконита, и Элизабет смотрит на зелье как завороженная, как и всегда, когда видит что-то красивое. Она почти уверена, что в этот раз у них получилось - по крайней мере получилось лучше, чем в прошлый раз. Это зелье уже можно будет пробовать, прослеживать реакцию, вести записи, наблюдать. Это зелье - для эксперимента. Для Брайана, где бы не носили его гиппогрифы.
- Да, ближе к золотистому, но не такой глубокий цвет, как у Феликса. Полупрозрачный, дымчатый. Ну, вот как сейчас, - Элизабет отскакивает от котла вслед за тянущим ее за локоть Бастом, по привычке вцепляется пальцами в его ладонь - она всегда так делает, когда волнуется. - Смотри, Баст, смотри. Оно ведь именно такое, да? И пар идет ровно, а на уровне полуметра завивается в кольца, прямо, как и должно быть!
Элизабет почти смеется, привстает на носки, восторженно смотрит то в котел, то на Баста.
- Ну, не знаю, что именно у нас получилось, но что-то получилось. Это была правильная мысль, сначала добавлять крапиву, она успокаивала кипение, нейтрализовала побочные эффекты от крови, она же всегда, ну ты знаешь, вызывает резкий выброс кислорода, - Элизабет чуть хлопает себя по лбу, вроде думает, как можно было не догадаться самой. Но ведь Баст здесь еще и поэтому - он помнит о деталях, которые у постоянно спешащей Элизабет иногда ускользают от внимания. - Теперь ему нужно покипеть пару минут и настаиваться три часа. И можно пробовать.
На последнем слове Элизабет резко осекается и опускается на пятки. Пробовать, а ведь брата все нет.
- Я пошлю патронуса Брайану. Даже начинаю волноваться, - Элизабет чуть хмурится, ищет палочку, которую пока не использовала для зелья - нужно будет произнести пару заклинаний уже перед самой пробой. - Экспекто патронум!
Рысь послушно спрыгивает на пол, потягивается, точно живая, вызывает у Джекилла настороженное "мяу". Он до сих пор не слишком привык к виду патронуса, хотя Мистер Бингли, например, наоборот любит бегать за светящейся кошкой, и иногда Элизабет выпускает патронуса только чтобы отвлечь своего рыжего кота, когда тот пребывает в дурном расположении духа.
Рысь мягко отталкивается от пола, зависает на уровне глаз Элизабет, ждет приказа.
- Брайан, я жду тебя. Дай знать, если не сможешь приехать, - патронус вспыхивает, как перед исчезновением, но на секунду задерживается, скользит светом - лапами - по груди Баста, как в прошлый раз лижет ему щеку и только тогда растворяется в воздухе.
Элизабет, все еще держащая перед собой палочку, хлопает ресницами, демонстрируя полное замешательство. И тут же улыбается.
- У меня очень дружелюбный патронус, - смеется, отмахивается, берет в руки блокнот, пока еще хоть как-то контролирует жар в щеках. Ее связь с патронусом очень сильна, и ей даже не приходится мысленно отдавать ему приказы - он просто сам угадывает, чего от него хочет хозяйка. И это как-то неловко сейчас получилось. Хорошо, что Элизабет не особенно распространялась Басту на предмет своего супер-контроля над патронусом. Или распространялась? Ох, черт, где этот дракклов Брайан. - Я запишу последовательность действий и дозировку, которую мы использовали.
Элизабет утыкается в блокнот, тщательно записывает каждую замену в рецепте.
Маленькая сова садится на подоконник раскрытого окна, ухает, протягивает лапку.
- Пак! - Элизабет тут же сует блокнот и ручку Басту и хватает письмо, нетерпеливо разрывает бумагу. - Это бабулин сыч, значит Брайан уже у нее. Ну да, точно, пишет, что будет здесь через пару часов. Пак добирался не меньше получаса, значит, еще полтора. Отлично.
Элизабет отбрасывает письмо, победоносно улыбается - у них есть подопытный! - и даже немного жалеет, что поторопилась с патронусом. Ну, да ладно.
- У нас есть время, как насчет библиотеки? Хочу почитать что-нибудь по этим твоим ритуалам. У бабули наверняка есть что-то на этот счет, - Элизабет убирает зелье с огня, привычно ставит защиту от котов и, полная энтузиазма, шагает в библиотеку. - И я рада, что ты согласился учить меня легиллеменции, Баст. Я все еще рассчитываю на звание твоей лучшей ученицы.
Элизабет улыбается, смотрит на Баста через плечо, толкает тяжелые дубовые двери библиотеки. Здесь какая-то своя атмосфера, как будто она снова в Хогвартсе и должна написать эссе к завтрашнему дню. Элизабет тут же начинает изучать полки, водит пальцами по старинным корешкам, шепчет имена авторов, чуть прищуривается. Басту она оставляет полную свободу действий, он наверняка найдет что-то полезное и интересное.
Элизабет листает какую-то тяжеленную книгу с позолоченными уголками, что-то о староанглийских семейных ритуалах, ей кажется логичным, если такие вещи могли бы интересовать переживающих родственников, если кто-то из семьи стал терять память, а такое случается и среди волшебников, да и не редко. Пролистывает половину книги, когда страницы открываются сами собой - между ними заложена старая колдография, заменяя закладку. Элизабет сначала не узнает людей на изображении, а потом чуть вздергивает брови, оборачивается к Басту.
- Смотри, - книга тяжелая, и Элизабет кладет ее на столик, протягивает Басту только колдо, - это моя бабушка.
Девушка на колдо в чем-то похожа на Элизабет, но не слишком - только открытой улыбкой и светлыми волосами. В представлении Элизабет она вызывающе красива, почти неприлично красива даже сейчас, что уж говорить о юности. Девушка улыбается, положив голову на плечо высокому парню в темной, модной по тем временам мантии, переплетает свои пальцы с его, а он сжимает их сильнее, приобнимает ее за плечо свободной рукой. Элизабет кажется, что из них вышла бы прекрасная пара кукол - оба невозможно красивы, празднично одеты, так и просится хрустящая коробка с подписью "Барби и Кен". Интересно, Баст знает про кукол барби?
- Рудольфус очень похож на отца, - Элизабет переводит взгляд с изображения на Баста, склоняет голову, примеривается. И отрицательно машет головой. - А ты что-то не очень.
Только сейчас замечает подпись мелким почерком на обороте: "Не грусти. Скоро ты вернешься в наш парк. Скорбь ему к лицу, а ты найдешь утешение в его тишине". Элизабет чуть хмурится, отходит к стеллажу, откуда брала эту книгу. Тянется на носках за следующей - они стоят высоко, и очевидно очень давно никто к ним не прикасался.
- Кажется, кто-то задолжал вам книги, - Элизабет усмехается, когда ей в ладонь падает небольшая, но довольно тяжелая книга в обложке из черной кожи, с вдавленной буквой L и какой-то надписью на старофранцузском чуть ниже. - Бабушка даже в библиотеку никогда их не возвращает. Дедушка запретил ей пользоваться библиотеками, представляешь. Все берет на свое имя.
Элизабет усмехается, но при этом полностью поглощена рассматриванием обложки. Кожа кажется почти новой и теплой, точно она зачарована. Из книги торчит штук пять золотистых закладок, каждая вверху подписана тем же мелким почерком: "Ритуал посвящения в род, ПЕРЕЧИТАЙ ТРИ РАЗА", "Про семейные реликвии", "N.B.: Обязанности жены главы рода", "Правила наследования", "Здесь про дочерей, и больше не спрашивай. НЕТ, ХАРРИЭТ, У НАС НЕ БУДЕТ ДОЧЕРИ".
- Это, наверное, ваш семейный кодекс? Бабуля упоминала, что он все еще у нее. Как и еще книг десять. Бабулина легкомысленность поможет собрать обратно часть вашей библиотеки, здорово же, - Элизабет улыбается, вертит книгу в руках, но открыть не решается - как будто это что-то слишком личное, хотя книга и стояла в ее библиотеке. - Не против, если я оставлю ее себе? Ну, на время. Меня заинтересовало про дочерей.
Элизабет тут же откладывает книгу, потирает кончик носа.
- Ммм, нашел что-нибудь по ритуалам? У меня, кажется, есть кое-что. Наверное. Я не очень понимаю в ритуалах, да.

+1

23

Элизабет полна энтузиазма - то, что на этот раз зелье не сворачивается, не темнеет и не взрывается в котле, явно хороший признак, и это радует ее настолько, что Лестрейндж может почувствовать эту радость.
Зато когда она внезапно осекается, медленно опуская руку ото лба, Рабастан не сразу понимает, что обеспокоило ведьму - но затем пожимает плечами:
- Еще три часа - он приедет.
Однако нетерпение Элизабет передается и ему - собственная причастность к изготовлению этого зелья заставляет также поглядывать на часы, гипнотизировать взглядом котел, над которым идеальным кольцом повисает ароматный пар. Драккл знает, почему, но это зелье становится настолько важным для Лестрейнджа, что он думает о нем чаще, чем стоило бы, учитывая дальнейшие ассоциации, приводящие его прямиком к Бэтси Нэльсон, которой и без того слишком много в его голове.
На самом деле, это зелье - это очевидное, самое настоящее доказательство того, что Рабастан способен и к созиданию, но он предпочитает не вдаваться так далеко в своей рефлексии, запретив анализировать собственную деятельность.

Но Элизабет все равно волнуется. Нетерпеливо рыщет в поисках палочки, кастует Экспекто Патронус.
Светящееся облако появляется посреди кухни, зависает над столом и спустя мгновение превращается в чуть прозрачную сияющую рысь, грациозную и ловкую, несмотря на непропорционально длинные задние ноги и широкую грудную клетку.
Серый кот пятится, предпочитая созерцать патронус из-под стола. Лестрейндж тоже с большим удовольствием последовал бы его примеру - Метка ноет куда сильнее обыкновенного в присутствии абсолютного отрицания темной магии - но остается на месте, лишь чуть подавшись назад, к отставленному от стола стулу.
Рысь подпрыгивает, зависает в воздухе, ластится к Элизабет, а затем, перед тем, как умчаться в раскрытое окно, неожиданно льнет к Рабастану, как там, у озера, в Норфолке.
Темная Метка будто корчится на предплечье, выкручивая мышцы и нервы, и Рабастан прячет руки за спиной, скрывая дрожь в левой руке. От легкого прикосновения Патронуса - чистой магии - по спине проходит спазм и короткие волосы на затылке приподнимаются, будто у животного, почуявшего чужака.
Рысь пропадает за окном, и Рабастан передергивает плечами, избавляясь от напряжения, переводит невозмутимый взгляд на ведьму, определенно сбитую с толку - у нее забавный вид. Впрочем, это длится мгновение - в следующую секунду Элизабет Нэльсон уже смеется, отвлекается, бросая нелепое объяснение насчет дружелюбия Патронуса.
Рабастану приходится прикусить язык, чтобы не озвучить факт того, что слепая магия не может быть дружелюбной или, если уж на то пошло, не дружелюбной - она привязана к своему создателю примерно так же, как чары над поместьем Лестрейнджей привязаны к роду. Но он предпочитает промолчать - во-первых, быстрота, с которой ведьма отмахнулась от странного поведения своей рыси, достаточно говорит сама за себя, а во-вторых, ему не хочется лишний раз напоминать о том, почему это поведение странно - а уж учитывая его собственное украшение на предплечье, странное вдвойне.

Пока Элизабет строчит в блокноте, Лестрейндж замирает возле окна, как если бы ждал Брайана Нэльсона с минуты на минуту. Кот, убедившись, что большой кошки больше нет поблизости, оставляет свое укрытие, бродит по кухне, обнюхивает рюкзак, сброшенный Рабастаном у стола, чихает, с интересом заглядывается на серебряный котел в облаке пара...
Крохотная сова, сердито ухая, пикирует в комнату, едва не задевая Лестрейнджа крылом.
Рабастан с интересом поворачивается, изучает выражение лица читающей ведьмы - когда она обрадованно отрывает взгляд от пергамента, широко улыбаясь, удовлетворенно кивает.
Следующие ее слова, однако, нравятся ему еще больше - словосочетание "пойти в библиотеку" до сих пор действует на него магически. В этом случае даже упомянутая Элизабет перспектива занятий легиллеменцией кажется ему не такой уж маловдохновляющей, несмотря на то, что у него есть большие сомнения насчет возможности ему и ведьме так тесно сотрудничать и укреплять эту их связь на ментальном уровне.

В библиотеке он безошибочно берет курс к стеллажу с журналами по рунологии. Его повседневный быт не располагает к возобновлению хобби до-азкабанских времен, зато в то время, которое он проводит с Элизабет Нэльсон, он может быть самим собой.
Он погружается в очередную теорию хексо-знаков - она уже устарела к девяносто пятому, но Лестрейндж восполняет четырнадцатилетний пробел, а потому идет хронологически - когда Элизабет окликает его, подсовывая колдографию.
Он выпрямляется, вытягивает ноги, опускает на колени свою книгу - кресло действительно удобно настолько, насколько выглядит - аккуратно принимает из рук ведьмы плотный снимок.
Отца узнает сразу же - девицу рядом с ним - нет, но догадывается, кто это, еще до пояснения Элизабет. Бабуля Харриэт.
От комментария Бэтси Нэльсон дергается, поднимает голову:
- Я в мать, - он знает это, знает, что унаследовал от отца куда меньше внешности, чем Рудольфус, и давно перестал желать, чтобы все было иначе, но от простого факта, который констатирует ведьма, его все равно затапливает раздражение, как будто он не выполнил какое-либо обязательство по отношению к семье.
Ему, например, еще хочется спросить, считает ли она его отца или брата привлекательными - но как подступиться к такому вопросу, он не знает, и потому предпочитает промолчать, особенно после того, как обнаруживает, что ведьма хмурится, перестав его разглядывать едва ли не в упор.
Что бы это значило - а впрочем, неужели ему должно быть до этого дело.

Однако теперь хексология в голову не лезет - он следит за тем, как Элизабет отходит к шкафу, тянется к верхним полкам, куда, видимо, убраны редко востребуемые книги.
Встает, откладывает справочник, чтобы посмотреть, что там за находка, которую разглядывает ведьма, и не без удивления обнаруживает отлично сохранившийся экземпляр семейного кодекса.
- Нет, это просто подарок, - он бегло окидывает взглядом закладки, отмечает почти домашнюю непосредственность подписей, что не вяжется с образом отца, каким он знал и помнит Рейналфа.
- Если бы это был тот самый, первый экземпляр, отец не оставил бы его у твоей бабки.
Никто из Лестрейнджей не оставил бы - и не важно, что произошло между ними, но об этом он не говорит. Самый первый хранится в Гринготтсе уже пару веков, и Лестрейндж сомневается, что он вообще извлекался из сейфа за последние сто лет - да и выглядит тот вариант, если быть честным, куда хуже: несмотря на все магические ухищрения, почти девять веков дают о себе знать.
- Оставь, - равнодушно соглашается он. Ей интересны традиции, а уж чем-чем, а традициями его род может похвастаться.

От вопроса Элизабет насчет ритуалов Лестрейндж теряется - он как-то отвлекся, позволил себе полистать рунологию, и теперь кидает отчасти виноватый взгляд в кресло, где оставил заинтересовавший его журнал.
- Я не искал,  - честно признается он, но предвосхищает возможное недовольство ведьмы. - Но я знаю, где взять описание - в следующий раз обязательно или пришлю тебе с совой... Давай пока посмотрим, что нашла ты...
Договорить он не успевает - даже на втором этаже, где они находятся, слышен визг тормозов и звук удара, сопровождающийся треском и грохотом.
Это ни разу не похоже на срабатывание сигнальных или охранных чар, но Лестрейндж автоматически встряхивает рукой, позволяя волшебной палочке скользнуть из ножен в ладонь, и резко срывается к окну.

+1

24

[AVA]http://sg.uploads.ru/6MWvO.jpg[/AVA]

То, что Баст "в мать" Элизабет уже слышала - от бабушки, которая минут десять восторженно рассказывала, как хороша собой была миссис Лестрейндж. Ей приходится верить на слово, так как видела всего лишь одно не слишком качественное изображение в старом выпуске "Пророка", где было помещено объявление о свадьбе. Впрочем, даже того снимка хватило, чтобы понять, насколько мать Баста и правда была красива. И насколько не похожа на ее бабушку. Примерно в той же степени, как мистер Лестрейндж и ее дедушка Полные противоположности. Это отчасти забавно, но Элизабет почему-то находит эту мысль немного неприятной, и она предпочитает ее не озвучивать.
Ей кажется, будто тема слишком слабой схожести с отцом немного задевает Баста. Мэрлин знает, почему, ей вот, к примеру, нравится, что они с Рудольфусом не напоминают близнецов. И вообще, чем меньше она находит в Басте общих черт со старшим братом, тем ей спокойнее. Какие были глаза у его отца, она не знает, но вот взгляд Рудольуса - это определенно не то, что добавило бы Басту привлекательности. Хотя дело, конечно, не в этом. Наверное, просто очередная чистокровная заморочка. Ну или отголоски застарелых детских обид, мало ли. Есть в области, в которые лучше не соваться, пока тебе самой не захотят о них рассказать.

- О, я и не думала, что это какой-то особенный экземпляр. Просто ты говорил, что библиотека уничтожена, и эти несколько книг могли бы оказаться не лишними, - Элизабет добродушно улыбается, кивает на полку, где в ряд стоят книги в подобном стиле. Она не достает их, но и так знает, что это именно те, о которых говорила бабушка. Надо будет захватить их с собой в Лондон и полистать. Любопытства ради. - Самое забавное знаешь, что? Семейного кодекса Прюэттов здесь нет. Я еще учась в Хогвартсе хотела почитать, но бабушка заявила, что отправила его сначала на чердак, а потом и вовсе на свалку. Она иногда страшно импульсивна.
Элизабет усмехается, кивает, когда Баст позволяет ей оставить у себя семейный кодекс - если не вдаваться в детали, то ее просьба даже не выглядит неуместной - и перекладывает книгу на крайний к дверям столик, чтобы не забыть.
То, что Баст не искал ничего по ритуалам, не вызывает у Элизабет удивления или, Мэрлин упаси, недовольства. Она уверена, что у Баста полно литературы на этот счет, а времени у них даже больше, чем нужно - зелье пока на стадии "сами не знаем, что там у нас в котле", а к легиллеменции они даже не подступались.

Она почти возвращается к найденным книгам, когда за окном происходит что-то страшное. Элизабет вздрагивает, оборачивается, а Баст уже стоит у окна с палочкой наготове. Элизабет с усмешкой поджимает губы - какая у них разная реакция все-таки. Ей и в голову не пришлось хвататься за палочку. Да и вообще, в этом доме она чувствует себя потрясающе спокойно и безопасно. Ну, почти.
- Это, видимо, Брайан, - с определенной степенью опасения предполагает Элизабет, подходя к окну. Напрягается, шепчет проклятья под нос, разглядывая черный джип, живописно вписавшийся в искореженный забор. Брат выскакивает из машины, раскидывает ногами снег, который явно не ожидал увидеть и которому совершенно точно не рад, перебежками устремляется в дом. - Баст, ты помнишь, что я говорила о Брайане в прошлый раз? Ну, про некоторые его... Особенности? Я просто хочу сказать, что... Ох, дьявол.
- ЛИЗЗИ! - даже на втором этаже крик брата слышен так, будто он стоит над самым ухом. И для этого потрясающего эффекта ему не требуется Сонорус - натренировался орать на детей во время тренировок. - Лиззи, мать твою, тебя вообще можно оставить одну на какое-то время? Вот чтобы потом не оказалось, что ты выкинула какую-нибудь несусветную хрень!
Элизабет складывает руки на груди и нервно хмыкает. У нее есть вариант наложить на брата Силенцио, как только он здесь появится, есть возможность предупредительно заорать "Замолкни" уже сейчас, но она молчит, прекрасно понимая, что все эти меры не помогут. Это просто ее брат, и есть вещи, с которыми приходится мириться.
- Если то, что мне рассказала бабушка, хоть наполовину является правдой, - Брайан делает небольшие паузы между словами, пока перескакивает через ступеньки, поднимаясь на второй этаж, -  если ты реально спятила настолько, чтобы отказать...
Брайан толкает дверь библиотеки с недоступной Элизабет легкостью, но дыхание таки сбивается и, прежде чем продолжить, он натыкается взглядом на присутствующих.
- О, Баст! - изумление брата при виде гостя вызывает у Элизабет зубной скрежет - ну да, так сложно было обратить внимание на серый лотус, о да, Брайан, нужно быть просто гением, чтобы догадаться, кто здесь сегодня. - Баст, клево! Сто лет тебя не видел!
Брат ведет себя совершенно непринужденно, как, собственно, и всегда. Подлетает к Басту, протягивает руку, широко улыбается. Поворачивается к Элизабет.
- Лиззи, сестренка, я так скучал, - обхватывает ее за плечи, пока Элизабет все так же держит руки сложенными на груди, фыркает ей в ухо, отходит чуть в сторону, переводит взгляд то на Баста, то на Элизабет. - А вы тут значит, зелья варите, да?
- Варим, Брайан, - Элизабет окидывает брата мрачноватым взглядом и кивает на дверь. - Пойдемте на кухню, уже можно проводить последние приготовления перед пробой.
Элизабет выходит первой, но невольно нервно прислушивается к слишком разговорчивому брату.
- Баст, мы ждали тебя на Рождество, кстати. Лиз правда сказала, что ты не придешь, но это ладно. Знаешь, когда все это произошло, Лиззи вообще места себе не находила, все время такой нервной была, нет ничего хуже нервной Лиз, она как бешеная становится, психует, срывается, мрак, короче. И я ей такой говорю, э-гей, сестренка, все будет нормально, и ведь я оказался прав, все в порядке, вы снова здесь и снова варите это странное зелье, которое мозг наизнанку выворачивает. Нет, ты не подумай, я понимаю, что там все серьезно в этой вашей организации, и мне мама недавно выдала тираду на тему "да что ты вообще понимаешь в Пожирателях Смерти", но я сказал так - ничего не понимаю и понимать не хочу, нахрен мне это не приснилось. Я просто знаю, что Баст Лиззи не тронет и все. Я это вот сразу понял, ну в прошлый раз. Я такие вещи мгновенно чую. Ну и я ведь прав? То есть, я и сам знаю, что я прав.
Элизабет даже жалеет, что отвергла идею с Силенцио. Ясно, что вся эта чушь высказывала с единственной целью - обозначить свою осведомленность и принципиальную позицию, но способ подачи этой информации вызывает у Элизабет приступ плохо контролируемого гнева. Она оборачивается в дверях кухни и сверлит брата пристальным взглядом.
- Еще в прошлый я просила не позорить меня хотя бы при Басте. Почему это так сложно, Брайан?
- Пф, не кипятись, - Брайан проскальзывает на кухню с грациозностью дикого кабана - едва не сбивает со стола все флаконы, усаживается на стул. - Ладно, ладно, я скажу иначе. Баст, мы тут короче все в курсе происходящего, точнее, произошедшего, так как один крайне интеллектуальный мудак заявился на семейный ужин и начал рассказывать, как он переживает за Лиз, которая - ах, какое, сука, горе, - связалась с беглым преступником и крутит с ним шашни, не подозревая, кто он на самом деле. Я его, конечно, осадил, но сам понимаешь, все это не так, чтобы всем понравилось. Но я, Брайан Нэльсон, ответственно заявляю - мне чхать, какая там супер-крутая татуировка у тебя на руке, пока моя сестра в порядке. А судя по истерике, которую сегодня устроила бабуля, у меня совершенно нет повода переживать на этот счет. Ну помимо того, что сама сестра демонстрирует уникальный уровень женской логики.
Брайан берет со стола какой-то флакончик и разглядывает его на свету, а потом расплывается в довольной улыбке.
- Но ладно, это мы с сестрой потом обсудим. Лучше расскажите, что за зелье, что именно требуется от меня и готова ли та штука - нейтрализатор. Потому что если не готова, то я тоже не готов это пробовать. Знаете, у меня не самые лучшие воспоминания остались после прошлого раза.
Элизабет смотрит в потолок и проклинает все на свете. Хорошо, что зелье достаточно сильное, чтобы хоть ненадолго отключить Брайана от реальности.
- Баст, расскажешь об изменениях в зелье? Я пока с ним закончу, - Элизабет бросает долгий взгляд на брата и отворачивается к котлу, принимаясь за заклинания, завершающие стадию приготовления.

+1

25

Итак, пожаловал брат.
Лестрейндж убирает палочку обратно в чехол, пытаясь понять, о чем говорит ведьма - какие еще особенности ее брата он должен помнить? В первой пятерке того, что сейчас действительно могло бы взволновать Рабастана, находится отношение Брайана-почти-маггла к Пожирателям, но ведь Элизабет многократно подчеркивала, что ее брат проникся к Лестрейнджу необъяснимой симпатией. Впрочем, то было до того, как Рабастан попытался вторгнуться в семью Нэльсонов, и хотя попытка была неудачной, с какой стороны не посмотри, Брайан может вовсе не быть в восторге от подобной активности - если смотреть правде в глаза - человека, чей статус в обществе настолько негативен.
Все эти соображения не слишком радуют и без того весьма мнительного Рабастана.
Как не радует его и вопль Брайана Нэльсона, который отчетливо слышен на втором этаже. Судя по выражениям, которые тот использует, он явно недоволен чем-то, имеющим отношение к Бэтси - ну и, логично предположить, к Рабастану.
Лестрейндж ловит напряженный взгляд Элизабет - да, все плохо, совсем плохо, у нее даже губы побледнели, не надо было убирать далеко палочку, да ну не оглушать же ее собственного брата в их собственном доме...

Дверь библиотеки распахивается, являя миру Брайана Нэльсона. Лестрейндж шагает вперед, загораживая собой Элизабет - в его семье подобные вопли как правило означают скорую расправу, но будь он проклят, если позволит Брайану...
Ладонь снова ложится на рукоять палочки самым естественным в мире жестом.
Ничего подобного - он-то ожидал, что брат Элизабет явился карать, причем в первую очередь - его, а тот при виде Лестрейнджа разом осекается, выдыхает будто бы облегченно, расплывается в дружелюбной улыбке.
Это сбивает Рабастана с толку - он трясет Брайану руку, не понимая, что происходит, кивает на вопрос о зельях, не улавливая подтекста, переводит взгляд на чересчур мрачную ведьму.
Что с ней, что с ее братом, что вообще творится в этом коттедже?
Брайан говорит много, даже слишком много, даже, кажется, больше, чем Элизабет, а может, так просто кажется Лестрейнджу, который уже привык к тому, что ведьма всегда готова откомментировать тот или иное, или спросить, или о чем-то рассказать.
Он спускается за Нэльсонами, даже не пытаясь вникнуть в речь Брайана. Тот выстреливает слова как из того самого маггловского пулемета, и Рабастан довольно быстро оставляет попытки понять, что тот имеет в виду - разве что выхватывает краем уха то Рождество, то про психующую Лиз, то - опачки! - про Пожирателей Смерти.
Лестрейнджа нервирует, когда он не понимает, что происходит, а уж упоминание Организации нервирует его еще сильнее, а потому к тому моменту, как они все трое вступают на кухню, он раздражен и мрачен, и только усилием воли удерживает пальцы подальше от волшебной деревяшки.

Когда он осмысляет вторую часть монолога брата ведьмы - вот там, где про интеллектуального мудака - чисто маггловский смысл ругательства ускользает от Лестрейнджа,   - и про шашни, и про супер-крутую татуировку, сдерживаться больше нет никакой возможности.
Брат и сестра уже переключаются на зелье, а Рабастан, все еще на своей волне, пересекает кухню, сгребает в кулак воротник куртки Брайана, наклоняется над ним и негромко и отрывисто произносит:
- Она не крутит шашни с беглым преступником.
Брайан затыкается, но вовсе не нервничает. Кладет ладонь поверх пальцев Лестрейнджа на своем вороте, даже не сжимает - больше похоже на успокаивающее, едва ли не дружеское прикосновение.
- Баст. Ты не бесись, что она тебе отказала. Она передумает.

Рабастан выпускает ткань куртки, как будто она внезапно раскалилась, отшатывается в сторону, задевает стол, из-за чего все склянки на нем мелодично позвякивают.
Брайан смотрит на него все также спокойно, с примесью, кажется, сочувствия.
Невыносимо.
Лестрейндж  и рад бы кинуть на ведьму осуждающий взгляд - как же так, Бэтси Нэльсон, вышло, что вся твоя семья в курсе, как ты лихо отказала своему другу-Пожирателю - но предпочел бы, чтобы его на месте заавадили, чем поглядеть на Элизабет.
Достаточно и того, как на него смотрит ее брат-почти-маггл, которому начхать, какая там татуировка на предплечье Рабастана. Начхать, видимо, и на то, что это означает - для всех троих, между прочим.
Лестрейндж устало потирает лоб, смотрит в окно, чтобы прийти в себя.
Брайан начинает что-то говорить, но замолкает, спасибо, Мерлин.
- Мы не говорим об этом, - выдавливает Рабастан, когда пауза уж слишком затягивается.
- Окей, - жизнерадостно отзывается Брайан. Жизнерадостность почти искренняя, лишь совсем немного не дотягивает, но, видимо, надо благодарить его и за это.

- На этот раз зелье не будет цепляться за неприятные воспоминания - если мы все сделали верно, ты сможешь сам скорректировать направленность и глубину, - бесцветно начинает Рабастан, но, кажется, его вообще не волнует сейчас исход эксперимента.
Он около полуминуты думает, что бы еще добавить - мысли путаются, вязнут в глубокой трещине в самообладании, а затем снова трет лоб и кидает тоскливый взгляд за окно.
- Вернусь через пару минут, - это,видимо, не лучший способ закончить презентацию модификации зелья, но оставаться дальше в кухне он больше не может.
Выходит вон, прихватывает пальто, сброшенное на кресло в гостиной - пальцы сами находят смятую сигаретную пачку.
Также бездумно вываливается на крыльцо, прислоняется спиной к входной двери, закрывшейся за ним, долго смотрит на море, не понимая этого - когда приходит осознание, что он уже две минуты таращится на серые тяжелые волны с тусклыми барашками, с трудом отводит глаза, рассматривает черный джип, отмечает высокие колеса и посадку - этот автомобиль едва ли завязнет по бездорожью, не поменять ли лотус...
Заталкивает пачку в карман, складывает руки на груди и откидывает голову, прикладываясь затылком о дерево двери.
В какую паутину он сам себя загнал, Мерлин...
Был бы хроноворот - изменил бы все, не раздумывая.
Себе не ври, откликается Розье.
Делить тишину зимнего сада с давно мертвым школьным приятелем Лестрейндж не намерен, а потому тщательно изгоняет призрачный голос из головы, стоит на крыльце, пока его не начинает трясти от холода, а затем возвращается на кухню.
Прояснившиеся мысли - лучшее, что он может предложить Нэльсонам.
- С высокой долей вероятности нам удалось минимизировать побочные эффекты, о которых ты беспокоишься,  - с порога обращается Лестрейндж к Брайану.

+1

26

[AVA]http://sg.uploads.ru/6MWvO.jpg[/AVA]

Элизабет замирает на месте, когда Баст приближается к Брайану - этого маневра она никак не ожидала и совершенно к нему не готова. Почти пугается, перестает дышать, но даже не думает использовать палочку для чего бы то ни было - ей и в голову не приходит выставить банальный щит. Как будто уверена, что они оба не могут перейти границы. Да и этим двоим нечего делить.
Брайан остается спокоен, даже чересчур спокоен, впрочем, это не удивительно: он давно привык, что его болтливость не всегда спокойно воспринимается. Мог бы уже вынести из этого какой-то урок, но.
То, что именно так взбесило Баста, в некотором роде Элизабет удивляет. Она подумала, что дело в пренебрежительной легкости, с которой брат говорил о роде деятельности Баста (род_деятельности - тоже неплохой эвфемизм). Но его задевает грубоватое цитирование Эрона, хотя, наверное, это просто была последняя капля. Лично Элизабет даже почти довольна - Брайана и правда следовало заткнуть.
Однако, он не то, чтобы затыкается, предпочитая по-своему объяснить поведение Баста.
Элизабет запрокидывает голову, сжимает кулаки и отворачивается обратно к зелью. Святой Патрик, почему ты не наделил этого идиота мозгами.
Что там происходит за ее спиной, Элизабет не знает, впивается взглядом во все светлеющее зелье, мысленно считает до десяти, чтобы не сорваться и не высказать брату все, что думает по поводу его разговорчивости. Как только тот снова открывает рот в попытке как-то объяснить свою мысль, Элизабет резко дергает плечом и посылает ему взгляд, который не требует комментариев. Брайан разводит руками и замолкает, пока Элизабет нерешительно переводит взгляд на стоящего у окна Баста. Всего на секунду, затем возвращается к зелью, с которым еще нужно повозиться.

Бесится ли Баст из-за ее отказа?
Идиотическое утверждение брата внезапно вызывает у Элизабет поток мыслей, которые она старательно блокировала последние недели. Она вообще, если честно, не думала, что именно испытывает Баст в связи с произошедшим, и уж точно не стала бы предполагать, что это можно обозначить словом "бесится". Просто потому что это слово вообще у нее плохо ассоциируется с Бастом, она и не уверена даже, что это чувство входит в спектр его эмоций. Она даже сомневается, что он расстроен - разве он не сказал, что все правильно?
Сказал. Вот только его поведение сейчас - вполне типичная, кстати, отстраненность и молчание - почему-то говорят Элизабет о том, что к истине скорее ближе брат, чем она.
Мы не говорим об этом - а вот это чистая правда, и Элизабет снова нерешительно смотрит в сторону Баста, как будто ей нужно удостовериться, что все в порядке. Все в порядке - то есть они снова делают вид, что ничего не было и сосредотачиваются на зелье.
Когда Баст начинает рассказывать Брайану о ходе их работы, Элизабет почти успокаивается. И озадачено глядит ему вслед, когда он выходит из кухни.
- Хорошо ты его зацепила, - бесхитростно комментирует Брайан откуда-то из области холодильника, пока Элизабет все так же стоит и смотрит в сторону дверного проема.
- Не пори чушь, Брайан. Это ты вывел его из себя, - Элизабет, наконец, избавляется от некоторого оцепенения и раздраженно складывает руки на груди, хмуро глядит на копающегося в холодильнике брата. - Тебе вообще родители рассказывали о таком понятии, как этичность и хорошие манеры?
- Ага, раз сто и даже в твоем присутствии, - Брайан выглядывает из-за двери холодильника с куском бекона в зубах, лыбится как ни в чем не бывало. - Брось, Лиззи, что я не так сказал?
- Все, Брайан, все! Почему нельзя было просто промолчать? Если у тебя были вопросы, почему нельзя было задать их мне лично, а не ставить в идиотское положение других людей? - Элизабет бросает нервный взгляд в сторону входа, подходит ближе к брату и сбавляет громкость, переходя на шипение. - Я уже не говорю даже об упоминании этой его организации и том, насколько я невыносима, когда нервничаю.
- Ты и правда кошмарно невыносима в такие моменты, - Брайан качает головой, опираясь на захлопнутый холодильник, грызет найденную в нем морковь. - И почему ты вообще ему отказала? Спятила? Растерялась? Не смогла поверить своему счастью и перепутала "да" с "нет"?
Элизабет прищуривает глаза, снова бросает взгляд через плечо, говорит еще тише.
- Это мое дело, почему я ему отказала. И не при нем это обсуждать. А лучше не обсуждать вообще. И уж тем более не бросаться фразами, что я передумаю.
- А ты типа не передумаешь? - Брайан хрустит морковью и приподнимает брови. - Ты наверняка уже передумала.
- Нет.
- Нет?
- Нет, Брайан, - Элизабет закрывает глаза, устало трет переносицу. - И больше ни слова об этом.
- Как скажешь, сестренка, - Брайан отшатывается от холодильника, вертит в руках морковь на подобии волшебной палочки, снова садится за стол. - Но по-моему ты все-таки спятила.
Элизабет мрачно игнориует слова брата и возвращается к зелью. Несколько минут Элизабет слишком занята заклинаниями, но то и дело думает о том, что две минуты давно прошли. По-хорошему, она могла бы предположить, что Баст и не появится больше, но лотус не в состоянии ехать, а Баст слишком хорошо умеет себя контролировать для таких ребяческих поступков. Но она все равно волнуется. Просто потому что его нет рядом.
- Где ты вообще был? Почему задержался? - Элизабет оглядывается на доевшего морковь брата, разливает готовое зелье по флаконам.
Брайан не успевает ответить - в кухню возвращается Баст.
Элизабет смотрит на него спокойно, кивает, как бы подтверждая брату слова о вероятном отсутствии побочных эффектов. Чуть приподнимает руку с флаконом - показывает, что зелье готово. Никак не комментирует его затянувшееся отсутствие.
- Вот это звучит отлично, - Брайан мгновенно загорается энтузиазмом, стягивает куртку, потирает ладони. - К экспериментам готов!
Пока Элизабет берет блокнот и ручку, Брайан убирает руки за голову и внезапно сварливо возвращается к вопросу сестры.
- Мы задержались на сборах во Франции. Точнее, меня там задержали уже при отъезде в аэропорт. Представляете, явились местные авроры, предъявили мне какие-то обвинения, тараторили на своем французском, вели себя так, будто я какой-то преступник, - Брайан хмыкает, недовольно потирает шею. - Мне пришлось отправить детей в аэропорт с младшим тренером, придумал какую-то ерунду, вроде как отравился и не могу лететь. Дети разволновались, естественно, но что мне оставалось делать? Пошел с этими красавчиками в их Министерство, написал какие-то объяснительные, почему де я в их страну прибыл без уведомления, вроде как сейчас все волшебники должны регистрироваться при прибытии из Англии на континент. Ну я им объясняю, значит, что я прибыл как маггл, что даже палочку с собой думал не брать, что я вообще-то работаю с детьми-магглами и уж точно не веду никакую подрывную деятельность. Они забрали у меня палочку и все эти объяснительные, я сидел там несколько часов, не понимал вообще, что происходит, сама знаешь, Лиззи, я французский так и не потянул. И тут, значит, меня вызывают на что-то вроде допроса.
Элизабет сама точно не знает, почему ей так хочется, чтобы Брайан не продолжал. История занимательная и во всем этом действительно стоило бы разобраться, но к горлу подходит комок, и Элизабет невольно бросает обеспокоенный взгляд на Баста.
- Я сразу начал требовать переводчика, потому что ну мало ли, что там они мне предъявят. Но в отделе международного сотрудничества все знают английский, я что-то не сразу сообразил. Меня начали расспрашивать сразу несколько человек, задавали какие-то идиотские вопросы, вроде не сидел ли я когда в Азкабане и все такое. Они все время хмыкали и перешептывались на своем французском, а потом вышли посовещаться. Осталась только одна женщина, она, кстати, единственная говорила без акцента, и начала спрашивать меня уже конкретно о действиях Пожирателей Смерти, - Брайан поворачивается к Басту, очевидно подозревая, что эта информация может быть ему полезна, - и вдруг такая спрашивает, а вот, например, о Лестрейнджах я что-нибудь слышал.
Элизабет чувствует, как флакончик с зельем скользит в ее вспотевших ладонях, осторожно ставит его на стол. Хочет прервать этот уходящий не туда рассказ, но в горле стоит ком, как будто ее постепенно охватывает паника.
- И я такой думаю, черт, откуда они могут знать? Этот придурок Тафт уверял, что информация о вашем знакомстве не уйдет дальше его стола. Пока я, значит, размышляю сам с собой, она конкретизирует дальше, типа вот братья Лестрейнджи недавно были пойманы и правда ли, что снова сбежали. Ну, вроде как наше Министерство не спешит подтверждать это официально на международном уровне, и что вроде как все это подается их Министерству в виде слухов. И она так смотрит на меня, так, знаешь, смотрит, я прямо вижу, что она что-то знает, ну или мне так показалось, я не знаю даже, может, конечно, она просто у меня в мыслях хотела покопаться, но ведь это незаконно, пока не будет ордена или как это называется в магическом мире? И я, значит, смело смотрю на нее в ответ, и думаю отрицать всякую зацепку, что у них есть на Баста. И тут она опускает глаза на мои бумажки, читает имя и вдруг спрашивает, правда ли я  Нэльсон и тот ли я Нэльсон, представляешь, Лиззи...
Брайан почти смеется, поворачивается к сестре и тут же замолкает, замечая ее бледные губы и впившийся в него взгляд. Он знает этот взгляд - и понимает, что пора бы заткнуться.
- Ну я, короче, говорю да, я Брайан Нэльсон, никаких Лестрейнджей не знаю, ну кроме как на картинках видел, хотел начать заливать про Беллатрису, чтобы внимание отвлечь, но подумал, что это наоборот может насторожить. Ну и промолчал. Они отослали какие-то запросы в наше министерство, чтобы удостовериться, что я не разыскиваемый преступник, держали меня едва не под стражей пару дней. Потом им пришел ответ от Эрона, ну и мне выдали порт-ключ и отправили в Лондон, где меня еще полдня гоняли по кабинетам уже нашего министерства. Эрон предложил типа содействие, чтобы меня сразу отпустили, но я лучше второй раз ногу сломаю, чем приму его помощь. Ну вот поэтому я и задержался.
Брайан бросает на сестру обеспокоенный взгляд, хоть и делает вид, будто все в порядке. Тарабанит пальцами по столу, кивает на флакончик с зельем.
- Ну что, начнем? Я уже даже придумал, что именно попытаюсь вспомнить во всех подробностях, - Брайан откидывается на спинку стула и чуть скалится, сжимая кулаки.
Элизабет отвечает не сразу, берет флакончик, замечает, как немного дрожат ее руки.
Ее мысли сцепились плотным клубком, и она даже игнорирует очевидное намерение брата покопаться в том самом Обливиэйте, брешь в котором пробила еще прошлая модификация этого зелья.
Брайан успел замолчать до того, как разболтал бы Басту об их с Тэсс знакомстве, но сказанного и так слишком много. И, как ни удивительно, это возвращает Элизабет к мыслям о своем отказе, который в данную конкретную минуту даже ей кажется невероятно идиотским.
Она на автомате протягивает брату открытый флакон, опирается на столешницу, стараясь сосредоточиться.
Тэсс интересовалась, на свободе ли Баст, именно Баст, а не Лестрейнджи, это, в принципе, очевидно. И хоть в самом этом интересе нет ничего особенного, Элизабет не может избавиться от подступающей к горлу тошноты, как будто слова Брайана запустили механизм, о котором она невольно думала с самого первого дня, как Баст пришел к ней в декабре и рассказал о намерении Рудольфуса найти ему жену.
Брайан выпивает зелье одним глотком, говорит что-то о привкусе мяты, которого на этот раз не чувствует. Элизабет почти не слышит его, вцепляется в столешницу пальца, но тут же от нее отталкивается.
- Я сейчас, - сует в руки Баста блокнот и выскакивает из кухни, на удивление точно повторяя его собственный маршрут часом ранее.
В саду холодно, морозный воздух скребет обнаженные руки, но Элизабет чувствует только свое горячее дыхание на ладонях, которыми закрывает лицо.
Это же было ее собственное решение. Все остальное - только его дело. И перспектива, которая в данную секунду сводит ее с ума, далеко не самый худший вариант, если говорить откровенно.
Втягивает холодный воздух, зажмуривает глаза, прогоняя прочь неуместные мысли.
Если ты такая эгоистка, Элизабет, почему же отказала сама?
Если ты такая дура, чего же не можешь держать себя в руках, тем более когда едва не решается судьба твоего главного творения?
Элизабет зло пинает ступень крыльца, отбрасывает волосы с лица, заходит в дом.
- Голова резко закружилась, - тускло комментирует свое поведение, не смотрит на Баста, потирает покрасневшие от холода руки. - Ну, как он?
Брайан сидит с закрытыми глазами и молчит, очевидно, еще не пришел в себя и не начинал делиться впечатлениями. Впрочем, зелье гораздо сильнее предыдущего, и он может находиться в такой "отключке" до получаса.
Элизабет пару секунд смотрит на брата, а затем поднимает взгляд на Баста.
И как только ей пришло в голову отказать ему.

+1

27

Все бы ничего, но, видимо, прямо перед его возвращением на кухню ведьма задает своему брату вопрос насчет его опоздания - и тот начинает отвечать, разглядывая стоящий перед ним флакон с готовым варевом.
Лестрейндж пропустил бы его рассказ мимо ушей, погруженный в интенсивные работы по заделыванию огромной дыры в щите, защищающем его, без сомнения, тонкую душевную организацию от вмешательства внешних невзгод, но словосочетание "французские авроры" заставляет его вскинуть голову и впиться подозрительным взглядом в лицо Брайана Нэльсона.
Не то чтобы его напрягает отнесенность авроров к племени лягушатников - английские Лестрейнджи вообще потомки французских Л'Эстранжей, тут проблем нет - куда больше напряжения вызывает у него сам факт того, что какие бы то ни было защитники магического правопорядка интересуются Нэльсонами.
Это крайней подозрительно - и Рабастан крайне заинтересован.
Впрочем, рассказчика не смущает настороженное внимание к его повествованию: наверное детский тренер привык быть в фокусе вот такого вот отношения, потому что Брайан продолжает рассказ, скрупулезно выстраивая историю своих злоключений во Франции, щедро делясь деталями, однако без перегиба.

Зато когда он добирается до фигуры загадочной незнакомки, Лестрейндж неопределенно хмыкает. В теории, у Лестрейнджей полно связей на материке - в том числе и дальние родственники могут интересоваться злоключениями английской ветки своей семьи. На практике же, и он почти уверен в этом, есть только одна ведьма, имеющая одновременно отношение и к Лестрейнджам, и к отделу международного сотрудничества французского Министерства. Как иначе - они начали стажировку там в одном и том же году. Наверное, не случись с ним Азкабан, он бы тоже уже был не последним человеком в своем отделе.
Вот как Тэсс, мать ее, Сэбир.
Брайан продолжает делиться информацией - теперь Рабастан воспринимает его рассказ именно так - не подозревая даже, что только что вернул в жизнь Лестрейнджа довольно внушительный кусок прошлого - и несколько новых проблем.

Рабастан не сразу чувствует, что в комнате повисло ощутимое напряжение, а когда чувствует, бросает короткий взгляд на Элизабет, как ни странно, на этот раз выступающую источником этого напряжения. Даже Брайан, кажется, чувствует себя неуютно, барабанит пальцами по столу, резко меняет тему, возвращаясь к зелью.
Элизабет, двигаясь странно механически, рвано, как под Империо, протягивает ему флакон, опирается на стол ладонью, никак не комментирует рассказ - это настолько странно, что Лестрейндж против воли начинает ощущать эту гнетущую паузу. Он, который вообще предпочитает разговаривать по минимум.
Но то он, а почему молчит обычно говорливая ведьма - загадка.
Рабастан пытается разобраться в этом феномене, пока Брайан одним глотком выпивает зелье, высказывается насчет вкуса, как будто вкус вообще важен в этом их эксперименте... Он все еще пытается понять, что не так, как вдруг Элизабет резко всовывает ему в руки свой блокнот и едва ли не выбегает из кухни.
Брайан, уже начинающий испытывать действие зелья, все же находит силы для смешка:
- В следующий раз чур моя очередь.
Лестрейндж не отвечает, пожимает плечами, но Нэльсону достаточно и этого.

- Как ты себя чувствуешь? - запоздало спрашивает он, листая блокнот в поисках страницы с сегодняшней датой.
Брайан копирует его недавний жест, пожимает плечами.
- Как будто голова набита сладкой ватой... А, ты же не знаешь, что это...
- Знаю,  - неожиданно даже для себя признается Рабастан, колеблясь, записывать ли это странное определение самочувствия.
- А я думал, вы, ребята, все из себя такие чистокровные, фу-ты, ну-ты,  - приоткрывает глаза Брайан, слабо улыбается, и Лестрейндж чувствует себя странно неловко.
- Я ходил на факультативы по маггловедению, - поясняет он, и, чтобы сменить тему, возвращается к тому, что требует уточнения. - Это ведьма во Франции - ну вот которая про Лестрейнджей спрашивала, она не представлялась? Как она выглядела?
Брайан снова улыбается, прищуривается:
- Старая знакомая? Нет, как зовут, не помню, но выглядела она отлично - блондинка, осанка как будто в Визенгамоте заседает, ровный голос... С Беллатрисой не сравнится, конечно, но весьма впечатляет, особенно на фоне этих французских девчонок... А, вспомнил - мадемуазель Сэбир, точно...
Он внезапно замолкает, хмурится, как будто сказал что-то лишнее.
- Ты ее знаешь? - уточняет, по-прежнему хмурясь.
- Знал. Давно, - отвечает Лестрейндж. - Вернемся к эксперименту. Что насчет концентрации?
- Как видишь, вспомнил имя этой француженки, - Брайан опасливо поглядывает на дверь, но Рабастан не вдумывается, о чем тот беспокоится, кивает, записывает, что объект отмечает усиление когнитивных функций.

Когда Элизабет возвращается, Брайан уже дышит расслабленно, с закрытыми глазами больше напоминающий спящего.
- Говорит, что голова забита сладкой ватой, однако вспомнил пару деталей, которых раньше не помнил, - отчитывается Рабастан. - Дышит спокойно, пульс в норме. Видимо, пока контролирует погружение в воспоминания - или просто не столкнулся ни с чем, по-настоящему серьезным... С тобой все в порядке? Больше не кружится?
Вид у ведьмы нездорово бледный - сказывается и зима, и волнения по поводу зелья.
Лестрейндж откладывает блокнот на край стола, проходит к окну, огибая ведьму, хочет спросить что-то еще, но останавливается под ее пристальным взглядом.
Или ему кажется этот взгляд таковым.
Они не так уж часто смотрят другу в глаза, стоит признать, и отчасти, в этом вина Рабастана: светлая русалочья зелень глаз его личного колдомедика путает мысли, подменяет цели - и он не любит это ощущение.
Проходит к мойке, наполняет стакан водой, выпивает, а затем, поколебавшись, ставитт еще один полный стакан перед Брайаном.
- Надо бы подготовиться - мало ли, какой эффект будет, это все еще эксперимент. Бодрящее, Успокоительное, Проясняющее сознание... Что еще лучше выставить заранее? Есть догадки, что он хочет вспомнить? На этот раз ты не запускала механизм, он должен был сделать это сам, с новым-то рецептом...
Неожиданно Нэльсон дергается всем телом, сжимает кулаки, лежащие на столешнице, хрипло выдыхает сквозь зубы нечто вроде слэнгового маггловского ругательства - Лестрейндж не силен в этой теме.
Он подходит ближе, обеспокоенно смотрит на ведьму и тут же прижимает запястья Брайна к столу, когда тот начинает ерзать и раскачиваться на своем стуле, повторяя одно и то же.
Когда амплитуда становится еще сильнее, Рабастан отпускает запястья, чтобы перехватить плечи брата Элизабет - если тот свалится на пол и раскроит себе череп, вряд ли эксперимент можно будет засчитать. Ну и ведьма наверняка расстроится.
- Мы можем вывести его из этого состояния? - спрашивает он Элизабет, не поворачиваясь.

+1

28

[AVA]http://sg.uploads.ru/6MWvO.jpg[/AVA]

Ей нужно научиться не думать о некоторых вещах.
Это не так уж легко, но обычно у нее получается, просто нужно поставить правильную цель. Ее цель ясна и понятна,  нужно собраться с силами и закрыть, наконец, для себя эту тему. Эту - и многие другие.
Элизабет отпускает взгляд Баста, пока тот наполняет стакан водой, где-то там прокручивает в голове вопрос, почему он не воспользовался банальным агуаменти. Может, рядом с ней инстинктивно ведет себя чуть более маггловски, чем обычно. Или просто он на самом деле чуть больше маггл, чем думает сам.
Она пропускает его вопрос о своем самочувствии мимо ушей - ей не до этого, а объяснить, что именно происходит, все равно не получится.
Стакан с водой для брата возвращает ее к реальности, Элизабет смотрит на запотевшее стекло, переводит взгляд на чуть склонившего голову на бок Брайана. Хмурится, оборачивается к полке.
- У нас есть то зелье-нейтрализатор, что мы давали ему в прошлый раз. И то, что я варила потом, ночью, когда мы встретились на кухне, - Элизабет тянется за высоким флакончиком с серой пробкой, вертит в пальцах, поворачивается к Басту. Язык жжет от просящихся вопросов, но она сдерживает себя, переводит взгляд на брата. - Тогда оно хорошо сработало, я считаю. И ведь как раз дело тогда было в Обливиэйте, так что, думаю, это то, что нам...
Элизабет вдруг замолкает, впиваясь немигающим взглядом в плотно сжатые губы Брайана.
Только сейчас она понимает, куда брат собирался направить действие зелья. Только сейчас до нее, черт подери, дошло, как она рискует. И как по-идиотски было заняться умилительным самобичеванием вместо наблюдения за ходом эксперимента.
- Это будет не самое радужное воспоминание, - сухо предполагает Элизабет, чувствует, как краска отливает от ее щек, как чуть холодеют руки. Ее бросает то в жар, то в холод, и кажется совсем скоро ей самой понадобится передышка и пара успокаивающих зелий. - Может, пригодится что покрепче...
Элизабет не успевает договорить - брат начинает приходить в себя.
И судя по тому, что именно он произносит сквозь сжатые зубы, насчет цели воспоминания Элизабет не ошиблась.
- Дьявол, - тихо, под нос шепчет Элизабет, косится на флаконы с проясняющим сознание зельем. - Мы можем вывести его из этого состояния, да. Но тогда вся суть эксперимента пойдет гримму под хвост.
Элизабет колеблется: состояние Брайана угрожающе агрессивно, это может быть опасно. Но остановить его сейчас - значит потерять все. Мэрлин, ну почему она дала себе возможность отвлечься и не скорректировала ход его мыслей? Дьявол, дьявол, дьявол.
- Если не станет лучше через минуту, будем приводить в сознание насильно, - Элизабет на всякий случай берет флакончик в левую руку, из правой не выпускает палочку, в любой момент готовая применить к брату пару не слишком опасных заклинаний. Если понадобится, она даже готова его вырубить. Так уж вышло, что некоторые воспоминания будят в Брайане нездоровую агрессию.
- Рано или поздно я бы вспомнил об этом сам, - голос брата звучит хрипло, и каждое слово он произносит как бы отдельно, после небольшого вдоха. - Так и знал, что в прошлый раз не все всплыло в голове.
Брайан разжимает кулаки и вскидывается, дает Басту понять, что его не нужно держать. Он контролирует себя, пусть и не полностью - это заметно по вцепившемся в край стола пальцам.
- Расскажи про ход мыслей. Как ты работал с зельем? Какие давал установки? Каким образом появлялись вспоминания - вспышками или ровным потоком? - Элизабет наклоняется к столу, ставит ручку на пустую страницу.
Ясно, что брату сейчас не об этом хочется поговорить. Но ей нужны сведения, ей нужна суть, пока он не забыл деталей.
- Механизм действия, Брайан, - Элизабет сводит брови, смотрит прямо в глаза брату. - По порядку.
Брайан разжимает побелевшие пальцы - чуть встряхивает руками, откидывается на спинку стула. Облизывает подсохшие губы, не сдерживает некоторого отвращения на лице, отводит взгляд в сторону.
- Я знал, куда иду. Знал, что именно хочу вспомнить, потому что в прошлый раз чувствовал, что там остались такие моменты... Как будто в тумане. Я не мог точно сказать, что там за ним. И хотел понять, - Брайан снова смотрит на сестру, хмыкает, сцепляет пальцы в замок. - Когда зелье начало действовать, я это почувствовал. У меня в голове все начало сгущаться, сначала в липкий туман, похожий на сладкую вату, - Брайан бросает взгляд на Баста, кивает, - потом я начал думать. Баст задал мне вопрос, и я даже не успел толком задуматься над ним, как ответ появился на поверхности, сам собой, очень просто. Я думаю, чем свежее воспоминание, тем проще к нему вернуться. А потом мысль пошла дальше, я едва не упустил момент, мысль повела меня дальше от этого вопроса, ну, глубже, в более поздние воспоминания, связанные с этим всем. Но мне нужно было другое, я хотел вспомнить тот эпизод с Эроном, и я успел в последний момент как будто вывернуть на правильную дорогу. Это было похоже на занос на зимней дороге, как будто я на летней резине, а здесь резкий поворот.
Элизабет делает пометки в блокноте, даже не глядя на бумагу. Она сконцентрирована на словах брата, старается не упустить ни одну деталь. И не думать, не думать о постороннем: Баст задал вопрос, это мог быть самый банальный об ощущениях, но. Но, дьявол, почему это вызывает у нее очередное желание сорваться с места.
Он повел мысли к Эрону, ну что, к этому она была готова. И пора бы на этом сосредоточиться.
- Это не было сразу чем-то четким, - Брайан почесывает подбородок, смотрит в потолок, припоминая. Заметно, что руки до сих пор немного дрожат. - Мысль об Эроне сначала привела меня на вашу с ним свадьбу, какие-то обрывочные моменты, вроде того, как он произносит тот тост о бесконечной любви к тебе, и что она всегда будет сладкой, как это вино.
Брайан издает смешок, больше напоминающий рык, снова облизывает губы, потирает виски. Элизабет прикрывает глаза, ставит какую-то закорючку на полях. Вино, Шато Д'Икем, присланное Тэсс как свадебный подарок. Брайан отталкивался от этой мысли, этого воспоминания. Значит, он уже был там, в той точке, когда начал контролировать ход воспоминаний.
- Потом еще какие-то моменты, дальше, я сосредоточился на Эроне, и перед глазами как будто все замелькало. Я знал, чего хочу, и как будто, знаешь, книга перелистывалась. И вдруг остановилась, и я вижу перед собой тебя, в летнем платье, и ты бросаешься ко мне, хватаешь за запястья, - Брайан снова сжимает кулаки, щурится. - Этого я не помнил. В прошлый раз мне вспомнился Обливиэйт, которым ты здесь меня наградила, в Ирландии. Но ведь он был уже вторым, да? Первый был от Эрона.
Брайан резко подается вперед и перехватывает руки Элизабет, так, чтобы она не могла отшатнуться от стола.
- Бесконечная и сладкая любовь, Лиззи? Да я смотрю, он тебе просто шанса не оставил, - Брайан шипит сквозь зубы, сжимает ладони сестры почти до боли. - Сделал все, чтобы ты досталась только ему.
- К ходу эксперимента, Брайан, - Элизабет говорит спокойно, настойчиво высвобождает ладони, берет ручку. - Мне нужно описание ощущений и твой контроль над ситуацией.
Пару секунд Брайан не шевелится, потом снова откидывается на спинку стула, пожимает плечами.
- Я вспоминал все в обратном порядке. Сначала почувствовал путы на руках, будто привязан к стулу, слышал, как ты плачешь, - Брайан старается сохранить равнодушный тон, но слова сами собой выходят резкими, злыми. - Просишь его оставить меня. Как он тебя убедил, я не знаю, но я помню, как мысли стали путаться в голове, а до этого - пустота, как будто все стерли, чисто и спокойно. А до этого - как он хватает меня за ворот рубашки, швыряет в стену. И ты кричишь что-то там на фоне, слов не разобрал. И все то дерьмо тоже помню. Я ведь могу не вдаваться в подробности?
Брайан кривится, слащаво улыбается, вскидывает брови.
- Можешь. Ближе к действию зелья, - Элизабет не проявляет никаких эмоций, торопливо записывает что-то в блокнот.
- Потом клубок перестал разматываться и все как будто замерло. Я пытался пойти дальше, но там что-то пошло не так. Картинка как будто была на паузе, я видел только твои глаза, и чувствовал, как мысли в голове формируются, приходят к выводу. Я прямо чувствовал это заново, не вспоминал, а как будто проживал снова. И это - дерьмо, Лиз. Есть вещи, которые вспоминать-то не стоит, а уж вот так. Не знаю, не уверен, что вам скажут за это спасибо. Это слишком, знаешь. Слишком ярко и слишком дерьмово.
Брайан хмыкает, наблюдает, как сестра записывает его "показания".
- Я, наверное, мог бы уйти куда-то еще, вспомнить что-то другое. Но не смог выбраться из той воронки. Меня захлестнули эмоции, я не мог контролировать ход мыслей. И эта злость стала выталкивать меня, и когда я более или менее пришел в себя, оказалось, что я здесь, на кухне, - Брайан замолкает, порывисто встает из-за стола. - Моя очередь выйти проветриться.
Элизабет кивает, не поднимая головы от блокнота, пододвигает к нему флакончик с успокаивающим зельем. Брайан выпивает его залпом, направляется к выходу, но вдруг хватает ее чуть повыше локтя, тянет на себя.
- Вечно ты влипаешь в какое-то дерьмо, сестрица. И разве не я тот человек, что первым должен об этом узнавать?
- Мы не станем это обсуждать, Брайан, - Элизабет дергает рукой, смотрит на брата строго, бесстрастно.
- Мы это не обсуждаем, мы не станем это обсуждать, - Брайан фыркает, разжимает ладонь, -  с каких пор я последним узнаю, что происходит с моей сестрой? А впрочем, плевать. Прошло десять лет, а ты все продолжаешь принимать идиотские решения.
Брайан стягивает со спинки стула куртку, набрасывает на плечи.
- Баст в курсе ситуации, кстати? Вообще, забавно, да, Лиззи? Пожиратель Смерти оказывается самым адекватным мужчиной в твоей жизни. Надо бы порадовать мамочку.
Элизабет никак не реагирует на слова брата: ясно, что он еще под действием зелья, с обостренным восприятием, оголенными эмоциями. Отвечать на его выпады сейчас себе дороже, и Элизабет просто дописывает ход реакций в блокнот, молчит какое-то время, затем поднимает взгляд на Баста.
- Ну, неплохо, я считаю. Он контролировал цель, последовательно к ней шел. Воспоминание вернулось практически полностью, но со вспышками на особенно ярких моментах. Очевидно, если воспоминание достаточно сильное, то зелье полностью погружает именно в него, значит, если правильно расставить маячки, можно добиться абсолютно конкретного эффекта. Ожидаемого. Без сюрпризов. В случае с Лонгботтомами это удобно. Нам просто нужна правильная цель.
Элизабет опирается на стол, выглядит задумчиво, но не обеспокоенно.
- Но там бы сбить градус погружения. Может, снизить концентрацию настойки аконита. Она хоть и смягчает действие крови, но обостряет восприятие. Эмоции начинают зашкаливать. Это может привести к истерике, срыву.
Ей так проще - когда голова забита только зельем. Можно не отвлекаться, можно полностью отключить эмоции.

Брайан возвращается минут через десять, сует руки в карманы, опирается на дверной косяк.
- Хэй, чей это лотус так бесславно корчится в агонии у ограды? Прежде, чем мы продолжим, я бы покопался в железе, чье бы оно ни было. Не будем порочить это место трупами неплохих машин.

+1

29

Тело Брайана под его пальцами напоминает статую - такое же напряженное, неподатливое, будто вместо кожи и мышц Рабастан дотрагивается до дерева.
И непрекращающаяся дрожь, которая бьет Нэльсона, не улучшает впечатление.
И когда Брайан наконец-то начинает говорить, Лестрейндж обеспокоенно смотрит на него, чувствуя, что пожелай тот вскочить на ноги, у него может получиться, насколько бы Рабастан не старался удержать его на месте.
Эти одеревеневшие мускулы плеч, этот безжизненный тон - все это что-то ему напоминает, что-то чудовищно неприятное, но Рабастан прикрывает это замаячевшее было оконце в прошлое, чтобы сосредоточиться на том, что происходит на кухне коттеджа Элизабет.
У него стойкое ощущение, что ведьма знает, что именно вспомнил ее брат - нет возможности иначе толковать ее последнюю фразу, и это раздражает: Лестрейнджу не по себе из-за того, что он единственный на этой гребаной кухне, кто не понимает, что происходит.
И когда Брайн дергает плечами, аккуратно освобождаясь от хватки, Рабастан подчеркнуто медленно убирает ладони, отходит и останавливается, опираясь спиной и затылком о навесной шкаф напротив стола.

Эрон, Эрон, Эрон - Эрона Тафта слишком много на кухне, слишком много в его жизни и, определенно, слишком много в жизни Бэтси Нэльсон. До сих пор слишком много.
Лестрейндж не двигается, молчит, как будто хочет слиться с меблировкой, и крайне внимательно вслушивается в то, что рассказывает Брайан: механизм воздействия зелья отходит на второй план, он ловит каждое слово брата ведьмы, касающееся самого воспоминания, вертит в мозгу и так и эдак, тщательно сохраняет, пытается составить из этого недорассказа цельную картинку, но ему все еще не хватает краеугольного камня.
И ведьма, и ее брат явно понимают, в чем дело, а вот Рабастан будто отгорожен от них прозрачной, но непробиваемой стеной вроде отталкивающих чар - вот же суть, только руку протяни, но не достанешь.
Обливиэйт - два Обливиэйта, один из которых был скастован самой ведьмой. Причин, по которым Элизабет могла наградить своего любимого братца этим проклятьем, намного меньше миллиона, а еще все это так или иначе связано с Эроном.
Раньше, еще до Хогвартса, Рабастану нравились зачарованные картинки, на которых были запрятаны изображения разных животных и существ - и только определив и сняв все до одного заклинания, наложенные на пергамент, можно было увидеть все целиком - и сейчас он чувствует себя примерно так же, пытаясь сообразить, откуда начать отгадку.

Когда Брайан обхватывает ладони ведьмы, дергая ее на себя, к столу, Лестрейндж хватается за палочку, не успевая даже понять, что происходит - но уже через минуту Элизабет не без усилия, но успешно освобождает руки, почти невозмутимо продолжая расспрашивать брата о дальнейшем. И именно на этом моменте Рабастан понимает, что совершенно напрасно позволял Бэтси Нэльсон так тщательно охранять свои тайны, касающиеся Эрона Тафта.
Что должен был выпытать, если придется, применить любые заклинания - но узнать, что за договоры и долги между ведьмой и ее бывшем мужем.
Невзирая ни на ее уверения, что она справится сама, ни на ложь о том, что она все контролирует.
Подробности - к дракклу подробности, Элизабет. Ни ты, ни твой брат можете не вдаваться.
Лестрейнджу нужны не подробности - ему нужна правда.
И стоит Брайану выйти из кухни, Рабастан поднимает тяжелый взгляд на молча дописывающую абзац Элизабет.

Она строчит в блокноте, торопясь успеть записать все по свежим впечатлениям, затем, никак не реагируя на его молчание, отвлекается от записей, нарушает тишину, воцарившуюся на кухне после ухода Брайана.
Лестрейндж выслушивает все это насчет зелья, хмыкает недоверчиво - она что, не слышала, что ее брат рассказывал о воронке?
Делает шаг к Элизабет, наклоняется, опираясь на край стола напротив, рассматривает бледную сосредоточенную ведьму взглядом.
- Твой брат,  - его голос звучит негромко и отстраненно,  - не смог контролировать эмоции, вспомнив неприятность, случившуюся в большей степени с тобой, так? Не смог прекратить погружение, говорит, что переживал все заново - и это всего лишь Обливиэйт. Пока мы не выясним, можно ли контролировать извне направление воспоминаний, это зелье может убить твоих пациентов. Довести до конца то, что не довели мы. - Он проводит указательным пальцем невидимую черту по столешнице, как будто нужна иллюстрация. - Без уверенности, что ты можешь его контролировать, оно опасно - и едва ли Алиса сможет сама выбрать направление воспоминания.
О Фрэнке он даже не вспоминает, как будто того вообще не существует, но не обращает внимание на этот загадочный факт.
- Этот эксперимент пока значит только то, что зелье действительно сильно и работает - но нужно тебе совсем другое. Если Брайан сможет сегодня принять дозу еще раз - пробуй с направлением. Если не сможет - зелье выпью я. Потом - ты. Потом найдем еще кого-то, но тебе нужен этот дракклов контроль!
В конце его самоконтроль снова дает сбой и последнее предложение выходит едва ли не требовательным - впрочем, и формулировки оставляют желать лучшего.

Брайан возвращается в дом, заметно приободрившийся, хотя двигается по-прежнему резковато, как будто силится удержать в себе то, что еще не выговорено - надо понимать, для него это подвиг.
- Мой, - отвечает Лестрейндж на вопрос о лотусе. - Элизабет говорила, что ты сможешь разобраться, в чем проблема.
- Я смогу попробовать разобраться, - уточняет Брайан, по-прежнему подпирая косяк, как будто чего-то ждет.
- Я помогу, - Рабастан отнимает ладони от стола, кивает.
Нэльсон выходит снова, его шаги раздаются в прихожей, слышен звук раскрываемой входной двери.
- Бэтси, тебе придется рассказать мне, что вспомнил твой брат. - Несмотря на дружеское обращение, теплотой его голос может потягаться разве что со снегом, сверкающим за окном. - Если не расскажешь ты - расскажет он, даже если мне придется к одному из вас применить легиллеменцию. Я бы предпочел не делать этого, но решать тебе.

Брайан стоит возле лотуса, странно довольный - призывно раскрытый капот приковывает все его внимание, и он даже не сразу понимает, что уже не один возле автомобиля.
- Я смотрю, Лиззи пыталась реанимировать его? - он широко ухмыляется, когда замечает Рабастана.
Тот не уверен, что именно означает термин "реанимировать", едва ли одушевление уместно для металлической повозки, но угадывает суть и кивает.
- Ладно, проблему мы решим, - Нэльсон по-прежнему улыбается, но в глазах еще виднеются отголоски ярости, охватившей его на кухне. - Хоть эту-то чертову проблему я смогу решить!
Отчасти, Лестрейндж его понимает - судя по всему, что бы там не произошло вокруг Элизабет, Брайан не считает, что это в порядке вещей. И это значит достаточно, чтобы Рабастан вцепился в необходимость информации.
- Зря ты не пришел на Рождество - мы бы сразу показали бы ма, что все в порядке,  - откуда-то из-под капота бормочет Нэльсон, вооруженный волшебной палочкой - серия глухих пощелкиваний едва не заглушает его слова, и Лестрейнджу приходится наклониться в переплетению проводов и непонятных механизмов, чтобы разобрать дальнейшее. Зря - потому что мысли Брайана скачут как пикси в комоде:
- Хорошая тачка, только состояние аховое. Ты техосмотр когда делал?
Лестрейндж пожимает плечами и его внезапный мастер понимает специфику ситуации.
- Понятненько. Я сразу-то не сообразил, что ты не по этому делу. Ты иногда ну чисто нормальный себя ведешь... Ничего, что я так сказал? Вы же, ребята, наверное, сравнений с магглами не любите...
Лестрейндж таращится на макушку Нэльсона, торчащего из капота, провожает взглядом несколько алых искр, отлетевших в грязь, снова пожимает плечами, но Брайану и не нужны его ответы.
- А на Рождество мог прийти - Лиззи вида не подаст, но она ждала, а уж бабуля наша вообще теперь только о Лестрейнджах говорит - Лестрейнджи то, Лестрейнджи се... Ей ма уже двадцать раз прямо говорила, что по нынешним временам вы персоны нон-грата, но бабуле если что...
- Я подожду тебя в доме, - не выдерживает Рабастан и спасается бегством. Даже волнующая перспектива узнать, можно ли починить лотус и как именно кажется ему куда менее привлекательной - по нынешним временам.
В доме странно тихо - Рабастан понимает, что Брайан пытается за болтовней спрятать свое собственное раздражение и, кажется, нечто вроде гадливого опасения, но в последнюю очередь готов обсуждать Лестрейнджей или Рождество.
Сняв пальто, он отправляется на поиски ведьмы -  в конце концов, лотус далеко не главное для него на сегодня.

+1

30

[AVA]http://sg.uploads.ru/6MWvO.jpg[/AVA]

Элизабет спокойно встречает взгляд Баста - даже взгляд резкий, что говорить о словах.
Выслушивает внимательно, кивает, когда он договаривает, позволяя себе немного сорваться. Элизабет себе не может этого позволить, потому что если даст слабину хоть на мгновение - просто развалится, рассыпется, как высохший на солнце песочный замок. Слова Баста справедливы, и нельзя сказать, что ее не посетили те же мысли сразу же, как Брайан закончил свой рассказ. Но она всегда предпочитала смотреть больше на плюсы, а не на минусы. Хотя бы первые пять минут.
- Я и не собиралась пробовать это зелье на Лонгботтомах в данной редакции, - Элизабет опускает глаза, складывает руки на груди. Тон Баста - как ледяной душ, но не слишком помогает разобраться в себе. - Я всего лишь отметила положительные стороны эксперимента. И да, я заметила все отрицательные. Будем работать дальше.
Элизабет пожимает плечами, решительно поднимает голову - ничего страшного, она добьется этого пресловутого контроля. Добьется, не может не добиться.
- Я не позволю этому зелью довести до конца то, что не довели вы, - Элизабет возвращает Басту эту странную фразу, которая, как ей кажется, вообще не должна была быть произнесена. И она как будто не хочет иметь с ней дело - как и с ее смыслом - и возвращает хозяину, пусть он делает с ней, что хочет. - У меня есть несколько идей с направлением. Попробую изменить пару моментов в рецепте.
Баст говорит, что готов попробовать это зелье сам и даже не против, если его попробует Элизабет. Надо же, это немного идет в разрез с его категоричным запретом ставить эксперименты на себе. Хотя, конечно, может, дело тогда было не в его опасениях, а в том, что на Элизабет тоже лежал Обливиэйт? Который, надо понимать, Баст не слишком-то горел желанием с нее снимать. Теперь разницы нет, Элизабет сильно сомневается, что ее хоть что-то может напугать в отношении него.
Хотя, конечно, тут она немного лукавит.
Появление в кухне брата Элизабет почти что игнорирует - не смотрит ему в глаза, изображает какую-то деятельность, вроде перелистывания блокнота. Он, конечно, уже лучше себя контролирует, но ему все равно еще нужно хотя бы полчаса, чтобы прийти в себя окончательно.
То, что Баст составит ему компанию в починке машины, Элизабет считает неплохим знаком. Пусть оба проветрятся. Собирается полистать пару справочников, даже не замечает, что Баст еще на кухне, когда тот подходит к ней со своей просьбой-требованием.
Элизабет хмурится, смотрит в сторону, негромко хмыкает.
- Это имеет практическое значение? - ее голос отдает плохо скрываемым раздражением, связанным не с самим вопросом, а с обсуждаемым предметом. Пару секунду она молчит, потом усмехается, услышав про легиллеменцию. - А почему сразу не Империо? У тебя хорошо выходит.
Легиллеменция, наверняка, выходит у него не хуже. Но с Империо было бы очаровательней. И так в духе Эрона, раз уж о нем заговорили.
Об этом факте Элизабет умалчивает, как предпочла бы умолчать и обо всем остальном. Но лучше уж она сама выдаст информацию в той мере, что положено, чем Брайан выдаст все как на духу.
- Окей, расскажу. Позже.
Элизабет демонстративно утыкается в справочник, да и Брайан уже ждет. Не думает же Баст, что она вот прямо сейчас начнет вытаскивать скелеты из шкафов, которые вообще предпочитает не раскрывать.

Только через пару минут, как Баст выходит, Элизабет понимает, что одна на кухне. Эти две минуты она провела, замерев в одной позе и остановив взгляд на одном какой-то слове в справочнике, даже не делая попытки что-то читать.
Она не представляет, как и что расскажет Басту. Ей не хочется говорить об этом. Даже парой слов. Не хочется даже вскользь касаться этой темы.
И еще хуже становится, когда ее начинают душить опасения, как вскрытие этой не слишком приятной истории может отразиться на нынешней ситуации. Она может сколько угодно делать вид, что все в порядке, но то предложение, что Баст сделал ей в машине после их первой тренировки, она прекрасно помнит. В том числе то, с какой легкостью он об этом говорил. И нет, она до сих пор с этим не согласна.
Элизабет смотрит на котел, в котором остывает зелье. Почему-то на ум приходит мысль, что Баст упомянул Алису, а не обоих Лонгботтомов. Алису, которая даже с несчастными крохами сознания как-то помнит его самого. Это даже не кажется Элизабет странным - скорее, закономерным. Было бы странно предполагать, что Алиса выделяет Баста, а Баст ее - нет.

Это все, если честно, слишком для Элизабет.
Попытка разговора о Лонгботтомах, попытка воссоздать атмосферу их первой встречи, попытка сделать качественный шаг в доработке зелья. Эмоциональное появление Брайана, успевшего сто раз подчеркнуть, как он не согласен с ее отказом Басту. Сто раз - и все при Басте, ну да, почему бы и нет. Тэсс, которая интересуется судьбой Баста, что совершенно нормально, но выбивает из Элизабет остатки самообладания. Воспоминание брата о том_самом_дне, которым теперь так живо интересуется Баст, угрожая ей легиллеменцией.
Это все - слишком. Слишком, и Элизабет опирается на стол раскрытыми ладонями, опускает голову, позволяя волосам упасть на лицо, закрывает глаза, медленно втягивает пропитанный травами воздух.
Она не знает, куда идти дальше. Это зелье - последнее, что держит ее сейчас, не дает сорваться, сбежать куда-то. Зелье, которое снова идет куда-то не туда, которое работает, работает, но не в ту сторону, и она вроде бы даже знает, как именно повернуть его в нужное русло, но ей все время чего-то не хватает, все время ей что-то мешает.
Баст, Брайан, Алиса, Тэсс, Эрон - Элизабет кажется, что в ее голове начинается ураган, и что он вот-вот снесет стены ее когда-то неприступной Трои.
Ей нужно закрыться от всего этого. Нужно, чтобы в голове не осталось ничего, кроме зелья. Чтобы все ее мысли сосредоточились только на этом. Ей нужно немного - просто секундное озарение, она ведь на само деле знает, что именно нужно сделать. Ей просто нужна небольшая помощь.

Решение приходит к Элизабет вспышкой, она вдруг отшатывается от стола, поворачивается к полке.
Маленький флакончик с на вид теплым зельем цвета расплавленного золота. Разве она зря его варила? Разве это запрещено - применять Феликс, чтобы сделать что-то хорошее? Чтобы Феликс помог ей сделать что-то по-настоящему важное?
Элизабет как под гипнозом двигается к флакону, осторожно берет его в ладонь, покручивает, сжимает в руке. Даже стекло кажется теплым, призывно приятным.
Ей не нужно много - только пара подсказок. Она просто больше не может блуждать в темноте, ей нужна хотя бы одна маленькая победа, чтобы окончательно не сбиться с курса.
Совсем немного. Просто подсказка, ничего больше.
Элизабет воровато смотрит на дверь в кухню, закусывает губу. Сомневается. Это нормально, сомневаться. Она ведь, кажется, немного для другого хранила этот глоток Феликса. Немного для другого - смешно вспоминать, для чего. И не нужно вспоминать - плевать. Уже плевать на все это, сейчас важно только зелье. Все ради него.
Элизабет вытаскивает пробку - зелье кажется густым, вязким. Задерживает дыхание, усмехается, вспомнив, что ее решению варить Феликса сегодня тоже исполнился ровно год.
Ей даже не нужен целый глоток - хватит пары капель. Пусть зелье подскажет ей, какой из двух вариантов выбрать, дальше она уже разберется сама.
Элизабет медленно наклоняет флакончик - несколько капель зелья переливаются золотым островком на бледной коже тыльной стороны ее ладони. Элизабет касается их губами, пробует языком, точно убирает кровь с пораненного пальца.
Ставит флакончик на стол, не теряя времени раскрывает шкафчик с заготовками зелий и ингредиентами. Феликс должен подсказать ей, что именно нужно сделать. Что именно нужно добавить.

Сначала ей кажется, что ничего не происходит - наверное, доза слишком маленькая. Думает сделать полноценный глоток, какая уж теперь разница. Трет переносицу, отходит обратно к столу, но в последний момент замечает небольшой круглый флакон с иссиня-черным зельем, пыльный, без пометок. Элизабет совершенно не помнит, откуда он и что там. Не помнит, когда поставила его в шкафчик, не помнит вообще ничего об этом зелье, если это вообще зелье, а не какая-то настойка. Не помнит, но рука сама тянется к этой бутылочке, Элизабет смахивает слой пыли с прозрачного стекла, чуть поднимает ее, подставляя свету.
Наверное, трех капель было бы достаточно. Только в кипящее зелье, конечно, чтобы взялось.
Элизабет не задумывает над тем, что делает, просто ставит котел обратно на огонь, открывает флакон. Зелье пахнет чем-то сладким, какими-то ягодами, кажется. Черникой, наверное.
Она уже добавляет три капли в кипящее зелье, когда вдруг вспоминает, что это действительно черничный отвар на лунном камне, смешанный в пропорции два к одному с пробуждающим зельем. Она варила его миллион лет назад, перед экзаменами в Мунго. Для лучшей концентрации. И зелье ее тогда не подвело.

Элизабет вздрагивает, когда слышит шаги. Отставляет округлый флакон, уменьшает огонь. Зелью нужно покипеть еще немного, пожалуй.
Когда Баст заходит на кухню, Элизабет готова рассказать ему о том, что придумала, как направить зелье в нужную им сторону. Однако когда с важным видом поворачивается к нему и смотрит в его хмурое лицо, слова почему-то не идут, и Элизабет опасливо пятится назад.
Раскрытый флакончик с Феликсом одиноко поблескивает среди пергаментов и брошенного блокнота с ручкой, справочники даже выглядят нетронутыми. Элизабет вцепляется в столешницу, широко распахивает глаза, неотрывно смотрит на Баста.
Зачем он здесь. Зачем он не с Брайаном где-то над лотусом и не обсуждает принцип работы двигателя.
Элизабет медленно сглатывает, закусывает губу.
- Баст, я думаю, что черника, настоенная на лунном камне, может быть отличным вариантом для хорошего контроля, - где-то там Элизабет сейчас безмерно благодарит саму себя за то, что не сделала целый глоток, - я, к слову, уже даже добавила зелье, оно у меня было в шкафу. Вот покипит еще минут пять, и пусть ночь постоит. А утром можно будет пробовать. Брайан к утру как раз будет готов к новой попытке.
Элизабет растягивает губы в улыбке, все так же почти завороженно смотрит на Баста.
И, кажется, вот-вот отпустит эту чертову столешницу. Зачем она вообще ее держит? Почему бы просто не взять и...
- Лиззи, а чай? Там не жарко, мягко говоря, я думал, ты принесешь чай с лимончиком, - Брайан подбрасывает палочку в ладони, опирается на косяк, вопросительно смотрит на сестру.
- Баст тебе сделает чай, - Элизабет хватает палочку со стола, одергивает платье, идет к выходу. - Я, пожалуй, пойду спать.
- Ты чего это? - Брайан косится то на Элизабет, то на Баста, хмурится.
- Утром попробуешь зелье, чуть измененное. Спать будешь в малой гостевой комнате. Больше никаких вопросов, - Элизабет подхватывает со стола блокнот, едва не роняет флакон с Феликсом - кажется, его действие уже сходит на нет. - Доброй ночи.
- В малой гостевой? Да ну брось, Лиззи, ты не можешь так со мной поступить! - Брайан театрально закатывает глаза и усмехается. - Я думал, та угловая навсегда закреплена за мной. Но да, я видел там все эти рэйвенкловские штучки. Ты такая прелесть, сестренка. Мне вот никогда гриффиндорского покрывальца не доставалось...
- Умолкни.
- Ладно, ладно, я просто думал, что вы...
- Умолкни, Брайан, - Элизабет задевает плечом брата, когда протискивается из кухни, бросает на него раздраженный взгляд.
- Я просто люблю ту комнату, ну что ты в самом деле, - брат смеется, шутливо вздыхает, снова идет к лотусу, забыв о чае.
Элизабет замирает на ступеньках, упирается взглядом в стену. Медлит полминуты, затем спускается обратно.
- Баст, я думаю... Я чувствую, что пока не время для этого разговора. Ты, конечно, можешь заставить меня говорить, но... Думаю, всему свое время, - Элизабет огибает стол, закрывает Феликса пробкой, ставит обратно на полку. - Среди тех причин, что я тебе так и не озвучила, было несколько, что не касались тебя напрямую. Я, наверное, правда пока ко всему этому не готова. Но я не могу не спросить, Баст. Ты действительно считаешь, что все это правильно?
Элизабет замолкает, смотрит на Баста, чувствует, как озвученный вопрос начинает казаться ей все более и более неуместным и лишним. Действие Феликса закончилось.
Жаль, что не минутой раньше.
- Ммм. И доброй ночи, если тоже считаешь, что этот вопрос не стоит того, чтобы на него отвечать, - Элизабет выключает огонь под котлом, закрывает глаза, проклиная все на свете. - Твоя спальня готова. Там полно рэйвенкловских штучек, да. И... И, наверное, я пойду.

+1


Вы здесь » 1995: Voldemort rises! Can you believe in that? » Завершенные эпизоды (альтернативные истории) » Бисквит с творожно-ягодным кремом


Рейтинг форумов | Создать форум бесплатно