Дружба закаляется варкой зелий.
НЕслучайная встреча Рабастана Лестрейнджа Баста Гриффита и Элизабет Нэльсон.
Дата, время: 8 мая, 1996 год. Около полудня.
Место: небольшой дом в Ирландии
1995: Voldemort rises! Can you believe in that? |
Добро пожаловать на литературную форумную ролевую игру по произведениям Джоан Роулинг «Гарри Поттер».
Название ролевого проекта: RISE Рейтинг: R Система игры: эпизодическая Время действия: 1996 год Возрождение Тёмного Лорда. |
КОЛОНКА НОВОСТЕЙ
|
Очередность постов в сюжетных эпизодах |
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Вы здесь » 1995: Voldemort rises! Can you believe in that? » Завершенные эпизоды (альтернативные истории) » Дорога на Дублин
Дружба закаляется варкой зелий.
НЕслучайная встреча Рабастана Лестрейнджа Баста Гриффита и Элизабет Нэльсон.
Дата, время: 8 мая, 1996 год. Около полудня.
Место: небольшой дом в Ирландии
[AVA]http://s8.uploads.ru/jEWVx.png[/AVA]
Внешний вид: светло-голубое платье до колен, на голову наброшен шелковый платок; волосы рыжие, слегка завиты, до поясницы
С собой: несметные богатства и прочий хлам небольшого ирландского домика
Элизабет проводит языком по соленым губам, смахивает со лба рыжую прядь. Яркое солнце над морем заставляет щурить глаза, неизбежно откладывать кисть. Она почти закончила базовые цвета, окидывает придирчивым взглядом холст и хмурится. Нет, сейчас уже бессмысленно продолжать - солнце слишком высоко, цвета смазались, отблески на воде слепят глаза. Элизабет провела за рисованием несколько часов, пальцы немного ноют с непривычки. Она давно так много не рисовала, разве что портрет Баста, а до этого перерыв был еще дольше.
Элизабет оставляет мольберт на том же месте - на краю утеса - и накладывает нехитрые чары, чтобы его не сдуло порывами ветра, которые особенно сильны по ночам. Здесь все равно никого не бывает, так зачем таскать все это туда-обратно.
До дома около полумили; Элизабет отряхивает платье и поправляет шелковый платок - чтобы ветер не трепал зря волосы, иначе они мешают рисовать. Нужно пройти через редкий лесок, перейти маленький каменный мостик, потом по едва различимой дорожке прямо к давно не закрывающимся воротам. Уединенность этого места поражает воображение, и для Элизабет это особенно важно. Иногда ей больше всего на свете хочется сбежать именно сюда.
Самое забавное, что здесь она даже может петь. Петь для Элизабет - это как последний рубеж, она станет петь вслух только если перед ней маячит неминуемая перспектива смерти и уже ничто не страшно, либо если она на миллион процентов уверена, что ее не услышит ни душа. А если кто-то все же услышит - Элизабет его убьет. Ну, может не убьет, но Обливиэйтом точно наградит. Без тени сомнения.
- Honey honey, how you thrill me, a-ha, honey honey, - но сейчас поблизости никого, и можно петь, распугивая несчастных птиц, - Honey honey, nearly kill me, a-ha, honey honey.
Высокая трава щекочет лодыжки, в воздухе сладкий аромат майских цветов. Элизабет чувствует себя как в детстве, когда проводила здесь летние месяцы: носилась по лесу к озеру, к скалам, спускалась по опасным склонам к прохладному морю, строила песочные крепости.
- The way that you kiss good night, the way that you hold me tight, I feel like I wanna sing...
Это место овеяно слишком счастливыми воспоминаниями, и Элизабет даже забывает на какое-то время зачем она здесь сегодня. И растеряно замирает, натыкаясь взглядом на фигуру рядом с домом. Ей требуется пара секунд, чтобы прийти в себя.
- Баст! - Элизабет обнимает его так, будто они не виделись полгода. Впрочем, так она обнимает после недолгой разлуки всех своих друзей. - Я не знала, когда ты сможешь появиться и ходила к морю. Надеюсь, ты недолго ждал?
Она отшатывается на невысоких каблуках, все еще не убирая руки с его плеч. Рассматривает его лицо в лучах яркого солнца. Улыбается.
- Здесь, конечно, немного заброшено, но есть все для нашего дела. Но идем же в дом, я хочу показать тебе то, о чем писала.
Элизабет берет Баста за руку - им уже привычно - и нетерпеливо тянет за собой на кухню. Это большая комната с каменными стенами, когда-то имевшая удивительное сходство с хогвартским подземельем, где проводятся уроки зелий. Но рука Элизабет давно навела здесь свой собственный порядок: широкие столешницы сделаны из отталкивающего огонь материала, многочисленные шкафчики полны ингредиентами для зелий и формами для выпекания, стены украшены небольшими картинами с видами Ирландии и семейными колдографиями, в центре кухни - большой дубовый стол, заставленный котлами, книгами и всевозможным - несомненно, крайне нужным, - хламом. Венец всей этой красоты - внушительный холодильник, работающий без электричества, на что Элизабет в свое время потратила значительные усилия и время. Она собиралась провести здесь минимум неделю (взяла часть отпуска в Мунго) и тратить время на готовку не планировала.
- Надеюсь, я не оторвала тебя от каких-то очень важных дел? - Элизабет замирает рядом с одним из дымящихся котлов, смотрит на Баста слегка взволнованно. - Ты сможешь задержаться здесь, скажем, на пару дней?
Элизабет всегда склонялась к мысли, что если погружаться в какой-то эксперимент, то лучше иметь запас времени. Спешка нужна только при ловле дикси, как говорится.
Она получила весточку от Баста только вчера, но неизвестно, сколько сова несла ее - она уже была в Ирландии в это время. Хотя кто знает, где именно живет Баст - речи об этом у них не заходило, а спрашивать прямо Элизабет не решалась. Да и зачем, если теперь он знает сразу о двух местах, где в любое время при необходимости может ее найти. Трех. Еще ведь Мунго. И, может быть, скоро он узнает, где живут ее родители. Элизабет удивительно легко разбалтывает ему все подробности своей жизни.
"Я начала подготовку, буду ждать в любое время".
И координаты маленького дома в Ирландии. Южнее границы Уиклоу и Уэксфорда, две мили на юг от дороги на Килмайкл Поинт, полмили от берега. Единственный дом в округе. Не ошибется.
- Познакомься с Каем, - Элизабет кивает на притаившегося на дальнем стуле кота. Он опасается нового посетителя, однако любопытство не дает ему покинуть кухню. Мистер Бингли наверняка спит в одной из спален наверху, а Джекилл гоняется за насекомыми по саду. - Я не могла оставить их в Лондоне.
Элизабет все еще немного зла на Мистера Бингли. Однако оставить его одного дома было бы слишком жестоко.
- Я начала подготовку, - Элизабет опускает глаза на бурлящую жидкость, - Пока ничего серьезного, этакий полуфабрикат. Хочу для начала сварить мощное укрепляющее зелье. Для разминки. И проверки действенности крови дракона. Это чистый усилитель, но не хочется рисковать.
Элизабет помешивает зелье, а потом, будто вспомнив о чем-то важном, кивает в сторону небольшой кладовой.
- А там у меня Феликс настаивается. Еще месяцев пять, конечно. Но я возлагаю на него большие надежды.
Отредактировано Elizabeth Nelson (28 марта, 2015г. 14:55)
[AVA]http://s8.uploads.ru/WezNI.jpg[/AVA]
С собой: лотус в двух милях, волшебная палочка, рюкзак с кое-какими личными вещами, несколько книг из семейного сейфа.
Исполняя собственное решение, примерно раз в неделю он все же пишет Бэтси Нэльсон - просто, чтобы убедиться, что их договор еще в силе.
И когда очередная сова приносит ему короткое недо-приглашение. он понимает, что вообще-то ждал этого. А "любое время" предполагает действительно любое время, как считает буквальный Лестрейндж.
Пара забранных с оказией из фамильного сейфа книг о забытых и существующих лишь в теории зельях - по настоящему темных книг, если быть честным - отправляются в трансфигурированный рюкзак, зато куда сложнее пояснить, куда это он собрался, Рудольфусу, который на пару с Долоховым увлечен наброском плана похищения пророчества. Однако сроки нападения на Отдел Тайн еще не установлены, а каждая встреча старшего брата и Антонина оканчивается, как правило, распитием не одной бутылки коньяка и сравнительным анализом француженок, румынок и англичанок, и Рабастан с неожиданной легкостью получает от Рудольфуса пожелание занять себя чем-то интересным.
Именно так Младший и собирается поступить, хотя у него с братом диаметральное расхождение в вопросе о том, что считать интересным.
Наверное, Элизабет думала, что он закажет порт-ключ, раз так хорошо указала координаты дома. Думала, наверное, что он обратится в Министерство, заполнит несколько десятков формуляром и спустя два дня получит требуемое, но, разумеется, это исключено: в Министерство он сунется только в крайнем случае, просить кого-то из недавно завербованных Баст даже не собирался, а двухдневное ожидание казалось просто невероятным.
И он решает проблему с прямолинейностью, больше присущей Рудольфусу - кидает рюкзак на заднее сидение лотуса, изучает карты и отправляется в путь
Проблем с границей не возникло - когда ты волшебник, привыкший к магии с пеленок, проблемы с маггловскими представлениями о мире мало тебя беспокоят - и Лестрейндж довольно скоро оказывается на подъезде к тому месту, о котором писала Элизабет. Грунтовая дорога, по которой он ехал последние миль тридцать, обрывалась тупиком, на единственном указателе виднелись старые, но вполне читаемые надписи "Проезда нет", "Частная собственность" и "Меловой карьер". Да уж, неплохой способ отвести глаза, думает Рабастан, старательно накладывая на лотус всевозможные охранные и отводящие внимание чары.
Две мили прочь от дороги, не упуская из вида море, действующее на нервы - и Лестрейндж видит нужный ему дом, каменный, довольно основательный, но без намека на выспренность. Хороший, добротный дом, за толстыми каменными стенами которого, возможно, не будет слышен непрекращающийся рокот волн - за последние годы у Рабастана почти развилась аллергия на этот звук.
В доме никого. Рабастан накладывает чары Обнаружения дважды, на всякий случай, обходя дом, будто на рейде - пусто.
Дом не заперт, однако вторгаться в чужое жилище в отсутствие хозяйки, даже будучи приглашенным, Лестрейндж не собирается, да и мелькнувший в саду серый котяра яснее ясного показывает, что Элизабет где-то неподалеку: мысль о том, что ведьма могла бросить одного из своих котов, кажется невероятной.
Наверное, ему нужно было все же послать ей сову перед тем, как взять курс на Дублин, запоздало думает Рабастан, располагаясь на широком крыльце в окружении плюща и розовых кустов. Сообщить, что едет и во сколько примерно будет - вдруг она отправилась на какую-нибудь встречу, за покупками или Мерлин знает, куда еще.
Впрочем, майское солнце пригревает, в буйной растительности сада жужжит прорва насекомых, и он, прислонившись затылком к нагретой солнцем двери, прикрывает глаза на минуту.
Рокот моря, резкий запах соли - даже солнечным днем Лестрейндж резко дергается, выныривая из накатывающей сонливости, прогоняя омерзительные воспоминания об Азкабане.
На его удачу, вслед за звуками голоса - Мерлин, это же песня - появляется и хозяйка коттеджа.
Неловкие с его стороны объятия, она, как обычно, приветлива и дружелюбна, ради этого стоило срываться с места.
Экскурсия проходит быстро, но оказывается весьма познавательной - особенно Лестрейнджа интересует зачарованный холодильник: сложная маггловская техника часто капризничает и у самых опытных волшебников, и он одобрительно оглядывает агрегат.
И так же одобрительно - на огромный стол, занятый самым необходимым, менее необходимым, практически не необходимым и, наконец, совершенно ненужным. Очевидно, что Элизабет подготовилась на славу.
- Что? - он возвращается от созерцания кипящего котла, вонь от которого перебивает даже запах близкого моря. - А, нет. Никаких дел. Смогу.
Он не рассчитывал на пару дней, но почему нет - чем мотаться туда сюда, можно сразу проследить за первыми стадиями подготовки, возможно, даже провести пару опытов.
Он снова возвращает внимание котлам, пока ведьма не представляет ему кота, ранее не замеченного. Белого, того самого, их спальни с портретом.
Фразу о том, что они знакомы, Лестрейндж оставляет при себе, беря пример с кота, который смотрит настороженно, будто в самом деле в первый раз видит.
- Да, я видел серого, в саду. Он тащил что-то в пасти - ящерицу или что-то подобное.
- Укрепляющее? - Рабастан встает позади Элизабет, наблюдая за постепенно густеющим зельем в котле. Когда ведьма мешает жидкость, она выглядит чертовски сосредоточенной - будто боится завалить ЖАБА. Это забавно - ему действительно кажется это забавным.
- Фелицис может пригодиться, когда ты дойдешь до итогового эксперимента, - Лестрейндж пожимает плечами: в удачу он не верит, а вот верит в точную рецептуру и грамотный расчет. Впрочем, кто знает, для чего Бэтси Нэльсон зелье Жидкой Удачи - но он помнит, как она поделилась с ним при первой встрече, что всегда хотела его сварить. - Или ты припасаешь его для особого случая? Ну, знаешь, для разговора с начальством о повышении или чего-то подобного. Кстати, у меня кое-что есть.
Оглядевшись в поисках свободного места и не найдя его, Лестрейндж сгребает с края стола подальше от котлов несколько книг и едва ли не с благоговением выкладывает из рюкзака свои трофеи: например, оригинальный трактат Арсениуса Джиггера - некоторые главы из него считаются утраченными, но не в издании Лестрейнджей. А так же пара интересных лабораторных дневников пары средневековых зельеваров, изучающих память.
- Я отметил закладками любопытные места, - Лестрейндж достает волшебную палочку, взмахивает ею, и отмеченные им страницы подсвечиваются.
- Там кое-что о восстановлении памяти и возвращении когнитивных функций, - скомканно заканчивает Рабастан, отступая от стола, чтобы Элизабет смогла ознакомиться с заявленным. - Вообще, там все интересно, если хочешь, то я могу оставить почитать. Обещаю не вламываться посреди ночи за книгами.
А вот демонстрировать, что помнит явление бывшего мужа Элизабет он не собирался - вообще не собирался показывать, что обратил на это внимание. Но маг предполагает, а Мерлин располагает, так что ему остается лишь снова пожать плечами.
Отредактировано Rabastan Lestrange (29 марта, 2015г. 21:32)
[AVA]http://s8.uploads.ru/jEWVx.png[/AVA]
- Я надеялась, что ты согласишься, и уже даже подготовила для тебя одну из спален, - Элизабет и правда надеялась, но это не помешало ей искренне обрадоваться его "смогу", как будто это стало для нее полнейшей неожиданностью. - От лестницы первая дверь справа, там отдельная ванная комната и большущее окно, тебе понравится.
Элизабет страшно хочет, чтобы ему понравилось - она часа два приводила ту комнату в порядок, вымывала окна и полировала мебель. И все это - без намека на магию. И без помощи эльфов. Она им все же не слишком доверяет. Тем более столь серьезное дело.
- Сейчас оставим зелье доходить до нужного состояния, и я покажу тебе библиотеку. Я еще толком в ней не копалась, возможно, там все же есть кое-что интересное, - зелье выглядит не слишком привлекательно, да и запах у него соответствующий, но именно так и должно быть, судя по рецепту. Такие зелья, пусть и послабее, все время варят в Мунго, а потому к запаху Элизабет давно привычна. Ее в целом вообще мало чем можно удивить.
Привыкшая к этой кухне как к собственной лаборатории, Элизабет разве что не летает по ней - то помешивает зелье, то подскакивает к шкафчику за флакончиком крови саламандры, то утыкается в наизусть выученный рецепт, то просто скользит взглядом по Басту и улыбается.
- Укрепляющее сознание, да. Как я говорила - сначала нужно подготовить их разум к воздействию. Я уже начала, знаешь, - Элизабет опирается одной рукой на стол, закусывает губу и с легкой неопределенностью смотрит куда-то поверх котла, - Увеличила им дозу укрепляющего зелья в свою смену. Сначала увеличение дозы, затем - мощности самой настойки. Хочу сделать все постепенно, осторожно. Конечно, до начала самого нашего эксперимента еще далеко, мы по сути даже не начали попытки приготовить само зелье, однако чем лучше подготовлю их сознание, тем надежнее, правда? Просто понимаешь, за ними чудесно смотрят в Мунго, о них заботятся по мере возможности, но если честно, никто уже не питает никаких иллюзий, а потому и не пытаются сделать капельку больше, чем делают сейчас. Мне это кажется неправильным.
Задумавшись, Элизабет медленно помешивает зелье. Светло-бирюзовое, оно наконец перестало бурлить и запах практически исчез. Элизабет уменьшает огонь, с любопытством поворачивает голову к Басту, когда тот достает книги.
- О Мэрлин, Баст! - Элизабет бросает котел и пролистывает книги с восторгом пятилетнего ребенка, переворачивает страницы на места, отмеченные Бастом и каждый раз едва ли не вскрикивает от радости. - Я искала эти главы! Даже в Хогвартсе их нет!
Едва ли не смеясь от счастья, Элизабет прижимает книгу к груди, будто одна эта книга уже гарантирует им успех.
- Где ты достал ее, Баст? А впрочем, какая разница, главное, что именно эти главы нам были нужны! - она смеется, нехотя кладет книгу на стол и принимается за дневники, с жадностью летает взглядом по строчкам. - О, здесь есть подробные рецепты... И поэтапно расписан прогнозируемый эффект...
Элизабет самозабвенно бормочет что-то себе под нос, но запинается, когда Баст говорит об обещании не забирать книги посреди ночи. Резко поднимает голову и смотрит на него чуть более пристально, чем должна бы.
- Это было ужасно, да? Прости, что тебе пришлось стать свидетелем этой... сцены, - Элизабет с трудом подбирает слова, снова закусывает губу, припоминая, насколько была зла в тот момент и что именно говорила, - Но ты можешь забрать книги в любое время, на тебя я не стану кричать. Это была эксклюзивная реакция. Да, пожалуй...
Она снова опускает взгляд на пожелтевшие страницы, читает пару строк, возвращается к началу страницы, перечитывает заново.
События их прошлой встречи цепочкой выстраиваются перед ее глазами: записи средневековых зельеваров серыми волками несутся через лес, она чувствует тошнотворный запах паленой шерсти, трещащая в огне трава обдает жаром, ноги становятся будто ватными. Как будто она долго бежала без оглядки. Пару раз она уже видела все это в кошмарах. И каждый раз просыпалась, чувствуя теплую скользкую кровь оборотня на своих ладонях.
Элизабет слегка пошатывает, она едва не роняет дневник. Глубоко вдыхает и выдыхает. Есть что-то еще в той ночи, что помогает ей держаться подальше от ужаса произошедшего.
Всего пара секунд - или больше? - странных, оставшихся для Элизабет загадкой. Она невольно поднимает взгляд на Баста, смотрит на него испытывающе, но тут же возвращается к дневнику. Не стоит. Пусть все остается так, как есть.
- Кстати, ну что я за хозяйка. Баст, ты не голоден? У меня холодильник забит едой, два дня от плиты не отходила, - Элизабет снова улыбается, мисс дружелюбие и мисс Хаффлпафф, - И еще я планировала испечь торт, пока зелье будет настаиваться. Но это позже.
Она листает дневник, потом возвращается к книге, находит нужный абзац.
- Укрепляющее зелье будет теперь настаиваться, а мы можем взяться за "Возвращение утраченного сознания, часть первая, экспериментальная". Приготовим небольшой котел, чисто на пробу. Я добавлю ускорители, чтобы зря не тратить время. Если все пойдет хорошо, к вечеру первая порция будет готова, и можно будет... - Элизабет задумчиво щурится, убирая книги и принимаясь за травы, - ...попробовать. Но эффект, как ты понимаешь, я предсказать не решусь. Но учитывая дозировку и первую пробу, думаю, все будет в порядке.
Она ставит на огонь новый котел, едва ли не играючи добавляет ингредиенты для зелья забвения, который в итоге они будут обращать вспять. Это элементарное зелье, но только не в том качестве, что они запланировали.
- Ну что, Баст, пришло время узнать, какая из нас с тобой команда, - Элизабет подхватывает волосы, перевязывает их шелковым платком, точно лентой, чтобы не мешали, - Хотя подожди, как команда мы уже, кажется, состоялись в прошлый раз. Теперь мы просто станем развивать этот навык, правильно? Думаю, у нас получится. И подай вон тот флакончик с кровью дракона, пожалуйста.
Отредактировано Elizabeth Nelson (29 марта, 2015г. 19:07)
[AVA]http://s8.uploads.ru/WezNI.jpg[/AVA]
Из головы все не выходят слова Бэтси о спальне - ночевать с ней под одной крышей, без присутствия замужней родственницы одного из них, кажется Лестрейнджу, воспитанному в викторианских традициях, достаточно смелым предприятием... Пока он не напоминает себе, что ведьма побывала замужем, воспитывалась в семье, явно отличающейся от его, и прожила последние пятнадцать лет вместе с изменяющимся миром, а не была заточена в каменном мешке.
Впрочем, от этих напоминаний ему лично лучше не становится. Ночевать с ней в соседних спальнях, да еще и под непрекращающийся рокот моря - он уснет лишь в том случае, если сварит себе зелье, не иначе.
К счастью, Элизабет его сомнений не замечает - или делает вид, что не замечает.
Она полна планов, полна энтузиазма - и Рабастан несколько расслабляется, чувствуя себя долгожданным. Это приятно - настолько приятно, что он почти улыбается на слова о библиотеке. При упоминании этого места у него повышается настроение с детства - в библиотеке он чувствует себя уверенно. Так, как, должно быть, Рудольфус по жизни.
Перспектива библиотеки уравновешивает даже упоминание Лонгботтомов, однако улыбаться ему сразу становится не охота.
Интересно, то, что он принимает участие в варке зелья, которое, возможно, поможет его жертвам, как-то ему зачтется?
И еще больше интересно, хочет ли он, чтобы зачлось?
Привычно отвлекаясь на рефлексию, Рабастан пытается понять, жалеет ли он о том, что случилось с Фрэнком и Алисой. И так же привычно закрывает вопрос - эмоций, отвечающих за это старое дело, не найдено.
Когда он возвращается из этого своего "ухода", на кухне тихо, а Элизабет смотрит на него испытующе, едва ли не вопросительно.
Лестрейндж хмурится, прокручивает в голове услышанное, но ранее неосознанное - ничего особенного, ее удовольствие при виде привезенных им книг - ну, он рассчитывал на это. Ее заверения, что его она встретит куда дружелюбнее - это интересно, без сомнения, и непонятно совершенно. А потом вот этот взгляд. Ожидающий, как ему начинает казаться, пока они смотрят друг другу в глаза.
Но спустя мгновение Элизабет вновь ведет себя как ни в чем не бывало и из ее взгляда пропадает это странное выражение.
Рабастан не сразу понимает, что вцепился пальцами в столешницу, а когда понимает, расслабляется, отпускает руки, отрицательно мотает головой на предложение еды - есть он не хочет. Он хочет знать, почему она на него так смотрела.
Узнала? Что, если узнала?
Бред, обрывает он паническую мысль. Если бы узнала, не стала бы приглашать.
А если ловушка?
Это определенно произнесено с интонациями Розье.
Лестрейндж хмурится еще сильнее. Он не готов терять рассудок - а именно на это похожа ситуация, при которой слышишь голос давно мертвого друга. Рассудок - это единственное, чем он дорожит. Не надо так.
Запрещая себе поддаваться паранойе и уподобляться Рудольфусу, Рабастан через плечо Элизабет заглядывает в котел, в который она кидает подготовленные ингредиенты.
Чуть отступает, чтобы не мешать завязывать волосы, бессознательно замечая, как играет проникающий в кухню солнечный свет на рыжих прядях, превращая их в золото. Что-то там ее муж говорил про рыжие волосы - и влюбленность.
Но влюбленность - зверь неведомый, а вот с зельеварением все проще.
- Погоди-ка, - он перехватывает руку Элизабет, когда она протягивает ладонь за кровью дракона. - Ты хочешь сварить зелье забвения, напоить им одного из нас, а потом рискнуть с антидотом на основе укрепляющего?
Отдавая ей требуемый флакон, Лестрейндж хмыкает.
- Ты ведешь записи? - обстоятельно спрашивает он на предмет нахождения на кухне пергаментов и перьев - или той магловской приблуды, авторучки.
Отредактировано Rabastan Lestrange (30 марта, 2015г. 11:51)
[AVA]http://s8.uploads.ru/jEWVx.png[/AVA]
Элизабет замечает, как Баст хмурится, и порядком смущается. Наверное, она слишком красноречиво смотрела на него в тот момент, а здесь всегда стоит говорить "б", если уже сказал "а". Но она не решается, это глупо, бессмысленно, и может испортить всю гениальную задумку их эксперимента. И Элизабет не готова потерять помощь первого человека, не решившего, что она занимается ерундой. Тем более по причине банального любопытства, почему он несколько дней назад решил ее поцеловать. Лично для себя Элизабет даже решила этот вопрос - он просто хотел заставить ее замолчать. После слов о портрете Элизабет конкретно понесло, и Баст принял разумное решение действовать так сказать оригинально. Неожиданность всегда отрезвляет. Так что его подход оказался верным, она должна быть ему благодарна, а не задавать неудобные вопросы.
Именно поэтому она предпочитает делать вид, что не замечает его задумчивости, ведет себя как всегда беззаботно и воодушевленно.
Правда, Баст сам не способствует ее спокойствию - перехватывает ее руку, заставляя слегка поджать губы.
- Вообще-то, нет, - Элизабет переводит взгляд с рук на Баста и улыбается, - Я хочу сварить противоположное забвению зелье. Как и рассказывала на кухне тогда. Просто для начала варится именно оно, а в процессе я буду добавлять ингредиенты, которые обратят его свойства вспять. В итоге, в теории, мы получим зелье пробуждения, пробуждения именно сознания. Это будет первая редакция того самого зелья, которое нам в итоге и предстоит приготовить.
С сожалением - довольно очевидным - Элизабет высвободила руку и подошла к столу, где у нее лежали собственные дневники и блокноты. Наверное, для антуража больше подошли бы свитки пергамента, но Элизабет находила их неудобными для хранения. Не говоря уж о чернилах и перьях. Кошмар какой.
- О, ну конечно я веду записи, Баст, - Элизабет достает несколько толстых тетрадей, бегло пролистывает каждую в поисках нужных страниц, - Это моя лаборатория, мое подземелье, так сказать. У меня здесь есть некоторые наработки, но к сегодняшнему зелью они, пожалуй, отношения не имеют.
Элизабет захлопывает очередной дневник и берет новенький, в кожаной обложке. И ручку.
- Вот так, - быстро выводит на первой странице "8 мая, 1996. День первый", кладет раскрытый блокнот на стол, - Хотя знаешь, твой вариант тоже не так уж плох. Но куда менее действенен. Однако, если сейчас у нас ничего не выйдет, можно попробовать сварить этот антидот на основе укрепляющего. Но я честно скажу, Баст, тут чистый авантюризм. Оно может просто не пробудить сознание. Для начала тогда придется напоить взбадривающим, хотя может и правильно. Выходя из забвения, сознание является наиболее восприимчивым к воздействию, и если поймать этот момент, мы можем буквально спроецировать ситуацию с нашими пациентами.
Элизабет едва поспевает за собственными мыслями, тут же записывает эту идею в дневник, радостно улыбается.
- Мы можем перепробовать массу вариантов, понимаешь? Это же лучше всего, попробовать все и выбрать лучшее, самое мощное, - идеи вертятся в голове, Элизабет давно не чувствовала такого воодушевления. - Но нужно действовать по плану. Давай все-таки кровь дракона.
Она улыбается и забирает флакончик. Щедрый драконолог из Норвегии прислал ей целых три таких флакона, должно хватить на все эксперименты. Может, даже останется. Придется немного экономить, потому что обращаться к нему еще раз Элизабет точно не станет.
- Всего пару капель, у нас небольшая дозировка, - Элизабет осторожно капает кровь в котел, прозрачная жидкость на секунду вспыхивает алым, затем мутнеет и начинает идти рябью. - Отлично. Теперь нужно оставить его на час. Идем в библиотеку.
Сделав пару отметок в дневнике и взглянув на большие настенные часы, чтобы не пропустить время, Элизабет берет Баста за руку и, чуть сжимая его пальцы, ведет в свою самую любимую комнату. В детстве она просиживала здесь часами, открыв настежь окна и усевшись на пол вместо резных кресел. Кресла - для зануд.
- Когда я только начала изучать эту тему, прошерстила здесь все. Но с тех пор прошло много времени, и теперь, после многих экспериментов и прочитанных книг, я смогу найти то, что раньше просто упустила бы из вида.
В библиотеке светло, большое окно во всю стену выходит на залитый солнцем сад. Старые стеллажи из светлого дерева наглухо забиты книгами, одна старше другой. Возле окна, впрочем, есть небольшой шкаф с уже современной литературой, его наполнением занималась сама Элизабет и ее мать.
- Здесь есть статьи моей мамы по трансфигурации, - Элизабет пролистывает один из выпусков "Трансфигурации сегодня", с нежностью смотрит на мамино имя под одной из статей, - Немного жаль, что она не стала продолжать свою работу. Немного.
Она откладывает журнал и запрокидывает голову, счастливо улыбается.
- Это, конечно, не хогвартская библиотека, но тоже ничего. Немного прюэттского наследия, - Элизабет подходит к одному из шкафов и начинает листать книги по медицине. - Если тебя что-то заинтересует, можешь взять с собой. И да, я тоже не стану требовать книги назад в четыре утра.
Усевшись на пол, Элизабет подбирает по себя ноги и почти что смеется. В семейной библиотеке даже мысль об Эроне кажется скорее забавной, чем раздражающей.
Отредактировано Elizabeth Nelson (30 марта, 2015г. 03:56)
[AVA]http://s8.uploads.ru/WezNI.jpg[/AVA]
Ведьма с удовольствием поясняет свою стратегию - он бы предпочел иной подход, и его до сих пор смущает, что она все же хочет испытать зелье, которое сварит впервые в жизни, на одном из них, но, в конце концов, это ее идея, он обещал ей помощь, и это вписывается в концепцию дружбы.
Они расцепляют пальцы - кажется, она тоже вовсе не торопила это событие - и он, как на поводке, делает несколько шагов за ней, к блокнотам и толстым тетрадям, наваленным где-то в опасной близости от настаивающегося зелья.
Пока она заполняет первую страницу нового блокнота, Лестрейндж про себя решает, что непременно зазубрит рецепт этого авантюрного варева - ему не помешает уж точно, учитывая его проблемы с памятью, да и всем заключенным Азкабана наверняка понравится зелье, возвращающее хотя бы часть прежних воспоминаний, часть прежней личности.
Например, Рудольфусу - его вспышки яростного безумия стали куда чаще и куда разрушительнее, чем в до-азкабанский период, успокаивающие зелья Эммалайн уже грозят ему серьезными последствиями чудовищной передозировки, а Младший всерьез опасается, что Рудольфус теперь по-настоящему опасен даже для собственной семьи и коллег.
Капли драконьей крови растворяются в котле не без эффектов - кажется, Рабастан даже припоминает, что алая вспышка как раз совершенно нормальная реакция при соединении крови и пары компонентов стандартного укрепляющего. Зельеварение не было его любимым предметом в Хогвартсе, но свое Превосходно он получил с первой попытки.
Зато затем его ждет сюрприз - обещанная библиотека.
Пожалуй, если бы у него спросили, что он хочет помнить вечно, он бы без колебаний назвал бы этот момент: момент, когда Элизабет распахнула двери залитой солнцем комнаты, в которой стоял знакомый и так нравящийся ему запах собранных в одном месте книг - старых и новых.
Лестрейнджа охватывает восторг, смешанный с предвкушением - и пожатие ее пальцев оттеняет обещанием эту гамму чувств.
Ведьма проходит вдоль стеллажей, листает какой-то журнал, широко улыбается. Она гордится этой комнатой, и хотя Лестрейндж видал библиотеки и побольше, и подревнее - хотя бы в собственном доме - он не может не улыбнуться ей в ответ. Не так, чтобы широко, но это улыбка, улыбка без дураков.
Бегло проглядывая полку за полкой, отыскивая знакомые названия и авторов, он забывает практически обо всем, о чем забывать ему не стоит ни в коем случае.
Медленно переходя от стеллажа к стеллажу, засунув подрагивающие от желания дотронуться до каждой из этих книг руки в задние карманы штанов, Рабастан Лестрейндж почти счастлив.
Библиотеки с детства вызывали у него такую реакцию: знание, что есть место, способное дать ответы на любой вопрос, является основополагающим для личности младшего - зануды - Лестрейнджа.
- Это щедрое предложение, - снова улыбается он, оборачиваясь - Элизабет сидит на полу, поджав под себя ноги, натянутое платье облегает бедра. - Я бы хотел им воспользоваться.
На одной из полок подшивка ежегодного альманаха по рунологии. Это дракклово рождество, думает Рабастан, пробегаясь большим пальцем по переплетам...
... Семьдесят девятый год, восьмидесятый, восемьдесят первый - и дальше, журнал за журналом, год за годом, вплоть до 1996. То, что он не читал. Того времени, когда его не было.
Заставляя себя отойти от стеллажа, Лестрейндж наклоняется к ведьме, рассматривая, что она выбрала.
Кидает короткий взгляд на кресла, но он с детства усвоил, что лучшая тактика - это приспособление, а потому без колебаний садится на пол напротив Элизабет, удобно опираясь плечами на шкаф за спиной, и берет из выбранной ею стопки первую попавшуюся книгу, сразу пролистывая до оглавления.
Способы обращения эффекта сваренных зелий - пожалуй, то, что ему нужно. Автор, явно практикующий колдомедик, долго и нудно теоретизирует, однако толка ни на кнат, и Лестрейндж спустя четверть часа раздраженно захлопывает книгу, хмыкая.
- Ничего нового - только общие фразы, - комментирует он, откладывая этого автора. - А у тебя есть что-то полезное?
Час проходит быстро - это свойство времени в библиотеке он отметил еще в детстве. И его внутренние часы никогда не ошибаются, поэтому Рабастан закрывает книгу, в которой, кажется нашел что-то интересное, встает и подает руку Бэтси Нэльсон.
- Я бы захватил ее с собой на кухню, - он демонстрирует справочник соотношения ингредиентов, - вдруг потребуется быстро отменить какую-то реакцию.
Все-таки, эта гомеопатическая - подобное подобным - авантюра его отчасти смущает. Без палочки в руках, вне критической ситуации Рабастан предпочитает двигаться осторожно, проверяя и оценивая любые последствия своих шагов.
И да, это делает их неплохой командой с Бэтси Нэльсон, горящей энтузиазмом.
Отредактировано Rabastan Lestrange (30 марта, 2015г. 11:51)
[AVA]http://s8.uploads.ru/jEWVx.png[/AVA]
Элизабет никогда не видела Баста таким - открытым, восторженным, улыбающимся совершенно по-особенному. Она даже на пару секунд замирает, разглядывая его лицо, пока он окидывает библиотеку цепким взглядом. Не желая вмешиваться в этот момент воссоединения с чем-то определенно крайне важным для него, Элизабет погружается в чтение оглавлений и аннотаций.
- Моя библиотека - твоя библиотека, - просто говорит Элизабет, на секунду бросив взгляд на Баста, стоящего у стеллажа с книгами по древним рунам. Сама Элизабет в рунах не слишком здорово разбирается, но ее пытались учить - не сложно догадаться, кто именно, - потому некоторое представление она имеет. И, конечно, она выписывает альманах по рунологии, не только для полноты библиотеки, но и на всякий случай. Некоторые заклятья и рецепты зелий можно найти только в древнем варианте, и здесь потребуется расшифровка.
Баст присаживается рядом с ней - странно, она была уверена, что он выберет кресло, - опирается спиной о стеллаж и присоединяется к просмотру книг по колдомедицине. Элизабет чувствует себя так, будто погрузилась в иллюзию идеального дня: примерно так она себе представляет отлично проведенный день. Ее даже не удивляет, что в ее понимании идеального дня обязательно присутствует Баст. Без него картинка определенно будет не такой привлекательной.
- Пара дельных советов по сокращению времени настаивания, - Элизабет делает палочкой заметку, следуя примеру Баста, хотя обычно она пользуется маггловскими закладками или даже - о Мэрлин! - делает пометки на полях. - Но пока без откровений.
Они сидят так целый час, тишину нарушает только шелест страниц и фырканье кота за окном. Джекилл гоняется за бабочками или ящерицами.
Элизабет отрывает взгляд от страницы, переводит его на протянутую руку Баста. Хорошо, что он следит за временем, сама Элизабет совершенно увлеклась и потеряла счет минутам. Прямо как в детстве.
- Я тоже захвачу с собой парочку, - она крепко берет его за руку и поднимается на ноги. Неудобная поза была проигнорирована Элизабет из-за крайней увлеченности чтением, однако сейчас она полностью понимает свою ошибку - ноги неприятно ноют, в ступнях будто иголки. Элизабет покачивается и цепляется второй рукой за плечо Баста, чтобы не потерять равновесие. - Стоило выбрать кресло, да.
Она неловко смеется, едва не уткнувшись носом в шею Баста. Кладет подбородок на руку, на пару секунд замирает в этой странной позе. Хочется постоять так подольше, может даже обнять его нормально, как положено, а не впившись одной рукой в его ладонь, точно все еще боится упасть. В голове тут же вспыхивает то странное, тянущее желание крепко его обнять, когда они виделись в последний раз. Она как будто даже помнит, как его руки скользили по ее спине. Как будто - потому что этого не было. Совершенно точно не было.
- Кстати, я подготовила пару легких зелий для прояснения сознания, они на столе, в красных бутылочках, - как ни в чем не бывало, Элизабет поправляет немного съехавшую с волос ленту-платок и снова берет Баста за руку, неторопливо идет с ним на кухню. - Ты наверное считаешь, что немного неосмотрительно пробовать плохо знакомое зелье, но поверь, у меня большой опыт в этом. Я с детства экспериментирую. Понемногу.
Элизабет улыбается, с любопытством заглядывает в котел. Зелье успокоилось, поверхность напоминает зеркало. Элизабет осторожно добавляет пару капель экстракта подорожника, собранного ею в то самое полнолуние, и щепотку измельченных листьев златоцветника. Зелье кипит пару минут, затем - изменив цвет на болотно-серый - снова успокаивается.
- Ну что, попробуем? - Элизабет в нетерпении закусывает губу, берет небольшой флакончик, - Это пока что элементарный рецепт, но мне интересно, какой будет эффект. Точнее, будет ли он вообще. Если я что-то почувствую, можно будет брать курс на усложнение.
Элизабет наполняет флакончик зельем, пристально разглядывает его структуру. Затем переводит взгляд на Баста и кивает на блокнот.
- Запишешь все? - она улыбается, ни тени сомнения, - Но давай так: мы пробуем это зелье, точнее я его пробую, а потом ты расскажешь мне, что вообще думаешь по этому поводу. У тебя ведь есть другие предложения, правда? Но только я все равно попробую.
И чтобы не успеть засомневаться - а хмурый взгляд Баста уж точно заставит ее сомневаться - Элизабет в один глоток опустошает флакончик.
Нужно добавить немного мяты. Чтобы нейтрализовать вкус крови и смягчить изначальное воздействие.
Элизабет хочет немедленно сказать об этом Басту, чтобы он все записал. Но просто цепляется пальцами за край стола, боясь потерять равновесие. Ей приходится делать более глубокие вдохи, как будто не хватает кислорода.
Нужно прилагать максимум усилий, чтобы запомнить все ощущения. Было бы проще, если бы она могла произносить их вслух, Баст бы записывал. Но слова не идут, голова еще так противно кружится. Она не может поймать ни одну мысль, они как будто смешиваются, размазываются. Стараясь сосредоточиться, Элизабет поднимает взгляд на Баста.
Он все же обнимал ее. Она помнит поцелуй в щеку, его щетину, чуть царапающую висок, и его поспешность. Он куда-то торопится.
Элизабет смотрит на Баста пристально, дышит еще глубже - воспоминание столь яркое, что ей становится жарко на этой кухне - и она невольно тянется к нему, как будто желая проверить, такой ли острый у него подбородок, как она это помнит. Но потом как будто натыкается на стену. Все, пустота. Дальше - ничего. Она почти что в панике отшатывается назад, стараясь вернуть стремительно ускользающее воспоминание о его руках на ее спине, но его уже нет, и оно кажется совершенно нереальным, как будто даже намеренно преувеличенным. Невозможным.
- Ух ты, - выдыхает Элизабет, тянется за бутылочкой из красного стекла и тут же делает небольшой глоток. - Это было... интересно.
В голове проясняется, но от этого не становится легче. Нужно как можно скорее пересказать Басту все ощущения и мысли, ее посетившие. Неловко.
Мэрлин, ну почему так неловко. Почему именно такую штуку вытащило из рукава ее сознание.
- Мне кажется, стоит поменять дозировку знатоцветника. И добавить больше драконьей крови, потому что эффект был, но потом его не хватило, он как будто на стену нарвался. И дальше не пошел.
Она все еще тянет с пересказом впечатлений, подбирает слова. Хочет обойтись общими фразами.
- Скажем так, некоторые впечатления прошлой нашей встречи сейчас предстали передо мной в более... Ярком свете. Ощущения были обострены, как-то совершенно фантастически обострены, - Элизабет сглатывает, упорно не смотрит в сторону Баста и его рук, - Но ведь именно это там и нужно? Думаю, стоит двигаться в этом направлении. Пока что я ничего толком не поняла, это было похоже на кусочек сна или фантазии, но очень яркий. Думаю, если мы сделаем упор на реальное воспоминание и достанем маячок, то будет правильный эффект.
Элизабет думает, что слово "фантазия" было неосторожным. Теперь точно нельзя конкретизировать.
- Ах, да, еще нужно добавить мяту. До сих пор во рту привкус крови.
Отредактировано Elizabeth Nelson (30 марта, 2015г. 15:05)
[AVA]http://s8.uploads.ru/WezNI.jpg[/AVA]
Ведьма поднимается, покачиваясь, и он неосознанно сжимает ее ладонь сильнее, чем следует, опасаясь, что она упадет, но тут же расслабляет пальцы, когда она вцепляется ему в плечо, приближаясь так близко, что Лестрейндж чувствует, как она смеется куда-то ему в шею.
Личное пространство становится пустым звуком, когда его нарушает Бэтси Нэльсон - он заметил это едва ли не со второй их встречи, когда, сбитый с толку этим фактом, так резко отстранился в лавке мистера Смита. Теперь отстраняться глупо, теперь вообще все глупо. Не стоило увязать в этой дружбе, а теперь менять что-либо кажется совершенно нелепым.
Замерев, Рабастан выжидает, подставляя ей плечо и неуклюже прижимая книгу локтем.
Противоречивые импульсы его парализуют - усложнить все было бы фатальной ошибкой, учитывая, как ему интересен этот эксперимент. Эта женщина.
Едва ли не впервые в жизни Рабастан жалеет, что для него действительно мир не представляет собой такое же простое и понятное место, каким, без сомнения, выглядит для его старшего брата.
И эта мысль помогает ему вернуться в реальность и не потянуться за Элизабет, когда она возвращает утраченное было равновесие и отстраняется от него. Впрочем, не отнимая узкой ладони.
Он поудобнее перехватывает книги, хмыкает на ее слова о большом опыте. То, что она предлагает, действительно не может привести к непоправимым последствиям, даже если что-то пойдет не так, но он не любит действовать без подстраховки. Бросаться в незнакомые воды.
Однако слишком часто у него нет иного выхода, вот и сейчас Рабастан, смирившись, следует за Бэтси на кухню.
Больше всего, конечно, его беспокоит, не вспомнит ли она что-то из того, что он не так давно подчистил Обливиэйтом. И собственные действия, если все-таки вспомнит.
- Если ты что-то почувствуешь - этого уже будет достаточно, - отзывается он на ее слишком легкомысленные слова.
Ладно, в конце концов, от этого зелья не может быть ничего плохого, убеждает он себя.
Обливиэйт сильный, не перешибешь.
И он тут, все контролирует.
- Запишу, - хмуро подтверждает он и демонстративно подхватывает со стола авторучку, крутя в пальцах яркий пластик.
У него бы, наверное, не хватило духа - а может, он просто боится столкнуться в своих воспоминаниях с чем-то таким, что уж точно разрушит хрупкие границы его адекватности. По крайней мере, не при ней.
Достаточно было и того, что пришло к нему у нее на кухне после упоминания имени Лонгботтомов.
Кажется, ей не слишком хорошо - Лестрейндж обеспокоенно оглядывает ее напряженные пальцы на краю стола.
- Бэтси? - зовет он негромко.
Ведьма поднимает голову - широко раскрытые, диковатые глаза на бледном лице. Полуоткрытые губы, тяжелое дыхание.
Что-то не так.
И снова этот взгляд, отражение которого он видел здесь же часом ранее.
Женщина подается к нему, как будто вот-вот упадет, просто осядет на пол этой модифицированной кухни, и Рабастан отбрасывает ручку, делая шаг навстречу, потому что должен подхватить ее, если она...
Отшатывается. В глазах паника, короткая, но все же - он помнит такой взгляд, уже видел. Аккурат перед тем, как поцеловать ее в прошлый раз.
Она это вспомнила? Не должна бы, если они верно подобрали зелье.
Заново переживает тот момент?
Лестрейндж замирает, напряженно следя за тем, как она приходит в себя.
Описывать то, что она вспомнила - или заново пережила - Элизабет не спешит. Однако его это категорически не устраивает.
Если она приблизилась к тому, что скрыто заклятьем Забвения, он должен знать это. Если... что-то другое - тоже должен.
Лестрейндж ждет.
Какого драккла она на него не смотрит. Что она вспомнила из их прошлой встречи? Умирающих оборотней? Мальчишку с располосованным животом? Поцелуй?
- Хорошо, мяту. Я понял, запишу, - медленно говорит Рабастан, не спуская глаз с ведьмы. - Но этого не достаточно для лабораторного дневника. Нужно записать все, что ты вспомнила, даже если это страшно или вызывает отвращение. Никакого сна или фантазии быть не может - просто не может.
Он резко замолкает, осененный. Может, еще как может - но не сон или фантазия, а то, что ей таковым кажется из-за чистки памяти. Моргана, он все же вляпался.
Слишком рискованно было экспериментировать с зельями, возвращающими память, сразу же после Забвения.
- Что ты вспомнила, Элизабет? - резко спрашивает он, больше не пытаясь скрыть свою болезненную заинтересованность под напускным энтузиазмом. - Что?
Кажется, ей действительно не хочется говорить об этом - но сейчас это не так важно. Если она вспомнила Вэнс, то ему предстоит убедить ее, что это действительно было сном.
- Почему ты считаешь, что это сон? Такого не могло быть? - продолжает он практически допрос, продолжая тщательно отслеживать все изменения ее мимики.
Отредактировано Rabastan Lestrange (30 марта, 2015г. 19:21)
[AVA]http://s8.uploads.ru/jEWVx.png[/AVA]
Ее все еще немного пошатывает - хорошо, что стол крепкий. Сначала делаю, а потом думаю - вот он, гениальный план мисс Нэльсон, великого экспериментатора локального масштаба. Она с детства пробует зелья своего собственного производства. Ну как с детства, с двенадцати лет, ее первого лета в качестве волшебницы. Ведьмы. Ведьма - звучит здорово. Как в страшной сказке.
Она не боится последствий этого зелья. Быть может, это зелье в итоге станет главным делом ее жизни. Может, она получит Нобелевскую премию. Тьфу, Мэрлин, что за чушь, в этом чертовом магическом мире свои премии. Ей все равно, она не боится. Вот только эффект немного другой. Она ждала обостренного сознания, слишком яркого восприятия действительности, а не болезненных фантазий на тему близости с человеком, которого она по-хорошему толком и не знает. Наверное, это все от ее впечатлительности. Он спас ее от волков, разве в страшных сказках не бывает волков? Темный лес, полная луна, магические травы - те самые, то сейчас томятся в котле - вой волков, зеленые вспышки. Это была страшная сказка, а ты просто впечатлительная, Элизабет. Не только принцы приходят на помощь.
Ее сознание все еще подернуто туманом, но уже почти пришло в себя. Достаточно, чтобы расслышать требовательность в голосе Баста.
Элизабет ослабляет хватку за край стола и поднимает голову на мужчину. Он странно говорит. Волнуется?
Глупо это предполагать. Волна сентиментальной тоски схлынула, наткнувшись на ту самую стену. Как будто эта стена таит в себе что-то слишком далекое от романтического воспоминания о коротком миге столь желанных объятий. Нет, там было что-то еще, и это гораздо важнее ее недодевочковых мечтаний.
Это отрезвляет. Заставляет смотреть на Баста без даже тени смущения, которым она была охвачена полминуты назад.
Она понятия не имеет, что это за чувство. Но в голове так поразительно ясно, что Элизабет ухватывается за состояние ледяного спокойствия.
Он говорит с ней резко, напористо, так, как говорил в их первую встречу. "Выходи из машины" или как-то так. Сейчас забавно вспоминать его непроходимую наглость, да и в данный момент дело вовсе не в ней - наоборот, он как будто бы крайне встревожен, как будто даже чуточку напуган. Ну или Элизабет банально бредит. Может, бред - это одно из побочных действий? Нужно записать.
Тем более Баст требует подробного рассказа. Именно требует, поясняя, что дело не в фантазиях. Что ж, это хорошо. Неловко было бы оказаться уличенной в фантазиях такого плана. В голове ясно, а его требовательный тон отрезвляет не хуже зелий из красных флаконов.
- Да, конечно этого мало, пиши, - Элизабет призывает отброшенную мужчиной ручку и с легкой полуулыбкой протягивает ему, - Сначала я ничего не чувствовала, зато мысли будто стали реальными, я их чувствовала. Как будто они как слизни перемещались у меня в голове.
Элизабет морщится, воспоминание не из приятных. Баст тоже замолкает, погруженный в себя. Интересно, он хотя бы слышал, что она говорит? Ах, да, слышал: снова требует подробного рассказа. Элизабет. Он назвал ее "Элизабет". Что, Мэрлин подери, ты несешь, Баст? Какая, к дракклам, Элизабет?
- А потом я сконцентрировалась. Думаю, это именно то, что произошло - я выделила из этого потока неконтролируемых мыслей что-то определенное, и вся сила зелья устремилась именно в то русло, - Элизабет хмурится, но поддается его давлению, задумчиво прокручивает в голове увиденное. Теперь то ощущение кажется не то что не ярким, а более, чем тусклым, смешным даже. А стена помогает освободиться от лишних эмоций. Они ученые и проводят эксперимент. Это сейчас главное. И не только сейчас, впрочем. "Элизабет" очень кстати.
- Так вот, я посмотрела на тебя, Баст, хотела начать описывать свои ощущения. И видимо это сыграло свою роль, мои мысли замкнулись на тебе. Вот здесь подробно запиши, это очень сильное действие, и нам точно пригодится для тестирования. Очевидно, можно создавать искусственные маячки, буквально заставлять сознание концентрироваться на чем-то определенном. Глупо делать вывод по одному эксперименту, но ты все же запиши мою теорию, чуть позже нужно будет повторить. Например, подсунешь мне под нос Мистера Бингли, а я разревусь, вспомнив в подробностях день, когда подобрала его у стен Мунго.
Элизабет усмехается, однако она уверена, что ее теория верна: мысль о "Басте-и-его-руках" пришла ей в голову не потому, что она так уж часто об этом думает, а просто потому что Баст попался ей на глаза. С другой стороны, это не объясняет, почему сознание озарило вспышкой не имевший место быть в реальности эпизод - а у них был один довольно примечательный - но какие-то абстрактные объятия.
- Очевидно, зелье вытащило на поверхность мысли, которые появлялись в моей голове ранее. Опять же, это удобно. Мысли, нами пережитые, это же и есть память? Правда, в моем случае, это память не о чем-то конкретном, что осложняет дело. Тяжело будет отделять настоящие факты от того, что ими только кажется, - Элизабет хмурится, это и правда может стать большой проблемой. Впрочем, просто стоит усовершенствовать рецепт. Это же всего лишь первая редакция зелья. - Так вот, я уверена, что этого не было, по одной простой причине, Баст. Этого и правда не было. Но могло быть. Да и сейчас, теоретически, может быть. И я об этом думала. А мысль - это тоже своеобразная реальность. Видимо, мое сознание решило, что эта мысль достаточно привлекательна. И, подпитанная зельем, выдала мне ее со всей возможной, в теории, яркостью.
Мэрлин, Лиз, ты же тянешь время. Не смеши бабулины панталоны, говори как есть.
- Ты записываешь, да? Мощности зелья не хватило, но оно почти что материализовало мои мысли. Смотри, - Элизабет по-деловому складывает руки на груди и говорит безо всякой тени смущения, зато с полным научным азартом, - Я хотела обнять тебя в нашу прошлую встречу, и думала сделать это, когда буду благодарить за спасенную жизнь. Но ты своим поцелуем полностью сбил меня с толку, и мне показалось неуместным обнимать тебя после этого. Однако мысль, как и желание, остались. Плюс только что в библиотеке я о нем вспомнила, случайно, как ты понимаешь. И вот я пью зелье, концентрируюсь на тебя - и вуаля, мысли возвращаются к этим несостоявшимся объятьям. Логично вполне, правда?
Элизабет уже листает принесенный Бастом дневник, разыскивая какие-нибудь схожие описания от средневековых зельеваров. Наверняка у них есть что-то про обострение ощущений и дежа вю.
- Плюс сознание немного добавляет своего, - Элизабет припоминает пару деталей, которых точно не было до этого зелья, - Например, мой желтый свитер, я точно была не в нем в тот день. Не знаю, почему именно он. Просто я помню, - Элизабет на секунду закрывает глаза, с усилием возвращая то самое ощущение, - как будто ты обнимаешь меня, и я чувствую твои ладони через свитер. Глупость какая-то.
Она пожимает плечами, снова возвращаясь к дневнику. Это все, конечно, приятно, но ее больше волнует, как добраться до чего-то серьезного, а не вот этих глупостей со свитером.
- Наверное, нужно поработать над глубиной воздействия. Или попробовать использовать искусственные раздражители. Или... - Элизабет откладывает дневник и, как будто вспомнив о чем-то важном, улыбается, - Или ты все-таки расскажешь, что именно тебя смущает в моем подходе. Я вижу, что смущает. Давай, рассказывай.
Надолго в роли строгого ученого Элизабет не хватает, и она снова воодушевленно улыбается.
- И не пытайся отрицать, ты только что назвал меня Элизабет, а это явный признак, что тебе что-то не нравится. Ну знаешь, когда моим родным что-то не нравится, они зовут меня Элиза, а не Лиззи. Вот тут, наверное, что-то в этом духе, - научный подход должен быть во всем, и Элизабет с радостью приводит глупейшие аналогии и строит бессмысленные теории.
Отредактировано Elizabeth Nelson (1 апреля, 2015г. 02:21)
[AVA]http://s8.uploads.ru/WezNI.jpg[/AVA]
Маггловская авторучка неуклюже движется по новой странице - он привык держать перо, и теперь с неудовольствием замечает, что почерк изменился в худшую сторону: вместо аккуратных и четких букв, выписываемых едва ли не одной строчкой, без разрывов и неуклюжих соединений, у него получаются крупные, отдельные символы.
Впрочем, читаемые.
Лестрейндж наклоняется над столом, опирается на левый локоть и спешно описывает то, что слышит.
"Под воздействием данного зелья мысли вызвали переживания физического плана - эффект так называемой материализации налицо. Реципиент описывает мысли как реальные, тяжелые, сравнивает со слизнями, перемещающимися в голове.
Затем реципиент сконцентрировался на присутствующем объекте - как он указал, мысли замкнулись на выбранном факторе (в дальнейшем - маячке). Следствие: проверить действие зелья без маячка и без объекта.
Реципиент утверждает, что зелье создало нечто вроде ложных воспоминаний на основе мыслей, которые реципиента посещали ранее..."
Он отрывается, кивает на ее вопрос - записывает, записывает. Потому что если перестанет записывать, отвлечется от заполняющих страницу строчек - кто знает, что женщина сможет углядеть на его лице. Лучше сосредоточиться на обдумывании истинного результата - у нее вышло сварить зелье, которое возвращает воспоминания после заклятия Забвения. И эксперимент подтвердил это. Жаль, Элизабет Нэльсон этого не узнает.
"Реципиент указывает на факт того, что мысли, воплотившиеся в его памяти в ложные воспоминания, посещали его недавно (в течение последнего часа) по отношению к тому же объекту. Следствие: проверить, будут ли воспроизведены мысли, которые посещали реципиента ранее указанного срока."
- Отчасти, - задумчиво отвечает он на вопрос о логичности, предпочитая никак не комментировать только что высказанное ею желание обнять его, хоть и в благодарность. Есть проблема посерьезнее, чем его неумение определять эмоции и настроения окружающих.
Да не глупость, совсем не глупость, хмурится Лестрейндж, постукивая пластиковой ручкой по странице. Он так избегал повторения сценария почищенной встречи, а теперь оказывается - зря. Теперь она придет к совершенно ложным выводам насчет прямого действия сваренного зелья - и он должен проследить за этим.
- А этот свитер - он существует в реальности? - задает ненужный вопрос он. - Я существую, ты существуешь, а свитер? Обстановка? Ты еще что-то помнишь? Может быть, что-то еще, кроме объятия, является плодом фантазии?
Он запинается аж дважды - в первый раз перед словом "объятия", а второй - перед "фантазией", однако берет пример с ведьмы и предпочитает использовать ее же словарь.
- Это и смущает, - лихорадочно подбирает аргументацию Рабастан - ему не нравится, что она может вернуть то, что не должна помнить, но сказать об этом прямо невозможно, а значит, придется изобретать другой повод. - Ложные воспоминания, основанные на желаниях, фантазиях и случайно попавшем на глаза объекте, не вернут память, истинную память. Они только породят излишние реальности, не имеющие ничего общего с настоящим. Кто теперь знает, как твое сознание будет реагировать на это появившееся воспоминание? Как долго ты будешь помнить, что этого на самом деле не было? Три года? Пять? А если бы это было не так безобидно? Если бы ты увидела что-то иное?
Он аккуратно кладет ручку поперек страницы, скрещивает руки на груди в зеркальном отображении ее недавней позы.
- Я против экспериментов на себе. Это слишком рискованно.
Безрассудно. Нерационально. Почти безумно.
Ага, а еще возвращает ей воспоминания.
Нельзя дать ей продолжить - ни в коем случае. Отвлечь чем угодно, занять иным.
- Надо изучить хотя бы, долог ли эффект. Если спустя некоторое время эти воспоминания исчезнут - продолжишь. Если нет - стоит обратить в Мунго. - Он хмыкает. - Не с жалобой, конечно. За патентом. Чтобы эксперимент протекал как следует, чтобы для начала появилось зелье, устраняющее последствия этого. С таким результатом они тебе не откажут, а риск будет сведен к минимуму.
Против воли Рабастан окидывает жадным взглядом котел, полный болотно-серого варева. Полный его прошлого, его памяти.
Соблазн слишком велик, и оторваться стоит большого труда.
- Выпей хотя бы зелье для прояснения. Возможно, окажется, что мои опасения беспочвенны, - лучше бы нет, конечно, не хватало еще, чтобы она продолжила вспоминать. И не хватало еще, чтобы в следующий раз маячком оказалось что-то другое, тот же упомянутый кот, - в истинности насчет воспоминаний с ним ведьма вряд ли усомнится, и тогда крайне ненадежной будет выглядеть вся эта теория насчет ложных воспоминаний.
Нет уж, пусть лучше продолжит вспоминать то, что так или иначе находится под Обливиэйтом - и объясняет это действием зелья. Считает, что этого на самом деле не было.
Мерлин Великий, а если бы его тут не было? Если бы он даже не знал, в какой рискованной ситуации оказался с этим зельем?
Придется не выпускать Элизабет Нэльсон из вида надолго. Теперь у него есть для этого формальный повод. Рациональный повод.
Отредактировано Rabastan Lestrange (1 апреля, 2015г. 09:29)
[AVA]http://s8.uploads.ru/jEWVx.png[/AVA]
Элизабет очень долго работала над теоретической базой этого зелья, еще дольше высчитывала дозировку и последовательность ингредиентов. Она не действовала наобум - она была хорошо, основательно подготовлена. Пожалуй, она немного лукавила, когда говорила Басту про "элементарно" и "первая редакция", но не потому, что хотела показаться в его глазах гением, который получает прекрасный результат с первой попытки. Просто боялась показаться фанатичкой, помешанной на всех этих рецептах и котлах. Хотя, чего тут таить, в этом плане она и правда немного фанатична.
Но все-таки что-то пошло не так с этим зельем. Определенно, база хороша - оно подействовало на сознание, и подействовало очень серьезно. Но эффект оказался не совсем тем, на который она рассчитывала. Хоть и тоже, безусловно, интересным.
Она усмехается на это "отчасти", ну еще бы, у него свое понимание логики. Там, где Элизабет вполне хватает предположений, ему нужны неопровержимые факты. Верный подход, в целом. Но Элизабет слишком нетерпелива и слишком полагается на интуицию. Она ее не так уж редко подводит, к слову.
Вопрос про свитер сбивает с толку, Элизабет задумчиво смотрит в потолок, закусывает губу. И правда, было ли что-то еще?
- Свитер существует. Пока было прохладнее, я носила его дома. У него широкий ворот, сделан из мягкого кашемира. Ничего необычного и особенно примечательного в нем нет, я не так уж и люблю этот свитер, - Элизабет пожимает плечами, так и не найдя логику в том, что в ее мыслях, спровоцированных зельем, была именно эта деталь одежды. - Нет, полагаю, в этом видении, - она намеренно опускает слово "фантазия", - не было ничего выдуманного, кроме самого действия.
О, как мы лихо обходим острые углы. Сколько чудесных эвфемизмов.
- Но ты прав, конечно, - Элизабет слегка разочарованно вздыхает и смотрит на дымящийся котел, - Это немного не тот эффект, что нам нужен. Все эти воспоминания о несуществующих событиях только запутают сознание, в то время как мы наоборот пытаемся вытащить из него правду. Ну что ж, придется работать дальше. Я, пожалуй, даже знаю, что именно нужно добавить, чтобы избежать повторения эффекта.
Элизабет берет книгу, принесенную Бастом из библиотеки, листает на страницу с описанием златоцветника и его сочетаемости с другими ингредиентами. Удивленно поднимает голову, когда Баст говорит про эксперименты на себе.
- Но ведь со мной все в порядке, - немного нелепо бормочет Элизабет, прикрываясь невиннейшей улыбкой. - Это воспоминание совершенно глупое, конечно, но говорит о том, что мы смогли добиться главного - воздействовать на сознание, заставлять его работать. Это уже большой шаг. Просто теперь нужно направить все это в правильное русло.
Он против экспериментов на себе. Да, рискованно. Но драккл подери, кто не рискует, тот не получает Нобелевскую премию! Мэрлин, ну не Нобелевскую, что ж ее так тянет на эти маггловские определения. Конечно, она не станет перечить Басту. Она вообще не собирается ему перечить до тех пор, пока дело не коснется чего-то принципиального. Но если у нее долго не будет возможности тестировать переделанное зелье, все равно она сама его выпьет. Не зря же взяла этот небольшой отпуск и устроилась в Ирландии. Дело ее последних трех лет наконец получило ход, как она может искусственно его тормозить?
Впрочем, у нее уже появилась одна идея. Басту о ней пока знать не стоит.
- Разве эти воспоминания могут исчезнуть полностью? - Элизабет хмурится, кажется, она не совсем его понимает. - Или ты имеешь ввиду ощущение, что увиденное было правдой? Но его уже нет, этого ощущения. Это длилось меньше минуты, в течение которой я была уверена, что все это было наяву. Но потом оно растворилось, раз - и нет. А если ты думаешь, что я забуду твои объятия как понятие, то вот тут я сильно сомневаюсь.
Элизабет улыбается, подхватывает книги и наклоняется чуть ближе к Басту, как будто на кухне есть кто-то помимо них, и она не хочет, чтобы их услышали.
- Хотя бы потому, что скоро ты снова меня обнимешь. Вот увидишь, - она на секунду сохраняет интригу, а потом звонко смеется, возвращаясь к зелью. - Патент? Даже не знаю, Баст, я бы хотела для начала закончить с экспериментом, иначе меня могут заподозрить, некоторые знают о моей мечте помочь Лонгботтомам. Отстранят еще от них. А я бы этого не хотела. Давай я сделаю маленькую корректировочку, но пробовать не стану, пусть настоится. А потом... А потом посмотрим, что будет со мной происходить. Думаю, утром уже будет понятно, есть ли побочный эффект и все прочее.
На данный момент она чувствует себя прекрасно. Никаких лишних мыслей. И никаких лишних ощущений. Ничего лишнего вообще. Зато почти что торжество от мысли, что у них получается. Что еще немного - или много, но время не имеет значения - и у них может случиться настоящий прорыв. Ей хочется продолжать, но Баст - ох уж этот зануда Баст - контролирует ее энтузиазм. Он, наверное, прав, к чему спешка, для начала стоит убедиться, что через полчаса она не упадет в обморок или еще что-нибудь такое.
- Ну, раз уж нам остается только ждать, как насчет торта? - Элизабет вдруг откладывает книги и упирает руки в бока, точно заправская хозяйка. - То есть вот взять и испечь торт. Это порой похлеще зелий. Как считаешь, нашей команде это по силам?
Отредактировано Elizabeth Nelson (1 апреля, 2015г. 17:18)
[AVA]http://s8.uploads.ru/WezNI.jpg[/AVA]
Итак, он должен бы чувствовать облегчение - ведьма сама говорит, что ощущение реальности происходящего ее покинуло почти сразу. Длилось меньше минуты, вот как. И значит, по крайней мере, если она что и вспомнит из того вечера, то вновь убедит себя, что это наведенная, ложная память.
Но его беспокоит ее хитрый вид. У нее хитрый вид, определенно.
И когда она заговорщицки наклоняется к нему, придерживая книги, Лестрейндж подозрительно прищуривается, реагируя больше на тон Элизабет, чем на ее слова.
Которые все же доходят до него, заставляя вспомнить дражайшую свояченицу.
Шутка в духе Беллатрисы - и Рабастан внимательнее рассматривает смеющуюся женщину, отыскивая в ней признаки так раздражающей его в жене брата непробиваемой самоуверенности.
Но Элизабет вовсе не собирается тешить свое самолюбие признанием собственной неотразимости, ее больше увлекает это зелье, к которому вновь возвращается их разговор.
- Корректировочка? - Лестрейндж хмыкает. Ну пусть будет корректировочка - до утра она не будет пить зелий и вспоминать того, что не следует. А потом он придумает еще что-нибудь.
Если придется, то настоит на собственном участии в эксперименте. Ему-то действительно не помешает вспомнить - хоть что, любую мелочь.
Впрочем, мысли Элизабет принимают другое - неожиданное - направление.
Рабастан скептически оглядывает кухню, больше напоминающую лабораторию зельевара - повсюду котлы, книги, мешочки и банки с ингредиентами. Испечь здесь торт кажется менее вероятным, чем сварить зелье, отменяющее действие Обливиэйта.
- Я не слишком хорош в готовке, - категорично отвечает он на решительный вид Бэтси Нэльсон. - Точнее, совсем не хорош. Но я обниму тебя, когда торт будет готов. И мы выясним, что за интересные вещи происходят с твоей памятью.
Судя по виду ведьмы, насчет торта она серьезно - впрочем, Рабастан не против остаться на кухне. У них складывается общение на кухнях - даже в тот самый первый раз, когда обстановка не располагала, когда он практически прямым текстом сказал ей, что предпримет недопустимое вмешательство в ее память.
В своих интересах.
Лестрейндж оглядывается, немного растерянно, но уже смирившийся с неизбежным злом. Лучше кухня, чем, например, прогулка на пляж: море он откровенно недолюбливает.
Стараясь не выпускать Бэтси Нэльсон из вида - он все еще опасается незапланированных последствий - Рабастан задумчиво собирает книги со стола, закладывая рабочий дневник маггловской авторучкой. Надо будет улучить момент и скопировать запись рецепта.
Спустя какое-то время он может поклясться, что печь торт ничуть не проще, чем варить самое сложное зелье из рецептуры Слагхорна. По крайней мере, деловитости Элизабет хватает на них обоих, и Рабастан предпочитает больше имитировать занятость, с сосредоточенным видом помахивая выуженной из ящика ложкой.
Ему приходит в голову, что происходящее совершенно ирреально - что если бы его сейчас увидал Рудольфус, на кухне, в компании полукровной ведьмы, собирающейся печь торт, заавадил бы, наверное, не раздумывая.
Глядя на скользящую по кухне женщину, Лестрейндж не может не признать, что вряд ли он достиг большого успеха, убеждая ее не рисковать. Элизабет Нэльсон явно не из тех, кто обеспокоен безопасностью, и дело даже не в зелье, с которым она экспериментирует.
Дело в нем, в Лестрейндже, если уж быть точным. Она слишком доверчива.
Конечно, однажды она узнает, с кем проводила время в Ирландии, и пожалеет о своей доверчивости. Будет думать, а то и рассказывать тем, кто пожелает слушать, что выжила бок о бок с одним из Лестрейнджей. Под настроение будет вспоминать о поцелуе.
Рабастан хмыкает, откладывая ложку. Какая ему разница, по большому счету. Загадывать вперед вообще не в его интересах, да и вся эта история с Бэтси Нэльсон слишком выбивается из привычного ему антуража, чтобы придавать ей какое-то значение.
В лучшем случае она получит несколько будоражащих воспоминаний, а он - свою память. Не худший обмен.
- Ты часто бываешь здесь? - всегда полезно иметь на всякий случай несколько укрытий, которые никто не сможет связать с Лестрейнджами. - Кто заботится о доме, когда он пустует? Домовики?
Лестрейндж снова оглядывается, опираясь на впечатливший его холодильник - тот чуть подрагивает и, если прислушаться, издает едва заметный гул.
- Или, может быть, ты сдаешь его время от времени? - продолжает интересоваться он, надеясь, что разговорчивая ведьма не заподозрит его в излишнем любопытстве.
Отредактировано Rabastan Lestrange (2 апреля, 2015г. 07:39)
[AVA]http://s8.uploads.ru/jEWVx.png[/AVA]
Куй железо, пока горячо - делай корректировочки, пока Баст не смекнул, что это вполне себе большие такие корректировки. Элизабет по-хозяйски взмахивает палочкой, заставляя книги и котлы перебраться на стоящий у стены столик (обычно заставленный очень нужным хламом), параллельно хватает из шкафчика пару скляночек, что-то там смешивает, напевает песенку и по три капли добавляет в зелье. И подбавляет огня, конечно. Пусть томится. А они пока тортом займутся.
Он, естественно, замечает ее манипуляции, но Элизабет предпочитает просто кивнуть на его уточнение о корретировочках, никто же не говорил, что это будет совсем уж крохотное изменение рецепта. Да и вообще, она ему обещала, что не станет пробовать. Обещала - значит обещала. Хорошо, что уточнила, насчет какого именно зелья говорила. Потому как обещать, что не станет пробовать свои творения никогда - это уже была бы откровенная ложь. Такого Элизабет даже папочке не пообещает. Впрочем, мистер Нэльсон сам за науку и разумные научные риски. Не так фанатично, как дедушка, но тоже ничего. Ему же не обязательно знать о побочных эффектах и всем прочем.
Элизабет наклоняется над дневником, бегло записывает изменения в рецепте. "Вариант №2, корр.: златоцв. х3; кр.др. + 1кпл; экстр. беллад. 3кпл. - помеш. х5 пр.час. стр.; 30 мин. на ср. огне". Записи Элизабет - это записи Элизабет. Обычно она сокращает все еще сильнее, не успевая за ходом своих мыслей.
Довольная собой, Элизабет откладывает дневник и весело улыбается Басту на его обещание обнять ее.
- И не удивительно, потому что это будет лучший торт в твоей жизни, - Элизабет поправляет шарф на волосах и многозначительно улыбается, просеивая муку, - И не думай, что я зря хвалюсь. Я вообще самоуверенностью не страдаю, но вот в своих тортах уверена, как ни в чем. Это будет обещанный в той маггловской кондитерской "Наполеон". Его так в Штатах называют, и это название мне нравится гораздо больше, чем уныленькое "Ванильный ломтик", как его подают в наших кондитерских. Тем более саму ваниль совершенно не обязательно добавлять.
Вот он - момент, когда и Элизабет Нэльсон становится занудой.
Она быстро замешивает тесто, опыт по этой части не может не броситься в глаза. Иногда просит Баста о какой-то элементарной помощи в духе "подай-ка сахарницу" или "ай-яй-яй, Баст, скорее, вытаскивай корж!". Кухня превращается в поле боя, Элизабет летает то туда, то сюда, разрываясь на сто дел одновременно. Впрочем, ей это нравится.
- Кстати, ты пропустил мой день рождения, - Элизабет достает последний корж и оставляет его остывать, пока ставит на плиту молоко для крема. - А жаль, я тогда пекла совершенно чудесный торт по маминому рецепту, со сливочным кремом. Целый год училась правильно его делать.
Странно. Она как будто уже рассказывала ему об этом. Как будто он даже пробовал этот торт и даже как-то интересно его похвалил.
- Ты бы назвал его роскошным, я думаю, - Элизабет улыбается, не имея понятия, почему это странное определение пришло ей в голову. - Когда-нибудь я и его для тебя испеку.
Сейчас, когда они вместе варят зелья и планируют будущие эксперименты, ей совсем просто обещать ему торты и все прочее. И ей нравится это чувство уверенности, что они снова увидятся.
- Но так как на мой день рождения ты торт пропустил, сегодня мы это компенсируем. Но свечки задувать не буду, ты уж прости.
Она смеется, затем снова сосредотачивается на креме. Крем - очень важная штука в этом торте.
Обычно Элизабет печет торты без всякого вмешательства магии, однако сегодня без этого никуда - по-хорошему ему нужно пропитываться около суток. Ждать столько у Элизабет банально не хватит терпения, ей и так приходится смириться с отсутствием возможности попробовать вторую вариацию зелья. Потому она произносит пару заклятий и коржи гораздо быстрее впитывают крем, хотя ему все еще требуется около часа, так как меры Элизабет минимальны - нельзя нарушать тонкий процесс готовки.
- Да, здесь живет пара домовиков, - по тону Элизабет понятно, что она не слишком это одобряет. - Они сейчас работают в саду.
На минуту она замолкает, продолжая украшать торт орехами. Есть еще вариант с фруктами, тоже очень вкусный, но сегодня Элизабет взялась за чистую классику.
- Я бываю здесь время от времени, многое зависит от моей нагрузки в Мунго и текущих дел. Иногда, если становится слишком тоскливо, я приезжаю сюда просто так, безо всякой научной цели. Летом здесь чудесно. А вот зимой мрачновато, все усыпано снегом, и море так страшно шумит. Здесь скалы рядом, и оно бьется о них неистово, ветра, знаешь, сильные, - торт отставлен пропитываться, Элизабет проверяет консистенцию зелья, делает кое-какие пометки. - Но мы никому не сдаем этот дом. Не думаю, что здесь стоит бывать лишним людям. Он для своих. Чаще всего здесь бываю я, порой может заглянуть Брайан, мой брат. Думаю, это все.
Элизабет не кажется странным вопрос Баста. Все-таки целый дом, его содержание обходится в приличную сумму, пусть и не такую большую, как если бы здесь не жили домовики. Но Элизабет без тени сожаления отдает деньги за этот домик в Ирландии. За свой тихий уголок и свою лабораторию.
Некоторое время они тратят на небольшую уборку (по большей части разгребают место для ужина), записывают реакцию зелья на "корректировочки" - оно сменило цвет на лаймовый и теперь выглядит вполне себе ядовитым, ужинают, копаются в библиотеке.
Домовики приводят в порядок уютную площадку во дворе за домом - пара деревянных лавок с наброшенными сверху подушками, небольшой низкий столик, чуть в стороне - старые качели, нежно любимые Элизабет в детстве. Она зажигает что-то вроде фонаря на стене, свет приглушен из-за обильной растительности, почти полностью прикрывающей плафон, однако в мае свет только мешает - привлекает слишком много насекомых, которых Элизабет порядком недолюбливает.
Это похоже на семейный вечер - так они с братом частенько проводят летние ночи, если оба оказываются в Ирландии. Джекилл устроился рядом с Бастом, прямолинейно демонстрируя свое расположение к гостю. Мистера Бингли так и не видно было весь день, он не особенный любитель природы и погонь за ящерицами.
- Ну, с днем рождения меня! - Элизабет посмеивается, произнося этот гениальный тост, и допивает чай. Она захватила с собой их кружки. Она вообще любит детали. - Ну как тебе торт, Баст?
Опасения Элизабет не подтвердились, торт получился замечательным даже несмотря на некоторое вмешательство магии.
- Завтра, если все на утро будет хорошо, я хочу попробовать модифицировать часть настоявшегося зелья. Одна часть продолжит настаиваться, а вторую будем доводить до совершенства. У меня есть пара способов проверить реакции, хотя, конечно, пробовать куда эффективнее, - она улыбается, помня про свое обещание. Однако выход из этой ситуации она уже придумала. - Плюс, хочу немного поэкспериментировать с кровью дракона.
Планов много, и хорошо, что у Баста есть возможность остаться. Зелья не любят спешки.
- Думаю, пора идти, - Элизабет нехотя встает с уютной скамейки, складывает плед и оставляет его здесь же. Может, если Баст останется до вечера, они еще посидят здесь завтра. - Говорят, сон в незнакомом месте не бывает спокойным. Но я сделала твою спальню максимально уютной, так что надеюсь, ты опровергнешь это правило.
Она улыбается, поднимает глаза на окна второго этажа. Спальня, предназначенная Басту, как раз выходит окнами на эту часть сада. Элизабет даже набросила на его кровать симпатичное покрывало в рэйвенкловских цветах, в их семье это не редкость. Поставила небольшой букет цветов в вазу. Проверила, работает ли ночник, вдруг ему захочется почитать перед сном. Интересно, зачем ему может понадобиться ночник, он же не маггл какой-нибудь.
Элизабет усмехается собственным мыслям и стягивает с волос шарф, заменивший ей сегодня ленту. Кладет его сверху на плед, поправляет перламутровые пуговицы на платье. Чудесный был день сегодня.
- Доброй ночи, Баст.
Отредактировано Elizabeth Nelson (2 апреля, 2015г. 12:28)
[AVA]http://s8.uploads.ru/WezNI.jpg[/AVA]
Он дергается, когда она упоминает торт, которым кормила его, пока в соседней комнате спала Эммалайн Вэнс. Дергается, задевает бедром столешницу, ловит на лету соскользнувшие журналы, которые сам же принес на кухню - с реакцией у него все в порядке. Элизабет не обращает внимания, увлеченная кремом - кажется, в креме вся штука, если он вообще хоть что-то понимает в тортах.
Кухню наполняет запах выпекающихся коржей, и он, вынимая по ее просьбе противень из духового шкафа, втягивает аромат с жадностью, граничащей с удовольствием. Это помогает на время избавиться от ощущение парадоксальности происходящего: его присутствие неподалеку, их встречи заставляют сознание ведьмы противиться наложенному в прошлом Обливиэйту. Если бы он не виделся с ней, то она не вспомнила бы - он почти уверен - это словечко, которым он охарактеризовал попробованный торт. Если он продолжит с ней видеться, что еще она вспомнит?
Но он не может отпустить в свободное плавание ее рискованный эксперимент с зельем, возвращающим память, личность и Мерлин знает, что еще. Он должен контролировать эту работу и дело не только в том, что сам заинтересован в этом вареве, но и в том, что тайна Эммалайн Вэнс должна остаться таковой.
На короткие расспросы Рудольфуса по возвращению с Вэнс Рабастан ответил, что позаботился обо всем - для его брата эта формулировка означала смерть, и Младший намеренно не стал уточнять, пояснять, убеждать категоричного Рудольфуса... И теперь является катализатором воспоминаний, которые сам и уничтожил.
Проклятая парадоксальность.
Пара домовиков, конечно, из разряда непредвиденного.
Лестрейндж окидывает взглядом россыпь муки, брошенное кухонное полотенце, хлопочущую над тортом женщину - у нее есть домовики, а она предпочитает готовить самостоятельно?
Впрочем, по тону слышно, что присутствие эльфов не вызывает у нее энтузиазма - не примесь ли маггловской крови дает о себе знать, с равнодушием думает он.
- Очень красивый сад, - скупо комментирует он такой обстоятельный рассказ о том, кого можно встретить в этом доме. Итак, на убежище не тянет. Особенно с учетом того, что она говорит о зимнем море.
Вот об этом Рабастану можно не рассказывать - даже если он проживет миллион лет, едва ли сможет забыть низкий и безнадежный рокот волн, разбивающихся об азкабанские скалы.
Элизабет выкладывает орехи поверх крема, у нее такой же сосредоточенный вид, как когда она варит зелье.
Лестрейндж находит это забавным - должно быть, поэтому она не подпускает эльфов к кухне, потому что любит готовить сама. И тут же вспоминает опровержение этому, ее собственные слова. Она упоминала, что хорошо готовит только торты - где-то в промежутке между приходом бывшего мужа и отчаянными шутками о свадьбе.
Зато на кухне - и не важно, склонившись над тортом или котлом, полном зелья, - Элизабет выглядит самодостаточной. Счастливой. Настоящей. И Рабастан впитывает это зрелище, как будто оно в чем-то поможет ему самому.
Кот уютно сидит рядом, обернувшись пушистым серым хвостом. Лестрейндж время от времени рассеянно поглядывает на него, убаюканный ужином и ощущением безопасности.
Когда Джекилл начинает мурлыкать, прижмуривая светло-желтые глаза, то почти заглушает беспрестанный гул моря, доносящийся среди вечерней тиши даже в заросший сад дома Элизабет.
Рабастан салютует кружкой, криво улыбаясь, на ее смешное поздравление самой себе. Сколько ей лет? Двадцать шесть? Двадцать семь? Тридцать? Вряд ли больше - исключено.
Гадает лениво, но не спрашивает. Ему не нужно знать о ней, не нужно знать ее. Зачем он вообще снова это делает - снова притворяется, как будто может сам контролировать свою жизнь?
Зачем опять выстраивает эти нереальные конструкции, покоящиеся на самообмане, как будто вечера вроде этого - для него?
Не стоит играть в это снова, не стоит привыкать - это все возможно лишь до тех пор, пока Бэтси Нэльсон не знает, кого привечает на своей кухне и в своих мыслях. Узнает - а в том, что она однажды узнает, сомневаться нелепо - и все будет кончено. И лучше бы ему не доводить до этого, не быть свидетелем того, как ее улыбка сменится гримасой отвращения или ненависти: этого добра ему хватит.
- Очень вкусный торт, - отзывается Лестрейндж, ковыряя свой кусок. Торт и правда вкусный, но теперь он осторожен в выборе эпитетов.
Кивая на ее слова об утренних экспериментах, тоже поднимается на ноги, наблюдая за тем, как Элизабет убирает следы их ужина. Как стягивает ленту с волос, золотящихся в мягком свете фонаря. Как касается пуговиц на платье.
Его посещает мысль предложить ей провести ночь вместе - в конце концов, в некотором смысле это даже было бы естественным предложением. И она кажется ему в достаточной степени здравомыслящей и свободной от предрассудков, чтобы отреагировать спокойно - каким бы не был ответ.
Однако Лестрейндж предпочитает промолчать. Такие вечера не для него. Такие женщины и подавно.
Не стоит углубляться в то, что все равно окажется иллюзией.
- Спокойной ночи, Бэтси.
Покрывало в цветах родного факультета заставляет его фыркнуть - забавно. Она хочет, чтобы ему было уютно. Очаровательно.
Лестрейндж накладывает на комнату звукоизолирующие чары, чтобы перестать, наконец, слышать море, но все равно бесконтрольно вслушивается.
Зажигая Люмос, останавливается в раздражении - с кровати, прижав уши к голове, злобно смотрит на него рыжий кот. Мистер Бингли, конечно.
Когда Рабастан прихватывает край покрывала, кот раздраженно шипит, но броситься не успевает - вместе с покрывалом от рывка слетает на пол и забирается под кровать.
Лестрейндж теряет к нему интерес, стаскивает рубашку и укладывается поверх одеяла - в чужом доме ему не уснуть. Проблема с воспоминаниями Элизабет, как и она сама поблизости, не дают расслабиться, а фырчание кота под кроватью раздражает.
В какой-то момент Рабастан не выдерживает, скатывается с кровати и, зажав палочку в зубах, шарит под ней, выманивая кота. Мистер Бингли будто того и ждал - вцепляется ему в руку, повисает на предплечье - левом, Мерлин, левом! - рвет когтями и зубами.
Вполголоса осыпая кота ругательствами, Лестрейндж отрывает животину от руки - не иначе, как вместе с кожей и добрым куском мяса - и, стремительно подойдя к двери, вышвыривает кота прочь. Проклятая скотина приземляется на все четыре лапы и мчится обратно, как будто всерьез считает, что может противостоять Пожирателю Смерти, но Рабастан захлопывает дверь прямо перед носом рыжей безумной твари.
Ему не спится. В голове крутятся перспективы, связанные с приемом экспериментального зелья. Метка, разодранная когтями Мистера Бингли, безостановочно ноет, как будто Лорд недоволен.
Лестрейндж крутится на широком матрасе, разглядывает Знак Мрака, опасаясь пропустить вызов из-за непрекращающегося дискомфорта в руке. В комнате душно, но он не собирается открывать окно - от рокота волн сна точно не прибавится.
Когда ему начинает казаться, что в комнате все пропахло морем и кровью, он понимает - с мечтами о спокойном сне придется попрощаться.
Или занять себя чем-то более увлекательным, нежели бесконтрольные воспоминания о каменном мешке или невнятные фантазии о теплоте тела Элизабет Нэльсон под голубым легким платьем.
В конце концов, ему просто нужно чем-то себя занять.
Вновь надевая рубашку, он спускается на кухню - ядовито-зеленого цвета зелье стоит там же, где они его оставили.
Обходя котел по широкой дуге, он беззастенчиво шарит по шкафам и тумбочкам в поисках любого алкоголя - маггловского, магического, сладкого или какого угодно еще. И все равно постоянно возвращается взглядом к котлу.
С ведьмой ничего не случилось, думает он, отвинчивая крышку какого-то ягодного ликера - что смог найти, не иначе, для тортов. Она вспомнила то, что вроде бы забыла - и все.
Не так уж и страшно.
Стакан с плещущимся на дне ликером отставлен в сторону - Рабастан пристраивает волшебную палочку с зажженным Люмосом в вазу с цветами, достает чистую чашку и аккуратно зачерпывает из котла лаймовую жидкость. На глаз - примерно сопоставимо с той дозой, что выпила Элизабет.
Проявляя неслыханную безрассудность, выпивает до дна.
Его ощутимо ведет в сторону, как будто пол плывет под ногами. Яркое пятно от Люмоса начинает размываться, вытягиваться, дрожать перед глазами.
Вцепившись в столешницу, Лестрейндж зажмуривается, сдерживая накатывающее головокружение, опускает голову пониже.
Фамильный склеп. Октябрь.
У склепа магия своя, лестрейнджевская, ласкается как верный пес, пощипывая кончики пальцев и едва слышно напевая что-то прямо в голове, протяжно и нераздражающе. Четырнадцатилетний Рабастан оглядывается, думая о том, а слышат ли эти напевы все остальные. Отец конечно слышит, наверняка и Рудольфус - а все прочие?
Младший готов думать о чем угодно, лишь бы не о том, что лежит сейчас на украшенной цветами каменной плите.
От наваленных в огромную кучу белоснежных роз, орхидей, лилий и Мерлин знает, каких еще цветов - Рейналф Лестрейндж не поскупился - идет одуряющий, усыпляющий аромат.
Рабастана мутит, и только взгляд на невозмутимого отца и мрачного Рудольфуса помогает ему удержаться на ногах.
Церемония короткая - Лестрейнджи не любят долгих прощаний. Даже если это прощание навсегда.
Гости расходятся, перед дверями склепа остаются лишь вдовец и его сыновья.
- Есть ритуал, - негромко начинает Рабастан.
Отец влепляет ему пощечину, не болезненную, больше обидную, разворачивается и идет прочь, непоколебимый, невозмутимый, образец чистокровного мага.
- Заткнись, недомерок, - в голосе Рудольфуса опасная ярость. Рабастан с ней знаком уже накоротке и молчит, до боли стискивая кулаки. Он не готов прощаться - и никогда не будет готов. Мать была его другом - единственным другом. Ни отец, ни старший брат, ни Эван Розье - никто ее не заменит.
Домовики с тихими хлопками появляются у массивных дверей склепа, скорбно размазывают слезы по щекам.
Рудольфус уходит вслед за отцом, не удостоив младшего брата ни взглядом.
Рабастан остается один перед гробом на каменной плите. Когда домовики, напевая что-то заунывное, вносят плиту внутрь склепа, где она займет отведенное ей место в ожидании мужа и сыновей, Младший прикусывает костяшки пальцев левой руки - Лестрейнджи не плачут, даже если им кажется, что боль невозможно вынести.
- Есть ритуал, - повторяет Рабастан, не отводя глаз от захлопнувшихся дверей склепа.
Лестрейндж приходит в себя на коленях возле стола. Пальцы побелели и ему требуется сосредоточиться, чтобы разжать их, отпуская край столешницы.
То, что он только что пережил, все еще ощущается как реальность - до сих пор, ему кажется, кухня напоена ароматом умирающих цветов.
Тело отказывается слушаться, и он утыкается лицом в сложенные на столе руки, глубоко и рвано дыша, чтобы совладать с собственными ощущениями. Вернувшееся воспоминание о похоронах матери оказывается едва ли не непосильной ношей.
Однако зелье действует - по настоящему действует. Он не помнил этого, на месте этих воспоминаний было уродливое черное пятно, будто на гобелене Блэков, а теперь там ослепительно-белые на фоне серого дня лилии.
Отредактировано Rabastan Lestrange (3 апреля, 2015г. 14:41)
[AVA]http://sh.uploads.ru/dcX7t.png[/AVA]
Элизабет сидит на кровати и смотрит на свои бледные пальцы. В комнате не зажжен свет, и в полумраке ладони кажутся совсем уж белыми. Как у покойника - проносится у нее в голове.
Кай лежит в кресле напротив, не спит, просто смотрит на нее своими разными глазами, щурится, дергает ушами. Насторожен. Может, думает, что кто-то может еще зайти?
Нет, не может, глупый кот, мы же друзья.
Элизабет фыркает своим же мыслям, откидывается назад, заставляя палочку подпрыгнуть с подушки. Смотрит в темный потолок, медленно расстегивает пуговицу за пуговицей. Она не допускает лишних мыслей, не потому, что они ее смущают или она вся такая невозможно приличная, просто ей не хочется потом смотреть на Баста немного...неправильно. Ей и так хватает этих странных моментов то с объятьями, то еще с чем, ах да, со свадьбой, на которую уже напрашивался ее бывший муж. В какой-то момент вся эта нелепость становится для Элизабет тошной, и она хватает подушку и швыряет ее куда-то в сторону.
Ну вот, спугнула Кая, не зря он был насторожен.
Он, кстати, обещал ее обнять, когда они закончат с тортом. Не обнял. И ладно, не напоминать же. Это будет уже как-то неприлично. Подумает еще что.
Ай, ладно тебе Элизабет Нэльсон, он и так уже достаточно подумал. И заметил. И вообще. Да, вообще. Обещал - пусть обнимает. Неприлично как раз нарушать обещания, а не напоминать о них. Но все равно напоминать не будет, он, может, сам вспомнит. Почему-то Элизабет считает, что вспомнит.
Пуговицы заканчиваются, Элизабет раскидывает руки, закрывает глаза, глубоко вдыхает свежий ночной воздух. Окно широко распахнуто, ветерок гуляет по комнате. По коже бегут мурашки, то ли от прохлады из-за съехавшего на простыни платья, то ли от странных образов, которые все равно наполняют голову Элизабет.
Не думай о Басте, не думай о Басте, о, Элизабет, не смей.
В саду трещат какие-то насекомые. Она сосредотачивается на этом противном звуке, насекомые раздражают ее и пугают. Как раз то, что нужно в данный момент. Ей представляется большой зеленый кузнечик, который сегодня на завтрак закусил своим собратом, его длинные зеленые лапки, отвратительно выгнутые, с ворсинками. Ух, какая гадость.
Кай прыгает на кровать и медленно, чего-то опасаясь, прохаживается рядом. Ставит лапу на живот Элизабет, очевидно примериваясь - стоит ли ложиться сверху. Ну нет, дружок, это слишком щекотно.
Элизабет кладет руку на кота, мягко отталкивает его в сторону. Иногда Кай спит на ее животе, привык с детства, однако на ней в этот момент должна быть хотя бы ночная рубашка. Вот кстати да, надо бы встать и надеть что-нибудь. Прохладно.
Элизабет перебарывает желание завернуться в плед и не надевать вообще ничего, встает с кровати, бросает платье куда-то в кресло. Лениво ищет в комоде какую-нибудь легкую вещицу, находит нежно-кремовую ночную сорочку из шелка - подарок Мэгги к годовщине с Эроном, который он так и не увидел. Элизабет отрывает этикетку - "Пусть ночь будет нежной" - фыркает устало, натягивает вещицу. Тоненькие бретельки, небольшой разрез сбоку (как будто на этой коротенькой сорочке он вообще нужен), немного кружев. Пожалуй, Элизабет вышла из того возраста, когда такие вещи считались в гардеробе обязательными. Наверное, у нее в одно время случилась передозировка - Эрону нравились такие. Сейчас же выбор не велик, потому Элизабет задвигает полку комода и возвращается на кровать, зарывается под красный полушерстяной плед. Колется. Кто придумал делать колючие пледы.
Она думает о передозировке - не ночнушками - зальем, потому что голова настойчиво ноет. Пока она была занята готовкой и ужином - все было хорошо. Но сейчас, когда сознание расслабляется, готовясь ко сну, мысли снова путаются и возвращаются туда, куда им хорошо бы вообще не возвращаться.
...Она несется по знакомой дороге. Прочь от Лондона. Щетки смахивают со стекла воду - идет мелкий-мелкий дождь. И почти сразу перестает. Она торопится - "Срочно".
Элизабет шумно выдыхает, открывает глаза. Кажется, Баст хлопнул дверью. Судя по недовольному шипению, он изгнал Мистера Бингли. Ну да, кот выбрал самую правильную комнату. Еще бы.
Дышать как-то тяжело, в голове стучит каплями дождь, скрипят щетки, отчаянно бьется сердце. Она будто испытвает все это заново. Заново? Разве это случилось с ней когда-то? Элизабет старается вспомнить, но тут глупо гадать, мало ли она ездила на машине в непогоду. Единственное условие, которое ее беспокоит - срочность. Она так торопилась. Волновалась.
Кай устроился на соседнюю подушку и наблюдает за хозяйкой. Время спать, а она не спит.
Кусает губы, пытаясь избавиться от видений. Голова ноет, в ней медленно перемещаются слизни.
...Вот он, тот самый поворот. Сердце - в горле, стучит, как отбойник. Это место так важно. Она выпрыгивает из форда, поправляет плащ, смотрит на него с необъяснимой - точнее, необъяснимо глупой - надеждой.
Забудь. Забудь, ты не должна это помнить.
Она как будто слышит чей-то настойчивый, но спокойный голос.
Забудь, все, дальше - стена, высоченная, видишь? Не перелететь на твоем несчастном Чистомете, слышишь, Элизабет?
Она вдруг вспоминает Эммалайн - в форме целителя, с палочкой в руках, собранными в аккуратный пучок волосами. Эммалайн хмурит брови, сжимает в тонкую полоску губы. Думает.
Ты мертва, Эмма.
О, почему ты мертва? Тебя так не хватает. Ты бы столько всего объяснила. И подсказала. И улыбнулась бы. И назвала глупой девчонкой. И не одобрила бы Баста. Нет, не одобрила бы, хоть и знала его когда-то. Разве Элизабет подошел бы Баст? В теории даже не подошел бы. Эммалайн любит теории. Эммалайн.
Элизабет приподнимается на локтях, машет головой, отгоняя ненужные мысли. Спи же. Завтра такой день. Экспериментальный. Ты должна быстро соображать.
Зелье корявыми когтями скребет стену. По миллиметру сдирает в пыль этот бесконечный камень. Вшик, вшик. Это надолго. Зелье еще не выветрилось, наоборот, вцепилось в расслабленное сознание, как голодный волк в ослабевшую жертву. Сознание Элизабет - усталый старый лось. Он обречен.
Дорога тянется, дорога домой. Быстрее, быстрее. Доставь домой. Домой, нужно скорее домой.
Элизабет страшно мутит, она приоткрывает губы - сухие - тяжело дышит. Запускает пальцы в волосы, массирует затылок. Кай волнуется. Его разноцветные глаза распахнуты, точно окна в этой маленькой спальне. Ей нужен Джекилл, он помогает в такие моменты. Хотя таких моментов у Элизабет еще не было.
Почему зелье подействовало именно так? Почему он не достает что-то особенное, значимое из ее прошлого, а подсовывает какие-то неясные мысли о событиях, которых и вовсе никогда не было? Она, конечно, уже поменяла состав, конкретизировала направленность на память, а не воображение. Но пробовать новую редакцию зелья не стала бы сейчас, даже если бы не обещала Басту.
Ууупс, вот мы и возвращается снова к Басту.
Плохо, Элизабет, какого черта. Драккла. Черта.
Лучше думай о богомолах. Они так настойчиво грызут траву. И перебирают лапками.
Элизабет трясет, ей кажется, будто по ноге медленно ползет зеленое насекомое. Сильнее натягивает на себя колючий плед, сейчас даже не важно, что он колется. Кай спрыгивает на пол. Он не любит демонстрацию ненормальности. А Элизабет сейчас явно не в себе. Она начинает бормотать какие-то несвязные слова, хватает подушку, прячет в ней лицо.
Стена не поддается. Стена построена хорошим рабочим. Надежным. Спроектирована хорошим инженером. Создана по утвержденному проекту. Стена есть стена. А ты спи. Спи, Элизабет.
Зачем, ну зачем? Разве я бы не согласилась? Разве я бы не сделала все, что ты захочешь? Разве я не выполнила бы любую твою просьбу? Я готова, слышишь, в следующий раз готова принять правду.
Она впивается зубами в подушку, сдерживает хриплый стон. Эти мысли, пусть они уйдут. Она не знает ничего о них, и это напоминает попытки вспомнить сюжет книги, которую никогда не читал.
Она танцует в балетном классе, делает пируэт за пируэтом, взмахивает руками, не теряя равновесия. Элизабет Нэльсон - "самая артистичная девочка" - в белой пачке, тоненькая, как прутик. Она делает сюр ле ку-де-пье и батман тандю жете, а сама думает о том, как через полчаса будет гонять с Брайаном мяч на заднем дворе.
Брайан. Она же хотела написать ему.
Мысль о брате - реальном, не выдуманном - немного разгоняет слизней. Элизабет сползает с кровати, держится за голову, плетется к столу. Нужно написать всего пару строк.
И кто отнесет письмо? Она не брала с собой сову. Звать домовиков тоже не хочет. Да и что они сделают - явятся в квартиру Брайна, чтобы передать сообщение? А если он не один, а с какой-нибудь - очередной - девушкой? Маггловской девушкой, конечно.
Нужно послать патронуса. Патронус - вещь проверенная. Если в квартире брата есть кто-то кроме него самого, он просто вернется и не станет передавать сообщение. Элизабет управляет своим патронусом в совершенстве. Выдрессирована. Она, а не патронус. Хотя и патронус тоже.
Ее охватывает некоторая злость, палочка находится между подушек, Элизабет резко взмахивает ею, произнося "экспекто патронум" как-то невнятно. Но рысь появляется, выжидательно висит в воздухе.
- Ты мне нужен завтра в Ирландии. Приезжай, как проснешься.
Патронус исчезает.
Элизабет роняет палочку и безвольно падает на кровать.
Глупая была идея. Ее мутит так, что становится тревожно за безупречные простыни. Закрывает ладонью рот, на лбу выступают капельки пота.
Пахнет земляникой. Она варит зелье. Ее кухня окутана этим сладковатым ароматом. Бэтси. Бэтси. Она почти видит его глаза, он редко смотрит на нее так пристально. Так близко. Она чувствует его дыхание. Почему он так близко? Почему, если он так близко, ей вовсе не хочется его коснуться? Почему она наоборот выскальзывает из-под его взгляда, избегает его рук, которые едва не обнимали ее? Почему?
Кай начинает низко выть. Он делает так, когда напуган. Элизабет пугает его.
- Тише, тише, Кай... - кот может разбудить Баста, нужно его успокоить. Элизабет тянется к Каю, но тот шипит и уходит от ее руки, прыгает обратно на кресло, наблюдает оттуда.
- Готово. Подменишь меня? - Эммалайн улыбается, заканчивая перевязку. Элизабет кивает, наблюдает, как Эммалайн делает пару записей пером в истории болезни и направляется к выходу из палаты. - Я скоро вернусь. Схожу только к тому малышу. Темное проклятье, помнишь? Хочу убедиться, что мы сделали все, что могли.
Ладони вспотели, Элизабет неловко вытирает их о простыни.
Эммалайн. Скоро вернется. Только проверит, все ли хорошо у мальчика, которого доставили вчера. Темное проклятье. Средняя тяжесть, не критично, но месяц под наблюдением точно проведет. Конечно, Элизабет помнит. Она даже запомнила рецепт зелья, которое для него приготовила Эммалайн.
Запомнила и, кажется, уже варила его. Кому? Зачем?
В спальне пахнет земляникой и можжевельником. Мягкий желтый свитер не колется, как этот плед.
Больше никаких встреч.
Зелью нужен маячок. Зелье воет на недоступный маячок волком, скулит, царапает стену. Зелье прекрасно, зелье - мощное, дышит огнем двухсотлетнего дракона, отдает травами, собранными в одно особенное полнолуние. Под угрозой смерти. Пропитано магией. Чистой, идеальной, древней.
Стена трещит. Недавно построена, бетон между кирпичами еще не успел хорошенько застыть.
Элизабет сползает на пол, обхватывает себя руками, упирается лбом в колени. Огромный богомол сидит на стене и смотрит на нее с упреком.
Она смотрит на него пристально. Запоминает его глаза. Снова. И переносицу. Она же не закончила. Ты не имеешь права, Баст. Не имеешь права.
Зелье - волк с распоротым животом. Бежит на стену, разгоняясь все сильнее, заливая горячей кровью пожухлую лесную траву. Ударяется мордой о потрескавшиеся камни. Воет от боли и разочарования.
Роскошный торт. Проблемы с доверием. Найдем кого-нибудь для ритуала.
Ритуала, ритуал. У Элизабет пересыхает в горле. Нужно дойти до кухни. У нее лежит заготовка отличного, а главное - мощного, зелья. Оно поможет. Нужно идти на кухню. Только бы не споткнуться о богомола. Зачем он так близко.
Хочу помнить тебя.
Да, вот оно. Я хочу помнить тебя. Зелье находит свою цель. Мысль, которая кажется привлекательной, потому что была озвучена так четко. Так просто и так понятно. А зелье для того и создано - возвращать память. Хочу помнить тебя.
Старое колдо. Хмурится, прямо как сейчас. Где ты видела его, Элизабет?
Поднимается на ноги, трет виски. Богомола нет на стене, нет полу. Можно идти. Стягивает плед с кровати, оборачивается им, как будто это кокон. Дрожит, облизывает сухие губы. Нужно выпить зелье. И все пройдет.
Он обнимает ее порывисто, скользит руками по спине - желтому свитеру - и целует в щеку. Это наша последняя встреча, так? Обними меня крепче. А потом уходи. Уходи, Баст Гриффит, потому что ты стал слишком близок мне за эти три встречи. Всего три. Раз - снег, трасса, торт, шапка. Два - Феликс, мистер Смит, "мой муж", алхимический брак. Три - срочно, Эммалайн, Непростительное, твои руки на моей спине. Уходи же.
Четыре - лес, волки, его приглушенный голос из-за двери в ванную, поцелуй.
Три? Или четыре?
Пять - Ирландия, зелья, библиотека, задумчивый взгляд на пуговицы ее платья.
Элизабет спускается по ступенькам осторожно, крепко держится за перила. Красный плед тянется за ней, точно мантия. Рыжие кудри разбросаны по плечам, она идет босиком по холодным полам, встает на пальцы, точно как в балетном классе.
И замирает в дверях кухни.
- Баст? Что случилось? - он стоит на коленях, Элизабет с трудом вырывается из тумана в голове, бросает плед, садится рядом. - Ты в порядке?
Кажется, да, хотя все это выглядит странно. В голову приходит мысль, что у него разболелась голова. Он тяжело дышит, будто только что пробежал стометровку.
- Сейчас, сейчас, - Элизабет поднимается на ноги, ее пошатывает, но она все же наполняет кружку водой, протягивает ее Басту. - У тебя рукав в крови. Мистер Бингли постарался? Я сейчас достану бадьян.
Быстро находит нужное, ставит перед ним на стол, тут же отшатывается, не желая демонстрировать, как дрожат руки. Ей не хочется показывать, что зелье продолжает действовать. Утром расскажет и все. Нужно скорее выпить зелье и хорошенько выспаться. Она сглатывает, на носках идет к шкафчикам. В тусклом свете люмоса от палочки Баста с трудом находит флакон с заготовкой зелья. В ее голове слишком много волков и испачканных в кровь стен, ей не до подозрений и уж точно не до догадок, что Баст мог выпить ее зелье. Это не укладывается в голове, он так настойчиво ее отговаривал. Элизабет ставит зелье на огонь, нужно буквально десять минут.
Опирается на стол, собирается задать ему какие-то вопросы про бессонницу и головную боль.
Я хочу тебя снова увидеть. Он смотрит на нее внимательно, почти с сожалением. Ей не страшно, но волнительно. Хочу увидеть. Не уходи. Или вернись.
- Нужно дописать пару побочных эффектов, - голос Элизабет совсем тихий, она едва различает его сквозь вой волков в своей голове. - Головокружение, немного галлюцинаций, навязчивые идеи.
Элизабет отбрасывает волосы на спину, смотрит на Баста оценивающе. Он выглядит уже вполне в порядке, да и видимо тоже, как и она, не особенно хочет распространяться, что там с ним случилось.
Больше никаких встреч. Но я не хочу забывать тебя. Я хочу увидеть тебя снова.
Зелье настойчиво продирается сквозь щели в стене. Вытягивает ее страхи, обнажает их, заставляет чувствовать то же - страх забыть его навсегда. Вот он стоит перед тобой, Элизабет, о чем ты, драккл подери, думаешь? Чего ты боишься?
Голова раскалывается, гудит, там больше нет никаких слизней, там - выжженная земля, раскаленная, все еще дымящаяся.
Нет сил это терпеть больше.
Еще пять минут, пока будет готово зелье. Пять драккловых минут.
- Я сейчас тебя поцелую, - иначе моя голова взорвется, думает, но не добавляет. В ее голове сейчас сплошь одни его фразы. Особенно эта про встречу. Она не хочет больше это слышать. Вот он стоит на ее кухне - уже второй ее кухне - а значит, то не была последняя встреча. Ну же. Пусть это закончится. Пусть этот сумасшедший страх пройдет.
Элизабет обнимает его с видом почти безумным, как будто совершает подвиг во имя науки. Или хотя бы собственного рассудка, потому что иначе скоро просто его лишится. Целует не так мягко, как ей бы этого хотелось, но в этом состоянии она даже не слишком различает свои ощущения - все слишком завязано на стенах, волках, балетном классе, аромате земляники и его руках на ее спине.
Через тонкий шелк еще приятнее.
- Зелье, - Элизабет откашливается, взмахивает волосами и возвращается к котлу. В ее голове - ад. Одно ощущение заменяет другое, волк воет и царапает, кровь заливает каменные плиты.
И она определенно чувствовала это раньше. Нет, Баст, это не фантазия.
Элизабет делает два глотка - зелье горячее, она обжигает язык.
Зато она наконец может дышать. И не слышит волка. Стена упрямо стоит. И пусть.
- Можем сделать вид, что мы не виделись ночью на кухне, - говорит Элизабет, все ее стоя к Басту спиной. Сейчас ей особенно не хватает красного пледа. - Это будет удобно, каждый избежит неудобных вопросов.
Ну вот, она уже может логично размышлять. В голове проясняется. И она чувствует невероятную, бесконечную усталость.
Отредактировано Elizabeth Nelson (4 апреля, 2015г. 03:21)
[AVA]http://s8.uploads.ru/WezNI.jpg[/AVA]
Сквозь белоснежное марево сладковатого смрада мертвых цветов - голос Бэтси. Она окликает его, окликает этим детским прозвищем, кличкой для самых близких...
Нет. Он сам дал ей это имя, отдал. Сам.
Сосредоточься.
В висках колоколом отдается тот октябрь, голоса отца и брата. Намного громче - голос Бэтси Нэльсон.
Цепляясь за него, Лестрейндж подчиняет себе память, жестко блокирует вернувшиеся воспоминания, давит эмоции, которые ощущаются слишком свежо, слишком болезненно.
Забирает мокрую кружку, жадно отпивает, едва не давится.
Уже легче.
Он опирается на руку, поднимается на ноги, попутно возвращая контроль над телом и памятью, игнорирует выставленный на стол перед ним бадьян - успеется, само пройдет, Метка хорошо скрыта подсыхающей кровавой коркой.
И только потом - постепенно, следуя от бледного пятна дрожащей руки через темный плед, лужей растекающийся по полу - к женщине.
Твою же мать, Бэтси Нэльсон.
Оторвать взгляд от нее сейчас кажется непосильной задачей. Это полный провал - как неудачна эта встреча на кухне, как неудачна эта тряпка на ней.
Кого она ждала в этом клочке шелка? Его?
Хороший вопрос. Жаль, он его не озвучит. Не потому что это неприлично - потому что не хочет знать ответ, каким бы он не был.
Он не понимает, что она делает - даже не пытается. Просто следит за тем, как она перемещается по кухне - от шкафов к плите, как переступает босыми ногами, приподнимаясь на носки.
Рабастан запрещает себе думать. Мерлин знает, что может прийти в голову. Мерлин знает?
Рудольфус знает, вот кто точно знает.
Он даже не отвечает на ее слова о побочных эффектах - не замечает их. Рабастан Лестрейндж не следит за ходом эксперимента. Рабастан Лестрейндж не может глаз отвести от кремового шелка, который раздражает - потому что.
Последствия зелья постепенно сглаживаются, мыслить становится проще - голова больше не кажется ему забитой теплым тяжелым песком.
Пальцы разжимаются. Возвращается способность дышать - он не заметил, что в горле першит.
Откашливается, не спуская с нее взгляда. Она таращится в ответ - непонятно, напряженно, незнакомо.
В свете Люмоса глаза Элизабет кажутся совсем черными, скулы острее, как и подбородок.
Только волосы рыжие, яркие. Он помнит, какие они на ощупь. Думает, что если запустить пальцы в чуть вьющуюся копну, она откинет голову и приоткроет губы. Он много думает - только какими-то картинками, размытыми и дикими. Стоп-кадрами, как маггловские колдографии.
В ответ на ее невероятную фразу - это бьет его наотмашь, эхом и осознанием чего-то непоправимого - он сам шагает к ней, не желая обращать внимание на почти мученический вид ведьмы.
Да ладно, он не альтруист. Разберется с причиной этого страдальческого изгиба ее губ позже.
Наверное, это тоже побочный эффект зелья.
Наверное, дурной идеей было остаться на ночь в этом уединенном доме.
От дистанции, которую он так старательно - и так безуспешно - соблюдал, остается воспоминание.
Этот поцелуй намного хуже, чем тот, предыдущий.
От осознания, что он повторяет ошибку, Лестрейндж испытывает раздражение. Вцепляется мысленно в этот гнев. Гнев, злость на самого себя - это лучше, чем неконтролируемое, накатывающее возбуждение.
Но злость ему не помощник. Из-за нее он только крепче вцепляется в женщину, едва ли не грубо толкает ее к столу, шагает за ней, задирая короткий подол шелковой сорочки. Оставляет ее рот, примеривается к затененному горлу.
Зелье.
Зелье, да, конечно, они варили зелье... Ему хочется знать, чем закончится эксперимент. Ему это интересно, потому что он любит эксперименты. Потому что ему нравится заниматься наукой.
Наукой, насмешливо повторяет Розье у него в голове.
Эвану хорошо. Эван давно мертв. Эван не должен решать, что делать Рабастану здесь и сейчас.
Впрочем, Рабастан тоже не должен.
Мерлин, Баст, держи себя в руках. Не набрасывайся на Бэтси Нэльсон хотя бы из чувства признательности - это-то чувство тебе знакомо?
На втором этаже низко воет кот. Рыжий, наверное. Рыжий чувствует, что его хозяйка в опасности.
Лестрейндж отводит взгляд от узкой спины, округлых бедер, которых касался вот только что - переводит дыхание, чтобы сосредоточиться на главном.
Что там у них сейчас главное? Как бы оставить эту невероятно неудобную ситуацию в прошлом?
Плохо скленная дружба рушится, как неумело скастованные чары. Но ему нельзя исчезнуть из жизни Бэтси Нэльсон и оставить ее наедине с возвращающим воспоминания зельем.
Давай, Рабастан. Сосредоточься. В этом нет ничего сложного, ты делал так миллионы раз.
- Я приношу свои извинения, - он подбирает тон, спокойный, даже расслабленный, говорящий - ничего страшного же не произошло.
Не произошло.
У нее устало опускаются плечи, и он надеется, что она не повернется еще хотя бы пару минут. Намного проще извиняться за то, за что не хочется, в спину.
- У меня была тяжелая неделя, и я сорвался. Это недопустимо и больше не повторится.
Сколько обещаний он уже дал ей, чтобы потом нарушить? А себе?
Никаких встреч, никаких поцелуев, обнять после ужина...
- Часть побочных эффектов можно снять настойкой шотландской крапивы - она нейтральна к крови дракона, и хорошо помогает при головокружении. Давай обсудим побочные эффекты утром.
Да, побочные эффекты. Много побочных эффектов. Слишком много.
Лестрейндж возвращается к столу, поднимает плед. Протягивает руку над плечом Элизабет, выдергивает волшебную палочку из вазы.
- Побочные эффекты - это проблема. Я переночую в твоей комнате. Это не обсуждается, - его тон не подразумевает возражений, хотя, видит Мерлин, с учетом того, что происходит между ними, ведьма имеет основания категорически отказать. Ничего, он готов продемонстрировать, что некоторые отказы он не принимает.
Некоторые.
Рабастан гасит огонь под котлом, накладывает консервирующие чары, разворачивается к Элизабет.
- Заодно полистаю кое-что, что заинтересовало в библиотеке, - пытается он положить конец двусмысленности, возвращая ведьме плед. - Пара последних альманахов по рунологии точно не даст заснуть. Идем.
Кот с разноцветными глазами настороженно смотрит на них с тумбочки. Этот, белый, предпочитает избегать Лестрейнджа, демонстрируя башковитость, но симпатии Рабастана все равно на стороне серого.
Кресло кажется достаточно удобным - к тому же, намного удобнее, чем то, что долгий срок было в распоряжении заключенного Азкабана.
Приманивая Акцио журнал из библиотеки, Лестрейндж устраивается в кресле и кивает Элизабет.
- Все в порядке. Я просто прослежу, что с тобой ничего не случится. В конце концов, именно для этого тебе нужен был напарник. Постарайся отдохнуть, а потом мы обсудим побочные эффекты.
И замотайся в этот плед с головой, не договаривает он. Ситуация и так слишком близка к тому, чтобы выйти из-под контроля.
Рабастан Лестрейндж отказывается признать, что давно перестал контролировать то, что происходит с ним, когда неподалеку Элизабет Нэльсон.
- Спокойной ночи.
Отредактировано Rabastan Lestrange (4 апреля, 2015г. 11:45)
[AVA]http://sh.uploads.ru/dcX7t.png[/AVA]
Он извиняется.
Серьезно? Извиняется?
Элизабет еле сдерживает себя, чтобы не фыркнуть достаточно громко, чтобы он услышал. "Это недопустимо и больше не повторится". Он хотя бы сам понимает, насколько нелепо звучат его слова? И тон какой высокопарный, в лучших традициях Баста Гриффита.
Нет, пожалуй, она фыркнула достаточно громко. Приходится кусать губы, чтобы не рассмеяться. Какая нелепость, эти твои извинения, Баст.
Элизабет помешивает зелье, бездумно, бесполезно - она все равно уже его выпила, и тогда ее не слишком волновала консистенция и степень готовности. Ее волновал предлог выскользнуть из рук Баста. Это кажется абсурдным - она сама поцеловала его, сама - в некотором роде - спровоцировала, а потом сбежала к котлу. Как будто испугалась. Даже забавно, так, наверное, ведут себя девочки лет пятнадцати. Сама Элизабет не знает точно - в пятнадцать она была занята другими мыслями, хотя уже и вполне серьезно встречалась с Эроном.
Ах, Эрон. Собственно, к нему все и сводится: приятных вам выходных; можешь быть увлечена чем-то крайне занимательным; жаль, что у тебя маленькая кухня. И стол.
В Лондоне у нее и правда стол небольшой. А вот здесь - более, чем подходящий для того, что Эрон считает "крайне занимательным". Очевидно, Баст с ним бы согласился.
Мысли в голове Элизабет блекнут, выцветают, и без воющих волков там становится как-то пусто. Им на замену приходят куда более рациональные мысли: как же холодно в этой драккловой ночнушке, как дрожат у нее руки, какой кошмарный побочный эффект, как горят губы после этого поцелуя.
- Давай, - она легко соглашается обсудить все утром, потому что это логично и правильно. Логично и правильно - это куда больше похоже на Баста Гриффита, чем едва ли не успешная попытка избавить Элизабет от этой тонкой вещицы из шелка.
Инстинктивно Элизабет одергивает сорочку, хотя и понимает, что это самое бессмысленное действие на свете. Пока она не выпила зелье для прояснения сознания, ей было плевать на такую ерунду. Она ни на секунду не задумалась о том, как выглядит в этом очаровательном подарке любезной подруги, потому что в ее голове шло сражение за что-то очень важное, у нее в голове разрушались стены и скулили волки, какое ей было дело до всего остального. Зато сейчас дичайшая неловкость накатывает на Элизабет настоящим цунами, и она весьма довольна хотя бы тем, то стоит спиной.
Ох, ну да, как будто это что-то меняет.
В проясненном сознании появляются совсем уж невыносимые мысли: а вдруг Баст подумает, что это намеренная провокация или что она, Мэрлин, рассчитывала на что-то большее сегодня ночью. От этой мысли пересыхает в горле, она ведь не может прямо опровергнуть подобные мысли, вдруг Баст так вовсе и не думает. Драккл.
Провокация вполне удалась. Правда, намеренной не была. Ненамеренная провокация - так вообще бывает?
Баст забирает свою палочку и говорит что-то совершенно странное. Элизабет даже не сразу реагирует.
- Переночуешь в моей спальне? - она даже не успевает смутиться, настолько абсурдными кажутся его слова. Как это, драккл подери, связано с побочными эффектами? И не кажется ли тебе, Баст, что твое присутствие как раз может спровоцировать другую волну этих самых эффектов? - Ты считаешь это необходимым?
Элизабет оборачивается в плед с крайне недоверчивым видом, но появившиеся в голове вопросы не задает. Его тон как-то особенно категоричен, а она настолько устала, что не собирается с ним спорить. Полистает какую-нибудь книгу. Ну да. Очаровательно.
Ей хочется пошутить про способности альманаха по рунологии к усыплению. Но решает вообще не говорить ничего. Чем меньше сейчас будет сказано, тем легче завтра будет делать вид, что все как прежде. Собственно, завтра все и будет как прежде. Но до завтра еще как-то нужно дожить.
- В полном порядке, - Элизабет присаживается на кровать, все еще крепко сжимает пальцами плед. Баст устроился в кресле, выглядит весьма ободренным перспективой почитать о рунах. Какая нелепость происходит здесь и сейчас.
Элизабет более, чем уверена, что с ней все будет хорошо. Она выпила очень мощное зелье, и оно в два счета усыпит ее. А если нет - она может просто постучать в дверь его спальни. Они могли бы договориться об этом и все.
Нелепость.
- Спокойной ночи, Баст.
Элизабет забирается на кровать с ногами, расправляет плед, ложится на бок, спиной к нему. Смотрит в темную стену. Натягивает плед на плечо. Кусает губы.
Он на самом деле не понимает, что вот так ей в сто раз сложнее "постараться отдохнуть"? Его присутствие в комнате ограничивается тихим шелестом страниц, приглушенным светом от палочки.
Его дыханием.
Его руками, которые сегодня не ограничились ее спиной.
Ох, драккл тебя раздери, Баст Гриффит. Проваливай из этой спальни, иначе твой любимый рационализм полетит сейчас ко всем чертям.
Элизабет делает глубокий вдох, переворачивается на спину. Смотрит в потолок, складывает руки на груди. В голове кристально чисто, даже как будто эта пустота звенит. Побочные эффекты сняты, хотя стена осталась поистрепанной, исцарапанной, потрескавшейся. Нужно немного, чтобы через нее пробиться. Но она обещала больше не пробовать зелье на себе. И, если честно, пока что Элизабет не стремится пережить все это заново.
Она думает о том, что зелье решило перед ней обнажить. Страх забыть Баста Гриффита, охвативший ее сумасшедшей паникой на грани фола. Зелье обострило чувства, гиперболизировало ощущения, вытянуло на поверхность до этого незамеченное. Что там, за этой стеной, она не имеет понятия. И не слишком стремится узнать, если честно. Потому что Баст здесь, и она его прекрасно помнит. Чем бы ни был вызван тот неконтролируемый страх, этого не произошло. Все в порядке. Да и не так уж сильно она хочет присутствия Баста Гриффита в своей жизни. Ну, может хочет, но вот в данный конкретный момент она бы предпочла его отсутствие хотя бы в пределах этой комнаты.
- Почему это недопустимо?
Вопрос срывается с губ Элизабет так неожиданно, что она сама немного пугается. И отчетливо понимает, что он волновал ее все эти тянущиеся минуты. Или часы, сколько там времени уже прошло.
- Лучше не отвечай.
Она поворачивается обратно на бок, вытягивает руки из-под пледа и закрывает глаза. Озвучив дурацкий вопрос, Элизабет как будто освободила от него сознание, выпустила бьющуюся о прутья клетки птицу, и теперь спокойно могла заснуть.
Она спала несколько часов, крепко, как и полагается кошмарно уставшему человеку. Солнце уже заливает комнату, даже сквозь задернутые шторы свет пробивается в спальню и скользит по ее кровати. Элизабет приподнимается на локтях, чуть трясет головой, смахивая волосы. Переводит взгляд на кресло.
Баст спит, склонив голову к плечу, держит ладонь на раскрытой книге. Его дыхание ровное и спокойное, как будто он сам принял какое-то зелье. Элизабет думает, что он не заснул бы просто так, раз не собирался. Хотя, возможно, убедившись, что с ней все в порядке, он дал и себе возможность немного расслабиться. Сегодня у них полно работы, так что сон ему не помешает.
Элизабет выскальзывает из-под пледа, тихонько идет через комнату за своим голубым платьем. Секунду раздумывает, окидывает Баста внимательным взглядом, и быстро стягивает сорочку. Бросает ее на кровать, поспешно застегивает пуговицу за пуговицей. Собирает волосы на затылке, подкалывает парой шпилек, взятых с тумбочки.
Еще раз смотрит на Баста, подавляя в себе какой-то странный - нерациональный, как он, наверное, посчитал бы - порыв, и тихо выходит из комнаты.
На кухне светло, пахнет сладкими цветами и настоявшимся зельем. И ничто не напоминает о ночной встрече. Элизабет быстро наводит относительный порядок, складывает книги, отставляет зелье в сторону. Его цвет стал глубже, темнее, теперь напоминает расплавленное яблочное желе. Элизабет принимается за готовку завтрака - Баст еще не пробовал ее блинчиков. А ее блинчики - это волшебство не хуже этих ваших зелий. Или тортов.
Включает радио, подпевает любимым Биттлз, печет блинчики. Типичное утро Элизабет Нэльсон.
- Так-так-так, Лиззи, это взятка? - голос брата заставляет Элизабет отскочить от плиты и едва не выронить из рук лопатку.
Брайн поразительно хорош в незаметном подкрадывании со спины. Прекрасным был бы шпионом. Подхватывает только что испеченный блин, перебрасывает из руки в руку - жжет пальцы - бормочет какие-то оригинальные проклятия и отправляет блин в рот.
- Фкуфно, но горяфо, - Брайн, не церемонясь, берет еще один блин и присаживается на край стола.
- Я тоже рада тебя видеть, - Элизабет отставляет блюдо с блинами подальше и косится на стол. Блин едва не подгорает. - И тише, Брайн, мы не одни.
Ей не хочется будить Баста так рано, ему бы еще поспать. Она уверена, что заснул он совсем недавно.
- Help! I need somebody, help! Not just anybody!- наспех вытерев руки о первое попавшееся полотенце, Брайн берет Элизабет за руку и тянет в центр кухни, начиная забавно пританцовывать, - Help! You know I need someone, help!
- Брайн, прекрати, Брайн, - Элизабет заливается смехом, роняет лопатку, но привычно подстраивается под этот странный танец и подпевает. - Help me if you can, I'm feeling down, And I do appreciate you being 'round!
Выхватывает палочку из кармана и взмахом отправляет блин на стопку. Брат привычно дурачится, танцует по кухне с блинчиком в руке, заставляя Элизабет прыскать от смеха.
Мистер Бингли презрительно наблюдает за этой картиной со стула, недовольно машет хвостом. Оборачивается в сторону дверей.
- I know that I just need you like I've never done before, - напевает Элизабет, поднимая голову. И смотрит на стоящего в проходе Баста. - О, мы тебя все-таки разбудили. Прости, Баст.
Элизабет неловко улыбается, понимая, что не успела предупредить его о визите брата. Точнее, о некоторых особенностях своего брата.
- Ого, - Брайн замирает посреди кухни, обнимая Джекилла в подобии страстного танго. - Это что же, тот самый, от которого ты без ума, Лиззи?
Ну... Да, вот этих особенностях. Элизабет закатывает глаза и уныло снимает последний блин.
- Смотрю, ты успел перекинуться парой слов с Эроном, - Элизабет мрачно смотрит на брата, затем переводит слегка виноватый взгляд на Баста. - Баст, познакомься с моим братом. Брайн, умоляю, не позорь меня хотя бы сегодня.
Брайн уже отпустил Джекилла - кот тут же ускользнул обратно в сад - и протягивает широкую ладонь Басту.
- Приятно познакомиться, Баст. Слышал о тебе много интересного, - Элизабет пинает брата в бок локтем и шипит, накрывает на стол, - Правда со слов чокнутого бывшего мужа моей сестрицы, потому не переживай, я не подвержен предубеждениям.
Брайн широко улыбается, ищет для себя кружку. На фоне привычных BFF, найденная им изящная фарфоровая смотрится нелепо.
- И это, кстати. Лиззи не говорила, что без ума от тебя. Это просто грязные слухи, - Брайан присаживается за стол, переводит взгляд с мрачной Элизабет на Баста и обратно. - Хотя, судя по всему, слухи недалеки от правды. Ты ослепительно рыжая, Лиз, мне аж глаза режет.
- Баст, попробуй блинчики. Они у меня не хуже тортов получаются, - Элизабет слишком хорошо знает своего брата, а потому оставляет всякую надежду остановить его словесный поток. И даже начинает жалеть, что вообще пригласила его сюда.
- Тортов? - Брайан расплывается в довольной улыбке, - Классные торты печет Лиззи, да?
- Брайан, умолкни.
- Так, ладно, - осушив кружку в два глотка, Брайан вдруг говорит серьезным и низким голосом, совершенно не похожим на его шутливый тон. - Вводите меня в курс дела. У меня всего часа два, потом обещал заехать к бабуле. Что за зелье на этот раз? Какие побочные эффекты? Желательно, чтобы завтра я был в форме, Лиз, у меня три тренировки подряд.
Брайн скрещивает пальцы и откидывается на спинку стула с внимательным и серьезным видом.
- Экспериментальное, - с некоторой неуверенностью говорит Элизабет и переводит взгляд на Баста. - С воздействием на сознание. И память. Психику. Сложный рецепт. С побочными эффектами, да. Но мы быстро сделаем нужное зелье. Добавим настой шотландской крапивы. К завтрашнему дню будешь в порядке.
Элизабет делает глубокий вдох и внимательно смотрит на Баста.
- Мы ведь можем попробовать зелье на моем брате, правильно? Вдвоем будет легче контролировать процесс.
[AVA]http://s8.uploads.ru/WezNI.jpg[/AVA]
Если сосредоточиться как следует, то можно понять, о чем только что прочитанный им абзац. Но для этого нужно свести произошедшее на кухне к нелепости, случайной и совершенно банальной. А это проще сделать, бездумно следя за мудреными рассуждениями незнакомого автора о различиях в норманнской рунической система до и после столкновения с кельтами. Замкнутый круг.
Лестрейндж вскидывает голову на ее вопрос, как будто ждал его. Ведьма лежит на спине, смотрит в потолок - напоминает ему мать из только что вернувшихся воспоминаний. Даже в этом пледе. Даже живая.
Хорошо, что ей не требуется ответ - отвечать он и не думал. Слишком долгие объяснения, слишком многое из того, что он уже не сказал, нужно было бы сказать. Он и сам не очень хорошо понимает, почему именно недопустимо, ладно. Недопустимо - и точка.
Она отворачивается, устраивается поудобнее, дыхание выравнивается.
Спустя полчаса или около того он, наконец-то, начинает понимать, что читает. Однако рунология не захватывает его так, как двадцать лет назад - все кажется несколько сюрреалистичным, несерьезным. Ненастоящим.
Засыпает он под утро, когда серый рассвет начинает вползать в комнату между раздвинутых штор. Гул накатывающих на каменистый берег волн больше не беспокоит.
Он уже умывается, когда с кухни раздается бодрое пение. Мужской, между прочим, голос.
Рабастан смывает подсохшую кровь с длинных воспаленных царапин на предплечье, осторожно касается лениво извивающейся змеи - нет, все в порядке. Лорду нет дела до того, где и чем занимается младший Лестрейндж.
Бегло оглядывает себя в зеркале над раковиной - ему все еще кажется, что это нереально: что он по-прежнему в своей ледяной азкабанской конуре.
Но нет, зеркало отражает его на фоне добротной обстановки, не имеющей ни малейшего следа тюремного быта.
Когда звонкий женский голос присоединяется к пению, Рабастан понимает одновременно две вещи: на сей раз визит им нанес не бывший муж Элизабет и у него от этого факта разжимаются стиснутые было зубы.
Итак, это кто-то другой, раз Бэтси Нэльсон поет с ним дуэтом, перебивая радио. И, должно быть, кто-то, от кого у нее нет тайн - раз она поет с ним на кухне, а не выпроваживает поскорее, скрывая своего гостя.
Лестрейндж спускается вниз, останавливается в дверях.
Молодой мужчина пританцовывает в кухне, таская на руках симпатичного Рабастану кота, который терпит происходящее с крайне индифферентным видом. Бэтси дирижирует палочкой, занимаясь блинами - прямо идеальное, мать его, утро.
Неловкая улыбка ведьмы перечеркивает идеальность, и только спустя секунду до Лестрейнджа доходит, что это он сам лишает их семейное утро своего очарования.
Ответить Элизабет он не успевает - брат, о котором она упоминала, перехватывает инициативу. Пока кот мчится в сад, Рабастан с каменным выражением лица пожимает протянутую ему руку: ему категорически не нравится собственная фатальная известность среди близких людей Элизабет Нэльсон. Как будто это его к чему-то обязывает. Хотя бы к тому, чтобы не дать случившемуся ночью развития.
Подобные мысли не способствуют беззаботному настрою, и он помалкивает, пока брат и сестра обмениваются любезностями.
В общем и целом, эта картина ему знакома - они с Рудольфусом тоже не упускают возможности обменяться колкостями, только у Нэльсонов это, разумеется, куда безобиднее.
Несмотря на то, что и та, и другой беспрестанно к нему обращаются, Лестрейндж понимает, что его участие в разговоре не требуется - он кивает в ответ на вопросы и разглядывает мрачную ведьму: наверное, ей тоже не слишком удобно, когда этот Брайан заводит речь о ее симпатии.
Симпатия...
Рабастан старательно имитирует внимание, пока сам погружается в ускоренный курс рефлексии. Знает ли он, что симпатичен Элизабет Нэльсон? Несмотря на кажущуюся невероятность этого факта, да, он знает. Собирается ли он что-то предпринять по этому поводу? Нет, не собирается. На данный момент не собирается.
Анализ и рефлексия окончены.
- Если он не против, - хмыкает Лестрейндж в ответ на неуверенный взгляд ведьмы. Стало быть, эксперименты на себе отменяются. Прекрасно - пусть будет брат, всяко лучше, чем если она снова подвергнет Обливиэйт проверке.
Брат - Брайан, его зовут Брайан - не против. Он выглядит спокойным и довольно равнодушным. Должно быть, догадывается Рабастан, не раз служил подопытной крысой для своей сестрицы-экспериментатора. И вроде бы не имеет поводов жаловаться.
Впрочем, он и без этой демонстрации уверенности в Элизабет знает, что она хороший колдомедик.
И зельевар - тоже.
Воспоминания, вернувшиеся к нему ночью, все еще мягко отдают запахом увядающих цветов и сыростью склепа.
- Головокружение, навязчивые идеи. Галлюцинациии, - повторяет он по памяти - вроде бы на это жаловалась ночью ведьма. Да и сам он в достаточной мере прочувствовал головокружение. А вот галлюцинации и навязчивая идея... Если не считать его практически бешеного желания, которое не имело ни малейшего отношения к проявившимся воспоминаниям, навязчивые идеи и галлюцинации Элизабет могут быть связаны именно с заклятием забвения.
- Не беспокойтесь - имеется зелье, которое устранит эти последствия. Да? - уточняет он у Элизабет, которая выглядит куда лучше, чем несколькими часами ранее - должно быть, то, что она сварила аккурат перед инцидентом с поцелуями и прочим, сработало.
Брайан весьма уверенно делает то, что ему велено. Держится молодцом, сидит спокойно.
Лестрейндж открывает их записи, хмурится на набор сокращений, который оставила в последней записи Элизабет, и, пока она не видит, заклинанием копирует текст на отдельный лист, вывалившийся из блокнота. На обратной стороне записано чье-то имя и несколько цифр, но Рабастан все равно складывает его в плотный небольшой квадрат и прячет в кармане рубашки - покажет зелье Вэнс и наладит постоянную варку.
А затем наблюдает за братом Элизабет.
Они, кстати, похожи - не сильно, но есть нечто общее. Деловитость, когда нужно. Подвижное лицо, богатая мимика. Брат кажется славным парнем - насколько вообще Лестрейндж знаком с этим понятием.
Славный парень - и совершенно спокойно отнесся к эксперименту на себе. Это доверие того типа, которому Рабастан может позавидовать даже против воли: подобная ситуация для них с Рудольфусом просто невероятна, неприменима.
Лестрейндж опирается спиной о холодильник, наблюдает за Брайаном - огромный ящик за плечами чуть заметно вибрирует и вибрации отдаются в руки.
- Побочные эффекты могут проявиться сразу же, - предупреждает он. - А могут - спустя час. Мы не строили догадки, в чем причина такой разницы.
Чего их строить - причина в Обливиэйте. У него с Элизабет такие разные реакции на зелье именно потому, что ее память подвергалась недавно забвению, а его - нет. Так что, если Брайан Нэльсон недавно не участвовал в других опытах, то у него все должно пройти так же, как у Рабастана - быстро и относительно внятно.
- Ну? Описывайте, что чувствуете.
Лестрейндж снова берется за маггловскую авторучку, готовится писать.
На едва заметное жжение Метки он обращает внимание далеко не сразу, но когда болезненная пульсация распространяется от черепа вверх и вниз, заставляя пальцы непроизвольно сгибаться, игнорировать вызов становится все сложнее.
Рабастан засовывает руку в карман, опирается на стол локтем, чтобы скрыть подрагивание кисти, и пишет - у него еще есть сколько-то времени.
Отредактировано Rabastan Lestrange (7 апреля, 2015г. 07:28)
[AVA]http://s8.uploads.ru/jEWVx.png[/AVA]
Элизабет сомневалась в том, стоит ли звать Брайна, однако когда Баст не оставил ей выбора... Словом, он не оставил ей выбора. Для Брайана это дело более, чем привычное. Он еще даже в Хогвартс не поступил, а уже испытал на себе действие некоторых зелий. В том числе зелье забвения, чью обратную редакцию ему предстоит выпить сейчас.
Элизабет то и дело бросает на Баста беспокойные взгляды. Он не выглядит человеком, который легко сходится с людьми. Элизабет в этом смысле чувствует себя некоторым исключением, хотя это и основано лишь на ее интуиции и догадках. Брайан - незнакомый человек, и тем более его общество Бастом официально не одобрено. Однако если рассматривать его присутствие как часть эксперимента... В общем, Элизабет надеется, что все в порядке.
Ну и судя по всему, Баст не против участия Брайна в их экспериментах. Всегда лучше иметь на два глаза больше, когда нельзя упускать ни секунды реакции.
- Какая прелесть, - Брайн усмехается на перечисление побочных эффектов, однако не выглядит даже настороженным, не то что напуганным. - Бывало ведь и хуже, да, Лиззи?
Элизабет поджимает губы. Не обязательно совершенно вот так прямо упоминать, что она испытывала на брате совершенно неподтвержденные зелья, да еще и с результатами хуже, чем ее собственное состояние сегодня ночью. Но Брайн прав - такое бывало.
- Ладно, я готов. Начинайте, - Брайн решительно складывает руки на груди и сводит брови. Предусмотрительно отодвигает от себя кружки и прочие предметы, которые могут разбиться, если его вдруг поведет в сторону или уронит на стол. Или что там вообще с ним может случиться.
Элизабет наполняет зельем кружку - контролирует дозу. Ей немного волнительно, но в конце концов ничего особенно страшного с ней не случилось, значит Брайан в относительной безопасности. Тем более у них готово зелье, смягчающее все побочные эффекты.
- Пей, - она протягивает брату кружку и опирается руками на стол. Внимательно наблюдает за каждым мускулом на его лице. - Если что, кричи. Ну, ты знаешь.
Брайн сидит спокойно, немного кривится, хотя Элизабет уверена, что зелье сейчас гораздо приятнее на вкус, чем когда она сама его пробовала. Оборачивается на стоящего у холодильника Баста - она привыкла работать одна, однако за вчерашний день уже успела привыкнуть, что у нее есть помощник. Умный, рациональный и надежный помощник. То, что нужно.
- Мой мяч, мой мяч, - Брайн закрывает глаза и обхватывает голову руками. Элизабет сначала дергается к нему, однако тут же хватается за блокнот и делает записи. Сейчас Брайан - не брат. Он - часть эксперимента. И эксперимент требует определенных процедур. Жди. - Мой мяч!
Брайн срывается на крик, но тут же затихает. Вцепляется пальцами в край стола, не открывает глаз. Бормочет что-то невнятное.
- Твой мяч в кладовой. У бабушки. От калитки направо. Дверь синяя, выцветшая. Три ступеньки вниз. Справа полка, у самого пола. Мяч в углу.
Элизабет говорит четко, медленно. Она задает координаты для памяти, моделирует ситуацию. Этим же образом она сможет направить сознание на поиск маячков в случае с Лонгботтомами.
- Ты помнишь свой мяч, Брайан?
- Помню.
- Расскажи мне про него.
Брайан втягивает воздух, сильнее вцепляется в стол. Элизабет сосредоточена и хладнокровна. Это не худшее воспоминание для брата. Наверное.
- Я получил этот мяч как один из лучших новичков. На нем роспись моего любимого нападающего. Я хранил его в своей комнате. Я протирал его каждый день, - голос Брайана сиплый, но уверенный. Он как будто в трансе или под гипнозом. - Я взял его с собой на поле всего один раз. Один раз...
Брайан замолкает, очевидно переживая какие-то полузабытые моменты из жизни. Элизабет хмурится, держит наготове палочку и бутылочку с зельем. Она знает, какой именно момент переживает брат - и понимает, что Брайан не будет благодарен ей за возвращение этого воспоминания.
Брайан вздрагивает, трясет головой, открывает глаза. Смотрит в одну точку, тяжело дышит, сводит брови в одну полосу. Элизабет молчит, но записывает.
- Какого черта ты делаешь, Лиззи? Это опасная штука, - Брайан поднимает взгляд на сестру, и хоть выглядит спокойным, но Элизабет понимает, что ему очень не нравится то, что с ним происходит. - И она работает. Не знаю, конечно, что именно ты хотела... Но на этом месте в моей памяти был только тот автомобиль и все. А теперь я помню даже хруст кости в ноге. Очень здорово помню, к слову.
Брайан морщится, потирает ладонью шею.
- А еще почему-то вспомнились твои эксперименты с прической. Когда ты только начинала все эти... Манипуляции, - Брайан усмехается, очевидно стараясь чем-то перекрыть не слишком радужные воспоминания о сломавшей его спортивную карьеру травме. - Помнишь, как ты пыталась сделать из себя Клеопатру, а в итоге на голове было какое-то гнездо?
Элизабет качает головой, записывает "показания". Она помнит, конечно. Дурацкий был день. Брайан смеется - нервно порядком - и смотрит на Баста.
- Тебе нравятся ее рыжие волосы? Красиво, да? А в тот день был просто какой-то ад, - Брайан отрывает пальцы от стола и изображает в воздухе кудри. - Просто кошмар. Мы шли по Косой Аллее, и пара человек начала визжать, приняли ее за эту, которая с плакатов. Как там ее?
Брайан почесывает подбородок, переводит взгляд на Элизабет.
- Имя еще такое красивое. Изабэлла, Бэлла...
- Беллатриса, - бесцветно подсказывает Элизабет, припоминая единственный плакат о розыске, который она рассматривала. - Лестрейндж.
- Точно. Беллатриса Лестрейндж. Клевая, - Брайан откидывается на спинку стула и улыбается. - Ну, то есть имя клевое и прическа. И фамилия тоже ничего. Тебе бы подошла, Лиз. Особенно с той твоей жестью на голове.
- Я запишу это как подобный эффект, - Элизабет мрачно усмехается, протягивает брату флакон с зельем. - Ты бредишь.
Брайан смеется, отпивает зелье, отплевывается.
- Попробуем еще? Я готов.
- Подождем чуть-чуть и продолжим. В этот раз я сама тебя вела, сейчас же позволю твоей памяти самой выбирать, что вытащить наружу.
Элизабет делает пару заметок и отходит к Басту.
- По-моему, все идет отлично, да? Шок полностью перекрывал ему воспоминания об аварии. Шок - это, конечно, не повреждение сознания с котором нам предстоит работать, но ведь тоже определенный блок. И зелье преодолевает его без труда. Думаю, мы на верном пути, - Элизабет внимательно смотрит на Баста, на секунду ей кажется, что что-то не так. - Все в порядке, Баст? Ты не против продолжить? Брайан мне доверяет, а я не вижу причин не пойти чуточку дальше.
Отредактировано Elizabeth Nelson (6 апреля, 2015г. 20:57)
[AVA]http://s8.uploads.ru/WezNI.jpg[/AVA]
Судя по виду, Брайан считает зелье отвратительным на вкус - странно, потому что Рабастан даже не обратил внимание на подобное, полностью сосредоточенный на ожидаемой реакции. Впрочем, реакция тоже не заставляет себя ждать: через пару мгновений после выпитого зелья лицо мужчины искажается, он обхватывает голову руками, как будто опасается, что она треснет и расколется пополам, перестань он ее удерживать, бормочет что-то про мяч.
Лестрейндж подается вперед, забывая про блокнот, про ручку и про то, что собирался записывать. Забывает даже про Метку. На этот раз он действительно наблюдает за ходом эксперимента - бесстрастно, с ожиданием. Не то, что когда под воздействием экспериментального зелья была Элизабет.
Это неприятная мысль и он избавляется от нее, прислушиваясь к рассказу Брайана, ведомого ведьмой.
И когда тот, наконец-то, приходит в себя, Рабастан понимает: мужчина действительно не помнил, что произошло с ним однажды в связи с этим мячом. Не помнил детали, разумеется - факт инцидента был в памяти так и так, но безликий и пустой, абстрактный, какими были для самого Лестрейнджа похороны матери.
Записывая вкратце произошедшее, уделяя особенное внимание тому факту, что Элизабет сфокусировала воспоминания брата на мяче и запустила цепь ассоциаций, он размышляет над тем, а можно ли в самом деле управлять тем, какое именно воспоминания вернется... Быть может, именно его присутствие на кухне вызвало у ведьмы то повторное переживание объятий, которые затем были вытерты чарами Забвения? Или его собственное возвращение в день похорон матери было спровоцировано ужином в саду, заполненном цветами?
Надо бы подробно поэкспериментировать с этой возможностью - и стоило бы узнать, можно ли эти вновь пережитые воспоминания слить в Омут Памяти. Особенно сразу же после приема зелья, пока ощущения еще свежи...
От этих рассуждений его отвлекает нелепый вопрос Брайана. Рабастан переводит взгляд на женщину, которая, опустив голову, строчит в блокноте. Ему нравятся ее рыжие волосы? Кажется, он видел ее и с другими вариантами - она определенно была светловолосой в их первую встречу и темноволосой во вторую. И в третью. А вот две последние, считая эту - она рыжая. И почему-то всех, кто хорошо с ней знаком, крайне волнует этот факт.
Однако Брайан и так заметно нервничает - наверное, именно по этой причине и болтает все, что в голову взбредет, вспоминая день, когда Элизабет неудачно экспериментировала с волосами. А раз так, то не стоит нервировать его еще сильнее, думает Лестрейндж, и снова кивает в знак согласия.
Красиво, да. Определенно. Потому что, с его точки зрения, с черными взбитыми кудрями любая женщина будет походить на...
Ну да.
На нее.
При упоминании имени свояченицы Рабастан подбирается, откладывая блокнот. При упоминании их общей фамилии замирает, каменеет, теряя расслабленность позы. Метку пронзает насквозь электрический разряд, как будто Милорд чувствует, что где-то упоминают его верных слуг.
Беллатриса. Беллатриса Лестрейндж.
Снова головокружение. Снова аромат гниющих цветов, который для Рабастана навсегда связан с запахом безумия. Отдушка кровью и красным вином. Неуверенность, чувство потерянности, смешанные с ликованием и предвкушением - он не помнит ничего подобного, откуда это.
Надо бы принять то, второе зелье, снимающее эффект.
И кстати, если не принять, то сколько будет длиться это состояние, состояние, в котором любая мелочь сможет спровоцировать приступ почти-воспоминаний?
Он старательно не думает, почему этим маячком - нормальный термин, кстати - послужило упоминание имени свояченицы. Ему не нравится, что происходит у него в голове при этом, не нравится привкус вина во рту.
Это дико контрастирует со светлой кухней, в которой пахнет блинами и свежезаваренным чаем. Он подумает об этом позже.
- Что? - головокружение проходит, сменяясь ощущением потери, которая, однако, воспринимается через призму облегчения. - Да, все в полном порядке. Хорошо бы продолжить - у него не так уж много времени, но он не против.
Рабастан пытается улыбнуться мужчине за столом, только что пережившем вновь аварию из прошлого. Тот отвечает ему довольной усмешкой, которая показывает, что с ним все в порядке.
Да, он доверяет сестре, даже когда сам признает, что она коснулась по-настоящему опасной штуки.
- На минуту, пожалуйста, - деревянно говорит Лестрейндж, избегая касаться ведьмы - ну к дракклам, ему хватит на долгое время.
Отходит к окну, в дальний угол, поджидает там Элизабет.
- Ничего слишком секретного, но тебе не кажется, что это как раз то, о чем мы говорили применительно к Лонгботтомам? Ты попыталась задать положительный маячок - этот мяч, от которого он в полном восторге даже сейчас, - Лестрейндж посматривает на мужчину, который терпеливо и без видимого недовольства пользуется передышкой, чтобы вернуться к блинам, забытым на тарелке. - Но он вспомнил аварию. Явно не лучший день в своей жизни. Ты действительно хочешь, чтобы Лонгботтомы прошли через свою "аварию" вновь?
Ему, вообще-то, плевать на Лонгботтомов - но его категорически не устраивает, что Элизабет Нэльсон может узнать из первоисточника, что проделали в далеком ноябре 1981-ого Лестрейнджи и Крауч с молодыми аврорами. Особенно с учетом абсолютной бесполезности этого.
- Может быть, это не вернет им рассудок. Может быть, это убьет их.
В общем-то, идеальный вариант. И Рабастану действительно кажется, что лучше смерть, чем существование, подобное тому, какое ведут Лонгботтомы, поплатившиеся, собственно, за свои идеалы, а не что-то иное.
Впрочем, по большому счету, вопрос всегда в идеалах.
- А твое воспоминание и вовсе было фальшивым, - прибегает он к последнему аргументу. - С такими результатами я бы предпочел прекратить.
Ну, он сомневается, что Элизабет прекратит. Точнее, он не сомневается, что она не прекратит, если быть честным - но он должен попытаться. Ни к чему хорошему не приведет, если она продолжит экспериментировать - особенно на себе.
- Вы действительно согласны продолжить? - Лестрейндж возвращается к столу, засовывает обе руки в карманы, опирается на стол.
Брайан вскидывает на него глаза, улыбается с осознанием того, что с ним не может случиться ничего плохого. Розье тоже умел так улыбаться - и бесил этим Лестрейнджа.
Остатки зелья в организме реагируют на мысль о Розье, подкидывают на поверхность сознания духоту майской библиотек, от которой не спасают даже распахнутые окна, негромкий вопрос Эвана "А что с предателями крови?"...
Рабастан трясет головой, сжимает кулаки - ему необходим рецепт этого второго зелья, снимающий последствия первого. От этих попаданий в лакуны собственной памяти его уже порядком мутит - к тому же, это мешает сосредоточиться, а вот это Рабастану уже категорически противопоказано.
- Брось, Баст. Никаких проблем. Если что - Лиззи меня вытащит. Нам не впервой! - жизнерадостно отвергает осторожность Брайан Нэльсон в лучших традициях своей сестры и легкомысленно подмигивает ей. Это точно семейное, думает Лестрейндж.
Он переводит взгляд на ведьму. Ну да, вытащит. Вытащил бы кто ее саму.
- Как угодно, - пожимает он плечами, сдаваясь.
Доверие, доверие, доверие - этого ему никогда не понять.
Отредактировано Rabastan Lestrange (7 апреля, 2015г. 10:05)
[AVA]http://s8.uploads.ru/jEWVx.png[/AVA]
Элизабет решительно кивает и идет вслед за Бастом, прижимая к груди блокнот с записями. Ей в новинку работать в команде, но определенно нравится - Баст задает правильные вопросы, координирует ее, не дает зайти слишком далеко. Она бы с удовольствием сделала его своим постоянным напарником. Ну вот как в Хогвартсе выбирают себе партнера на уроках зельеварения. С пятого курса партнером Элизабет был, конечно, Эрон. Умный, рациональный, с хорошей реакцией. Занудный и всегда делающий "по рецепту". Словом, получать свои "Превосходно" Эрон Элизабет не мешал, но вот получать от всего этого удовольствие выходило с большим трудом. Баст, конечно, тоже не самый большой любитель рисков и проб на себе, но он почти не ограничивает полет фантазии Элизабет, скорее, просто страхует и останавливает в совсем уж радикальных случаях. Вот это ей нравится. Пожалуй, нужно будет поговорить с Бастом об этом. Потом, когда Брайан уйдет.
- Мяч не был положительным маячком, и он сам его выбрал, - Элизабет понимает опасения Баста, но отступать так просто не собирается. - Я была готова к тому, что он вспомнит именно этот момент. Он часто говорил, что не помнит тот самый момент, и всегда очень этому радовался.
Элизабет чуть поджимает губы и искоса смотрит на брата. Брайан жует блин и выглядит в полном порядке. Претворяется. Не хочет ее расстроить. Это читается в его немного резких движениях и том, что он не ловит ее взгляд, как обычно это делает. Знает, что взгляд его точно выдаст. Элизабет немного вздыхает, сжимает сильнее блокнот. Стоило ли возвращать Брайану эти воспоминания? Нужны ли они ему? Нет, пожалуй, нет. И Элизабет не слишком красиво поступила, если говорить честно. Но Брайан ее понимает. И не станет сердиться. Не станет ли сама Элизабет сердиться на себя? Вопрос в том, правильно ли она поступила, и это именно то, о чем говорит Баст.
- Я понимаю, о чем ты. Но зелье еще не готово на сто процентов. Оно пока что еще не задано на определенную цель, и хоть я вела мысли Брайана именно к тому дню, раз уж он изначально вспомнил именно мяч, это была лишь вторая попытка. Память, как и сознание в целом, очень сложная вещь, и до конца ты не можешь быть уверен в исходе эксперимента. Но я намерена сделать его максимально безопасным. Оно возвращает утерянные, блокированные воспоминания. Оно сможет вытянуть что-то из поврежденного сознания, я уверена. Будут ли это воспоминания не о пытках и всем том ужасе, что им пришлось пережить? - Элизабет нервно сглатывает, у нее немного холодеют руки и бледнеет лицо, - Что ж, я сделаю все, чтобы мое зелье привело к совершенно другим последствиям. Я задам другие временные рамки, расставлю положительные маячки, максимально удаленные от произошедшего. Я буду осторожна. Как только смогу. Но если в процессе экспериментов и дальнейших модификаций этого зелья у меня не получится добиться нужного эффекта - я ни за что не стану пробовать его на Лонгботтомах.
Элизабет выдыхает, вся ее речь была произнесена на одном дыхании, но без эмоций. Она давно продумала этот вопрос со всех сторон, в том числе и в плане возврата совсем не тех воспоминаний. Это очень сложная задача. Очень сложное зелье. Но она справится. У нее получается.
- Ложные воспоминания были спровоцированы моими тайными желаниями и твоим присутствием, я полагаю. Плюс, это было до корректировки зелья. Сейчас оно не могло бы завести меня в подобные дебри. Хотя, конечно, это мы уже не сможем проверить, - Элизабет усмехается, она обещала не экспериментировать на себе, значит не будет. Хотя хочется. - Эта вторая редакция уже гораздо серьезнее. Сложнее. Мощнее. И побочные эффекты не так сильно выражены. Хотя это Брайану еще предстоит нам подтвердить. Возможно, ему как и мне станет хуже ночью.
Элизабет хмурится, припоминая свое ночное состояние. Но тут же отказывается от этой идеи - можно набрести совсем не на те мысли.
- Подготовлю для него еще одну порцию зелья с шотландской крапивой. На всякий случай.
Пока Элизабет наполняет очередной флакончик, Брайан в очередной раз прямым текстом заявляет Басту, что Элизабет постоянно использует его в качестве подопытного. Ну ладно, он выглядит вполне живым, это должно добавить Элизабет очков.
- Вот, держи, - помимо зелья для вероятных ночных приключений Элизабет протягивает брату еще и очередную порцию своего детища. - На этот раз я не стану тебя направлять. Посмотрим, что еще ты захочешь вспомнить.
- Захочу ли? - Брайан смеется, приподнимает кружку, - Ну, за вас.
Пока Элизабет со вздохом качает головой, Брайан осушает кружку и громко ставит ее на стол. Элизабет молчит, внимательно наблюдает за братом. Почти протыкает ручкой лист блокнота.
- Жарко что-то, - Брайан тяжело дышит, хрипит, еле-еле выдавливает из себя слова. Потом фыркает и распрямляется, машет головой. - Записывайте.
Очевидно, это воспоминание ему тоже не нравится, однако особенных эмоций он не испытывает. Тут же хватает последний блин, сворачивает его в трубочку и начинает размышлять вслух.
- Лиззи, помнишь, как мы с тобой летом после твоего выпуска сидели на заднем дворе здесь же, и ты тренировалась в сложных заклинаниях? - Брайан запихивает в рот блин и испытывающе смотрит на сестру. Элизабет и самой становится жарко. Еще один не лучший день в ее жизни. - А помнишь тот Обливиэйт? Вот, кажется, я только что вспомнил, что ты там заставляла меня забыть.
- Не озвучивай, - очень быстро говорит Элизабет до того, как Брайан успеет разразиться тирадой.
- Знаешь, я, пожалуй, не поеду к бабуле. Загляну-ка я к Эрону. Поболтаем о том, о сем, - в голосе брата чувствуется неприкрытая угроза, смешанная с дичайшим раздражением. - Не одолжишь мне палочку, Лиззи?
- Во-первых, не лезь к Эрону, во-вторых, ты обещал быть осторожен из-за возможных побочных эффектов, в-третьих, какого черта ты снова вышел из дома без палочки, Брайан? - Элизабет делает пару пометок в блокноте и протягивает флакончик. Кажется, Брайану сейчас не особенно нужна помощь, но Элизабет догадывается, что все еще впереди.
- Ты специально выбрала такой момент, чтобы стереть его?
- Да. Потому что я хотела проверить действенность заклинания. Если бы ты не забыл мои слова, то уж точно не оставил бы Эрона в покое. Но ты оставил, и я успокоилась, - Элизабет ворчливо записывает слова брата, еще раз указывает ему на флакончик. - Выпей.
- Я сломаю ему нос. Или организую сложный перелом руки.
- Прекрати. Это было сто лет назад. Лучше опиши свои ощущения.
- Головокружение, сухость в горле, раскоординированность. И стена в голове. Которую я проломил. Легко, между прочим. Никакой у тебя Обливиэйт, сестрица, - Брайан усмехается, но зелье из флакона отпивает. - Ну или зелье твое очень хорошее.
Элизабет записывает про стену, задумчиво бьет ручкой о страницу.
- Очень похоже на мои ощущения. Что ж, это хороший показатель, можно проследить тенденцию, - она оборачивается на Баста и довольно улыбается. - Обливиэйт - это ведь тоже определенный блок? Даже не определенный, а самый настоящий блок. Конечно, заклинание забвения, наложенное восемнадцатилетней девушкой забавы ради, это не особенный показатель, но сам факт... Это даже лучше, чем я думала.
Элизабет едва сдерживает ликование. Зелье получилось невероятно мощным. Но теперь осталось самое сложное - заточить его на нужный эффект. Научиться направлять его. Ни в коем случае не навредить.
- На серьезный Обливиэйт зелье, наверное, не повлияет. Но ведь мне и не нужно снимать блоки такого типа. Придется его чуть-чуть скорректировать. Заменю пару ингредиентов, чтобы зелье обходило блоки этого типа стороной. Нам нужно восстановить разрушенное, а не вскрыть закрытое.
Элизабет отбрасывает волосы на спину и быстро-быстро пишет наметки на корректировки в зелье. Брайан чешет за ухом недовольного Мистера Бингли.
- Ты ему не нравишься, да? - Брайан усмехается, глядя на Баста. - Чувствует в тебе соперника. Немудрено. Ладно, Лиззи, прости, но я пас. На сегодня. Твое чертово зелье требует пробежки. И бабулиных пирогов. И хорошего сна. И вот этой штуки твоей.
Брайан берет еще пару флаконов с зельем от побочных эффектов, крепко обнимает сестру, целует в щеку. Он выглядит не самым лучшим образом: бледный, усталый, со все еще сбитым дыханием.
- Рад был познакомиться, Баст, - Брайан протягивает руку для рукопожатия и широко улыбается, - Я бы, конечно, мог добавить пару банальных фраз про "моя сестра - сокровище" и перечислить, что я готов сломать любому, кто причинит ей боль, но я уверен, что ты и так об этом догадываешься. Потому обойдемся без этих проявлений братских чувств. Но они есть! Ну и да, она - прелесть. И хватит меня бить, Лиззи!
Брайан смеется, еще раз обнимает сестру и с какой-то песней выходит из кухни. Проводив его усталым, но благодарным взглядом, Элизабет поворачивается к Басту.
- Прости за это. Он немного... Нет, он много болтает. Не обращай внимания, - желая поскорее сменить тему, Элизабет возвращается к своему блокноту. - Я думаю, нам стоит поискать кое-что в библиотеке. У меня уже есть пара мыслей... Но хочу все обдумать. Здесь нужны очень тонкие изменения. Мощности хватает, но вот нацеленность... Здесь придется постараться.
Отредактировано Elizabeth Nelson (7 апреля, 2015г. 21:11)
[AVA]http://s8.uploads.ru/WezNI.jpg[/AVA]
Лестрейндж не уверен, что Брайану станет сильно хуже - но это даже к лучшему. Последствия, которые они с Элизабет не смогли бы устранить, - явно не то, что им сейчас нужно: обращение в Мунго, хлопоты, расспросы... Нет, Брайану не должно быть настолько плохо. Что бы он там не вспомнил.
Рабастан черкает пару фраз о повторной попытке, бегло описывает условия, подкладывает блокнот ведьме и садится на стул напротив мужчины, следя за его реакцией.
Судя по всему, на этот раз тоже ничего хорошего - что бы зелье не проделывало с памятью, всплывают воспоминания, далекие от счастливых... В общем-то, с этой теорией неплохо согласовывается и то, что смогла вспомнить Элизабет: несмотря на ее согласие и отсутствие возражений, было сложно не заметить, что она предпочла бы обойтись без Обливиэйта. Так что ее воспоминание, несмотря на его кажущуюся положительность, не выбивается из ряда.
Это не слишком приятные мысли, но они отвлекают от привкуса вина, запаха гниющих на солнце фруктов - лучше сосредоточится на эксперименте, отвлечься от невнятных образов, появившихся с упоминанием имени Беллатрисы. Не думать о Розье.
Это просто - у него получается последние несколько лет. Выпитое ночью зелье не должно...
Должно, вообще-то. У него такая задача.
Лестрейндж вздыхает - он запутался. А все из-за того, что выпил сам экспериментальное варево. Вот тебе и последствия экспериментов на себе.
Между прочим, обстановка на кухне накаляется - брат и сестра определенно не сошлись во мнении, и Лестрейнджа напрягает упомянутое вновь имя Эрона. Контекст, в котором оно упоминается, - а Рабастан внимателен к деталям.
Он вытягивает ноги, пряча напряженно сжатую левую ладонь в кармане штанов, переводит взгляд с Брайана на Элизабет, хмыкает негромко, когда она практически затыкает брата.
Не озвучивай - понятно. Не озвучивай при посторонних. Ладно, все так - он, в общем-то, посторонний. И то, что происходит, а уж тем более, происходило между Элизабет Нэльсон и тем самоуверенным мужиком в ее темной прихожей - ее личное дело. Его волновать не должно.
Лестрейндж притягивает чашку остывшего чая, отпивает. Даже слова о том, что Брайан выходит без волшебной палочки, удивляют его меньше, чем угрозы в адрес бывшего мужа ведьмы.
Ее брат кажется не тем человеком, который способен и желает причинять людям боль лишь по собственной прихоти - а в общении с такими людьми Рабастан профи. Мог бы получить Превосходно, будь такой предмет в Хогвартсе, имея в своем распоряжении лишь Рудольфуса как объект для наблюдения.
Что же такое ты сделал, Эрон? Что такое, что заставило Бэтси Нэльсон наложить на брата чары Забвения?
От описания стены Рабастану становится не по себе - Обливиэйт есть Обливиэйт, в его исполнении или в исполнении восемнадцатилетней Элизабет. И если Брайан увидел стену - ту самую, которую увидела Бэтси...
Она обрывает его размышления, довольно улыбается, говорит о блоках.
Рабастан ждет логичного продолжения, логичного вопроса - но его нет.
Бэтси Нэльсон не предполагает, что он наложил на нее заклятье Забвения - не то что предполагает, а даже предположить не может, наверное. Они же друзья.
Лестрейндж подпирает подбородок ладонью, размышляя, чем грозит непосредственно ему эта новая идея - идея обхождения блоков. Не вскрыть закрытое, сказала Элизабет - очень хорошо. Значит ли это, что тайна Вэнс в безопасности? Неизвестно.
Пока ведьма записывает все, что пришло ей в голову, Рабастан встречается взглядом с Брайаном, который чешет недовольного рыжего кота.
Наверное, это помогает ему прийти в себя - Лестрейндж тоже хорошо себе представляет последствия зелья, это накатывающее ощущение размытости, нереальности происходящего. Брайану Нэльсону потребуется куда больше, чем простая пробежка, чтобы справиться с собственными воспоминаниями.
И все же, что за неприятная история с бывшим мужем, ради которой Элизабет пробовала на собственном брате Обливиэйт. Она рисковая, конечно - сложно отрицать, но к брату явно привязана. Просто так рисковать не стала бы.
Однако Лестрейндж, привычный к совсем иному варианту поведения, даже не думает, что может спросить у Элизабет о том, что она так явно хочет оставить в тайне.
Он кривовато улыбается в ответ Брайану - сломать? нос или устроить сложный перелом руки, так он, кажется, выразился? - встает и пожимает руку этому магу-недоделку, который даже палочку с собой не носит. Пожалуй, это все же его бред, вызванный азкабанской лихорадкой, и разве прошлая ночь, этот дикий инцидент после приема зелья - не лучшее подтверждение?
- Постарайся не пропустить начало возможных последствий - лучше выпей зелье сразу, - Лестрейндж удивляется сам себе, когда произносит это. Заботится он о Брайане, что ли? Не хочет потерять добровольного подопытного, вот. Это рационально. И думать так - намного спокойнее.
Они снова идут в библиотеку.
Рабастан чуть позади, наблюдая за тем, как Элизабет на ходу листает блокнот с записями. Кажется, она немного нервничает - а может быть, просто слишком увлечена ходом эксперимента. Это же ее мечта. Дело всей жизни.
Лестрейндж ухмыляется сам себе. Дело всей жизни - помочь Лонгботтомам, которых он обрек на это существование. Да, если говорить о судьбоносных связях, они с Элизабет Нэльсон могли бы претендовать на первое место, проводись соответствующий конкурс.
И, несмотря на то, что зелье устроило бы его уже в существующем виде - неприятные ли воспоминания оно возвращает или все подряд, не так важно - он все равно идет следом за ведьмой.
Он обещал ей помочь с зельем.
Метка болезненно пульсирует, отзываясь в кости - не так, чтобы срочный вызов, но долго игнорировать сигналы он не сможет. Впрочем, долго не нужно - еще на одну ночь он точно не останется. Недопустимо.
Хорошее слово - недопустимо.
На сей раз Лестрейндж без колебаний выбирает кресло - дистанция между ним и ведьмой его весьма устраивает. Потому что от ее сокращения, кажется, прибавляется много проблем - в том числе и тех, решать которые Рабастан не умеет. Не научился, а теперь уже и вовсе поздно.
- Нацеленность - это проблема. Как при легиллеменции, - начинает он, опуская руки между коленями, наклоняясь, чтобы посмотреть, какие книги отобрала Элизабет. - К тому же, ты не можешь физически воздействовать на объект - да и вопрос, осознают ли Лонгботтомы то, что видят перед собой. Предположим...
Ну ладно, начал - продолжай.
- Предположим, - повторяет Рабастан, - направленность действия зелья зависит от того, что видит перед собой реципиент. Ты смотрела на меня - получила результат. Брайан сначала вспомнил о мяче, в результате - травмирующее воспоминание с мячом. Смотрел на тебя - вспомнил твой Обливиэйт.
В общем-то, Рабастан уже пришел к определенным выводам, и не думал, что Элизабет не заметит то, что заметил он сам - под воздействием этого зелья человек очень живо реагирует на окружающее. Любая мелочь может стать тем самым маячком, но вот как обезопасить реципиента от того, что может вызвать негативные воспоминания?
Попробовать бы поэкспериментировать на положительное закрепление... На положительные ассоциации.
Лестрейндж хмыкает - у него из положительных ассоциаций: торты от Бэтси Нэльсон. Много он навспоминает?
В глубине памяти противно ворочается испаряющееся зелье. Какого драккла на ум пришла Беллатриса?
А Розье?
Рабастан уже не уверен, что он действительно готов вспомнить все то, что забыл - но тогда следует признать правоту Элизабет: им нужен действующий механизм нацеливания.
Он встает, поправляя ворот натянувшейся майки, перешагивает через стопку книг, подходит к первому на его пути стеллажу, бегло проглядывает авторов...
- Ты всегда ставишь эксперименты на брате? - задает вопрос он, не поворачиваясь от шкафа. - Или на себе - или на нем?
Проклятое зелье подсовывает ему воспоминание о последней попытке Рудольфуса научить его играть в квиддич. Даже сквозь ноющую раздраженность Метки он чувствует мгновенную, но острую боль - перелом.
Так, это уже напрягает. Ему нужно зелье, которое снимает побочные эффекты - в таком состоянии не хватало еще попасть под горячую руку Милорда и получить сеанс изматывающей легиллеменции.
И почему бы не убить двух пикси одним ударом?
- Когда ты хочешь испытать корректировку с нацеленностью? Сегодня? - он все еще не поворачивается. прислушиваясь к любому движению ведьмы. - К вечеру я уеду, а мне хотелось бы, чтобы мы достигли какого-то нового результата.
Прозвучало двусмысленно - они только и делают, что достигают новых результатов, и не только в зелье.
Лестрейндж отпускает переплет какой-то книги, в который вцепился насмерть, поправляет ряд и засовывает обе руки в карманы.
- Я выпью модификацию. В конце концов, ни тебе, ни твоему брату это не пойдет на пользу - кто знает, как зелья сработают вместе, даже если они на одинаковой основе.
К Мордреду осторожность. Он уверен - от собственных воспоминаний его отделяет один шаг. Стоит начать вспоминать - а дальше эффект пойдет самостоятельно. Зато, в любом случае, затем он сможет все заблокировать, выпив второй отвар.
Отредактировано Rabastan Lestrange (17 апреля, 2015г. 10:13)
[AVA]http://s8.uploads.ru/jEWVx.png[/AVA]
Элизабет сидит на полу, внимательно просматривая оглавления старых книг, пахнущих временем и пылью. Собранные на затылке волосы давно распались и теперь активно мешают читать пожелтевшие страницы, но убирать их Элизабет не торопиться - ей кажется, что это отнимает страшно много времени, хотя ничуть не меньше она тратит на то, чтобы постоянно убирать их за ухо. Парадоксы имени Элизабет Нэльсон. И еще одна причина, почему она не могла бы учиться на Рэйвенкло.
Баст на этот раз сидит в кресле, и это правильно. Это соответствует тому, как видит Баста Элизабет. В библиотеке, в резном кресле, с книгой в руках, спокоен и сосредоточен. Наверное, снова хмурит лоб, думает Элизабет, но взгляда не поднимает, хотя еще вчера делала бы это каждые две минуты.
Переворачивая очередную страницу, Элизабет едва не чихает - очевидно, книгу очень давно никто не брал с полки, и пыль поднимается от движения ее пальцев. Элизабет трет кончик носа, сосредоточенно переписывает пару заинтересовавших ее предложений в блокнот. Резко поднимает голову, когда Баст обращается к ней, и немного отстраняется, поняв, что он наклонился к ней. Он смотрит на книги - Элизабет смотрит куда угодно, лишь бы не на него. Забавно, ей бы не хотелось еще хоть раз в жизни испытывать странное чувство неловкости в библиотеке. Ей нравится библиотека и с ней должны быть связаны только положительные ассоциации. Это все чертов Брайан, он вечно ведет себя как шут, когда рядом с Элизабет оказывается кто-то противоположного пола. Но если обычно Элизабет просто извиняется перед ошарашенным болтовней мистера Нэльсона коллегой или случайным знакомым, то здесь ей приходится только поджимать губы и надеяться, что Баст адекватно воспримет шуточки ее брата. Они сами могут сколько угодно шутить по поводу Элинор Ригби на своей свадьбе, но все остальные должны держаться подальше от подобного легкомыслия. Словом, Элизабет нужно переговорить в братом в ближайшее время.
- Да, я так и предполагала про объект в поле зрения, - Элизабет смотрит на Баста внимательно, перелистывает на вчерашние записи о произведенном на нее эффекте от приема первой редакции зелья, - Еще просила тебя подсунуть мне под нос Мистера Бингли, чтобы проверить. Это действие зелье подтвердилось и во второй редакции, можно отметить проверенным.
Элизабет делает отметку на полях, обводит что-то в кружочек, пририсовывает какую-то заковырку - за годы зельеварской практики у нее накопился приличный арсенал собственных обозначений.
- Правда, это нам мало поможет применительно к нашей цели. Привести того же Невилла - их сына - глупо, они не помнят его взрослым, - Элизабет провожает Баста взглядом, пока тот прохаживается по библиотеке и рассматривает какой-то стеллаж, не слишком подходящий к теме их сегодняшнего исследования. - Но можно начать с каких-то банальных, но знакомых вещей. Со знамени Гриффиндора, например. Или свадебной колдографии. Но лучше все же знамя, с ним гораздо больше общих ассоциаций, без узкой привязки и без конкретного негативного исхода.
Элизабет опирается одной рукой о паркет, откладывает блокнот и ручку. Внимательно смотрит в спину Баста. Он явно напряжен, и Элизабет может только гадать, что там, в его голове. Обычно он не делится своими мыслями. Вопрос про брата звучит пусть и логично, но как будто не к месту.
- Да, мы с детства работаем так. Точнее, я так работаю. Брайану плевать на зелья, на эксперименты. Он просто помогает мне, - Элизабет усмехается, его брат даже во времена учебы в Хогвартсе был далек от элементарного интереса к миру магии. Это было странно, так как у него были очень неплохие задатки в том числе и к зельеварению (видимо, сказывался летний опыт практики с сестрой), но Брайан сам отказывался развиваться в этом направлении. Иногда Элизабет думала, что у него есть какая-то совершенно обоснованная причина для такого отношения к магии, но он никогда не заговаривал об этом, а Элизабет не спрашивала, так как у них был давний договор - говорить друг другу все, и если что-то не было сказано, значит так и должно быть. Очень удобный договор, как подтвердило время. - Иногда он даже не спрашивает, что именно за зелье я готовлю. Но он научился очень точно описывать свои ощущения, быстро ориентируется в фазах побочных эффектов, может распознать многие ингредиенты на вкус. У него большой опыт, быстрота мышления, стойкость ко многим полуядовитым ингредиентам. И непробиваемая уверенность во мне. Пару раз я думала, что не смогу вытащить его. Но, видимо, его самого спасает эта вера в меня. А его уверенность помогает мне не потерять голову, когда что-то идет не так.
Элизабет думает о брате, о его странной позиции и упертости, о таланте, который он с таким упорством закапывает на своем любимом футбольном поле.
- Испытать? Ну, я планировала ряд изменений, смотря, сколько зелью предстоит настаиваться... - Баст вырывает Элизабет из размышлений о брате, она растерянно смотрит ему в спину. Странно, вчера он вроде бы никуда не торопился, наоборот отговаривал ее от неоправданного риска. - Ты выпьешь?
Элизабет подскакивает на ноги, совершенно растерянная и сбитая с толку. Он же был против? Испытывать на себе неразумно, разве это не его слова? Возможно, правда, как и любой человек, погруженный в науку, его просто увлек процесс, а неугомонное любопытство Элизабет передалось и ему тоже.
Впрочем, Элизабет вовсе не собирается спорить. Ей и правда хочется прийти к каким-то значимым результатам уже сегодня, а пробовать зелье сама она не решилась бы - побочный эффект все еще усталым волком воет на задворках ее сознания. Брайан тоже на сегодня закончил. Что ж... Если он не против, почему нет? Тем более у них есть отличное зелье с шотландской крапивой.
- Идем, я уже знаю, какую именно корректировку внесу, - Элизабет едва сдерживает ликование в голосе и, по привычке взяв Баста за руку, тянет в сторону кухни.
Это занимает у них несколько часов - приходится действовать осторожно, так как зелья осталось не так уж и много, а варить его с самого начала у них просто нет времени. Элизабет вносит поправку за поправкой, добавляет по капле то из одного, то из другого флакончика. Некоторые из них подписаны ее собственной рукой - она добавляет не чистые ингредиенты, которые при должном желании можно приобрести в нелегальной аптеке, а уже изготовленные именно ею самой настои и зелья-заготовки. Некоторые из них Элизабет готовила специально для этого зелья. Она очень, очень хорошо подготовилась.
- Я думаю, все готово, - зелье в котле приобрело цвет тонкой древесной коры, от него спиралями отходит в потолок густой, пахнущий травами и мятой, пар. - Я сделала все, что знаю на данный момент. Оно должно вытянуть самое важное, самое необходимое. Если ты готов, то давай протянем эффект подольше, пусть зелье пробирается как можно глубже. Я буду контролировать процесс, если что - обездвижу тебя и волью в рот противодействие. Только скажи мне, до какого момента мне не вмешиваться.
Элизабет открывает блокнот на чистой странице и внимательно смотрит на Баста. Это опасно, что тут говорить. Но она хороший зельевар. И хороший колдомедик. И она его друг. Она не допустит, чтобы с ним что-то случилось.
- Можем вызывать цепочку ассоциаций, если хочешь. Я могу в какие-то моменты произносить какие-то слова, которые могут направить твое сознание. Могу показывать тебе какие-то образы, или книги, или колдо, если у тебя есть с собой. Могу вообще ничего не говорить, в целом, зелье уже сейчас очень здорово должно само ориентироваться в твоем сознании, подбирать воспоминания самого высокого толка, если так можно сказать. Плюс, я добавила пару ингредиентов, которые должны направить зелье на поиск именно положительных воспоминаний. Если это получится - мы сможем записать новую модификацию в актив.
О, как она этого хочет. Направленный поиск положительных воспоминаний. То, что нужно для Лонгботтомов. Пожалуйста, Мэрлин, пусть у них получится.
- Конечно, зелье еще не настоялось, потому с положительными моментами может немного не выйти... Но все же лучше проверить сначала сейчас, а потом еще раз, допустим, через неделю, и составим график положительной или отрицательной динамики, - Элизабет прочерчивает на странице какие-то полосы, чуть сжимает кулаки, затем наполняет чашку зельем. Выбирает дозу в два раза больше, чем пила сама и давала Брайану. - Ты ведь доверяешь мне, Баст?
Она ставит кружку рядом на стол, делает шаг вперед и смотрит в глаза мужчины с мягкой уверенностью. Они друзья. И они отличная команда. Все должно получиться.
Отредактировано Elizabeth Nelson (10 апреля, 2015г. 07:10)
[AVA]http://s8.uploads.ru/WezNI.jpg[/AVA]
За эти несколько часов, которые они вновь провели за котлом, некоторая напряженность, как кажется Лестрейнджу, уходит. Это удобно - его порядком нервировало ощущение, что его присутствие нежелательно, появившееся с того момента, как он спустился в кухню и застал брата и сестру подпевающими радио. И хотя чутким гостем его не назвал бы никто, задерживаться без необходимости в уединенном коттедже Элизабет не стоило ни с какой точки зрения.
Если бы не та самая необходимость. Формальный повод. Их совместный эксперимент.
Он сосредоточенно смотрит на чашку, полную чуть дымящегося зелья. Доверяет ли? Далось ей это доверие. На такой вопрос так сразу не ответишь - хотя он должен признать: он доверяет ей определенно больше, чем в первые встречи. И, безусловно, доверяет ее таланту зельевара.
Он вытаскивает волшебную палочку - чужую, конечно, но он к ней привык за эти полгода.
Приманивает Акцио плед - не тот, который отпечатался у него на подкорке, в который куталась Бэтси Нэльсон, пока шла в свою комнату этой ночью под его пристальным взглядом, а тот, который она любезно предоставила ему: рэйвенкловской расцветки. Затем - отложенный альманах по рунологии. Должно хватить для положительных воспоминаний: все прочее кажется Лестрейнджу много опаснее.
Вспоминает кое-что еще.
- В гостиной клавесин, да? Мы можем пойти туда? - спрашивает он, хотя, в принципе, знает ответ.
Странной процессией - Элизабет с блокнотом и чашкой, она с пледом и журналами, следом недовольно фыркающий рыжий кот - они переходят в гостиную, в углу которой Лестрейндж мельком заметил клавесин еще вечером.
Не такой, какой стоял в Лестрейндж-Холле, но клавесин есть клавесин, а он не в том положении, чтобы выбирать.
Пробегаясь взглядом по своей скудной материальной базе - интересно, что об этом думает Бэтси Нэльсон? - он накладывает на комнату звукоизолирующие чары: едва слышный шум моря сведет на нет любую попытку вспомнить что-то приятное, а Рабастан не горит желанием переживать свой азкабанский опыт заново.
- Через неделю повторим, - Лестрейндж игнорирует вопрос о доверии, забирает чашку из пальцев ведьмы, садится на диван, сутулится, готовится.
Соблазн слишком велик. Вспомнить что-то из забытого, из того, что раньше было важным. Не просто равнодушные факты - а по-настоящему. События, людей.
Как он вспомнил похороны матери ночью.
- Если что - лучше веди себя спокойно. Не пытайся меня обездвижить. Я могу... принять это за нападение, - кратко предупреждает Рабастан.
Если побочный эффект у этой модификации тот же, что и у зелья, которое он выпил ночью, - у него определенно снова могут возникнуть проблемы с адекватным восприятием происходящего. И, что намного хуже, с адекватной реакцией. Ничего хорошего, если в этот момент Элизабет начнет размахивать палочкой, метя в него каким-нибудь Петрификусом.
- Или попадай с первого раза.
Зелье на вкус напоминает кленовый сироп - какая-то горчащая сладость, которая отдает все теми же подгнивающими фруктами, ассоциирующимися для него почему-то с Беллатрисой.
Он допивает большими глотками, отставляет чашку, бросает короткий взгляд на левое предплечье, проверяя, прикрыта ли Метка. Под длинным рукавом рубашки змея активна, он может чувствовать, как она извивается, щекоча кожу...
Вытесняет мысли о Метке - это не то, что сейчас требуется.
Откидывается на спинку дивана, ожидая реакции организма, вспоминает о безопасности ведьмы, вытаскивает и откладывает в сторону свою волшебную палочку - не далеко, но все же, чтобы убрать ее из-под руки.
Восприятие становится каким-то заторможенным, множественным - возникает едва заметное головокружение, совсем слабое, не то что ночью.
Лестрейндж смотрит на плед в цветах своего факультета, пытается вспомнить что-то из школы - в Хогвартсе было много хорошего, Хогвартс был ему домом...
- Мистер Лестрейндж, крайне печально сознавать, что ни вы, ни мисс Вэнс не справились с возложенными на вас обязанностями старост факультета. Я рассчитывал, что если кто и может обеспечить спокойное прохождение Рождественского Бала, так это вы двое, но, видимо, ошибался. Полагаю, я ошибался, решив, что вы сможете в будущем году претендовать на позиции старост школы, - в голове директора Дамблдора искреннее сочувствие, но Рабастану от этого не легче. Он может чувствовать только злость - в том числе на самого себя. Даже боль от разбитой скулы не так сильна, как разочарование. Место школьного старосты - школьного, а не факультетского - было создано для него, и теперь этот задавака Монтегю со Слизерина займет его, а все потому что проклятые гриффиндорцы не могут и вечер провести без того, чтобы не устроить скандал.
- Ввязаться в драку с Джеймсом Поттером - мистер Лестрейндж, от вас я не ожидал. Что до вас, мисс Вэнс, - Дамблдор с печалью оглядывает привалившуюся к стене Эммалайн, которой откровенно плохо - на фоне розового платья ее зеленоватое лиц смотрится дико, - вам следует немедленно обратиться в Больничное крыло. Как и вам, мистер Лестрейндж.
Понурые, старосты Рэйвенкло выходят из кабинета директора. Эммалайн на грани того, чтобы расплакаться - или стошнить, Лестрейндж не уверен точно. Она не заметила манипуляций Блэка над пуншем, и результат налицо. Рабастан предлагает ей опереться на него - она с трудом передвигается в своих праздничных туфлях - но получает удар по плечу: трезвая, Вэнс никогда бы так не поступила.
- Все ты виноват! - обвиняет она его, снова толкая в плечо, и без того ноющее от захвата Поттера. - Из-за тебя это все!.. Не надо было переглядываться с этой Эванс!..
Лестрейндж, который с Эванс и парой слов не обменялся, оскорбленно затыкается и больше свою помощь не предлагает. В гробовой тишине старосты Рэйвенкло, оба мечтавшие в следующем году занять должности старост школы, добредают до Больничного крыла и расходятся по разным углам под причитания медсестры... Впервые за шесть лет в Хогвартсе Лестрейндж чувствует острое разочарование, густо замешанное на оскорбленном самолюбии...
Рабастан открывает глаза, вздрагивает, глубоко дышит - конечно, не так уж и трагично, но определенно не самые положительные воспоминания. Куда там. Совсем не положительные. Как он мог забыть - самое большое разочарование своих школьных лет. Проклятые Сириус Блэк, Джеймс Поттер и Лили Эванс. Проклятые Питер Петтигрю и Северус Снейп. Как это иронично - часть из них мертва, часть - его соратники, а он уже несколько минут не может избавиться от раздражения...
- Было похоже на то, как будто я поплыл. Предметы стали двоиться, я закрыл глаза. Снова увидел сине-бронзовое марево, похожее на плед. Небольшое головокружение, а потом - как будто... Как будто я нырнул в Омут памяти. Совершенно ясное ощущение переживаемости происходящего. Как будто я оказался снова в той ситуации. Вплоть до эмоций, - описывает он собственные ощущения. - Когда ситуация дошла до логического завершения - я смог вернуться. Точнее, просто вернулся - не уверен, что не смог бы прекратить переживать воспоминание, если бы захотел. Вполне возможно, не обязательно досматривать до конца.
Он откладывает в сторону плед, в который вцепился по ходу действия.
- И нет, это не было положительным воспоминанием. Попробуем с другим предметом. Вряд ли меня могли чем-то разочаровать руны, - невесело шутит Рабастан.
Вспоминает факультатив по рунологии - до чего ему нравились четкие, краткие и ясные значки, олицетворяющие собой порядок, противостоящий хаосу.
Зелье ухватывается за эту мысль - хаос и порядок, вечное противостояние, о котором Рабастан Лестрейндж может рассказать так много на примере собственной семьи - тащит его дальше, глубже, туда, куда он не хотел бы попадать...
Август душит его, заползая в нос и рот и мешая дышать. Рабастан сидит над книгой для дополнительного чтения, витая мыслями неизмеримо далеко от изучаемых рун. Наверху, над салонной гостиной, которую он выбрал, чтобы быть как можно дальше от Рудольфуса и Беллатрисы, эти двое выясняют отношения. Он слышит громкие крики, хотя слов не разобрать, слышит рычание Рудольфуса и пронзительные вопли Беллатрисы. Слышит, как разбивается что-то стеклянное и гадает, зеркало ли это или очердной графин с огневиски. Слышит, как двигается что-то тяжелое, не то кресло, не то стол...
А затем очередной женский крик, мягкий звук падения - и тишина.
Рабастан с силой сжимает кулак, невидяще глядя в раскрытую книгу.
Он ненавидит эту тишину, нередко наступающую вслед за звуками ссоры. Ненавидит ее, когда ей не предшествует скрип открытой и закрытой двери. Ненавидит, когда она означает, что они оба там, в одной комнате, но больше не ссорятся.
Рабастан влюблен и скоро уедет обратно в Хогвартс, оставляя Беллатрису и Рудольфуса вдвоем.
Ему исполнилось шестнадцать. Брат прислал ему письмо с поздравлениями и уведомил, что его не будет дома почти до конца зимних каникул Рабастана.
Розье, по привычке читающий письмо Рудольфуса через плечо Рабастана, присвистывает, смеясь.
- Повезло, а? Две недели наедине с этой штучкой Беллатрисой, да? Говорят, она та еще ведьма, никому спуска не даст. Блэки рассказывают, что у них все кузины - огонь, и хотя Сириусу обычно веры нет, достаточно только посмотреть на нее.
Рабастан не глядя двигает локтем в живот разговорившегося приятеля и тот умолкает, хватая воздух открытым ртом, а затем случается что-то еще, и Эвану уже не до Беллатрисы и внезапного счастья Рабастана - он требует.
Но Рабастан все еще думает об этом, а потом, ночью, когда гостиная рэйвенкло давно успокоилась после празднования его дня рождения - в первую очередь, давно успокоилась из-за небольшого количества праздновавших, Рабастан не заводил много друзей - он просыпается, задыхаясь, запутавшись ногами в тяжелом одеяле, и вытирает о подушку потный лоб.
То, что ему приснилось, было настолько пугающим и каким-то извращенно-приятны, что он не может вспомнить, что именно ему снилось, помня только обрывки не то кошмара, не то фантазии, где была кровь, много крови, и Беллатриса, смеющаяся, совершенно голая, с длинным раздвоенным языком, прикосновения которого ощущались обжигающими ударами... И он проснулся с настоятельной потребностью дотронуться хоть до кого-то живого, и не спал до утра, пытаясь успокоиться и не лезть под полог к Розье. Почти две недели наедине с Беллатрисой - и он боится.
С проклятием Лестрейндж открывает глаза, проводит рукой по мокрому лбу. Раскрытый журнал валяется в стороне, у клавесина - видимо, он выкинул его, пока отходил от этого последнего. Он с тревогой смотрит на ведьму, не сжимает ли она в руках волшебную деревяшку, не готовилась ли наложить на него обездвиживающие чары.
- Мы закончили, - отрывисто и хрипло сообщает он. Никаких рун - больше никогда никаких рун. - Это тоже не положительное. Совсем не положительное.
У него дрожат руки, особенно левая, где Метка танцует, выплясывает требование явиться как можно скорее. Нужно успокоиться. Взять себя в руки. Сосредоточиться.
- Я бы выпил чаю, - встает с дивана Рабастан, возвращая палочку в карман. - Ощущения те же - только я выяснил, вернуться из воспоминания нельзя. Придется переживать до конца. Не слишком обнадеживающе, с учетом того, что зелье по-прежнему ищет весьма травмирующие моменты. Может быть, попробовать варианты с иной пропорцией драконьей крови, думаю, это из-за нее такой сильный эффект привязки... Ощущения реальности. Но сейчас даже думать как следует не могу - в голове будто туман. Придется выпить то, что ты сварила ночью. Не хочу продолжать.
День катится к закату, Лестрейнджу уже пора.
Он сидит на кухне, помешивает чай, в который не положил сахар, наблюдая за тем, как ломтик лимона кружится в кружке.
После выпитого зелья для прояснения сознания ему становится легче мыслить - но воспоминания, вернувшиеся к нему, все еще где-то рядом, чуть только сковырни подсохшую корочку, и вот они. Это тревожит - Лестрейндж опасается того, что вспомнил. Опасается не последствий Мерлином забытого Бала, конечно, а вот второго. Ему кажется, что руны потеряли добрую половину своего очарования.
- Это как поток - если ты попал в него, то уже не выберешься, - делится он пришедшей ему в голову странной ассоциацией. Почему поток, откуда у него такая уверенность, что ему знакомы ощущения щепки, несущейся в мутном русле навстречу водопаду? Но теперь ему вовсе не хочется выяснять это - прямо сейчас.
Чай допит. Рабастан поднимается на ноги, отыскивает брошенный рюкзак, оставляет привезенные книги - ей может быть любопытно, почему бы не оставить. Заберет потом.
Стороной обходит альманах, по поводу которых испытывал столько энтузиазма вчера днем.
- Не экспериментируй одна. Ты обещала, - Лестрейндж вовсе не хочет через неделю выяснить, что его случайная напарница превратилась в безмозглый овощ, проявив слишком мало осторожности. Впрочем, ее брату он тоже не желает подобной участи.
- Спасибо за торт, Бэтси. - Он чуть задерживается на пороге, поправляет лямку рюкзака, прячет руки в кармане - ему снова хочется прикоснуться к ней. Узнать, так ли гладка на самом деле ее кожа, как ему запомнилось. Это последствия зелья. Нужно сосредоточиться на этом и оставить ведьму в покое, не дожидаясь, пока она выгонит его прочь из-за всего этого между ними.
Обнимать ее сейчас - недопустимо. Но он хочет знать, что они увидятся снова, на этот раз не полагаясь на волю случая и ее заинтересованности в зелье.
- Когда ты вернешься в Лондон? Возможно, у меня будет еще информация по этому эксперименту.
Возможно, он даже сварит предыдущую версию сам - и как следует отследит динамику своих отрицательных воспоминаний. А возможно, сумеет как следует проанализировать свои сегодняшние достижения. Возможно, разработает рабочую теорию. А возможно, просто выпьет чай у нее на кухне. Или в той кондитерской магглов, где они однажды были.
Лестрейндж аппарирует не слишком удачно - зелье все еще требует свободы, хочет сорваться с поводка, и ему приходится напоминать себе, что реальность лишь одна, и она не в закоулках его памяти.
Лотус стоит на том же месте, где он его оставил. Зелье кидается на образ автомобиля как изголодавшийся зверь, вцепляется в серый низкий силуэт, подхватывает Рабастана и возвращает в февраль, на ту заснеженную трассу.
Дорога в Лондон занимает куда больше времени - а может, он просто не торопиться уезжать от Бэтси Нэльсон.
Отредактировано Rabastan Lestrange (17 апреля, 2015г. 10:13)
[AVA]http://s8.uploads.ru/jEWVx.png[/AVA]
- Да, клавесин, - Элизабет не задает лишних вопросов, просто берет все нужное со стола и идет в гостиную.
Клавесины остались, наверное, только в подобных домах - старомодных, переходящих из поколения в поколение, со своей атмосферой и своим укладом. Дом, где верны традициям. Роду. Элизабет смотрит в спину Баста, раздумывая, какая у него семья. Как он вырос, чему учился. Она знает только пару фраз про его брата и жену, ничего больше. Это может быть совпадением, стечением обстоятельств, но Элизабет все-таки считает, что Баст не хочет говорить о своей семье.
И о себе вообще.
Мистер Бингли идет следом - все еще не доверяет Басту. Косится на Элизабет с таким видом, будто это она во всем на свете виновата, в том числе и в его вынужденном присутствии в гостиной. Он делает ей одолжение, приглядывая здесь за ней. Элизабет усмехается, усаживается в кресло напротив Баста, укладывает рядом кота.
Баст взял с собой плед в рэйвенкловской расцветке и альманах по рунам. Как раз то, что нужно - и то, и другое должно вызвать обширные ассоциации, нет четкой привязки к какому-то моменту. Значит, зелье может само выбрать себе объект для исследования. И это должно быть что-то положительное. У него ведь наверняка есть какие-то положительные воспоминания, связанные с родным факультетом. У всех есть. Про руны Элизабет не уверена, но Басту они, очевидно, и правда нравятся. Что ж, это будет интересно.
- Принять за нападение? - Элизабет удивленно приподнимает брови, но тут же откладывает палочку. Она, собственно, и не собиралась чуть что обездвиживать Баста, просто волновалась за эффект. Мало ли. Хотя, конечно, в новой редакции - уже третьей - зелье должно действовать гораздо мягче. - Я учту.
Она ободряюще улыбается, даже не так, скорее - весело и непринужденно. Для Элизабет эксперименты с зельями являются не только шансом спасти чьи-то жизни и дать волю своим научным идеям, но еще и банальное развлечение, игра, азарт в чистом виде. Ее способ получить удовлетворение от тяжелой и утомительной работы. Чем сложнее зелье - тем приятнее его результат. Если этот результат именно тот, на который она и рассчитывала, конечно.
Баст говорит, что через неделю они повторят этот эксперимент. Это хорошо. Ей нравятся такие четкие планы. Можно продумать прическу и испечь какой-нибудь сложный торт.
Элизабет даже составляет в голове примерный список ингредиентов для торта - бисквитно-кремового - когда Баст осушает кружку.
Торт больше не имеет значения. Ничего не имеет значения, только Баст и его состояние. Его память. Его мысли. Он сам.
Элизабет беспокойно наблюдает, не смотря на страницу строчит какие-то слова.
Слегка побледнел, четкое фиксирование на предмете - плед, дыхание сбилось, молчит, без особенной внешней реакции.
Это длится какое-то время, Элизабет не может точно сказать, сколько минут она наблюдает за Бастом. В какой-то момент он просто открывает глаза и тут же начинает перечислять свои ощущения. Элизабет лихорадочно записывает, боясь упустить хоть какую-то деталь. Он выглядит взволнованным, раздраженным, но в целом, никаких серьезных последствий не наблюдается.
- Наверное, все же оно должно настояться... - Элизабет неуверенно закусывает губу, когда Баст говорит, что воспоминание далеко не приятное. Что ж, может со следующим предметом повезет больше. Она облизывает губы и щурит глаза, пилит взглядом альманах. Что вообще может быть связано с рунами? Неужели и тут могут быть какие-то негативные ассоциации?
Проходит несколько тревожно тянущихся минут, и Элизабет понимает, что руны таят в себе гораздо больше, чем кажется на первый взгляд. Когда руки Баста начинают дрожать, Элизабет встает с кресла - Мистер Бингли недовольно фырчит - и присаживается на край дивана. Ей хочется остановить это - ему плохо, воспоминания явно идут совсем не в нужную для них сторону. Она неловко берет его за руку, чуть поглаживает, хотя прекрасно понимает, что он не может чувствовать это, что он полностью поглощен совсем другими эмоциями и ощущениями. Незаметно для себя кусает губы, то и дело поглядывая в сторону палочки и зелья с шотландской крапивой. На лбу Баста выступают капельки пота, он бормочет что-то невнятное, но Элизабет не вслушивается намеренно - это может быть что-то личное, а она не хочет врываться в его сокровенные мысли таким образом. В какой-то момент он роняет - почти отшвыривает альманах - и Элизабет поднимается с дивана, чтобы поднять его, а затем остановить этот не слишком удачный эксперимент. Однако почти сразу Баст и сам приходит в себя.
- Конечно, - Элизабет не смотрит на него, давая ему возможность прийти в себя не под пристальным взглядом человека, который не имеет никакого отношения к только что пережитым эмоциям. Она идет в сторону кухни, на ходу записывает слова Баста о неудаче с положительными воспоминаниями и сильной привязке из-за драконьей крови. Хмурится, ставит свои пометки, что-то вычеркивает.
Она делает успокаивающий чай, ставит рядом с кружкой флакончик с зельем для облегчения побочных эффектов. Элизабет немногословна, больше слушает Баста, запоминает, записывает. Старается скрыть свое разочарование и чувство вины.
За годы практики она хорошо успела понять, что ничего не получается с первого раза. Что каждая попытка добавляет опыта, но чтобы вышло что-то стоящее, этих попыток может понадобиться сотня, а не три. И все равно каждый раз она чувствует жгучее разочарование, недовольство собой, легкую тоску. Это пройдет уже завтра, у нее появятся новые силы и новые идеи. Но сегодня ее охватывает чувство уныния, плюс к тому - неловкость перед Бастом. Она вернула его совсем не туда, где бы он хотел оказаться, и Элизабет ужасно, кошмарно винит себя в этом.
- Я не нарушаю обещаний, - Элизабет усмехается, собирая руки на груди, чуть пожимает плечами, точно замерзла. Ему пора идти, и это правильно, хотя еще недавно Элизабет размышляла, как было бы здорово еще один вечер провести на заднем дворе при тусклом свете фонаря.
Но сейчас ему нужно идти. И она полностью с этим согласна.
- Через четыре дня. Или, может быть, пять. Если хочешь, я пришлю тебе сову, когда вернусь в Лондон, - естественно, она не может гарантировать, что Баст ее получит, он же то и дело в каких-то разъездах. Интересно, когда Элизабет решится спросить, чем же он все-таки занимается. - Я тоже поработаю здесь. Высчитаю пропорции, поищу более подходящие ингредиенты на замену. Все подробно запишу, мы потом сможем восстановить хронологию и продолжить.
Через неделю повторим, так он сказал. Но стоит ли повторять, если эта модификация все равно ведет не туда?
- До встречи, Баст.
Он аппарирует, и Элизабет тут же опускает руки, вцепляется пальцами в складки платья. Трясет головой, возвращается на кухню.
Понимает, что на кухне ей быть невыносимо.
Повязывает платок на волосы и идет гулять - к морю. Там на краю утеса стоит ее мольберт. Не время рисовать, потому Элизабет просто какое-то время стоит вот так, сопротивляясь сильным порывам ветра, впитывая соленый запах моря, подставляя лицо его тяжелым брызгам.
Через полтора часа Элизабет уже сидит на полу в библиотеке и читает оставленные Бастом книги. У нее появилась пара интересных идей, и кажется, сегодняшняя ночь пройдет под знаком новой редакции зелья.
Дело ее жизни не терпит хандры и бездумной, нелепой тоски.
Отредактировано Elizabeth Nelson (10 апреля, 2015г. 17:01)
Вы здесь » 1995: Voldemort rises! Can you believe in that? » Завершенные эпизоды (альтернативные истории) » Дорога на Дублин