Ему нечего сказать на это примирительное прости. Да, клятва была лишней, но, в конце концов, не ему с этим разбираться: если по каким-то причинам Яэль не исполнит свое обещание, так бесстрашно данное Рудольфусу, он, Рабастан, по-прежнему остается единственным имеющимся кровным родственником. Не то чтобы он собирался тащить в могилу Яэль Гамп следом за собой - если быть честным, не собирался, это уж точно - но она поклялась, и теперь уже ничего не изменить.
Поэтому он пожимает плечами равнодушно - это ее выбор. Ее дань собственному упрямству, почему это должно его заботить.
Убеждая себя, что и не заботит, он пропускает то многозначительное молчание, повисшее после ее последних слов. Пропускает - и зря. Давно уже стоило бы запомнить, что молчание - не самое естественное для этой ведьмы состояние, особенно на фоне очевидно вызывающих у нее интерес подробностей только что проведенной встречи, и поэтому он, уже шагая к дому, обгоняя Яэль на пару шагов, останавливается, услышав ее голос, звенящий не то удивлением от собственного открытия, не то от чего-то еще. Оборачивается, чтобы понять хоть что-то по ее лицу, едва видному в свете далекого фонаря - поблизости от коттеджа фонари перегорают настолько часто, что муниципалитет закрывает глаза на очередную взорвавшуюся лампочку, так уж взимает дань увеличившийся магический фон от выставленных охранный и сигнальных чар вокруг дома ведьмы.
Она неожиданно догадлива - впрочем, то, что она не дура, он помнил уже давно. Нелепо было бы надеяться, что все эти ужимки и пляски Беллатрисы вокруг нее, все эти медовые гримасы Мелифлуа не останутся незамеченными.
И все же он не планировал именно сегодня раскрывать все свои карты - особенно те. что касаются участи одного из ее - их, он имел в виду их - детей. И все еще не планирует.
- Давай поговорим об этом не на улице, - уходит он от ответа, но в каком-то смысле это ответ. И ей едва ли он приходится по душе. Не то срабатывает пресловутый материнский инстинкт с таким чудовищным опережением - и это немного интересует Лестрейнджа как феномен, не то она просто наконец-то осознала, с кем связалась.
Оба варианта ему не нравятся, а еще меньше нравится то, что Яэль не слушает, обхватывает себя руками, как если бы ей внезапно стало холодно - может, в самом деле стало, здесь не осень, а самый настоящий февраль, и хорошо бы вернуться в дом как можно скорее - и снова спрашивает, на сей раз попадая в яблочко.
Лестрейндж медлит. Он не пытается решить, что ответить - ответ очевиден, но пытается сформулировать ответ так, чтобы этот опасный разговор как можно скорее удалось свернуть в безопасное русло, оставить здесь, за дверями коттеджа.
- Да. - Он признает ее догадку, но на этом не останавливается. - Да, беременна. И мы не будем обсуждать это на улице.
До нее - всего лишь пара шагов. И вот руки уже успели замерзнуть - должно быть, даже поверх наскоро залитой бадьяном ладони не очень-то хочется натягивать перчатку.
- Поговорим внутри. - Или не поговорим вовсе - это звучит так же отчетливо, как если бы он произнес это вслух.

В прихожей темно и снова тянет кислым - проводка ни к дракклу, дом не предназначен для постоянного проживания магов, пользующихся магией регулярно прямо здесь.
Света нет - это уже привычно, поэтому повсюду, на каждой более-менее ровной поверхности, стоят зачарованные свечи. Симбиоз простецкого быта с тем, к чему Лестрейндж привык с детства, выглядит, как ему кажется, уродливо - но он не думает об этом. Он вообще приучил себя не обращать внимания на обстановку - и это, хотелось бы верить, спасло ему рассудок в Азкабане.
Ну или частично спасло - кому сейчас есть дело сравнивать.
Времени, которое он выгадывает, пользуясь необходимостью уйти с улицы, достаточно, чтобы первый налет беспокойства прошел - и он снова спокоен не только внешне.
- Да, беременна, - Лестрейдж продолжает, как будто не было этой паузы, - но ты ее видела. Как ты считаешь, сколько шансов, что этот ребенок родится? Сколько шансов, что родится здоровым? Сколько шансов, что она вообще доживет - и сможет выносить младенца?
Эммелина считает, что шансов достаточно - Рудольфус большие надежды возлагал на родовую магию, но никто не мог гарантировать, что следующий рейд, в котором Беллатриса пожелает принять участие, следующая стычка с аврорами или Орденом Феникса не поставит крест на попытке его брата продолжить род. И младший Лестрейндж собирался быть готов к такому варианту событий.
- В любом случае, ты получишь наследника для Гампов. Что будет со вторым - решать не тебе.

Да что они все ему кидают в лицо, что она аврор - он и сам прекрасно об этом помнит, забудешь тут. Ну, она - аврор, он - Лестрейндж, у всех свои если не недостатки, то специфические особенности.  Поэтому Лестрейндж игнорирует этот выпад, щедро признавая за невестой право на - как это называется? - предсвадебный мандраж.
Ну или что-то в том же роде.
Он чуть сторонится, пропуская ее - молчащую, ну надо же - кидает короткий взгляд на камин, потрескивающий куда веселее, чем того требует обстановка.
Некоторое время стоит на месте, как будто ждет, что Яэль вернется - в конце концов, он настроился на не самый легкий разговор и не может поверить, что так легко отделался. Она не возвращается довольно долго, а когда возвращается, он не видит в ее руках ожидаемого бадьяна. Да и вообще, по ней не сказать, что она вернулась, окончательно вернулась из Холла, даже расстегнутая мантия не спасает положение.
И вот когда она - все так же молча - садится у камина спиной к нему, Лестрейндж четко понимает - нет, не отделался. И это отдается где-то в горле, проваливаясь прямо в желудок - будь проклята Мелифлуа со своими любовными рунами.
Что-то не так. Возможно, все не так - и сейчас самое неподходящее время для этого "не так".
- Когда и если это станет необходимым, - признает он после долгой паузы, так и не сумев решить, что делать с ее благодарностью - что-то в голосе ведьмы подсказывает несоциализированному Лестрейнджу, что этой благодарностью она хотела вырвать ему глотку. Ладно еще, что только благодарностью - даром, что аврор.
Бывший аврор, поправляет он сам себя, подходя ближе к Яэль, останавливаясь у нее за спиной, практически над ней.
В чем проблема, хочет спросить он. Что опять не так.
К несчастью, ответ очевиден - по ее позе, по ее ломкому голосу, даже по запекшимся пятнам крови на рукаве понятно: все не так.
- Это честно. Мелифлуа позаботится о двойне - мы оба получим, чего хотим. Это честно и это...
Он снова замолкает, смотрит на ее макушку - он ее так и не поблагодарил, а теперь для этого момент совсем не тот.
- Это честно и это лучший вариант для всех. Разве нет?
Лестрейндж по-прежнему не снимает мантию. как будто не так уж и уверен в своих словах. Глупость - он, конечно, абсолютно прав. Стоит ей немного подумать, перестать реагировать так эмоционально - и она тоже в этом убедится. Потом, конечно, когда один из ее сыновей умрет, не прожив и полгода, она снова сможет вернуться к этому разговору - но к той поре Лестрейндж собирается придумать что-то еще. И, разумеется, сделать все, что от него зависит, и даже немного больше, чтобы момент, при котором настанет необходимость рассказать ей все - все, что предшествовало их договору, что стало частично его мотивом - никогда с ними не случился.
- Я никогда не скрывал, что сохранение рода для меня в приоритете. И ты говорила о том же - о своем долге, о своих страхах. Мы оба получаем то, что нам нужно, - повторяет Лестрейндж, как будто это в высшей степени верное и настолько же рациональное утверждение уместно в этой гостиной, с этой непривычно молчащей, неулыбающейся женщиной.

Ее первый вопрос ставит его в тупик - он не понимает, что она имеет в виду. Громкие слова о жертвах не сходятся с его представлением о том, что случилось и что еще случится - это вообще не его система оценки. Он предпочитает говорить о долге - он младший сын, запасной. Такой же, каким будет его ребенок для рода - запасным. С этой точки зрения все нормально, но пояснять это сейчас нет ни желания, ни, кажется, особой необходимости - по крайней мере, вопрос звучит как риторический и это понятно даже ему.
- Я обговаривал это с Араминтой Мелифлуа, - упрямо возвращается Лестрейндж к вопросу о двойне. - Она учитывает это требование - уже учла. Это будет сложно, но нет оснований полагать, что ты не справишься.
Он тоже помнит, что обещал ей одного для Гампов - да что там, это стало краеугольный камнем их договора: двое детей, по одному каждому из родителей.
Двойня - это лучшее решение, потому что он даже не уверен, что у него будет этот второй шанс, почти через год. И предпочитает исполнить обещанное как можно быстрее - ей наверняка пришлись бы по душе его мотивы, но Лестрейнджу нет охоты вдаваться в подобные объяснения, что через год она может быть вдовой. Или даже раньше.
Яэль, кажется, тоже беспокоит не это - и она возвращается мыслями уже не к беременной Беллатрикс, а к Рудольфусу.
Она выглядит уязвимой, когда обхватывает себя руками, не отрывая взгляда от огня - совсем не такой, какой стояла на земле его рода, глядя в лицо его брату. На то ее хватило, а сейчас, видимо, притворяться нет сил.
Лестрейндж не отвечает, расстегивает мантию, с непривычки долго ковыряясь с застежками, но не отходит далеко, и, стащив плотную теплую ткань, снова возвращается к ведьме у камина. Теперь он знает, что сказать.
- Послушай меня, - он касается ее затылка, потом - плеча, с невысказанной просьбой обернуться, - я сделаю все, что должен. Наш договор в силе - и ты зря боишься Рудольфуса.
Его, вообще-то, стоит бояться - и в первую очередь из-за того, что он все меньше напоминает Рабастану себя прежнего, даже в прошлом отличающегося и свирепым нравом, и равнодушием к чужим смертям. Но не ей.
- Ты - часть рода, за который он несет ответственность. Он не сможет убить тебя просто так, что бы не говорил.
Насчет того, что у убийства могут быть причины, Лестрейндж помалкивает, надеясь, что Яэль это понимает и сама - и будет избегать соблазна нарушить эту свою искусственно созданную лояльность беглым преступникам.
  - Как рука? - меняет он тему, чтобы уйти от так и не данного обещания. Чтобы покончить с этим мрачным разговором, пока она не начала задавать по-настоящему правильные вопросы, пока не вынудила его, быть может, рассказать куда больше того, чем нужно.

- Не думаю, что в ближайшее время я смогу достать хоть какой-нибудь из уцелевших кодексов, - скрывая раздражение, отвечает Лестрейндж, глядя на то, как ведьма сжимает и разжимает кулак. Она будто не видела руин Холла - или будто не знает, что путь в Гринготтс им снова заказан. А может, правда не знает, обрывает он свои мысленные обвинения. Он-то не особенно ставит ее в известность своих проблем, это уж точно - а потому не может винить ее в самой возможности этой, в общем-то, естественной просьбы. - Если у тебя есть вопросы - я расскажу все, что помню.
Оставив без внимания свою такую наивную попытку оправдать ведьму в своих же глазах - на сей раз ему не очень интересны мотивы, все равно, как Лестрейндж подозревает, ничего хорошего для себя он там не найдет - он, высоко оценив ее готовность сменить тему вслед за ним, небрежно пожимает плечами - правое, до которого добрался оборотень, отзывается тянущей болью, тут же усилившейся за счет порезанной ладони. Вэнс предупреждала, что сухожилия и мышцы будут срастаться дольше костей, но его порядком бесит это чувство уязвимости.
- Не откажусь, - бадьян и в самом деле не помешает. Мелифлуа, специально или нет, прихватила с собой совсем немного - не то не ожидала, что Рудольфус так увлечется, не то не ожидала, что Рабастан пожелает поделиться с Гамп. Сам Лестрейндж склоняется ко второй - кажется, Араминта знакома с Рудольфусом довольно давно. Вряд ли она в самом деле считала, что он ограничится легкой царапиной, иначе не взяла бы бадьян.
Будто угадывая, о ком он думает, Яэль также спрашивает о Мелифлуа.
Лестрейндж прячет руки за спиной - ничего хорошего в том, что ему не слишком-то нравится необходимость убрать от ведьмы руку - и уныло смотрит в камин, подбирая слова.
- Ничем особенным, - наконец говорит он, и, в общем-то, не врет - ну что такого особенно в том, чтобы украсить намечающийся брак искренней, хотя и не совсем естественно возникшей привязанностью супругов друг к другу? Впрочем, придумывать что-то другое только ради того, чтобы удовлетворить любопытство Яэль, ему не кажется рациональным - и совсем не хочется, чтобы она вернулась к мыслям о детях, которых еще нет, но на которых огромные планы у слишком многих заинтересованных сторон.  - Можно сказать, действительно благословила. Что-то вроде рунического варианта "жить в любви и согласии".
И ведь вот хитрая стерва, думает он с невольным уважением. Сразу видно - профессионал. Вплела эти руны в сам ритуал - никак теперь не обратить. Да и какое обращение - ритуал подтвержден участниками, дело сделано.
- Но ты не волнуйся. Это не что-то вроде Амортенции. Я не...
Он замолкает, снова смотрит на руки - на их сплетенные пальцы. Это не то что неожиданно, это прямо-таки почву из-под ног выбивает - когда он успел снова схватить ее за руку? А главное - какого драккла?
- У тебя есть какие-нибудь книги о рунах? - спрашивает Лестрейндж совсем другим тоном - не таким успокоительным, но куда больше увлеченным, даже сосредоточенным. - Несмотря на это твое родовое проклятие, может быть, хотя бы парочка завалялась?
Он даже не ожидал, что этот любезный трюк Мелифлуа будет действовать на него вот так. И если это чем-то объясняется, ему в самом деле важно знать, чем, пусть даже этот интерес чисто теоретический.

Он аккуратно меняет руки, делая вид, что все в порядке и Мерлин - а точнее, Мелифлуа - здесь совсем не при чем.
Бадьян - штука полезная, конечно, может, даже шрама не останется, а что уж говорить о возможности наблюдать за пенящимся на ладони зельеми и не смотреть в лицо невесте. Крайне полезная, признает совершенно честно и даже не без намека на энтузиазм Лестрейндж.
Приглашение в библиотеку - в этом коттедже, конечно, Яэль едва ли держит сокровища рода, но хоть что-то - его приятно бодрит. После неприятной встречи с братом, всех этих резких и громких слов, угроз и драккл знает, чего еще, что может быть лучше, чем устроиться в библиотеке с книгой по рунам? Если повезет, то с каким-нибудь изданием, вышедшим за последние пятнадцать лет. Если повезет еще больше, с изданием, содержащим что-то, действительно новое. Интересное.
Лестрейндж проходится по Яэль долгим взглядом - вот ведь, не сдала экзамен по Древним Рунам, бедняга. Наверное, спать потом не могла.
Он бы не смог.
Впрочем, он же тоже еле-еле освоил программу Зельеварения - и то на элементарном уровне, не суясь в продвинутый. А она сама варит кое-что заживляющее - вполне увесистый аргумент против рунологии.
- Да там и нечего расшифровывать, - он пожимает плечами, стараясь не думать, почему она краснеет - румянец ползет до границы поднятых вверх волос, оттеняется чуть смазанной помадой. - Но посмотрим, что там конкретно написано.
Он очень терпелив - должно быть, устал, поясняет он сам себе. Ну не читает Яэль Гамп руны - это не делает ее неподходящей женой. Он всегда сможет говорить с ней об анимагии, если им понадобится тема для разговора.
Лестрейндж так заинтересован в сохранении статуса-кво, что с достойным большего усердием убеждает себя, что никаких других тем для разговора между ними не возникнет. И даже довольно успешно игнорирует ту самую, с которой Яэль едва дотерпела до гостиной.
Впрочем, будут дети - будут и разговоры, пока, как он считает, все обсуждено достаточно.
С другой стороны, обсуждать Амортенцию ему хочется еще меньше - но тут уж никуда не денешься, он сам упомянул запрещенное к обороту зелье.
- Да, конечно, ничего похожего, - уверенно отвечает он прежде, чем успевает сообразить, что стоило бы отделаться каким-то более общим утверждением. Встречает взгляд Яэль, снова пожимает плечами - благо, ему есть, чем отвлечь ее. - Руны действуют совсем иначе - не как зелья. Куда... мягче, что ли. Естественнее.
Зато против них нет антидота - а уж с учетом личности Мелифлуа, которая, кажется, все любит делать на века, нечего и думать, чтобы как-то переиграть ситуацию. Или он просто не хочет переигрывать? Как сейчас отличить свои нормальные реакции от того, что продиктовано наведенными чарами, на которые он дал согласие, и можно ли это сделать в принципе?
- Ну, идем,  - все эти вопросы он задаст книгам, уж никак не Гамп.

Лестница скрипит, дом встречает хозяев - приятное чувство. Что-то сродни безопасности, пусть эта безопасность выморочная.
В библиотеке куда прохладнее, чем внизу, хотя окна закрыты и даже заперты - Лестрейндж проверяет инстинктивно каждое, памятуя, что даже мелкой щели может быть достаточно для мелкого животного - кошки, а может, крысы.
- В отличие от Амортенции, рунической привязанности можно сопротивляться. Это, правда, требует большого расхода магии, причем постоянного - ну и эффективность зависит от ритуала в целом. Думаю, в нашем случае это чревато последствиями и для самой помолвки - в конце концов, ритуал служил для быстрейшего симбиоза родовой магии, для максимально облегченного перехода в чужой род. Я просто... Ну да, не хотелось бы, чтобы эта цель оказалась под угрозой - вопрос со скорейшей беременностью все еще актуален, а до симбиоза об этом не может быть и речи.
Он наугад подходит к первой попавшейся полке, разглядывает корешки, узнавая несколько уже прочитанных книг - в том числе и по анимагии.
- Но можно посмотреть, есть ли способ скорректировать ритуал постфактум без большого урона для целей ритуала. Если хочешь.

- Нет, нет, - он пролистывает поданную ей книгу стоя, хмурясь и морщась, - это для детей - или для дилетантов. Сплошные передержки из древних учебников, ни одной ссылки на противоречия в некоторых рунических системах. Выкини.
Пафосное издание, наверняка выбранное с любовью и  уж точно обошедшееся в круглую сумму, возвращается в руки Яэль. Лестрейндж мрачно и осуждающе качает головой:
- Ничего и никогда не покупай больше в той лавке, где тебе продали это. Так обойтись с чистокровной Гамп - как будто ты тупая магглорожденная, случайно забредшая к ним в магазин и желающая избавиться от лишней тяжести в районе кошелька.
Его и в самом деле возмущает, что кто-то мог так поступить - мысль о том, что фолиант преподнесен в дар, ему и вовсе не приходит в голову. Хотя бы по той причине, что, подари кто-то ему подобное, то не миновать бы дуэли. Или, если мнить себя магом цивилизованным, судебного иска.
Яэль смотрит ему в лицо - но ее больше заботит не проклятая книга.
Увлеченный перебором библиотеки - а это действует на него не хуже пресловутой Амортенции, разве что с иным фокусом - он не сразу понимает, о чем она толкует, но замешательство длится недолго.
- А, нет, все в порядке - я же говорю, это не будет так заметно, как действие Амортенции, - успокаивающе, как он думает, говорит Лестрейндж, концентрируясь на вопросе - хорошем, кстати, вопросе - о накопительном эффекте. - Процесс запущен во время ритуала, и если мы будем следовать договору и условиям, которые этот ритуал подтвердил, то да, эффект будет усиливаться. Примерно так же, как усиливалась бы симпатия, вызванная естественными причинами, если бы не было каких-то неприятных эксцессов.
Наконец-то он вроде бы до конца понимает, чего она опасается, о чем спрашивает - это ставит его в неловкое положение. В том числе и по той причине, что Лестрейндж чувствует себя идиотом - с этого нужно было и начинать, а его понесло в дебри сравнений и библиотеки.
- Не беспокойся, руны не введут в состояние аффекта. Я вполне в состоянии себя контролировать, - ну, разве что, за исключением желания взять ее за руку - но даже с этим он уже научился справляться, как только сконцентрировался на поисках книги получше. - Я не потеряю разум, волю и здравомыслие - вот что я имел в виду, когда говорил, что руны работают иначе, чем зелья.
От сакраментального "не бойся" его останавливают уже упомянутые разум и здравомыслие - Лестрейндж склонен считать, что когда тебе предлагают не бояться, самое время начинать бояться изо всех сил. И, как правило, справедливо.
Он находит кое-что, что нравится ему больше забракованного издания, не отказывается и от книги, протянутой Яэль - судя по авторам, чьи работы Лестрейндж читал еще в школе, самостоятельно разбираясь с программой более сложной, чем в Хогвартсе, это хороший улов.
- Принцип действия - как раз самое простое, если мы выясним, какой рунической системой пользовалась Мелифлуа. Я запомнил порядок, с которым она накладывала руны - он и пояснит принцип действия, - Лестрейндж пытается зажечь свет, но проводка снова напоминает о себе разочарованием. - Посвети мне, пожалуйста.
Листая чуть слипшиеся страницы, он присаживается на край кушетки, где уже однажды проводил время примерно так же.
Пытается точно воспроизвести про себя каждую руну, которой Мелифлуа подтверждала проводимый ритуал.
Райдо, Отал, Беркана и увязанная с ней Ингваз, как завершение, дополнительный гарант плодородности заключаемого союза.
Он листает и листает, а когда доходит до тщательно вырисованного четырехугольника, образованного этими рунами, разворачивает страницу к Яэль.
- Смотри, это Райдо - нарисована мне. Она укрепляет заключенный на крови союз, обеспечивает мне твою лояльность  - и обеспечивает силовое равновесие в общем магическом поле. Грубо говоря, обеспечивает порядок и устойчивость этого союза. Ну и отвечает за симпатию - тут такое, нельзя, чтобы эмоциональная сфера вышла из-под контроля и все разрушила, потому и вмешательство. Отал - обеспечивает преемственность потомства в плане традиций и силы, но ограждает от того, что признано лишним. Должно не дать Метке получить какую-либо власть над детьми, мы оговаривали это с Мелифлуа, это важно. И в то же время Отал наделяет меня обязанностью защищать тебя и детей - ну, это нормальная практика в рунических браках, и вы все-таки входите в мой род, а не наоборот. Между прочим, в сочетании с Берканой дает тебе защиту и от моего брата и Беллатрисы - я же говорил, они не причинят тебе вреда, это ударит по ним самим. Разве что воспользуются каким-то ритуалом еще закрученнее - но это маловероятно. - Он ведет пальцем от Отал к Беркане. - Беркана считается женской руной плодородия, и обычно используют только ее, но Мелифлуа подстраховалась и закрепила это Ингвазом, мужской руной плодородия. Игнваз хорошо принимается моей родовой магией - они сродни по общим принципам, так что для замыкания цепи  - самое то. Благословение союзу, фактически, обеспечение потомством, если мы сами хотя бы... Хотя бы... озаботимся этим. И здоровым потомством, благодаря Беркане. Я же говорю, - он поднимает голову от иллюстрации,  - с детьми проблем не возникнет. Двойня - значит, двойня. Легко отделались - только-то взаимным расположением.

- Что? - непонимающе спрашивает он, не сразу осознавая, что она говорит вовсе не о рунах. - Как это должно отразиться? Мы не давали обета безбрачия - и Темному Лорду наплевать на наши личные дела.
Вообще-то, ему кажется странным обратное предположение - он же не породистый пес, чтобы суку ему подбирал хозяин. к тому же, учитывая заморочки чистокровных родов, примерно так дело обстоит и без участия Волдеморта. Предполагать, что Лорд вмешивается в матримониальные планы своих сторонников... Словом, Лестрейндж обескуражен.
К тому же, его отдельно задевает то, как она произносит свой вопрос. Интересно, что она вообще думает - какое у него положение в Организации? Какие вообще там могут быть положения? Ранги, как в маггловской армии? Стажер, Пожиратель Смерти и старший Пожиратель Смерти, по аналогии с авроратом?
Лестрейндж даже не знает, как подступиться к ответу - хотя, конечно, как-то придется. Но, может быть, потом - не сегодня, когда он добрался до вменяемых книг по рунологии и когда Яэль сама попросила объяснить...
Нет, судя по всему, руны ее не так уж и интересуют - получив требующееся объяснение, она потеряла к ним интерес окончательно.
Лестрейндж думает, не оскорбиться ли - что может сравниться с рунами! - но и этот вариант откладывает. В конце концов, ему интересно, чем же таким с ним собирается поделиться невеста.
Он хмыкает на формулировку - осел старый артефакт, ну надо же - но коробочку послушно открывает.
То, что там находится, больше всего похоже на...
- Это хроноворот? - спрашивает он, пальцем подталкивая сферу и разглядывая, как играет отсвет люмоса на цепочке. - Но что такого ценного в хроновороте? Мелифлуа едва ли нуждается в хроновороте  - и наверняка имеет про запас парочку.
И все же что-то в показанном артефакте ему не дает покоя.
- Это точно хроноворот? - снова переспрашивает он, уже куда более заинтересованный. - Просто странный какой-то...

Яэль тянет цепочку, позволяя артефакту скользнуть по подкладке, и Лестрейндж следит за ее рукой - они похожи на двух детей, склонившихся над чем-то, что их заинтересовало.
По большому счету, так и есть.
От ее пояснений у него мороз пробегает по коже - возможность вернуться туда, где хочешь быть, причем без ограничений в сроке... Понятно, почему она считает, что Араминта Мелифлуа могла бы заинтересоваться этим артефактом. Кто угодно мог бы, и он не исключение.
В эквиваленте галеонов, должно быть сумма сногсшибательная - если найти заинтересованного покупателя. Вроде него.
Заново пережить все события, фактически, прожить еще раз целую жизнь - это она имеет в виду?
Лестрейндж аккуратно трогает хроноворот пальцем, и тот качается, будто маятник, отмеряя секунды.
Он ожидает от прикосновения чего угодно - но не происходит ровным счетом ничего. Не удивительно - такая вещь должна иметь защиту от случайной активации.
И Яэль подтверждает его догадку косвенно, упоминая ритуал. На сегодня ритуалов с Лестрейнджа хватит, и он спрашивает о другом - сдержанно проигнорировав даже упоминание Нарциссы, хотя и отметив имя леди Малфой.
- Для того, чтобы артефакт сработал как надо, нужно точно помнить то, что хочешь пережить снова? - уточняет он, убирая руки подальше от хроноворота. - Принцип работы - как он вообще работает? Перемещает в прошлое, которое нельзя изменить - или с его помощью можно в самом деле что-то сделать?
Обычные хроновороты не позволяли слишком сильно вмешиваться в ход событий - магия сама регулировала вмешательство, и даже самые лучшие, самые искусно выполненные маховики времени, увы, редко позволяли вернуть дорогого покойника или предотвратить трагедию относительно крупного масштаба. Но они действовали только на ограниченный срок - не на годы, даже не на дни.
Если тот артефакт, что держит в руке Яэль, отличается в этом - то что еще в нем иначе?
Лестрейндж в самом деле заинтересован. Практически заворожен - он не слишком знаком с временной магией, пожалуй, даже испытывает к ней естественное недоверие, опасаясь нарушить какие-то основные законы существования пространственно-временного континуума, но соблазн слишком велик - не воспользоваться даже, а знать.

Он сглатывает - не то от ее поспешного прикосновения, не то от перспективы, которую она озвучивает так бесстрашно и безоглядно.
Хочет ли он использовать артефакт?
Глупый вопрос, и в другой ситуации Лестрейндж, несомненно, окинул бы невесту говорящим и весьма раздраженным взглядом, но сейчас ему не до того. Он инстинктивно сжимает артефакт в кулаке, поверх которого ложатся горячие пальцы Яэль.
Прожитые года - и, насколько он понял, артефакт все еще не связан ни с кем.
Может быть связан с ним - и он может вернуться туда, где у него еще было будущее. Где у него еще было имя, от которого не выворачивало. Где у него было так много всего - и была уверенность в завтрашнем дне.
Лестрейндж сжимает кулак еще сильнее, не чувствуя даже, как цепочка врезается в кожу. Это не пойдет на пользу только что снова залитому бадьяном разрезу на ладони, но да драккл с ним - он не чувствует сейчас ничего, кроме острого желания воспользоваться подкинутым судьбой шансом.
Сбивчатые просьбы Яэль едва слышны, но он реагирует на них с такой легкостью, которая удивляет и его самого.
- Я... Нет. Нет, я не хочу его использовать.
Это звучит хрипло и лживо одновременно, и Лестрейндж откашливается, расслабляет пальцы, все еще чувствуя ее хватку поверх своего кулака.
Накрывает ее ладонь своей, разжимает пальцы, освобождая и расцепляя кулак.
Артефакт падает на колени Яэль, скрываясь в складках юбки.
- Сложно будет удержаться от каких-либо действий там, - поясняет он свой отказ, зная, что временная магия не прощает ошибок. Грань, отделяющая возможное воздействие на прошлое от такого, которое приведет к коллапсу, слишком тонка, а Лестейндж не специалист и даже не знает, где искать специалиста. Он не знает, как далеко может зайти в своих изменениях прошлого - знает только, что хотел бы зайти очень далеко и не ограничиваться только своей историей. И знает, к чему это может привести.
Он, как обычно, знает слишком много и одновременно слишком мало, чтобы рискнуть - но от мысли, что он еще раз может прожить предыдущие четырнадцать лет...
Не прожить даже, а просуществовать, уточняет Розье, который в последнее время появляется все реже - аккурат после вынужденного купания, как и говорила Нарцисса.
А если то, что он изменит в прошлом - намеренно или нет - приведет к тому, что Темный Лорд не вернется за своими сторонниками в Азкабан в этой альтернативной реальности? Или Нарцисса не сможет или не захочет получить пропуск?
При мысли об этом Лестрейнджа передергивает, и он снова мотает головой.
- Нет.
Подобный артефакт - лишь крайняя мера, да и вообще, кто сказал, что он способен на то, что Лестрейндж ему уже мысленно приписал?
Он припоминает слова Яэль, анализирует их, чуть расслабляется:
- Я думаю, он и не даст изменить что-то в прошлом. Просто выкинет тебя обратно или еще что. И поэтому - нет. Я не хочу еще раз попасть в тюрьму.
Он мог выбрать что угодно - мог сказать, что не хочет принимать Метку, не хочет участвовать в тех рейдах, после которых Рудольфус возвращался в Холл, будто сытое животное - но, если быть честным, Лестрейндж по-настоящему боится лишь снова оказаться в Азкабане.
- А ты? - спрашивает он, чтобы сменить тему. - Почему ты не воспользовалась артефактом?

Он вздергивает брови молча - вот к чему вся эта демонстрация. Короткий путь к семейному сейфу, значит. Нужно, наверное, поблагодарить за оказанное доверие - или как там это вообще делается - но пока Лестрейндж подбирает слова, Яэль уже касается проблем насущных.
И заботы, и рун - снова.
- Я выяснил основное, - он ищет ее взгляд, мечущийся по комнате,  - мелкие детали вполне могут подождать до утра.
День был утомительным, и, несмотря на то, что Лестрейнджу не впервой засидеться над книгой, он считает, что лучше пока обмозговать то, что уже произошло. В любом случае, неуверенность Яэль, ощущаемая в библиотеке, его обходит стороной  - Араминта Мелифлуа, конечно, эксцентрична, авантюрна и Блэк, но вряд ли упустит случай оказать услугу не ему даже или Рудольфусу - а роду, да еще не одному. Не после их недо-разговора насчет возможной защиты от чего-то - или кого-то - и не после такого деятельного вмешательства в брак обоих братьев, пусть и косвенного в случае Рудольфуса.
- Как-то влияет, - бессознательно передразнивает Лестрейндж ведьму, вежливо делая вид, что не заметил ее оговорки насчет заботы. - Но это влияние пассивно, да и ритуал проводился не здесь. Руны практически не оставляют следа, в этом их особенность.
Мерлин, она в самом деле ни драккла не смыслит в рунологии, думает Лестрейндж, и его это против обыкновения ничуть не раздражает, а чуть ли не развлекает или даже умиляет. Что его точно не развлекает и не умиляет, так это ее нервозность.
Казалось бы, все прошло совсем не так плохо, как могло - да что там, практически хорошо, если иметь в виду особенности его семьи, острые вопросы и выясненные детали проведенного ритуала - так чего же нервничать. И тем паче, чего смущаться - экзаменовать по Древним Рунам он ее не собирается, нелепо даже представить.
- Ну, в любом случае, ты можешь получить более профессиональную консультацию - и не только у Мелифлуа, в конце концов, - добавляет Лестрейндж после недолгого молчания, которого ему хватило, чтобы предположить: нервозность Яэль может быть связана с тем, что его комментарии - комментарии человека, отставшего от жизни на четырнадцать лет и даже четырнадцать лет назад специализирующегося не в рунологии - ее не убедили.
И он, конечно, почти не оскорблен - это рационально с ее стороны, нельзя оскорбляться из-за чужого проявления рационализма.

Гамп его стремление отвлечься от рун истолковывает превратно и начинает провожать в гостевую спальню, как будто он в самом деле покинул бы библиотеку ради того, чтобы проспать на несколько часов дольше. Это простительно - не простительно то, что из этой ситуации он уже не понимает, как перейти к интересующему его вопросу о быстротечности времени, которая в их ситуации чревата неприятностями, а после неосторожной клятвы Яэль - для них обоих.
Пока он в прострации задается вопросом, как бы сформулировать свои планы на ее постель максимально корректно и обоснованно,если это вообще возможно, его невеста очень по-светски прокладывает себе пути к отступлению: снова припоминает нежелание множить секреты, предлагает все упрощать и поправляет воротник так, как будто подтверждает свое право делать это отныне и впредь и как будто Беллатриса нанесла урон его воротнику, сопоставимый с уроном, нанесенным ею Британии.
Предложения рациональны - возражений у Лестрейнджа нет. Единственное, что вызывает у него смутное недопонимание, это пассаж об определении - как там она выразилась? - точного положения друг друга. С его точки зрения, брак сам по себе и есть фиксация этого положения, не говоря уж о ритуалах, которые уже связали и свяжут их еще крепче. Словом, нужно бы уточнить - мало ли, что Яэль имеет в виду.
Откладывая раскрытую книгу с колен и поднимаясь на ноги вслед за ведьмой, Лестрейндж повторяет про себя, что библиотека сейчас - не то, что ему нужно. Взгляд, конечно, очень варварский, но верный, это он чувствует безошибочно.
- Спасибо, что выдержала, - скомканно отвечает он, не особенно желая пояснять, что имеет в виду. Итак ведь понятно: Рудольфус, Беллатриса, мрачный вид Трэверс, само присутствие которой вообще могло сильно взбесить его брата. Да и ритуал, определенно, не из безобидный - Мелифлуа, наверное, только такими и занимается. Словом, она действительно справилась неплохо, даже с учетом, что он исключительно по глупости не прибег к Силенцио, в чьей пользе уже успел убедиться. Ну и, наверное, сможет справиться с еще парой сомнительных моментов.
- Учитывая, что срок, определенный Рудольфусом, не подразумевает ни дня после наступления следующего года, а проведенный сегодня ритуал, технически, уже работает на максимально быстрое и успешное наше взаимодействие, и не только на магическом уровне, не говоря уж о необходимости проводить рядом как можно больше времени, я думаю, что мы не должны ждать конца марта и можем сами позаботиться о том, чтобы ты не нарушила клятву. - Считать же она умеет - по крайней мере, не упоминала, что есть какие-то родовые проклятия, мешающие отнять девять месяцев от конца декабря. - Я, разумеется, не имею в виду обязательно сегодня, но тянуть представляется мне не слишком правильным.