Вламываться в квартиру к аврору из боевой группы, когда их разыскивают в обоих мирах и когда они оба далеки от своей лучшей формы?
Разумеется, именно так видит Рабастан конец своего жизненного пути - прощайте, честолюбивые планы, прощайте, неоконченные исследования, прощайте, раздражающие его личные особенности Рудольфуса.
Впрочем, цепляться особенно не за что - так или иначе, разницы большой нет. И даже то, что после ареста Макнейра Рудольфус еще ни разу не приходил в адекватное состояние, Рабастана оставляет достаточно равнодушным: видимо, на душевном здоровье брата можно поставить окончательный крест, какая бы положительная динамика не наблюдалась вначале благодаря помощи Вэнс.
Он не спорит, пожимает плечом - второе по-прежнему плохо слушается, тянет и ноет. Если Рудольфус хочет говорить - пусть говорит. Рабастан равнодушен и к этому. Он никогда не знал, что Арн работал на Организацию - а потому плохо помнит его, зато понимает, что Рудольфус, должно быть, знал его очень хорошо. Отдел контроля и постановления на учет Аврората напрямую взаимодействовал с министерским Сектором борьбы с неправомерным использованием магии, где в свое время Рудольфус получил должность заместителя руководителя, так что ничего удивительного, что эти двое знакомы.
К сожалению, эта информация ничего не может дать Рабастану: как поведет себя его брат, он не может предсказать вне зависимости от того, что ему известно по поводу Арна. Пожалуй, единственное, в чем бы он не сомневался, является то, что поведет себя Рудольфус едва ли спокойно.
Когда Рудольфус взмахивает палочкой, направляясь к подъезду искомого дома, младший Лестрейндж уже готов: с его палочки срывается отточенная связка магглотталкивающих и рассеивающих внимание. И хотя чары ложатся автоматически, Рабастан осознает, что это очень, очень плохое начало, раз они идут говорить. Они идут к человеку, который, быть может, все еще на их стороне.
Впрочем, излишняя доверчивость умерла в нем задолго до Азкабана, и он слишком хорошо знает, когда нужно придержать язык, поэтому поднимается молча, в том же ритме, в котором двигается Рудольфус, презревший маггловский лифт.
Когда дверное полотно опрокидывается внутрь квартиры, царапая косяк, лицо Рабастана каменеет - ему вновь отчетливо кажется, что брат избрал крайне неверный путь.
Он вновь кастует заглушающие, шагает вслед за Рудольфусом, накладывая перед тем осторожное Протего - просто на всякий случай.

Арн показывается с палочкой наготове, и Рудольфус хищно скалится, почти не вслушиваясь в слова хозяина.
Он замирает, меряет взглядом расстояние между собой и Арном, трясет головой, отбрасывая падающие на глаза седые неровные пряди.
Арн не атаковал их на входе, хотя мог бы, но Лестрейндж не делает ни поспешных, ни каких либо еще выводов: в его реальности гипотезы и теории не имеют ни малейшей ценности, он учитывает лишь то, что происходит прямо сейчас - Азкабан отбил у него охоту как строить планы, так и видеть что-либо за пределами разворачивающегося прямо перед его глазами.
- Поговорить, - выплевывает Рудольфус, фиксируя положение палочки Арна. - Экспеллиармус!
Обезоруживающие чары наталкиваются на щит - аврор все же вышел не с пустыми руками.
Лестрейндж скалится еще шире, ухмыляясь дико и бешено, издает короткий лающий смешок.
- Брррось палочку, Арррн, - он рычит, опуская голову и оглядывая Вейлина исподлобья, будто собираясь перед прыжком. - И я опущу свою. Брось палочку и мы поговорим.
Он не знает о том, что даже отбрось Арн волшебную палочку, беззащитным он не будет: Рудольфус редко когда заходит так далеко, чтобы думать о ловушках, теперь уже нет. Последние годы превратили его - в прошлом неплохого тактика - в руководствующегося сиюминутными интересами безумца, и он не отрывает взгляда от палочки Арна:
- Нас двое. Ты все равно не сможешь ничего изменить. - Он поднимает голову, глядя в глаза старому знакомому. - Ты должен мне за то, что я не назвал твоего имени на допросах. Как тебе эти последние пятнадцать лет в квартире, купленной на мое золото?
Лестрейндж слизывает выступившую в углах рта слюну и снова ухмыляется. Он не ждет ответа - ему ни к чему слова. Но долги - свои долги он никогда не забывает. И Арн, получивший пятнадцатилетнюю отсрочку, теперь не может не понимать, какого драккла Рудольфус явился к нему на порог сейчас, когда Уолден схвачен его суками-приятелями.

Отредактировано Rodolphus Lestrange (10 декабря, 2016г. 17:25)

Глядя на то, как Лестрейндж оценивает предположительное место для атаки, Арн тщедушно спокоен и впервые в своей жизни сомневается, что именно в этом его неоспоримое преимущество. Разоружающее, пущенное не для проверки, мгновенно разбивается о щит, но Рудольфус не выражает по этому поводу сильной досады и ничего больше не предпринимает, ограничиваясь действительно разговором. Удивительная честность.
Стало быть, им очень нужно его сотрудничество. Опять.

Вейн Лестрейнджа не перебивает. Довольно глупо было бы прерывать человека, который в одну секунду готов броситься на тебя, не оценив общей экспозиции хотя бы с той точки зрения, что последние пятнадцать лет, по верному замечанию, в этой квартире все-таки жил Арн, а значит и локационный бонус - у него. Не говоря уже о том, что обоим визитерам доподлинно неизвестно, вызвал или не вызвал Арн подкрепление.
Такая решимость со стороны противника всегда пахнет отчаянием, и с подобным дерьмом связываться себе дороже, но…

Рудольфус не говорит, а выговаривается, и выдавая порциями нечто сентиментальное, напряженно следит за его палочкой, ждет, как зверь, любого неосторожного движения. Вейн предпочитает не провоцировать, оставаясь неподвижным, к тому же, ему куда более интересен младший брат, повадки коего ему не знакомы. И тем интереснее, что именно он с плохо скрываемым раздражением пытается выступить в качестве парламентера и предложить первый компромисс. Костолом и мозгоправ. Неплохо.

Вейн повторяет его жест, до тошнотворности медленно опуская свою палочку.
– Будем считать, что разговор уже начался, – отвечает Арн Рудольфусу после затяжного и напряженного молчания. Потакать ультимативным требованиям старшего Лестрейнджа у него нет никакого настроения, но не уступить все-таки он не может. Дверь, оставшаяся на полу позади Лестрейнджа, обозначившиеся переговоры вкупе нисколько не красит, но с этим приходится мириться, как и с взрывным характером Рудольфуса.
Арн, тем временем, мерно продолжает, обращаясь на этот раз к Рабастану:
– Сомневаюсь только, что мы сойдемся на прежних условиях. Я немного сменил профиль, да и вам теперь вряд ли нужны поддельные отчеты.
А вот здесь они бодрым темпом вплотную подходят к сути, и Вейн понимает, что он едва ли не впервые заинтересован в чужих условиях больше, чем в своих собственных. И повторяет, уточняя свой первый вопрос:
– Что именно вам нужно?

Затыкаться Рабастан, разумеется, не то чтобы собирается - и хотя он держится подальше от Рудольфуса, памятуя, что рациональность никогда не была сильной стороной брата и тот вполне способен, наплевав на обстоятельства и возможную ловушку, кинуться на него вместо более конструктивных переговоров с Арном, он знает и о том, что Рудольфус взял его с собой не просто так.
Из них двоих переговорщик - он, так уж вышло. Осталось только убедиться, что брат тоже помнит об этом.
Раздраженно дергая плечом в ответ на привычное с детства "заткнись", Рабастан снова поглядывает на улицу, понимая, что это бессмысленно и авроры, скорее всего, аппарируют прямо в подъезд, а то и к дверям квартиры - по крайней мере, устраивая ловушку, он бы позаботился о том, чтобы боевая группа знала место аппарации и обстановку предполагаемого места схватки. Он опасается недооценить противника - а тем паче того, кто, возможно, является союзником - и напоминает себе, что Вейлин Арн из числа тех, кто сумел сохранить свободу и жизнь как четырнадцать лет назад, так и сейчас - в эти последние две недели, прошедшие с пресс-конференции Скримджера.
И если Рудольфус больше всего беспокоится о Макнейре - если тот вообще способен беспокоится о ком-то и если Рабастан вообще верно трактует поведение брата - сам Младший все еще куда сильнее обеспокоен этой невероятной везучестью аврора. Он, конечно, учитывает историю Гамп, которая по-прежнему числится в Министерстве - как учитывает и то, сколько магов, поддерживающих Организацию так или иначе, легко отделались в восемьдесят первом и восемьдесят втором, но это не мешает ему испытывать тревогу, день ото дня становящуюся все более обоснованной.
И хотя Рудольфус задает толковые вопросы - Рабастан задал бы часть из них и сам - он не спрашивает самого главного по мнению его младшего брата.
- Условия обсуждаемы, - дергает он плечом, подтверждая их слова о том, что они пришли говорить. - Но прежде чем переходить к обсуждению условий, мы хотели бы знать, почему вы не арестованы.
Пямолинейность не кажется ему чрезмерной в этом вопросе: едва ли уместно обойти эту тему стороной, особенно ввиду того, что Рабастан по-прежнему опасается ловушки.

Арн не отвечает на вопросы, хотя кое-что Рудольфус все же понимает. Он подается вперед, немигающим взглядом следя за аврором, так и не отпустив волшебную палочку. Кресло под ним чуть расшатано - хозяин квартиры высок и крепок, едва ли уступает Лестрейнджу в форме, а скорее - и Рудольфус скалится еще сильнее - сейчас и превосходит.
Пока Арн выглядит чуть расслабившимся, закуривает. Лестрейндж его примеру не следует, однако и отмечает, что аврор явно не собирается бросаться на Авады. Это кстати. Несмотря на то, что Лестрейндж по-прежнему не знает, чего хочет сильнее  -информации или хорошей драки, чужой крови на своих руках, чужой смерти под своими сапогами, он предоставляет Арну отвечать.
Вопрос Рабастана отправляет их к начальной точке, но все же является необходимым, и Рудольфус ждет, выжидает, почти желая, чтобы Арн допустил хоть малейшую ошибку, хоть малейшую несостыковку, но тот вовсе не нервничает и даже не пытается улыбками или мольбами выхлопотать их доверие. Напротив, он ведет себя совершенно спокойно, чуть ли не равнодушно - это поведение очень знакомо Рудольфусу по брату и действует в чем-то успокаивающе.
Лестрейндж откидывается в кресле, вытягивает ноющую ногу, лезет в мантию за собственными сигаретами. Крохотная вспышка - прикуривает Лестрейндж от палочки, вульгарно - освещает его лицо и тяжелый взгляд, устремленный на Арна.
Какого драккла это значит - Скримджер заинтересован в этой встрече?
Лестрейндж вновь стискивает палочку, меняет позу, перенося вес на здоровую ногу, чтобы быть здоровым вскочить в любой момент. Эта фраза похожа на предупреждение о ловушке, но Рудольфус ухмыляется шире: он с радостью устроит здесь кровавую баню, уложит стольких, скольких сможет, коль Беллатриса уже понесла.
Однако следующие же слова Арна заставляют ухмылку застыть на его губах.
Он плохо помнит, что было сразу же после ареста - помнит только Скримджера, помнит, как бросался на него в крохотной комнате для допросов, помнит, как терпко и пряно воняло кровью. Если его и допрашивали - этого его память не сохранила, однако он понимает, о чем говорит аврор. Уолден не скажет ничего важного, однако имена - да, он скажет все, что не защищено Темным Лордом, и не сможет ничего с этим поделать: легиллеменция и Веритасерум хорошо развязывают языки.
Рудольфусу на это наплевать, он больше не хочет прятаться подобно крысе, он хочет принять бой открыто - и хочет подарить эту возможность Уолдену.
Последняя фраза Арна звучит неожиданно. Лестрейндж понимающе ухмыляется вновь, затягиваясь, но спрашивает о другом.
- Чего хочет Скримджер? Ради чего он позволил тебе ждать нас тут? - от нового движения напоминает о себе кинжал в сапоге, и Рудольфус представляет, как было бы славно оставить в подарок Скримджеру голову Арна у дверей, но пока ограничивается только этими смутными картинами. - Или явится сам, как только ты подашь ему знак?

Оставаться внешне невозмутимым все сложнее. Атмосфера меняется сперва неуловимо: оба Лестрейнджа на этот раз вопрошают в унисон, но Арну совершенно ясно, что Рудольфус, было расслабившийся, закурив, теперь пережидает момент, чтобы, выяснив самое необходимое, вцепиться противнику в глотку, а Рабастан экстренно старается просчитать, смогут ли они вообще уйти из этой квартиры. Если еще немного Вейн продолжит испытывать их терпение на прочность, от переговоров не останется и воспоминания.

В иной ситуации Арн бы, конечно, закатил глаза к потолку, удивляясь тому, что ему все приходится разжевывать им как детям, рассказывая о шпионских играх и двойных агентах, но сейчас ему остается только удрученно вздохнуть и не затягивать с ответом дольше разумного. Посетители слишком нервные.

– Авроров здесь сегодня не будет, – предупреждающе и в то же время успокаивающе говорит Арн, поглядывая на руку Рабастана, крепче сжавшего волшебную палочку. Его предложение, озвученное явно сгоряча, Арна веселит: и впрямь, что они могут сейчас ему предложить? Но Вейн на нем предусмотрительно внимания не заостряет, ему еще пригодится это странное, брошенное в воздух одолжение.

Не сказать, что он сам абсолютно спокоен, находясь в зримом меньшинстве, но, все-таки еще не позволяет себе такого явного волнения, потому что знает, пока внешняя ровность и душевность этого дня сохранена, нет смысла опасаться пущенной в ход волшебной палочки. Не позволяет и продолжает размеренно рассказывать, выбирая даже немного занудный и учительский тон:
– Он ждет, что мы договоримся, – Арн останавливается, секундно раздумывая, как лучше подать следующую идею, так прекрасно выстроенную в его голове, так ясно, чтобы не засомневаться самому и не выдать себя с головой; но в целом выражений не выбирает, говорит без обиняков: – Ждет, что я стану сливать ему информацию о вас. Я предлагаю вам обратный вариант, – поясняет он с едва заметной неохотой и в надежде, что страх западни не лишил сразу обоих Лестрейнджей ясности мысли и что его предложение понято недвусмысленно.

– В противном случае меня ждет арест, а вы потеряете даже этот шанс выйти на кого-нибудь в Аврорате.
Последнее, как ни странно, дает в переговорах Вейну полный carte blanche. Выбор же, если он вообще существует, остается за Лестрейнджами.

Отредактировано Weylin Arn (13 декабря, 2016г. 23:03)

В какой-то момент Рабастану начинает казаться, что у его брата вот-вот случится приступ. Он не знает точно, какой именно приступ - с Рудольфусом лучше держать ухо востро и не полагаться даже на опыт - но судя по тому, как тот скалит зубы и трясет головой, будто хочет вытрясти что-то - приступ тот еще.
Между прочим, о том, что именно хочет вытрясти из головы Рудольфус, у Рабастана догадки есть: например, здравый смысл. Точнее, его сдохший и разложившийся труп. Зрелище, конечно, малопривлекательное - но Рабастан и не собирался привлекаться. Рабастан собирался выяснить, почему Вейлин Арн, весь такой не арестованный, торчит в своей квартире, купленной на - драма! - кровавые деньги Организации, а затем пойти прочь и проспать целую ночь без приключений, залившись по уши зельями Вэнс, снимающими последствия их вчерашней с братом драки, которую Рабастан называет дракой, а не трепкой лишь из-за присущей всем в их роду гордости, редко имеющей под собой основания.
В общем, дел невпроворот, и визит авроров только усугубил бы, поэтому слова Арна о том, что Аврората не будет, отзываются в Рабастане вялой надеждой: они с Рудольфусом и в самом деле не в лучшей форме. Далеко не в лучшей - но его брат желал отправиться вдвоем, а Рабастан, наученный горьким опытом, пока не хочет спорить по мелочам.
Не хочет и сейчас: даже отмалчивается в ответ на заявление Арна, ждет, не клюнет ли тот на его брошенное вскользь предложение, но тот не реагирует.
Перехватывая взгляд на свою волшебную палочку, Лестрейндж заставляет себя вновь опустить руку, возвращаясь к исходному договору, который им с Арном определенно удался, хотя доверять ему оснований по-прежнему нет.
И предоставляет говорить Рудольфусу, желая понаблюдать. Предложение Арна из тех, что дважды не повторяется, это ему ясно, но и думать, что старые знакомцы мгновенно растают и примут Вейлина Арна в свой кружок по интересам, Скримджер тоже не мог.
Или все-таки мог? Хотя бы ради того, чтобы добиться освобождения Итон?
То, что его мысли повторяют выкладки Рудольфуса, никогда в их семье славой главного логика не пользующегося, младшему Лестрейнджу не нравится, но он все же лично заинтересован в том, чтобы Министр никогда не оказался перед Лордом, а потому отлепляется наконец-то от стены, проходит под вопросы брата к входной двери и накладывает на коридор сигнальные чары. Глядя на то, как магическая вязь, то пропадая, то проявляясь, расходится веером от его палочки, опутывая этаж, чтобы замкнуть контур где-то снаружи, он замечает остатки разодранных чар Арна - тот знал о появлении Лестрейнджей, стало быть, еще до того, как Рудольфус выбил дверь, однако авроров и правда не вызвал.
Это косвенное подтверждение правдивости слов аврора - и, как следствие, правдивости всего, что он говорил кроме, так что Рабастан возвращается если не успокоенный окончательно, то определенно чуть менее нервный.
- Скримджер хочет во время обмена напасть на нас? - Рабастан руку бы отдал - левую, разумеется - чтобы Арн подтвердил его слова. Ментальное потрошение Министра может открыть то, как далеко младший Лестрейндж зашел в своих заигрываниях с Министерством, а этого допустить нельзя.

Рудольфус широко ухмыляется на слова Арна, сглатывает густое ожидание: безоружный Скримджер, безоружная Итон. Хотя бы ради этого стоило ждать пятнадцать лет.
Он почти горд собой: Итон до сих пор жива, не впала в магическую кому. Он не повторяет своих ошибок, кто бы и что не говорил, и, на ее счастье, Дженис Итон не вела его допрос в восемьдесят первом, иначе он не смог бы удержаться, несмотря ни на переломанные ребра и проткнутое легкое, ни на предупреждение Антонина. Иначе его ничто не удержало бы.
Усмешка Арна его раздражает, и он отвечает куда подробнее, чем собирался:
- Аврорат выбывает из игры вместе с его Главой, - он скалится, прикрывает веки, вспоминая, какой раздавленной, уничтоженной выглядела Итон, когда он оставил ее в камере. Ее жизнь висела на волоске, и лишь приказ Милорда сохранял его туго натянутым - Рудольфус не прекословил. Смерть Итон дала бы ему кратковременное облегчение, у него хватало рассудка, чтобы понимать это. Смерть Итон утолила бы лишь сиюминутные желания: он же хотел видеть ее сломленной, пока не насытился бы этим вдосталь. Женщина, отправившая его в Азкабан. Женщина, посмевшая притронуться к его жене. Пусть видит, как Аврорат будет уничтожен.
- Уже выбыл, - Рудольфус не скрывает самодовольства. Авроры ему не противники. В них редко можно встретить ту же безграничную жажду чужой смерти, которая ведет Рудольфуса, а потому он выигрывал в прошлом и будет выигрывать в будущем.
Он не знает доподлинно, какие планы у Милорда на Арна, столько лет наслаждавшегося своим затянувшимся отпуском, но не выдает этого: даже в своем сегодняшнем состоянии Лестрейндж понимает, что больше всего Арна должна беспокоить эта неизвестность, а потому молчит, позволяя паузе затянуться до возвращения брата.
Пусть Арн сам сделает всю работу, придумает для себя объяснения этому приходу Пожирателей, помаринуется в опасениях.
Вопрос Рабастана неожиданен, но имеет право на существование. Рудольфус всматривается в лицо аврора, но тот подтверждает его собственные догадки.
Скримджер действительно пойдет на все, чтобы вернуть Итон, если верить его же собственным словам. Подтверждение Арна - какое-никакое, но подтверждение. Рудольфус терзается выбором, чего он хочет больше: пыток Итон или смерти Скримджера - как будто решение зависит от него. Пожалуй, выбор сложнее ему приходилось делать не часто, он Лестрейндж, урожденный Лестрейндж, он глава рода и слово выбирать вообще не из его лексикона, однако на сей раз решать и в самом деле не ему. Решение принято Милордом, и Рудольфус подчиняется, хотя подчиняться у него выходит хуже всего на свете. Не последнюю роль в его успехе на этом поприще играет тот факт, что смерть Скримджера занимает его мысли намного сильнее, чем страдания Дженис Итон: она всего лишь женщина.
- Нам нужна сова, - скалится он в ответ Арну. - Сова, чтобы передать Скримджеру, что мы согласны на его предложение. А если он и в самом деле думает напасть во время обмена, пусть попытается: обмен состоится на моих землях, где я хозяин. Если ему не жалко людей, пусть атакует - Лестрейндж-Холл встретит каждого, а тех, кто сможет прорвать защиту, встречу я.

Что-то не сходится.
Решение Скримджера не сходится со здравым смыслом, если в нем нет никакого подвоха. Он не должен, нет, он просто не может поставить жизнь одной женщины выше всей магической Британии. Он даже вровень ставить ее не должен, но если идет на такой риск - ставит.

Лестрейндж ситуации не проясняет.
Из слов Рудольфуса Арну становится ясно только то, что либо его действительно хотят использовать только как сову, но это противоречит тому, с чем они к нему вломились, либо им самим неизвестно, зачем он им, либо это все - игра, чтобы вывести его на чистую воду, игра, чтобы потрепать ему нервы и убедиться в его лояльности или нет. Последнее кажется Арну наиболее вероятным, и он в напряжении косится на Рудольфуса.
Лестрейндж скалится. Арн мрачнеет еще больше:
- Я передам.
У Скримджера, думается ему, нет шансов. Если только ему, на самом деле, плевать на Итон, и он не хочет накрыть тех же Лестрейнджей ценой ее жизни.
На это бы и сама Итон согласилась с большим удовольствием. С большим, чем на обмен.

Жаль, что все это - малоправдоподобно. Арн пытается свести концы с концами, но у него нет информации, а той, что есть, недостаточно даже для того, чтобы строить предположения. Вопросов же слишком много, чтобы сохранить хоть какой-то баланс между ложью и правдой. А еще младшего Лестрейнджа не устраивает ответ.
Арн чуть более нервно, чем обычно, передергивает плечом.
- Он не станет устраивать нападение, если вы об этом, - отвечает он, взвешивая слова дольше обычного, и, хмыкнув, поясняет: -  В Аврорате об условиях обмена известно только мне. По той же причине: Скримджеру нужна сова. За его личные контакты я не ручаюсь.
И все-таки в этом балансе пока больше выходит правды, чем лжи. Если Пожиратели-таки решат его проверить, он останется чист. На время.

Следующий вопрос Рабастана Арн прокручивает в мыслях с удивлением. Впрочем, недолгим.
- Я хочу остаться на свободе.
И здесь все сходится более, чем логично: если Скримджер до последней минуты своей жизни остается уверен в его лояльности, то он продолжает работать, и сведения о его предательстве не выходят за рамки знания ограниченного круга лиц. И тогда тем более Арну должно быть плевать, с кем и на кого работать.

Лестрейндж разочарованно вздыхает. Он многое бы отдал, лишь бы Скримджер вообще никогда не появлялся перед Лордом, или, в крайнем случае, появился бы в числе атакующих - чтобы быть убитым первой же Авадой, унося в могилу свои и чужие секреты. Первой же Авадой Рабастана Лестрейнджа, что скрывать - невозможность компромисса делает такой сценарий самым вероятным. Но Скримджер не собирается организовывать нападение, если верить словам Арна.
Это Лестрейнджа устраивает еще меньше - он вообще не любит, когда в задаче слишком много неизвестных, но легиллементить Арна прямо сейчас означает привлечь лишнее внимание Рудольфуса, к тому же всегда остается вариант, что Арн не настолько идиот, чтобы не избавиться от компрометирующих его воспоминаний, если и в самом деле и он, и Скримджер ждали визита Пожирателей.
От веритасерума младший Лестрейндж в последнее время старается держаться подальше, что вполне объяснимо, но вот сейчас сыворотка правды совсем не помешала бы - если бы была, а так приходится доверять сказанному, хотя даже Рабастану ясно, что совокупное доверие в этой комнате едва ли заполнит чашку.

Он снова вздыхает - а кто не хочет быть свободным, Арн определенно не скромник в своих желаниях - и морщится, когда слышит хохот и бурную реакцию Рудольфуса.
К бесконечному списку того, чем его раздражает старший брат, прибавляется еще и это - то, насколько Рудольфус не испытывает проблем со своим состоянием. Насколько, кажется, вообще не замечает, а если и замечает, то совершенно равнодушен к тому, что обезумел.
Смутно Лестрйендж помнит, что нельзя задаваться вопросами о вменяемости, когда дело уже дошло по потери ее как таковой - и это так-то служит ему неплохим средством утешения, но зависть к брату, который, скольких бы демонов не кормил, явно прекрасно уживается со всеми, становится все отчетливее.
- Вам известно об Амбридж? - уточняет он, глядя в лицо Арну. - Она должна быть в Мунго.
Она может быть где угодно, но Лестрейндж практически уверен, что она в госпитале - Беллатриса, что бы ей не помешало убить Долорес Амбридж, едва ли оставила ее в добром здравии, не говоря уж о дальнейшем. И если Амбридж действительно в Мунго, ей нельзя оттуда выйти.
- Она должна быть мертва завтра. А потом, если вы все еще будете на свободе, если будет, о чем разговаривать, мы продолжим разговор.
Он понимает, что цепляется за слова того, кто вполне может врать - но если о планах Скримджера в Аврорате действительно никто, кроме Арна не знает, то у того должна быть и свобода перемещения. В том числе и в Мунго. А повязать Арна новым убийством в любом случае наилучший выход, раз он настолько дорожит свободой.
Лестрейндж ждет ответа, понимая наверняка, что и Рудольфус ждет - только, скорее всего, ответов они ждут разных. Рудольфус будет рад и отказу - Рудольфус будет рад любому сопротивлению, не видя большой разницы между тем, передаст ли условия обмена живой Арн, или Скримджер получит их иначе, но с трупом "совы".

В Мунго Амбридж или затаилась на самом дне маггловского Лондона, Рудольфусу наплевать: Лорд распорядился, и она должна умереть.
Он с огромным удовольствием уничтожил бы ее сам, завершая то, что не окончила жена - на его крошку-жену беременность действует весьма специфически - но завтрашний день наполнен куда более серьезными планами и ожиданиями. Завтра можно было бы назвать персональным Рождеством Рудольфуса Лестрейнджа, празднуй они этот маггловский тупой праздник, а потому он делегирует это удовольствие Арну. Неплохая будет проверка - каким бы расчетливым сукиным сыном Арн не был, даже Скримджер теперь не отмоет свою сову, случись правде выплыть наружу. Да и шансов у Вейлина Арна не очень-то много: предателям не доверяют, даже бывшим.
Он блестит глазами, слушая, как Рабастан перехватывает инициативу в разговоре, но это его оставляет равнодушным: теперь, когда Рудольфус передал Скримджеру свое сообщение, ему больше нет дела ни до Амбридж, ни до чего либо другого. Через несколько часов он расквитается с тем, кто отправил его в кромешный ад, докажет, что никому не спастись от его гнева.
Это осознание наполняет Лестрейнджа ликованием, грозящим перерасти в бесконтрольную ярость, и он снова втягивает носом воздух, глубоко, жадно.
Краткий ответ Арна его устраивает. Рудольфус останавливается в своем безостановочном хождении взад-вперед, переносит вес с поврежденной ноги, долго смотрит на аврора так, будто всех этих достигнутых договоренностей не было.
- Темный Лорд вернулся, - говорит он неожиданно бесстрастно. - И он вернулся не один. Вот что должно стать самым жутким кошмаром Скримджера - то, что я вернулся. Осень была лишь репетицией. Передай ему это. Он умрет, как умерла его сука-жена.
Его взгляд скользит по Арну и сквозь него. Рудольфус ухмыляется, небрежно убирает палочку в ножны.
- Я вернусь столько раз, сколько потребуется.
Он кивает брату, разворачивается к выходу и тяжело хромает прочь. Завтра к вечеру единственный свидетель, который мог бы обвинить Снейпа, будет мертв, а Скримджер будет в полной власти Рудольфуса. Лорд не сможет ему отказать в этой малости, не сможет.
К дракклам Итон. Пусть живет с его отметиной на спине, пусть ищет его, пусть находит - завтра он покончит со Скримджером.