Олдас знал свое дело и быстро добивался результата - как именно он это делал, сейчас Скримджера, в этой войне хотевшего все делать по правилам, не волновало. Не теперь когда Итон была у них. Не теперь, когда звговоривший Макнейр назвал имя его человека.
Проверки начались с Аврората, но только чтобы показать, что новые правила касаются всех. Никогда он не сомневался в своих людях - а, вероятно, должен был.
Скримджер доверял довольно малому количеству людей, но в Авторат он верил, и потому имя  Вейна в голове укладываться не хотело, покидать стройную стену уверенности в Аврорате не хотело. Болталось там, между своими - и теми, другими, раздражая, не давая сосредоточиться ни на чем другом.
Нужно, пожалуй, было оставить это дело Олдасу. Но ненависть того к пожирателям была слишком хорошо известна. Он и через несколько лет после войны был готов искать, выжигать, выкорчевывать, в то время, как ярость в остальных засыпала и исчезала. Возможно, он был прав все это время - кто теперь встал бы по знамена Того-Кого-Нельзя-Называть,если бы все его сторонники были бы мертвы?
Правда, мир тогда был бы еще более пустым - а пустоты после той войны и так осталось достаточно.
И Вейн. Теперь был еще Вейн, которого они не подозревали десятки лет, которого считали своим - а он жил среди врагов. Среди них.
Скримджер оставил подпись на последнем документе, в который раз понадеявшить, что Фло не воспользовалась его усталостью в конце дня и он подписал теперь не расписку, в которой обещает ей своего первенца. Это была бы нечестная сделка - просто потому, что первенца у него было и уже никогда не будет.
Потом он поднял взгляд на Арна, которыый уже не был и, скорее всего, никогда не был своим - удивительно, как быстро Скримджер привык к черно-белому миру - и спросил:
- Сколько еще вас таких в Аврорате? Я повторю этот вопрос еще раз - с веритасерумом. Но всем нам будет проще, если твой ответ сейчас и твой ответ потом будут одним и тем же ответом.

Скримджер слушал, что он говорил, но еще внимательнее он слушал, как Вейн говорил. Отстраненно, неб страха - так иногда говорили пожиратели, когда не могли поверить, что их поймали, что все кончено. Теперь так говорил аврор.
Если - он сказал "пожалуй", потому речь шла именно о если - он и правда был единственным, он должен был цениться пожирателями. Тогда удача, что Макнейр сдал его. А если не единственный? Если их таких было много, и потеря одного ничего не значила?
- Какую работу ты выполнял для них во время войны - той войны, я имею в виду. С кем контактировал, кроме Макнейра, как часто и как давно? Что делал за время, пока Тот-Кого-Нельзя-Называть был мертв?
Веритасерум не нужно ждать, не нужно продираться через процедурные круги бюрократического ада, чтобы напоить Вейна, но Скримджер все еще задавал вопросы так. Он говорил себе, что это для того, чтобы в мелких несовпадениях, которые допустит Арн, найти осколки большей лжи. Но, возможно, он пока еще не хотел слышать правду.
Особенно теперь, когда добрался до нового вопроса.
- Что ты делал для них после его возвращения?
Скримджер и теперь не может представить Вейна среди пожирателей - под маской, под оборотным. Может, это он наводит ужас на магглов в ночь Хэллоуина? Может, он убил в декабре Чарли Клиффорда? Об этом он пока не спрашивает - всему свое время. Зато с губ срывается другое, короткое и острое:
- Зачем, Вейн?

Он вскидывает голову на "Лестрейнджах", тянется за веритасерумом, но сдерживается: слушает, ждет. Не уточняет даже, какой именно Лестрейндж: последняя встреча с Рабастаном дала понять, что пока живы оба, они делают все если и не вместе, то за двоих. Потому какой именно Лестрейндж, не имеет никакого значения - Рудольфус в этом тоже должен быть замешан.
Отчеты и алиби - это не убийства, но. Но. Какое-то из этих алиби могло помешать раньше вывести их на чистую воду, раньше поймать, раньше остановить. До того, как стало слишком поздно, до того, как они убили всех, кого хотели. Хотя нет, все еще не всех - вряд ли для старшего Лестрейнджа вообще настанет время, когда можно будет сказать, что ему больше не хочется убивать.
Скримджер молчит, пока Вейн отвечает, молчит и после, бросает только скупое:
- И правда - какая теперь разница.
Секундой позже он понимает, что разница все же есть. Не в том, что двигало Вейном, а во всей ситуации. О нем связывались Лестрейнджи, а не Макнейр. Почему они не использовали его раньше? Не вернулись к сотрудничеству? Да, им больше не нужно прикрытие, не нужны отчеты и алиби - но свой старший аврор никогда не будет лишним. Если они приберегали его на потом, то поймут, что Макнейр может о нем рассказать. И тогда они или захотят его защитить, или попытаются устранить первым.
Это можно как-то использовать и Скримджер, с удовольствием оставляя необходимость думать о том, что среди его людей - среди его товарищей - был предатель, ставит перед Вейном веритасерум.
- Пей и говори дальше. Они и не пытались связаться с тобой? А ты с ними? После того, как у нас появился Макнейр, ты не замечал ничего странного или опасного? Ты знаешь что-то такое, из-за чего ты все еще можешь быть им важен?

- Ты уже приготовил ее? То, что сможешь им дать?
Время действия веритасерума не так уж велико, но вопрос вырывается раньше, чем Скримджер успевает обдумать его. Впрочем, он почти сразу кивает: это и правда полезный вопрос. Ждет ли Вейн пожирателей, тоже важно, даже важнее, чем то, как он планировал обмануть проверки. Он не попал в первую войну - но не мог не понимать, что и до него тоже дойдет очередь, что все это всплывет. И, тем не менее, он не пытался спешно увольняться, не пытался перевестись, не делал ничего, просто ждал.
А пожиратели не пытались связаться с ним, значит, пообещать ему поддержку в проверках они не могли. Других же, кто работал бы на них, он не знает - то есть, круг спящих агентов пожирателей если и есть, то это не круг, где все прикрывают друг друга, это скорее ряд автономных, ничего не знающих друг о друге людей.
- Почему ты все еще здесь, Вейн? Когда стало понятно, что начнется война, еще до того, как я объявил о проверках - почему ты остался на своем месте? Они обещали, что ты еще пригодишься? Ты хотел помочь им сам, чем сможешь?
Вопросов слишком много, при допросах с веритасерумом это никогда не хорошо, потому что дает возможность выбирать, на что хочешь отвечать, надеясь, что к финальным вопросам действия зелья выветрится. Но запас у Скримджера достаточны, и потому он не осторожничает: он готов повторять вопросы два, три, десять раз, чтобы быть уверенным наверняка.

Ответы звучат как ложь, и если бы не веритасерум, если бы Скримджер не был уверен, что с сывороткой все в порядке, если бы не он сам принес ее, то заподозрил бы подмену, противоядие - что угодно. Ответы звучат как ложь, и почти невозможно поверить, что они правдивы.
Скримджер молчит, смотрит на Вейна и умещает эти странные ответы в общую картину. Он не собирался с ними сотрудничать и не станет им помогать. Потому он не искал связи с ними, и ему, пожалуй, повезло, что они пока еще не искали его. Было это старым решением, или после первой войны Вейн просто увидел, что случилось с пожирателями, и из предательства его вытащил испуг? Испуг достаточно сильный, чтобы и теперь страх проигрыша на их стороне был сильнее, чем поражение министерства.
В голове бьется дикая мысль о том, что ему, пожалуй, нужен такой человек. Быть бы только уверенным до конца...
- Почему?
Он ставит на стол новый пузерек.
- Пей - и если ответ будет хороший, мы поговорим. Это лучший и единственный твой шанс, Вейн, - предупреждает он, хотя смысла в этом нет - под веритасерумом невозможно врать.

Предательства и прошлого Вейну лучше бы не касаться - Скримджер не может тогда сдержаться и не начать высчитывать, прикидывать, чего и правда стоило имя - ему, в частности - это предательство. Когда оно началось, сколько продлилось. Как быстро без него он смог бы собрать доказательства и вывести Рудольфуса Лестрейнджа на чистую воду? Как долго тот не замечал бы, что кто-то собирает на него информацию?
Скримджер запрещает себе думать об этом. Прошлое осталось в прошлом, сегодня у него есть и другие, важные проблемы - те, которые еще можно как-то решить.
- Кому-то из них ты говорил об этом?
Лестрейнджи ушли втроем, с Барти Краучем-младшим, но никого больше не утащили за собой. Рудольфус, правда, почти не говорил - им всем дорогу в Азкабан проложил один только Рабастан. И теперь Скримджеру впервые интересно, что мог бы рассказать Рудольфус. Что он рассказал бы.
- Об этом еще никто не знает, - говорит Скримджер. - Почти никто. Не хотели раньше времени пугать и разгонять других возможных предателей, но...
В голове складываются последние кусочки этой головоломки.
- Что, если у тебя будет возможность в этой войне поиграть за другую сторону? - спрашивает он. - Или эту ты надеялся просто переждать?

- Никому, - задумчиво повторяет Скримджер.
Нет никаких гарантий того, что они попытаются связаться с ним в ближайшие дни. Что он не испугается, когда они найдут, на что надавить, и не станет снова помогать им - не по убеждениям, а из чистого страха.
- Дашь мне Обет, - говорит он.
Кивает сам себе, соглашаясь, что это решение. У него такое чувство, что в последние месяцы он берет с окружающих слишком уж много Обетов. Но сейчас он и правда нужен.
- Если они не выйдут на тебя сами в следующие несколько дней, найди их сам. Я хочу, чтобы ты продолжил работать на них, на самом деле работая на нас. На меня. Сделаешь - и никто ни о чем не узнает. После войны сможешь отправиться на все четыре стороны, куда захочешь. Но пока что я хочу, чтобы ты наладил с ними связь - и узнал об Итон. Я предложил им сделку, ты знал?
Он смотрит внимательно. Даже несмотря на веритасерум, он не чувствует доверия к Вейну, и полагает, что уже и не почувствует его. О сделке не знает никто в аврорате, и если Вейн вдруг знает - то понятно, от кого.

Он соглашается быстро. Это хорошо или плохо? Он может просто радоваться возможному выходу, может следовать давно придуманному плану, может и правда быть готовым на все, чтобы искупить предательство. И разбираться в этом у Скримджера нет ни времени, ни сил.
- С такой формулировкой, - говорит он, - чтобы мне не пришлось тебе больше доверять, Вейн. Чтобы я точно знал, что ты не предашь.
Про сделку он не знал - или просто так говорит. Скримджер не знает, не уверен.
И отвечает на этот полувопрос Вейна, внимательно глядя на него, запоминая все, что может дать дополнительную информацию.
- Я отправил к ним патронуса почти сразу после того, как узнал. Предложил обменять ее на себя. Сказал, что приду - и я и правда так и сделаю - один, без палочки. Дал им выбрать время и место. Они сказали ждать, но до сих пор не дали ответ. И потому мне нужна сова - пока что. И еще кто-то, кто встретит Итон, когда мы поменяемся с ней. Встретит, не даст ей вернуться назад, доставит ее до Мунго и не даст натворить ей глупостей. Последнее тут самое важное.

Скримджер кивает. День, два, три - а потом, вероятно, думает Вейн, он будет свободен. Ошибочно думает, но ошибаются все - Скримджер вот тоже прежде ошибался в нем. Или во всем Аврорате, в преданность которого не себе, но правосудию верил безговорочно.
- Посмотрим, - говорит он. - Каким выйдет срок. Но...
Он почти говорит "пока", но вовремя останавливается. Нельзя исключать, что Вейн все же нашел способ соврать, и все, что скажет теперь Скримджер, будет известно пожирателям. А даже если и нет - веритасерум может быть и у них. Или же обычная легилименция, способов вытащить из человека то, что хочешь, существует множество.
- Когда меня не будет. Когда меня не станет, - поправляется он, - будешь подчиняться Олдасу Уильямсону. Он сейчас скрепит наш Обет с такой формулировкой, чтобы он не знал всех деталей.
Он на секунду задумывается. Формулировки Обетов - это всегда трудно, слишком многое они должны учитываться.
- Дашь Обет о том, что не нарушишь договоренности, которых мы тут достигли, выполнишь все, что пообещал, а поступать будешь в соответствии с тем, что утверждал под веритасерумом. Так может сработать.

- Менталист будет, - говорит Скримджер. - Конечно же. Что до доказательства - посмотрим. Они наверняка понимают, что скоро останутся без своих людей в Министерстве, так что вполне возможно, что скоро ты станешь им очень, крайне нужен как человек, который ушел из-под проверки или обманул ее - сам решишь, что им говорить. Но если им что-то все же понадобится - обсуждай, не скрывай это. Отчитываться будешь перед главой аврората или и.о. главы аврората. То есть, пока что перед Олдасом Уильямсоном. И передо мной, конечно же, - добавляет он и после паузы, такой короткой, что и не заметишь ее, если не вслушаешься достаточно пристально, продолжает, - конечно, пока я еще жив. Потом - только перед ним.
Он снова ощупывает взглядом Вейна. Хорошо, пожалуй, что есть обет, и потому пока что еще можно ему не доверять. Это прошлое предательство теперь может быть им полезным и хоть немного покрыть нанесенный прежде ущерб. Разумеется, это лишь до тех пор, пока его место не заступит предательство будущее, а что оно может быть, Скримджер почти не сомневается.
- Сейчас я позову Олдаса, - говорит он вместо того, чтобы поделиться своими подозрениями. - При нем - ни одного лишнего слова. Расскажешь все потом, когда я отправлюсь на встречу.

Он слишком покладистый, слишком легко соглашается. И понятно, что иного выбора у Вейна, в общем-то, нет. Как он откажет теперь? Откажет и отправится в Азкабан? Откажет и умрет? Любой согласился бы на его месте. Возможно, где-то в голове он уже ищет способ обойти обет. Скримджер прокручивает его в голове. Он зыбкий, но сломать его будет не так уж и просто. А вдруг - эту возможность исключать тоже не стоит, хотя пока что он не особо верит в нее - вдруг он искренен, и им движет не страх, а желание возместить тот урон, который он когда-то нанес. Люди ведь меняются? Когда-то Скримджер был уверен, что нет, теперь он уже не знает наверняка, что думать. Слишком много случилось за эти месяцы, чтобы верить зрению и видеть все черно-белым.
- Хорошо, - вторит он Вейну, кивает. - Оставайся тут.
Он никуда и не сможет уйти, но маленькая иллюзию свободы еще никому не мешала.
Он отправляется за Олдасом и тот, конечно, на месте. Они теперь все чуть ли не живут в Министерстве, будто решили перенять странный, неправильный образ жизни Скримджера на работе. Олдас ни о чем не спрашивает, но Скримджер ловит себя на том, что не придумывает ли он для себя эту верность окружающих его людей? Сколько еще среди них шпионов? Может ли, например, Олдас тоже быть одним из них?
Мысль почти стыдная - конечно, нет. Ему не стоит та всех подозревать. Он верит людям, которым верит. Просто теперь он не уверен в том, кому действительно верит. Но Олдасу - Олдасу да.
Странная формула Обета - еще одного, и сколько их ему давали за последние полгода? - звучит, скрепляя сделку.
Теперь остается только ждать.