Гермиона – очень умная. А еще она рассудительная, осторожная и способна просчитывать многое наперед. Так что Рон не удивился бы, если бы она, к примеру, отпрянула от него, не обиделся бы на настороженное, брезгливое выражение лица.
Вместо этого Гермиона ведет себя потрясающе неразумно и совершенно недальновидно: невозмутимо устраивается на диване и говорит самым будничным, едва ли не веселым тоном. Говорит о Рудольфусе. О больном маньяке, от которого сейчас зависит ее жизнь. В точности так, как порой говорил о Пожирателях сам Рон, когда они еще учились в школе и планировали очередное безумное и опасное предприятие. Как будто они оба все еще в безопасной гриффиндорской гостиной. И от этого померкшие было воспоминания о том времени, почти стершиеся вместе с данной Рону при рождении фамилией, вдруг оживают, а это место, наоборот, становится каким-то нереальным и почти неважным.
- Не очень, - криво ухмыляется Рон и наконец оставляет в покое многострадальную спинку кресла, обходит и усаживается в него, вытянув длинные ноги на мягком ковре. – Кажется, тут я в него пошел. А Рабастан... Не знаю, мне кажется, он тот еще гад, может, даже побольше Рудольфуса. Весь такой тихий, вежливый, знаешь, чуть ли не извиняется за неудобства, а сам... Но он умнее, да. Не знаю, может ли хоть что-то контролировать старшего Лестрейнджа, но этот - он... ну, пытается. И иногда у него получается. Только это не очень хорошо, потому что, по-моему, он тоже псих.
А вот вопрос о том, чего от него ждут, ставит Рона в тупик. Он и сам не знает и, как ни пытался это выяснить, внятного ответа так и не получил.
- Да драккл их разберет, - пожимает он плечами. – Ну, то есть, наверное, да, я должен быть принят в род по всем правилам и, видимо, его продолжить, - о такой перспективе Рон, кстати, в силу возраста как-то особенно не думал, и сейчас его почти затошнило от одной мысли о чистокровной самке и лестронаследниках. – А потом, не знаю, может, они меня просто убьют за ненадобностью. Хотя, знаешь, Рабастан пытается меня чему-то научить, какие-то книжки по истории семьи таскает, но он, вроде, еще не понял, что не в гиппогрифа корм. Я пытался им объяснить, что все, проехали, я вырос как Уизли, и тут уж ничего не попишешь, но их как зациклило на их драгоценной Лестрейнджевой крови. Психи, я и говорю.
Он ненадолго замолкает, пытаясь сформулировать свое положение в этом доме, и наконец приходит к какому-то выводу:
- Короче, знаешь, похоже, я просто должен оправдать надежды старшего Лестрейнджа. По крайней мере, всякий раз, как он во мне разочаровывается, он звереет и начинает махать кулаками или пускать в ход Круцио. Или, вон, тебя в квиддич разыгрывает. В общем, я просто должен подчиняться – и неважно, что я об этом думаю.
Теперь уж точно должен: все эти мелкие бойкоты, что Рон позволял себе раньше, очевидно, ушли в прошлое, едва Гермиона переступила порог поместья. На Рона снова наваливается ощущение беспросветности, но он запрещает себе погружаться в него. Не при Гермионе, в конце концов. Еще решит, что он в чем-то таком ее обвиняет.
К счастью, она сама переводит тему, и Рон отвечает с мрачной ухмылкой:
- Это комнаты Беллатрисы. Думаю, там дальше можно найти полный набор – спальню, ванную, склад отрубленных эльфийских ушей... - он тряхнул головой. – Извини, сам не понимаю, что несу. Меня раньше сюда не пускали – это, похоже, что-то вроде музея у них. И, знаешь, то, что тебя отправили именно сюда, мне не нравится.
Договаривать мысль Рон не стал: опасное соотношение этих комнат и Гермионы в них пока еще не оформилось у него в представление о реальной угрозе, но маячило где-то на периферии сознания, убеждая, что, отправь они ее в подземелья, это было бы более хорошим знаком.
В какой-то момент их разговор прерывают – посреди комнаты материализуется эльф и, обращаясь подчеркнуто только к Рону, сообщает, что обед и послеобеденное время он волен провести как угодно, а вот ужин ожидается парадным, и глава рода потребовал, чтобы «ваша грязнокровка тоже присутствовала».
- Еще раз назовешь ее грязнокровкой, - устало сообщает ему Рон, - получишь сапогом по зубам.
- Да, молодой хозяин, - смирение эльфа, как подозревает Рон, относится исключительно к сапогу, поэтому он предпочитает сформулировать более однозначный приказ.
- Ты должен называть ее мисс Грейнджер. Ясно?
- Простите, молодой хозяин, - домовик низко сгибается в раболепном поклоне, но Рон, успевший вдоволь наобщаться с местными эльфами, знает, что выполнять его требование паршивец не будет.
- Пошел вон, - только и качает он головой, и эльф с готовностью исчезает.
- Редкие мерзавцы, - делится он с Гермионой. – Совсем не похожи на старину Добби, - Добби давно лежит в могиле, и, в общем-то, вера Рона в эту расу умерла вместе с ним. – Будь с ними поаккуратнее: они шпионят и обо всем докладывают Рудольфусу, - Рон хмурится и нервно барабанит пальцами по подлокотнику. – Ужин? С какой такой радости? И зачем там ты? Да еще и при полном параде. Сомневаюсь, что они не заметили, что ты не захватила с собой бальное платье... Ерунда какая-то.
Впрочем, ничуть не безумнее квиддича на ее жизнь. Скорее всего, Лестрейнджи еще просто не наигрались. И Рону – а теперь и его подруге - не остается ничего иного, как послушно исполнять роль их забавной марионетки.
Наконец он оставляет бывшие комнаты Беллатрисы, чтобы дать Гермионе подготовиться к очередному акту этого бесконечного фарса, и поднимается к себе, где эльф, размахивая парадной мантией, накидывается на него и с мрачного попустительства молодого хозяина начинает превращать его в представительного наследника семьи Лестрейнджей. В разгар борьбы Рона со слишком узким воротником, который ошейником сдавливает шею, в комнате появляется еще один домовик, передавая сомнительное приглашение Рудольфуса явиться в столовую. Рон угрюмо кивает: в том, что глава рода не шутит, он не сомневается. Он спускается вниз и стучится в дверь Гермионы.
- Ты там как? Пора.
[nick]Ronald Lestrange[/nick][icon]https://image.ibb.co/bYxoT6/263hern11.jpg[/icon]