Лихорадка, которой не удалось избежать, отпускает его с неохотой, напоминая о себе некстати накатывающим жаром, слабостью до головокружения и общей апатией. Царапины и переломы заживают плохо - анимагическое обращение наверняка внесло свою лепту в это, но Лестрейндж держит язык за зубами, позволяя Эммелине строить догадки о причине столь медленного прогресса. В любом случае, у него накопились кое-какие личные дела и вопросы, а потому, пользуясь первой же возможностью, он отправляется в Хакни-Уик, за несколькими рациональными причинами пряча то, что рациональным не назвать даже спьяну.
И уж конечно, на этот раз он не собирается пить - даже чай. Даже воды, даже зелья от лихорадки - ничего. Собирается задать пару вопросов и откланяться, потому что слишком сумбурно становится в его голове при мысли о посещении Яэль Гамп, слишком многозначительно молчит Розье.

На сей раз Лестрейндж пользуется Оборотным зельем: картинка почти сошлась, и он чувствует, что среди магглов он больше не в безопасности, не безликий прохожий. Это один из вопросов, на который он хотел бы узнать ответ от мисс Гамп, недавно получившей повышение, и чувство, что кольцо сжимается, его не отпускает.
Оборотное горчит - волос он позаимствовал у невысокого мужчины, столкнувшись с ним в толчее у Хэрродс, зато это лучше, чем отправляться в Хакни-Уик под своим настоящим обликом, зная, что ориентировки на него - несколько достаточно узнаваемых неподвижных колдографий - есть в полицейском участке округа Хаммерсмит, а возможно, и не только там.
Оборотное он сварил сам, позаимствовав ингредиенты у Вэнс, пока та занималась ранами Рудольфуса: атмосфера в Ставке, и раньше далекая от безоблачной, основательно накалилась после обстоятельств нападения на школу, и хотя Лестрейнджи не были первыми кандидатами в подозреваемые в измене, Рабастан рисковать не хочет и не хочет провоцировать излишний интерес к своей персоне. Для него это чревато смертью - теперь уже точно, и не только для него, а потому ему вновь предстоит балансировать между попытками двигаться дальше в своей самоубийственной эскападе и попыткой выжить, что представляется сложнее, чем экзамен на аппарацию, когда он был уверен, что не сдаст, лишившись ни много ни мало, а головы.

Первое, на что он обращает внимание, поднимаясь по крыльцу, у которого ждал Яэль Гамп в тот день, когда закрыл для себя дверь в переговоры, это наведенная защита. Ведьма в самом деле научилась быть осторожной - хотя бы немного, хотя бы так. Впрочем, не ему сетовать на это: ее неосторожность, в том числе и в предложениях, - его выгода.
Он стучит в дверь костяшками - чужими костяшками. Изображает приветливость, надеясь, что эта гримаса не вызовет еще больше подозрений.
И когда Яэль Гамп открывает дверь, вытаскивает из-под мантии одолженные ему еще осенью книги, протягивает на вид, чтобы она увидела названия, поняла, что именно ей принесли - сразу же поняла. Плечо ноет даже от такого движения, но он не дает им упасть, а когда ведьма смотрит ему в лицо, он, уже оставив попытки выглядеть дружелюбно, негромко проговаривает:
- Сегодня холодно для посиделок на крыльце.
И переступает порог, заставляя ведьму отступать.
Дверь мягко захлопывается.

Ее палочка в руке - вот куда он смотрит, уделив лицу лишь секунду.
Жест расслабленный, но она - аврор. И он отлично помнит обстоятельства их первой встречи.
И потому эта палочка, выставленная как последний бастион, для него значит многое - Лестрейндж упускает из вида, что явился к Яэль Гамп в незнакомом ей обличии, что палочка - естественная реакция на визит незванного - и незнакомого - гостя. А потому вопрос, разбивающий напряженную тишину прихожей, заставляет его нахмуриться.
Он моргает удивленно - раз, другой.
Это что - проверка? Пароль? Она хочет узнать, кто перед ней, как будто они играют в заговорщиков? Как будто они - на одной стороне?
Интересно.
- Тем, что еноты найдут в кошачьих мисках? - вопросительная интонация слишком очевидна, но Лестрейндж не уверен, что отвечает верно, не уверен, что вообще должен отвечать, однако реакция ведьмы подсказывает, что он угадал.
Что она проверяла, кто перед ней - и как бы не был он предвзят и недоверчив, сложно объяснить это иначе, нежели действием и в его интересах тоже.

Не так уж плохо - то, что после недавних событий Яэль Гамп по-прежнему действует, исходя и из его интересов. После Хогвартса все могло измениться - в том числе и обсуждаемые - возможные, зыбкие - планы, о которых, конечно, тоже нужно поговорить, если только он нащупает верные слова.
- А для тебя? - снова отвечает он вопросом на вопрос, сгружает книги на тумбу в коридоре, выдерживает еще один пристальный взгляд - хочет ли она сказать ему, что больше не будет помогать? - и отворачивается, прислушиваясь.
В доме тихо - наверное, она вновь одна.
Лестрейндж дергает левой рукой - правая слушается с трудом - вскидывает запасную палочку, выскользнувшую из крепления в рукаве. Невербальный Гоменум Ревелио тусклой вспышкой срывается с деревяшки, заставляя котов выгибать спины и недовольно фыркать, и опадает, гаснет - она одна.
- Мне нужно, чтобы ты кое-что для меня сделала, - без обиняков начинает Лестрейндж, готовый к отказу - и готовый убеждать, просить, угрожать. Первые. еще совсем слабые судороги проходятся когтисто по позвоночнику, по плечам, отдаваясь в правом - он сделал пару глотков зелья, не полный флакон, и, видимо, чары вскоре спадут, но отвлекаться на физиологическую реакцию совсем не время. - Пока ты еще имеешь отношение к Аврорату.
Она принесла ему Обет, что не причинит вреда - но помогать не обещала. Но она - наблюдательная, знающая то, что остается обычно в тени, аналитик - должна если не знать точно, то хотя бы подтвердить или опровергнуть его опасения насчет участия магглов в последних операциях Аврората.
- Не сделала даже - рассказала. Расскажешь? - когда-то они договаривались, что темы их разговоров не будут касаться актуальных вопросов. С того дня прошли месяцы, а ценность его собственного источника в Аврорате возросла неизмеримо, и она не может не понимать этого.

Он размышляет о том,что это значит - ее откровение насчет перспектив в преподавательской деятельности. Профессор МакГонагалл явно благоволит к своей бывшей ученице - благоволит настолько, что это могло бы быть проблемой, если бы Минерва не продемонстрировала свою добрую волю и по отношению к нему самому, но чем на самом деле может обернуться отъезд Яэль Гамп в Хогвартс и чем он может быть вызван, Лестрейндж не знает.
Любые изменения в привычных схемах его раздражают, и хотя он достиг некоторых успехов - внушительных, если без ложной скромности - в умении приспосабливаться, он все равно раздражается.
И медлит с ответом на ее первый вопрос.
Она же, не то чувствуя его проснувшиеся подозрения, не то ведомая соображениями другого рода, спешит уверить в своей благонадежности - и это даже чересчур просто. Слишком просто.
Лестрейндж, по-прежнему молча, кивает в сторону кухни - он уже считает эту кухню своей территорией, до нелепости копируя в этом собственное анимагическое альтер-эго - но сам не торопится выходить из коридора, приваливается к стене, задевая узкий аккуратный шкаф, пережидая, когда процесс обратного превращения завершится.
И вынужденно признается самому себе, что в чужом теле было комфортнее - теперь же и плечо напоминает о себе, и плохо срастающаяся ключица, и вообще - убить бы того волчару, а Грэйбеку сказать, что так и было.
Зато какой опыт, между делом вклинивается Розье, какой эксперимент, а какие выводы - что на "диких" вервольфов аконитовое зелье действует гораздо слабее.
Лестрейндж обрывает рефлексию - он подозревает, что блохастая тупая тварь просто не выпил зелье полностью, но все это, безусловно интересное, подождет своего часа.
Он пришел не за этим.
Когда нахлынувшая вслед за превращением слабость отступает, на негнущихся ногах он тащится в кухню и почти валится на излюбленный свой стул. Становится традицией вот так чуть ли не приползать к Яэль Гамп, и его передергивает - он не желает этих традиций, не желает терять контроль над происходящим.
- Я хочу знать, сотрудничает ли Аврорат с магглами. С маггловскими военными, полицейскими - кем-то, - глухо начинает он, уперевшись взглядом в ведьму. - С отдельными магглами или централизовано. Откуда у них изображения Пожирателей Смерти, откуда в Хогвартсе граната, откуда маггловское оружие в Атриуме и кто стрелял из него во время пресс-конференции.
Он, конечно, рискует - и касаясь острой темы нападения на Хогвартс, и демонстрируя глубокую информированность о деталях покушения на Министра, но сейчас ему нужны эти ответы, и эта нужда стала хорошим поводом прийти сюда, в этот дом, на эту кухню. К этой женщине, назвавшей его семейной кличкой с такой небрежностью, будто имеет на это право.

Она ведет себя при нем куда спокойнее, вольготнее даже, отмечает Лестренйдж между делом, но не спешит одернуть ведьму, напомнить, что при нем лучше лишний раз за палочку не хвататься - он верит в силу магии, в силу Непреложного Обета. Пожалуй, в это он верит намного сильнее, чем в добрую волю ведьмы.
Она говорит - и подтверждает его худшие опасения. Не опасения даже, а предположения.
Судя по всему, никаких доказательств у нее нет - но уже одно то, что она пришла к тем же выводам, что и он, само по себе значит немало.
Лестрейндж медленно кивает - пожалуй, это лучшая характеристика: "что-то пошло не так". Об этом открыто говорят в Ставке, но пока мало кто обратил внимание на то, что встревожило Лестрейнджа. Это вопрос времени - как скоро остальные обратят внимание на маггловское присутствие - пока же Рабастан желает сохранить это. По возможности, использовать, но как - а главное, ему нужна достоверная информация.
Жаль, что Яэль Гамп фактически признается в том, что больше не имеет никакого влияния в Авррорате - и все же, если она все равно собирается уходить, то чем, по большому счету, она рискует?
Ладно, это несправедливо - она рискует свободой, рискует быть обвиненной в пособничестве Пожирателям Смерти, если начнет расспрашивать, и он прекрасно это понимает, знает.
И все равно пришел, не так ли?
Цель оправдывает средства, напоминает о себе Розье.
- Пистолетов. Револьверов. Ружей. Винтовок, - скучно перечисляет он известные ему термины, хотя и понимает, что она спрашивает о другом. - Они называют все это огнестрельным оружием. Оно механическое, довольно простое - пневматический принцип, этот их порох - почти не сбоит при использовании магии.
Никому не нужная справка - наверное Яэль Гамп ждала от него иного, но ей пора понять, с кем она имеет дело.
Он смотрит в ее широко распахнутые глаза, в бледное лицо - наверное, это страх выбелил скулы и губы, залег под глазами синеватыми тенями.
Яэль Гамп боится войны, боится крови - но не связывает с этим его, Лестрейнджа. Какая ирония.
- Рано или поздно, но это должно было случиться, - скупо роняет он, стараясь не показать, что она только что пересказала его собственные страхи, страхи, которым два десятка лет - которые сделали из него того, кем он сегодня является. - Смешение миров - вот оно, в полном объеме. Нельзя взять оттуда что-то одно и не получить все остальное, это же так просто, элементарно. Нельзя. Раз положив этому начало - конца уже не будет. И тогда они придут сюда - не только как гости, не только удивляясь и восхищаясь - они придут сюда исправлять. Уничтожать то, что им не по нраву. Придут, как приходят всегда и везде, как приходили сотни лет - вот что такое это братание с магглами! Вот чем обернется эта дружба!..
Последние фразы он почти выкрикивает, встает, опирается на стол - это его собственные ожившие кошмары, которым Яэль Гамп только что дала вторую жизнь, и это выбивает почву из-под ног.
Взять себя в руки сложно, ему требуется на это не меньше пары минут, но когда он вновь начинает говорить, его голос звучит намного спокойнее:
- Узнай как можно больше об этом. Все, что сможешь. Как сможешь. Кто в курсе, кто за этим стоит, кто принимает решения - от Министра до последней помощницы секретаря. Без этой информации ничего нельзя будет сделать.
Он даже не уверен, Мерлин, что можно будет что-то сделать, выполни она его просьбу. Не уверен, что они еще не опоздали - но, быть может, еще есть возможность закончить это, убив нескольких человек - вместо десятков. Десяток вместо сотен.
Простой счет - ему всегда удавался.

Она соглашается сделать то, что он просит - под его тяжелым взглядом она соглашается, тоже взяв себя в руки, как будто у нее нет выбора. Впрочем, может и нет. Может, как и он, она однажды попала в это колесо - тогда, когда попыталась выследить его в лесу или потом, позже, - и теперь для нее нет ни выбора, ни выхода.
Некоторых страх заставляет бежать без оглядки, но на некоторых действует иначе - "дерись или беги" в действии, и Рабастан Лестрейндж в свое время время протянул руку за Меткой, веря, что выбирает меньшее зло. С тех пор прошло немало лет, его вера поистрепалась, пережила достаточно ударов, подводящих к черте, но он по-прежнему убежден, что смешение миров чревато для магов истреблением.
Пожалуй, окажись он не прав, он бы только обрадовался - хотя по рэйвенкловской привычке и не любит ошибаться - но убедиться в этом он сможет лишь один-единственный раз, и перспективы не стоят возможности выяснить, достойна ли овчинка выделки.
Примерно то же, видимо, происходит и с Яэль Гамп - она находит в себе силы не игнорировать признаки надвигающейся катастрофы, находит силы выступить навстречу. Не так уж плохо - и откровенно ценное качество для той, которая ставит цели рода превыше всего.
- Хорошо, - коротко отвечает он на ее горячие уверения, что она попытается. Разумеется, этого мало, мало попытаться, но он благодарен и за это. К тому же, если он правильно ее оценил, она действительно приложит все усилия к тому, чтобы выполнить, о чем говорит.
Казалось бы, вопрос, который его сюда привел, решен - но есть и кое-что другое, занозой засевшее и теперь вот удерживающее его на месте. Как подступиться к обсуждению этого другого - на фоне параноидальных опасений апокалипсиса это, наверное, будет выглядеть излишне самоуверенно, и сейчас огневиски не дарует ему милостиво уверенность в том, что он или она, если уж на то пошло,  проживут достаточно долго, чтобы дать роду наследников - Лестрейндж не знает, а потому аккуратно опускается обратно на стул.
У Яэль Гамп много вопросов - он предпочел бы один, но правильный.
- Нет, я не спешу, - не совсем правда, но и аппарировать прямо сейчас он не собирается. - Чашка чая будет кстати.
Чайник еще горячий - она занялась манипуляциями с чайником, как только оказалась на кухне, Лестрейндж отметил это, как с недавних пор отмечал каждое ее действие.
Он снова устраивается на стуле, стараясь поудобнее разместить руку, думает.
- Ты знакома с Нарциссой Малфой? - наконец-то спрашивает, хотя и понимает, что сейчас, возможно, ставит на карту и безопасность Нарциссы - впрочем, ее безопасность, безопасность жены Пожирателя Смерти, скорее фикция, основанная на благоволении к ней Министра Скримджера.
Вопрос не лишен логики - Лестрейндж абсолютно не в курсе, насколько мисс Гамп вхожа в тот же круг, в котором обитает Нарцисса в свободное от интриг время: урожденная Гамп, она имеет достаточно прав наслаждаться в центре светской жизни магической Британии наравне с прочими представителями чистокровных древних родов, но она аврор, она живет в маггловском районе - и он, честно говоря, с трудом представляет ее в шелковой мантии.
- Если узнаешь хоть что-то, встреться с ней. Расскажи ей. Она найдет способ поставить в известность меня. Мы... скажем так, у нас есть много общего.
Кода он шел на эту встречу, в его планах не было делиться с Яэль Гамп тем, что их с Нарциссой Малфой связывает нечто большее, чем брак Рудольфуса и Беллатрисы - и он не отдает себе отчет, что в глазах кого-то, не имеющего представления об их с Нарциссой истории, это может выглядеть по меньшей мере странно, но у него не так уж много вариантов - и он уверен, что леди Малфой оценит информацию, добытую Яэль. Оценит и, быть может, со своей стороны тоже приложит усилия, чтобы подтвердить или опровергнуть ее - если Руфус Скримджер по-прежнему хоть немного ей доверяет.

Ему нравится, как подробно она отвечает - может, в противовес его собственным коротким, лаконичным ответам. Когда-то они договаривались, что это она будет задавать вопросы - и вопросы, не касающиеся личного, однако, как и все в последнее время вокруг младшего Лестрейнджа, обстоятельства меняются настолько, что прежние договоренности больше мешают. Его это, положа руку на сердце, раздражает - конечно, раздражает. Он любит четкие планы, любит контролировать происходящее, любит предсказуемость - и предпочел бы, чтобы его навыки приспособленца не пригождались, но от привычного сеанса жалости к себе его спасает Яэль Гамп.
Он смотрит в чашку, смотрит на хо-ло-диль-ник, смотрит в угол - не смотрит только на ведьму, потому что чувствует на себе ее взгляд.
О чем бы она не хотела его спросить, попросить, потребовать, он не уверен, что хочет это слышать. Не уверен, что у него есть ответ. До сих пор они старались, оба старались не заходить на тонкий лед актуального, делая вид, что нет ничего в мире кроме анимагии, первого восстания Волдеморта и с недавнего времени общих проблем древних родов. Это даже получалось - какое-то время - но теперь он слышит в ее голосе опасность. Он сам нарушил собственные же правила, заговорил - попросил - о том, что касается событий, происходящих прямо сейчас. Если она решит воспользоваться этим и задать свой вопрос - хоть об Итон, хоть о следующих планах Ставки - у нее есть на это право.
Лестрейндж вообще живет в четкой системе обмена - баш на баш и так далее. Элементарная система магического равновесия покорила его своей простотой и эффективностью с детства - немудрено, что он продолжает руководствоваться этими принципами, даже если с большим удовольствием отдал бы последний мизинец за то, чтобы Гамп не спрашивала то, что хочет спросить.
А потому, когда он все таки останавливает взгляд на ведьме, то едва ли она может различить там дружелюбие или энтузиазм.
- Спрашивай, - велит он, вздыхая так тяжело, как будто она уже оправдала все его самые худшие предположения. Ну и как будто отказаться у нее нет ни единой возможности - как будто это не он еще в январе наложил на нее Силенцио и угрожал повторить.

- Итон спрашивают про другое. Не про магглов, - он дергает плечом раздраженно. Рудольфус в последнее время может говорить только о Дженис Итон - а Рабастан вот не торопится нанести визит дорогой гостье, занять очередь к ней. И не только из-за того, что не верит ей - в арсенале его брата, даже в этом его состоянии, достаточно способов заставить говорить правду - но и из-за того, что вовсе не хочет снова ее видеть. Не хочет, чтобы она вспомнила обстоятельства их последней встречи - если она их забыла. И не хочет, чтобы специфика его вопросов - ту, что он без обиняков высказал Гамп - стала очевидна прочим Пожирателям Смерти.
Итон вообще не в том состоянии, чтобы вести с ней задушевные беседы - Итон их единственный на сегодняшний день козырь,источник информации, писаная торба. У него и у самого на Итон есть кое-какие планы, которые могут увенчаться успехом лишь в том случае, если он обуздает себя и выждет подходящего момента.
Яэль Гамп понять можно, она задается логичным вопросом, указывает на очевидное - стало быть, действительно анализирует, действительно начала думать, где и, главное, от кого можно получить нужную информацию, и ему бы затолкать свое раздражение подальше - потому что она делает то, что он хочет. И так, как он хочет.
Но, знает Лестрейндж по себе, для успешной работы нужно понимать смысл поставленного задания - ему, выпускнику факультета, о котором ходят определенные слухи, это кажется очевидным, а значит, таким ответом на вопрос ведьмы не отделаться.
Он колеблется между вариантом довериться Яэль Гамп еще немного - и вариантом получить в итоге информацию, не отвечающую важности запроса. Последний вариант поставит крест на его планах, а значит, выбор снова лишь иллюзия.
- Это информация для меня. Для меня лично.
Информация для него лично, которую можно изложить Нарциссе - пожалуй, если Яэль Гамп еще не пришла мысль о том, что он вообще действует в своих интересах едва ли не с первой их встречи, то это вопрос времени.
Жаль, что он не знал раньше, что они знакомы с Нарциссой. Его алхимическая супруга в людях разбирается - помогла бы, наверное, разыграть его карты в отношении мисс Гамп куда успешнее, но тут уж жалеть поздно.
- Итон еще жива, если ты спрашиваешь и об этом. Не уверен, надолго ли - ей хорошо досталось в Хогвартсе.
Им всем хорошо досталось, что уж - а учитывая, что их определенно ждали, то вообще повезло.
Но об этом он у Гамп не спрашивает - об этом говорят с Итон. Яэль это не касается, хотя его царапает мысль о том, что в их последнюю встречу - ту самую, когда он так пафосно распинался насчет победы или смерти - она уже знала, что их будут ждать. Могла ведь? Формулировка Обета вертится обрывками фраз, он морщится, отпивает чай.
- Сама понимаешь.
Он снова замолкает. Она не понимает - даже если думает, что понимает. Не понимает, потому что не видит, как горят глаза Рудольфуса. Как улыбается в пустоту Трэверс. Как Долохов рассеянно кивает своим мыслям. Как все они замедляют шаг, проходя мимо спуска в подвал. Как будто каждый раз борятся с желанием спуститься. А он видит. И поэтому не хочет ставить на Итон свой последний галеон - на Итон, для которой каждый день может быть последним, когда чья-то палочка дрогнет.
Чашка опускается на стол с грохотом, Лестрейндж больше не хочет чаю.
- Поговорим о другом. На мне несколько проклятий, но они вполне сдерживаются родовой магией и будут сдерживаться впредь, пока я остаюсь частью рода. При ритуалах, ослабляющих родовую защиту, можно будет использовать артефакты. Так что я чист. Что у тебя?
В его реальности нет места романтике - и переговоры, касающиеся будущего рода, должны вестись с позиций рациональности. Именно так он к этому и относится - как к переговорам.

О своих Непреложных он молчит, как и о долгах. Это решаемое - касается только его, на наследниках не отразится, но то, что Яэль Гамп считает необходимым предупредить его о своих обетах, он ценит высоко.
- Повезло, - отзывается эхом. Смотрит за ее плечо. - Скажи, Гампы заключают алхимические браки или достаточно родового?
Гампы - семья древняя. Настолько древняя, что автором ритуала, которым они с Нарциссой пользовались в семьдесят пятом, мог быть один из Гампов.
С этого надо было начать - на самом деле, об этом стоило спросить еще в прошлый раз - но он был пьян и ориентировался на опыт Нарциссы и Люциуса, которым не помешала давняя авантюра новобрачной. У Гампов в ходу может быть всякое: некрасиво выйдет, если его собственные факты биографии вскроются в последний момент.
Мерлин, думает Лестрейндж, до чего сложно.
В прошлый раз все было куда проще - Рудольфус занимался формальной стороной дела, от него требовалось всего ничего: сопровождение в осмотре английски достопримечательностей, пара вальсов, разговор о погоде. Ему тогда тоже повезло - Тэсс Сэбир интересовалась историческими справками, хексологией и могла поддержать дискуссию о магическом праве.
Сейчас же все приходится делать самому - и от обилия нюансов, с которыми он прежде не сталкивался, Лестрейнджу становится тоскливо.
Да еще эта непонятная улыбка ведьмы.
Было бы, чего улыбаться.
- И я же меченый, - некстати вспоминается словечко оборотней. - Метка магическая, враждебная, родовая магия ее не принимает первое время - тоже придется учитывать.
На супругов, говорят, действовало слабее, чем на тех, кто удостоился чести - но действовало. Пара дней недомогания как при простуде, несколько зелий или ритуал примирения, чтобы дать родовой магии включить знак тьмы в себя. Если у Гампов на это строгий запрет - у Яэль будут проблемы. А хуже того, проблемы могут касаться потомства - раз уж она не может понести от полукровки, что говорить о носителе темной магии.

Лестрейндж слушает внимательно, соотнося ее слова с тем, что знает он сам. То, что она говорит о рождении ребенка, имеет некоторую общность с тем, что принято в его роду - но только если невеста лишена защиты своего имени. В случае брака с чистокровной ведьмой из семьи, равной Лестрейнджам, союз получал статус совершенного вне зависимости от произведения потомства - в тот самый момент, когда проводился ритуал. После ритуала расторжение брака не было возможно, даже вдовство в прошлом не считалось основанием для второго шанса, а потому и ритуал частенько проводился после того, как рождался наследник. Но то в прошлом - Рудольфус предпочел связать Беллатрису с собой в день заключения аристократического брака. Рабастан собирается поступить так же - не имея ни желания, ни возможности рисковать. Что с ним будет на тот момент, когда - и если - Яэль Гамп благополучно разродиться, что будет с главой его рода, загадывать сейчас бессмысленно. Оставить женщину и ребенка Лестрейнджей без принятия в род, без магического подтверждения означало бы проиграть, и проиграть окончательно.
А потому этот вариант не для него.
- Это удобно, - коротко и не к месту отвечает он, снова утыкаясь взглядом в чашку. - Потому что я предпочел бы не ждать рождения ребенка.
С его стороны это даже эгоистично - после ритуала, принятого в его семье, ее первенец будет принадлежать Лестрейнджам. Как и она сама - навсегда. Случись ему сойти с тропы раньше, чем она забеременеет  - он впервые, кажется, на трезвую голову проговаривает про себя это слово - второй раз, род Гампов останется с пустыми руками и все ее старания канут в Лету.
Лестрейндж поднимает взгляд, смотрит на ведьму. Ему интересно, понимает ли это она - и понимала ли в ту, прошлую их встречу.
Вместо этого он спрашивает о другом.
- Глава твоего рода. Что решает он?
Небрежным их разговор не назовешь и так, хотя они оба старательно делают вид, что беседа из числа самых обыкновенных, но он держит в уме, кто он - не только младший сын Рейналфа Лестрейнджа, а разыскиваемый преступник, рецидивист, осужденный на пожизненное беглец - и кто она - аврор, часть рода, посвятившего себя Аврорату во времена, когда Лестрейнджи, напротив, предпочли замкнуться в собственной спеси.
Не будь обстоятельства так ироничны, их проще было бы застать в дуэльных стойках, чем за кухонным столом. Чем в одной постели.

- Второй ребенок - Гампам,  - подтверждает он. Ну не может она не понимать, что второго может и не быть. Не может, и все равно соглашается.
Здесь бы ему подумать дважды - с позиций того самого своего перехваленого рационализма, но Лестрейндж с непривычки к таким переговорам впадает в аффект. На это привычки еще меньше, и он, видимо, уже мысленно делит нерожденных детей, а потому не задается вопросом, не слишком ли судьба к нему благосклонна. Судьба та еще зараза, обычно его не балует - пожалеть себя Рабастан мастер, но это не секрет - а сейчас вот расщедрилась? Подозрительно?
Куда там. Он заслоняется от неудобных ему сейчас мыслей рассуждением, что Яэль Гамп в отчаянном положении - и потому готова идти на не самые выгодные ей условия.
Ответ на вопрос о роли Уинстона Гампа в предстоящем нравится ему еще больше: вступать в род Гампов он не собирается, и Лестрейндж легко встречает взгляд Яэль сквозь сигаретные сумерки.
Задача упрощается: значит, дело за Рудольфусом.
В этой своей хромой эйфории младший Лестрейндж совершенно упускает из вида тот факт, что его почти-невеста знакома с Рудольфусом. Не упускает даже, а не видит здесь проблемы - для него, воспитанного в определенном кругу, естественным является ситуация, где все чистокровные волшебники так или иначе знакомы между собой. Для него, привыкшего к брату настолько, что он почти перестает замечать безумие Рудольфуса, нет тревожного сигнала в этом знакомстве, он просто не уделяет внимания тому факту, что ведьма упоминала место этого знакомства.
А зря.
Ему бы подумать и об этом, но он куда больше заинтересован ее последними словами.
- Я не собираюсь иметь дел с твоей семьей, - сразу, коротко и ясно. Он не случайно заговорил о брачных ритуалах - она фактически перестанет быть Гамп.
Лестрейндж барабанит пальцами по столу, смотрит за ведьму.
- Не будет. Не будет это потрясением. И столкновения магий не будет - если Рудольфус проведет ритуал, принятый в нашей семье. Ты станешь частью моего рода. Навсегда. И все рожденные тобой от меня дети - если только не провести обратный ритуал.
Он возвращается к ее глазам. Он так и не спросил о главном.
- Обратной дороги не будет. Ты уверена, что хочешь? Что сможешь?
Сможешь быть Лестрейндж - но он так и не договаривает.

Совершенно по ханжески он принимает ее последние слова на счет того, что пока ни разу не солгал ей в том, что касалось бы оговоренного.
И хмуро кивает. Дважды спрашивать он не станет - ответ, ясный и предельно четкий, получен.
- Я дам тебе Непреложный Обет перед брачным ритуалом в том, что второй ребенок будет отдан в твой род. И в том, что сделаю для этого все, что от меня потребуется. Рудольфус закрепит Обет, таким образом подтверждая мои слова и со своей стороны. - Он кладет на стол обе руки. - Клятвы от имени рода, данные на земле рода, нельзя нарушить. Расплатой будет смерть тех, кто допустил нарушения - и ты все равно сможешь забрать сына.
Он, конечно, говорит "сына". Он и думает всегда о сыновьях - у Лестрейнджей дочери не родятся. Впрочем, Яэль Гамп едва ли будет против: род продолжится. хоть и по женской линии, но сыном, а Уинстон Гамп официально даст ему имя.
Перед важностью этой цели меркнут все остальные. Никто за исключением тех, чья кровь так же чиста, не поймет этой важности - и это ли не еще одно соображение в пользу отказа от разрушения границ между мирами.
- Достаточно этого? - уточняет Лестрейндж. Они торгуются - если она останется недовольна условиями сделки, то передумает, и Рабастан уточняет, смотрит ей в лицо, выискивая любые признаки сомнений.
Хоть она и подтвердила только что, что готова, он отлично помнит, как она предала его, обратившись за помощью к МакГонагалл.
- Ты понимаешь, что все это,  - он обводит взглядом кухню, которую уже считает своей территорией, - придется оставить?
Они, конечно, заметку в "Пророк" не пошлют - но родовая магия отмечается в Министерстве. Рисковать, сидя на клетке с соплохвостами, в ожидании, когда кто-то не меру любопытный сунет нос на страницу его или ее рода? Они зашли слишком далеко, чтобы положиться здесь на случай.
С того момента, как его род примет ее, она станет мишенью - и уж точно изгоем из своего привычного круга. И ей придется прятаться - не исключено, что так далеко от него, как только он сможет устроить. Жить, оборачиваясь. Обрубить прежние отношения, а те, что слишком дороги, проверить Непреложным.
Но она сама выбрала этот путь, предложив ему себя, фактически.
Лестрейндж снова меряет ведьму взглядом, гадая, выдержит ли она.
Впрочем, она оказалась крепче, чем он подумал при первой встрече. И она все же играет на его стороне.
- Как только Рудольфус сможет, мы проведем все необходимые ритуалы, - сжигает мосты Рабастан. Ритуальная магия требует здоровья, которым ни его брат, ни он похвастаться не могут, а потому придется выждать какое-то время. - Я буду держать тебя в курсе.
Он колеблется, но все же протягивает ей над столом руку - договор скрепляют рукопожатием.
Остывший чай выплескивается на стол, когда Лестрейндж задевает локтем чашку.