[icon]http://se.uploads.ru/gpjGX.gif[/icon]
Как следует звать человека, который ненавидит свой дом? Беглец? Изменник? Предатель? Все эти слова Сириус мог бы почитать родным именем - с такой частотой он слышал их из материнских уст.
Возвращение в отчий дом не было радостным событием. Будь его воля, Блэк навсегда забыл бы дорогу к мрачному особняку на площади Гриммо, и всему, что в нем хранилось, но... Но. Ордену было нужно место для тайных встреч, место, которое одновременно было бы неизвестно, безопасно и желательно находилось ближе к центру событий, чем какой-нибудь заброшенный склад в Шотландии или Уэльсе. Опустевший дом Блэков был лучшим вариантом.
Сантименты оставались уделом спокойных времен.
Гости рассасывались быстро - у всех были свои срочные и неотложные дела. Мир - не влюбленная дурочка - он не станет ждать, пока его спасут, а значит задержаться и пропустить по стаканчику не способен никто - никто, кроме самого Бродяги. Ирония судьбы: собаку со столь говорящим именем посадили на поводок, не давая и носу сунуть из ненавистной конуры. Эта мысль еще не успела прокрасться в его сознание, но первые ростки уже проклюнулись: бежав из Азкабана, Сириус променял шило на мыло. Альбус запирал Блэка в доме, разумеется, ради его же собственного блага. Но тем самым обрекал на самую извращенную разновидность пытки, которую только можно было придумать в подобных обстоятельствах. Уважаемый директор оставлял своего подопечного на растерзание демонам прошлого - как будто своих собственных призраков Сириусу было мало.
Кричер, начавший уже убирать со стола пустые бокалы и тарелки (дом Блэков всегда славится своим гостеприимством), ворчал о "позоре рода" и "больном сердце госпожи". Позор рода носил на предплечье метку, а мертвецов больше не беспокоит здоровье, но старому домовику то было невдомек.
- Заткнись! Пшел вон!
Вся ненависть, которую Сириус испытывал к этому дому и всему, что было с ним связано, воплощалась в этом жалком существе, изливалась в каждом обращенном к нему слове, малейшей модуляции голоса. Мать могла бы гордиться: в эти моменты Сириус как никогда был похож на Блэка.
Эльф раболепно поклонился, пробормотал "да, хозяин" и исчез. Его прощальные слова прозвучали как оскорбление, если не проклятие, и даже эта короткая перепалка оставила у Сириуса на душе мерзкий осадок. Все как тогда. Добро пожаловать в прошлое - и никакой магии.
Рухнув в кресло, он уставился в камин, холодный и мертвый, как все в этом доме. Жизнь наполняла его с приходом последователей Феникса, и бежала без оглядки, стоило им покинуть этот склеп - Бродяге едва хватало времени согреться. Но иногда - и чаще всего в те минуты, когда эхо недавних разговоров еще не утихло - ему начинало казаться, что он просто призрак, фамильный реликт, такой же, как Кричер или вон та ваза на каминной полке.
Блэк настолько погрузился в свои мрачные мысли, что оклик Ремуса заставил его вздрогнуть. Нехорошо, Бродяга, теряешь форму.
- Старина..., - поднявшись на ноги, он обернулся навстречу другу - и застыл. Щека нервно дернулась, усилием воли Сириус превратил это в подобие улыбки. "Взглянуть поближе", ну как же. Подходите, не стесняйтесь, редкое животное, только здесь и сейчас - предатель крови, первый человек, сумевший бежать из Азкабана, и прочая, прочая. Бродяга с ноги влепил по челюсти мерзкого гада, нашептывающего подобные мысли. На это ушло чуть меньше секунды - за это время улыбка стала почти естественной. Разницу заметил бы разве что Джеймс... и возможно Ремус. Блэк уже не мог быть уверен - слишком много времени прошло, слишком они изменились. На лице Лунатика появились новые шрамы, еще больше было на сердцах обоих. Можно составлять карту и сверять координаты - вне всяких сомнений, совпадений будет немало.
- Конечно, проходи, - спохватившись, Сириус махнул рукой в сторону одного из кресел, сам же направился к столу, на котором стоял графин с виски и стаканы - на случай, если мир даст кому-нибудь из своих защитников внеплановый выходной. Ну что же, одному дал, и что теперь?
Щедрой рукой разлив выпивку, Блэк протянул стакан Ремусу и сел в кресло напротив.
- За встречу.
Виски отливал янтарем и притягивал взгляд, молчание затягивалось и становилось неловким. О чем говорить? Что ж, рассмотрим варианты навскидку. Смерть Джеймса? Плохой план. Предательство Питера? Плохой план. Спросить, чем Ремус занимался все это время... пока он сам сидел в Азкабане? Очень плохой план.
Блэк не выдержал и хмыкнул.
- Кажется, сегодня я не в форме. Ни одной светлой мысли, ни единой гадости на ум не приходит. В школе с этим было как-то проще: девчонки, квиддич, проделки, уроки в свободное время... Как скучно мы теперь живем.
Губы улыбались, глаза оставались грустными.
- Чем сейчас занимаешься? Помимо интеллектуальных бесед на отвлеченные темы вроде той, что недавно имела это место, уши Кричера и фамильную гордость моей матушки?
Гениально. Вершина дипломатии и ораторского искусства. Публика в восторге.

Отредактировано Sirius Black (21 сентября, 2016г. 04:39)

[icon]http://se.uploads.ru/gpjGX.gif[/icon]
- Похож, - Сириус рассеянно улыбнулся, глядя в свой стакан, и в улыбке этой тепла и грусти было ровно пополам. Да, Гарри был истинным сыном своих родителей: умный, добрый, отважный, преданный, решительный. И слишком взрослый, для своих лет.  Судя по тому, что Сириус успел увидеть, а после услышать о своем крестнике, тот перенял от родителей только лучшее. И с достоинством держал удар, нес клеймо "особенного", не позволял ему себя изменить. Бродяга мечтал снова увидеть парня, надеялся, что тот сможет улучить время и заглянуть на Гриммо, что никто не станет ему мешать. В противном случае Блэк сам найдет мальчика. Всегда найдет.
Тряхнув головой, Сириус посмотрел на Ремуса и чуть виновато улыбнулся.
- Прости, задумался, - даже голос его стал как-то мягче, - ты прав, и я разумеется это сделаю. Нам многое нужно наверстать. Многое рассказать, многое услышать. В конце-концов, я - все, что осталось от его семьи.
Сказал, и как на стену налетел. Опустив руку со стаканом на колено, чтобы не так заметна была напавшая на пальцы дрожь, Сириус устало потер переносицу. Их окружали, медленно сжимая кольцо, отрезая все пути к отступлению, марая траурным черным любые, даже самые светлые мысли. Или это он сам настолько пропитался этой отравой, что куда не взглянет - способен видеть только ее?
Большую часть времени ему удавалось обманывать других - и себя в их числе - что все в порядке. Ему удавалось смеяться, шутить, быть тем же неунывающим балагуром, которым его помнили. И Сириус был им. А потом оставался в обществе холодных стен родного дома, и краски блекли, а бездействие вынуждало обращаться мыслями вовнутрь, в самую глубину, туда, где все было очень и очень плохо. Ремусу просто не повезло прийти после того, как Бродяга отступил под привычным давлением меланхолии. А может искренность разговора, которой не хватало им обоим, вынуждала открывать друг другу те стороны своей души, в которых и самим себе не больно то приятно признаваться.
Такими жалкими, побитыми были эти стороны.
- Херня какая-то, - зло тряхнув головой, Бродяга потянулся за лежащими возле кресла сигаретами. Эту привычку он приобрел еще в годы бунтарской юности, после заключения вернул совсем недавно. Кричер неодобрительно ворчал, мать возмущенно вопила, Сириус плевал на обоих. Сигареты помогали коротать время, была у них эта странная особенность - вместе с бумагой и табаком сжигать проклятые минуты. Поэтому курил Блэк много.
- Скажи, Ремус - только честно, - полыхнула спичка, огонь отразился в зрачках, перекинулся на радужку, исчез, блеклой искрой зацепившись за край сигареты. Но взгляд не последовал за ним: кажется, впервые с начала разговора, Сириус смотрел другу прямо в глаза, - у тебя разговоры так плохо клеятся со всеми, кого ты знал со школы, или только со мной?
Спросил и тут же понял, насколько глуп и очевиден этот вопрос. Следовало задать другой, более верный. "Почему?". Но Сириус был еще недостаточно пьян, и не настолько жесток.
Свою версию ответа он подозревал, что знал. И, пожалуй, не хотел проверять это знание на практике.
Слишком много дерьма, слишком много. Никакой лопатой не разгребешь, а жрать приходится. Добровольно добавлять к этому еще одну кучу - увольте.
Пожалуй, Блэк просто боялся. Хоть какая-то видимость дружбы все же лучше, чем ее полное отсутствие. А этот разговор уверенно тянул за последние, тонкие нити, пока еще хоть как-то связывающие их с сидящим напротив человеком. Нити дрожали, едва слышно звенели, но пока держались. Однако у всякой вещи есть свой предел прочности.
- Забудь, - пожалуй, это прозвучало слишком резко. Поднявшись с кресла, Блэк подошел к камину и стряхнул пепел в ту самую треклятую вазу. На Ремуса он больше не смотрел - стоя к нему спиной, изучал дурацкий растительный орнамент на обоях, - Расскажи лучше, что у тебя на личном фронте? Пора бы уже. Нашел себе кого-нибудь? Девочку там, мальчика, волчицу.
Бродяга прикусил язык и негромко выругался.
- Прости, Рем. Я не хотел, - отлично. Так держать, старина. Обернувшись, Сириус исподлобья посмотрел на собеседника, вина во взгляде мешалась с каким-то злым отчаянием.
- Это все это место, - резкий взмах рукой с зажатой в ней сигаретой, дымный след, такой же серый, как стены, полы, кажется, сам воздух, - Оно превращает меня в настоящего мудака. Наверное, какое-нибудь семейное проклятие, что-то вроде "в доме Блэков ты можешь быть только Блэком, жри свою серебряную ложку и не плюйся", - Сириус невесело усмехнулся и покачал головой, - серьезно, прости. Не знаю, что на меня нашло.
Сколько раз за разговор он уже повторил это дракклово "прости"? А не прошло и пяти минут. Куда делась прежняя легкость, то недоступное чужим людям взаимопонимание, объединяющее друзей крепче иных уз? Когда-то Сириус мог позволить себе говорить в лицо товарищам все, что ему вздумается - они смеялись, временами обижались, но ничто из сказанного не вызывало в груди тянущее чувство злой фальши, жестокого оскорбления. Они были настроены на один лад, и даже если кто-то сбивался с ритма - быстро возвращался в строй. Сейчас они пели не то, что разные песни, у Бродяги складывалось ощущение, что они сидят в изолированных комнатах с завязанными глазами, и в упор не слышат и не видят того, что говорит и делает другой.
Добро пожаловать в дивный новый мир. Билеты возврату и обмену не подлежат.