Удивительно, что собранные личные вещи с одного кабинета в другой помещались в одну среднюю коробку. Это с чаями и даже сервизом. Весь свой рабочий стаж, десять лет на благо Аврорату, Яэль собрала в одну коробку.
... И не спешила распаковывать в новом кабинете, хотя на столе скромно поблёскивала табличка "Заместитель начальника отдела контроля. Я.С.Гамп"
И не то чтобы в спину ей неслось много нехороших слов - такого не было. Некоторые даже считали, что Лиса вот за ум взялась, карьеру делает, так когда-то и до начальника отдела дойдет, а вот до старшего аврора- вряд ли.
Начальник и непосредственный шеф не понравился. Он не был похож на Эбернатти, с которым можно было азартно и радостно ругаться и таки уедать старикашку. Нет, не похож новый руководитель. А Яэль ещё не откинула мысли о допросе и не очень-то хотела вникать и спорить.
Она хотела обратно в свой кабинет. И обратно в лето - было бы не плохо. Ещё лучше - в позапрошлое лето.
Но это жизнь и её надо жить.

Раньше Лиса обеды в столовке не привечала, теперь - выходила, чтобы сменить обстановку.
Поднос с обедом, подощрительно-зеленоватыйкусок пирога на десерт. Чашка кофе. Яэль смотрела в чашку, будто бы прикидывая как в ней половчее утопиться. Под рукой - купленные поутру у магазинчика в Хакни-Уик маггловские газеты. Привычки остаются. Да и это все ещё входит в её обязанности - анализ корреспонденции.
Ирвинг появляется будто из ниоткуда. Яэль поднимает голову и улыбается мужчине: у того глаза провинившегося кота. Коты редко выглядят виноватыми, Ирвинг - тоже.
- Присаживайся. Думаю, тут только кормить меня не стоит: пожалеем нервы старичков. - Но Дрейк метко ввернул о проверках и Лисе оставалось лишь улыбаться.
- Я вот кабинет сменила. И как тебе наша новая система и, вообще? Как тебе в святая святых?

Ирвинг сейчас кажется старше, серьезнее, строже, чем прежде - может, Министерские стены обладают таким свойством или же темы. Теперь Яэль видит, что этот человек мог выходить живым из горячих точек и тащил на себе, за собой, память прожитых дней. Забавно - не понять храбрость человека при встрече с преступником, но оценить - в спокойном разговоре.
У Лисы всё наперекосяк.
Она улыбнулась, потянулась сделать глоток кофе. Когда уже за столом была не одна, казалось, круг темноты отступает.
Дрейк говорил складно, как по ниточке тянул бусины логических выводов. Толпа вокруг, праздно обедающая, в большинстве своем (а ведь действительно занятые люди в столовой редко в очереди стояли и, тем более - редко слушали, что происходит за другими столиками) была конторскими служащими всех мастей. А тут целый скандально известный американский журналист разговаривает с авроршей, которая, быть может, впала в немилость у начальства.
Лиса могла придумать минимум три способа довести сейчас кумушек и длинноухих уродов до экстазически-недоуменного припадка и перегруза увиденным, но женщина не хотела лишней полулярности - ей работать надо, заново встраиваясь в коллектив.
- Я думаю, среди министерских служащих есть те, кто сливает информацию. Наш мир не совершенен и большинству волшебников просто некуда больше податься работать, кроме как в систему. Так что вариант проверок - это очень умный ход и, я уверенна, он принесет свои плоды. - Лгать с невозмутимым видом или же говорить половину правды приличные девочки учатся легко, особенно, если заканчивают Слизерин.
Лиса продолжала улыбаться.
- Спасибо за доверие, Ирвинг. Это очень приятно. - Журналист не знает через кого он познакомился с Пожирателем Смерти и где писалась первая статья. А она не может и не должна рассказывать.
Рыжая захрустела сэндвичем, но долго томить знакомого и любовника не стала.
-  Я уже прошла проверку и получила повышение до заместителя начальника отдела. Почему я должна переживать? - Вопросом на вопрос, как маменька завещала, но иначе и не сказать. А то что выглядит женщина устало и не очень весело - так ведь работы навалилось, не иначе.
Здесь, среди любопытствующих, она иначе не скажет.

Ирвинга хотелось стукнуть по затылку. Женщина очень сильно сдержалась, заставляя себя не краснеть, когда он поймал её на лжи. Простым предположением и вниманием к словам.
- Иногда мне кажется, что ты невыносим. А потом мне перестаёт казаться и я вижу - да. - Прячась за чашкой кофе. - Но все равно очарователен, чего уж там.
Ведьма не понимала почему Дрейк считает нормальным здесь и сейчас говорить, тем более надеяться, что она что-то объяснит. Яэль не должна и не обязана. Она, так или иначе, на своём месте.
- Я заслужила место заместителя начальника отдела, если хочешь знать. - И не врет же, только очень сильно курить хочет, но улыбается мягко, прокладно, провожая взглядами ещё одних знакомых, которые, наверное, жили так скучно, что обсуждать вслух коллегу - это лучшее.
- Дело не в популярности, хотя тут, скорее, наоборот. Думаю, вон те три ведьмы мысленно желают мне набрать лишних двадцать килограмм, а они бы с радостью посидели тут с тобой и ответили на все вопросы...
Лиса сбивается со слов, замирает, а потом улыбается, потянувшись, накрывая пальцы журналиста своими.
- все у нас было замечательно в четверг. Ты сам захотел уйти к себе и ушел, насколько я могла судить, удовлетворенный произошедшим.

В какой-то момент будто ломается стена, отгородившая незримо Лису от Ирвинга. Все-таки, он - это он. Беспечно почти мурлыкающий, со своим американским акцентом, манерой говорить вслух такое, что для британцев неприлично, кудрями, небритостью и глазами глубокими, внимательными. Кот - улыбается, будто из Чеширского Графства, а ведь просчитывает ходы и очень быстро.
Яэль хочется домой, устроиться головой на коленях  Дрейка, курить и пить, возможно, даже рассказать ему кое-что. Для очередного интервью, где она меж строчек будет читать и угадывать моменты, произошедшие у неё гостиной или спальне.
- Ты очень любишь свою работу и потому работа идёт к тебе. И женщины.
А дальше женщина не выдерживает - мягко смеётся, достаёт из карманов пачку сигарет и закуривает от палочки, под пепельницу - кофейное блюдце.
- Не правы все твои бывшие, значит. Человек несет ответственность только за себя. Они страдали от твоей работы. Они от чужого. Как по мне - идиотизм. Никто не сделает их счастливыми тогда. Тут ведь как - игра начинается от себя. Ты работаешь, спишь... Сам или с кем-то, не потому, чтобы попасть в чужой вкус, а потому что тебе это нравится. - Выдызая дым в сторону.
- Когда пошли проверки, многие испугались, что теряют власть над своим настоящим. Поэтому сплетен будет много. Но недолго. Это не должно затягиваться. Иначе - потеря времени и ресурсов. Для заметки, я тоже считаю, что Аврорат и все Министерство, в целом, давно нуждались в реорганизации.
Рыжая улыбается. Допивает кофе. Ей хочется напиться.

Это тоже профессиональная настройка у него - констатировать факты, хотя здесь Ирвинг констатирует хорошую мину Яэль, которой есть чего бояться. Но она свое, для начала, отбоялась в кабинете Дженис Итон, а теперь, как человек, переживший свою неудачную казнь, чуть смелее прочих.
- Я не считаю, что стоит тратить время на страх. Он стимулирует только в экстренных ситуациях и то: не всегда и не всех. - У Лисы сотни поводов бояться и даже Дрейк не знает как она по ночам спит, крепко цепляясь в подушки, одеяло, мечется по постели. Просто это всё пустое. И одними переживаниями, какими бы они глубокими не были, ничего не решить. Бери и делай что-то, чтобы себя спасти.
Задумываясь над следующим вопросом, едва качает головой.
-  Кто-то все равно всегда страдает. От действий или бездействия. Если в ходе проверок будут найдены Пожиратели или просто не чистые на руку служащие Министерства, это искупит неудобства других.
"Только я - это я." - Не говорит, улыбается, а потом чуть вздрагивает, недоуменно моргает. Вопрос журналиста и вот это переживание за её судьбу - вообще ставит в тупик.
Большим пальцем поглаживая гладкую кожу чужой ладони, рыжая ведьма шире растягивает губы в улыбке, смотрит в глаза Ирвингу (а пусть косящиеся в их сторону даже окосеют!).
- Нет, конечно же. Ты тут вообще совершенно ни при чем. Да и почему ты решил... это ведь рабочий процесс. Ирви, неужели ты такой честолюбивый и тебе не хватает истории, такой истории, в личный зачет? - Вопросами личными, в ответ на вопросы: всё как маменька завещала.

Ирвинг Дрейк, легко и просто, наверное, остающийся воспоминанием грешноватого послевкусия шампанского и вина в памяти многих женщин, трогательно переживает о том, чтобы не доставлять проблем.
Лиса улыбаеся - она оценила иронию жизни. Улыбается чуть шире, когда тыльной стороны не ладони касаются губы, ведёт под столом ногой (да, скатертей нет, но плевать) щиколоткой касаясь голени мужчины.
- я не думаю, что когда-то до такого дойдёт. Я взрослая девочка и, обычно, свои проблемы организовываю себе сама, но... Но ты мне лучше расскажи, а почему так переживаешь? Слухи о моей смене должности так кошмарны или Дженис Итон, по старой дружбе, тебе сказала как-то так? - Рыжая помнит, кто её сосватал для разговоров с журналистом, поэтому теперь, вспоминая, понимает, что все равно не раскроется. Она не Рабастан Лестрейндж - играться с Обливиэйтом не будет. Лучшая защита для Иовинга - незнание.
- Все будет хорошо. Думаю, мне просто надо привыкнуть к начальству. После хрыча-Эбернатти, оказывается, я всех своих прямых начальников, заочно, считаю идиотами. С этим надо что-то делать. - Почти шутя, а, на самом деле, говоря правду. Лиса даже понимает, что скучает по вечной ругани со сморчком старым. А всего два дня его не слышала.

- Я не думаю, что между нашей с тобой ...дружбой и твоим знакомством с Пожирателями кто-то может поставить знак равенства. Да и мы с тобой, до сих пор, на людях не нарушали правила приличия. Так что если и ударит, то только после сегодня, но... Не ударит, обещаю, Ирвинг. Я взрослая девочка и знаю как жить тихо и прилично. И дразню начальство только от любви к процессу. - Лиса, конечно же, врала, но это было в рамках Непреложного Обета: Дрейк не должен думать, сильно думать в сторону влзможной связи между ним, преступниками и одной рыжей.
Тихо смеясь, остро жалея, что стол с столовой так широк, женщина чуть кивает:
- Я должна работать, особенно теперь, когда дел навалилось и начальство поменялось, так что не сбежать, но, если хочешь, приходи к полуночи ко мне. - Мисс Гамп уверенна, что Рабастан к ней больше не придёт - он получил помощь от Макгонагалл, ему незачем. А потому не боится, ну и, если что, обливиэйтить Пожиратель умеет.
Одно Яэль не понимает - почему он не пришёл стирать память ей? Хотя когда? Если теперь в этом всем ещё и Минерва.
Кивает.
- Я не думаю, что это возможно. Если в статье не будет прямых отсылок на меня... Люди не оригинальны - редко кто любит искать связи и первоисточники. Так что, ничего страшного и, в любом случае, ты настолько трогательно обо мне заботишься, что я просто обязана пригласить тебя на поздний ужин. - Ведьма покосилась на часы над дверью. Обед заканчивался.

Ирвинг думает, что Яэль не рассказала все из-за лишних ушей. Милый Ирвинг. При всей своей журналистской хватке, не выучивший и не понявший, что женщины умеют хранить секреты крепко, если секреты касаются их самих. Лиса ничего не расскажет, но это знать Дрейку совсем не обязательно. В конце концов, он будет узнавать правду при каждой встрече с Рабастаном, может, даже обижаться на неё, но забывать это. Только бы меньше было встреч, иначе память будет повоеждена. Наверное, об этом бы попросить Лестрейнджа, если они ещё пересекутся... Если..
Эта мысль немного отравляет рабочий день, но мисс Гамп берет себя в руки и дорабатывает день, ещё и задерживается на час - важно показать как она заинтересована в работе.
Выслуживаться. Гнуть спину.
Ей, чистокровной, наследнице великого рода, доказывать, что она умеет работать в системе, которую создал её предок.
После работы женщина не спешит сразу аппарировал в Лондон - по Косому переулку до лавки, торгующей зельями. У неё закончились запасы, это значит, что нужно поберечься.
Потому что иначе придётся убивать. Убийцей она очень не хочет становиться.

К ночи - домой. Покормить котов, самой перехватить что-то, в душ, разложить, будто палые листья над капканом, заметки о первой войне, на столике. Тогда Дрейк просто физически не мог просмотреть все. Это отвлечёт, вдруг что.
Решив, что гостя чем-то надо кормить, ведьма режет яблоки, раскатывает тесто.
Без пятнадцати полночь.
"Придет или что-то случилось?" - Яэль не сильно удивилась бы, если бы Дрейк не пришёл.
Ждать непривычно. Ждать раздражает. Она за эти два месяца приучилась ждать и понимать, что сегодня никто не придёт. Сейчас ждёт одного, вспоминает другого - прекрасная жизнь.
Шарлотка отправляется в духовку.
Только вымыв руки от теста, не успев убрать на кухне, слышит звонок и треньканье чар.
Пришёл.

Заготавливая какие-то слова, но прежде - улыбку, ведьма оглаживает складки домашнего платья (в кои-то веки не форменная мантия!) перебрасывает куцую косичку за плечо.
Ирвинг врывается в дом дерзким осенним ветром, целует так, что в глазах темнеет.
Отступая, ведьма опускает палочку, слыша хлопок двери (потом надо чары наложить обратно), смеётся почти в его губы, заглядывает в глаза, бесстыже рассматривает лицо, отвечая. Останавливается, упираясь бедром в комод. Оставляет палочку на том, ведёт ладонями от взъерошенных волос мужчины по верхней одежде, расстёгивая.
Когда ж они все научатся нестись в её дом, снимая куртки и грязную обувь.
Наверное, никогда... Мужчины.

Куртка падает на пол с шумом - это привлекает котов, пушистыми клубками прибегающими на звук и посторонние запахи. Ирвинг спешит, спешит так отчаянно, будто никогда больше не увидит. Ловит момент, как тогда, в первый вечер. Carpe diem. Он трогательный, сейчас, когда Яэль не касается его работы и уже никогда не перейдет грань, беспокоясь и влезая в его дела, кажется мягким-мягким. Лиса никогда не думала, что это может привлекать, но, видимо, когда экзаменирует жизнь, первыми сдают принципы и привычки во вкусах.
Спиной в комод. Женщина смеется, опускает голову, прихватывая губами край уха журналиста. Шарлотку она поставила недавно - не пригорит пирог. Руки, после нехитрых манипуляций, у любовника все равно прохладные, но будто обжигают.
Хочется смеяться и дальше, но от жара поцелуев бросает в дрожь и вырывается стон.
- Ирви... подожди... Ирвинг... хороший мой. - Он, правда, хороший, со всем своим багажом не игрушечных войн за спиною, со всей своей жаждой бури, даже в стакане, со всеми своими принципами. Сладкий, пряный.
Ведьма пропускает меж пальцев его непослушные волосы, заставляя запрокинуть голову назад, заставляя умолкнуть после признания о нехватке, о скуке, долгим поцелуем.
Наверное, славно так - зацеловать до смерти, не дать ни себе, ни любовнику дышать. Умереть почти счастливой, дурной, обласканой. Наверное, кому-то так даже повезет.
Яэль тянет за бедро на себя мужчину, желая сгореть. Пусть это будет всем, зачем он пришел сегодня - отчаянная страсть, пока настоящая любовь - Война, еще не пришла по Дрейка. Лисе проще. За ней, кажется, уже ничто не придет, кроме смерти, когда-то. Сегодня Лиса фаталистка. Сегодня она не верит, что стоит еще кого-то ждать.

Это так глупо, так приземлено, так по-домашнему - переживать о том, что гость её, чудо-чудное, стоит  посреди коридора, а на кухне может пригореть шарлотка, а Яэль нисколечки не жалко шарлотки, но она не хочет, чтобы Ирвинг чувствовал себя тем, кто остается в коридоре, на пороге, с визой за дверь. Яэль сегодня верит в фатум и знает, что судьба свои игрушки метит - цепочками родинок и веснушек по телу, щитами узоров радужки, проседью в волосах. Мисс Гамп уже тридцать и она прекрасно себе представляет всю разрушительность момента, который может быть упущен.
Она не хочет его упускать.
Она же... не хочет оставлять эту ночь поспешной чехардой вспышек ощущений и воспоминаний.
- Ты не думай, что я сошла с ума или на пределе каких-то там нервов. Я на пределе, но это ничего не значит. Ты... ты больше чем. - Больше чем интрижка? Почти правда и почти ложь. Ведьма улыбается и прижимается губами к уголку губ журналиста.
- Я хочу тебя покормить, можно? - Лиса помнит сегодняшний разговор. И слишком хорошо помнит. На память вообще нареканий нет.
А еще она помнит, что Дрейк тоже ничего не забывает.
- А потом я завяжу тебе глаза и мы отправимся в спальню. И будем пить твое вино. - Совесть... совесть чешется, как недослезшая чешуя: догадывается ли Ирвинг как часто его в Англии, в этой стране туманов, уже могли разыгрывать вслепую, не договаривать всего. Он, теплый и солнечный луч, по ошибке заблудившийся в этой зимней мороси, он...
Накрывает нежностью.
Лгут те, кто думает, что трогательными и нежными могут быть только котята, щенята, маленькие дети и всякая девичья глупость. Нет. Нежность - это когда ты смотришь на человека, понимая, что и дала бы ему больше, чем хочется. да не готова, как и не готова дать меньше, чем позволила бы другим. Нежность - это смотреть на человека и понимать, что не пустишь его в свой ад и постараешься, хоть одну нить чужого змеями сплетенного клубка мрака, распутать и унять.
Сегодня Лиса хочет дать тому, кто обязательно уйдет за её порог, возможно, навсегда, свет. Это очень трудно - давать то, чем сама, с радостью, напилась бы до эйфории, но... или ты отдаешь, или принимаешь.
Яэль устала кричать в пустой эфир о помощи.
Ей больше не хочется.
Она смотрит в теплые ореховые глаза и целует снова, потом берет за руку и ведет за собой, не опуская глаз, пятясь, на кухню.
Может, когда-то случится так, что больше за теми, кто приходит в её дом, не будет грязной цепочки следов, но, отмывая паркетные доски, ведьма ведь тоже знает, что кто-то и уйдет из её дома чуть чище, пусть и оставшись запутанным в туманах, которыми так славится её страна.
"Я обманываю тебя. Мы все друг друга обманываем. И все, немного, людоеды. Я не хочу тебя обьедать. Не хочу пить до остатка, сухую выжимку выбрасывая за порог. Я хочу, чтобы ты ушел счастливый". - Перемыкает.
Любому чувству надо выход. Иначе выльется за края. Сегодня Лиса отдает, иначе ведь похоронит, кажется, всю свою ласку. Посреди войны. Между прошлым и будущим. Полночному гостю.
Но не тому...

Дрейк умница, вот только он, так спокойно и послушно занимающий место за столом, на кухне, в сердце ведьмы, совершенно точно ошибается в том, что говорит. В этом Лиса уверена. Даже поспорила бы с журналистом, если бы имела право говорить.
Любовь? Большая и светлая такая? Всепрощающая, всеспасающая, вечная, бесконечная, прекрасная? Нет, американец, наверное, точно романтик и видит свет там, где не осталось даже копоти от пламени.
Любовь ли то, что Яэль испытывает к Рабюастану Лестрейнджу?
А что она вообще знает о любви? Эксперт по разводам.
Ведьма глубоко, нет, в два хлипких-нервных вдоха, набирает воздух в грудь, а потом, касаясь пальцев Ирвинга своими, сжимая их в ладони, будто пытаясь их отогреть сызнова... улыбается.
- Ты невероятный человек, Ирвинг. - Мисс Гамп хочет сказать, что, возможно, они останутся на этих рубежах: в одной постели, но по разные стороны лжи и правды, навсегда, а, возможно - сегодня последняя встреча. Хочет, но находит слишком пафосным такое признание и мысль. Незачем. К ней пришел мужчина, рассчитывающий определенно на что - со входа было понятно. Незачем вообще было останавливать.
Женщина сжимая ладонь чуть крепче, отпускает чужие пальцы нехотя.
- Шарлотка. Абсолютно маггловская... то есть... Без волшебных ингредиентов. Мне показалось, что ты куда как больше ценить простую еду, а не лягушек, пытающихся выскочить изо рта. - Как это нелепо: говорить о еде. Почувствовав весь фарс ситуации, Лиса оборачивается. Выключает плиту, открывает дверцу духовки. Она сейчас совершенно не против забыть все на свете и отдаться простому желанию, потом залить вином каждое сомнение и вот так просто - на телесном, выживать среди тьмы.
У магов нет своих богов. У магов есть только вера в силу и себя.
Лиса бы не отказалась верить в чудо, но перестала верить даже в то, что сможет правильно прожить свою жизнь.
Женщина осторожно забирает за ухо ниспадающие пряди волос, а потом, подхватив ухватку, вытаскивает блюдо, стенки которого обжигают даже через ткань, кажется. В лицо бьет жаром, Яэль смеется.
- Сто лет не готовила что-то сладкое, кроме как дедушке. Извини, Ирвинг, я, наверное, слишком глупа, но мне, правда, хотелось тебя порадовать. - Она не собирается обещать ничего, лишь молча дает согласие на вот эту вот остановку и жизнь на той же точке. Ни шагу вперед.

В первые встречи у Ирвинга Дрейка не было такого жадного, практически телесного, взгляда, горячим шелком проходящегося по её телу. И Лиса не строит никаких иллюзий, или даже надстраивает бастионы убеждения в том, что это лишь потому, что теперь она - обладательница секретов. А секреты и война - это то, что привело в страну туманов отчаянно-отважного журналиста.
И, от сегодняшнего вечера, датируя это началом, Яэль может смело утверждать, что Дрейк прекрасно смотрится с ножом в руке, что он, и правда, был бы, наверное, на Гриффиндоре, если бывают такие уперто-умные гриффиндорцы.
Кот, от которого рыбу спрятали, накрыв стеклянной посудиной, - вот он кто.
Ведьма улыбается, она почти нашла в себе силы, сев за стол, рассказать кое-что, но...
Но распарывая теплое запеченное тесто, Ирвинг не находит ничего умнее, чем прежде спросить о Рабастане.
Улыбка застывает на губах рыжей, прежде чем истаять, искривляется гримасой.
Яэль ни с кем толком, и никогда, не умела обсуждать свои чувства. Это слишком. Это слишком даже на пьяную голову, а они еще не выпили вина.
- Почему я и так боюсь войны, Ирвинг? Может, я не боюсь войны, в целом, а по частям, по людям, по потерям тех, кого я не хочу терять? Я не хочу уезжать. Веришь ли, кроме пары отпусков за границей, я не покидала Британию и, честно говоря, не сильно-то и стремилась. Это мой мир. И я прекрасно помню как жить мирно,отделенная от других прозрачной стеной мнимого благополучия. Когда я была маленькая - моя семья осталась в стороне. И мы лишились права голоса в Визенгамоте, лишились доброго имени и лишились гордости. Мои родители, практически, оскопили так, бременем заботы обо мне, моего деда. И после этого - бежать еще раз? Мне страшно то - чего я не знаю. Но это совсем не повод не жить. - Ведьма, выбрасывая силу слов совершенно другими словами, пользуясь последним вопросом, надеется, что Ирвинг забудет первый.

Яэль не нравится, когда Ирвинг говорит о войне. Ей сразу становится неуютно - чувствовать себя младшее, слабее. неопытной, наивной и... тут же чувствовать, что вот эти мягкая улыбка и теплый взгляд журналиста - одна из граней характера, что он сам, может, опаснее ножа (и точно не кухонного), что он может и способен на многое. Нет, ведьма не питает иллюзий на счет самой себя - не подарок и способна убить даже, но это все, скорее, будет сделано по-необходимости, а не от желания жить таким образом. Дрейк желает жить рядом с взрывами, если не в их эпицентре...
Но так трогательно переживает за нее.
- Я знаю, Ирви. - Облизывая свои губы, едва прикусывая краешек, вздыхает и пожимает плечами рыжая. А потом удивленно смотрит на Дрейка, прежде чем судорожно и резко покачать головой.
- Нет! - Еще "нет" даже отчаянное. Слово, почти выкрикнутое.
И в этот момент Лиса понимает, что попала окончательно - первый признак зависимости: когда перестаешь хотеть убежать из ситуации. Они все уже больны и войной этой, и любовью, и связями друг с другом, подчас, сложнее внятных слов, которыми это все не описать.
- Я не уеду, Ирвинг. Это моя страна, моя жизнь, люди... - Осекается, ловя краткое упоминание Рабастана. Смотрит в глаза американцу, который желает ей только хорошего и согласен отступить, а, может, никогда и не претендовал на её сердце... это, пожалуй, по-детски, даже уязвляет, хотя мисс Гамп помнит разговоры о любовницах Ирвинга.
- Он не уедет. Наверное, никогда. Еще хуже, чем я. Я не хочу о нём, Ирвинг. Я вообще ни о чем не хочу, понимаешь?! - Он целует её ладони, а ведьма порывисто встает, обходит стол и склоняется, целуе мужчину в висок, шепча:
- Я не хочу о войне, даже если она вокруг, понимаешь? Я не хочу о себе. О Нём. О тебе - хочу. О нас, сегодня - хочу. Но не остальное, не заставляй меня, пожалуйста, я знаю слишком много того, я слишком много уже обещала, клялась и нарушала обещания, чтобы рисковать еще и... - Сдерживая "еще раз". - ...тобой. Пожалуйста. Давай займемся любовью, только не предлагай мне больше сбежать. И не пугай меня. Я выдержу эту войну, выдержу, мне необходимо.

Идеально подходят друг другу.
Лиса слабо улыбается на этих словах - у нее свое мнение на счет подходящести, свое мнение на счет этого мира, вечера, собственной жизни и логичности бытия. Но рыжая учится молчать. Это еще не раз, кажется, поможет.
Лучше вот так - оказаться на коленях журналиста, поводя бедрами, прижимаясь и потираясь сильнее. Всё очень просто в мире, где никто никому не врет. Яэль Гамп в этот мир попадает только когда спит с Ирвингом Дрейком.
Не самая плохая из возможностей, а, если не замахиваться на мечты и собственное свихнувшееся чувство влюбленности - лучшая.
Ведьма шепчет в губы любовнику, шепчет, остро жалея, что не напилась. Потом напьется, когда он уйдет. Все уходят, оставляя только следы на паркете.
- Я хочу быть для тебя лучшей. Сегодня. Сейчас. - Она, правда, хочет этого. А потому мисс Гамп пытается отвлечься от того, что вокруг кухня и выйти за рамки мыслей о войне и работе. Сузить свой взгляд на мир до Ирвинга Дрейка, это как обернуться зверем - оборотень, она должна уметь. Она должна... Яэль чертовски задолжала журналисту, который даже не знает через кого ввязался в игру с пожирателями.
А потому сейчас рыжая целует его, сама тянется раздевать.