Не стоило ему, конечно, пропадать на всю ночь, стоило просидеть подольше с Вэнс, перебирая - в который уже раз - всевозможные варианты, при которых что-то могло пойти не так и набрасывая пути решения теоретически возможных проблем, но, во-первых, Лестрейндж не ожидал, что анимагические хлопоты откусят у него столько времени, а во-вторых, малодушно воспользовался шансом выспаться: в коттедже спалось так себе, и от мысли, что Эммелина собирается сокращать его дозу Сна-Без-Сновидений, становилось только хуже.
Как бы то ни было, визит Долохова, запланированный, но от этого не менее волнительный, помог отвлечься от других размышлений, и к назначенному времени Рабастан уже полностью был увлечен предстоящей демонстрацией.
Что, без сомнения, было к лучшему - случайная легиллеменция могла бы положить конец его планам, а заодно и повредить тем редким союзникам, которых он с таким трудом нашел внутри Ставки.
Занимаясь простейшими вещами, вошедшими в порядок вещей на той половине коттеджа, куда за ненадобностью редко совались Рудольфус и Беллатриса, Лестрейндж исподволь наблюдал за Вэнс - она держала себя в руках, разумеется, в ином случае он не позволил бы себе рисковать, вновь сближаясь со школьной приятельницей, и за эксперименты проводила с присущей колдомедикам профессиональной холодностью, но все могло сорваться из-за любой мелочи, демонстрация могла прерваться, один из подопытных мог выдать ранее непросчитанную реакцию, и в присутствии Долохова эти риски могли привести с самым печальным последствиям.
Антонин хотел поговорить с Эммелиной - Рабастан хотел, чтобы этот разговор протекал на той территории, которую он мог контролировать. И собирался добиться этого максимально полно: увлечь Долохова перспективами, не дать ему заподозрить, что Вэнс может что-то скрывать, вольно или невольно. И хотя Лестрейндж отдавал себе отчет, что по отношению к ведьме это выглядит по меньшей мере потребительски, он также понимал, что в конечном итоге это послужит на благо самой Эммелине: никому из тех, кто был присутствовал при побеге Скримджера, не поздоровится, если будет выяснено, что они даже не попытались его удержать.
И хотя пока подопытные - двое похищенных прямо с улиц Лондона полукровок и двое же магглорожденных - выдавали ожидаемые реакции, Лестрейндж все равно готовился к самым неприятным сценариям.
Вот и сейчас он подновил чары обездвиживания на подопытных, размышляя о том, оставить ли их для следующей серии эксперимента или, для чистоты реакций и учитывая слова Эммелины о кумулятивном эффекте того же Роцефина, заменить новыми -и, услышав хлопок в крохотном холле, поднял голову, инстинктивно возвращая волшебную палочку в боевую хватку.
- Это Долохов, - констатировал очевидное Рабастан лишь бы нарушить напряженную тишину, воцарившуюся после хлопка: если бы подопытные не дышали так шумно, можно было бы решить, что комната, переоборудованная в лабораторию, пуста. В словах Лестрейнджа был резон: только Ближний Круг знал о нынешнем обиталище Лестрейнджей, и разве что Долохов - да, возможно, еще сам Темный Лорд - могли пожелать нанести визит семейству.
- Я схожу за ним.
Антонин Павлович был человеком старомодных взглядов - и мог проторчать в прихожей до бесконечности, ожидая появления хозяев и непосредственного приглашения. Эта граничащая с манией щепетильность Рабастана, в отличие от Рудольфуса, не раздражала - но иной раз отнимала достаточно времени. С другой стороны, Эммелине могло не помешать эо время, чтобы окончательно собраться с силами: чистокровных подопытных у них не было... Точнее - оба возможных и являлись самими экспериментаторами.
Лестрейндж покинул комнату, не оглядываясь - если Вэнс запаникует, ему лучше этого не видеть, чтобы не забеспокоиться самому.
- Добрый день, Антонин. - Долохов, после Азкабана достаточно быстро - куда быстрее Лестрейнджей - вернувший себе относительно здоровый и благополучный вид, казался в плохо обжитом коттедже чужим, и его старомодного покроя, но качественная и опрятная мантия плохо гармонировала с кое-где обвисшими обоями, потертыми половицами и маггловским шмотьем самого младшего Лестрейнджа. В присутствии Долохова Рабастану всегда бросались в глаза подобные вещи - и он не мог понять, хороший это знак или плохой. - Пойдемте. Не хотелось бы отнимать у вас времени больше, чем нужно, - закинул пробный камень Лестрейндж, разворачиваясь обратно. Разводить долгие церемонии было не в руки - куда сильнее ему хотелось как можно скорее заручиться поддержкой Антонина и получить еще больше времени, еще больше свободы передвижения, еще больше возможности для самоудаления себя из этой плохо разыгранной партии.

Эммелина в ожидании сначала просто сидела, пытаясь не дать проникнуть страху в мысли, а затем взяла забытый ей же самой на столе стебелек и начала гонять его по столу. Рабастан же еще раз рассматривал пленников. Лина надеялась, что ее противоядия и маггловские таблетки, что они дали подопытным немагам, полностью вывели из организмов антибиотик. Иначе последствия могли быть страшными. Впрочем, на все воля магии. Но такие мысли не помогли в тот момент, когда в прихожей раздался хлопок. Женщина вздрогнула и уронила стебелек на пол. Наклоняться и понимать его было бы глупо, так же Эммелина просто сцепила руки в замок, чтобы те не выдавали нервное напряжение. Так страшно не было ни в момент похищения, ни тогда, когда Рудольфус пытал Руфуса до бессознательного состояния. Мисс Вэнс еще раз глубоко вздохнула, пытаясь себя убедить, что на все воля Магии.
Антонин Долохов, этот русский, выглядел чужим здесь, в этом особняке. Чуждым. Ухоженный, с лоском, рядом с ним Рабастан да и сама Эммелина выглядели просто простецами, никем. Это по-своему давило, впрочем, репутация мужчины давила больше. Тот по-хозяйски осмотрелся, а затем обратился к Лине. Женщина сначала не поняла, о чем он, а затем не сумела сдержать нервного смешка.
– Господин Долохов, я, конечно, наслышана о Вас, полагаю, не найдется ни одного человека в Англии, кто бы не слышал Ваше имя и слухи, что с ним связаны, – целительница чуть склонила голову, а затем продолжила. – Впрочем, я удивлена, что Вы считаете меня настолько глупой, чтобы полагать, что я сохраняю себе жизнь. Я бы сказала – продлеваю и выполняю врачебный Долг…
Эммелина замолчала, ожидая либо дальнейших вопросов, либо позволения начать эксперимент. Пальцы же ее рук, сцепленных в замок, побелели, так сильно она сжала их в тот миг, что Долохов обратился к ней.

Слова Эммелины Вэнс о долге заставили Антонина Павловича всмотреться в ее лицо еще внимательнее, ища там то, чего, быть может, там и не могло быть. Даже в том, как мисс Вэнс произнесла слово "долг", слышалось, что для нее это не просто слово - и вкупе с ее происхождением, с ее чистой кровью, с ее самообладанием и поведением, это дало Долохову достаточно информации для выстраивания стратегии беседы.
Если Эммелина Вэнс руководствовалась своим пониманием долга, ей не должно быть чуждо и то, что толкает людей, окружающих ее сейчас, вперед.
- Слухи нередко льстят, - ответил он, никак не выражая, что отметил упоминание долга, предлагая Эммелине самой судить, опровергает ли он слухи в отношении себя, или лишь констатирует факт.
То, что мисс Вэнс, по крайней мере, на словах, не поддалась на его провокацию, вызвало на его лиц очередную скупую улыбку - глупой эту женщину назвать было нельзя.
Переведя взгляд на приблизившегося Лестрейнджа, Антонин внимательно выслушал сказанное. Не слишком часто на его памяти младший сын Рейналда Лестрейнджа вмешивался в разговор настолько прямо, а после Азкабана, пожалуй, каждый из этих случаев был связан с сидящей напротив Долохова ведьмой. Лояльность, о которой твердил Лестрейндж, должна была, по его мнению, обернуть Эммелину в неуязвимый кокон, но на самого Антонина намного большее впечатление произвело упоминание долга. Случайно или намеренно, но мисс Вэнс нащупала верный тон для этого первого разговора, что, впрочем, могло было измениться в любой момент.
- Лояльность мисс Вэнс может иметь вполне очевидную цель - или быть продиктована ее врачебным долгом, - мягко вернул он Эммелине ее же собственные слова, глядя на Лестрейнджа, а затем добавил, не скрывая своего недоверия и поворачиваясь к ведьме,  - а также лояльность мисс Вэнс может быть ориентирована исключительно на ее собственные интересы.
Разрозненные сведения об Эммелине включали в себя не так уж много: хороший колдомедик (очень хороший, судя по нынешнему состоянию Рудольфуса и прочих Лестрейнджей), член Ордена Феникса в прошлое восстание сторонников Милорда, выпускница Рэйвенкло, что должно было сказываться как на ее интересах, так и на приоритетах. Этого было недостаточно, чтобы Антонин взялся за дело сам, но ему это и не требовалось: похищение, а затем и вербовка Вэнс полностью лежали на плечах Рудольфуса и его младшего брата, однако после побега Руфуса Скримджера Долохов предпочитал не пускать даже чужие дела на самотек. К тому же, Рабастан изрядно раззадорил его любопытство своими намеками и уверениями, что пленница имеет нечто, способное поработать на дело Организации.
- Я располагаю достаточным временем, чтобы осмотреть все, что мисс Вэнс имеет мне показать, - также холодно улыбаясь, Долохов проследил взглядом дальше, в сторону нескольких фигур, не то прибывающих по воздействием чар, не то одурманенных каким-либо зельем. - Если ваши уверения в важности ее исследований и полученных результатов совпадут с действительностью, Милорд буде поставлен об этом в известность незамедлительно, а мисс Вэнс заручится поддержкой не только своих пациентов.
Обещать ей свободу он не стал - будь она действительно настолько лояльна, насколько утверждал Лестрейндж, свобода ей ни к чему. Лелей она планы возвращения в Орден Феникса, она теперь слишком много знала, в том числе и о внутренней кухне Организации. Диктовал ли врачебный долг ей это, или нет, но с недавних пор для Эммелины Вэнс было лишь два пути, и только один не вел к смерти.
- Приступим, - повторил за Лестрейнджем Антонин, взмахом руки разрешая исследователям заняться тем, ради чего они его приглашали. - Вы упоминали, что речь идет о различии между магами и магглами... Разве оно не очевидно? Магглы не способны к магии - едва ли есть различие более принципиальное.

Не то чтобы Лестрейнджа сильно удивило, что Долохову оказалось явно недостаточно его слов насчет лояльности Вэнс, но все же, будь так, это бы существенно упростило его быт, а потому он отвернулся к подопытным, скрывая даже намек на недовольство: игра, затеянная им, могла дорого обойтись как ему самому, так и Нарциссе, не говоря уж о самой Эммелине, а потому не следовало давать приближенному к Темному Лорду волшебнику лишних возможностей заинтересоваться, чем же так обеспокоен обычно флегматичный младший Лестрейндж.
Отвернулся он как раз вовремя - иначе бы наверняка нашел, что сказать по поводу принципиальности отличия. Впрочем, с этим справилась и Вэнс, напомнив Долохову, что способности к магии так или иначе не присутствуют у сквибов, хотя маги и признают их существование и даже родственность.
- Без волшебной палочки волшебника со средними способностями не отличить от мага, - все также не поворачиваясь, бросил Лестрейндж, оглядывая подопытных. Его собственная волшебная палочка легла в руку легко и уверенно: четырнадцать лет в шкуре маггла стали весьма полезным опытом, хотя таким, от которого, будь у него шанс выбирать, Лестрейндж предпочел бы отказаться. Наверняка и Долохова еще не покинули воспоминания о времени, когда ближе всего к магии он был в минуты кормления азкабанских тварей.
- Конечно, даже дай простецу волшебную палочку, он не сможет ей воспользоваться - но дело как раз в том, о чем начала говорить мисс Вэнс. Далеко не все взаимодействие с магией исчерпывается возможностью применять чары. На деле все куда интереснее. Интереснее для нас в первую очередь, потому что магия или, возможно, некая чувствительность к ней, присутствует у магов вне зависимости от их потенциала, и полностью отсутствует у магглов.
Уже договаривая, он коротко оглянулся - и поймал взгляд Эммелины, уже стоящей у стола со шприцом в руке. Ампула с маггловским лекарством блеснула, на мгновение приобретая сходство с Фелицисом.
Им бы не помешал, подумал Рабастан отстраненно и кивнул на многозначительный взгляд колдомедика.
Снимая чары с первого - магглорожденного мужчины - на чьих ввалившихся щеках уже проступила седая щетина, а обновлямыее очищающие чары уже не скрывали его весьма печального состояния - Лестрейндж действовал с той же педантичностью, что и на зельеварении в далеком прошлом, хотя, несомненно, несмотря на рискованность нынешней ситуации, азарта он чувствовал куда меньше. Встряхнувшись, он наскоро наложил на магглорожденного - раз уж начинали они с Роцефина, он предпочел и первым выставить грязнокровку - Конфундо, и тот, вскинувшийся было, снова опустил плечи, заторможенно разглядывая лабораторию и прочих участников.
Лестрейндж засветил тусклый Люмос, взмахнул палочкой - мужчина следил за светом, исправно поворачивая головой, его зрачки нормально реагировали, а стало быть о серьезных повреждениях речи идти не могло. Не желая прибегать к Империо, но и не собираясь дать первому подопытному шанс сорвать эксперимент любым способом, Лестрейндж набросил на его ноги и руки связывающие чары: магглорожденный волшебник недоуменно оглядел магические путы, но, все еще ошеломленный Конфундо, к решительным действиям не перешел.
А Лестрейндж уже переходил к следующей - женщине-полукровке, ирландке, совершенно некстати решившей посетить Лондон. Она, хоть и под Силенцио, наградила его взглядом, понятным без всяких слов, но это ее не спасло, и совсем скоро она присоединилась к первому магглорожденному в усиливающемся свечении Люмоса с волшебной палочки Лестрейнджа.
- Разумеется, это лишь черновые наброски, - Лестрейндж покосился на Долохова: понимает ли тот, к чему он ведет, - без лаборатории, оборудованной должным образом, без необходимых ресурсов, в том числе и подопытных, мы не быть уверены в своем открытии, не говоря уж об извлечении из него какой-либо пользы...

Эммелина внутренне замерла, ожидая вердикта Долохова. Поддержка Рабастана придавала сил, да и ожидание больше не нервировало. Теперь все в самом деле было в руках магии. Колдомедик мельком бросила взгляд в сторону выстроенных ею колб с зельями, снимающими негативные эффекты. Впрочем, сейчас ее больше волновала ампула в руках. Десяти миллилитров, что содержалось в не вскрытой ампуле сейчас, не могло хватить на всех подопытных, слишком мала получалась бы доза. Предложить двоих, крайние точки? Лина искоса посмотрела на Рабастана, затем прикинула в уме, подойдет ли это, позволит ли господин наблюдатель поступить так? Впрочем, за спрос пока денег не брали и круциатусами кормить не спешили, так что женщина надломила конец ампулы, вскрывая ее, затем опять посмотрела на Долохова.
- Господин Долохов, в этой ампуле маггловского препаратора на два укола. Полагаю, при таком раскладе целесообразно показать реакцию на крайних ее возможных случаях: чистокровном маге и маггле, если позволите?
Затем, не давая себе времени передумать, Эммелина набрала в шпиц половину содержимого ампулы, ровно пять кубиков, и подошла к магглу. Впрочем, у подопытного целительница чуть замерла, подумав, не сочтут ли господа чистокровные маги оскорблением использование иглы после маггла. Быть может, при таком раскладе стоит начать с чистокровного, но с кого, нее или Рабастана. Рисковать последним Лине не особо хотелось, пусть он и был Пожирателем Смерти, но Баст оставался все таким же, каким и был тогда, в прошлой жизни - в Хогвартсе, а своих немногочисленных друзей даже сейчас целительница не хотела терять.

Под его взглядом Вэнс не дрогнула. Краткий хруст отломанного стекла прозвучал едва слышно, но Долохов, внимательно наблюдавший за целительницей, отметил, что та продолжила свое занятие. Не укрылся от него и короткий взгляд, которым обменялась не то пленница, не то пособница с Лестрейнджем, но взгляд был слишком короток, чтобы заговорщики могли о чем-то договориться за это мгновение.
Антонин откинулся на стуле, приготовился к представлению, которое грозило быть не менее увлекательным, чем премьера в Венской Опере, и намного занимательнее.
- Да, прошу вас, мисс Вэнс. Крайние варианты для начала лучше всего прочего проиллюстрируют то, что вы желаете мне показать. Затем, если потребуется, я понаблюдаю за средними реакциями.
Итак, ни Вэнс, ни Лестрейнджа его предложение не смутило: могло ли быть такое, что они ждали чего-то подобного, задался вопросом Антонин, задумчиво оглаживая воротник мантии.
Его пальцы наткнулись на выпуклость - пачку сигарет во внутреннем кармане.
Отвечая на прямой взгляд Рабастана, он кивнул, вытягивая пачку и выбивая сигарету. Взглянул на Эммелину, приподняв бровь вопросительно, следуя укоренившейся давным-давно привычке дамского угодника, но прикурил, не дожидаясь ее разрешения. И снова кивнул.
- Тогда будьте сегодня подопытным, Рабастан. Мисс Вэнс, с чистокровным магом мы определились. Надеюсь, ваш маггл составит достойную компанию мистеру Лестрейнджу.
Лестрейндж доверял Вэнс - доверял настолько, что явно не ждал от нее вреда. Насколько бы она не была пленницей в этом коттедже, насколько бы в ней не сомневался сам Антонин, приходилось признать: слова Рабастана о ней могли соответствовать действительности. Проведенные в тюрьме годы, по мнению Долохова, едва ли сделали доверчивым младшего Лестрейнджа, который и в прошлом отличался замкнутостью и индивидуализмом, и раз он готов был позволить Вэнс контролировать ситуацию пусть временно, пусть под присмотром Долохова - это значило уже немало.
У Антонина Павловича было, чем ответить на эту демонстрацию доверия - предательство Игоря, с которым он так же вместе учился, вместе принимал Темную Метку, вместе клялся Милорду в верности, все еще наполняло сердце Долохова скорбью - но были дела поважнее, да и пока Долохова устраивало место наблюдателя. Предательство друзей - тот опыт, который не передашь другому, и если уж Рабастану было уготовано оно в будущем, фаталист Долохов вмешиваться не собирался.
Проводив взглядом отложенную Лестрейнджем волшебную палочку - даже так, значит, - Долохов выслушал предложение насчет маггла и, сверкнув глазами, вновь кивнул.
- Именно так я и поступлю, мистер Лестрейндж, - он поднялся на ноги, деликатно обошел ведьму, в чьих руках сверкала в неярком свете ампула неизвестного Антонину зелья, подошел к магглу вплотную, чувствуя исходящий от него кисловатый запах пота и страха.
Маггл находился под чарами, его взгляд с трудом фокусировался на приблизившемся Долохове, и тот склонился к его лицу еще ближе, пока между их лицами не осталось жалкого расстояния в пару дюймов.
- Легиллеменс, - шепот Долохова достиг ушей маггла, тот дернулся, его глаза расширились, но магия подчинила его себе в одно мгновение, заставила замереть, покорно предлагая магу следовать дальше.
Антонин всматривался в зрачки маггла едва ли не минуту, застыв так же неподвижно, будто и сам находился под действием заклинания, но затем его плечи расслабились, он позволил зрительному контакту прерваться и развернулся к магам.
- Магглы каждый раз так забавно реагируют на ментальную магию, - усмехнулся Долохов краем рта, возвращаясь к своему стулу в первом ряду. - Я не смог удержаться, чтобы не воспользоваться вашим предложением, мистер Лестрейндж, благодарю вас. Итак, мисс Вэнс, покажите мне яркие реакции - в статусе крови ваших подопытных я более не сомневаюсь.

К его удивлению - на сей раз абсолютно искреннему - Долохов приглашением подвергнуть маггла легиллеменции воспользовался. Лестрейндж вытянул ноги, занимая и без того небольшое свободное пространство, едва румын прошел мимо, и проводил Антонина Павловича заинтересованным взглядом. Ментальная магия на простецов действовала, насколько Лестейнджу было известно, хотя сам он до сей поры не использовал легиллеменцию ни разу - просто не было необходимости, хватало либо Империо, либо Обливиэйта.
Судя по словам Долохова, с которыми тот откачнулся от маггла спустя минуту, посмотреть там было на что. Про себя отметив это уточнение насчет забавности - что же такого забавного было в реакции магглов на легиллеменцию - Лестрейндж продолжал рассматривать второго подопытного, неторопливо заворачивая вытянутый рукав свитера.
Он примерно знал, чего ожидать, но все же предпочел занять мысли чем-то другим, благо маггл, который, кажется, так и не оправился после насильственного сеанса проникновения в его сознание, явился отличным способом отвлечься.
Следя за тем, как Вэнс направилась к застывшему мужчине, Лестрейндж устроился на стуле поудобнее: первым пунктом программы стоял Роцефин, а не какое-нибудь распространенное в магическом мире зелье, и потому маггл отделается только неприятными ощущениями от укола, в отличие от Рабастана, у которого как раз и должна проявиться ожидаемая яркая реакция. К сожалению, негативная - но Лестрейндж, в общем-то привык, что путь его редко усыпан лепестками или какие там еще метафоры приводятся обычно в беллетристике.
Маггл поморщился, когда Эммелина извлекла иглу, но, в подтверждение ее слов, никаких иных признаков, что ему как-то некомфортно, не наблюдалось.
Глядя на двигащуюся к ему Вэнс, Лестрейндж поптался сконцентрироваться на мысли, что большого вреда пол ампулы Роцефина ему не принесет - в конце концов, бывало хуже, да и нейтрализовать действие этой маггловской дряни целительница могла в считанные секунды. Вывод его из организма занимал времени куда больше, но и Лестрейндж не собирался становиться постоянным подопытным экземпляром.
- Послушай, не торопись с нейтрализацией, - проговорил он, пока Вэнс, в полном согласии с маггловскими канонами, дезинфицировала место укола - не то чтобы Лестрейндж верил, что может вот так просто получить какое-нибудь простецкое заражение крови, да тем более, утаить его от Эммелины, однако ему нравилось, как основательно она подходит к делу, соблюдая все условия для чистоты эксперимента, на которой настаивал и наблюдатель. - Чем ярче будет реакция - тем убедительнее это будет выглядеть.
Игла вошла под кожу - противоинфекционный маггловский препарат вступил в реакцию с кровью, в которой сконцентрировалась магия нескольких поколений.
Лестрейндж откинулся на спинку стула, взглянул в лицо Долохову:
- Насколько нам стало понятно, маггловский препарат, абсолютно безвредный для маггла и способный остановить достаточно сильные инфекционные заболевания, на волшебника действует совершенно иначе. Вне зависимости от наличия в организме мага инфекции, он вызывает реакцию, сходную с аллергической - причем, что характерно, эта реакия сильнее проявляется у чистокровного мага. Мы еще не выявили точных показателей, как и не выявили возможные отклонения в зависимости от количества магов среди предков подопытных - но для этого, как я уже говорил...
Первая волна, заставившая его почувствовать тепло, распространяющееся по телу, сменилась жаром, нарастающим с каждой секундой. Вскоре Лестрейндж почувствовал себя так, будто за его спиной находился жарко натопленный камин: сосуды расширились, кровь прилила к поверхности кожи.
Он сбился с мысли, сглотнул, перевел взгляд на правую руку, куда пришелся укол - левую он оберегал инстинктивно, памятуя о Метке и вовсе не желая какой-либо неожиданности от контакта знака Мрака и Роцефина - убедился, что не засунул руку по локоть в пасть венгерской хвостороге, хотя ощущения утверждали обратное.
- Как я уже говорил, нужно намного больше времени, средств и материала для исследований. Роцефин - как и многие другие маггловские препараты, если мы не остановимся на одном - имеет свойство накапливаться в организме, что существенно снижает ценность получаемых экспериментов, и я просто технически не смогу быть подопытным чистокровным магом в каждом случае, если мы не хотим растянуть исследования на годы...
Он цеплялся за мысли, как иной раз цеплялся за волшебную палочку или решетку камеры - но все равно проигрывал. Накатывающие волны жара путали мысли, путали слова. Реакция шла полным ходом: участился пульс, в горле пересохло, перед глазами поплыли круги.
Он мельком взглянул на маггла, очевидно не испытывающего никаких неудобств, сжал зубы в нелепом и пустом приступе злости - такой иррациональной и уж точно не конструктивной.
Повернулся обратно, хотел облокотиться на стол понадежнее - сильно повело, перед глазами поплыло, и только вцепившись обеими руками в столешницу, Лестрейндж удержал себя на стуле.

То, что сказал Рабастан, не сразу дошло до Эммелины, больше занятой тем, как бы не допустить вреда, большего, чем необходимо. А когда дошло, внутри поднялась волна ярости, которую, впрочем, целительница быстро успокоила. Если она останется жива, то она потом постарается объяснить бывшему сокурснику, что не всегда стоит дожидаться крайних реакций. Впрочем, это не помешало Лине все-таки дойти до заготовленных лекарств, а уже затем, фактически вцепившись в стол, наблюдать за пациентом, пытаясь уловить то, что тот говорил. Женщина больше думала о том, какая стадия наступила сейчас. Не навредить, не дать самому пациенту навредить себе больше, чем уже сделано. Лина про себя считала секунды, отмеряя тот момент, когда даже не смотря на отсутствие инструкций со стороны Долохова, нужно будет начать действовать, чтобы сохранить эту жизнь, доверенную ей. Так что прикосновение Антонина Павловича стало для нее чем-то неожиданным, заставившим вздрогнуть и на мгновение поднять взгляд на говорившего. Диагностировать. Лина на самом деле не сразу поняла про что говорил господин Долохов. Вот только по иронии судьбы, кем бы ее не считал могущественный Пожиратель Смерти, но палочки у целительницы не было. А время шло. Эммелина быстрым взглядом еще раз постаралась оценить обстановку, а затем обратила внимание на палочку самого Рабастана, как будто бы специально оставленную на столе. Время шло. Лина решительно взяла чужой инструмент, что отозвался немного недовольно и нехотя, произнося пару заклинаний диагностики, а затем уже те, которые должны были помочь чуть замедлить распространение отека. На маггла целительница не отвлекалась, пока не влила в друга детства необходимые целебные зелья, а так же не нанесла на руку, что сейчас украшали вздувшиеся вены, мазь. Затем уже последовали диагностические заклинания в сторону маггла, переносящие все отмеченные наблюдения на пергамент, включая время, прошедшее с момента ввода в организм подопытного препарата, а так же наблюдаемые реакции (минимальные, в основном локальные в  районе укола, ни капли не похожие на отек). Затем уже Эммелина вернула палочку обратно туда, откуда ее и взяла, с каким-то ненормальным весельем отмечая про себя, что все-таки сегодня избежать одного из непростительных не удастся, наверняка.

Эммелина Вэнс схватилась за палочку младшего Лестрейнджа, как показалось Антонину, без тени сомнений. Можно было биться об заклад, что она не опасалась исходов своего поступка, и Долохов прищурился, перебирая пальцами по своей палочке - не только Эммелина и Рабастан здесь ставили эксперименты, Антонин только что получил результаты по своего крохотному наблюдению.
Дожидаясь, пока целительница окажет необходимую помощь, Антонин расслабленно рассматривал данные диагностических чар, возникающие в воздухе и на бледной коже Лестрейнджа. Тот никогда не казался ему хорошим актером, но рисковать было нельзя, а потому Долохов хотел быть уверенным, что не пойдет к Темному Лорду докладывать о том, что было пустой игрой со стороны Лестрейнджей. В отличие от старшего, с которым все было кристально ясно, младший больше молчал и меньше смотрел в глаза - и Антонин замечал это, как замечал и прежде многие другие крохотные признаки того, что члены Организации позволяют себе сомневаться или раздумывать над действиями Организации.
И все же Лестрейндж не врал, выгадывая жизнь целительнице: то, о чем они говорили, подтверждалось не только налицо, но и диагностика показывала, что чистокровный маг и маггл совершенно по разному отреагировали на одно и то же зелье, взятое из одной и той же ампулы.
Эммелина вернула палочку Лестрейндаж на место, и Долохов чуть улыбнулся: желала ли она продемонстрировать, что схватилась за деревяшку лишь в по необходимости или нет, она действительно это сделала. Пленница едва ли поступила бы так. Шпионка разгадала бы проверку.
А значит, шансы, что Вэнс руководствовалась только своими инстинктами колдомедика, были весьма высоки.
- Никогда больше, - его голос звучал спокойно, даже расслабленно, чуть ли не дружелюбно, - вы не притронетесь к волшебной палочке в моем присутствии без моего позволения, мисс Вэнс, если хотите пережить эту минуту. Но сейчас, раз уж у нас всех приподнятое настроение ввиду удавшегося эксперимента, я вас извиняю. В конце концов, вы выполняли то, что я вам велел.
Он остро взглянул на Эммелину, убеждаясь, что она поняла, и не спешил убирать свою волшебную палочку, нацеленную целительнице в лицо - выждав с полминуты, улыбнулся равнодушно и позволил кончику палочки опуститься вниз, куда-то в пол.
- Значит, самый безобидный для магглов - и едва не довершил то, что начал Азкабан...
Антонин взглядом оценил состояние Лестрейнджа, но тот явно возвращался в норму - и куда быстрее, чем можно было ожидать, видя его парой минут ранее.
- Что вступает в реакцию, мисс Вэнс? Вы можете предложить мне объяснение - что в маге протестует против компонентов этого маггловского средства? И ответьте мне вот на какой вопрос. Вы этим занимались в Ордене Феникса? Они знают о вашем интересе?

- Вы ее спровоцировали, - Лестрейндж поднялся из-за стола, качнувшись, но удержавшись на ногах, едва смог вдохнуть без опасения опрокинуться навзничь. - Вы ее спровоцировали взять палочку, это во-первых. А во вторых, она давала Обет, что поможет нам, пока мы нуждаемся в этом. Я нуждался.
Голос звучал хрипло и глухо, но ждать, пока он отдышится как следует, было не резон: Вэнс принадлежала Лестрейнджам, и хотя Рабастан в жизни не брякнул бы ничего подобного в лицо Эммелине, Долохов не мог и не должен бы претендовать на то, чтобы распоряжаться чужой пленницей. Впрочем, обострять конфликт резона было еще меньше: они пригласили Антонина Павловича именно ради возможности подчеркнуть если не лояльность, то полезность Вэнс не только как штатного колдомедика, а потому демонстрация доверия к ней лишней не была.
Доверять - или делать вид, что доверяет - Лестрейнджу было легко: сказывались проведенные бок о бое семь лет в Хогвартсе. У других, разумеется, такой базы не было, но от этого фарса, устроенного Долоховым, который должен был наблюдать за экспериментом, Рабастану все равно стало не по себе - как будто вместо одного условленного эксперимента он оказался подопытным в другом.
Мрачно меряя Долохова взглядом, Лестрейндж позволил Эммелине вернуться к теме разницы в реакциях, и когда она ответила на первые появившиеся вопросы, не сдержался и кивнул: они обсуждали это многократно, и в его собственных глазах эта теория уже казалась единственно верной.
  - По крайней мере, это объясняет пристальное внимание к крови магов, это разделение по ее статусу, уходящее в далекое прошлое, - он всегда больше тяготел к истории магии, а потому и искал теоретические обоснования результатам практики. - Мы ничего не знаем ни о происхождении магии, ни о первых магах, но если взять за основу версию, что магия передается с кровью, эксперименты ее подтверждают: различное содержание магии в крови определяет и степень воздействия маггловских препаратов.
Он помолчал, откашлялся, обернулся на маггла.
- Но чтобы говорить более уверенно, нам нужно куда больше материала, куда больше исследований, - вернулся Лестрейндж к причинам приглашения Долохова, опираясь на стол. - Узнав о том, как магия в крови реагирует на лекарства простецов, мы сможем выявить и обратную связь. Выяснить, что в магии убивает магглов.

Эммелина чуть было не кинулась поддержать пошатывающегося Рабастана, но не кинулась, хотя качнулась в том направлении. Сейчас не они диктовали правила и не им их нарушать. Состояние сокурсника вызывало внутри Лины болезненный отклик, но она боялась сделать любым лишним действием еще хуже. Женщина не знала, что может спровоцировать господина Долохава, посему предпочитала не переступать уже обнаруженных границ, хотя бы пока. Слова же, слова в ее защиту сейчас были лишними. Да, ее спровоцировали, но именно она была той, что повелась на провокацию, не стоило усугублять ситуацию. А вот поддержка и пояснения, данные затем Рабастаном, придали большей уверенности, поэтому следующий вопрос от Антонина Павловича был встречен с вернувшейся внутренней веселостью.
- Если говорить о статусе крови и реакции на магию, то известно в самом деле некоторая зависимость, любому целителю из Мунго. Нам настоятельно рекомендуют вносить в личные дела пациентов статус его крови, а так же настоятельно не рекомендуют использование части лекарств при том или ином статусе крови... Но причина, причина наиболее интересна, а то, что вы наблюдали - это то, что мне удалось выяснить в рамках исполнения своего врачебного долга, благо око Министерства не всевидяще и кое-что может происходить с целителями и их пациентами за пределами стен больницы... К сожалению, часто приходится самой искать нечто, что может помочь пациенту, даже с риском для своей репутации...
Эммелина чуть виновато улыбнулась, как некогда улыбалась Флитвику, когда попадалась в школе на некотором недостойном поведении, или начальнику, если говорила что-то лишнее.

Если мисс Вэнс и кажется беседа излишне напряженной, вида она не подает. Отвечает спокойно, подробно - и именно то, что Долохов хочет услышать.
Он продолжает улыбаться, согласно наклоняя голову:
- Не сомневаюсь, что вас интересует причина, мисс Вэнс, как не сомневаюсь и в том, что вы сумеете удовлетворить свой интерес, - это пока не обещание положительного ответа, но очевидный намек на него, и Антонин продолжает. - Как у вас со словесностью, моя дорогая? Сможете написать эссе о том, что только что мне рассказали, которое будет понятно среднестатистическому читателю "Ежедневного Пророка", заинтересует его и будет содержать ссылки на факты, которые не смогут отрицать в Мунго?
Вежливость Долохова по большей степени напускная - он не ждет отрицательного ответа. Более того, отрицательный ответ невозможен, и если Эммелина в самом деле так умна, как ему кажется, она не проигнорирует эту невозможность и ответит совершенно верно.
- Не беспокойтесь о стилистике и прочем - но в тексте должна чувствоваться рука колдомедика, который в самом деле понимает, о чем пишет, а не дилетанта, каким, несомненно, выступил бы я, начни рассуждать на эту тему, - эта мысль использовать то, что он узнал только что, для того, чтобы закинуть приманку прочим средствам массовой информации и заставить Министерство реагировать, отвлекаясь от иных задач, приходит ему в голову только что, но Антонин пока не видит в ней изьяна. Даже если он не напечатает статью, в которую превратится эссе Вэнс, в ближайшее время, он сумеет использовать ее в нужный момент - и считает, что новости подобного вида не пройдут незамеченными в обществе, каким бы толерантным и терпимым оно себя не мнило.
Реакция Лестрейнджа не показатель, разумеется, хотя неплохой маркер, и если хотя бы один-два волшебника из дюжины задумаются о том, что еще они не знают о магглах или что еще от них скрыто, это уже будет неплохим подспорьем для массовых волнений, дискредитирующих идеи сближения с немагическим миром.
- Вы получите ресурсы. Получите разрешение продолжать. Я переговорю с Милордом, и для этого от вас,  - он обводит взглядом обоих своих собеседников, - мне требуется описание необходимого: что вам нужно для продолжения экспериментов, сколько материала для проведения дальнейших экспериментов, из каких типовых групп нужны подопытные.
Он снова поворачивается к Эммелине:
- И если вы считаете, что не справитесь сами, располагая лишь помощью мистера Лестрейнджа, то я позабочусь о том, чтобы обеспечить вас коллегами. Достаточно имен - и не беспокойтесь, им будет гарантирована неприкосновенность после решения формальных вопросов.
Формальные вопросы, которые он имеет в виду, формальными могут быть названы с натяжкой - но Вэнс, чья жизнь до сих пор была заслугой вовремя данному Непреложному обету, наверняка понимает это и сама.

Лестрейндж ждет ответа - а когда дожидается, опускает голову: ни к чему Долохову видеть его торжество. Вопросы, который Антонин задавал ему у Нурменгарда, все еще не забыты, но сейчас они оба - и Лестрейндж, и Вэнс - едва ли подозреваются в чем-либо. Его желание сохранить жизнь бывшей однокурснице получило практичное обоснование, причем не увязанное исключительно с колдомедицинской помощью - Долохов заинтересовался, это видно, и это обеспечит Вэнс относительное благополучие, пока ситуация не изменится.
В присутствии Долохова он старательно не вдается в детали даже мысленно, уже по привычке прячет взгляд: легиллеменция, пусть и случайная, может обойтись ему слишком большими потерями, так что Лестрейндж, пользуясь своим положением добровольного подопытного, не торопится демонстрировать, что пришел в себя, а по-прежнему держится за столешницу, смотрит в пол, якобы борясь с головокружением.
Он не благодарит - Долохов не оказывает ему услугу, благодарить тут не за что - просто кивает, отмечая и то, что прямо сейчас Антонин Павлович не отправится к Лорду, и то, что, по всей видимости, Долохов для начала хочет решить что-то для себя.
Лестрейнджу это кстати - он не думает, что Темному Лорду есть большое дело до пленницы Лестрейнджей, равно как и до него, Рабастана, куда опаснее был бы интерес Антонина, а с другой стороны - он поставил в известность советника Темного Лорда, чего еще можно требовать?
Впрочем, отвечать он не торопится: он в любом случае лишь ассистент, невзирая на сомнительный статус Вэнс, а потому решать ей,  она уходит от немедленного ответа с изяществом опытного дипломата, что могло бы показаться даже подозрительным, не знай Рабастан, что Эммелина предпочитает искренность.
Он прячет ухмылку - ему тоже пришлась не по душе идея делиться с кем-то лаврами этого открытия - но по большей части, забавляет его другое: то, насколько естественно Вэнс противопоставила свои убеждения общепринятым этическим нормам. Его это не удивляет - Лестрейндж знаком с Вэнс давно, но подобрать слов удачнее она не могла бы: если у Долохова еще и были какие-то сомнения относительно ее членства в Ордене Феникса, то сейчас они должны кануть в Лету.
- Пока речь идет всего лишь об исследованиях и гипотезах на почве экспериментов - если разница реакций и ее причины и исследовались кем-то, их имена никому не известны, а потому нам не к кому обратиться за помощью, - пожимает плечами Рабастан после того, как Вэнс отрицает саму необходимость помощи. Он чувствует себя польщенным - и одновременно глупо, как если бы пытался заработать баллы факультету. - Если и искать кого-то, то нм нужны не колдомедики, а ученые. Мисс Вэнс - счастливое исключение, но не правило.

-

Холодное замечание Долохова действует отрезвляюще и Эмма кивает, почти-послушно, почти-испуганно - ей не стоит злить Пожирателя Смерти даже тенью неудовольствия на своем лице, не то, чтобы выражать явное возмущение, но сказанного не вернуть. Остается только поспешно выговаривать слова извинения: "Простите, господин Долохов. Я приложу все усилия, чтобы не разочаровать вас своей работой".  - Сглатывая ком, женщина не рискует даже покоситься на Рабастана - стоит всё так же, едва ли не на вытяжку, взволнованно сжимая свои пальцы, в пустых ладонях стискивать палочку вновь не доведется. До тех самых пор, пока Пожиратель Смерти, этот "экзаменатор-ревизор" не уйдет, а Рабастан не захочет ей помочь в работе. Это утомляет - плен, которой не слишком-то и плен; постоянный самоконтроль и беспокойство за свою работу и свою жизнь; постоянное чувство отсроченного удара. Но Вэйнс профессионал - она выдержит. Только следует подумать над более комплексным подходом к вопросу собственного успокоения нервов.
- Возможно, полтора-два месяца. Следует уточнить все возможные нюансы, господин Долохов. - Как прилежная ученица, опустив голову, отвечает, да только румын неумолим и уменьшает срок. Месяц. Не приговор, но близко к тому - всё посвятить работе, тогда и времени думать о своей печальной участи не будет, ведь так? Эмма готова. Кивает.
- Я служу магиеской науке, долгу чистой крови и Темному Лорду, господин Долохов. Благодарю за ваше терпение и внимание. - Может, и не стоило так, но Эмма вновь опускает голову, будто она виновна в чем-то! Но сдерживается. Держит мысли за семью замками разума.
И только после хлопка аппарации понимает, что дышала через раз.
Делает судорожный вдох и, почти наощупь перебирается к сободному стульчику, присаживается. закрыая глаза. Еще не может поверить.
Обошлось?
- Спасибо, Рабастан... ты... спасибо.

[nick]Emmeline Vance[/nick][status]Плененный целитель[/status][icon]https://forumavatars.ru/img/avatars/0014/69/37/176-1479320256.jpg[/icon][sign]И есть кто-то, кто скажет: "Куда ты и что стряслось,
что тебя несет в промозглую темень, в сырость и хмарь?"
На тебя январь
шит по мерке. [/sign]
[info]экспериментатор[/info]