Так повелось, что защитные чары, сначала, нехотя ставились куполом на дом, а потом, а потом Лиса, однажды, потратила почти сутки, чтобы воспроизвести старое заклинание и укрепить контур дома. В дверь никто не вломится, как и в окно, со стенами, если кто знающий будет пробовать сквозь них пройти, тоже будут сложности. На аппарацию поставлены "шумы", внутрь дома нельзя, максимум - на порожек. А всё затем, чтобы люди могли постучать и позвонить в дверь, вдруг что случится, вдруг аврор будет нужна. У Яэль вообще всё очень плохо с понятием нужности - стоит слететь с чужих губ этой волшебной фразе и женщина бросится на помощь.
Иные от своей боли спасаются выпивкой. Мисс Гамп перестала, отхоронив за эти полгода многих.
Слишком рано, чтобы такой звонок в дверь предвещал что-то хорошее.
Как-то помимо разума получается почти слететь с постели, накидывая домашнюю мантию поверх ночной рубашки, выхватить палочку и, шугнув котов, чтобы не лезли (на всякий случай), за ней, прихрамывая, спуститься по лестнице, напрасно пытаясь протереть сонные глаза.
Больше в дверь не звонят, не трезвонят, не тревожат почти летнее утро - может, ушли. Или остались ждать, прекрасно зная, что хозяйка этого дома не может резво бежать. В человеческом облике.
Это риск, дверной глазок можно обмануть, пусть Пожиратели и не сильны в маггловских премудростях... не все сильны, но за выгнутыми линзами стекла не тот, кого нужно и можно бояться.
- Ирвинг. - Прохладный воздух мажет по лицу, оголенной коже, босым ногам и становится сразу неуютно и сыро, но всё отходит на задний план, становится глупым фоном. Ненужным и неважным сейчас. Даже самый прекрасный и свежий рассвет можно пропустить, потому что...
Спутанные волосы Дрейка расчесывал разве что ветер, лесные ветки и трава. Лохмотья одежды пахнут палыми листьями, лужей позавчерашнего дождя, старыми автомобильными шинами, мхом. Руки оцарапаны и подёрты. Левая рука болезненно так полуприжата к корпусу. Под ногтями, кажется, кровь.
Ноги разбиты, как у мальчишки, сверзившегося на лужайку с первой метлы.
Щетина, хриплый голос, но устало-ясный взгляд.
- Ты всегда вовремя. - Осторожно протягивая руки, женщина держит журналиста за здоровое предплечье, впуская в дом, закрывая за ним двери. Мимоходом выдергивает веточку из волос, оставляет на комоде у двери.
Перестаешь спрашивать, когда и так всё понятно. Фазы луны наизусть выучиваются еще в школе. На всякий случай.
- Пойдем, я наберу воды и... кажется, у меня есть какая-то мужская одежда.
От Ирвинга пахнет чужим лесом и чужой ночью. Но нет запаха смерти. Лиса, едва касается губами его виска, на миг закрывая глаза, сдерживая предательскую резь.

Лестница чуть поскрипывает, принимая груз двух пар ног. Лиса прихрамывает, Ирвинг шагает медленно, осторожно, будто не до конца уверенный в том, что его коленные суставы работают правильно и ноги не согнуты под неестественным для человека углом. Яэль прекрасно помнит это ощущение - пробыв долго в звериной шкуре, она сама, поначалу, шарахалась высоких потолков и нависающей мебели. Это проходит, дело привычки. Это пройдет.
"Где он успел? Брал интервью? Сцепился в подворотне? Решил взглянуть в глаза еще одного урагана, став им?" - Мысли искрят и нервно мечутся, пока женщина, отложив волшебную палочку на край раковины, набирает воду в ванну, заткнув дно пробкой, склоняясь, подставляя ладонь под струю, проверяя температуру. Будто бы Дрейк никогда не мылся ни в холодной воде, ни в горячей такой, что приходилось сидеть на краю бортика и ждать, пока остынет.
Оборачиваясь, выравниваясь, аврор хмурится. Она могла бы рассказать многое о том, что с суставами не играются в шутку под названием "само пройдет и ничего страшного". Она могла бы, но журналист не дурак и прекрасно видит, чем оборачиваются недолеченые травмы.
- Я не буду дергать, я поколдую немного, я умею лечить. Не как мастера из Мунго, но... - Замирает, тихо давая себя придержать от немедленных действий. Смотрит в глаза мужчине. Тот, всё-таки, забыл или никогда толком не думал, как ей быть анимагом.
- Могу, волчик, могу. Я по лесам давно бегаю. Даже в силки попадать приходилось. - Осторожно помогая снимать одежду, мисс Гамп, не чинясь, бросает вещи прямо на пол: это все только выбросить, а лучше - сжечь. Только карманы брюк и пиджака пусть Дрейк потом, после ванны, проверит.
- Залезай, вода уже хорошая. Будем делать из тебя человека. - Улыбаясь, пряча тревогу в уголках губ и выражении глаз, рыжая ведьма сыпет пенный порошок. Потребуется много воды и прочего, чтобы вывести грязь. А аромат и ощущение леса. Нет, теперь это вьедается под кожу. Ощущение зверя.
У Ирвинга, как сказали бы магглы, очень лабильная психика, а потому он спокойно воспринял то, что многие называют проклятием. Но Лиса будет рядом, пока он окончательно не придет в себя. И ванную покидать сейчас не собирается - нечего стыдиться и некого.

- Самая сильная ночь полнолуния третья. Настоящее полнолуние. Но обычно считают двое суток до, как только лунный диск становится зримо-полным, сутки наибольшего влияния луни, и двое суток после, когда луна еще не слишком заметно уходит на убыль. У тебя еще четыре ночи, Ирвинг. Хуже всего или лучше всего, как тебе нравится, будет на третью. - Лиса терпеливо и ласково говорит, поводя взглядом по полочкам, думая, что бы еще влить в быстро темнеющую воду. Берет губку, устраивая ее на край бортика. Улыбается.
- Побегаем, если сегодня не будет ночного дежурства, я готова. Если нет... то я завтра, завтра я тебя точно поддержу, да. - И не страшно, что клыки оборотня - это не волчьи уже. И не страшно, что сама - хромоножка, не больше мелкой собаки. В сказках лисы вечно умели остаться несьеденными волками. И она сумеет. Обязана.
- Зелье есть. Оно сдерживает потерю контроля над собой и лучше будет принимать его регулярно. Цена... кусается, но это не беда же, да? И, в конце концов, я могу тебе его сварить, даже здесь, если у меня все ингредиенты отыщутся. Но готово будет не быстро, требуется настойка и возгонка. - От момента новой войны пришлось вспомнить чему и когда училась. Косая Аллея теперь не может всего дать и, иногда, лучше посторонним и даже лавочникам не видеть и не знать, кто у них покупает товар и какой товар.
Мисс Гамп вспоминает как, почти легко, Дрейк согласился когда-то на потерю памяти ради своих интервью. Она бы не смогла. И сейчас прекрасно понимает мужчину, ставшего оборотнем.
Дрейк устало откидывает голову назад. В его темных кудрях до сих пор листья и щепы из леса. И прежде чем ведьма берется их оттуда вытащить, оборотень сжимает пальцы на запястье Лисы.
Яэль поднимает глаза, смотрит немигающе, как зверь, в глаза тому, кто уже не думает, что он остался человеком.
Улыбается чуть устало, склоняется, присев на край бортика, сжимает губку под водой, давая той набраться влаги.
- Ты всегда будешь человеком. Просто... иногда блохастым. - С тихим смешком. Нужно шутить, нужно шутить, потому что иначе будет больно и страшно. Думать еще и о том, а не найдется ли охотника по такого зверя, а не полезет ли он на манок, в капкан.
Ведьма целует Ирвинга в обветренные губы.
- И я никуда не уйду. Я здесь. - Мисс Гамп никогда не хотела приручать животных и людей, а потому выбирала тех, кто волен уйти и волен остаться. Коты, даже в марте, ненадолго покидали её дом. Наверное, в этом был какой-то смысл.
Осторожно разбирая пальцами колтуны в волосах, ведьма льет на них воду из губки.
- Между прочим, в тебе всегда было что-то волчье.

- Похож. Холёный, диковатый, свободолюбивый. - Честно отвечает ведьма. Она вообще много кого может перевести в сравнение с котами. У мисс Гамп черный пояс по наблюдениям за этими животными. И еще можно сказать, что Ирвинг, как кот, ластится и бывает очень нежным. И таким же живучим. Его девять жизней пусть не заканчиваются скоро.
Убирая ладони, ведьма опирается на край раковины, когда Дрейк "ныряет". Наливает полную горсть шампуня. В этом-то новый оборотень на котов не похож - не пытается с диким ором вылететь из воды и не сопротивляется, когда его выхаживают. Лисе очень нравится, когда её доброе отношение и труд не пропадают втуне. Наверное, она бы не смогла быть колдомедиком - прогорела бы именно на этом - больные, часто, жалуются и брыкаются от лечения. А чувствовать себя мучителем Яэль не умеет, не хочет, не может. Ей мало нужно, по-сути - только бы её жизнь и попытки помочь воспринимались терпимо и, лучше - радостно.
Распенивая в ладонях шампунь, ведьма касается чужих волос, принимаясь их намыливать.
Кто-то слишком умудренный житейским опытом сказал бы, что одной рыжей катастрофически уже надо детей, побольше, чтобы было куда нерастраченную любовь отдавать. Но от таких советчиков Лиса давно держится подальше. Она боится.
Смотря в покрасневшие глаза, кивает.
- Можно. Лютный, Косая Аллея. Может, если повезет нарваться на контрабандистов из Америки, закажешь со своей Родины. - Мисс Гамп пытается вспомнить в какой из книг видела рецепт.
- Я напишу список, обязательно, а пока выброси из головы, отдыхай. Тебе принести выпить или сигарет? - Яэль не очень-то уверенна как бы ей стало лучше возвращать свое "я", свою память. У анимагов чуть другие причуды.
Зато от собственных тревог отвлекает и убаюкивает мерное вымывание, вытирание грязи с чужого тела. Где ссадины и порезы, приходится быть осторожной.
Держа на весу руку мужчины, левую, хмыкает. Дернуть посильнее?
- Готов?

Сейчас Ирвинг еще и похож на больного капризного ребенка, но эту ассоциацию Лиса быстро и решительно прогоняет прочь. Это неправильно. Каждый имеет право быть больным, уставшим, растерянным, испуганным и слабым. Особенно те, кто всегда выставляют себя к людям храбрецами с улыбкой на губах. Только о себе, в таком случае, Яэль молчит, почти всегда, но, в конце концов и она бежит зализывать раны, к Минерве.
Волосы у журналиста густые, кожа не такая уж и грубая, как для мужчины, полжизни танцующего над пропастью рядом с войной и смертью.
Ведьме беспричинно-сильно хочется обнять Дрейка и, целуя, уверить в том, что всё будет хорошо. По-любому и по всем счетам, но она сдерживается, потому что одной жалости и тёплых слов мало. Даже когда кажется, что только они и спасут.
Спокойно вытирая руки о полотенце, аврор еще раз поводит пальцами по травмированной руке. Магия или собственное, такое простое и болезненное действие? Магия? Но точного заклятия так просто не вспомнить и не подобрать - мисс Гамп не часто ими пользовалась.
И Ирвинг ждёт.
Он уже, по теням во взгляде заметно, понимает, что круг доверия суживается, сжимается.
Оборотней не любят в магическом обществе. Оборотней снова считают приспешниками Воландеморта.
Это не так. но рисковать жизнью Дрейка нельзя. И хранить его тайну придется, верно, от своих собственных порывов - тоже.
- Будто я когда-то перетягивала канат, но я дергала соперников за древко метлы, на лету, руки должны быть крепкими. - Она еще может шутить!
- В этой ванне поместятся двое? - Вспоминая приемы колдомедиков, резко спрашивает Лиса и, тут же, опуская взгляд, рассматривая бугорок отекшей руки, придерживает за плечо и дергает журналиста за руку.
Щелчок звучит омерзительно. Мигом накатывает воспоминание болей от костероста и целой ночи, когда трещали, становясь на место, собственные кости.

Кажется, получилось. Кажется, судя по тому, что был лишь тихий стон и дыхание мужчины, враз сбившееся, постепенно возвращается к норме, Лиса всё сделала правильно. А еще говорят, что первый блин комом. Пользуйтесь правильными сковородками и домовыми эльфами...
Яэль улыбается облегченно и виновато одновременно.
- Прости. Теперь не болит? Я думаю, отек за день сойдет, если прикладывать лёд.
Ведьма осекается и смеется. Тянется, целуя журналиста у виска, где бьется горячая жилка под кожей.
- Я еще и загонщицей была, представляешь? С битой летала, соперников била. Страшно подумать, правда. На первом матче отправила в лазарет семикурсницу. - Не хвалится и не жалуется, сообщает, как будто бы это у них интервью о смешном и нелепом прошлом мисс Гамп.
Дрейку становится легче. Он выравнивается и рыжая, украдкой, разжимает ладони, больше не держа кулаки на удачу.
И тут...
Мальчишка же! Только из лесу, толь от боли избавлен и давай дурить! Наверное, потому и война. Мальчишки любят играть в войну, а потом война вырастает.
Не важно, не суть. Мантия и ночная сорочка тут же липнут к телу, становятся тяжелыми, будто приклеивают к дну ванны. Ведьма смеется, чуть надрывно, немного нервно и, выуживая губку, сжимает и льет на макушку мужчине воду, находя его губы, целуя.
- Вылечился! Ты посмотри какой быстрый! - На самом деле, в ванне тесно и липко, и жарко. И Яэль боится лишний раз дернуть ногой, но зато Ирвингу, кажется, хорошо. Это сейчас главное.
- Сразу видно, человек из лесу вырвался - никаких манер. Мое чопорное английское сердце этого не выдержит. - В губы и обнимая за шею. Они вообще дурные. Нормальные посреди войны, наверное, и не выживают, не смеются, не умеют радоваться.

Говорят, в доме, где есть сквибб, не говорят о сквиббах; в доме, где кто-то повесился, не обсуждают веревки и мыло. Яэль в это не верила. Не считала правильным. Есть жизнь. Есть ситуация, страшная ситуация, но пока не перешагнешь через нее, пока не научишься жить в ней, жизнь ли то, что держаться угла, закрывая глаза. Ведьма так не считала.
А потому и шутила о лесе. Как могла.
Ирвинг сегодня не такой как обычно - к этому нужно будет привыкнуть, что он тише, мягче и, вместе с тем, отстраненнее. Журналист всегда думал или о работе, или о ней, приходя в дом Яэль, но сегодня все поменялось. И в глазах у него тоска и страх, не чета ужасу зверя, оказавшегося среди людей, но...
Дрейк обнимает мисс Гамп и гладит, когда прежде мог бы уже целовать жадно и шало, смеясь, спешить к постели или любой удобной поверхности. Один единственный укус меняет жизнь. И не только одному человеку. Говорят, в мире всё взаимосвязано. Рыжая в это верит.
Лиса не торопит. Она знает как страшно не прожить мучающую мысль, не пережить чувство, которое тебе болит. Она прекрасно знакома с неприятным ощущением, будто бы камни в гортани, когда не сказать окружающим ни слова, уже не сказать о своей беде, потому что когда-то, в первое откровение, они не стали слушать, решили, что это не важно.
Для Яэль важно. Здесь и сейчас, чтобы Ирвинг был тем, кто он есть, чтобы он был искренен. И плевать, лежать в грязной пенной воде, в одежде, или сидеть в креслах, согревая в стаканах виски теплом своих ладоней.
Дождалась. Не того, чего ожидала, совсем. Приоткрывая рот, после поцелуя, скользящего, легкого, как царапина от махового пера пролетевшего мимо стрижа, ведьма смотрит в глаза журналисту.
Они ведь никогда не говорили о чем-то таком. Мисс Гамп уже устала надеяться, что для нее вообще возможно что-то такое, а Дрейк никогда не был похож на человека, который приходит в восторг от мысли куда-то возвращаться часто. Постоянно.
"Хватит. Не накручивай себя." - Разумно одергивая собственные мысли, опять аврор чуть улыбается. Ведет подушечкой указательного пальца от губ по скуле оборотня.
- Я не вижу причин почему я не смогу тебе открыть дверь, на каждое утро полнолуния. Ну, не считая тех случаев, когда я буду на работе. - Яэль боится, она правда (вон, даже сердце грохочет) боится говорить иначе. Пусть всё будет так. Просто. Буднично. За этим скрывается целая жизнь. Две. Эти волшебники не привыкли жить в условиях несвободы, поэтому ни слова об обязанностях, правах и планах.
- Если я не умру на этой войне, то всегда приходи ко мне, когда захочешь. Я же уже поверила в твою похвалу и моей ванне. Это же ты к ней быстро привык? - Шутка получается не очень, но Лиса взволнована. Осторожно тянется, чтобы провернуть кран. И ей бы выбираться отсюда, пока нога не затекла и не ухватила судорога. Но... руки у Ирвинга горячие даже сквозь слой мокрой одежды.
Можно и побыть здесь, растрепанной и совершенно простой, ещё.

Лиса не хочет горько смеяться, что многим уже было незачем умирать и смерть не спрашивает о твоих планах, женщина не собирается чернить обстановку и говорить это. Улыбается только.
Они умолкают. О чем думает Дрейк Лиса не знает, сама - лишь ловит момент и смотрит на него, чувствует чужие руки, тело. Так легко и просто, если не сыпать обязательств и клятв. Проклятие чистокровных - жить с клеймом "ты должна". Яэль давно забросила все долги или их отдала. Остальное - только по велению выбора сердца. Помочь или не помочь. Открыть двери, раскрыть ладони или навсегда окаменеть, сжимая мир в кулаке.
- Пора. А то скоро жабры отрастим. - Смеясь. Шутить нужно учиться. Смех - это всегда оружие и щит. Самый последний, самый надежный. От восприятия мира сквозь черную вуаль тоски. Дергает за цепочку пробки, выключая кран и позволяя воде убегать.
Ведьма осторожно, придерживаясь руками за бортики, встает. С одежды и прядей волос ручьями летит вода, тянет вниз. Подбирая мокрый подол, переступает, босыми ногами на кафель пола, держась за руку Ирвинга. Позволяет себя раздевать и, хмыкая, снимает и нижнее белье, бросая вещи в опустевшую ванну.
Журналист шутит, будто отчитывает за падение в лужу. Рыжая смеется опять.
- Да, давай, укутай крепче, а то замерзну. - Поводя рукой по шее мужчины, кивает, прикрывая глаза на миг. Нежность американца, мягкая, как поцелуй сквозь ткань, волнует до щемящего сердца и тепла в груди.
- Сейчас все будет. - Протягивая второе полотенце, Лиса оглядывается, тянется за палочкой - привычка не расставаться.
Потом выходит в спальню.
Мисс Гамп никогда нарочно не хранит чужие вещи, но так получилось, что в шкафу гардеробной есть и ящик с рубашками и брюками. Что-то забывал гостивший отец. Эта мантия - деда, кажется, она её брала, чтобы учиться накладывать чары поиска. Это рубашка второго бывшего мужа, случайно затесалась в собственный чемодан, когда ведьма от него уходила.
- Выбирай. Здесь все чистое. А я пойду варить кофе. - Касаясь ладони журналиста своими пальцами, будто бы так важно напомнить, что она здесь и никуда не денется.

Яэль больше любит чай. Ей нравится многообразие выбора вкуса, оттенков и цветов. Возможность пить с молоком, печеньем, лимоном, мёдом, имбирем. Мисс Гамп любит свободу выбора. Но Ирвинг любит кофе, который, для ведьмы, категорически никогда не меняется. Кофе остается кофе, чем его не разбавляй и как не заваривай. Она умеет варить кофе. Ей нравится стоять на кухне, ставя стопу левой ноги на правую, чтобы совсем не замерзнуть, босой; смотреть как в турке, на медленном огне, подходит ароматное варево. Коты, уже сообразившие, что раз хозяйка так рано встала, то, может, так рано и жрать даст, уже крутятся у её ног, щекоча хвостами высохшую после негаданного купания кожу.
Шаги Ирвинга легки. Будто он уже победил всех своих внутренних демонов и волков. Тихие, но журналист не подкрадывается - идет.
- Я приманивала тебя, а то вдруг бы заблудился. - Рыжая улыбается, поворачивая голову, прижимаясь боком к мужчине, по-хозяйски поглаживающим её. Целует в скулу, а потом вновь стремится склонится над кофе, наблюдая как поднимается пенка, считая про себя до трёх. Приподнимает турку раз, возвращает, два, возвращает. Это ритуал, целебнее иных магических - стоять над варящимся кофе или чаем, просыпаясь, готовя всё правильно, давая себе время на подумать над любым вопросом и ответом.
- Пожиратели не сообщают нам, когда задумают разнести полстраны или украсть кого-то из членов Визенгамота, или устроит рейд семье авроров. Но ведь "Пророк" уже выпускал вечерние спецвыпуски, так что... а что ты хотел ныне разместить на первой полосе? - Третий раз сняв с огня, теперь - окончательно, разливает в чашечку. Рядом стакан чистой воды.
- Или ты будешь с молоком и сладкий? - Осторожно ногой отпихивая белого котяру, решительно вознамерившегося пободаться с ногами Дрейка, Яэль косится на часы. До выхода на работу еще два часа.

- Контролируем мы всплески магической энергии, если говорить по-простому и законность применения чар. Но когда идет война, как-то о законности говорить сложно. А вот всплески, да - приходится поэтому и дежурить посменно над картами, с чарами обнаружения. - Лиса не очень любила говорить о работе и обьяснять, что не все совершают героические поступки. "Контрольщики" должны трезво оценивать силы и посылать хит-визардов на дела. Контрольщики должны не пропустить ничего и сохранять бдительность всегда.
Улыбаясь прикосновению - она запомнила эту манеру целовать руки еще с первой встречи, Яэль чуть качнула головой.
- Сегодня без первой полосы, наверное. Надеюсь.
Страсть Ирвинга к новому, свежему, горячему и опасному уже даже не удивляет. Только заставляет держать себя в руках и помнить, что когда-то он точно так же, с честными глазами и мягкой улыбкой уйдет, не найдя больше "нарратива" в том, что между ним и английской ведьмой. Мисс Гамп в этом уверена, а потому так ценит хрупкость прекрасного "сейчас".
Понимая, что Дрейку надо сегодняшний день. Просто необходимо чувствовать себя нормальным, в комфортной обстановке, женщина на миг призадумывается, чуть хмурясь, глядя в пустоту.
- Я попробую попросить сдвинуть мой график. Надеюсь, что ничего не случится.
Всего-то надо - послать патронуса. Это всегда успеется. Один из коллег - её должник. Вот только планы зыбкие и могут рухнуть от первого же сообщения-требования начальства.
Яэль всё еще не старший аврор. Но, с другой стороны, и спрос с нее меньший.
- Хорошо. - Уговорив саму себя, в ответ склоняя голову, касаясь костяшек пальцев мужчины губами, слегка улыбается.
- Будем никуда не выходить сегодня. Притворимся, что мы дети и у нас тут праздник Рождества. - Смотря в глаза Ирвингу, уже почти смеется.
- Только у меня для тебя нет носка с подарками. Как и мужских носков, собственно. Ты мне это простишь? - Лучше говорить о чем-то простом и приятном. Не спрашивать. Журналист сам расскажет, если захочет, где и когда его угораздило столкнуться с оборотнем. И почему он ничего не сказал раньше.

С Ирвингом просто чувствовать себя любимой "здесь и сейчас", большего Яэль давно разучилась просить от жизни. Её устраивает или ведьма так ловко уже обманывает себя, что устраивает. Всё-таки, она лиса и по характеру, а лисы не стайные, они едят, спят и охотятся в одиночестве. Ведьма улыбается, сейчас веря в свою нужность мужчине. Иначе бы он не пришел к ней, иначе он не к ней бы пришел. О других любовницах Дрейка мисс Гамп тоже не спрашивает, даже не желает знать, чтобы невольно не сравнивать себя с ними.
Целует его в уголок губ, слизывая привкус кофе.
- Сейчас, я покормлю котов, иначе они нас сожрут, и отвечу, на все вопросы. Сигареты в гостиной.
Покормив зверей, пользуясь случаем и паузой, чтобы обдумать ответы, рыжая понимает, что все ее фразы будут предельно-просты, но, в то же время, чтобы прочувствовать её правду, это надо ощутить на себе.
Возвращаясь, обнимая мужчину со спины, целуя в шею, говорит:
- Я обожаю трансфигурацию. Это - лучшие из чар. А превращение себя, как мне кажется, сильнейший из видов магии. Я всегда любила быть лучшей. Поэтому, когда оказалась недовольна своим местом и положением в Аврорате, я нашла то, в чем смогу пресвосходить остальных младших авроров и других. Ну и мне всегда нравилось говорить с моей любимой учительницей и подругой. - О Минерве Дрейк знает же.
- Мне нравится. Нравится смотреть на мир иначе и, я думаю, что это ощущения себя-не-себя, как маленькая дополнительная жизнь. Не теряя прежнюю, обретаешь новую ненадолго. К тому же, иногда полезно - люди не обращают внимание на мелкое зверье, не так сильно обращают внимание, а что до облика... Мастера анимагии всегда обманывают поначалу, что облик можно выбрать. Я тоже обманывала. Так человек учится раскрыться магии, а магия находит его истинное "я" и отголосок звериного образа внутри. Наверное, я лиса, потому что рыжая. Может, еще почему-то, но сам знаешь фольклор, считай, что во мне еще есть от лисы. - С полуулыбкой проговаривая.
Дрейку надо чувствовать себя живым и нормальным. Это, и правда, лучше делать, находясь там, где не страшно и не опасно быть, и с теми людьми.

Дрейк накурился так, будто это его последние сигареты, последнее утро и... наверное, не нужно было пить ему кофе, лучше бы чай, с ромашкой, но с Ирвингом, с самой первой встречи, Лиса договорилась не спорить и оставлять ему право на свободу. Это было тяжело - сдерживаться от порывов попросить, возразить, но Ирвинг был дороже собственного понимания правильности бытия. А потому ведьма улыбается, чуть цокая языком, ерошит вмиг пропахшиеся табаком волосы, обнимает за шею и плечи.
В конце концов, невозможно читать нотации и морали мужчине, который держит тебя на своих коленях и приговаривает кучу милых , на которые давно обещала себе не вестись, но...
- Ты никогда не спрашивал. А у нас всегда находились темы поинтереснее. Всё-таки, вокруг целая война. - Яэль не раз пыталась представить Дрейка в мире без войн. Наверное, ему пришлось бы стать укротителем драконов или пойти... да... пойти к оборотням. Сколько их бродит, превращающихся в зверей? А ведь некоторые, лишь изредка, становятся человеком... по поведению и нравам, нравственности.
Американец не такой. Наверное. Лиса ступает сейчас на тонкий лед предположений и фантазий.
- Ты не кажешься опасным или даже слишком дерзким, жестким, чтобы быть на войне, но ты там, всегда. Какой ты там? Ты ведь бываешь в самом центре. - Яэль вспоминает давний разговор на кухне. Даже тогда Дрейк отстаивал свои права с полуулыбкой. Даже тогда.
Какой из него оборотень? Кто вырвется на свободу, когда вновь выкатится в небо полная луна?
Рыжая заглядывает в глаза журналисту, будто выискивая там отблески желтого пламени.
- Ты сильнее любых чар и любого проклятия, я уверенна, а потому никогда не потеряешь себя. - Яэль уговаривает верить в это. Заклинает тихим касанием губ.

- Точно знала, что милый. - Лиса кивает, улыбаясь. Хищный "оскал" журналиста - это даже не оскал бешеной лисы (надо будет потом Ирвингу рассказать, что придется, иногда, пить зелья или же пользоваться маггловскими уколами, например, от бешенства или столбняка. А еще блохи. Блохи - это невыносимо и муторно). Ведьма не раз видела как животные щерились своими клыками, так что милый американец проигрывает тут. Даже многим людям, многим, по-настоящему злым людям, проигрывает. И это хорошо.
Мисс Гамп ложится, ерзая чуть, устраиваясь поудобнее. Летнее солнце уже любопытно заглядывает в окна, расчерчивая полосами света комнату. Рыжая ведьма слушает, поглаживая оборотня по плечу, смотря в глаза. Смеется тихо на фразе, где "никогда" сменяется "иногда". Все они такие. Не считают, если удобно, случайные связи.
- Ты нравишься. - Чуть вздрагивая, оставаясь голой, Лиса ведет пальцами от шеи к подбородку американца, слушает его дальше, гася порывы рассказать свою житейскую шутку о том, что оборотни не вкусны - по крайней мере - лодыжки оборотних. Когда-то, возможно, изменив обстоятельства и имена, расскажет. Но это - мелочи, хотя и тоже - штрихи войны. Дрейк же полез к оборотням, наверное, именно потому, что хотел знать, что им посулили за участие.
Ирвинг не лжёт себе, кажется, себе и в статьях он не лжет всегда, пытаясь быть на самой неудобной из сторон - на стороне обьективности. Он признается, что потерял контроль, забыл даже, что есть такое слово "контроль". Его не было. Были осколки личности и...
"Мне понравилось это".
Сердце Яэль ухает в пятки не потому, что пахнущие дымом пальцы любовника скользят так нежно по коже. Вот тихий вздох - напополам, и из-за слов, и из-за действий.
- Мир не всегда будет осторожен с тобой, волчик. Мир не любит, когда ему приходится подвигаться в сторону и давать пройти другим, но... ты ведь не можешь быть осторожным? Пока. Я честно не знаю, Ирви, никогда не интересовалась, притупляется ли ощущение у оборотней с опытом, перестают ли они так сильно терять себя, привыкнув... - Женщина упирается стопой в подлокотники и едва выгибается, потягивается, будто кошка, подставляясь чужим рукам.
- Я никогда не чувствовала, что мир меня боится или осторожничает со мной, зато он со мной играл. Наверное, я была бы самым скучным оборотнем на свете. - Во взгляде Дрейка не получается прочесть эмоции, Яэль взволнованна. Она не понимает, что с ним - не страх, не отчаяние, а... что? Что движет сейчас журналистом. Как он ждет следующую ночь?

- Прямой репортаж для единственного читателя и слушателя? Кажется, я разорюсь на гонорарах тебе. - Это нелепо и мило: посреди войны, после ночи, щерящейся полной луной до безумия в желтых глазах мужчины, гладящего сейчас её, шутить. Говорить глупости и улыбаться. Когда-то одна подруга, рассчитавшая на всех виновных этот мир, сказала, что Лиса идеалистка; Фиона была не права - рыжая просто ведьма и умеет не замечать мир, когда ей от того будет легче жить. Легче жить в сонной неге летнего утра... пока не гремят взрывы. Пока не судят и не судимы близкие. Яэль смотрит в глаза любовнику, зная, что многое между ними построено на недомолвках и полуправде. Но когда и он знает, и она знает, не становится ли молчание и утаивание более правдивым?
Дрейку трудно говорить о том, что с ним происходит, происходило и происходить будет, но он пытается, будто так, поломав свой страх и нежелание, станет легче. Будто содрав "корку" с раны лишишься зуда и боли...
Но, чаще всего, всё равно раздираешь рану в кровь. Не можешь удержаться.
Между шутками о серьезном.
Потираясь ногой о ладонь журналиста, мисс Гамп убирает влажные волосы, спадающие ему на лоб, старается не лишаться контакта взглядом.
- Анимагической техники, как таковой, не существует. Ты просто знаешь, что можешь... Концентрируешься на знании, что тело твое текучее и изменчивое и зверя в тебе ровно столько как человека и это требует знания анатомии, в какой-то мере, пожалуй... Это требует уверенности, что можешь. И, как и у оборотней, у анимагов нет возможности, начав процесс, вернуть его вспять. Даже если хочется изменить только конечность, ты её изменишь, но лишь после того, как у тебя окажется лапа, сможешь вернуть к руке. Нельзя находиться в "двоистом" состоянии долго. Это больно. Если можешь, попробуй обращаться как можно быстрее, не сомневайся, не задерживайся, не бойся. Будто прыгаешь, нет, лучше - кувыркаешься - быстрое действие, не затяжной прыжок. В затяжном прыжке как и падении всегда есть место страху. - Яэль знает, что говорит: она падала с высоты и этот страх остался навсегда.
Женщина чуть выдыхает, потом мягко целует американца.
- Я не уверенна, что ты не потеряешь палочку, так что... нужно место, откуда ты сможешь вернуться легко. Пригород Лондона, любой из лесов. Я бы предложила аппарировать тебя к моему деду, но идея сидения в крепком и глухом подвале - это не для тебя. Но там холмистые пустоши. И если тебя не потянет в сторону деревни магглов, есть где разбежаться. - Аврор озадачилась. А потом чуть улыбнулась, вспоминая свое обещание.
- В любом случае, я буду рядом и постараюсь помочь. Если что - швырять магией буду нежно. - Целуя в плечо.