В это время суток в Косом было уже немноголюдно. Для прогулок был не тот сезон и погода, в лавках и магазинах давно окончились рабочие часы и даже самые поздние заведения задвигали ставни, запирали двери и вешали таблички с приглашениями заходить завтра. Однако в Лютном всё как будто наоборот оживало, просыпалось, разгоралось живым пламенем, заметным каждому, кто знал, как и куда смотреть, сколько раз в какую дверь стучать и кого каким условным звуком звать.
Дверь лавки "Борджин и Бэркс" Рэд знал как облупленную. Вернее, знал её облупленной, перекрашенной, снова перекрашенной, поцарапанной, измазанной какой-то дрянью, вымытой, опять покрашенной и так далее. Почти как дверь в родной дом. Сложно не знать дверь лавки, в которой проработал мальчишкой не один и не два года, таскаясь туда-сюда с поручениями прежнего хозяина, вынюхивая, высматривая, катая на закорках его мелкую дочку, отдраивая саму дверь собственными руками и изредка упираясь в неё носом, когда господин нехороший обслуживал особых клиентов и запирался чарами. Сложно не знать дверь, к которой и в зрелом возрасте возвращался не раз, не два и даже не сто. Вот и теперь, коснувшись ручки и потянув её на себя, Редвальд ощутил привычную тяжесть и услышал знакомое поскрипывание, после чего переступил знакомой высоты порог и очутился в окружении давно привычных запахов и атмосферы. Наверняка сигнализирующие чары, которые он миновал, тоже были вполне привычными, но как раз их Рэд по понятным причинам почувствовать не мог.
Притворив за собой дверь, он старательно запер её на замки и засовы – вопиющий случай, между прочим, ведь запирать лавку в самое горячее время было ой как нехорошо для торговли, но Лестрейд не так часто пользовался этой своей привилегией, а сегодня у него к тому же был по-настоящему веский повод. Поэтому он спокойно прошествовал к стойке под пристальным взглядом старины Борджина и водрузил перед ним коробочку нежно-голубого цвета да ещё и с ленточкой в тон.
– Хозяйке отнеси, – проговорил Рэд, – скажи, что я по делу.
Когда-то он обращался к этому человеку только на "вы", называл мистером Борджином и выполнял любое указание, включая разгребание разнообразного волшебного и не очень дерьма, но то время прошло давным-давно, теперь же, даже не будучи волшебником, Лестрейд имел право говорить совсем иначе. Исключительно благодаря особому отношению Араминты – в этом Редвальд не обманывался, как и в том, что, если бы не хозяйка, старина Борджин давно бы одарил его какой-нибудь сложноустранимой дрянью вроде хвоста, рогов или чесотки, но пока мадам Мелифлуа благоволила другу детства, можно было не опасаться гадостей. Дураком Борджин не был.
– И если она не меня к себе пригласит, а сама спустится, ты сходи выпить на часок-полтора, лады? За мой счёт, разумеется, – он улыбнулся, положив на стол перед Борджином несколько монет. Старому пройдохе наливали явно дешевле, в деньгах он и вовсе не нуждался, к тому же они оба пока не знали, где именно предпочтёт беседовать Араминта, но это уже было традицией, проявлением уважения, особым символом – этого добра в Лютном было, наверное, больше, чем у королевской семьи. Пока Лестрейд с уважением относился к этим традициям, его самого уважали – насколько это вовсе было возможно по отношению к сквибу.
Пока Борджин, бережно неся свёрток с любимым лакомством хозяйки (монеты он смёл так быстро, что даже Рэд едва уловил движение), ходил к Араминте, которая могла как гостя в закрытую часть лавки позвать, так и устроить посиделки прямо в лавке, Редвальд огляделся, отмечая, что изменилось в помещении со времени его последнего визита с месяц или около того назад. Это всегда было прелюбопытным занятием: лавка, казалось, жила своей жизнью, всегда показываясь ему с какой-то новой стороны, хотя, казалось бы, Рэд с детства знал в ней каждый угол.
Араминта тоже всякий раз была немного иной, нежели при прошлой встрече, и дело было вовсе не в одежде, причёске или выражении лица, так что даже теперь, ожидая её появления или приглашения наверх, Редвальд раздумывал о том, чем она удивит его на сей раз.

Нет, в Тауэр его не заточили – Редвальд так залихватски станцевал канкан, что Её Величество, едва не умерев от восхищения, тут же даровала ему дворянский титул, половину Шотландии и право сидеть, пока она стоит. Ну, и ночь любви, естественно, но, поскольку почтенная Королева всё же показалась Лестрейду слишком почтенной, он отказался от щедрого дара, в связи с чем вынужден был шустро смываться из королевской резиденции: очень уж метко Её Величество метала канделябры, когда была не в духе.
Пароль – отзыв. Пожалуй, их с Араминтой стиль общения мог показаться стороннему наблюдателю не то диалогом двух секретных агентов под прикрытием, прекрасно сознающих истинную сущность друг друга, но вынужденных сохранять статус кво; не то обменом любезностями между двумя супругами, регулярно пытающимися изжить вторую половину со свету, но не преуспевающими по совершенной случайности или останавливающимися в последний момент, испугавшись перспективы заниматься утомительными похоронами; не то ещё чем-то настолько же странным и нестандартным, хотя на самом деле всё было совершенно элементарно: просто они оба были по-своему чокнутыми, отлично об этом знали и не видели в том ровным счётом ничего необычного.
– А что бы и не поверить старине Боргину-Борджину-Борджинье-Борджини? – скинув куртку на ближайший сундук, который что-то недовольно пробурчал из-за такого обращения, Редвальд уселся в своё кресло и с довольной улыбкой (балуешь ты меня, Минни, балуешь, чертовка!) потянулся разлить огневиски. – Человеку только дай возможность обмануться как-нибудь покрасивше – и он в неё руками-ногами вцепится, обнимет, словно последнюю женщину на земле, а потом ещё и укусит за руку любого, кто попытается ему правду под нос сунуть. Пусть уж лучше верят в сказочки о Борджине-флорентийце, чем о Вольдемаре-темнушнике.
Тот-Чьё-Имя-Нельзя-Называть не вызывал в сквибе того священного трепета, каковой испытывало большинство волшебников. Нет, разумеется, недооценивать врага всея магической Британии Редвальд не собирался, но дрожать от одного только имени и с ошалелым взглядом орать о том, что его нельзя произносить вслух, тоже не спешил.
И ведь надо же как всё одно к одному сводилось: пошутил-то вроде без задней мысли, но ведь неспроста Тёмного Лорда вспомнил; в конце концов, тот был косвенной причиной этого визита к Араминте и разговора, который им предстоял. И всё же Рэд мог позволить себе сначала расспросить о том, как у неё дела, скольких клиентов она обхитрила и на какие проценты, чем особо заковыристым одарила очередного поставщика, недооценившего деловую хватку женщины и вздумавшего её обдурить. В итоге с четверть часа они просто пили, закусывали, обменивались новостями и бодрящими колкостями, ехидными комментариями и прочими любезностями. С Араминтой было легко. За это в том числе Рэд её и ценил.
Но хорошего понемногу. Когда в бокале огневиски осталось только на полпальца, Редвальд плеснул ещё немного – обновить, – сделал глоток и потянулся за сигаретами. Ещё одна небольшая привилегия.
– Как ни приятно мне с тобой просто виски цедить, Минни, но на этот раз я к тебе по делу, – взгляд Редвальда подтверждал слова, а на лице осталась лишь одна улыбка – та, которая никак не указывала на весёлость.
В общем-то, в самом заявлении Рэда ничего удивительного не было, к Араминте он по делу приходил нередко, предпочитая даже простенькими артефактами затариваться именно у неё: Араминте и её магическим талантам он доверял, чего нельзя было сказать о прочих обитателях Лютного, с которыми всегда следовало держать ухо востро. Но вот следующее дополнение было уже не совсем обычным явлением.
– По важному делу, – добавил Рэд, и это было не совсем стандартно, поскольку любое дело, с которым обращался к Араминте Лестрейд, было по умолчанию важным в той или иной степени, а значит, в подобных уточнениях просто не было смысла. Следовательно, у Минни были все причины удивляться, поднимать брови, морщить нос и смотреть выразительно, как только она умела. Особенно после того, как Редвальд поставил финальную точку. – Для меня лично.
И нет, о новом портключе или защитной побрякушке он говорил совсем другим тоном.

В этом мире были две женщины, которые были способны без особых затруднений ввергнуть Редвальда в пучину невообразимого гнева и так же легко осчастливить, как ребёнка. На одной он женился, вторая сидела сейчас прямо перед ним; несмотря на совершенную непохожесть характеров, кое-что невероятно их обеих роднило, хотя вслух говорить об этом Рэд никогда бы не стал, памятуя об отношении Араминты к магглорожденным. И это уже было привилегией Минни: никому другому Редвальд не прощал подобного отношения к магглам и нечистокровным.
Наверное, это и было признаком настоящей семьи: прекрасно сознавать, что человек придерживается взглядов, противоречащих всему, во что ты веришь, но при этом умудряться по-своему уважать его право на это мнение и всё равно ценить. Независимо от и несмотря на. "Настоящая семья", угу. Семейка Аддамс. Минни понравился бы этот фильм, если бы она хоть на минутку позволила себе уделить внимание чему-то настолько вопиюще маггловскому.
После её последних слов Редвальд всё-таки не выдержал, расхохотался от души, а потом потянулся через столик, подхватил ладонь Араминты и поднёс к губам, прежде чем променять тепло руки на прохладу бокала.
– Разве что Того-Самого, но, слышал, на это дело какого-то агнца на закланье растят, так что я бы не рискнул просить тебя, – ухмыльнулся он, чувствуя, как напряжение немного ослабло под эффектом ведьмовских чар, в которых для разнообразия магии не было. – Но шутки шутками, а с этим вашим злом во плоти моя проблема косвенно связана.
Откинувшись в кресле и покручивая бокал, но не позволяя своему взгляду утонуть в медитативном волнении янтарной жидкости, Рэд сделал небольшую паузу, размышляя о том, с какой стороны подойти к вопросу. Они с Араминтой никогда не обсуждали его происхождение. Редвальд явился в лавку ещё со стандартным приютским именем. Их было много тогда – Джонов Смитов, Джеймсов Браунов, Уильямов Смартов и прочей детворы с простыми именами и фамилиями. Когда он сменил имя на нынешнее, Минни была ещё достаточно мала и уже довольно умна, чтобы просто привыкнуть к этому и не задавать лишних вопросов. Теперь же предстояло поднять тему, которая не обсуждалась лет этак столько же, сколько они знакомы, а это была совершенно неприличная цифра.
– У меня есть основания предполагать, что я и моя семья в ближайшее время могут заинтересовать кое-кого из Пожирателей Смерти, а ты не хуже меня знаешь, чем это обычно заканчивается, – всё-таки начал Редвальд, так и не пригубив снова огневиски. – Жена магглорожденная, до неё не доберутся, если спрятать хорошенько, а вот дети – тот ещё вопрос. Мой младший три дня назад с шумом и фейерверками вступил в ваш клуб размахивателей палочками вслед за старшим, и в связи с этим у меня нарисовался вопрос. Существуют ли какие-то ритуалы, с помощью которых можно узнать местоположение родственника, выжженного с фамильного древа, и его детей?
Пока что вещи не были названы своими именами, но намёк казался достаточно толстым.

Хорошее, плохое, снова хорошее, опять плохое, ещё лучше, совсем хуже – Араминта уложила на серебряное блюдо большими кусками то, что Рэду хотелось схватить сейчас же, и то, что пришлось бы впихивать в глотку через силу. Что ж, чего-то подобного он, пожалуй, ожидал, но вот новость о том, что по крови его и детей никак не разыщут, действительно принесла облегчение – это беспокоило его сильнее прочего, потому что защищаться от родовой магии у Редвальда никак не вышло бы при всём желании. С обычной-то ещё можно было потягаться, даже с ритуальной. Сложно, но когда и что в этом мире доставалось ему легко, кроме тумаков?
– Спасибо, – искренне поблагодарил он Араминту, а затем с тоской посмотрел на лежащую поверх сундука куртку, которую носил уже лет десять, крайне редко с ней расставаясь. – Эх, а ведь я её так люблю.
Собственный дом ему тоже нравился – там было спокойно, тепло и мирно, там царили приятные запахи и атмосфера уюта, там он мог позволить себе расслабиться хотя бы иногда, там пустили корни, пожалуй, самые лучшие его воспоминания. С учётом того, что таких воспоминаний кот наплакал, трудно было не ценить это место. Однако это всё равно было всего лишь здание. Стены, потолок, фундамент, мебель, вещи, вещи, вещи... То, что делало пустую коробку домом, не имело отношения к вещам, поэтому Редвальд ничуть не сомневался в том, что спалить дом к чертям и драклам – наиболее разумное решение. План у него уже был, и объяснения Араминты только укрепили Лестрейда в принятом им решении.
– Давай-ка уточним, – он глотнул огневиски и отёр уголки губ пальцами, проведя потом рукой по бороде. – Допустим, я прячу семью в неком маггловском доме леший знает где, сжигаю всё наше добро, они сидят там и не высовываются, а дом окружён чарами, скрывающими применение магии, и жена магией не пользуется вообще, у детей же, сама знаешь, всплески не так уж часты. Не будет ли в этом случае лишним тащить туда как раз амулеты, артефакты и прочее? Может, чем ниже магический фон, чем меньше магии сокрыто под чарами, тем лучше?
Это всё равно было временным решением, пока Редвальд не сделал бы жене и детям маггловские документы на другие имена, чтобы они могли выбраться из страны, не пользуясь никаким волшебным транспортом. Отслеживать авиаперелёты и сообщение через Ла-Манш волшебнички ещё не научились, к счастью. В Европе же у семьи Рот было достаточно родственников, чтобы мать с двумя детьми не чувствовала себя в опасности. К тому же там-то как раз всей этой охоты за нечистокровными не было, как и причин шарахаться от каждого шороха. И всё это было возможно только благодаря тому, что родовая магия не действовала на выжженных с фамильного древа. Аллилуйя! Спасибо досточтимому папеньке (чтоб его черви жрали, разумеется) за верность чистокровным идеалам – впервые в жизни Редвальд искренне порадовался, что его выжгли.
– Вот только один нюанс. Если вся эта семейная магия в обе стороны не действует, с какого же тогда ляда я обоих сыновей назвал в соответствии с фамильным гейсом? – Редвальд поморщился. Нет бы наречь какими-нибудь Уиллом, Саймоном, Дейвом, Джоном и иже с ними. – Самоубеждение что ль? То есть можно было иначе? Эх, знал бы прикуп – жил бы на Гоа.

– Точно, Фиделиус! – хлопнув себя по лбу, Рэд даже улыбнулся Араминте благодарно. – Об очевидном и не подумал, а ведь это значительно упрощает задачу. Я в тот дом и не планировал являться, Минни. Более того, собирался велеть жене стереть мне о нём воспоминания. Подчистую. Мощный обливиэйт - и ищи-свищи ветра в поле или толкового ментальщика, чтобы по крупицам воспоминания вытягивал. Пока вытянет – мои уже на материк переберутся; ты права, из страны лучше всего валить, так что все эти меры – временные, пока не отправлю своих куда подальше.
И как он сам не подумал, что можно Даниэлу Хранительницей тайны местонахождения дома сделать? Магия непростая, конечно, но всё же не темномагическая ритуалистика, в которую без многолетнего багажа знаний сунется только самонадеянный идиот. Ну, забыл и забыл – сквиб всё же, магия в его жизни занимала не так много места, как в каждом дне любого волшебника, так что немудрено. Фиделиус надёжно защитил бы дом от любого внимания – и не нужны уже руны, чары и прочее, разве что...
– А вот уже после того, как они покинут дом и переберутся через Ла-Манш, эти твои амулеты и пригодятся, – оставив бокал на столе, Рэд потянулся за пачкой сигарет и зажигалкой, закурил. – Какие сведения тебе нужны о каждом, чтобы создать такие вот контурные артефакты? Сколько времени это займёт и что ещё нужно от меня?
О цене Редвальд не спрашивал, прекрасно зная, что с него Араминта лишнего не потребует, как и он не стал бы просить её работать бесплатно даже ради такого случая, потому что вполне представлял, как много сил уйдёт у ведьмы, пока она будет заниматься созданием столь сложных артефактов. Да и даже если бы речь шла не об Араминте, Лестрейд всё равно готов был заплатить любые деньги, чтобы защитить семью.
– И да, звезда моя, эта чертовщина с именным семейным гейсом меня очень и очень напрягает, – мрачно добавил он, выпуская дым. – Потому-то я так тороплюсь спрятать своих куда подальше, пока ещё не успел привлечь к себе внимание тех, кто обладает всеми магическими средствами, чтобы превратить мою жизнь в догонялки со смертью. Мне-то не привыкать, а вот своих предпочту убрать с линии огня.
Всё так же мрачно хмыкнув, он стряхнул пепел прямо на пол – зачарованная пепельница на тонких ножках быстро подползла под руку и поймала пепел, тихонько чавкнув. Лестрейд потянулся за бокалом, поднёс к губам – и замер, когда его накрыло пониманием того, о чём был последний вопрос Араминты. У братьев Лестрейнджей не было детей. Нет, конечно, оба они были ещё вполне молоды и, судя по боевым достижениям, сравнительно бодры и здоровы, но кто знает, что с ними могло случиться в Азкабане, а также до и после, если учесть далеко не благотворное влияние темнухи? Кто знает, что там родовая магия могла себе решить в своём недосягаемом и непознаваемом сознании, если таковое вообще могло существовать?
– Вот же блять, – с чувством произнёс Редвальд, одним глотком допивая огневиски. – Минни, ты без ножа и наркоты режешь по живому.
Стакан опустился на стол с куда боле громким звуком, чем раньше. Молча поглядев на него, Рэд долил ещё. Не собирался больше пить, конечно, но это было до того, как Араминта его "обрадовала".
– Так что мне теперь, либо родственничков мочить, либо баб под них подсовывать? – хмыкнул он не слишком-то весело. – Учитывая, кто родственнички, ещё большой вопрос, какая из задач будет сложнее.

– Очень тонко, – прицельно метнув окурок в пасть оживившейся пепельницы, ответно оскалился Редвальд. По-акульи у него не получалось, зато была своя специфика, куда более выразительная и даже без каких бы то ни было стараний. – За советы спасибо, примерно так сам и думал. И за магический блокатор, я это ценю.
Для жены он бы всё равно что-то попросил, но то, что Араминта сама предложила, Рэд и правда ценил, зная, как ведьма относится к магглорожденным. Наверное, для неё такой шаг навстречу был равносилен примерно тому, как если бы Лестрейд явился в фамильный склеп и возложил букетик незабудок папеньке, не пожелав тому при этом ни особо прожорливых червей, ни активного ворочанья в гробу, ни чего ещё в том же духе.
– Данные по детям я тебе завтра же предоставлю, нужно уточнить координаты. Вот так навскидку только примерно могу сказать, а это в твоём деле чревато последствиями. И ещё один нюанс... – он помедлил, задумавшись. Наклонившись к столику, Редвальд оперся локтями о колени, обхватил бокал и теперь катал его меж ладоней. – Не факт, что придётся прибегать к таким мерам, но если жена откажется выполнять мои указания, мне понадобится Империо. Доверить это я могу только тебе, к тому же ты наверняка знаешь, как обойти это министерское отслеживание. И да, это я тоже буду очень сильно ценить.
Он ещё не обсуждал с Даниэлой всё это, но был убеждён, что жена поначалу категорически откажется сбегать. Если бы не удалось её переупрямить – а еврейские женщины порой могли дать фору в этом кому угодно, – у Редвальда не было бы иного выхода. Несомненно, его бы за такой финт ушами потом не простили, но прощение, понимание и прочие романтические бредни Рэд легко отправлял в глубокую задницу, когда речь шла о спасении жизней.
– Раньше озаботиться этим я не мог, – поморщившись, объяснил Лестрейд, – потому что не о чем было заботиться. Я и до того был Отсечённым, как ты называешь, и старший мой уже не один год как в волшебнички подался, но тогда ситуация была иная. Зацепить могло, конечно, но как и всех в нашей Бриташе – кому как свезёт. Теперь же я собираюсь вляпаться в дерьмо по самые уши, сознательно и со всей отдачей, так что приходится шевелиться, пока их со мной не затянуло.
В герои подался, мать его. Хотя какой там героизм! По-хорошему, насрать Рэду было на то, кто окажется у власти в стране, лишь бы его семья чувствовала себя в безопасности. Просто так выходило, что при политике Пожирателей Смерти это было невозможно в принципе, так что особых вариантов не оставалось. К тому же Лестрейду импонировал новый Министр, и хотя каким-то тёплым отношениям меж ними взяться было пока что неоткуда, Рэд всё же предпочёл бы, чтобы Скримджер остался в живых. Не как меньшее зло даже, а как вполне себе неплохой вариант. Если выгорит всё это безумие в Атриуме послезавтра.
– Соломку подстилать не стану, – выслушав откровения Араминты, сообщил Рэд. – Знаешь, эти двое - последние представители рода. Если бы они вдруг кончились, я бы первый начал искать способы как-то магически это самое Отсечение отменить. Мне-то толку никакого, а вот детям пригодились бы и защита родовой магии, и закрома фамильного поместья, и фундамент под ногами перед первыми шагами в Хогвартсе.
Подхватив бокал, он вновь откинулся в кресле и сделал глоток.
– Это не говоря уж о том удовольствии, которое испытал бы лично я, вступив в родные пенаты, откуда меня выперли пинком под зад, – зло усмехнулся Рэд, отсалютовав Араминте бокалом. – Сквиб, восседающий у камина под гулкий стук падающих в обмороки портретов охреневших предков – ну красота же, а!

По всем маггловским и волшебным канонам назвать Араминту красивой вряд ли бы у кого язык повернулся, но в такие редкие моменты она, пожалуй, могла бы взять за шкирку Афродиту и, мелодично хохоча, потыкать пальцем в её округлое бедро, а та бы стыдливо прикрывалась, краснела и мечтала куда-нибудь исчезнуть, чтобы никто не видел, как её выпнули с пьедестала. И всего лишь для этого нужно было попросить Араминту сделать бяку магглорожденной. Как мало надо человеку для счастья, если этот человек – слегка свихнувшаяся ведьма чуть за тридцать! И каким надо быть идиотом, чтобы не воспользоваться случаем и не полюбоваться.
Идиотом Редвальд не был, а потому какое-то время просто сидел в своём кресле, глубоко соскользнув в нём и молча улыбаясь. Даже за новой сигаретой не сразу сунулся, подождал, пока эффект от его слов спадёт, а Араминта вернётся в своё обычное состояние готовой к атаке обаятельной акулы. Так оно было привычнее, конечно, но он бы ни за что не отказался от нескольких мгновений лицезрения чуда чудного и дива дивного. Однако долго любоваться было нельзя, а то бы ещё, не дай Мерлин, нахлынули воспоминания бурной юности, когда любование Араминтой носило далеко не только платонический характер.
– Знал бы, что ты так этому обрадуешься – давно бы позвал со мной на расследование какое, магглов допрашивать. И мне польза, и тебе удовольствие, – усмехнулся он, прикуривая и убирая пачку в карман. К магглам применять Империо, разумеется, было запрещено, но когда Рэда останавливали правила, кроме тех, которые он сам хотел соблюдать? – И я не тупой, Минни, вполне понимаю, что мне в этом семейном гнезде ничего не светит, да и поздно уже своё получать-то. Так что довольствуюсь камином и демонстрацией среднего пальца предкам с портретов. А вот если родственнички мои кончатся и надо будет как-то налаживать связь с магией, которая моих детей наследниками будет чуять, но через пень-колоду, тогда ты не только поприсутствуешь, гиена моя ненаглядная, но и поучаствуешь. Потому как, опять же, хрен с два я такие ритуалы ещё кому доверю. Ну да тему лучше закроем, не люблю заниматься делёжкой шкуры медведя, которого ещё даже не видел.
Магия магией, а ведь Редвальд и правда никогда не встречался с племянниками. Одного смутно помнил голозадым младенцем, который никак не ассоциировался с рожей на плакате о розыске, второго же только по таким бумажкам и знал. Фамильное сходство, конечно, сомнений не вызывало, но значения оно не имело, коль скоро Рэд сейчас носил другую фамилию. В этой связи, а ещё и потому, что оба племянника, судя по всему, мудаками были теми ещё, Лестрейд не испытывал ровным счётом никаких угрызений совести (это если допустить её наличие), размышляя о перспективах своих сыновей в случае смерти братцев-пожиранцев.
– И сколько ждать предлагаешь? – хмыкнул он после короткой, но вдохновенной речи Араминты. – В семидесятых ждали – и что получили? Вернулось безносое чудо-юдо через пятнадцать лет и начало снова свою волынку заводить. Это я тогда мог плюнуть на всё и не совать носа дальше Лютного, отсиживаясь в маггловском мире. Теперь не могу. Мне старшего через два года в Хогвартс сдавать. Думаешь, за два года само как-то рассосётся? Ха! Аж двадцать раз! А если даже вдруг и да, то где гарантии, что к власти не придут эти ку-клукс-клановцы от волшебного мира и не начнут сгонять в гетто второсортных и третьесортных людишек вроде меня и моих детей?
Мрачно выдохнув, Редвальд выпустил клуб дыма и сквозь него посмотрел на Араминту. Взгляд был недобрый, тяжёлый, не предвещающий ничего хорошего и исполненный опасной готовности ко всему. Тёмный взгляд, и если бы не был Рэд сквибом, в какой-то момент можно было бы подумать, что в его зрачках плескалась магия. Он моргнул, сфокусировал взгляд на Араминте, усмехнулся – и иллюзия растаяла.
– Так что выжидать теперь совсем никак, Минни, – как будто виновато он развёл руками, зажав зубами сигарету, отчего фраза прозвучала почти угрожающе. – Хотя не стану  кривить душой, сам себе я тоже живым нравлюсь. Да и терять возможность вот так с тобой посиживать тоже не слишком горю желанием.

Догадалась всё-таки, значит. Ну, с его фамилией и немногочисленным количеством братьев среди Пожирателей Смерти понять было нетрудно, особенно с мозгами Минни, на отсутствие которых нельзя было пожаловаться ещё в ту пору, когда она в девках ходила и думала не о власти над всем миром, а... Ну, положим, о власти над миром она и в юные годы размышляла наверняка, но размах таки был помельче. Что это знание существенно меняло? А ничего. Араминта себе на грудь стяг "да здравствует Тёмный Лорд!" вешать не спешила вроде бы, несмотря на то, что к нечистокровным волшебникам у неё отношение было далеко не ласковое, Редвальд же не заметил в её лице каких-то особых негативных изменений по ходу беседы, которые сообщили бы ему, что принадлежность к семье Лестрейнджей, пусть и условная, делает его в этом доме нежеланным гостем. Впрочем, от Минни ничего подобного он и не ожидал.
– На незаметность и не претендую, – сверкнув глазами, ухмыльнулся Лестрейд. – Потому и работать буду под Оборотным, ну и решил вот озаботиться безопасностью семьи на всякий случай. Сам понимаю, что если поймают – любая шестёрка темнолордовская во мне Лестрейнджа опознает. Кровь не водица.
И сыновья такие же были, как будто почти и не переняли ничего от еврейской ветви Рот, которая хоть и маггловской была, но крепкой. Ан нет, разве что старший чуть рыжеватым оказался и, пожалуй, с чертами помягче, чем у отца, но глазищи, взгляд, выражение лица... А уж мелкий и вовсе копия – Рэд как будто смотрел на себя в том же возрасте и не сомневался, что если бы рос в семье Лестрейндж, то нечто подобное думал бы и о племянниках, когда они были детьми. Кровь не водица. Магическая – особенно. Можно было сколько угодно являться сквибом, но магию из себя изжить невозможно, хотя она, сука, специфически над ним пошутила.
– Слышал я о мальчишке, Минни, – поморщившись, отозвался Редвальд. – Ты прости меня за грубость и негуманность, конечно, но срать мне на него с самой высокой башни Хогвартса. Какая она там самая? Астрономическая? Ну вот. То есть, нет, конечно, растить ребёнка на убой – мерзота страшная, и это мало чем отличает бобра от козла, но этот мальчишка мне чужой, так что я, пожалуй, лучше о своих позабочусь. А своих могут и узнать. К тому же, повторюсь, даже если Поттера в школе уже не будет, останутся Пожиратели и этот их Гитлер безносый. Я не хочу жить в стране, где меня и моих детей мешают с дерьмом. Но и в другой стране жить не желаю, потому что это – моя страна, моя родина, пусть и хреновая, моя земля, моё место. А ты знаешь, как я поступаю, когда кто-то зарится на принадлежащее мне.
Улыбка вышла нехорошей, но многозначительной. Араминта, пожалуй, и впрямь могла припомнить парочку историй ещё из детства, когда сквиб и волшебничкам вполне себе мог показать, почему не надо трогать то, что он считал своим. В какой-то степени своей считалась и Минни, поэтому, например, обижать задиристую и острую на язык девчонку никто не рисковал ещё до того, как она сама научилась проклинать так, что ого-го. Почему? Потому что за её спиной всегда маячил мрачный сквиб, кулак которого мог влететь в челюсть или поддых куда быстрее, чем волшебник успевал достать волшебную палочку. Странно ещё, как при таком собственническом отношении он Араминту вообще замуж отдал. Хотя нет, не странно: отец у неё был тем ещё мастером убеждения.
Ну да всё это было давно, быльём поросло и пеплом сожжённых мостов припорошило. Сейчас главное было самому не сгореть.
– Заклинание не всегда быстрее, Минни, – возразил Рэд. – Многое зависит от расстояния и оружия. Я буду укомплектован по уши и с неплохим магическим прикрытием. Спасти – не спасёт, но даст время на то, чтобы хотя бы порт-ключом воспользоваться в случае особого пекла. Впрочем, по плану моё вмешательство вообще может не понадобиться.
Ага, и когда это что-то шло по плану?
– Татуировки – отличная идея, – он улыбнулся уже мягко, реагируя на изменение голоса Араминты. – Всегда думал, что моих маггловских маловато, давно дорисовать хотел, но всё как-то не с руки было. А тут такая возможность – кто же откажется-то, а?
Подмигнув Араминте, он улыбнулся шире, но её не проняло на сей раз. Араминта не хуже самого Редвальда понимала, что раз он в подобные сложности вляпался, последствия могут быть самыми неприятными. Иначе не предлагала бы сама магические хитрости и даже помощь магглорожденной жене. Ему, конечно, было приятно это беспокойство, но всё же от своих планов Рэд отказаться уже не мог. Да и не хотел, учитывая, что лежало на чашах весов.
– Не выйдет, Минни, – оставив пепельнице догрызать недокуренную сигарету, Рэд подвинул в сторону бокал и, потянувшись через столик, перехватил ладонь Араминты. Чуть сжав её пальцы, он ухмыльнулся краем рта едва заметно, но шрам усилил эффект. Поднеся к губам женскую ладонь, Редвальд едва ощутимо коснулся её не столько даже губами, сколько выдохом – чёртово воспитание, туды его в качель вместе с кровью – и щекоткой бороды, после чего выпрямился, но руку отпускать не спешил. Смотрел на Араминту долгим проникновенным взглядом, в глубине которого плескалось нечто тёмное. Через мгновение взгляд вдруг стал влажным и печальным. – Ты же стащишь, если что, мой прах и развеешь по ветру над вонючей Темзой, правда? И будешь приносить незабудки к тому месту, где я впервые посадил тебя на закорки? И выпивать рюмку какой дряни на мой день рождения, поминая добрым матерным словом? Я могу рассчитывать только на тебя, Минни, душа моя.
Редвальд знал, что в этот момент выглядел очень убедительно, но всё же огромного труда стоило не дать уголкам губ дрогнуть. И без того лыба на лице была почти до ушей.

– Если в момент твоих обнажённых плясок я ещё буду относительно в сознании, чтобы оценить позу "зю" и прочие прелести, некрофильствуй... в смысле некромантствуй сколько влезет, – разрешающе махнул рукой Редвальд и усмехнулся. – Я даже пообещал бы не слишком дымить в процессе, но тут ведь как.
Руку пришлось всё-таки отпустить, и чтобы жест не выглядел неловким, Лестрейд снова прикурил, откинулся в кресле и потянулся за бокалом, в котором плескались остатки последней на сегодня – на сей раз окончательно! – порции огневиски.
Араминта шутила мрачно, зло и невесело, он отвечал ей такой же улыбкой и пристальным взглядом, нечитаемым, как китайские крякозяблы в инструкции к кухонному комбайну, благо Минни никогда в жизни не видела ни того, ни другого. Впрочем, что ей те китайские, когда она в рунических крякозяблах разбиралась лучше, чем Рэд – в расположении рёбер в теле среднестатистического лондонского быдла.
Шутковать о смерти было глупо, пожалуй, но что ещё оставалось-то, когда Редвальд понимал, что и впрямь вляпался по уши туда, откуда достают разве что за шкирку и выносят потом вперёд ногами? Араминта же всегда была умной девочкой, внимательной и сообразительной – она бы и без дополнительных комментариев, и без его маньячных защитных средств поняла бы, что что-то не так. Со всем же перечисленным, оценив перестраховку обычно достаточно непрошибаемого Лестрейда, Минни на раз-два и по щелчку пальцев понимала, что дело дрянь. Редвальд даже пожалел было, что пришёл к ней со своим дерьмом – вон как расстроилась, аж яду поубавилось во взгляде и речах, – но потом понял, что у него и выбора-то особого не было. И дело даже вовсе не в том, что в своём деле Араминта была одной из лучших (если не самой лучшей, что вполне вероятно), и не в том, что только ей одной Редвальд мог доверить такую сложную работу (в конце концов, деньги решали почти всё, нашёлся бы и другой толковый специалист), но главным образом в том, что ему самому жизненно необходимо было вот так посидеть, поговорить обо всём этом, устаканить, разложить по полочкам и разобрать. Ну, и да, увидеть в глазах напротив какое-то понимание. Ладно, не только понимание, нужно было оставаться честным хотя бы с самим собой: отчего-то было важно, что в случае чего ей действительно будет жаль. Мелочно, эгоистично, малодушно, но приятно. "Мудак, ты, братец", – сам себе выдал диагноз Рэд и хлебнул из бокала.
Последний вопрос Араминты удивил. Лестрейд озадаченно моргнул и мотнул головой.
– Нет, – честно ответил он. – Даже в голову не приходило. Минни, у нас давно негласная договорённость, что я свою семью держу от тебя подальше. Сегодня я и так это правило почти нарушил, но подобная просьбы была бы уж совсем некрасивым и неуважительным жестом по отношению к тебе, а я так не могу, потому что ты тоже моя семья.
О как. А огневиски-то что-то как-то да.