В этот раз война скалилась озверевше и бесцеремонно вконец. В этот раз Пожиратели действовали, не жалея совсем никого. Впрочем, у них всегда с жалостью был дефицит.
И теперь дефицит времени образовался у авроров.
А к ночи оказалось, что ещё и дефицит продуктов в холодильнике только пришедшей домой ведьмы.
Устало вешая пальто, трость и оставляя не вычищенными от снега и грязи сапоги, Яэль прошла на кухню, сполоснула лицо, руки, поискала что-то поесть, ругнулась.
- Ну что же, разгрузочный день, дери его Моргана. - Три банки кошачьего корма пока ещё не вдохновляли, но вот помыть кошачьи миски, насыпать корма зверюгам, налить воды можно было... и, заварив себе чаю, едва на ногах держась, перебраться в гостиную.
Только на второй чашке Лиса поняла, что до сих пор не отстегнула наручные ножны с палочкой. Усмехнулась холодно. Достала и оставила деревяшку на столе.
Нужно было пройти за зельем от головной боли, но ведьма поленилась даже слевитировать себе пепельницу и сигареты из кухни, зажечь в гостиной свет. Так и сидела, бездумно рассматривая полосу света от лампы в коридоре да отсвет фонаря сквозь шторы. Коты, поев, вернулись, окружили теплыми клубками, под руки полезли, ластясь.
- Простите, совсем я о вас забыла. Хорошо, что в ванной чары проветривания стоят да дедов домовик заглядывает вам лотки менять, да? - Медленно перебирая пальцами длинную шерсть, мисс Гамп прикрыла глаза.
Чашка выскользнула из рук. Пустая, тихо упала на край дивана. Нечет, черный котище сложной судьбы и не менее сложного характера, лениво так подбил её лапой, сбрасывая на ковер, сам гнаться за неразбившейся фарфоровой игрушкой не стал, лишь проследил как Приблуда понюхал и перебрался хозяйке под бок. Где это видано, чтобы человек вот так засыпала и проку с нее никакого - так хоть погреются и поурчат кормилице своей...

Коты резко перестали мурлыкать и поспрыгивали с дивана, сбегая куда-то в тёмные углы, таких в этом доме много. Яэль проснулась, понимая, что не помнит, запирала ли дверь.
Когда тебе страшно, найти палочку, тихо вскочить на ноги и уйти с "линии огня", огибая столик, не споткнувшись, занимает всего пару мгновений. Прижимаясь плечом к стене, Лиса прикрыла глаза.
"Грёбанная паранойя".
Она могла сто тысяч раз забыть закрыть дверь, но охранные чары на доме висели постоянно. И магглоотпугивающие. Значит, тот, кто стоял у двери, не маггл.
Пересчет имен был очень краток.
И, если она ошиблась, то поделом.
Фиона бы с порога, еще за закрытой дверью, говорила. Дед аппарирует на кухню сразу же. Министерские сначала посылают патронуса или сову.
Или стучат уверенно, а не...
Ведьма вышла в коридор и прошла к двери, открывая ту и смотря в ночь. Итон, увидав такое пренебрежение инструкциями поведения, прибила бы.
Яэль было плевать на инструкции, она еще не проснулась. Недовыспалась.
Да и чутье подсказывало, что тот, кто пришел, опять один.
Впрочем, будто мало одного человека и двух слов для смерти.
- Проходите. Я вас не ждала, опять, но чего уж там. - Сказать, чтобы не убивал с порога - как-то глупо. Когда пришло понимание, что Пожиратели могут ворваться даже в покои Королевы, стало совсем страшно. Настолько, что даже смешно. Мисс Гамп опускает палочку. Глупая вера в людей погубила больше жизней, чем неправильно произнесенные чары и неправильно сваренные зелья, но в то, что Рабастан Лестрейндж приходит к ней не за её смертью, Лиса еще верит.
И не учить же одного из Этих, не просить же, чтобы потом хоть котов не мучил.
"Глупости. Умею я, спросонок..."
- Что-то случилось? Лапы? Хвост? - Будто бы за порогом не война.
Будто бы не из-за этого человека Яэль - почти предательница.
Всего-лишь поздний ученик. На целую мирную жизнь припозднившийся.
- Извините, у меня бардак, но время есть, и чай, если хотите. - Мисс Гамп делает шаг назад, вновь впуская в свой дом преступника.

Лестрейндж, с порога накладывающий чары оповещения, выглядит деловито и, вот теперь, Яэль понимает, что с выбором животного облика он попал в точку, хотя... анимагия, почти так же, как магия патронуса, всегда близка к демонстриции истинной сути волшебника.
А сигнальные чары... мелочи, по возможной цене жизни.
- Снимала на время праздников, забыла обновить. - Пожимая плечами, отвечает ведьма, закрывая дверь изнутри. Все выходные, вместе с котами, Гамп провела у деда, но не говорить ли об этом, как и о том, что не будь животных, возвращалась бы она в этот дом еще реже. Хотя теперь нигде не безопасно.
Потирая виски, проходит на кухню, самое время для чаю. Достаточно крепкого, чтобы проснуться. И сладкого, определенно, сахар еще должен был оставаться.
Стоя полубоком к мужчине, положив палочку у плиты, ведьма возится с заварником и нагревает воду.
Это помогает вспомнить последний разговор и вообще собраться с мыслями.
- Честно. Мне нравится, что вы откровенны и не лжете на счет обьема предоставляемого доверия. Я бы предложила Непреложный Обет. Хотя, в конце концов, пытаться навредить человеку, которому уделяешь больше свободного времени, чем семье... контрпродуктивно. - Иногда собственные мотивы получается озвучивать в самый неподходящий момент. Минус много баллов со Слизерина.
Лиса едва морщится.
После убийства Чарли она несколько ночей не спала и думала о том, что поймать Лестрейнджа и привести в Министерство - стоило бы некоторого количества спасенных жизней... или ни одной, если мужчина не находится в круге ближайших подданных Темного Лорда и не знает планов того на будущее.
- Вам с сахаром или без? - Яэль знает, что Рабастан ждет от неё ответа. А еще она твердо уверенна, что количество её вопросов к Пожирателю возросло в геометрической прогрессии.
- Я готова вам ассистировать, но, простите, я немного нарушу наш уговор: сегодня я хочу спросить вас о настоящем. Но всего один вопрос. - Иногда Лиса задумывается над тем, что она, всё-таки, очень глупая и очень отчаянная. Без Империо сунуться в эти отношения ученичества и сотрудничества. Минерва права - вера в людей и в то, что мир не совсем прогнил - это и дар, и проклятие.

В краткости гостя есть своя прелесть, и в его настороженном обращении - позволяет не забывать, что они по разные стороны баррикад. Ведьму даже не оскорбляет то, что Лестрейндж сидит, будто готовясь к удару. Да и палочка в его руках... всего лишь волшебная деревяшка. Опасность всегда кроется в мыслях человека.
- Хорошо, наливаю. - Посторонившись, показывая как льет из заварника на две чашки, ведьма спокойно переливает чай. Потом бросает себе пару ложек сахара и переставляет чашки на стол. Сначала - гостю.
Как, некогда, лучшую ученицу курса углубленного зельеварения и даже почти-эксперта по ядам, Лису немного смешит такая осторожность, но она травить ученика не собирается.
Есть куда более интересные и правильные вещи в мире, чем убийство. Жаль, не все это понимают.
Забирая палочку, присаживаясь по другую сторону стола, положив деревяшку у левой руки, Яэль едва улыбается, когда ей на колени запрыгивает белый кот. Серый и черный занимают подоконник и свободный стул.
- Всего лишь хотела знать, понимаете ли вы, что прежнего мира не получится. Что бы там ни было, тот мир, что вы можете построить, никогда не будет походить на тот, в котором вы выросли. Общество давно поделилось... Можно сказать, это риторический вопрос, хотя мне, и правда, интересно, какой вы ставите свою цель, если, чтобы добиться нового уважения в новом обществе, придется убрать большинство тех людей, что знали вас в прошлом. Это стоящая цена за войну?
Гампы ненавидят беспорядок и хаос. Яэль сложно жить в мире, где все меняется быстрее, чем она может возвести свои личные Правила. Лиса ненавидит войну. Не признает её, не хочет мириться.
- Начав изучать хроники Первой Войны, я всё недоумевала, по-молодости, по-глупости над тем, почему противоборствующие стороны никогда... абсолютно никогда, в открытую, не выходили друг против друга и не решали всё раз и навсегда. Одним боем. Каждый раз, обмениваясь ударами, теряли больше посторонних и близких, чем могли себе и врагу простить. Тогда я думала, что это глупо - не воевать в открытую. Теперь я склонна думать, что, выступая тогда так, Пожиратели думали о шансе, когда выиграют, что народ останется на своих местах, вернее - на местах, который ему отведут победители. Вот только люди всегда будут против, любой власти, даже наилучшей и... - Погладив кота, требовательно потершегося башкой о шею, отпила глоток чаю.
- Нужно очень много силы и решимости, чтобы жить рядом с наследниками убитых. И бесстрашия, пожалуй. - Убийцу Хельги Гамп, даже имени того Пожирателя, до сих пор не нашли. Яэль всё чаще думает, что Уинстон этого не простил ни себе, ни Аврорату, ни Министерству. А её дед не из тех, кто просто так ждёт. Если старик может выжидать почти двадцать лет, значит, есть зачем и почему.
Мало ли тех, у кого фамильной злопамятности хватит ждать, когда враг подойдет еще ближе?
Мало ли тех, кто смотрели в разрытые для их любви могилы?
Ведьма на миг прикрывает глаза.
- Вот такой вопрос. Мне, правда, интересно, как вы, именно вы, представляете себе свою жизнь дальше. - Мисс Гамп прекрасно знает, что ей могут не ответить.
Как и Лестрейндж прекрасно знает, что ведьма не будет настаивать на ответе. Вернее - Лиса надеется, что он понимает, что она не диктует условия. А говорит. Люди, когда-то, просто умели говорить, когда сталкивались болезненно представлениями о жизни. Говорить, а не меряться кто кого переавадит.
Рыжая смотрит в лицо мужчине, дожидаясь.

Удивление, щедро замешанное даже на разочаровании, Лиса не может сдержать. Наверное, это даже проскальзывает в её взгляде: вон как внимательно Лестрейндж смотрит. Будто бы ему интересно, что она подумает.
Лучше уж чай пить, собираться с мыслями.
И думать о каких-то глупостях, например, о том, что аккуратной стрижкой Пожиратели себя не утруждают, хотя конкретно этому небрежность идёт куда лучше преступно-нелепой шапки. И, определенно, еще лучше мыслей о том, что в детстве Рабастана Лестрейнджа, наверное, не мучили требованиями надеть шапку. И о том, что в Азкабане было чертовски холодно, если теперь мужчина так старается сохранять ощущение тепла подольше.
Ответ дается не так легко и он тоже, увы, не стратегический.
Почти.
Всё-таки, сунувшись в эту волчью яму, Лиса еще надеется выжить и поиметь с происходящего свою выгоду.
- Да. Я хочу спасти тех, кто мне дорог. И привести мир в подобие порядка. Меня раздражает нестабильность. Сколько смогу - я дам. Методы... методы могут быть любыми. - В конце концов, если бы Яэль не верила в то, что даже это ученичество способно помочь дать Пожирателю шанс задуматься над будущим, шанс поверить, что можно не идти с мечом там, где ещё возможны договора, то всё не зря.
- У меня нет кровных врагов. Почти. - Тот Пожиратель, что походя убил Чарли - враг. Но имени его пока не известно. - И я не хит-визард. Я просто хочу получить свой мир и свое место в нём не отдавать, а потому буду противиться любому праву сильного на него. С любой из сторон. Вы же понимаете, что если бы я была безраздельно предана идее непримиримой вражды, мы бы с вами не говорили. - Всё предельно-честно.
Есть еще часть ответа. Мисс Гамп не уверенна, что мужчина её поймет, но... пусть будет. В конце концов, эта слабость - лишь теоретическая слабость, но иногда лучше показать, что ты - живая.
- А еще я хочу, чтобы мой род не канул в Лету. И мои сыновья когда-то стали Людьми, но, как видите, я слишком реалист, чтобы сейчас делать какие-то шаги в сторону семьи. Одиноким проще пережить и войну, и потери. В Первую Войну слишком многие потеряли родных. Это увеличило ненависть. Вы тоже теряли? Друзей, полагаю. - Разговор уходит в дебри межличностного. Но, если с врагом не сражаться, возможно, стоит его понять.
- Я только совсем недавно осознала, что война - это всегда люди. Те, которые рядом. Мне не понравилось, совсем. - Только теперь мисс Гамп отводит взгляд. Она не собирается показывать, что ей до сих пор болит.
- Полторы недели назад я потеряла друга. Это больно. - Чет будто вытягивает горечь. Под пальцами живое тепло. Говорят, многие спасаются беспорядочными удовольствиями от тоски. Или выпивкой. Или истерией. Яэль пока хватает держаться за воздух, она почти не срывается. Это, пока что, успех.

Лестрейнджу явно не по душе то, что говорит Яэль. Кажется, её правда не по душе пришлась бы и другой стороне – Скримджер за такие слова по голове не погладил бы, даже останься он главой Аврората. Даже Фиона, наверное, выслушав бы всё вот так, ужаснулась. Минерва… Минерва не пожалела бы уже. Высказала всё строго, наверное. А дед? С Уинстоном всё сложно. У него какой-то свой мир и своя игра, в которую старик так и не допустил внучку. Наверное, потому что она, сколько бы не билась, до сих пор не могла ощутить, что дед ей гордится.
Ведьма допивает чай, пока преступник буравит её взглядом, сам не притронувшись к напитку.
На замечание о том, что ещё будут потери, Лиса хмурится, медленно кивает. Это она понимает, с трудом, с ужасом, но пытается понять, что никто, в этих условиях, еще более не вечен,  чем обычно и, первыми в списке, всё те же – Фиона, дед, Минерва. В принципе, на этом список близких и заканчивается.
Одиноким проще, и правда.
И слепым быть в условиях тьмы хорошо. Слепые идут наощупь, площадями и по колено в крови. Может и она – слепая – не видит картинки в целом? Нет, скорее, смотрит по-птичьи, сверху. Не всматривается в остекленевшие глаза погибших и тьму во взглядах тех, кто всё потерял.
У Лестрейнджа в глазах тоже тьма и, вот именно сейчас, смотреть страшно, но Лиса не отводит взгляд. Это тоже её дурость, неизжитое, даже Рудольфус Лестрейндж, цепями по горлу, не отучил не лезть в огонь руками, загребая жар.
- Да, лучше сказать, что с этим мы закончили. – Не обьяснять же Пожирателю Смерти, что есть мысли, есть глупости, есть тоска, а есть правда, с которой даже к близким не сунуться и хорошо тогда если есть верный враг, до сих пор не бросившийся в бой.
«Интересно, а я кто ему? Говорящая книжка, с расширенными возможностями по обьекту изучения?» - мысль, отчасти, смешит, но больше – горчит. Честолюбие требует быть кем-то большим для врага. Врагом, пожалуй.
Вот только практичная лень говорит, что будь Лестрейндж, и правда, её врагом, её бы здесь не стояло.
- Знаю. Только освежу в памяти. Книга у меня здесь, сейчас найду. Если хотите, можете пойти за мной, кабинет на втором этаже. – Врагу можно позволить и ходить в грязной обуви по дому. Он же враг – будет повод злиться на себя и его, вычищая всё потом, вручную.  И можно порадоваться, что над домами работающих в Министерстве, над многими домами, уже развесили сеть сигнальных чар: Яэль боится империуса. Но теперь она уверенна, что тот на ней будет обнаружен, вдруг что. Так что Обет можно не нагружать лишней конструкцией ответного требования обещания.
- Вы пробовали дальше превращаться? Или только конечности? – И тут ведьма, проходя к лестнице, оборачивается, вспоминая слова Минервы Макгонагал и зажигая свет на конце палочки.
- Знаете, профессор трансфигурации готова сдержать обещание, что вам когда-то давала. – Зачем ведьма это произнесла? Наверное, мало тигров за усы дергала.
«Один из маггловских писателей говорит, что страсть к саморазрушению – это всё, что остается тем, кто замкнулся в круге своей рутины. Наверное, я скоро сорвусь с цепи. Выбрать бы только причину».

Это незабываемо - выражение лица Рабастана Лестрейнджа. Мужчина замирает, белее белого, а потом срывается вперед, когда до него доходит вся суть произошедшего, хотя, пожалуй, не вся. Детали межличностного доверия между учительницей и ученицей, наверное, для врага далеки, ну да и ладно.
Неожиданно, но хочется хохотать. Это нервное, конечно же. Хватило и полумрака, и буравящих взглядов за столом, и этих прикосновений на лестнице - угрозы смерти. Хватило.
Простая министерская ищейка, с головой сидящая в бумагах и отчетах, смогла удивить самого Рабастана Лестрейнджа! Не первый раз, к слову.
Это даже может начать нравиться, если Яэль переживет сегодняшнюю ночь, если будут ещё встречи, хотя их, чего уж там, к ужасу разума, хочется. Говоря с Пожирателем Смерти, каждый раз всё больше, острее, сильнее хочется жить и чувствуешь себя живой.
Когда Рабастан выдирает палочку, всё еще светящую люмосом, у нее из рук, рыжая пожимает плечами и поворачивается спиной к преступнику и убийце, поводя ладонью по перилам, делая шаг на ступеньку вверх.
На уверенности в том, что их не убьют сегодня, сейчас, погорели многие.
У мисс Гамп всё наоборот - она не слишком уже рассчитывает выйти из этой передряги живой, с целой памятью, не покалеченной или в своем уме. Но как же сладко жить, когда можно посмотреть на человека, которого, нет, не обставила - такой цели не преследовала и в помощи ему в обучении, почти-альтруистична, но которому таки умудрилась показать часть своего мира.
- Перед поминками Фаджа, почти через неделю после смерти Чарльза Клиффорда, слышал о таком? - Делая еще шаг на ступеньку выше. Она ведь за книгой идет или уже и не нужно...
- Я пришла к Минерве. - Значительная пауза. На одну ступеньку вверх и вот ведьма стоит уже на пролете лестницы. Отсюда уже можно сломать позвоночник или свернуть себе шею, упав или будучи столкнутой. Но... ведь почти об этом говорила наставница: прежде чем пытаться помочь человеку, проверь, готов ли он меняться.
Вот только разговоры не сильно помогают.
Только собственная игра на вылет.
"Интересно, я стану призраком или нет, вдруг что?" - у них в Роду не было фамильных приведений.
- Хочешь знать, что именно и кому я рассказала. - Оказывается, легко перейти на "ты" и подпустить чужака ближе, когда ставки высоки. - Принеси веритасерум или же воспользуйся легилименцией. А потом убьешь или сотрешь память? Или пожалеешь? - Это гриффиндорцы, обычно, умирают за свои убеждения, но Лисе вожжа под хвост попала и, когда у тебя всего одна жизнь, иногда этот глупый выбор её и значит; невозможно шагнуть вперед, не рискуя всем.
- Только, прежде чем ударишь, чем бы там ни было, подумай на тему того - стала бы я рассказывать о таком ученике, если бы стыдилась этого? - Ставка жизнь, карты на столе. Нет, пожалуй, практически - эндшпиль.
Мисс Гамп оборачивается, смотрит в глаза беглому преступнику, недоученику, представителю одного из знатнейших родов и ей очень хочется верить, что она не ошиблась в нём.
Идеалистами, может, иногда и становятся, но ими точно, часто, умирают.