Он аппарировал к поместью Элоизы, воспользовавшись ее приглашением, умело вплетенным в защитные чары над домом. Все еще оставаясь хозяйкой, она распоряжалась домашней магией наравне с мужем, и Рудольфус получил беспрепятственный доступ.
О торжественной церемонии в Министерстве знали даже в Ставке, и Лестрейндж отправился к Элоизе, чтобы удостовериться, что она еще полна решимости сдержать клятву. Или убить ее, если она окажется малодушной.
Со дня смерти Фаджа минуло почти два дня, и Рудольфус пребывал в благодушном настроении, насытив своего демона свежей кровью бывшего Министра и подвернувшегося под руку хозяина гостиницы.  Расправа, быстрая, но кровавая, до сих пор еще тешила его, возвращаясь в приятных воспоминаниях, лишь слегка приглушаемых зельями Вэнс, и Лестрейндж даже не обращал внимания на прежде раздражающую его повязку чрез глаз, до сих пор носимую.
Зрение возвращалось куда медленнее, чем ему было обещано, и даже помощь Уолдена, оказавшаяся так кстати, не решила проблему полностью, так и не вернув яркости и четкости картинки. Обожженная ткань вокруг глаз зарубцевалась, но оставалась по-прежнему красной, хотя уже не доставляла тех мучений первых дней. Прошло две недели, счет шел к третьей, а он все еще был вынужден носить черную ленту, прикрывающую травмы и, если верить Вэнс,  необходимую для того, чтобы зрачок быстрее восстановился, оставаясь без нагрузок.
Пройдя через гостиную, Рудольфус поднялся на второй этаж, чувствуя себя как дома. Эльфийка, личная служанка Элоизы, закрыла за ним дверь, оставляя одного в спальне хозяйки.
Лестрейндж снял мантию,сбрасывая ее на низкое кресло у камина, пролистнул вчерашний Пророк, не заинтересовавшись ни колдографией Ранкорна, ни напечатанным интервью с какой-то ведьмой, обеспокоенной исчезновением с прилавков некоторых ингредиентов для зелий. Его сапоги оставляли в высоком ворсе ковра следы, и комната, пропахшая духами и чем-то приторно-терпким, нехотя принимала его вторжение.
На прикроватном столике на подносе стоял графин с огневиски и широкий стакан. Лестрейндж остановился перед столом, плеснул виски, и тут же эльфийка появилась снова, поставив перед ним серебряную вазу со льдом.
Три крупных кубика льда негромко потрескивали, постепенно тая в огневиски, а хлопок аппарации с первого этажа возвестил, что прибыл кто-то из хозяев.
Лестрейндж привалился бедром к столу, отпивая огневиски и вытаскивая из ножен волшебную палочку: Теренса Паркинсона он был бы рад видеть лишь чуть меньше, чем Элоизу.

Судя по легким торопливым шагам, явилась Элоиза.
Лестрейндж сменил позу на более непринужденную, отпил еще глоток, следя за дверью, но палочку не убрал. Любое доверие имеет свои пределы, если ты зверь, на которого открыта охота, а с миссис Паркинсон, помимо ее Обета, его связывала лишь память о Мальсибере и постель. Недостаточно, определенно недостаточно для того, чтобы оставаться безоружным в ее доме.
Думала ли Элоиза о том, чтобы заманить его в ловушку, или нет, но он не дался бы без боя, и она стала бы первой жертвой. И не последней.
Он ухмыльнулся в ответ на ее страстную просьбу, перехватил запястья и с силой сжал пальцами одной руки, наблюдая, как на бледной коже проступают отпечатки.
Взмахнул палочкой, невербально накладывая чары обнаружения, и удостоверился, что клятва, которую Элоиза принесла ему месяц назад, исполнена.
- Тот старик-владелец оказался крепче, чем казался с виду. Когда он ворвался в номер с палочкой наготове, Фадж даже не понял, что произошло, сидел себе на кровати, поднял голову с недовольным видом... А вот когда увидел меня в дверях, то вскочил, но не попытался напасть, а кинулся в ванную. Уинбли отправился за ним туда. У этого старикашки был отлично поставлен замах - Секо он наложил недрогнувшей рукой. Фадж завопил, выкрикнул, что мы не имеем права, что он Министр Магии. И тогда я наложил на него Силенцио и велел Уинбли расчленить его. Когда тот отрубил Фаджу левую ногу, тот пополз обратно в комнату, попытался вскарабкаться на кровать, дотянуться до волшебной палочки в мантии. Кровь хлестала как из недорезанной свиньи, и даже когда Уинбли отсек ему руку, он еще продолжал тянуться к палочке.
Лестрейндж облизнул губы, подтянул Элоизу ближе, склоняясь над ней. Его голос звучал неторопливо и негромко, со стороны могло показаться, что он нашептывает женщине слова любви, заставляющие ее задышать чаще и глубже, но он говорил о другом. О том, что она хотела слышать.
- А затем старикашка перерезал ему горло. Выпустил всю кровь из отступника, оставил его валяться посреди густеющей лужи на кровати, на которой Фадж собирался трахнуть тебя. Он даже не соображал, что делает. Империо не давало ему осознать, что он совершил. Я бы дал ему насладиться моментом, но должен был спешить: Непростительные заклятия отслеживаются, я не знал, сколько у меня времени до того, как авроры обнаружат, откуда поступил сигнал тревоги. Велев Уинбли сесть на пол и прислониться к кровати, я приказал ему перерезать горло и себе. Твой брат отомщен. Кровь того, кто не пошевелил и пальцем, чтобы отдать умирающему чистокровному магу последние почести, была осквернена грязной кровью Уинбли. Ты исполнила клятву. Фадж мертв.
Элоиза дрожала, припав к нему будто в изнеможении, и Рудольфус встряхнул ее, силой вкладывая в холодные пальцы свой бокал.
- Пей. Пей за смерть твоего врага.

Он ждал, как она отреагирует на его рассказ, ждал вопросов, недоумения, искры интереса или отрицания, но ничего подобного не случилось. Она покорно перехватила бокал, покорно отпила.
Лестрейндж ждал, следя за тем, как на ее щеки возвращается яркий румянец.
Болезненный блеск глаз Элоизы сказал ему больше, чем ее дальнейшие действия.
Миссис Паркинсон не отвратили кровавые подробности, не испугало и нахождение рядом с человеком, только что живописавшим, что случилось с другими людьми, один из которых не причинил Элоизе никакого вреда, а второй был влюблен в нее, хоть и из-за Амортенции.
Казалось, что эти подробности только пробудили в ней жажду, ту жажду, которая по жизни вела Лестрейнджа.
Рудольфус смерил Элоизу оценивающим взглядом, ухмыльнулся жестко и беспощадно на ее последние слова.
Она так отчаянно желала уничтожить все, что по ее мнению стало причиной смерти Мальсибера, что заслуживала этого шанса.
Исполненная клятва связала их двоих больше, чем любой новый Обет.
Лестрейндж поддернул манжету. На его широком запястье все еще тускло мерцала тонкий золотистый браслет. Клятва получила подтверждение, через пару часов не останется и этого следа, никакие чары не смогут отследить существование Непреложного Обета.
  - Чего ты хочешь? - грубо спросил Рудольфус, когда Элоиза вновь подняла голову, глядя ему  в лицо. Ее ответ читался в ее взгляде, на ее губах. Ей даже не пришлось просить.
Разворачивая Элоизу спиной к себе, он задрал ее тяжелую юбку, шагнул ближе, царапая тонкую кожу ее бедер расстегнутым ремнем. Женщина прижалась к нему, стоило лишь положить руку ей на спину, заставляя прогнуться и ухватиться обеими руками за прикроватный столик. Она была готова. Должно быть, с той самой минуты, как он закончил свой рассказ, и ему тоже не потребовалось много времени.
Отпустив Элоизу, Лестрейндж дотянулся до графина, вытащил пробку и поднес ко рту. Сделав несколько глотков, он отошел, приводя себя в порядок, опустился в низкое кресло у камина, похлопал по подлокотнику приглашающе.
- Я хочу знать, что тебе рассказал Фадж перед смертью. Ты влила в него дозу веритасерума. Ты спрашивала его о том, что я велел?
Короткая записка, оставленная для него Элоизой, содержала лишь краткий отчет, и Темному Лорду наверняка потребуется нечто большее. К тому же, Рудольфус собирался заставить женщину заманить в такую же ловушку, в которую она заманила Фаджа, и своего мужа. И ее желание мстить как нельзя лучше перекликалось с его собственными планами.