1995: Voldemort rises! Can you believe in that? |
Добро пожаловать на литературную форумную ролевую игру по произведениям Джоан Роулинг «Гарри Поттер».
Название ролевого проекта: RISE Рейтинг: R Система игры: эпизодическая Время действия: 1996 год Возрождение Тёмного Лорда. |
КОЛОНКА НОВОСТЕЙ
|
Очередность постов в сюжетных эпизодах |
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Вы здесь » 1995: Voldemort rises! Can you believe in that? » Завершенные эпизоды (1991 - 1995) » Дождь не может идти вечно (ночь с 27 на 28 декабря 1995)
Название эпизода: Дождь не может идти вечно
Дата и время: ночь с 27 на 28 декабря 1995
Участники: Фиона Макгрегор, Яэль Гамп
Бывают ночи, когда заслышав грохот на кухне и выскочив с чайником наперевес, можно невольно пожалеть, что твой гость не Рудольфус Лестрейндж…
"Дорогой господь, я благодарю тебя за возможность разделить с другими твой самый драгоценный подарок – смех. Я никогда не забуду, что это – твой подарок и моя привилегия. Поскольку твоих детей критикуют в их самомнении и приветствуют в их печали, это помогает мне помнить, что твоя глупость более мудра, чем наша мудрость"(с).
Бывают такие дни, когда хочется убить всех и повеситься самому ради грандиозного финала. Дождь за окном навевал мечты про ядерную войну, запоздавшим подарком на Йоль. Вслушиваясь в тихое безмятежное сопение дочери, которую напоила сонным зельем, журналистка прислонилась виском к стеклу, созданному видимо во владениях Снежной Королевы: такому же прозрачно-чистому и ледяному. Из щелей сквозило. Сидеть на подоконнике становилось холодно, но Фиона не пошевелилась. Слез не было. Давно кончились.
По правилам этикета и любых приличий положено надевать черное. Фиона сидела в небесно-голубом. По правилам этикета и любых приличий положено не смеяться и не шутить на похоронах. Фиона наплевала на правила. Окружающие недоуменно косились на хохочущую девицу в ярко-зеленых штанах и алой футболке, помогающую с похоронами и вглядывающуюся в лица, как в грязные окна чужих квартир. Лиса находилась с осиротевшими детьми.
На погребение Макгрегор не пошла.
Чета Мейсенов, пришедшая проститься, её поняла. Поняла ли, уходящая в собственную реальность, старшая подруга, Фиона не задавалась вопросом. По пути домой, умудрилась споткнуться и чуть не улетела в лужу. Ржала еще больше, представив себя в грязном виде перед дочерью, мама, называется, ушла на похороны, и чуть не уехав в Бедлам в компании дружелюбных санитаров.
Дождь за окном надоедливо моросит.
Мряка.
Долог путь до Типперери.
Палочка темнеется рядом.
- А что такое Беггинс? – заинтересовано спросил блондин, забыв прибавить традиционную «грязнокровку».
- Не «что», а «кто», - расхохоталась от чужого недоумения девочка. - Бильбо же. Большое путешествие, Мглистые горы, Лихолесье, Озерный город.… Вместо Жала будет, теперь только Кольцо-дающее-невидимость найти осталось. Не читал? Ага. Маггл написал. Вот, дурак! Она интересная.
Беггинс… - с тоской смотрит на лежащее изделие. Двенадцать дюймов обещанной неминуемой беды, задержавшейся на долгие пятнадцать лет. Бывшая не только вместо Жала, но и вместо волшебного кольца тоже; но так и не ставшая продолжением руки. Как все просто – с магией. Наверное, легкость в ней многих и притягивает. Читы на деньги, бессмертие, патроны, здоровье.… Хотя именно из своих сложностей и состоит прелесть жизни. Игры Фиона тоже предпочитала проходить на хардкоре.
Лучше уж, когда применяли Статут, ушли бы в холмы окончательно со всеми волшебными народами, со своими магглолюбцами и фанатиками чистоты крови, и чтобы ни одна сука носа в мир простецов не показывала, невольно думает она. Горько и зло. Лично я никого из племен Богини не видела. И ни один мне не сделал ничего плохого.
Уходите.
К Мерлину, за Море, на Марс, в холмы, в далекую-далекую галактику, другой мир, Тау Кита…
У-хо-ди-те.
Убирайтесь!
Прочь!
Джона хоронили без неё.
Она так и не смогла найти сил сходить к нему на кладбище.
Грохот, раздавшийся со стороны кухни, мог означать многое. Грохот на кухне мог означать ничего. Фиона бросает взгляд на мирно спящую дочь, которую сейчас и бомбами не разбудишь, начни те сваливаться на Лондон и, захотев раскатать его в блин.
Хватает волшебную деревяшку. Выскакивает в коридор.
Грохот на кухне оказался Элькой в таком начисто размонтированном состоянии, что Фиону даже пронимает.
- Кого хороним, закапываем, похищаем, убиваем, грабим?
Кратко и по делу.
Отредактировано Fiona McGregor (20 мая, 2016г. 15:00)
Всё очень просто, на самом деле - аппарация от Хогсмида к Хакни-Уик. На пустынных улицах промзоны не снег, как на севере, а противная морось дождя, вот-вот способная превратиться в лед. Яэль без зонта. Всегда можно его наколдовать - это же так легко. Сотворить из трости зонт, превратить человека в зверя, склеить, без всяких швов, разбитую чашку. Магия! Чудеса! А, в конечном итоге, могилы от людей остаются точно такими же.
И, в конце концов, смерть это смерть.
И потеря - это потеря.
Дурного министра или же замечательного друга. Минус один, минус два, минус миллионы.
Трагедия не становится меньше. Говорят, к смертям привыкаешь. Неправда - привыкаешь не дергаться и не выть белугой вслух.
Первую смерть, которую увидела, тот рыжий Король Лета, в затопленном замке... рассыпавшийся в пыль мальчишка, ушедший с последним поцелуем в лоб (а ведь так целует смерть), Яэль не забыла до теперь. И забудет ли?
Когда Гамп аппарировала, она заметила черного зверя в небе - фестралы уже не боятся летать над Хогсмидом. Впрочем, кого им бояться? И когда?
Мысли путались. Ведьма стояла посреди перекрестка, на распутье, во всех смыслах, и просто держала голову поднятой. Дождь может заменить слёзы, когда они закончились.
А потом ведьма решила, что у котов ещё есть корм и вода, а у нее нет никаких сил заходить в дом. Нет никаких сил - это даже смешно.
Но лиса, на которую охотятся, никогда не придет к своей норе.
Вот только и к чужой не хотелось вести следы отчаянного мрака.
Друг - человек, который примет тебя любым. Даже измокшим под дождем и втаскивающим на твою кухню неподьемный мешок своей тоски.
Яэль поставила трость к столу, тяжело опираясь ладонями на столешницу. Оттолкнула палочку подальше и посмотрела на встревоженную, вбежавшую Фиону.
- Плохая реакция. - Устало улыбнулась.
- Пьём. И больше ничего, пока. Я надеюсь, это протянется дольше. - Это было, по крайней мере, честно. Надеяться. Слабо, но честно.
- А я уж подумала – все. Открякала последняя волынка, прощай навек шотландский мой пейзаж… - мрачно усмехнулась. – Не ушиблась? Надо будет потренироваться в защиту.
И поставить охранные контуры над всеми домами близких не-магов. Так себе защиточка, да только другой не предоставили; как и страны и времени, в общем-то. Выключателем щелкать не стала, рассудив, что света из коридора для небольшой кухоньки и так достаточно. Деревяшку отбросила в сторону, будто гадюку в руке держала. Палочка стукнулась об угловой деревянный шкафчик с негромким звуком.
- Тэк-с…Что у меня вообще есть? – вытаскивая на божий свет бутылки из шкафа. – Виски, текила…абсент. Остался еще? – подозрительно глянула она на янтарную треть бутылки. – В холодильнике, вроде, найдется кой-какая закусь с утренним кефиром. О! Ликерчик еще есть!
Кампари притащила Марта, как раз перед последним Самайном. От алкоголя журналистка требовала лишь бы покрепче. Джона всегда потрясала эта её неразборчивость в спиртных напитках, и неприятие понятия «для вкуса». Пиво же Фионка терпеть не могла, утверждая, что пить этот прокисший квас, цветом напоминающий мокрое дело Бильбо, когда тот посреди коридора лужу сделал, невозможно. Все найденное добро выставила на стол, присоединив к нему стаканы. Налила в свой текилы, подруге оставила право выбора. Кстати, Эль ассоциировалась у журналистки с Маргаритой. Казалось бы – женский коктейль, да только сладость лишь прикрывает соль и горечь.
- Вот, думаю, может лучше сесть в уголок и подождать, пока все утрясется, а наш проклятый бронепоезд таки не сгорит и не слетит с обрыва? – сделала приличный глоток. – Волдеморт уйдет в монастырь, замаливать собственные грехи. Смертоеды переклафицируются в ансамбль магической народной песни и пляски. Лестрейнджи начнут выпуск собственного виски под названием «Семейная звезда Лестрейнджей» - который побьёт по популярности Огденское. Рудольфус Лестрейндж начнет воспитывать подрастающее поколение рассказами про бурную молодость, временами к нему станет подключаться Антонин Павлович Долохов, который, как добрый дедушка – уж не знаю: есть ли у него дети, но ни чо – усыновит – вечерами любит рассказывать внукам сказки. Бедные внуки… - негромко пробормотала женщина и снова ушла бредить. – Скримджер начнет производство конкурирующего виски с оптимистическим названием «Лестрейнджам – хуй!». Кёртис, отвяжется от защиты не требующих этого детей и займется учебной литературой. Ирландцы, помирившись с англичанами, организуют совместный туристический бизнес с древними замками и привидениями и потрясающими видами островов. Азкабан переделают из тюрьмы в русские горки. Министерство, всем составом, уйдет выращивать кукурузу на британской равнине.… Боги…Что я несу? Ты зелененькая, Лиска… - со вздохом заметила Фиона, у которой дома высыпался лишь сахар и кот. – Кому-то опять шлет мягкая подушка невзаимные любовные валентинки?
Макгрегор подозревала, что и сама непатриотично отливает цветом в слизеринский флаг. А еще она надеялась, что аврор не станет шарахаться от парочки кукол, в маленьких наручниках, валяющихся на подоконнике и изображающих семейную пару, сбежавших из магической тюрьмы бесславных ублюдков. Мэрил уж сильно пугалась новостей.
У Фионы был потрясающий талант "пробивать" все защиты словами. Наверное, потому и журналистика и, несомненно, потому и Рейвенкло. Лиса закрыла глаза, прикрыла веки всего на миг, но когда открыла, перед ней, на столе, уже стояли бутылки.
Взяла, не дрогнув, абсент, налила себе полный стакан. Полынь давно не ассоциировалась с горечью. Горечь - это смотреть в разрытое место для гроба и понимать, что будут ещё. Горечь, это приходить в дом к перепуганной матери, не знающей как уберечь свою дочь, кроме как умными и странными сказками, неся ей свою боль; горечь - это обещать выжить, когда не знаешь, как жить дальше.
Махнула содержимое стакана, будто бы то была вода. Поморщилась лишь после. Когда мир перекошен, не поможет даже смотреть через дно бутылки. Тот маггловский писатель был не прав, хотя и писал хорошо.
Фиона всё говорила и говорила. У Птички была эта манера - болтать, забылтывать, так скрывать свой ужас. Лиса же просто молчала и темнела лицом и взглядом.
Усмехнулась на замечание о зелени и общей бодрости, а потом пододвинула свой стул к стульчику подруги - так было, казалось, теплее. И не так часто можно было смотреть в глаза. Многие ли задумывались о том, что идя с человеком плечом к плечу, разучиваешься смотреть ему в лицо и следить за своей спиной? В Первую Войну на этом погорели. Многие.
Но мисс Гамп не собиралась предавать Макгрегор.
Хотя вопросы были.
Но ведьма еще мало выпила, чтобы их озвучить, а потому налила себе вторую. И достала сигареты, закуривая.
- Гореть и лететь с обрыва будем все вместе. Это остров, милая. Треклятый замкнутый остров, куда не беги - все равно тупик. Хочешь уберечь себя и Мэрил - беги на континент и дальше. Еще дальше. Туда, где заклинания не на латыни, и где вообще все чихать хотели на далекую войну. Беги туда, милая. Оставь этот ад, если еще можешь, хотя... чего уж там. Это ведь теперь и твоя война. - Лиса не спрашивала.
Подтянула к себе какую-то тарелку, вместо пепельницы. Выдохнула дым в сторону.
- Я в заднице, если честно. Выражаясь языком маггловского писателя, извини, сейчас имен не вспомню, - "в конце тоннеля был свет, но его источником оказался огнемёт". - Ведьма тихо рассмеялась, качнула стакан в подвыветрившимся абсентом, который теперь не обжигал до химических ожогов гортань, если пить неразбавленным.
- Моя репутация, репутация семьи, репутация аврората может пойти псу под хвост. А еще... я до сих пор не могу отпустить мысль, что если бы я тогда в августе, ну ты помнишь, сдержалась, если бы я тогда не шарахнулась от Чарли, может быть, он бы и не умер. Это всё какой-то... - Яэль махнула рукой. обрывая речь. Вновь выпила и докурила в две затяжки.
- Я была в Хогсмиде только что. Макгонагалл дала мне доказательства того, что убил Клиффорда не Блэк, если хочешь знать, хотя... кому я говорю. Милая, ты на кого работаешь и от каких пор твои статьи в "Пророке" не отличаются от общего дерьма? - Всё, Лису понесло, она знала, знала, что пить нельзя, знала, что не умеет кратко взрываться - только накатом лавины, только всю тьму сразу.
Форточка скрипнула и ударила громко от порыва ветра.
- Никуда мы не сбежим, - мрачно заявила журналистка. – Это – Лимб.Град Обречённый. А мы типа человечков бегущих по кольцу без надежды на белого кролика.
Аврорскую историю Макгрегор помнила. Тогда от комментариев она удержалась, но сейчас решила высказаться, пока эту Ответственность эпохи догрызал внутренний голос.
- Чарли? Ты и Чарли? Можно я, как со стороны скажу, м? Не смеши мою отсутствующую совесть, которой я все равно не пользуюсь! Ты всех мужчин проверяешь на «сталь» и исключение делаешь лишь для того, кто жрет твой мозг и не завоевывается с наскока. Который подойдет и прямо заявит: «Женщина, брысь в пещеру! Я буду охотиться на мамонтов, а ты жарить мамонтянину и родишь с десяток сыновей». Чувство, которое ты при этом испытываешь – это и есть твоя любовь. Любовь без надрыва, мучений, разбитых тарелок об стенки, побегов в оппозиционную армию – тебе неизвестна. Полковник Анна, блин! – Про Анну Макинтош Фиона как-то рассказывала. – А Чарли на Ангюса никак не похож. Это тебе надо за Макнейра, например, выходить. А, женат? Ну, общий путь ты поняла.
Махнула рукой. Иногда бывшая рэйвенкловка считала, что собственный язык живет у неё отдельной жизнью: как ляпнет, не подумав, и выкручивайся из нелепых ситуаций.
- Не обижайся. Это я так…в порядке общего бреда.
Репутация? Нет, она, конечно, знала, что входящие в «список 28» и близкие к ним по положению, заморочены на мнениях княгинь Марьях Алексеевых, но Яэль казалась ей более свободной взглядами, чтобы заморачиваться собственным моральным обликом в глазах народа. Два развода, дружба с магглокровками, участие в патриархальной слизеринской школьной сборной, отсутствие сопливых детей, служба в аврорате – уже характеристика для чистокровной ведьмы, семья которой входит в справочник, за редчайшим исключением, высокородных снобов.
- Тут ведь как…Репутация зависит от общества, которое легко меняет мнение. Vanta Heru Huivanna, – от всего сердца пожелала всем этим лицемерам свалить уже к волдемортам. – Поттера вспомни. А вот то, что аврорат может упасть в глазах обывателей – уж, извини, но не поверю. Чтобы у них поблек ваш светлый имидж бойцов с темнухой – это надо вам педофилов покрывать и бордель для тех открыть. Я очень надеюсь не дожить до этого восхитительного момента.
Хотела спросить, что такого жутко страшного произошло, что мисс Гамп считает себя в заднице, но не решилась. Иногда быть другом, значило уметь не вмешиваться и вовремя заткнуться. Захочет – расскажет. Тогда и будем ломать на пару головы. Фиона тоже далеко не все рассказывала о своей жизни, пусть и о некоторых её аспектах подруга явно догадывалась. Репортер в отделе криминальной хроники – это человек, который без мыла и прикрытия влезет в любую задницу мира и станет общаться с любым обитателем «той стороны». Журналистка не только доводить до ручки умела и язык, как помело, использовать. Числу собственных ролей теряла счет даже она.
- Следовательно, Блэк все же не псих, чье настроение зависит от левой лапы. Подстава… - коротко резюмировала она. Сделала приличный глоток текилы, не высказав удивление от вопроса и даже не подавившись. Она не первая с таким вопросом. А она все думала: когда же Лисичку, умудрившуюся попасть на Слизерин со своей болезненной самоотверженностью, прорвет? – А что не так? Он же твой близкий друг, с которым вы вместе в поезде волосы друг другу выдирали и на истории магии дрыхли. Впрочем…с Роули у нас было точно самое, но друзьями посчитать никто не смог. Хотя неплохая пара бы была: идиот и грязнокровка.
Первые пару дней, после убийства Джона, мысли ходили по замкнутому кругу: Роберт Локамп – нападение – случайное выживание – фраза Долохова – Роберт Локамп. Чтобы Рудольфус Лестрейндж оставил свою жертву – это сказочка с добрым концом для самых маленьких. Так что – отсрочка приговора. И как может быть связан её обаятельный наниматель с одной не менее обаятельной, но уже в другом смысле, известной организацией. Додумавшись только до головной боли – которая, похоже, в этом месяце решила снять у журналистки квартиру – плюнула на столь безнадежное занятие. Есть вещи, о которых пожелаешь не думать, предпочтя уютную норку открытому миру. Иллюзия ложной безопасности. Все равно, как имея глубокую рану на плече, натянуть рубашку и считать, что раны нет.
Определенно каждый в этом обреченном Граде был покрыт слоем совсем не шоколада.
Снова начинало тошнить.
Наверное, от себя.
- Какой ответ тебе нужен? Честный? Честный журналистский? Честный, в редакции для женщин? Честный джедайский? Честный исландский? – устало поинтересовалась женщина у аврора.
Отредактировано Fiona McGregor (30 мая, 2016г. 11:56)
Яэль об этом думала, когда читала истории Первой Войны - почему мало кто убежал, почему все оставались на своих местах и, лишь немногие, один из Селвинов, еще пара более-менее известных представителей древних фамилий; чуть больше - полукровок и магглорожденных предпочли сдаться, уберечь себя, уйти в тень и раствориться в туманах маггловского мира или вовсе - сменить географию. Наверное, потому что верили, что могут защитить свой дом, наверное, что парадоксально, потому что перемены для многих, особенно для архаично-конформистских чистокровных, были похожи на смерть.
Смерть и выбрали, многие.
Ну а многие прыгали в пламя, повинуясь принципам и чувству, что поступают правильно.
А Яэль вот начинала сгорать, потому что не считала, что сбежав, обретет покой. Да и покоя ей не хотелось, что было самым ужасным.
Выслушав, как подруга проходится по её романтическим чувствам и всей истории несинхронных напрыгиваний на грабли, скривилась и налила себе ещё. Лучше уж напиться в ноль, до сизых баргестов, чем воспринимать и вспоминать. Сколько их было?
Лучше не помнить.
Лучше смеяться. будто это смешно, когда даже любить по-человечески не умеешь.
- Да чего уж там... на правду не обижаются.
О репутации Аврората и прочей можно было просто кивнуть - правильно Птичка говорит, а вот дальше опять начинает темнить, ловко перепрыгивая с темы на тему.
Краем глаза Лиса замечает лист, исписанный неровным почерком, косится, выхватывая среди строчек имена, которые там не должны быть. Не должны быть в таком количестве.
"Когда ж ты успела? Когда ты успеваешь?!" - У Фионы тяга к танцу над обрывом, пусть журналистка и клянется, что это - не её. Пусть, со стороны виднее.
Яэль тянется, подхватывает лист. В гробовом молчании вчитывается. Ей плевать, что это чужая собственность и чужие мысли. Написанное - важно и опасно.
Можно было бы посмеяться дельным мыслям по поводу Шляпы и факультетов, но суть, как всегда, мелким прыгающим почерком и потом, почти что между строчек.
Становится больно дышать.
Её названная сестричка увязла в дерьме куда сильнее.
Любят не тех, кто возбуждает интерес, а тех, за кого страшно. Яэль это знает прекрасно.
Протягивает лист Макгрегор, цепляясь в плечо пальцами, заглядывает в лицо. Если бы Лиса вспомнила как плакать и выбрасывать весь стылый ужас, перетравлять его во влагу, она бы разрыдалась. Но слёзы закончились на разговоре с Минервой. Сейчас было выжигание изнутри. Всего, что болит и ещё дышало, жило.
- Честный. А я тебе расскажу, что одно из имен на этом треклятом листике мне тоже знакомо и это - часть того болота, в котором я тону. Хочешь? Тогда говори, Птичка, пока я еще относительно трезвая и держусь от истерики и желания закинуть тебя и Мэрил к деду, требуя с вас Непреложный. Хочешь так? А я могу. Я сейчас прекрасно понимаю моих хитрых родителей. И даже прощаю их. - Мисс Гамп редко злилась настолько ярко: когда привыкаешь держать негатив в себе, становится легче жить, пока не споткнешься, а потом от боли будто вскрывает наизнанку грудную клетку.
- Фиа... мне страшно за тебя.
А из зала мне кричат: «Давай подробности!» (с) А. Галич
Замечает, что подруга нашла её размышления, тяжко вздыхает – не быть ей Джеймс Бондом, нет бы, сжечь после написания – встает и дотягивается до волшебной палочки и пачки сигарет. Прикуривает, лишь чудом умудрившись не лишиться бровей и ресниц. Определенно, не быть ей и бытовым магом.
…видишь сказки, что пеплом стали в этой сталью дышащей мгле? видишь, пламя горит сквозь время, и сочится доселе кровь? я пытаюсь в тебя поверить, ты твердишь «не секла голов, не меня вы уже встречали, и не мне покорится меч», раз уверенно жмёшь плечами, что я должен тебя стеречь?! отправляйся же! путь твой – вязкий, замок виден издалека. да, финал этой горе-сказки, к сожаленью, в твоих руках. а моя из узлов дорога снова ляжет к врагу во стан….*
Пить явно стоит меньше, усмехнулась, рассматривая пару стоящих на полу бутылок после виски. Подозревать Лису во всякой политической гадости не желала, не хотела и не собиралась. Даже паранойя молчала.
- Предпочитаю не давать обещания, которые не смогу выполнить.… «Опасность – неизбежный спутник моей профессии». А дочь и сама думала до весны к старому Лису отправить… - по губам скользнула слабая улыбка. – Все-таки шанс.… А еще упросить сохранить юного сквиба Кая-Криса, который очень дорог Снежной Королеве, но, увы, в этой сказке и королевы не всесильны… Чёрные Всадники – сильней.
Она знает – Элька поймет. Толкина она читала – сможет перевести. Андерсон, кажется, её тоже знаком, но то, что миссис Малфой – это Снежная, журналистка точно не проговаривалась.
- Не бойся за меня, Белая Леди Рохана. Я смогу все… - устало-горькая улыбка. – Из меня с восьми лет растили стойкого оловянного солдатика, который знал, что должен, просто обязан, защищать тех, кто слаб и младше. Еще на пятом курсе на расширенную ЗОТИ отправляли, и сильно удивились, что я всех послала и взяла прорицания, ибо не хотела в хит-визарды. А то, что у этого солдатика цена – кнат в ярморочный день, видимо решили не стоящим их внимания.
Махом осушает стакан. Наливает повторно. А ведь она предупреждала самоуверенную рыжую, что Рудольфус ничего не забывает. Слишком много пугающих слухов до сих пор ходило про этого человека, чтобы не понимать – он всегда доводит дела до конца, выполняет обещания и не повезло тем, кто привлек его внимание.
- Ты гуляешь одна? – удивленная улыбка у черноволосой взрослой девушки. – Ты же…магглорожденная, так?
- Я уже взрослая! – гордо. – Мне почти двенадцать лет. И я – человек!
- Ну-ну. «Взрослая», - смех в ответ. – И что «человеку» нужно купить?
- Целый список какой-то фигни…. -пробурчала. – Мантии какие-то, шляпы…остроконечные…Я им что – клоун? А как у вас мелкого зовут?
- Невилл… - снова смех.
- Теть.…А уезжайте осенью… Имперские штурмовики поджог устроят.
Махнула головой. Да уж. Фиона Макгрегор с детства очень сильно любила кино. Зато про Рэйвенкло и Гриффиндор именно тогда, летом восемьдесят первого, и рассказали. Про барсуков и змеек познавала уже на практике.
- Имен? Если это один из братьев – смело вписывай второго! Они просто не разлей вода, не разнеси динамит и Конфинго.
Кончились слезы. Да и зачем они? Из них куются самые острые клинки, и ничего не может закалить их лучше боли. Когда больно от чужой пустоты – на место любви приходит ненависть. И месть. И та помогает нанести удар.
- Произошедшее в декабре тринадцатого – тебе известно. Король-Чародей, почему-то, не дал закончить со мной Рудольфусу. Однако, еще до него, в ноябре, приглашает к себе одна из сотрудниц, предлагая подработку. Я согласилась, пришла. Там мужик. Обаятельный, что твой сосед-алкаш, когда десятку занимает. Предлагает писать статьи, рассказывая о Ранкорне: мол, он такой хороший – преступника там обезвредил, вдовец и вообще, херувим с магическими крыльями, только в рай не берут. Я согласилась. Что нам слегка не по пути, узнала лишь после. Ты же меня знаешь – я предпочитаю выполнять работу качественно. Ну а с одним из Всадников познакомились случайно днем. Я ходила Джона проведать.
С ноткой гордости заметила:
- У меня вообще на всех последователей Темного Властелина досье есть. Не знаю, что меня дернуло рядом присесть… Понимаешь….Я встретила брата Джона. Угадай вопрос, который он мне задал…. – и, не дожидаясь ответа, продолжила. – «Кто?» Что я могу ответить?! Блядский Статут! – голос все же сорвался.
Стекло тоненько зазвенело.
Журналистка прерывисто вздохнула. Рисковать ставить заглушающий звуки щит не стала. Если у неё вместо небольшого огонька – небольшой костерок из палочки выходит, а вместо воды – чистый спирт, то трогать заклинания бытовой магии высших курсов станет только самоубийца.
- Итак.…Как я сказала – Рабастан Лестрейндж на скамеечке собственной персоной. Истинный британец. Характер – приближающийся к нордическому, стойкий, вздрагивает из-за песен, молчалив, прямолинеен, скрытен. Репутация хорошего мальчика, был, состоял, привлекался, имеет целый список жертв, пожизненное; так как судья на тот момент был добрый и не захотел давать десять лет без права переписки, которые, как известно, пережить нельзя. Короче говоря, сидит такой мрачный неразговорчивый мутный тип, постоянно пребывающий в плохом настроении. Обливейт предлагал, ибо нахрена я тут. Ну не могла же я ему сказать, что у меня бастард, от, мать его, Роули! Ох…Эль….знаю, что не говорила…Это не тот случай, когда стоит говорить про незадачливого попашу. А то… найдется своя Серсея.… Называл: совестью мира, магглой, провидицей, маггловским выродоком, оккупантом…Ммм…. Может что-то пропустила. Грязнокровкой, почему-то, не назвал ни разу. Я мистера Опасность в ответ, в общем-то, тоже разными добрыми словами приголубила. Так что – мило поора…. пообщались. У него в голове голоса какие-то разговаривают – от маггловской медицины отказался наотрез, вместе грабить аптеку тоже, предпочел читать дальше свою медитацию. Навешала на него шоколадный долг – сказала, что ниче не знаю, но с него шоколадка теперь. По-моему мы разошлись в бурном взаимном восторге.
*Булгакова
Фиона закуривает и старшая подруга за ней, как и когда-то: кто же еще мог научить курить чистокровную ведьму? Как и тогда, давным давно, при первом неудачном браке, молчание под сигареты дается легче, хотя Лиса знает, что это - отсрочка. Птичка будет петь. На то она и Птичка, сколько бы не считала себя зверем пушистым и хищным.
Ведьма кивает, довольная тем, что с разумностью Макгрегор всё на месте. И замирает, слушая новые имена. Сказку о Снежной Королеве Лиса узнала, вот только кого уже Фиона успела отрядить на эти роли? Кого пытается спасти? Уже - спасти.
- Пусть будет Кай. Пусть тоже будет у деда, я поговорю. - Детей следует беречь, во что бы то ни стало; они же не виновны, что мир взрослых - такая клоака на трясине.
Сигарета докуривается быстро.
Если Птичку и растили оловянным солдатиком, то в душу впихнули, почему-то, хрусталь, он звенит, звенит. И трещит, крошится. Пьяная ведьма это чувствует прекрасно. Наверное, потому что сама подьедена настоящим миром. И никакая на не Белая Леди - не бросится хватать за повод или цепляться в стремя, хотя... примет бой? Конечно же. И не раз. Потому что это её мир. И она за него, тоже, в ответе.
Яэль машет кистью, показывая, чтоб ей тоже налила, чего бы там Фиона не пила, мисс Гамп с ней продолжит. Хотя сушат они чаши горькие.
И тут начинается сказка такая, что впору хвататься за голову.
Но Лиса лишь обнимает крепче подругу и названную сестру за плечи. Дурёха такая, волосы выкрасила - будто бы это поможет. Будто бы рыжим везёт. Будто бы хоть одна примета, кроме "встретить Пожирателя - к беде" срабатывает.
И, слушая о Ранкорне, встрече с братом неслучившегося мужа, слушая уже о Рабастане Лестрейндже, с неудовольствием отмечая, как замирает, переставая дышать, Яэль темнеет лицом сильнее. А потом кашляет, давится и налитым и воздухом, слыша чья дочь Мэрил.
А потом поправляет себя мысленно.
"Дочь Фионы Макгрегор. Этого хватит".
И дальше, больше, больше снежным комом.
И так странно и страшно - радоваться, не просто потому, что Рабастан не убил, не покалечил, не причинил зла Фионе, а потому что это именно он не сделал ничего дурного. Будто камень с души падает.
И это хреново.
Очень.
Потому что Минерва Макгонагалл не знала, да сама Яэль Гамп не знала, что перепахала себе душу этим знакомством и, кажется, прорастает что-то очень забористое да дурное на этой почве.
Лиса прикусывает себе ладонь, держит за зубами то, что хочет сорваться матом.
А потом осушает стакан, вновь машет, чтобы Птичка подлила.
- Теперь, когда всё вверх дном, берегись посторонних заказов на работу, пожалуйста. И... - Переживая приступ икоты, не рискуя смотреть в глаза. - И не гуляй по кладбищам, не приставай к людям. Не узнавай никого, пожалуйста. Следующего шанса на везение может и не быть, это младший Лестрейндж такой... - Рыжая ведьма осекается. Она не может выразить какой такой её недоученик.
Комкает край своего рукава.
- Не надо. Не смей, пожалуйста. Береги себя. - Просит, потому что требовать от Фионы Макгрегор этого не легче, чем требовать от дождей и туманов прекратить быть над Англией.
Закрывает глаза.
Яэль очень хочется всё рассказать, но сегодня уже хватило того, что Минерва сказала и как смотрела.
Еще раз рыдать, вытряхивая из сердца все сомнения и переживания, Лиса не хочет. Было бы из-за кого рыдать!
- Я тоже с ним пересеклась и, как видишь, живая. - Этого должно хватить. Без подробностей. - Но это всё. Больше такого шанса не представится у тебя, запомни. И у меня. - Лжет, почти лжет или себя сама обманывает Яэль, стараясь не думать, не ждать.
Мама всегда говорила, что следует играть теми картами, которые сдала судьба. Картами Яэль были ум, красота и происхождение – и странно, что она этого не понимала. Картами девочки, нелепо попавшей в темную мрачную сказку, где добрые волшебники не всесильны, и не смогут ни воскресить, ни спасти, ни даже жить без предрассудков и диктатуры, были лишь слова. Впрочем, мисс Макгрегор не жаловалась. Она любила их. Ей нравилось играть словами, будто ребенок разноцветными стеклышками, перекатывая их на языке, будто драже с любым вкусом. Алые, волшебные, кровавые, морские, небесные, дымчатые…
Звучание некоторых таило опасность. Акромантул. Дементор. Убийца.
Звучание других напоминало о свете. Патронус. Кошка. Дочь.
Третьи – страстные, эротичные. Амортенция. Круцио. Кровь.
Четвертые меняли значение по мере взросления. Волшебник. Фестрал. Слизерин.
Оказалось, что панацеей алкоголь все же не был.
- Это мое кладбище! - взрывается магглорожденная. – Где теперь есть одна могила, которая появилась благодаря вашим blaigeard преступникам. Которых вы, leam-leat потомственные маги, так и не смогли перебить sa diabhal! Тогда было три человека! Три! И попробуй доказать, что этот tolla-toine не приходил с trusdar братом в Сохо!
Взрыв утих также внезапно, как и появился.
- … ощупью ходят они во тьме без света и шатаются, как пьяные*, – пробормотала журналистка. – А я схожу другим путем!
Обычно, именно после этой фразы все шло наперекосяк, и девушку частенько приводили в полицию, но в этот раз она и вправду надеялась на лучшее!
Фиона посмотрела в зеленеющие глаза и поежилась. В них проглядывала стылая бездна, серебряной змеей свернувшись на дне изумрудного зелья. Как только Элька еще держалась? Впрочем, держалась ли она – не хваталась ли за любую соломинку? А Фиа как раз и была одной из соломинок…
Ответственность. От этого тяжелого слова журналистка была готова бежать куда угодно. Но она должна. Не глупой своей идее, ни дурацкой этой стране, не гадким этим людям. А подруге. Сестре. Куме. Духовная связь не менее тесная, чем кровная. Родная кровь – последнее что остается, когда все остальное разрушено, сметено и развеяно в прах. Над Северным морем.
- У тебя к нему чувства, - подытожила женщина. – Рассказывай… - прозвучало весьма жестко – Фиона и сама от себя такого не ожидала. – Всё рассказывай, или я кину Vilassio и, клянусь, ты все равно всё выложишь.
Темная сторона мисс Макгрегор.
Веритасерума у неё в запасе не было.
Но. Ей. Надо. Это. Знать. Потому что она ответственна за упрямую глупую светлую Эльку, которой явно Шляпа предлагала ало-золотой факультет, не меньше, чем младшая кровная сестра в их чистокровных семьях.
А значит – цель оправдывает средства.
- Или расскажу всё твоему деду.
Темное заклинание правды было бы милосердней.
*Иов.12
Vilassio - Заклинание правды. R
Отредактировано Fiona McGregor (12 июня, 2016г. 03:40)
будто бы можно остановить стихию или человека в его горе. Фиона кричит, а Лиса смотрит, даже не морщась - Макгрегор имеет право кричать, вот только это глупо.
- Я ничего не собираюсь доказывать. Кто бы ни был тогда в Сохо, Джона уже не вернуть. Это всё. - "Я соболезную твоей утрате" - самая глупая фраза на свете. Рыжая ведьма просто смотрит на подругу, стараясь уследить и за тем, чтобы все предметы в комнате не начали трястись или готовиться к взрыву: это Птичка, она может все. Птицы, ослепленные, сумасшедшие... падают, бьются о камни.
Яэль выдерживает взгляд подруги, которую знает, кажется, вечность, больше и горше чем та, что была льдинками букв для маггла-Кая. А потом вздрагивает от удивления, едва не давится и выпивкой, и воздухом.
- Что?! - Удивляет больше само предположение, чем угроза чар правды. Удивляет настолько, что мисс Гамп замирает. Зелень взгляда становится ржавчиной щита в бронзе. Зеркало взгляда оборачивается глухой стеной, когда ведьма смотрит, будто в никуда, в себя, пытаясь понять, что и почему так сказала подруга, названная сестра.
- Нет. - То ли на угрозу, то ли на предположение. - Аврор и анимаг качает головой. Она не хочет рассказывать о сделке с Пожирателем Смерти. Это не просто личное, это - запредельное. И она уже выложила слова правды Макгонагалл, подставляя любимого учителя под удар.
Но когда Макгрегор, уверенная в том, что сила её слов верна и действенная всегда и всюду, угрожает Уинстоном Родериком Гампом его внучке, Яэль резко трезвеет, выравнивается, распрямляет плечи и немигающе смотрит в глаза то ли обвинительнице своей, то ли невольной свидетельнице греха.
Свидетели долго не живут.
Вот только милосердие умеют проявлять даже Пожиратели Смерти, как оказалось.
И милосердие мисс Гамп - простить Фиону.
За предположение, за угрозу, за гнев.
Терновым венцом обхватывает голову боль.
Яэль тянется к своей палочке, вертит её в руках бездумно. Оставляет в руке, потом наливает себе еще выпить, глушит как воду - в два длинных глотка, не чувствуя ни запаха, ни вкуса.
Она должна ответить.
Определенно, должна.
- У меня нет к нему чувств, Птичка. Прекрати. Ты пьяна, как и я, но недостаточно, чтобы колдовать напропалую. И недостаточно, чтобы аппарировать к защищенному дому моего деда, куда тебя магия может и не пустить. И совы ты сейчас не найдешь. Хочешь моей правды - слушай.
Яэль ненавидит воевать, тем более - с дорогими людьми.
Вот только это ей часто приходилось делать...
- Мы встретились однажды, случайно, в лесу. Я была лисой, а он шёл по своим делам. В ходе небольшой охоты друг за другом, мы немного покидались проклятиями, когда я вылезла из чар-сети и превратилась, а потом я сделала вид, что его не узнала. И он мне поверил. - Самая гнусная ложь - полуправда.
Нет ничего о обливиэйте, о походе Лестрейнджа в оборотке с её волосами, нет ничего о заброшенном здании и ссоре на ссоре, между которых - разговоры о природе чар обращения и истории множества смертей, названной Войной.
Этого нет. Яэль не хочет. Она боится, что Макгрегор всё поймет по-своему, вскочит и взлетит, чтобы потом, в крутом пике, разбиться головой бедовой о камень. Фиона - бочки с порохом, раскрашенные радугой и слишком короткий и тонкий фитиль. И неизвестно только - когда и на сколько хватит силы взрыва.
Лиса не собирается становиться его причиной.
Иногда, чтобы уберечь, нужно чтобы тебя возненавидели.
- Можешь меня проклинать сколько хочешь, Фиа, но лучше - выпей и забудь.
Не вернуть. Верно. Но отомстить обидчикам никто не запрещает. Интересно, чтобы она сказала, если бы на месте Джона была бы её бабушка? Так же тявкала на тему всепрощения и невернутия? Почему-то Фиона сильно сомневается. Но вопрос «Что бы ответил твой дед, если ему так сказали?» не срывается с губ.
- Я вообще в аппарацию не умею, - хмыкает уточняюще она, потирая небольшой новенький шрам на левой руке.
Лисе – аврору – поверил. Фиону – журналистку – не убил. Не то чтобы, она мечтает о смерти или желает её эльке; просто поняла, что стратегическое мышление у этих ребят ниже плинтуса. Видать борьба за чистую кровь победила разум. И почему тогда десять лет поймать не могли, таких глупых смертоедов? А Рабастан так вообще с Рейвенкло – и даже обливейт не догадался кинуть напоследок. Шерлок, в клубах дыма, заметил, что кто-то брешет, как Черчилль. Мисс Макгрегор тяжело вздохнула, качая головой – врать Лиса так и не научилась. Когда-то она смотрела фильм «Великая иллюзия», про первую мировую войну, где немец-аристократ сбил двух французов из разных сословий. С французом-аристократом он быстро нашел общий язык. Поэтому она молчит. С входящими в список двадцати восьми, как с аристократами, следует вести себя, как с тяжелобольными – во всем потакать и не давать повода в чем-то заподозрить. Она нередко забывает об этом. А жаль. Следовало бы помнить.
- Ах, все на свете знают, что беда. Красавицею рыжей уродиться! Ах, если б смыть могла озерная вода клеймо мое несчастное – лисица... – насмешливо пропела женщина, доливая текилу.
Снова переставший спать Карфаген, девяносто пятого года, должен быть разрушен.
Теперь уже окончательно.
Не должно остаться этих чистокровных.
Пусть будут только маги, не-маги, оборотни, домовики и прочие волшебные существа.
- Лиса с охотником? Звучит ужасно дико! Ах, сударь, бросьте этот странный бред! Свидетельствуй, поляна с земляникой: ведь я отвечу, без сомнений, только… - допевать не стала. – А тебе не кажется, что мы слишком часто забываем то, что забывать не следует? – заметила Птичка. И перевела стрелки. – Знаешь, почему я так и не решилась Джону открыть о своей тайной жизни? Потому что так и не могла понять: что он во мне нашел. Инфантильная, болтливая, раздражительная особа, с капризным вздорным характером. А тут еще и ведьма – вот же незадача!
Короткий смешок.
Да только кто послушает лисицу,
Когда охотник все давно решил дела...
С ошейником придется мне сродниться –
И... не сказать, чтоб против я была!
Фиона темнела лицом всё сильнее и в глазах её появлялась какая-то такая темная, затравленная муть. Но Яэль не была трезвее, да и не в том состоянии, чтобы рассматривать и, тем более, чувствовать вину за чужие чувства и эмоции.
Птичка снова пела свои песни, уже не срываясь на гэлик или другие языки. И всё равно - казалось, что еще немного заговорит и заколдует. Похлеще любого Империо, оставляя звенящую пустоту в чужом рассудке.
Яэль нахмурилась, потирая виски.
- В конце концов, какая тебе разница, что он в тебе нашел? Что найдут другие? Нашел и хватит. Я уже через это проходила, Фиона - искала одобрения или искала слов любви. А потом оказывалось, что те, кто любил "по причине" - ублюдки и мудаки. Джон был... - Запнулась, понимая, что режет по живому. - ...хорошим человеком.
Но Лиса больше не хотела говорить о мести. Сама знала, что не простит того, кто убил её бабушку, Чарли, Джона, но... это не мешало жить здесь и сейчас. Жить и держаться за настоящее. Свои мысли даже не грели, но и не холодили.
Кто-то напивается в шум и дебош, а она - в отстраненную нелюбовь ко всему миру и понимание его, такое же отстраненное.
- Ты идеалистка, Фиона. Куда похлеще меня. Еще и ищешь связи там, где быть их не может. Ищешь причины и способы как всё изменить, забывая, что меняться хотят единицы. Меняться больно и каждое изменение - через потерю части себя, части своего мира. Думаешь. почему мы так боимся слияния миров? Думаешь, почему я никогда не смотрю на мужчин без дара магии? Я боюсь перемен. И это нормально. Не суди нас, Птичка. Мы все бегаем замкнутыми кругами своей боли и... когда к тебе приходят сказать, что болит и страшно, просто налей и молчи. Мне не надо советов и рецептов спасения, я их сама найду... - Речь, пусть с паузами и спотыканиями, лилась. И Лиса смотрела больным взглядом на подругу. - Мне нужно только услышать, что кто-то останется на моей стороне, даже если от мира ничего не останется. В конце концов, любят не за что-то, а вопреки...
И вот теперь женщину повело. Она уцепилась в край стола и вздохнула. Последний стакан был лишним.
- Извини. - Вставая на нетвердых ногах, закрывая рот ладонью, хватаясь за стены, уходя из кухни.
- Был, - соглашаясь, кивнула. – И отдавала тогда, все что имела. И не жалею.
Лиса говорила, будто со стороны незримого стекла, очень правильно и хорошо. Но с другой стороны стекла. Фиона ухмыльнулась и вновь, машинально, потерла оставшийся шрам на левой руке после эпической встречи с местными назгулами. Если бы могла знать про левую сторону Рудольфуса – почему-то так и оставшегося без клички – хохотала бы долго.
Смерть оплачивается только смертью.
Рабастан или Беллатрикс?
Все песни о боли. Даже в веселых напевах можно найти отзвуки страданий.
- Я не могу это сделать… - покачала она головой. – Мне жаль всех. Я смеюсь над всеми. А изменения…. Изменения – постоянны. Даже наше Солнце через несколько миллиардов лет превратится в карлика, перед этим сожрав Землю. Ты – наследница древнего рода! Хранительница домашнего очага и далее по тексту. Это твоя суть. Твоя природа. Судьба. Я же выбрала в этой сказке иную: изменения, шутовство, хаос. Но не в моих силах сохранить что-либо,…даже если хочу… - горько улыбнулась женщина.
Любовь к человеку – штука вообще довольно неприятная; особенно если объект любви сильно отличается. Может, предки и правы были, предпочитая не мешать тараканов с овсянкой и разделяя любовь и свадьбу. Может она зря тогда, будучи сопливой одиннадцатилетней девчонкой, вцепилась в дружелюбную – пусть и чистокровную – старшекурсницу, хватаясь за ту, как утопающая в глубоком темном омуте. Может зря она переспала с Роули, и получила на свою голову – вот уже восьмой год – неугомонную белокурую проблему, поджигающую магией шторы. Может зря мать встретилась с тем незнакомцем, разбрасывающим свои гены, где попало – тогда бы никаких раздражающих обывателей ведьм-журналисток, с колокольчиками, и в природе не существовало.
- Ты в таком виде домой собираешься? – обалдела Фиа, любуясь на пошатывающийся темный женский профиль, будто дерево на вольном ветру. – Ага, мне же твой дед голову потом открутит, что с попустительства закончилось аппарирование некой Яэль Гамп в жерле вулкана, и хорошо, если не в грязной комнате среди милого народа с лозунгом «Женщина? Пусти по кругу!»; а этот твой ненаглядный Рабастан Лес…тьфу! ну и фамиличка… круциатусом влепит. А мне еще от его брата – «Амон Гёта» – не понравилось!
О! Нашла-таки прозвище.
Осталось найти для Рабастана.
- Короче, - резко махнула она рукой. – Ночуй тут.
Почему-то показалось, что в комнате очень холодно. Фиону зазнобило. В последнюю неделю мерзла она часто. И, невпопад, заметила.
- Французы говорят, что если у дамы есть только муж – она обделенная; если муж и любовник – порядочная, если несколько любовников – гулящая, а если вообще никого…. – вставать и подходить к Эльке не рискнула. – То – дура! Ой, только не подзатыльники – у меня и так голова плохо соображает. Я это введу к тому, что сижу и размышляю: в каком статусе мне было бы уютней. Мне говорили, что такое может случиться, - снова перепрыгнув собственную мысль, закончила она. Что если она полюбит непосвященного – это будет больно. Забыли только прибавить, что любая любовь «грязнокровки» приносит боль, ибо радеющих за чистоту расы…крови волнует именно магглокровка. Забавно…. Дед чистокровного Мейсена воевал на Восточном фронте, имея деда – служившего Российской империи, Вебер – женился на английской грязнокровке; как-то Фиона встретила на вечеринке не-магов русского, который говорил что-то на счет «чурок», загонялся насчет телегонии и оправдывал коллаборационистов. У англичан же таких было полно.
Внуки проигравших и победителей. Дед – революционер, сын – жил в империи, внук – разрушил эту самую империю. Любите, граждане, внуков – те отомстят вашим детям.
На счет сторон она промолчала. Она предложила остаться. А значит, зачем очевидные факты?
Ночь за окном была дождлива и темна, однако затаившемуся в сумерках города, Тоттенему, она бы не доверяла – даже смертожорам даст прикурить. Поколение живущих тут медленно сходило с ума, пило горькую, дралось «розочками», и разрушало все, что было еще целым. Что ему какой-то неведомый Волдеморт, бегущий своей дорогой к странной кирпичной стенке с выбоинами и пятнами?
- И смутился дьявол, и увидел, как ужасно добро…
«Какая холодная будет зима - и лошади чувствуют эту зиму. Хватит ли, хватит ли мне тепла, даже не до конца, хотя бы до середины*... Прости Эль. Но твоему грязно-болотному остановившемуся во времени мирку я вынесла военный приговор».
Раньше она не делила мир на «наши – не наши». Но это проходило мимо сознания Фионы, как и многое-многое другое.
Яэль удалось пережить и переждать приступ слабости и она даже не икнула, лишь больными, ошалевшими глазами, качнувшись, повернувшись, вернувшись на кухню, посмотрела на подругу.
- Я в туалет шла. - Слабым голосом. - Прости.
Лишь через пять минут вернулась.
Когда тебя выворачивает, скручивает будто все внутренности, кровь приливает в голове, как раз очень ясно и четко, посреди пьянствования, возвращаются и встают рядком мысли.
Одна из них упорно не отпускала.
Вернувшись, умывшись, Яэль устало посмотрела на журналистку.
- При чем тут мой ненаглядный Рабастан?! И он не мой и не вот это вот всё. Всё. Наливай еще по одной и я точно ночую тут. Может даже тут, прямо на кухне. Домой я не собираюсь. Перебьются как-то коты без меня. На крайний случай - сожрут соседей.
Птичка всё говорила, теперь, попеременно, называя или завуалированно называя кого-то из них дурой. Кого именно - понять мисс Гамп сейчас было уже сложно.
А потом Фиона утихла.
Резко. Будто горящую свечу погасило ведром воды.
И Лиса от этого тяжелого, гнетущего молчания, от этого немигающего взгляда Макгрегор, уперевшегося за занавески, стекло, дождливую хмарь, в стену противоположного здания, стало холодно и страшно.
Ей, аврору. Ей, волшебнице. Ей... человеку.
Всхлипнув-вздохнув, Лиса подошла к подруге, крепко обнимая ту за плечи, баюкая, будто всегда знала как нужно покачнуться и устоять, продолжая амплитуду колебаний, даже когда пьяна.
- За стеной не всегда есть следующая. Но лучше думать, что мы возведем мосты. Пойдем спать, моя милая, пойдем? Я никуда не денусь. Ты прости, что пьяна, что наговорила глупостей. Это тоже война. Но тут её не должно быть. Всё хорошо, моя Птичка, давай пойдем спать?
- Да хто ж тебя знает? – флегматично заметила Фиона. Лично она бы уже давно обиделась за собственных родных магглов, а у чистокровных – вон какое терпение, даже Рабастан от зеленой вспышки удержался. Впрочем, взгляд собеседника тогда надо было фоткать на память – ибо был он просто не-за-бы-ва-ем. Особенно, когда журналистка предложила официальному профессиональному преступнику, по мнению левых и пламенному борцу за свободу чистоты крови, по мнению правых, ограбить аптеку. Похоже, убийства на месте больных наголову даже их страшный и безумный Темный Лорд не одобрял.
Свобода, равенство, самостоятельность…. Тьфу! Можно подумать – чистокровных колдунов как-то ущемляли!
Повисшая тишина в кухне, после ухода подруги, звонко давила на уши. Волшебный мир ей жутко задолжал, почти как она местному королю Ангмара – о, иронии судьбы, спасибо хоть без долга жизни прошло,…хотя кто эту психованную магию знает? – что она в любом случае потребует возращения долга с него. Глаза наткнулись на лежащую на подоконнике статичную фотографию, где женщину, жутко не любившую фотографироваться, таки поймали и заставили запечатлеться для потомков. Летний день, смеющаяся Фиона пытается скрыться от фотокамеры, но Джон с Мэрил нагло держат её, не давая улизнуть. Вместе, Рудольфус. Я вас точно запомнила. Впрочем, мир все равно воздаст вам за это. Мир вообще такой – всем все вернет, не спрашивая твои счета это или нет. Короткое имя, которое вы проорали… Рабастан…Нет. Не подходит. Не короткое. Вернувшаяся, будто с того света, аврор отвлекла журналистку от размышлений.
- Ой, ли? – вкрадчиво заметила женщина. – Напомню: он Лестрейндж. А что заприметил яжелестрейндж – то может смело писать завещание или прощаться со свободой.
Ей относительно повезло. Старший мог всего лишь запомнить девицу с баллончиком, как выжившую после их встречи – жертву. А мог и не запомнить. Да и у несправедливо обиженного авроратом скамеечного сидельца было лицо явственно показавшее, что более он, Рабастан Родерик Лестрейндж, почти сорока лет и пятнадцати лет отсидки, видеть сумасшедшую журналистку в жизни больше не хочет.
Яэль так, похоже, не повезло.
Мосты? Она раньше, еще два месяца назад – а, кажется, два года – тоже думала о единении. Потом судьба выставила счет и явно еще не решила, что она забрала свое. Возможно, её собеседник по ту сторону скамейки мог поделиться этой жизненной мудростью, да только вот до этого их разговор так и не дошел.
- А! – резко махнула рукой Макгрегор. – Тут – наука, там – магия и все так и хотят получить сверхчеловека! – криво ухмыльнулась. – Выйти за пределы разумного, мать их. А войны, Лись, такая штука…. Если начало палить – фиг ты свалишь от выбора стороны. And oh, my dreams, it's never quite as it seems….А если за этим стенами мы окажемся по разные? – совершенно трезвыми глазами глянула она на подругу.
Вопрос был риторический.
Мрачно хмыкнула. Какое-то их поколение выходило начисто изнасилованным. Какую только страну не возьми, на каком только уровне…может только США повезло – то-то штатники лезли во все дыры без мыла.
- А на кухне спать не надейся. Тут холодно, мрачно и простудиться можно. Пошли уже, чудовище, постелю нормально.
Под утро, к Лисе пришел Бильбо.
Вы здесь » 1995: Voldemort rises! Can you believe in that? » Завершенные эпизоды (1991 - 1995) » Дождь не может идти вечно (ночь с 27 на 28 декабря 1995)
