[AVA]http://sh.uploads.ru/5M26n.jpg[/AVA]
Он никогда не думал, что может такое быть: что он может читать абзац за абзацем, не понимая совершенно смысла прочитанного. Текст будто проходил сквозь него, не оставляя и следа, и хотя у него впереди был еще как минимум месяц, не считая рождественских каникул, чтобы подготовиться к проверочной работе, его впервые в жизни, кажется, кое-что другое волновало больше, чем успеваемость и учеба.
Без необходимости теребя значок старосты факультета, которому он был так рад и так горд год назад, Рабастан готовился распрощаться с этим символом своего успеха, не имевшим ничего общего ни с именем, ни с репутацией Рудольфуса. Сознательно отказавшись от квиддича, он бросился в то, что его старшему брату давалось куда хуже: в учебу и самодисциплину, добился в этих областях признания - и теперь по собственной глупости был в шаге от того, чтобы лишиться всего достигнутого.
Разумеется, ему нельзя было сетовать на судьбу - в этом проступке он сам был виноват, поддавшись на уговоры Розье и Вэнс, в кои-то веки объединивших усилия. Да и самому Лестрейнджу было интересно, чем же так опасна темная магия. Они и выбрали-то чары по-безобиднее - подумаешь, расчленение. Кто же знал, что это заклинание на выбранное у самой кромки Запретного Леса по пути в Хогсмид дерево не подействует и примется искать жертву среди тех, кто был рядом? В книге такого не было написано.
Рабастан снова горестно вздохнул, потянув себя за рукав. Когда его начинали подводить книги - это ранило посильнее оплеух Рудольфуса, которые, разумеется, ожидают его в самом обозримом будущем.
Он бы пошел к Серой Леди, но снова жаловаться ей на собственные ошибки было стыдно. А профессор Бербидж точно не одобрит его интерес к Темной Магии. А на этом список тех, с кем он разговаривал о чем-то помимо учебы, и не находящихся в данный момент в Больничном Крыле заканчивался.
При мысли о Больничном Крыле Лестрейндж приуныл еще сильнее. Ему позволили утром навестить Розье и Вэнс. Эван, как обычно, хохотал во все горло, представляя, что еще они могли бы устроить с помощью этой книги из библиотеки Лестрейндж-Холла - с точки зрения Рабастана, это вообще не было смешно - а Вэнс шипела на него из-под бинтов, потому что тоже была старостой и тоже знала, чем грозит им обоим эта со всех сторон дурацкая выходка.
И чего нельзя было подождать до каникул - хотя тогда Эммелина едва ли составила бы им с Розье компанию, а ей ужасно хотелось прочитать эту проклятую книгу...
Книга была, само собой, изъята.
Эван мог похвастаться перебинтованными руками, Вэнс - лицом, а Лестрейндж разве что сильнейшим шоком - это он читал заклятие и он пытался точно воспроизвести сложный рисунок формулы. Он был уверен, что не напутал - но кому какое было до этого дело. Трое шестикурсников, двое из которых были старостами Рэйвенкло, кастовали Темную Магию неподалеку от Хогвартса - родителям были отправлены письма о дисциплинарных мерах.
К особенному расстройству Рабастана, в его случае в школу явился брат.
- Рабастан, тебя ищет Слизнорт, - окликнул его знакомый голос. Люпин, с которым они и общались только в библиотеке - ибо во всех прочих локациях рядом с Ремусом постоянно находились прочие мародеры - сочувствующе смотрел на него от стеллажа с книгами по Прорицаниям.
- Спасибо, - выдавил Лестрейндж, подхватывая сумку с учебниками и отправляясь навстречу судьбе.

Под увещевания Слизнорта, которые он пропустил мимо ушей едва ли не впервые в жизни, Рабастан постучал в дверь и, дождавшись разрешения, аккуратно просочился в кабинет.
Рудольфус, будучи уже на месте, выглядел как обычно - как обычно самоуверенным и виновником всевозможных неприятностей в ближайшем будущем. Рабастан подавил очередной тяжелый вздох - отцу хотя бы было наплевать. А вот старший брат не упустит возможности пройтись по самолюбию.
- Здравствуй, - негромко обратился Младший к брату, выискивая признаки того, что тот уже испортил все, что смог. От этого разговора зависело, останется ли он старостой - и хотя надежда была крайне мала, отступать Рабастан не собирался. Но с Рудольфусом... О, с Рудольфусом все становилось вдвойне сложнее: теперь перед Рабастаном стояла задача не только уверить МакГонагалл, что все произошедшее - суть огромная ошибка, которую он больше никогда не повторит, но и нейтрализовать брата, наверняка уже успевшего уменьшить и без того зыбкие надежды Младшего
Рабастан затормозил перед дверью, рассеянно дергая ремень от сумки, но все же перевел взгляд на заместителя директора.
Право, кто угодно, кроме профессора МакГонагалл - она не давала спуску даже студентам своего факультета, что уж говорить о нем - рэйвенкловце, да еще и брате врага всея Гриффиндора.
Какого драккла Рудольфус был в Англии - даже с Беллатрисой в качестве представителя у Рабастана было бы больше шансов.
- Никто не знал, что я взял книгу, - осторожно начал Рабастан, хотя его никто не спрашивал. Он надеялся, что чем меньше будет возможности для коммуникации у Рудольфуса и профессора МакГонагалл, чем проще ему будет. О том, чтобы сохранить пост, он уже почти и не думал: не с Рудольфусом рядом, конечно. Вот если бы он был каким-нибудь драккловым капитаном сборной - тогда бы его брат сделал все возможное и невозможное, чтобы выгородить его. А так - так рассчитывать было не на что.
- И я был уверен, что мы приняли все меры безопасности, - ну правда, он был уверен: они даже сошли с тропы в Хогсмид, чтобы никому не навредить. Выставили защитный купол объединенными усилиями. Рисковали только они - и вот, дорисковались.

Будущий глава одного из древнейших магических родов Европы вёл себя ещё хуже, чем могла себе представить Минерва. Подобной детской грубости, ничем не подкреплённого тщеславия и вульгарной наглости можно было ожидать от ёрничающего студента, но никак не от мужчины под тридцать, наверняка уже давно обучавшегося решать куда более сложные вопросы, чем подбор трансфигурационных формул или перевод рунических текстов. Ничем не подкреплённая самоуверенность взрослого человека выглядела ещё более нелепо, чем подростковая бравада, и на всё, сказанное Рудольфусом, Минерва отреагировала лишь тем, что поморщилась, ничуть не считая необходимым скрывать свою реакцию.
- Присаживайтесь, - это уже относилось к Рабастану, было произнесено в меру строго, но при этом со сдержанной гостеприимной приветливостью.
Третье пустое кресло ожидало виновника этой встречи, которому Минерва подвинула чашку с чаем. Ещё одну она наполнила для себя, оставив третью пустой - не вливать же в гостя насильно. В него бы насильно немного воспитанности и правил хорошего тона влить, но с бесполезностью подобных стараний она смирилась ещё в годы его ученичества, понадеявшись, что с возрастом пустой гонор уступит место зрелому самоуважению. Ан нет.
- Мистер Лестрейндж, несанкционированный доступ неподготовленного юноши к фамильному собранию темномагической литературы - это действительно внутрисемейное дело, - вновь обернувшись к Рудольфусу, заметила она, глядя на него примерно таким же взглядом, какой он мог помнить из собственного опыта нарушения правил десятилетней давности. - Но вот применение запрещённой на государственном уровне магии на территории школы к другим ученикам - вопрос совершенно иного порядка.
В первую очередь, МакГонагалл хотелось разобраться, являлись ли оправдания Рабастана результатом искреннего понимания того, что он поступил неблагоразумно, или же всего лишь желанием не потерять статус, даруемый значком старосты. Верить хотелось в первое, но и от второго без толковой беседы отмахиваться было бы глупо, однако ни о каком диалоге в тоне, который задал старший Лестрейндж, не могло идти и речи.
Поднявшись со своего места, Минерва подошла к секретеру, стоявшему в углу гостиной, отперла заклинанием один из ящиков и извлекла из него книгу, вместе с которой вернулась к столу, после чего опустила том на стол перед Рудольфусом.
- Прошу, мистер Лестрейндж, вы, несомненно, можете забрать собственность вашей семьи. Полагаю, внутрисемейное дело, ради которого вы проделали долгий путь, тем самым решено, - подчёркнуто вежливо проговорила Минерва, продолжая стоять возле кресла, где сидел Лестрейндж. Нейтральный взгляд МакГонагалл через секунду-другую стал слегка выжидательным. - Не смею вас больше задерживать.
Несомненно, у Лестрейнджа были куда более важные дела, чем распитие чая, беседа с бывшей учительницей, которая ни в кнат не ставила всё его позёрство, и обсуждение будущего его младшего брата. Терпеть хамство она была не намерена, учить взрослого мужчину уму-разуму считала уже бесполезным, ещё меньше толка видела в беседе с ним о поведении Рабастана, а значит, в присутствии Рудольфуса не было ровным счётом никакого смысла.
- Вы знаете, где дверь, вы вошли в неё три минуты назад, - Рудольфусу показалось - или уголки её губ на сей раз и впрямь приподнялись насмешливо?
[NIC]Minerva McGonagall[/NIC][AVA]http://s0.uploads.ru/5tjyZ.jpg[/AVA]

Отредактировано Master of Death (12 мая, 2016г. 00:03)

[AVA]http://sh.uploads.ru/5M26n.jpg[/AVA]
Рудольфус оказался близко - слишком близко и слишком быстро. Рабастан остро ощутил, что ни кресло, ни присутствие Минервы МакГонагалл не поможет ему, найди на Рудольфуса одна из его вспышек ярости, и с трудом подавил желание замотаться в плед с головой, как делал, пока еще был совсем младенцем, надеясь, что бука уйдет. Бука, чтоб его, не уйдет - никуда не уйдет, и с этим надо было как-то жить и как-то смириться.
Дыша тихо и размеренно, он подобрался, готовый оставить кресло, едва только старший брат дернется, но тот вел себя на удивление тихо, можно сказать, спокойно.
Чувствуя поблизости тяжелую руку Рудольфуса, опирающегося о кресло, Рабастан делал вид, что вовсе даже не желает, чтобы брат покинул кабинет - и вовсе даже не думает, что его ждет за прямое неподчинение, да еще на глазах чужого. Вот бы отец вернулся до того, как наступит час расплаты - Беллатриса уж точно и не подумает вступаться за Младшего. Хорошо еще, если не будет издеваться в своей неповторимой манере.
Вопрос Рудольфуса выбил его из колеи - зачем бы его брату интересоваться наказанием? До сих пор он не был замечен в волнении за судьбу своего младшего брата. нерационально и начинать.
Упрямо глядя в пол - не то чтобы там было что-то интересное, но это уж точно было много безопаснее, чем разглядывать собеседников - Рабастан угрюмо кивнул, про себя мысленного соглашаясь с МакГонагалл: при Рудольфусу разговор так и крутился бы вокруг древности рода, права на темную магию и возможного наказания. Без брата у Рабастана появлялся хоть какой-то шанс пояснить, что он не собирался расчленять никого даже случайно. В конце концов, соберись они с Вэнс и в самом деле потренироваться в темно-магических чарах, то выбрали бы каникулы и домовика. а уж никак не Хогвартс. Идиотами они не были - или хотели так думать - и тем обиднее был итог этого проклятого опыта.
- Спасибо, - отозвался он с некоторым запозданием, поднимая взгляд от пола на стоящую перед ним чашку чая. Определенный прогресс, как ни крути. и даже если МакГонагалл собирается отчитать его по всей строгости школьных правил, он, во-первых, сам виноват, а во-вторых, с чаем это будет не так печально. Если уйдет и Рудольфус, от которого поддержки меньше, чем от украинского бронебрюхого, то Младший как-нибудь дотянет до выходных.
- Рудольфус, я непременно постараюсь на выходных оказаться дома и мы поговорим, - звучало куда лучше, куда взрослее и уж точно куда правильнее, чем то, что случится в самом деле. Рудольфус не был любителем поговорить - и даже его малообщительный младший брат мог бы дать ему в этом форы. - Если декан разрешит, разумеется.
Более ясно дать понять брату, что его присутствие здесь нежелательно, Рабастан не мог - по крайней мере, если хотел сохранить в порядке нос и пару зубов. Впрочем, Минерва МакГонагалл, картинно застывшая очевидным намеком в открытых дверях кабинета, справлялась с этим на Превосходно.
Лестрейндж, скользнув взглядом по дверному проему, снова торопливо перевел взгляд на чашку, чтобы не поддаться искушению и не попытаться сбежать от дикой ситуации. в которой он находился. В следующий раз он любой ценой будет соблюдать школьные правила - хотя бы чтобы Рудольфус снова не явился в Хогвартс. Они достаточно виделись на каникулах, через какие-то полтора года вообще будут встречаться каждый день за завтраком и ужином - не стоило портить последние годы вдали друг от друга.

- Разумеется, мистер Лестрейндж, вы тащились сюда не просто так. Вы тащились сюда, чтобы забрать важную книгу, принадлежащую вашему роду. Вы её забрали, - она пожала плечами, с совершенно нейтральным выражением лица встречая взгляд Рудольфуса и не отводя глаз ни на мгновение. У МакГонагалл было заметное преимущество при игре в гляделки: она могла очень долго смотреть, не моргая, благодаря своей анимагической форме, которая нет-нет да и проявляла себя и в человеческом облике. - И я могу вас уверить, что ваш брат не будет исключён.
Взгляд Рудольфуса, хоть Минерва этого и не показала, вызывал неприязнь и вместе с тем желание рассмеяться. Ей был смешон этот мальчишка, возомнивший себя мужчиной, но при этом ведущий себя хуже невоспитанного подростка. МакГонагалл всегда считала, что возраст - далеко не показатель зрелости, мудрости и ума, и Рудольфус Лестрейндж являл собой самое яркое доказательство этого её мнения. При этом она была рада тому, что старший Лестрейндж подошёл к ней: Минерве категорически не нравилось то, как он разговаривал с Рабастаном, как держал его за плечо и как смотрел, у неё появлялись недобрые мысли о том, что без свидетелей Рудольфус мог бы выразить своё недовольство куда более грубо, и это вызвало в МакГонагалл ещё больше гнева, который не направился на стоящего перед ней человека благодаря лишь чудесам сдержанности.
- С профессором Флитвиком вам говорить бесполезно, увы, мистер Лестрейндж. Поскольку проступок был сочтён весьма серьёзным, этот случай находится исключительно в моей компетенции. Полагаю, мне нет нужды пояснять вам, что деканы факультетов подчиняются заместителю директора, - на губах Минервы появилась сдержанная вежливая улыбка, а глаза всё ещё смотрели прямо на Рудольфуса. - И, боюсь, я вынуждена сообщить, что в ближайшие выходные ваш брат не появится дома. Вероятно, вы забыли, но Хогвартс - школа-пансион, которую ученикам разрешено покидать только на каникулах. В своё время вам и теперь вашему брату были дарованы некоторые привилегии, однако нарушения правил ведут к отмене исключительных прав. В ближайшие выходные мистер Лестрейндж будет слишком занят, отрабатывая своё наказание, как и в следующие, и, возможно, до самых каникул. Если вас так беспокоит суть наказания, то это будет глубокое исследование базовых формул динамических чар в ракурсе влияния угла наклона при символьном отображении посредством проводника. Не расстраивайтесь, если не всё поняли, мистер Лестрейндж, это расширенный курс. Исследование будет проходить под контролем профессора, разумеется. Если вы не согласны с моим решением, вы, конечно, можете обратиться к директору, но профессор Дамблдор полностью одобрил моё решение, а профессор Флитвик, несомненно, обрадуется возможности помочь нескольким алчущим знаний студентам разобраться в сути его предмета, не отправляя при этом никого на больничную койку.
На самом деле Альбус Дамблдор пока ещё ничего не одобрял. Минерва придумала всё это только что, пока глядела на сжимающие плечо Рабастана пальцы старшего брата, мысленно применяя к Рудольфусу полный набор тех самых режущих чар, изучением которых столь неосторожно занимались рейвенкловцы. И всё же она ни на миг не сомневалась, что если даже Лестрейндж, пыша яростью и выдыхая пламя, бросится в кабинет директора и начнёт вопрошать, с какой стати его заместитель выдаёт подобные наказания, Альбус, даже не разобравшись в сути, всё равно скажет, что МакГонагалл и правда приняла решение с его одобрения. Разумеется, потом, вечером, он пригласит её к себе на чашечку чая с лимонными дольками, обстоятельно расспросит и обязательно поймёт - профессор Дамблдор всегда всё понимал и, как осознала Минерва в определённый момент, доверял ей. Доверие это она ценила и поэтому ни за что бы не подвела директора, но в данном случае МакГонагалл была предельно уверена в собственной правоте.
- На всё это моего авторитета вполне хватит, - на Родольфуса она теперь смотрела с лёгкой иронией, едва читающейся в уголках глаз. - Как и на то, чтобы убедительно попросить вас всё-таки покинуть мои комнаты.
Быть может, в её взгляде даже было что-то, отдалённо похожее на вызов, хотя открыто выражать своё отношение к Рудольфусу Минерва не намеревалась: это было бы совершенно не в её стиле, откровенно невоспитанно, непедагогично, грубо, а также могло спровоцировать весьма несдержанного Лестрейнджа. Не хватало ещё устраивать шоу для случайно оказавшихся поблизости студентов, перебрасываясь заклинания в коридоре. Вряд ли, конечно, Рудольфус опустился бы до такого... Минерва с лёгким прищуром вгляделась в его глаза, после чего предпочла щёлкнуть пальцами, вызывая школьного домовика. С одинаковым успехом он мог как быть отправлен за бисквитами на кухню, так и обеспечить неприкосновенность заместителя директора: МакГонагалл прекрасно знала, что магия домовиков очень хорошо воздействует на любого волшебника. И хотя обычно домовые эльфы не применяли своих чар к людям, но в данном конкретном случае хозяйкой выступала именно Минерва, а вот Рудольфус был чужаком и, в случае чего, эльф помешал бы ему совершить какую-то глупость в отношении МакГонагалл.
- Мне попросить Тоффи перенести вас к границе аппарации? - приподняв брови, поинтересовалась она.
[AVA]http://s0.uploads.ru/5tjyZ.jpg[/AVA]

[AVA]http://sh.uploads.ru/5M26n.jpg[/AVA]Рука у Рудольфуса тяжелая. Такая тяжелая, что Рабастан притих, чувствуя себя как придавленным рельсой от Хогвартс-Экспресса.
Встревать в то, что с большой натяжкой можно было бы назвать беседой о нарушении школьных правил, хотя оба собеседника и не вытащили палочки и даже не перешли к оскорблениям - между прочим, будь младший Лестрейндж иного склада характера, непременно поставил бы, что его брат сорвется первым - не то что не хотелось, а было откровенно опасным, поэтому он гипнотизировал предложенную ему чашку чая, будто на уроке по Прорицаиям.
Прорицания ему нравились - там можно было легко получить несколько лишних баллов или даже почитать дополнительную литературу к следующему предмету - только вот в прошлом году его третий глаз, или как там заставляла называть это профессор, начал выдавать такие дикие вещи, что рациональный Лестрейндж с трудом дотерпел до конца семестра и отказался от факультатива. Все эти бесконечные каменные коридоры, крошечное окошко под потолком ледяной стены, жуткие тени за решеткой - ну что в этом могло быть его будущим? С его будущим все было прозрачно и понятно: Министерство Магии, Магическое право, Администрация Визенгамота... 
Убедившись, что его не исключат - не стала бы Минерва МакГонагалл лгать о таком, даже ради того, чтобы выставить поскорее его брата, умевшего отравить любое чаепитие, будь оно неладно - Рабастан несколько воспрял духом. Конечно, он считал, что его не исключат - и Флитвик ни разу не произнес роковых слов, но одно дело - считать, и совсем другое - услышать, как об этом во всеуслышание заявляет Минерва МакГонагалл, второй - а как иногда казалось Лестрейнджу-младшему, - и первый человек в Хогвартсе.
И ноющее напоминание о хватке брата на плече почти стерлось, и Рабастан устроился поудобнее в кресле, без вызова и без страха встречая прощальный взгляд Рудольфуса - по его меркам, типичным меркам Лестрейнджа и младшего брата Рудольфуса, прошло все очень даже гладко. Практически идеально.
Жаль, конечно, что так вышло с книгой - не соверши они эту оплошность с заклинанием, не попадись, Рудольфус никогда не узнал бы, что какое-то время книги не было на ее месте. Для этого нужно проводить время в библиотеке, а не... Ну где там время проводит Рудольфус.
- Профессор МакГонагалл, - подает голос Рабастан, убедившись, что брат очно не вернется, - пожалуйста, отпустите меня на выходные домой.
В отличие от Рудольфуса, он знает - если МакГонагалл сказала, что решает она, то решать будет она. Или десять лет назад все было не так и Рудольфус не учитывает новые обстоятельства?
- Будет намного лучше, если я попаду на выходных в Холл, - намного лучше будет ему, потому что от ожидания Рудольфус становится еще более раздраженным, но говорить об этом как-то неудобно. - Я отработаю наказание до или после, но на выходных мне лучше быть дома.
Он как-то упускает из вида, что профессору может быть невдомек, что развлекательная программа на выходных в Лестрейндж-Холле не ожидается, иначе бы он непременно упомянул этот факт: любая хогвартская отработка покажется приятной альтернативой уроку послушания от его старшего брата.
- Если я, конечно, и на самом деле не буду отчислен, - мрачнеет Лестрейндж, которому вопреки недавней уверенности приходит на ум, что выходные могут быть заняты формальностями отчисления.

[AVA]http://sh.uploads.ru/5M26n.jpg[/AVA]
Он бы еще разок спросил, точно ли он не отчислен, просто чтобы услышать это заверение, но опасения показаться полным тупицей, как и достаточно прямолинейный намек профессора МакГонагалл, что это будет уже неуместно, заставили его промолчать.
Он настороженно проследил, как заместитель директора присаживается напротив - из трех кресел занятыми были только два, и это, как считал Рабастан, значительно оздоровило атмосферу в кабинете, превращенном в уютную гостиную. Он, разумеется, не стал бы делиться с МакГонагалл, что в последнее время его брат перестал даже пытаться сдерживать свои вспышки с ярости, сопровождающие его, сколько Рабастан себя помнил, но, определенно, было что-то, что подпитывало эту ярость, давало ей выход, и в этом была виновна вовсе не Беллатриса, хоть Младшему и казалось так перед самым браком Рудольфуса.
Это было не просто внутрисемейное дело, которым в любом случае не стоило делиться даже с самым доброжелательно настроенным собеседником, что-то было еще, и Лестрейндж, не будучи ни глухим, ни слепым, примерно представлял себе, какого рода развлечения сейчас находит себе его брат.
Он ответил на изучающий взгляд профессора не менее внимательным, и благодарно кивнул:
- Я уверен, мэм. Спасибо.
В конце концов, всегда было лучше сразу получить счет и расплатиться, чем жить в ожидании неминуемого - к тому же, зная Рудольфуса, тот вряд ли забудет, а долгое ожидание распалит его еще сильнее: наследник рода Лестрейнджей не выносил, когда что-то шло наперекор его желаниям. Или кто-то. Проще и дешевле было столкнуться со стихией в лице Рудольфуса, раз уж не повезло ее вызвать, а затем вернуться к своим заботам. Рабастан понял это еще до того, как у него впервые проявилась магия, и, вообще-то, привык.
Между тем, сентиментальные мысли о семье покинули его, едва Минерва обозначила переход к основному поводу для этого импровизированного собрания.
Рабастан, потянувшийся было к чашке, остановился и подобрался.
Что бы МакГонагалл не хотела узнать, она была настроена серьезно, и в этом тоже была часть проблемы: прочие профессора ограничились бы - и ограничились же! - сводным хором незадачливых экспериментаторов, на все лады винящихся и обещающих больше никогда, ни разочка, ни за что...
МакГонагалл мудро приняла это к сведению и не поверила. А теперь хотела задать вопросы, которые другим просто не пришли в голову.
Чувствуя себя не то польщенным, не то оскорбленным, Рабастан все же схватился за чашку, отпил, выгадывая себе время для размышления. От него не укрылось, что профессор трансфигурации пыталась и весьма успешно оградить его от Рудольфуса - не ее вина, что она не представляла себе статуса кво, царящего между братьями, младший Лестрейндж не был склонен посвящать окружающих в особенности своего взаимодействия с Рудольфусом - и теперь он попал в сложную ситуацию: с одной стороны, ситуация требовала от него ответного шага, но с другой - он все же понимал, что беседует с заместителем директора школы, в которой Темные Искусства были запрещены. За Минервой МакГонагалл закрепилась слава поборницы дисциплины и правил - едва ли ей придется по вкусу, как далеко зашел Рабастан в том, что было запрещено.
И все же, это был шанс на разговор, которого ему могло больше не выпасть: редко кто из приходящих к отцу взрослых магов обращал внимание на его младшего сына, на поднятие Долоховым инфери он попал только благодаря Нарциссе, а интересы Беллатрикс лежали в слишком практической плоскости, чтобы вот так сразу отказаться от возможности послушать и узнать что-то еще.
- Напротив, - медленно начал Рабастан, отставляя чашку и тщательно подбирая слова, - я в курсе, насколько внимательным нужно быть при работе с Темной магией - собственно, то заклинание, которое мы выбрали, везде характеризовалось как среднее, легко контролируемое... Но дело в том, что... Профессор МакГонагалл, но ведь это разделение магии на Темную и Светлую - оно же искусственное, не так ли? Практически любыми чарами можно убить, можно трансфигурировать чашку в булыжник и разбить кому-то голову - можно причинить вред чем угодно, если желать это сделать, так почему же запрещена Темная магия, когда нужно запрещать намерение?
Он неаристократично положил локти на стол, слишком увлеченный собственными словами, чтобы думать об этом - после смерти матери за манерами сыновей никто не следил - и продолжил, не давая себе остановиться, не давая испугаться того, что уже сказано:
- Или вот есть темное заклятье, которое убивает человека, превращая его в жидкость - эта жидкость делает намного эффективнее многие зелья, сваренные на ней, в том числе и лечебные. Можно спасти множество жизней ценой одной-единственной, разве это не цена? Я знаю, что Темная магия зависит и от намерения человека, намерения причинить вред - но ведь любая магия привязана к воле, к этому самому намерению... А стихийно проявляющаяся магия и вовсе не делится на Темную и Светлую, но контроль над ней приходит только с возрастом - может быть, и Темную магию бессмысленно запрещать, а нужно обучать ею пользоваться, контролировать ее?
Он этого не произнес, но подумал - если бы его научили заклинанию, которое им пришлось испытывать самостоятельно, не было бы никаких травм. Не нужно быть легиллементом, чтобы понять, почему он замолчал.

[AVA]http://sh.uploads.ru/5M26n.jpg[/AVA]О "философии ножа" он слышал впервые, но все же кивнул, воодушевленный согласием МакГонагалл. Уже то, что она позволила ему говорить, не оборвала в самом начале, было хорошим признаком - потому что на обрывочных беседах с однокурсниками или отцом далеко не уедешь, а декан Гриффиндора слыла известным авторитетом не только в области Трансфигурации.
Минерва продолжила, и Лестрейндж застыл, опасаясь нарушить этот момент - собеседница говорила именно о том, о чем думал и сам Рабастан. Даже в программе Хогвартса, которую подчас - и не случайно - называли скудной взрослые волшебники, имевшие представление о программе того же Дурмстранга, нашлось бы немало средств и без Темной магии, чтобы наказать обидчика или заставить страдать, а потому он был прав в своих предположениях: Темная магия была запретна не из-за результата.
Взгляд Лестрейнджа вспыхнул, когда профессор упомянула власть - даже в свои шестнадцать он понимал, что такое власть. Понимал, о чем говорит МакГонагалл, и без труда провел аналогию с Рудольфусом. Тот был намного страше, сильнее и, вероятно, искушеннее в магии, пусть в только в том, что касается боевой, но Рабастан не сомневался: задайся он целью, то смог бы проучить старшего брата раз и навсегда, используя хитрость, расчет и слабости соперника против него. Но не год шел за годом и это оставалось лишь пустой теоретизацией, так и не оформляясь в намерение. Потому что у Рудольфуса была власть.
Потому что Рабастан не стал бы идти против традиции.
Он задумчиво молчал, позволяя словам собеседницы осесть в сознании. Тема, конечно, была куда сложнее, чем те, что обычно обсуждались после проступков студентов, но Лестрейндж идиотом не был и понимал: разговорчивость МакГонагалл в отношении Темной магии не связана ни с его исключительностью, ни с нарушением правил. Она, как и он, прекрасно знала, что вряд ли они еще хоть раз смогут вернуться к этой теме. По крайней мере, в стенах Хогвартса и до его выпуска.
Рассуждения о нравственности оставили его равнодушным - еще несколько лет назад он окончательно уверился в фантасмагоричности существования таких категорий, как добро и зло, и, соответственно, закрыл для себя этику и область морали, но вот об ответственности уже знал немало.
- Но что определяет степень ответственности? - наконец спросил он, мучительно подбирая слова, чтобы выразить то, что его волновало. - Ответственность за род, за другого человека разве не может являться оправданием применения Темной магии? Ответственность за покой и порядок - оправданием убийства одного-единственного человека? Если бы все было так, как вы говорите, то Министр Магии не разрешил бы Аврорату использовать Непростительные проклятия - но он разрешил. Грубо говоря, есть люди, которые имею право принимать подобные решения. Но чем Министр отличается от другого человека? Ему доверяет достаточное количество волшебников? Но даже не все. Значит ли это, что ради целей, одобряемых большинством, можно использовать любые средства?
Он бы убил почти любого тем самым темным заклятием из примера, чтобы сварить зелья для матери. И чувствовал, что имеет право принимать это решение, потому что нес ответственность за нее. Жаль, что он узнал об этом способе намного позже, чем было нужно.
- Право решать дает наложенная ответственность, - мрачно оборвал он свои рассуждения, резюмируя. - Иначе, не обладая этим правом, человек ничего не может сделать.

[AVA]http://sh.uploads.ru/5M26n.jpg[/AVA]
- Значит, он не должен быть Министром, раз допускает ошибки, - пожал плечами Лестрейндж. В шестнадцать лет ему казалось, что решение совсем простое - нужно всего лишь мыслить здраво, рационально и тогда ошибка никогда не вкрадется в твои расчеты. - Нужен такой Министр, который не будет ошибаться.
Лестрейнджи держались в стороне от Министерства Магии столько, сколько хватало записей об истории рода - тем неожиданнее был выбор Рудольфуса, уже пару лет исправно числящего служащим департамента магического правопорядка, для знатока семейных традиций Рабастана - но он не сомневался: от Министра ждут не ошибок или невзвешенных решений.
- Министр Магии олицетворяет власть, - с упорством, с которым он продирался сквозь сложные описания чар, трансфигурационных формул или темных заклинаний, заметил Лестрейндж, не готовый так быстро оставлять поле, где видел очевидное противоречие. - И при этом ошибается, принимая на себя ответственность за свои решения. Его решения приводят к новым смертям - но все это ради того, чтобы избежать дополнительных жертв - и ведь многие одобряют эти решения. Министр Магии изначально фигура, чьи полномочия распространяются за границы свобод других личностей. Даже если не касаться разговора о наказании и разрешении Непростительных, которые применяются в качестве ответных мер, нам в любом случае придется признать: границы нашей свободы определяются законами, принимающимися Министром и Визенгамотом. Но раз Министр может ошибаться, то чем он отличается от вас или от меня?
Эта мысль - возможность того, что он равен Министру Магии в том, что касается принятия решений - захватила Рабастана не на шутку. Идея личной ответственности, конечно, чужда ему не была - но впервые он осознал, что та точка зрения, которая считается верной и которая поддерживается законодательно и официально, представляет из себя всего лишь точку зрения нескольких магов - точно таких же магов, как он сам и как те, с кем он встречался на улицах. А значит, она могла быть не верна. А значит, верным мог быть путь, осуждаемый и запрещаемый этими магами.
Это требовало куда более серьезного размышления, чем пара минут за чашкой чая, и Лестрейндж, которого хоть и бросило в жар предвкушения, знакомый любому рэйвенкловцу, скрупулезно сделал себе пометку обдумать это всесторонне позже и вернулся мыслями к тому зелью из примера, с которым теперь поработала его собеседница.
- Когда ситуация не гипотетическая, может не быть ни времени, ни возможностей, чтобы искать и проверять аналог необходимого ингредиента, - несмотря на то, что в обыкновении Рабастана были как раз операции с ситуациями гипотетическими - ибо к шестнадцати годам он просто не имел и не мог иметь широкого опыта в различных сферах, о которых заходила речь на факультете, здесь он был максимально далек от теоретизаций. - Почему, если Министр разрешает применение Непростительны в крайних случаях и к определенной группе магов, не сделать такие же исключения и для тех темных заклинаний, что могли бы быть полезны? Это было бы... рационально, - подобрал он слово, которое все вертелось на языке.

[AVA]http://sh.uploads.ru/5M26n.jpg[/AVA]
В отличие от профессора МакГонагалл, Лестрейндж как раз ждал идеальности. Ждал, а по мере сил даже пытался добиться этого от окружающего - хотя в его понимании мира идеальность была равна упорядоченности, помноженной на рациональность.
На упрек в максимализме он не отреагировал - максимализмом веело от его представлений о требованиях к Министру или нет, Лестрейндж не считал, что в ином случае Министру Магии вообще есть место в магическом обществе. Определенные черты, присущие каждому представителю его семейства, хотя и были существенно сглажены иной направленностью интересов и увлечений, тем не менее жестко диктовали Рабастану необходимость прислушиваться только к тем, кто обладал властью и умением принимать верные решения. Он нахмурился, следя за витиеватыми аналогами, предлагаемыми профессором - кому, как не ему, было хорошо известно о том, что идеал может быть достижим, если приложить достаточное количество усилий - но промолчал: углубляться в дебри софистики не стоило, хотя разговор по всем параметрам и выходил крайне интересным. И познавательным.
И уж точно не похожим на ожидаемую провинившимся Лестрейнджем головомойку.
Он высоко оценил предложение профессора МакГонагалл закрыть тему соотношения целей и путей их достижения - по крайней мере, она не пустилась поучать его, как недоразвитого домовика, оперируя такими абстракциями как "добро" или "зло", что иногда случалось с уважаемой им профессором Бербидж в минуты, когда он находил нечто особенно гнусное из маггловской истории и бежал к ней, радуясь этому подтверждению... ну да, неидеальности.
А вот стоило МакГонагалл перевести разговор в плоскость его возможного будущего, Лестрейндж собрался в кресле и, чтобы скрыть это, потянулся таки за чашкой чая, сестра-близнец которой смотрелась так соблазнительно в руках собеседницы.
Для себя он уже давно решил, что свяжет свою жизнь с Министерством Магии - даже если ради этого придется пожертвовать изучением Рун и Нумерологии - и с той украдкой проведенной самостоятельной экскурсии под видом заплутавшего стажера два года назад, принесшей ему сомнительное знакомство с Амелией Боунс, его ни разу не посетили сомнения относительно выбранного курса, но проблема была в том, что он действительно хотел заниматься всем: и вопросами международного магического сотрудничества, и вопросами магического права, и, чем Мерлин не шутит, регулированием неправомерности использования тех или иных видов чар.
Минерва МакГонагалл наступила на больную мозоль, напомнив Лестрейнджу, от чего придется отказаться.
- Я уже решил, что займусь магическим правом, - приняв ее доброжелательный салют чашкой за приглашение продолжить беседу в новом русле, Рабастан не стал скрывать своих амбиций. - В частности, правами магических популяций, сосуществующих рядом с нами. Имеются существенные недоработки в том, что касается включения в магическое сообщество общин оборотней, кентавров или вейл - да кого не возьми, тех же гоблинов, которые открыто управляют немалой частью финансовых потоков. Причем недоработки в обе стороны - и к их выгоде, и нет. И этой области до сих пор не уделяется должное внимание - я внимательно изучаю этот вопрос последние годы. Темная магия - это, скорее, эпизодический эксперимент, чтобы проверить теорию, о которой я упомянул - теорию общности обоих видов магии, - обоими ногами притормозив перед тем, чтобы упомянуть термин "хобби" вместо "эксперимента", потому что так далеко его доверие по отношению к намерениям Минервы МакГонагалл не простиралось, Лестрейндж слабо улыбнулся и отпил из чашки.

[AVA]http://sh.uploads.ru/5M26n.jpg[/AVA]
Щеки ожгло - Лестрейндж попытался спрятаться за чашкой, чтобы утаить факт так некстати вспыхнувшего румянца от удовольствия: профессор МакГонагалл не только не грозила ему всеми мыслимыми карами за неудавшийся эксперимент, но в следующий раз - в следующий раз, Мерлин! - предлагала прийти прямо к ней, чтобы обсудить интересующие его вопросы. И что Рудольфус повторял, что МакКошка - по его, разумеется, выражению - обожает своих гриффиндорцев, а всех остальных студентов ровняет с пикси по доставучести и полезности. Будь это и в самом деле так, стала бы она так вежливо и корректно, да еще и на такие темы, разговаривать со студентом не со своего факультета?
Проклятый румянец наверняка не унимался. Лестрейндж смотрел в сторону, считая про себя от пятисот к нулю десятками, надеясь, что сидит в достаточной тени, чтобы на по-семейному смуглых щеках предательские пятна заметны не были. С возрастом подобные казусы становились все реже, мать обещала, что со временем пройдет - пока Рабастану оставалось терпеть.
Терпеть и думать об оборотнях.
Не сумев придумать ничего, что достаточно внятно выразило бы его благодарность - потому что, когда тебе шестнадцать, это вообще задача подчас неподсильная - он откашлялся и схватился за то, что показалось ему куда менее опасной темой.
- Но с тем, что ликантропия - болезнь, согласны далеко не все оборотни, - тут он уже чувствовал себя увереннее, а потому одним глотком допил хоть и остывший, но все равно вкусный чай и аккуратно поставил чашку на стол, переходя в своей аргумнтации. - Если говорить о тех, кто был укушен, а до этого момента вел жизнь обыкновенного волшебника - то да, для них это становится чем-то вроде неприятностей, которые можно купировать с помощью зелий. Но есть же так называемые урожденные оборотни - об их общинах периодически пишет и "Вестник Зельеварения", и Альманах магических популяций. В их случае называть ликантропию болезнью не совсем корректно, не правда ли? Это часть их жизни, причем достаточно существенная часть - и они вовсе не хотят пить зелья и признавать себя недееспособными на срок обращений. Подчас они готовы даже покинуть магическое общество, чтобы не испытывать того, что вы называете ущемлением их прав - а ведь изучение...
Ладно, изучение - не самое гуманное слово, и он не забыл, с кем разговаривает, а потому исправился тут же.
- Изучение их быта, наблюдение и постепенная интеграция этой социальной группы могла бы сплотить общество. Оборотень опасен, но крайне малый срок и не более, чем какой-нибудь волшебник, потерявший разум. Драконы куда опаснее - то есть магические заповедники, где они содержатся, так почему бы не сделать такой заповедник для оборотней на время полнолуния, где те, кто не желают признавать себя больными, могли бы проводить время, обернувшись в зверей, занимаясь своими делами. - Он пожал плечами - в его представлении, будь он оборотнем, ему бы не хотелось терпеть сочувственные взгляды и терзаться из-за того, что он может кому-то навредить. Куда веселее - насколько Лестрейндж вообще был в курсе, что значит этот термин - было бы проводить время с себе подобными, делая то, что является для него естественным и увлекательным. Например, заниматься Темной магией на практике.
Впрочем, тема оборотней, при всей ее многогранности, помогла Лестрейнджу справиться со смущением, и практически без перехода, едва дав себе вдохнуть, он продолжил:
- И спасибо вам за предложение поговорить в следующий раз. - На большее его не хватило - беседа и так опровергала его самые смелые ожидания.