Похороны немногочисленны. Настолько немногочисленны, что он привлекает внимание. Среди преимущественно авроров, только он и Теренс Паркинсон одеты в мантии.
Лестрейндж выстоял всю церемонию чуть поодаль, наблюдая. В его роду похороны проходили иначе, но похороны интересовали его в последнюю очередь.
Он не отрывал глаз от вдовы и когда пришла пора расходиться, выждал, пока она не осталась в одиночестве над холмом свежей земли. Она не была беззащитной, он это знал, но сейчас, ощутившая горечь потери... Времени и места лучше сложно было придумать.
Лестрейндж направился к женщине, все еще остающейся возле могилы.
С каждым шагом, уменьшающим расстояние между ними, она казалась незнакомкой. Рудольфус узнавал и характерную стрижку, и тонкий профиль, но эта женщина над могилой своего мужа не была той, которую он запомнил. И все же это была она-  ошибки быть не могло. Он сделает то, за чем явился, доведет до конца план.
Если Дженис Итон думала, что на этом ее беды закончились, она ошибалась.
- Дженис Итон? - окликнул Рудольфус ее за пару шагов, подходя вплотную. Ее серые глаза оказались обведены темными кругами. Но лицо - лицо принадлежало той, которую он искал.
Не размениваясь на лживые выражения соболезнования, Лестрейндж активировал порт-ключ и прижал его к плечу Дженис.
Никто не должен был отследить след их аппарации. Никто не должен бы помешать ему.
Дом на отшибе, снятый на подставное лицо и иногда использующийся Пожирателями в вербовке и встречах с осведомителями, был пуст. Когда Рудольфус с силой захлопнул дверь, с притолоки посыпалась побелка, кружась в солнечных лучах, проникающих через широкое окно в гостиной.
- Твоя палочка, где она? - Лестрейндж дернул ведьму на себя, проходясь по ее боку, взмахнул своей палочкой, кастуя обезоруживающее. - Если не будешь дергаться - останешься в живых.

Отредактировано Rodolphus Lestrange (11 мая, 2016г. 20:15)

Он бы не поверил, да и никто в здравом уме не поверил бы, если бы не магия. Экспеллиармус не дал результата, палочка Дженис отлетела бы в сторону, если бы была.
Если бы.
Он позволил прикоснуться к себе, как безродный пес подставляясь не под ласку даже, а под чужие пальцы, холодные и чуть пахнувшие сухой землей. И ее негромкое "не  волнуйся" ему не встало поперек горла: он ее вообще не слушал в эти первые минуты, на пороге дома, который должен был стать для них обоих особенным.
- Нет, - Лестрейндж не улыбнулся вопросу, не разъярился. В его голове пела кровь, гулко бухал набат, призывая зверя на пир. Слова были пустой шелухой, которая должна была заполнить эту пустоту до начала финального акта.
- И если ты будешь очень послушной, то не услышишь, как он умирал.
Он лгал. Он хотел ей рассказать: хотел рассказать о том, как пришел в ее дом в Годриковой Лощине, как переступил через бесполезный охранный купол. Как ударил первым по первому этажу, Бомбардой уничтожая ее дом, чтобы добраться до мужа. Как трескалось стекло под его сапогами, как жарко горела палочка в руке. Как в голове было жарко и пусто.
Но это ждало. Это было с ним навсегда и никуда бы не делось, и сейчас были другие заботы.
Она была такой миниатюрной рядом с ним, но он помнил, как уверенно она двигалась в танго и в тренировочном зале. Ему нужна была та женщина. От застывшей незнакомки он не получит ничего.
Обхватил ее за плечи, сдвинул ладонь к хрупкому горлу, почти ласкающе провел по лицу широкой ладонью, волшебной палочкой в другой руке надавливая под ключицей. Он мог бы оторвать ей голову одной рукой. Мог сделать все, что хотел.
В этом и была цель: обрывки ярких образов, терпкий запах крови, сытый жар внутри. Не она была причиной этой жажды, но она была одной из тех, кто мог ее удовлетворить.
- Ты же не хочешь? Да? - слова, пустые и никчемные, были лишь рефреном к этой встрече. Не отрывая взгляда от глаз Дженис, он откинул палочку в сторону, не следя за траекторией, едва слыша, как она приземлилась куда-то в углу. Ему не нужна волшебная палочка, сегодня нет. У него есть кое что получше.
В полумраке коридора он шагнул еще ближе, прижимая ее спиной к двери, приподнял, чтобы их лица находились на одной высоте.

В полумраке ее бедра белели в складках траурного платья, а губы казались почти черными.
Он не вслушивался, просто слушал. Тихий голос, замирающий не к месту, не там. Чужие интонации. Плевать.
Не сразу, но он понял, о чем она говорит. Она хотела знать, кто, кроме него, сделал из нее ту, кем она сейчас являлась. Это было справедливо. Она знала толк в справедливости, вот только просила многого.
Все они всегда просили слишком многого.
- Я не хочу убивать тебя, - простое признание далось легко, хотя он не хотел делиться. Ее горячее дыхание лаской обдало подбородок, прикосновение руки разбудило воспоминания о тех моментах, когда они были так близко друг к другу прежде. Он шел к ней через преграды, убил ради этого момента ее мужа.
Неужели она была так глупа, думая, что все это ради ее смерти?
Не разжимая рук, не давая ей опуститься на ноги, он прижал ее ближе, даже через мантию чувствуя жар ее тела. Направился к гостиной, оставляя необжитый холл позади.
В гостиной было пусто и блекло. Незашторенные окна, укрытые снаружи чарами, пропускали достаточно света, чтобы он вновь разглядел и высокие скулы, подчеркнутые бледностью, и брови вразлет. Безоружная, она отчего-то казалась еще меньше, еще более хрупкой.
Дав ее ногам почувствовать жесткость пола, Лестрейндж обхватил ее голову, заставляя смотреть на себя, прошелся большим пальцем по шее, чувствуя пульс.
- Зачем тебе знать, кто еще был? - ревность отчетливо прозвучала в полупустой гостиной. Он действительно не хотел делиться. - Как сильно тебе нужны все имена?