Вниз

1995: Voldemort rises! Can you believe in that?

Объявление

Добро пожаловать на литературную форумную ролевую игру по произведениям Джоан Роулинг «Гарри Поттер».

Название ролевого проекта: RISE
Рейтинг: R
Система игры: эпизодическая
Время действия: 1996 год
Возрождение Тёмного Лорда.
КОЛОНКА НОВОСТЕЙ


Очередность постов в сюжетных эпизодах


Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » 1995: Voldemort rises! Can you believe in that? » Завершенные эпизоды (загодя 1991) » Цену воды узнают тогда, когда пересыхают источники.


Цену воды узнают тогда, когда пересыхают источники.

Сообщений 1 страница 16 из 16

1

Дата и время: 14 декабря 1981 года, день.
Участники: Руфус Скримджер, Нарцисса Малфой.
Описание: Зима 1981 года - плохая зима для Пожирателей Смерти. Люциус Малфой тоже арестован и - несмотря на собственную осведомленность о том, что о невиновности в данном случае и речи идти не может, Нарцисса решается на разговор с аврором, ведущим дело мужа.

0

2

Середина декабря. До Рождества осталось совсем немного времени – на улицах царит особое предпраздничное оживление. Тем более, Магическая Британия впервые за долгое время может отмечать рождественские праздники спокойно, не ожидая громких нападений, массовых убийств и утешительных заверений представителей власти, за которыми отчетливо слышна беспомощность. События, называемые Первой Магической войной, подошли к концу, завершившись исчезновением Того-Кого-Нельзя-Называть, триумфальным разгромом его союзников и воцарением в стране если не мира, то его подобия. Война закончена, победители могут спать спокойно. Но - там где есть победители, есть и побежденные.

Нарцисса Малфой, завернувшись в темно-серую мантию и не подумав даже о том, чтобы опустить капюшон на лицо, неторопливо идёт по улице. Она могла бы аппартировать к Министерству – так было бы приличнее и быстрее, могла бы воспользоваться камином или – на худой конец – метлой, но она предпочитает часть своего пути преодолеть пешком. Дорога не просто место передвижения людей и транспорта, это ещё место для раздумий, особенно если человек направляется куда-то в одиночестве. Дома думать сложно – домашние эльфы причитают над беспорядком, который учинили обыскивающие поместье авроры и поминутно лезут с вопросами, в посторонних домах Нарциссе теперь не рады, а не уезжать куда-нибудь её вежливо попросили в конце допроса после задержания мужа.
Иллюзий по поводу того, что этот арест закончиться оправданием, нет никаких. Миссис Малфой не знает ничего о том, кто состоял в Пожирателях Смерти и как именно действовала эта организация, но точно знает, что Люциус Малфой замешан в преступлениях Волдеморта и его людей. Стало быть, вынесение ему обвинительного договора – лишь вопрос даты. Можно стенать против несправедливости судьбы, но перед лицом возмездия сказать Нарциссе нечего. Тем более что душу с некоторых пор грызет червячок сомнения – так ли невольно её муж оказался в Пожирателях, как она привыкла думать. Расследования Аврората и статьи в прессе (ставшие куда смелыми, чем в те времена, когда имя Темного лорда боялись произносить все за редким исключением) показывали довольно неприглядную картину действий тех, кто начинал борьбу под красивыми лозунгами, обещавшими улучшить жизнь магического общества.

Деятельная натура Нарциссы не желает сдаваться – сидеть и ждать чего-то не в её характере, но руки ей связывает годовалый сын. Мисс Блэк могла позволить себе поспорить хоть с дракклом, молодая мать Драко Малфоя должна думать о последствиях. Она не может предложить аврорам взятку, не может устроить истерику кому-нибудь из старых должников в Министерстве, не может даже шаг сделать за рамки закона или правил приличия, поскольку ей не на кого оставить сына. Родственники – в Азкабане, старых друзей – самих трясут на предмет связи с Пожирателями, а дальняя родня и знакомые едва ли захотят связываться с семьей человека под следствием, а то и вовсе заключенного. Остаются лишь законные действия, которые по своей прочности напоминают тонкие паутинки, но раз выхода нет – приходится тянуть за них.

Войдя в здание Министерства, миссис Малфой невольно потирает руки – они замерзли, но хотя бы перестали ходить ходуном, выдавая сильное волнение. Пройдя необходимые процедуры, Нарцисса спускается на этаж, занимаемый Авроратом. На свидание с мужем она не надеется, но вполне возможно, что удастся встретиться со следователем, ведущим его дело. Нужно лишь передать просьбу о встрече через секретаря или кого-нибудь подобного. Миссис Малфой вполне готова к отказу, но считает, что попытка – не пытка.

+2

3

Новые имена всплывают постоянно. Из слов арестованных их вылавливают на крючок Азкабана с наживкой из смягчения приговора - насколько это будет возможно. Имена эти преимущественно блестят серебром и зеленью, почти все они - чистокровные. Крупные, важные имена.
Постепенно становится понятно: их слишком много, что пожиратели пробрались слишком далеко - и слишком незаметно. Если бы не случайная смерть Того-Кого-Нельзя-Называть, их вряд ли удалось бы остановить.
Постепенно становится понятно: те, кто открыто не обозначил, что он на стороне аврората, скорее всего, был против него. Исключения есть, но их очень мало. И это значит, что впереди у них чистка, масштабы которой представлять жутко. Работы у авроров на годы вперед, но вдруг все замирает: машина закона останавливается передохнуть. не сама, конечно - ее сдерживает министерство, в котором все пытаются решить, готовы ли они пойти на это. Могут ли разом убрать целое поколение чистокровных семей, навсегда изменив то, чем была магическая Британия. Решают они долго, потому что решать не хотят - такие решения принимать всегда страшно.
Пока там тянут, аврорам приходится вернуться к протокольным процедурам. Скримджеру во всем этом очень повезло: насколько это было возможно, он со своим долгом рассчитался. Пусть с поцелуем и не вышло - немногие протягивают в Азкабане долго. Рудольфус Лестрейндж тоже не протянет. О Скримджере и том дне все молчат, делают вид, будто ничего такого с Лестрейнджем не произошло. По какой-то удивительной, счастливой случайности, которую при желании можно списать как на профессиональную этику, так и не сочувствие и легкую зависть  - многие тут потеряли близкий на войне, но не всем повезло найти и встретиться с теми, кто в этом виновен - никто не видел, в каком состоянии тот был, когда Скримджер закончил допрос.
С тех пор прошло всего ничего, но времена успели измениться. Шок войны отступает, и она забывается слишком быстро. С тем, как отступает страх, просыпается и потребность в том, чтобы все было по правилам, красиво. Теперь работать уже не так легко: одного чистого знания недостаточно, приходится доказывать вину, а заодно отбиваться от адвокатов, которые приходят к своим подзащитным и мельком виновато опускают глаза - да, подзащитные их дрянь люди, но всем надо жить, всем надо как-то жить.
А еще есть родственники. Родственники приходят все чаще, и с ними тяжело. Многим из них Скримджеру хочется верить: видно, что для них это шок. Они не верят - и это проблема: знание авроров сталкивается с верой родных. Но победит в этой битве все равно Министерство.
У Скримджера сразу несколько дел, и он знает, что по этим делам, как бы все не повернулось, ни оправдательного, ни сделки с судом не выйдет. Он не позволит.
Он смотрит на имя Нарциссы Малфой, написанное рубленым, усталым почерком дежурного, и не может ее вспомнить. Он хорошо знает ее мужа - успел запомнить за несколько допросов. Тот выглядит так, словно не родился, а его сочинили для какой-то сценки, высмеивающей чистокровных - он заносчивый, привыкший к уважению, холеный, в камере он выглядит совершенно неуместным, хотя трудно представить человека, который так же сильно заслуживает срок в Азкабане. Но в нем уже заметен надлом, который есть во многих пожирателях, открытых и тайных: они теряются, не зная, что делать без своего хозяина. Как только дело дойдет до суда, его разорвут на части. Люди любят, когда такие, как Люциус Малфой, падают вниз.
Он помнит их дом: обыск затянулся на долгие часы, потому что поместье оказалось куда больше, чем они ждали. Он помнит ребенка, совершенно неуместного и совершенно непосредственного; он все пытался дотянуться до зеленых мантий хит-визардов.
Нарциссу Малфой он почти не помнит. Уже одним этим она интересна.
И потому он говорит, что встретится с ней.

+1

4

Миссис Малфой больше ожидает отказа, чем согласия (а какой смысл занятому аврору беседовать с женой подозреваемого?), для неё слова дежурного – удача, но, тем не менее, Нарцисса медлит, прежде чем пройти в кабинет Скримджера. Следователь может не знать всех домочадцев арестованного (тем более, если нет никаких оснований считать, что они замешаны в совершенных преступлениях), но семья задержанного всегда знает, кто ведёт дело их родственника. Миссис Малфой тоже знает, хотя немного. Аврор Скримджер – неподкупный, добросовестный, порядочный и имеет свои счёты к Пожирателям Смерти. И эти четыре характеристики - всё равно что четыре гвоздя в гробу надежды вытащить Люциуса Малфоя из каменного мешка.
Нарцисса – как житель Магической Британии – не одобряет коррупции, которая как язва разъедает Министерство, но будь аврор, ведущий дело мужа, корыстолюбивым (или имел ещё какие-нибудь дорогостоящие слабости), нашла бы способ с ним договориться. У неё есть что предложить и помимо денег – артефакты, редкие книги, антиквариат, собственное искусство ритуалиста, в конце концов, но у мистера Скримджера слишком безупречная репутация. Молва молчит и насчёт его громких провалов – да и по обыску мэнора миссис Малфой помнит, как тщательно и на совесть работали в доме хит-визарды. Нет, сомнения в компетентности Аврората излишни – когти правосудия уже запущены в Пожирателя Смерти Люциус Малфоя и едва ли разомкнуться без веских причин. А веских причин нет. Но самым, пожалуй, страшным в сегодняшней встрече является другое. Нарцисса никому в этом не признается (да и нет рядом тех, кому можно было бы признаться), но сейчас, после всех судебных разбирательств и вытаскивания наружу преступления прошлого, она смертельно боится только одного – встреч с родственниками жертв мужа. Разумеется, к смерти жены Скримджера Малфой не причастен (по крайней мере, миссис Малфой на это надеется), но всё равно чувствует себя довольно плохо. Как на Страшном Суде (любитель классической литературы, пусть и маг, не может не знать значения этого слова). Нарцисса знает, что не сможет даже попросить о милосердии. Это прозвучит из её уст откровенной издевкой, да и едва поможет. Кажется, она слышала, что – при  расследовании дела Лестрейнджей – Скримджер требовал смертной казни. Несмотря на то, что у миссис Малфой хватает сейчас поводов для переживаний, она всё-таки рада, что к Рабастану Лестрейнджу не применили Поцелуй дементора. Нарцисса всегда хорошо относилась к Рабастану, да и потом – кто знает, насколько эта казнь (отвратительная настолько, что даже смотреть на неё невыносимо), отразилась бы на её собственном рассудке. Конечно, книги и знающие люди, с которыми ей довелось разговаривать, убеждали младшую Блэк, что шаманская болезнь не возвращается, если не бросать практику ритуалов, но Нарцисса до сих пор помнит мягкие объятия безумия и ту незаметность, с которой оно проникло в её разум. Наверное, миссис Малфой может написать книгу о последствиях своих игр с великими силами природы, но сейчас единственное, о чём она может думать – это сухие строчки судебного дела.
Собравшись с духом, Нарцисса всё же подходит к двери кабинета аврора и открывает её.

- Здравствуйте, мистер Скримджер, - миссис Малфой помнит, что называла своё имя, но уточняет на всякий случай, - я – жена Люциуса Малфоя, пришла узнать, как продвигается дело. Конечно, есть тайна следствия, - в голову Нарциссы приходит усталая мысль, что, возможно, аврор рассчитывал на какие-то новые сведения и сейчас прогонит её, но обдумывать её некогда, - но нам... семье хотелось бы узнать всё раньше, не из газет. Если вы не возражаете.

Речь миссис Малфой – обычно ровная и гадкая (как галька на морском берегу) – сейчас сбивчива и нервна. Нарцисса не скрывает своего волнения, как не скрывает убитого, сломленного взгляда всё проигравшего человека. Незачем. Руфус Скримджер давно работает в Аврорате, он видел и не таких посетителей, да и потом – Пожиратели Смерти ему смертные враги, а кому неприятно посмотреть на унижение недруга? Миссис Малфой знает, что не участвовала в делах Пожирателей от слова «совсем», но понятие «род» для неё не пустой звук. Она понимает, что за одного отвечают все – иначе просто не может быть.

Отредактировано Narcissa Malfoy (14 марта, 2016г. 14:26)

+1

5

Скримджер встает, когда она заходит. Он выше, и смотрит на нее сверху вниз, заодно пытаясь понять, почему не запомнил ее в первый раз и зачем она здесь. На оба вопроса он не знает ответов. Он указывает ей на стул, сам тоже садится, не отрывая взгляд. Вместо ее мужа он зачем-то вспоминает ее безумную сестру, а потом - Лестрейнджа, который все еще жив. Этого не должно было случиться. Он все еще жив и, может, поэтому Скримджер не чувствует, что все закончилось, все позади и можно жить дальше. Внутри у него опять шевелится что-то мрачное, он спешно отводит взгляд от миссис Малфой и ждет, пока все не уляжется. Ему не понравилось то, чем он стал во время того допроса. Боится, что если сорвется опять - уже не сможет вернуться.
Он снова обращает внимание на Нарциссу. Интересно, она любит своего мужа-пожирателя? Труднее всего ему поверить и принять, что и пожиратели, и пожирателей тоже любят. Куда проще было бы считать их не людьми, а чем-то иным, тьмой под масками, в которой нет ничего человеческого. Но это не так. Очень жаль, но это не так.
- Люциус Малфой - пожиратель смерти, - говорит Скримджер тусклым бесцветным голосом, - доказательств и свидетельств против него достаточно, и его не оправдают, как бы ни старались адвокаты. Конечно, к смерти его присуждать не станут, но домой он не вернется: ближайшие много лет ваш муж проведет в Азкабане.
Он собирается сказать еще о конфискации: отнять и привилегии, и владения суд вполне может. В этой войне много пострадавших, и хотя деньги убийц не вернут их жертв, многие считают, что так было бы справедливо. Но об этом он все же молчит. Ведь вовсе не деньги волнуют ее. Или "их" - кого бы она ни включала в это местоимение.
Скримджер пытается вспомнить, было ли что-то в свидетельствах, которыми теперь завалено все, что-то не только о Люциусе Малфое, но и о его семье. Может статься, она пришла узнать не о судьбе мужа, а о перспективах тех, кого еще не успели раскрыть? Пожирателей и поддерживавших их так много, что теперь он против воли в каждом встречном видит вероятного, но пропущенного аврорами врага.
- Вы знали о том, чем занимается ваш муж? - спрашивает Скримджер, уже привыкший к тому, что ему отвечают на все заданные вопросы. Обычно у посетителей его кабинета другого выбора просто нет. - Чем занимается ваша сестра? Ее муж? Его брат? Практически вся ваша семья была в пожирателях - неужели вы ничего не замечали?
Ему интереснее другое: неужели ее и правда волнует только то, чтобы "они - семья" узнали обо всем раньше и успели подготовиться? Неужели ей совсем не страшно - если, конечно, она и правда не была ни в чем таком замешана - понимать, что много лет она находилась с самыми страшными людьми страны. Что они, вероятно, возвращались, убив какую-нибудь очередную Катрин, пытаясь запугать очередного аврора, разнося все на своем пути, не думая о случайных жертвах, в свои богатые особняки - и просто жили, будто и не было ничего?

+2

6

Задавая вопрос о деле мужа, Нарцисса знает ответ. Она знает его ещё задолго до того, как её нога переступила порог кабинета аврора, но всё равно – вопреки логике и здравому смыслу – услышав, что надежды нет, с удивлением понимает, что всё равно на что-то надеялась. На то, что всплывут новые факты, что Люциус найдет в своей памяти что-то ценное, что может позволить ему, если не обелить себя, то хотя бы уменьшить вину. Миссис Малфой молча проходит в кабинет, молча садится на указанный стул, молча бледнеет, услышав приговор мужу. Уточняющих вопросов не требуется, она всё равно, что вдова (а где вы видели вернувшихся из Азкабана, где умереть или сойти с ума намного проще, чем выжить?), следует кивнуть и попрощаться, но Нарцисса медлит, не в силах сразу совладать с охватившим её отчаяньем. Может быть, это отчаянье совсем не её – в последнее время миссис Малфой всё хуже и хуже разбирает, где собственные чувства, а где отголосок сильных эмоций Рабастана, но это, в сущности, уже и неважно.
Из ступора её выводят вопросы аврора, Нарцисса смотрит на Скримджера с некоторым удивлением – ведь она уже говорила об этом с хит-визардом, но в утомленном мозгу вспыхивает воспоминание о том, что тот допрос проводился в спешке и довольно формально. Не стоит удивляться тому, что следователь решил перепроверить работу за подчиненным. Рвение Руфуса Скримджера понятно – в его памяти наверняка ещё свежи разрытые могилы боевых товарищей, собственная разбитая семья, мертвые лица тех, чью смерть ему предстояло расследовать. Миссис Малфой, действительно, понимает – если бы речь шла только о ней, она бы, не задумываясь, ответила «да». На все пять последних вопросов. Но соль в том, что  у неё есть обязательства не только перед собственной совестью, но и перед Драко. Нарциссе, в общем-то, свойственно было по жизни не очень-то печься о благе других – не в последнюю очередь потому, что члены её семьи и друзья могли прекрасно позаботиться о себе сами – но кому поручить опеку над сыном?
- Про Лестрейнджей ничего не могу сказать, мы – родственники, но я не вхожу в число близких друзей семьи, - с правды начать проще всего, тем более что эту правду легко проверить. Едва ли бы нашлись свидетели, могущие сказать, что видели нежно воркующих между собой Цисси и Беллу, не говоря о том, что Блэки, славящиеся выжиганием по семейным гобеленам, сами по себе не являли образец крепких связей и нежной родственной любви.
Про Малфоя говорить сложнее – с посторонним мужчиной никто не живёт в одном доме, не рожает ему детей и не приходит справиться об его делах у следователя. Тем более что Нарцисса, действительно, ничего не знает о преступлениях Люциуса и страшится узнать о них слишком много. Не исключено, что главным образом потому, что и о себе самой тогда придется узнать много нелицеприятного.
Аврор Скримджер, меж тем,  ведет себя довольно вежливо и спокойно, не язвит, не бросается оскорблениями, но тем сложнее миссис Малфой смотреть ему в глаза. Она смотрит то на свои руки, то на поверхность стола, то теребит рукав мантии.
- Конечно, Метку у мужа я видела, - глупо отрицать очевидное, хотя, наверное, сам факт её осведомленности уже является соучастием по мнению Аврората, - но о том, чем он занимался, мне ничего не известно. Я, конечно, задавала вопросы, - уточняет Нарцисса, понимая, что в другое Скримджер не поверит, - но получала довольно размытые ответы. Судя по всему, Тот-Кого-Нельзя-Называть не поощрял болтливости.
Про себя миссис Малфой может назвать ещё одну причину сдержанности Люциуса – её физическое состояние. Да, пожалуй, можно было сказать, что она оправдала надежды, возложенные на неё родом Малфоев, произведя на свет сына, но никто не мог бы сказать, что ей это легко далось. Расскажи её дорогой супруг пару историй из пожирательской жизни и так не самой здоровой жене – мог бы потерять наследника. Но упоминать об этом – ставить себя в один ряд с теми, кто, попав в тюрьму или плен, начинают скулить о маленьких детях, больных матерях, немощных отцах и собственной трагической судьбе. Слишком унизительно, да и явно бесполезно.
Больше Нарцисса ничего не говорит, предпочитая отвечать короткими предложениями. Она слишком разбита сейчас, удручена и не в состоянии мыслить логически. А думать надо, даже через силу, чтобы не дать затащить ещё и себя в этот водоворот судебных разбирательств. И постараться не встречаться взглядом со следователем, чтобы не увидеть в его глазах откровенного презрения.

+2

7

Он кивает, слыша именно те ответы, которые ждал услышать. Все теперь ни при чем. Все были рядом, но не заодно. СЛучайные свидетели страшных вещей, о которых не принято говорить - да и кому о них расскажешь?
Она хотя бы не пытается врать - или же делает это умно. Скримджер рассматривает Нарциссу Малфой в течение долгой минуты, но в ней нет ничего, за что можно было бы зацепиться. Это можно принять за внутреннюю пустоту, но скорее всего это очень хорошая защита. Неудивительно, что он не запомнил ее. С таким умением владеть собой она могла бы быть правой рукой Того-Кого-Нельзя-Называть - и все равно избежать подозрений. Она легко признается в том, что знала о метке - да и не могла не знать - но именно то, как она это делает, не дает обвинить ее в соучастии.
Скорее, в избирательной глухоте. Но - кто захотел бы повторять подобные вопросы, если повезло не услышать ответа в первый раз? Скримджер хорошо понимает, что будь все как раньше, будь у него семья, он бы тоже отмалчивался о том, что теперь происходит в Аврорате: это то, что стоит оставлять на дне памяти и никогда и ни с кем ей не делиться.
К тому же, она говорит "Тот-Кого-Нельзя-Называть", а не зовет его Лордом. К тому же, она говорит о нем в прошедшем времени. Она могла подумать об этом раньше, могла отрепетировать - но пока еще никто из пожирателей не додумался до этого. Пока вера в их хозяина, подкрепленная его былым могуществом, их вечным страхом и нелепым окончанием войны не дает их речи меняться. Гнева Того-Кого-Нельзя-Называть они боятся больше Азкабана и дементоров. Они - но не Нарцисса Малфой.
Скримджер колеблется недолго и быстро вычеркивает ее из тех, кто мог бы помогать пожирателям. Ее не арестуют в любом случае - аврорам сперва надо разобраться с теми, кого они уже взяли. Но из личного списка Скримджера - списка, который, как он знает, он не забудет никогда - она тоже пропадает.
Теперь, когда в нем засыпает аврор, и Скримджер становится чуть больше человеком, он не понимает, зачем вообще согласился с ней увидеться. Она ни о чем не просит и ни о чем больше не спрашивает. Она не знает - да, вероятно, и не хочет знать - в чем именно виновен ее муж. Вероятно, его ответ она знала заранее. И что? Пришла просто для того, чтобы удостовериться в своей правоте?
Что-то раздражает его, и прежде, чем раздражение перерастает во что-то большее - он теперь старается следить за таким и давить так быстро, как может, потому что помнит, что он может быть опасным, и не хочет, чтобы от него пострадал кто-то еще - Скримджер понимает, в чем дело. Ему слишком не нравится, что и у пожирателя может быть семья, которая волнуется о нем. Не нравится настолько, что он пытается убедить себя в том, что это не так.
И потому он говорит:
- Больше спрашивать и не придется. Видеть метку не придется. Бояться не придется тоже. Вы ведь рады, что так вышло, правда?

+1

8

Нарцисса знает правильные ответы на вопросы, которые ей задаёт следователь. Если она хочет спасти свою жизнь от дополнительных следственных процедур, ей нужно всего лишь согласиться с мистером Скримджером и, пустив трогательную слезу, пожаловаться на свой страх перед мужем, Пожирателями, Волдемортом. Это вполне разумная тактика поведения - как подсказывает миссис Малфой рациональный и безжалостный здравый смысл. Она уже ничем не может помочь Люциусу, более того, никто из её знакомых даже не узнает об её отступничестве - оно останется здесь, в кабинете аврора, который вполне возможно поверит ей и оставит в покое. Мысль соблазнительна - Нарцисса смертельно устала и так же смертельно боится оставить Драко без эфемерной, но все же защиты матери. Личные принципы, конечно, будут попраны, но ведь даже ученик почитаемого магглами бога отказался от него трижды, какой спрос со слабой и всеми покинутой женщины? Миссис Малфой начитана, хотя религиозные верования магглов тёмный лес для неё, так что не останавливаясь более на туманных для себя знаниях, она говорит, во многом неожиданно для себя:
- С моей стороны наивно ждать, что вы мне поверите, мистер Скримджер, сейчас, наверное, так говорят все, кого вы допрашиваете, но я, действительно, рада, что никогда больше не услышу о Волдеморте, не прочту в газетах о Темной метке над домами и не узнаю о новых преступлениях Пожирателей смерти.
Нарцисса не знает, почему говорит именно так - для её сдержанного (местами даже холодного) характера несвойственно произносить слова, которые необдуманны и не взвешены заранее. Впрочем, разум (который - невзирая на невзгоды- остался все-таки аналитическим) легко подсказывает разгадку - в словах её собеседника звучит искренний интерес. Он не спрашивает у миссис Малфой её мнения издевки ради или для того, чтобы предоставить своеобразную лазейку для обхода обвинения в соучастии, просто интересуется, судя по всему, для того, чтобы сделать какой-то собственный вывод. Простая мысль, что профессиональные следователи иногда намеренно выводят допрашиваемых на эмоции, пульсирует где-то на грани сознания, но она уже не может повлиять на поведение Нарциссы - та уже начала говорить и не может остановится.
- Война отобрала у меня почти всю семью и я не могу не радоваться поражению того, кто в этом виноват, - произносит она с жаром, который кроме как болезненным назвать и не получилось бы, - так что, если хотите знать, я его до смерти ненавижу.
Логика трещит по швам, миссис Малфой прекрасно понимает, что сейчас станет мишенью для довольно саркастических (и справедливых!) замечаний, но её нервы уже сдали и сдержать слова, которые жгли язык в течение многих месяцев, ей уже не под силу. Она даже забывает о том, что ей стыдно смотреть в глаза Руфуса Скримджера, про свою мнительность и направляет взгляд прямо на него.
- Однако я не могу сказать, что не хочу больше видеть своего мужа, - начало фразы она отчеканивает, хотя нервный запал быстро иссякает, и дальше Нарцисса говорит уже более спокойно, - Люциус не такой плохой, как это может показаться. Он не фанатичный сторонник Волдеморта, просто ошибся в своё время.
Положа руку на сердце, миссис Малфой не может ответить за свои слова. "Откуда ты знаешь? - говорит ехидный внутренний голос. - Мужчины, которых ты любишь, всегда кажутся тебе хорошими, а жизнь потом доказывает прямо потивоположное". Но Нарцисса не хочет сомневаться в муже - хотя, пожалуй, и понимает, что для Руфуса Скримджера (с его биографией) и не существует такого понятия как "невыполнимый приказ".

Отредактировано Narcissa Malfoy (21 марта, 2016г. 15:48)

+1

9

Скримджеру есть, что ей сказать. Слушать теперь, как жена пожирателя расписывается в ненависти к Тому-Кого-Нельзя-Называть... Где эта ненависть была раньше? Спроси сейчас у любого из тех, кто ничего не делал - окажется, что все, совершенно все ненавидели и желали ему смерти. Смерти, очевидно, по естественным причинам, потому что не делали ничего, чтобы остановить его раньше, чем он получит все, что хотел.
Слушать теперь, как жена пожирателя жалуется, что война отобрала у нее семью? Война только закончилась, но непроговариваемые правила уже принимались всеми. У всех вокруг здесь были свои мертвецы, и все по ним скорбели, но говорить об этом перестали. После поражения Того-Кого-Нельзя-Называть Британия ударилась в радость так яростно, что понятно было, что в радости своей она топит непролитые слезы. Вслух об этом не говорили: на каждую твою потерю у каждого вокруг нашлась бы своя собственная, и мериться горем никто не спешил - слишком эгоистичным казалось выставлять свою потерю в обход всех чужих.
Но не для Нарциссы Малфой, только не для нее. Скримджер вскинул голову, когда она говорила, силясь рассмотреть хоть малейший признак издевки. Но ее, кажется, там не было. Она и правда верила в то, что говорила - и потому это было еще хуже, чем могло бы быть.
Он набрал воздуха в грудь, но все же удержался и ничего не сказал. Теперь он следил за собой как мог. Отчасти потому что знал, что, сорвись он второй раз, прикрыть его вряд ли смогут, а тогда он потеряет работу, а тогда ему будет совершенно нечего делать, и он останется наедине с пустотой. Отчасти - потому что сам боялся снова сорваться. Лестрейндж вполне заслужил все, что с ним произошло. Остальных гнев, бившийся и успешно, кажется, задушенный Скримджером, коснуться был не должен.
- Фанатичных было мало, - повел он разговор в другую сторону. - Но и не фанатичные ошиблись только в том, что не думали о том, что говорить, если проиграют - не думали, что проиграют. В остальном они были правы. Наверняка и ваш муж присмотрел себе удобное, хорошее место после того, как война закончится. Все распланировал, точно знал, где возьмет свою долю выгоды, как использует войну и новое положение.
С фанатичными ему было проще. Их можно было и не стараться понимать. Но что должно быть в голове у совершенно нормального не-фанатика, который видит в войне и смерти средство наживы и улучшения своего положения, Скримджер не знал, не мог понять. Иногда он смотрел на людей, чьи дела вел, видел, насколько они нормальны - и ему становилось страшно от мысли, что не все они отправятся в Азкабан. Кто-то останется здесь, если найдет, как обелить свое имя. Кто-то и дальше будет смотреть на мир, считая в уме выгоду.
Страшно.
- Вы можете его видеть, - сказал он. - Хоть и редко, но заключенных Азакабана можно навещать.
Он посмотрел на бумаги перед собой и не смог вспомнить, что это за бумаги. Нахмурившись, спросил:
- Это все, что вы хотели знать?

+1

10

Главная беда миссис Малфой заключается в том, что её грызет совесть и ей хочется оправдаться. У неё слишком безупречная репутация в прошлом, слишком снисходительная (в определенном смысле) семья, слишком высокое о себе мнение. Впрочем, понимание того, что оправдания звучат жалко, доходит даже до неё. На каждое собственное слово Нарцисса легко может найти контраргумент, поэтому ей несколько странно, что аврор молчит. В маггловских книгах писали, что после большой войны на материке гражданское население Германии водили в лагеря смерти на экскурсии – по аналогии с этим едва ли Скримджеру надо много думать над хорошим примером (возможно, даже из лежащих перед ним бумаг), чтобы посетительница бросила попытки самозащиты надолго, если не навсегда. Хотя, с другой стороны, ситуация стандартная – все знают, что виноватых (по собственному мнению и мнению родственников) в тюрьме нет совсем – стало быть, зачем следователю трудиться и тратить слова понапрасну?
Дальше аврор Скримджер всё же говорит и – хотя смысл любых слов сейчас доходит до миссис Малфой крайне плохо – она всё же понимает, что говорит он верно. Но и того, что Нарцисса слышит довольно для того, чтобы захотеть закрыть уши руками. Впрочем, разве не это она делала на протяжении последних лет – закрывала глаза и старалась не слышать ничего, чтобы вносило резонанс в её собственную жизнь? Нельзя познакомиться с древними магическими ритуалами, игнорируя древнюю же мудрость, а мораль традиционных обществ строга в плане возмездия. За все свои преступления человек расплачивается общением с себе подобными, и это будет наказанием, даже если правосудие или высшие силы (в которые верят магглы) будут безмолвствовать.
- Я не знаю, что планировал мой муж относительно будущего, - Люциусу уже не поможет её защита, но миссис Малфой не хочется говорить от его имени. Во-первых, расхождения в показаниях с супругой не украсят его уголовного дела, а во-вторых, она, действительно, этого не знает, - но все, кто способствовал войне, прямо или косвенно, желал выгод для себя и не хотел нарушать уклад собственной жизни. Всегда можно что-то сделать, так что, конечно, случившееся со мной и Люциусом справедливо. И, действительно, ошибочно полагать виноватым одного Того-Кого-Нельзя-Называть. Это влечет за собой соблазн начать изобретать себе оправдания, что в корне неверно.
Нарцисса не ставит себе цель убедить в чём-то Руфуса Скримджера (тот, наверняка, сделал свои выводы), она разбирается в себе, поэтому говорит, рассматривая свои пальцы, пытаясь свести вместе разрозненные выводы и логические взаимосвязи. Вид у неё при этом несколько безумный, впрочем, он у неё такой всегда при решении очень сложных задач, а равновесие в отношениях с совестью – сложная задача. До миссис Малфой даже не доходит, что последняя её фраза трактуется довольно двусмысленно, она понимает лишь то, что надо уходить.
- Нет, у меня всё, - кивает она на последний вопрос аврора, но следом тут же уточняет, - хотя... Я не знаю, у кого спросить. Дементоры в Азкабане… Они же сводят заключенных с ума. Это происходит быстро?
Добрая половина знакомых подумали бы, что в младшей Блэк проснулись садистские наклонности старшей Блэк, но на самом деле причина интереса прозаичней. Нарцисса просто слишком расстроена и выгадывает немного времени, чтобы собраться с духом и выйти из кабинета Скримджера в более-менее адекватном состоянии. Пусть даже ценой довольно страшного вопроса.

Отредактировано Narcissa Malfoy (28 марта, 2016г. 18:41)

+1

11

Скримджеру трудно скрыть удивление. Нарцисса Малфой - первый человек на его памяти, который не просто жалеет не о том, что его схватили и все заканчивается не так, как планировалось, а вообще - не жалеет, лишь признает, что виноват. А она ведь даже не заключенная, ей ничего не угрожает, так что притворяться и врать ей незачем. Хотя вот она говорит "себе", оправдания себе, будто ей есть, в чем оправдываться. А раз так, может, есть и за что себя обвинять?
Он снова перехватывает себя до того, как пойдет дальше. Успокаивает, напоминает: всем им есть, в чем себя обвинять. Разве он сам исключение? Он много раз ловил себя на мысли о том, что если бы о том, что изучала Катрин, было известно, ее могли бы убить за это. Тогда она умерла бы из-за того, что делала и во что верила, а не из-за того, что была его женой. Винить нужно Лестрейнджа, но он все равно ощущает вину за собой. Вину, избавиться от которой почти невозможно.
Интересно, что терзает Нарциссу Малфой, в чем она видит свою вину: что не смогла спасти мир от войны или что не уберегла от последствий той же войны мужа? Да она что же, и правда любит его? Скримджер вспоминает Люциуса Малфоя, сидящего в холодной камере, и не понимает, что там можно любить.
Он встает первым, понимая, что если он не выпроводит ее за дверь, она никогда не уйдет.
- Зависит от воспоминаний, - все же отвечает Скримджер. - У него много счастливых воспоминаний?
"Это как Империус," - хочет сказать он, но вовремя вспоминает, что это не так. Хочется связывать и дементоров тоже с силой воли, но он знает достаточно сильных духом людей, которые вряд ли наколдуют приличного патронуса. Однажды и он пополнит их ряды, Скримджер понимает то уже сейчас. Он не уверен в том, будут ли у него еще счастливые воспоминания, а значит, полагаться можно только на их счастливые двадцать лет, но каждый раз, когда он вспоминает что-либо из них, к воспоминанию добавляется страшное "...но ее больше нет". Зараженное настоящим прошлое - неверная защита, он уже успел убедиться в том. Каждого из воспоминаний хватит разве что на один раз, на одного патронуса. Стоит порадоваться тому, что дементоры - на стороне министерства, но вместо того, чтобы радоваться, Скримджер убегает прочь из этих мыслей. Сейчас они ему совершенно ни к чему.
Он выбирается из них назад, к Нарциссе, к проглоченной реплике, он поворачивает ручку двери, открывая ее - в голове в этот момент что-то щелкает, и движение Скримджер уже не заканчивает.
Вот оно, он нашел, решил случайно задачку, решение которой нужно Министерству едва ли не больше, чем им нужна была смерть Того-Кого-Нельзя-Называть. Эта услуга, окажи он ее, будет дорого стоить. Возможно, настолько много, что тот поцелуй дементора все же достанется Рудольфусу Лестрейнджу, пусть даже осудили его всего лишь на пожизненное заключение.
Смерть одного за свободу другого. За свободу многих - Скримджер понимает, что одним Люциусом Малфоем дело не ограничится. Если получится у него, их таких среди пожирателей объявится сразу много. Он пытается представить себе хотя бы примерное их число, и не может, вместо этого вновь возвращаясь к Нарциссе.
- У вашего мужа, у Люциуса Малфоя, - зачем-то уточняет Скримджер, словно бы у нее есть и другие мужья, - сильная воля?

+1

12

Счастливые воспоминания. Нарцисса мысленно несколько раз повторяет эти слова и невольно её бросает в дрожь от пришедшей на ум ассоциации – человек, вцепившийся в дерево, чтобы избежать засасывания в воздушную воронку смерча. Со стихией не справиться без магии, значит, падение неотвратимо и то, сколько человек продержится, зависит лишь от силы пальцев. Силы счастливых воспоминаний. Судьба слишком жуткая, чтобы думать об этом без содрогания, тем более, в отношении собственного мужа. Они с Люциусом ладили довольно неплохо и были бы вполне счастливы, если бы не эта вспыхнувшая – как зараженная рана – вражда чистокровных с магглорожденными. Мысли миссис Малфой не задерживаются на этом долго – у неё есть проблемы посерьёзнее, чем стенания о несбывшемся. И одну из этих проблем зовут Рабастан. Если бы кто-то сказал Нарциссе ещё десять лет назад, что её рассудок будет зависеть от того, насколько счастлив в жизни был младший Лестрейндж, она бы смеялась долго и недоверчиво. Но сомнений нет – его травмы каким-то образом влияют и на неё. Повлияют ли дементоры, повлияет ли безумие? Не очень страшно было бы – она-то ведь на свободе и может принять какие-то меры – но, учитывая, что придется менять место жительства, искать работу, как-то заботиться о себе и Драко – перспектива утраты ясного разума пугает. Но думать об этом сейчас уже поздно – судя по всему, у аврора иссяк лимит времени (или терпения) и он уже недвусмысленно подходит к двери, намекая на уход посетительницы. Для женщины, которой ещё совсем недавно были рады в самых лучших домах Магической Британии, унизительно вести себя так настойчиво, что её вынуждены выпроваживать, но миссис Малфой полагает, что деликатность для неё теперь слишком большая роскошь. Ей ещё не раз придется злоупотреблять терпением чиновников и следует привыкать пренебрегать хорошими манерами. Вести себя подобно королевам в изгнании могут либо в высшей степени достойные женщины, либо те, кому нечего терять. Ни к числу первых, ни к числу вторых Нарцисса себя не относит.
Смысла вопроса Скримджера миссис Малфой не понимает – причём тут сильная воля? – но, чуть нахмурив лоб, отвечает:
- Нет, не сказала бы. Не сильная.
Адекватность постепенно возвращается к Нарциссе, и она удерживается от пояснений, что будь Люциус Малфой тверже характером, то, наверное, не стал бы участвовать в войне, в которую не верил, а если бы верил, то увлёк бы за собой жену. Впрочем, возможно, миссис Малфой молчит по причине того, что понимает – её фантазии о супруге могут не иметь ничего общего с реальностью. Если ничего не смыслишь в людях и их мотивах, лучше молчать. Вместо этого Нарцисса говорит, посчитав, что сейчас следователь откроет дверь и пора вежливо прощаться:
- Спасибо, мистер Скримджер, за ответы и терпение. Вы мне очень помогли.
Помочь по-настоящему в её ситуации уже невозможно, но - по крайней мере – она узнала всё, что хотела, при том без ехидных уточнений и попыток её подловить. Нарцисса шла в Аврорат подтвердить свои догадки, и она их подтвердила. Мысль о том, чтобы попросить о снисхождении у неё тоже была, но на это у миссис Малфой не хватило силы духа. Впрочем, может быть, и к лучшему – вряд ли у неё получилось бы просить убедительно.

Отредактировано Narcissa Malfoy (3 апреля, 2016г. 18:15)

+1

13

Скримджер довольно кивает - может получиться - но не открывает дверь, удерживая ручку. Он убивает в себе привычную радость от того, что решил трудную задачку. Зазор времени, пока он может делать это и не выглядеть странно, не пугать Нарциссу Малфой, и без того очень маленький, на радость времени нет: в этот короткий срок он должен решить, хочет ли пробовать. Хочет ли быть тем человеком, который - пусть это вряд ли кто-то когда-то узнает - сохранит магическую аристократию, к которой не испытывает ни малейшей симпатии.
Что месть не для него, он уже успел понять, и, быстро возвращаясь к Люциусу Малфою, каким он его видел, Скримджер упорно убеждает себя в том, что и тот тоже - просто человек. Вчера убивали они, сегодня убьют их - до кого дойдет очередь завтра? Министерство хочет решить все миром, сохранив всех,кого сможет, просто потому, что на этой войне они и так потеряли многих, слишком многих. Ни смерть, ни заключение не вернет мертвецов. Ни смерть, ни заключение не принесет ничего стране. Аврорат не может быть средством чьей-то мести, напоминает себе Скримджер то, о чем ему хорошо было помнить две недели назад, в камере Рудольфуса Лестрейнджа. Вспомнив о нем, он вспоминает и о том, как далеко зашел и как пообещал себе больше туда не возвращаться.
Ненастоящий Империус и оправдание Люциуса Малфоя - сомнительное дело, но Скримджер все же кивает еще раз, а потом говорит:
- Я посмотрю, что смогу сделать. Если все получится, к Рождеству ваш муж будет дома.
Он поворачивает ручку, но тут же опять отпускает ее. Еще рано: ему могут понадобиться свидетели. Хотя бы один, хотя бы ненадежный - совершенно любой. Хотя бы в первый раз нужно будет на что-то сослаться. Это не дело Сириуса Блэка, это не приговор очередному Лестрейнджу. Чтобы создать прецедент, доводы нужны, и желательно веские, настолько, чтобы свидетельства даже по первому такому делу не захотели проверять с веритасерумом.
- Возможно, это не понадобится, - говорит он, - но запомните: ваш муж мог выглядеть уставшим, не таким, вести себя не так - в мелочах, которые никто больше не замечал, которым и вы не придавали значения. Ясно? - он внимательно смотрит на Нарциссу, пытаясь понять по ее лицу, поняла ли она, о чем он говорит. Поняла ли хоть что-то или успела полностью утонуть в печали от грядущей разлуки.

+1

14

- Вы хотите помочь Люциусу? – недоверчиво спрашивает Нарцисса раньше, намного раньше, чем успевает подумать над сказанным, последние слова Скримджера удивляют её настолько, что она не в состоянии сдержать первый вопрос. Хотя второй вопрос «зачем?», она уже, справившись с собой, не произносит. Ясность ума понемногу возвращается к ней – этому способствует и то, что миссис Малфой наконец собирается с силами и с духом, и то, что она решает важный для себя вопрос, отказавшись от оправданий, изобретать которые всегда была мастерица, и то, что в присутствии Руфуса Скримджера почему-то легко думается. Однако в здравом рассудке ещё сложнее поверить, что аврор говорит правду. Откуда-то из глубины души выползает липкий, холодный страх – не говорит. Ловушка, издевательство, собственное безумие. Последнее страшнее всего, тем более что Нарцисса отчётливо помнит, какие картины в прошлом могло разыгрывать её сознание, в то время когда она просто сидела в своей комнате или шла по улице. Одно успокаивает – даже в самом остром припадке она никогда не разговаривала с живыми людьми, только с мёртвыми. А следователь, ведущий дело Люциуса, жив. Значит, всё происходит в реальности. И значит нужно соглашаться, пока Скримджер не передумал. Нарцисса смотрит на аврора и кивает, стараясь не очень обнадеживать себя, но вопреки здравому голосу осторожности, уже надеясь:
- Да, запомнила: усталость, странности в поведении, нарушение обычных привычек. Постараюсь дать убедительные показания, если меня вызовут в суд.
Миссис Малфой старательно соображает, что имеет в виду следователь. Может быть, то, что Люциус соглашался работать на Пожирателей под пытками? Империус не приходит ей в голову, Непростительные она никогда не практиковала, но тут, собственно, от её знаний ничего и не зависит. Успех предприятия целиком и полностью зависит от Руфуса Скримджера, от его возможностей и того, как долго продержится его решимость помиловать Пожирателя смерти и его семью. Дело не в симпатии к семье – это очевидно, соль в чём-то другом, но миссис Малфой не спрашивает, в чём именно. Подковёрные интриги Министерства, приступ милосердия, расчёт на будущее – чтобы не двигало аврором, его помощь – единственное, на что она может рассчитывать, если хочет вызволить мужа из Азкабана.
- Получится или нет, в любом случае, я буду признательна вам за содействие, - Нарцисса говорит, немного запинаясь, она ведь прекрасно знает, что о невиновности супруга речи не идёт. – Моя семья будет в неоплатном долгу перед вами. Я не забуду об этом, если вы спасете Люциуса.
Строго говоря, не должен об этом забывать ни Люциус, ни Драко - если всё получится - но миссис Малфой говорит только за себя. Так ей и привычнее, и надежнее.

+1

15

Скримджер ждет, пока она не повторит сканое им вслух. Признаков не так уж много, позволять их путать или забыть о каком-то нельзя. Хотя он постарается не доводить дело до ее свидетельства. Досудебное решение будет лучше - так проще будет скрыть то, что скрывать, на самом деле, никак нельзя. Они выйдут, и никто даже не будет знать - все забудут. Ни документов о судах, ни записанных решений, ни внятного перечня обвинений - только шум, который со временем, как это бывает всегда, стихнет и забудется.
- Я не хочу ему помогать, - честно отвечает он, - но скорее всего, все же помогу.
Вот теперь она явно волнуется, какой-то миг Скримджер даже думает, что ошибся. Может, ей не так уж сильно и нужен муж, может, она хотела, чтобы он оказался в Азкабане, и все шло по плану, а теперь он все портит. Он ищет в Нарциссе Малфой следы ее сестры-пожирательницы, но их там нет. Она не похожа на человека, способного на настолько холодный расчет. Скорее всего, она и правда не может поверить в происходящее.
Правильно: сделки, которые теперь заключают с Авроратом, редко когда приносят выгоду кому-то, кроме Аврората. Вот только это не сделка. Он просто пытается решить проблему, которая вот-вот появится, и раз испытывать решение можно на ком угодно, почему бы не на Люциусе Малфое.
Скримджер говорит себе о собственном трезвом расчете, о том, что ему нет до Малфоев, как и вообще до всех пожирателей, никакого дела, что Нарцисса Малфой, скорее всего, врала о собственных взглядах, чтобы самой не пойти под суд. На деле же его просто трогает чужая верность - даже к кому-то вроде Люциуса Малфоя, даже при том, что его взгляды она не разделяла. Его давно уже ничего не трогало, и это полузабытое чувство, хотя лучше бы о нем никому не знать, приятно.
- Не думаю, что мне когда-нибудь затребую этот долг, так что не стоит. Прощайте.
Он наконец-то открывает дверь, выпуская Нарциссу, в голове уже намечая план действий: ему нужно просмотреть все отчеты в поисках чего-то, что можно использовать, навестить Люциуса Малфоя, написать пару докладных и запросов - обмануть систему. Хит-визардам разрешена любая темная магия, темнить с документами им вряд ли можно - но кто-то ведь должен, а Скримджеру особо нечего терять.
И все же все время, пока он ведет это дело, руки у него трясутся сильнее, чем когда он кастовал круциатусы на Рудольфуса Лестрейнджа.
Тогда он знал, что прав.
Теперь - совсем нет.

+2

16

Руфус Скримджер ничего не требует взамен – ни правдивых показаний, ни услуг следствию, ни даже простого обещания держаться впредь в рамках закона (формальность, но даже в маггловских церквях говорят: «Ступай и не греши больше»), ничего, и это должно было бы настораживать, но нет -  на измученном лице Нарциссы, напротив, появляется надежда. Может быть, действительно, всё обойдется, Люциус вернется домой, люди перестанут шарахаться от одной только их фамилии, жизнь вернется в свою колею. Умом она понимает, что верить в это опасно, миссис Малфой ведь читает книги и знает, что так люди повреждаются рассудком, рисуя себе фантазии и отдаляясь от мира реального, но надежда – вопреки всему – пускает в её душе глубокие корни и растёт, распускаясь бурным цветом, уже не задаваясь вопросом, зачем это следователю.
- Вы – милосердный человек, мистер Скримджер, если помогаете даже тем, кто этого недостоин, - говорит Нарцисса перед тем как уйти, - очень милосердный. И вы правы – этот долг не вернуть. Хотя если передумаете – я к вашим услугам. Прощайте и всего вам доброго.
Миссис Малфой выходит за дверь и почти сразу накрывает голову, пониже опустив капюшон мантии. Сейчас с ней стараются не иметь дела, но всегда есть те, кто любит позлословить и посмаковать чужие неудачи, лучше не привлекать внимания. Ещё ничего не решено, совсем не решено, Руфус Скримджер может передумать, у него может ничего не получится, её саму могут на суде попросить дать показания под веритасерумом, но всё равно ощущения Нарциссы близки к ощущениям смертника, которого помиловали почти перед казнью. Недоверие, перемешанное всё же с облегчением и какой-то безотчетной радостью. И отступившие сомнения. Цисси признается с трудом даже самой себе – когда она шла в Аврорат, она сомневалась в супруге. Боялась, что ошиблась в нем, боялась услышать от следователя доказательства того, что Люциус Малфой – не жертва обстоятельств, выбора своего отца и пагубного влияния общества, в котором они воспитывались, а вполне себе убежденный Пожиратель Смерти, верный сторонник Волдеморта по своему собственному выбору. «Но разве, - спрашивает она себя, - стал бы честный и добросовестный аврор, у которого нет причин быть снисходительным к Пожирателям Смерти, выпускать на волю опасного человека и убежденного убийцу?» Это невозможно - какие бы ни были причины, на это мистер Скримджер бы не пошёл - и, следовательно, всё не так страшно, как можно было бы себе представить. Это значит, что – если Люциуса, действительно, оправдают – о войне можно будет просто забыть, стереть из памяти Тёмного лорда с его приказами, новости о Чёрной метке над домами, собственные сделки с совестью. До конца забыть не получится – миссис Малфой понимает, что она связана с Азкабаном до тех пор, пока жив Рабастан Лестрейндж (а он проживёт ещё долго), но всё равно она обретёт какое-то подобие покоя. И, действительно, будет ждать домой к Рождеству не Пожирателя Смерти и слугу сгинувшего Тёмного лорда, а своего мужа. Человека, который всегда успокаивал её после очередного кошмарного сна или наваждения, не ставил в упрёк малоподходящие для леди увлечения и не оставлял её, даже когда она бросалась в очередную авантюру так, как другие женщины бросаются на рельсы. Можно будет всё забыть и начать с чистого листа. Разумеется, в списке людей, которым миссис Малфой по гроб жизни обязана, появится ещё одно имя, но это - небольшая цена за судьбу, которая избежала участи быть разбитой вдребезги. Тем более, возможно, что со своими должниками ей и представится возможность расплатиться. Что с Джералдин Каррингтон, что с непонятным, но способным на снисхождение Руфусом Скримджером. Время покажет, время всегда всё расставляет по своим местам.

+2


Вы здесь » 1995: Voldemort rises! Can you believe in that? » Завершенные эпизоды (загодя 1991) » Цену воды узнают тогда, когда пересыхают источники.


Рейтинг форумов | Создать форум бесплатно