Название эпизода: Это Вас расстреливали?
Дата и время: 11 октября 1995, день
Участники: Руфус Скримджер, Фиона Макгрегор
Больница Св. Мунго; 5 этаж - недуги от заклятий
1995: Voldemort rises! Can you believe in that? |
Добро пожаловать на литературную форумную ролевую игру по произведениям Джоан Роулинг «Гарри Поттер».
Название ролевого проекта: RISE Рейтинг: R Система игры: эпизодическая Время действия: 1996 год Возрождение Тёмного Лорда. |
КОЛОНКА НОВОСТЕЙ
|
Очередность постов в сюжетных эпизодах |
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Вы здесь » 1995: Voldemort rises! Can you believe in that? » Завершенные эпизоды (1991 - 1995) » Это Вас расстреливали? (11 октября 1995)
Название эпизода: Это Вас расстреливали?
Дата и время: 11 октября 1995, день
Участники: Руфус Скримджер, Фиона Макгрегор
Больница Св. Мунго; 5 этаж - недуги от заклятий
Кроме безумных Логнботтомов тут и поговорить было не с кем. Поговорить о важных вещах - так-то людей вокруг него крутилось много, только говорили они в основном совсем не о том, о чем нужно было. Скримджер знал, что дело делается. Ладно, пусть в доме никого не было - он еще успел проверить это сам прежде, чем до него добрались люди в лаймовых мантиях - но следов там наверняка хватало. И в этот самый миг его авроры перерывали дом сверху донизу. Они не искали зацепки, только доказательства. Никогда прежде процедура не казалась Скримджеру такой нелепой и бессмысленной. Он ведь прекрасно знал, где был, кто был с ним и что произошло. Но тревогу все еще не били, и он помимо воли все чаще думал о тех, кто начал твердить о возвращении Того-Кого-Нельзя-Называть еще год назад.
Послушай их сразу, это удалось бы остановить? Побег пожирателей из Азкабана смогли бы предотвратить? А их Темный Лорд?.. Его открытое возвращение теперь - просто вопрос времени: без гарантий пожирательский сброд не осмелился бы снова взяться за свое: Скримджер помнил по прошлой войне, как быстро они кинули по родовым замкам, потеряв предводителя, в надежде, что их не заметят, не вспомнят, пощадят. Некоторых и правда щадили; возможно, это было главной ошибкой, которую они допустили тогда. Большое зло уничтожил ребенок, но мелкое зло отпустили они, не видя в нем больше угрозы.
Теперь угрозу мог не видеть только слепой, а не верить в нее только глупый. Теперь не дети из школы и Дамблдор, к словам которого всегда относились с осторожностью - теперь он, глава Аврората, говорил, а его не слушали. Ни официальных заявлений, ни хоть какой-то четкой позиции Министерство не заявляло и, как подозревал Скримджер, не имело. Может, они надеялись на то, что за время отсутствия он тронулся головой. Может, потому он и оказался так близко к Лонгботтомам. Иногда он смотрел на них, потерянных во времени и сумасшествии, и не мог поверить, что знал когда-то этих людей, что это в них, молодых и бесстрашных, все видели вторых Гампов.
Когда начнется открытая война, сколько еще таких же пар сойдут с ума или погибнут? Промедление играло на руку их врагам и с каждым часов увеличивало количество возможных жертв.
А Министерство боялось услышать и поверить в то, что произошла с Руфусом Скримджером.
Министерство молчало.
Человек «на поговорить», с деликатностью бронированного транспортера, направлялся в сторону палаты, где в этот момент на больничной койке загорал глава Аврората. Нельзя сказать, что это было задание редакции – Варнава Кафф традиционно колебался с мнением Министерства, как ряд Фурье, в неизвестном тут, гильбертовом пространстве. Куда ежедневно посылала мисс Макгрегор и Министерство и непосредственное начальство, так что, пока Ежедневный Пророк уговаривал своих читателей спать спокойно, ибо граница на замке, аврорат нас бережет, сбежавших Пожирателей переловят в ближайшие дни, а Волдеморты тут тихие и ушедшие в анналы истории, журналистка нагло решила обратиться к непосредственному участнику событий.
Ибо, по правде сказать, серийные убийцы на улицах городов Британии и появление Большого магического Брата на горизонте нравилось ей чуть больше, чем воцарение на Земле Скайнета и чуть меньше, чем появление в Англии марсиан Уэллса.
Перед выходом, Фиона, чуточку подумав, решительно привязала зеленый колокольчик к сумке. Спасать человечество – нужно, спасать это самое человечество смехом тоже необходимо. И бронзового единорога – символ Шотландии – на шею надела. Впрочем, желтый больничный халат смотрелся на журналистке не менее весело, чем полосатая разноцветная кофточка.
Перед пятым этажом женщина все же вздохнула, будто собираясь входить в ледяную озерную воду – идет она все же к начальству Яэль, которая постоянно поминала то в мыслимых и немыслимых формах, а не к подружке-сверстнице. Правда, когда это мисс Макгрегор отступала от собственной цели, припомнить не могла даже она сама. Предъявляет пропуск молоденькому охраннику-аврору, всем видом показывая, что нет, она совершенно не собирается добивать их бедного обожаемого начальника, да и как она его добьёт? Щекоткой или слизнями? Определенно, самая опасная преступница на всем белом свете, побивая рейтинг Недобитого-осиновым-колом и Захватившего-было-Европу.
Наконец, паренек верит и дает дорогу де-юре свободной прессе, которая, с неожиданной для той деликатностью, стучится в дверь, слышит разрешение войти и открывает дверь.
Неожиданно пропавший летом и появившийся спустя два месяца, Руфус Скримджер, выглядел довольно терпимо для человека отсутствующего черт знает где.
- Добрый день, мистер Скримджер, - доброжелательно улыбается Фиона, мимолетно подумав, что не факт, что день добрый и достав на ходу блокнот с авторучкой. – Меня зовут Фиона Макгрегор, я журналистка «Ежедневного пророка». Могу я задать несколько вопросов?
Каждый раз, когда в дверь стучали, Скримджер ждал, что это будет кто-то из Министерства. Так было и в Аврорате: его секретарь всегда знала, кого пускать, а кого нет, знала, когда удачное время, а когда нет - и в первых случаях она просто заходила или впускала людей, а во вторых до стука в дверь не доходило. Так было и тут: врачи заходили, когда им было нужно, авроры почтительно держались за дверью. А люди из Министерства стучали бы. Они всегда стучат. Именно потому в Министерстве столько проблем.
Но это была всего лишь журналистка. Значит, уже налетают газетчики, а официальной позиции все еще нет. Отставание было критичным. Когда, интересно, Министерство стало так опаздывать, когда начало так тянуть с реакцией? Скримджер верил Министерству - он всегда был человеком Министерства, но теперь, как ни старался, найти ему оправдание не мог.
Он помолчал ему пару секунд, заодно оценивая то, что видит. Некоторых репортеров "Пророка" он знал, но Фиону Макгрегор видел впервые. Она видела молодой, но подготовленной. И очень незашоренной: блестящий колпачок на авторучке резал глаза. Или любительница маггловских изобретений, или магглорожденная, которая не стесняется пользоваться вещами из прошлого. Если так, то это довольно смело, особенно по нынешним временам. Хотя - напомнил себе Скримджер - никто ведь не знает о нынешних временах. Никто не знает, какая опасность надвигается на них.
- Задавайте, - наконец сказал он, указывая на стул рядом с собой. - Извините, что не встаю - я еще не совсем...
Врачи говорили, что если он не бросит бегать по домам, где, как считает, его держали, в поисках пожирателей, то он еще долго не поправится. Для разнообразия он решил послушаться. Если дело и правда плохо - он будет нужен, и потому не может себе позволить долго болеть. Ему нужно встать на ноги как можно скорее, а потом вернуться в Аврорат и попытаться исправить хоть что-то из того, что они успели упустить.
- Вы очень молоды, - отметил Скримджер. - Это значит, что историю считают не очень перспективной, так?
Для Фионы никогда не было понятия «вещей из прошлого». Мантии она терпеть не могла, а надоевшие еще в Школе до зубовного скрежета перья, после окончания учебного заведения, с радостью сменяла на нормальные авторучки и карандаши. Да и в мир окончательно перестала она встраиваться еще несколько лет назад, доведя себя такой попыткой до суицидальных мыслей и глубокой депрессии. Хватит, спасибо, больше не хочется, а ведьма останется такой, какая есть.
Ничего, ровным счетом, не случилось пока…
Выдержала оценивающий прямой взгляд серых внимательных глаз. Сталь клинка. Изморось на серебристом крыле самолета. Защита своих людей. Всю жизнь везло ей на сероглазых, как утопленнице на русалок, никогда не знала, что от них ожидать. Вечно выходила то вражда, то дружба, то непонятное-что: прибить и в знак уважения принести цветочки на могилку. У Джона тоже серые…
- Ничего страшного, что не встаете, мистер Скримджер. Вам не в чем извиняться… - чуточку усмехнулась ведьма, которую нередко забавляли эти правила приличий. Присела на стул для посетителей, сама внимательно рассматривая главу Аврората.
Это она-то молода? – смогла не заржать вслух женщина, почти подошедшая к границе, где ставят диагноз «старородящая» и постоянно интересуются на тему: а сколько детей ждете, а когда свадьба, а почему не наше дело, а кто такие «дракклы, которые должны залезть в ухо и нашептать сказки об Азкабане»?
- Молодость – это проходящий недостаток, - уклончиво улыбнулась, умудрившись не ляпнуть: а вы хотели тут увидеть Риту Скиттер? Главный редактор и так её всем в пример приводил, как человека на ком держится половина выручки и читаемости. Мисс Макгрегор не спорила со столь очевидными фактами, но веру в человечество, и будущее этой несчастной страны, факт этот колебал сильно. Обычным людям явно больше нравилось читать сплетни, слухи и прочую выдумку, чем правду.
- Много что считают…. – снова улыбнулась женщина, чуть пожимая плечами. – Все произошло довольно странно. Согласитесь, внезапная летняя пропажа мисс Амелии Боунс, вместе с Вами и некой целительницей госпиталя = мисс Вэнс – наводит на разные мысли… – будучи корреспонденткой отдела криминальной хроники, Фиона знала такие вещи. – Начиная от попыток непосаженных Пожирателей смутить наше благополучное общество до…постановочной пьесы. Как Ваше здоровье?
Пожалуй, этот вопрос стоило задавать самым первым.
Скримджер только отмахнулся. Он всегда быстро поправлялся, а потому и после нескольких месяцев комы видел себя почти здоровым и довольно быстро раздражался от подобных вопросов.
Но вот в остальном эта Фиона Макгрегор, журналистка с авторучкой и единорогом, была недалека от правды. За исчезновениями следила, явно связала их и выдвигала версии. Пусть неправильные, зато очень разные. Скримджеру всегда нравились люди, которые не упирались в одну гипотезу, которую посчитали верной, а шли дальше, не останавливаясь перед теми вариантами, что казались совсем нелепыми - вроде той же постановки, организованной кем-то нарочно.
- Вы не совсем правы, но близки к истине. За этим и правда стоят Пожиратели, но вовсе не непосаженные, а сбежавшие из Азкабана.
Скримджер замолчал. Теперь, когда он говорил это вслух, и ему самому казалось, что он бредит. В мире было тихо и спокойно, в Мунго не было орд пострадавших и раненых, у аврората было столько свободных людей, что их приставляли к его палате. Мирное время, и не скажешь, что война собирается и вот-вот начнется снова. Впрочем, он и в первых раз не заметил ее приближения. Вот только тогда он был занят - тогда у него еще была жизнь. Теперь же - почему он пропустил теперь? Почему отложил решение укрепить Азкабан, хотя думал об этом?
- Сейчас мои люди пытаются найти следы в доме, где я был, - сказал он, но тут же добавил, - Они ничего не найдут. Разве что нам очень повезет. Так что какое-то время - короткое время, у нас у всех теперь времени мало - я не смогу предоставить доказательств, только свое слово. Возможно, такая история не нужна ни "Пророку", ни вам лично.
По виду она была пробивной, но к чему именно она пробивается - к тому, чтобы освещать правду, или к карьере - наверняка сказать Скримджер не мог. Во втором случае она рисковала, и довольно сильно: если время покажет, что он прав, она станет первым журналистом, написавшим об угрозе, но если все затянется и пожиратели решат затаиться, репутации это повредит - причем именно ее репутации. Главе Аврората быть слегка параноиком почти что полагается.
- Лестрейнджей больше нет в Азкабане. Об их планах я не могу сказать наверняка - большую часть времени я находился в коме. Но могу предполагать - и, скорее всего, я окажусь прав.
По сути своей, магические Пожиратели ничем не отличались от не-магического Национального фронта, разве что местный УК не брезговали нарушать. Опять же, как раз пару дней назад побегать пришлось от дружелюбного амбала со свастикой и арматурой в руках, который жаждал разъяснить, почему настоящие британские барышни не носят на шее пацифики. Впрочем, ИРА в Северной Ирландии действует примерно похожими пожирательскими методами…. В ответ на которые британские войска предпочитают нести добро и справедливость, не меньше, чем аврорат в семидесятых годах. Так действовали в Великобритании. Так действовали на Ближнем Востоке. Так действовали в Африке. Так действовали у магов. Все страны и миры уверенно предпочитали ходить по одному и тому же заколдованному кругу, набивая одни и те же шишки, но не отказываясь от столь полюбившихся им грабель.
- Потрясающе… - не удержавшись от иронии, заметила журналистка. – Внезапно. И, наверное, освободил их господин со сложно выговариваемым именем? А так же, наверное, и целительницу захватили, чтобы провести курс укрепляющих зелий? А то загорать посреди Северного моря выходило плохо.
С другой стороны, учитывая, что Лорд, в семидесятых, натягивал магическую Британию, как хотел и как мог (а мог он, один из величайших волшебников своего времени, много что), то во внезапное появление на арене Воландеморта как не странно….верилось. Опять же, тот мальчик-в-очках уже год твердил об этом, да и директор Хогвартстса тоже. И пусть он тысячу раз безумный, но статус не менее великого волшебника, чем местная версия Саурона, тоже кому попало, не дают. Да и тела же не нашли. Умный уповает на свой труд, глупец – на свои надежды.
Потрясающая недальновидность.
И хотелось бы назвать эту страну – страной непуганых идиотов – так, увы, наоборот все. Слишком запугали, чтобы маги могли мыслить логически и рационально.
- А непосаженые приспешники были кроткие овечки или метки свои они получали под Империусом? Например, Каркаров или Малфой?
Всегда было интересно, каким образом половине сторонников концепции «магглы нам враги, а предателям крови – смерть!» удалось оправдываться перед законом? Ну, прямо жертвы системы и потомственные диссиденты. Мисс Макгрегор постоянно требовала ответов в этом мире вопросов и людей, уже прошедших собственную комнату 101. Почему-то «заговор молчания» казался им замечательной защитой, хотя если не вспоминать о граблях, то можно поставить под глазом второй фингал. И теперь она задавала этот вопрос тому, по чьим руководством потпускали половину господ из этого кружка по интересам.
Как поставить рядом и месть, и честь – непростое дело? Какое есть… Ну, откуда взяться романсам здесь? - Рок-н-ролл, господа авроры.
Сын за отца, конечно, не в ответе, но изображать Христа и с обещанием больше не грешить, отпускать человека, на руках которого крови больше школьного хулигана, надо быть слепцом. Или глупцом. Ни на того, ни на другого, глава Аврората не походил.
- Про планы можно догадываться, мистер Скримджер… - пожала плечами журналистка. – Хотя, сомневаюсь, что даже они додумаются до концлагерей. Впрочем, нет предела совершенству, увы. Вы находились у Лестрейнджей….Неужели, кто-то из них Вас пожалел? – в такую нелепую сказочку не поверили бы даже дошкольники.
Это великолепное трио никого никогда не жалело.
Отредактировано Fiona McGregor (19 марта, 2016г. 11:13)
В аврорате и Министерстве Скримджер привык к страху, сопровождавшему память о войне, и тому, что разговоров о ней до последнего старались избегать, надеясь, верно, что страх, не подпитываемый словами, исчезнет сам собой. Теперь он видел нечто совсем иное: полное отсутствие этого страха. Его поколение пыталось забыть, хотя и не могло, а следующее было слишком беззаботным, чересчур рано переведя войну из памяти в историю.
Никто не боится историю. Может, поэтому она и повторяется.
Он ничего не сказал о Том-Кого-Нельзя-Называть. Скримджер пытался вспомнить, но события перед комой путались, и он мало что мог вытащить из памяти. Подпускать же легилиментов не хотел: в спутанных воспоминаниях наверняка были разбросаны следы Нарциссы Малфой. И ей, и ему было безопаснее и выгоднее, если бы об ее участии ничего не знали.
Потому он не знал наверняка - только лишь предполагал. Что, например, сбежать из Азкабана сами Лестрейнджи не смогли бы. Они еще до тюрьмы были наполовину безумны - причем вся нормальность в их троице приходилась на младшего, Рабастана. С другой стороны - Сириус Блэк как-то смог. Четыре побега за два года - это на четыре побега больше, чем когда-либо случалось в истории Азкабана. Или что-то не так с тюрьмой, или он возвращается. Уже вернулся, возможно. И это плохо, очень плохо. Особенно учитывая всех "непосаженных приспешников".
Было хорошее время для разговора не под запись, но Скримджер не любил таких разговоров, и изменять себе даже сейчас не хотел.
- Все, кого отпустили, или предоставили суду достаточно ценную информацию, чтобы купить себе свободу, или - да - смогли доказать, что находились под Империусом. Ловили их мы, но отпускал суд. и основания у него на то были веские.
Если бы Скримджер умел краснеть, сейчас он бы заливался румянцем. Слишком хорошо он помнил, что сам, лично придумал и посоветовал сослаться на Империус, проверить который практически невозможно. У министерства тогда были и другие проблемы - тогда казалось, что отстраивать жизнь и забывать войну важнее, чем сводить старые счеты со змеями, у которых вырвали ядовитые клыки. И его единичную придумку, удачный прецедент, подхватили и использовали до тех пор, пока каждый второй заключенный не стал из врага жертвой.
Пойди они тогда до конца, разрушь привычный уклад жизни и сотри с лица Магической Британии чистокровную аристократию как класс - что-то изменилось бы? Сбежал бы Блэк, сбежали бы Лестрейнджи? Вернулся бы Тот-Кого-Нельзя-Называть? Ухмылялась бы призрачной меткой пожирателей грядущая война, гарь которой, ему казалось, он уже чует в воздухе?
- Не пожалели, нет, - сказал он, заставляя себя перестать думать и жалеть о несделанном. - Скорее, просто привыкли к тому, что я смирно и тихо лежу. Когда я пришел в себя, в доме оставался только один, и вряд ли он ждал и что я очнусь, и что попытаюсь что-то сделать. Я успел оглушить его, аппарировал, но когда я вернулся с подмогой... - Скримджер помедлил, едва заметно нахмурившись: он прихватил с собой Нарциссу, но очень зря оставил Рабастана Лестрейнджа. Вполне возможно, что ему хватило бы сил забрать и его тоже. Тогда у них был бы кто-то, кого можно допросить. Кто-то, ценный Рудольфусу Лестрейнджу настолько, что он не стал бы залегать на дно, а пошел бы в открытую, оказав этим Скримджеру огромную услугу, - в доме уже было пусто. Никого. Мы не нашли ни единой живой души.
- It's the same old theme since 1916… - задумчиво произнесла Фиона, машинально рисуя ручкой жирный знак вопроса. На месте узников, она бы первым делом, убила тех, кто сдал их, и даже совесть бы не грызла. Предательство – не прощают.
Империус, по мнению Фионы, был не индульгенция. Это заклятие было не Круциатус и не Авада – ему можно было сопротивляться. А значит, кто убивал под Империусом, легко мог сделать это в реальности, если бы не страх Азкабана и моральные принципы, которые поддерживаешь лишь для вида или считая, что они у тебя есть. Пообщаться на счет непростительных было не с кем: большинство так же боялось и старалось не думать об этом, а кто знал, то либо уже находился в Азкабане или держал рот на замке. Пришла мрачно-ехидная мысль, что если человек напротив, к всеобщему сожалению, не ошибается, то пообщаться на счет непростиловки будет с кем. Если ей ну очень сильно не повезет, а товарищи в масках будут настроены на небольшую лекцию всяким там грязнокровкам.
Снеси они чистокровную аристократию как класс – может что-то и изменилось. Не прописывай узникам пожизненное – изменилось бы явно. Фиона считала, что расстреляй сразу весь Ближний Круг, то второго витка точно не было: никто бы не сбегал, а мистер Аврорат сейчас спокойно бы работал, а не отдыхал на больничной койке. С того света вернуться вышло только у Волдеморта и то, тут еще смотреть надо. Слишком много проблем накопилось в отсталой магБритании, чтобы винить во всем только одного Волду и его приспешников. После появления Статута – не-магическая Британия успешно развивалась, когда магическая предпочла деградировать. Технику они взяли у магглов, свою магию окончательно забросили, ибо тысячу лет назад четыре сильных мага смогли придумать школу, а сейчас свою любимую магию волшебники предпочитают использовать разве что в быту. Выучили несколько заклинаний и считают себя опытными пользователями. При этом магическая аристократия считала себя выше всех и уж, тем более, этих глупых магглов. А из продвинутых консерваторов выделилась небольшая группа каких-то ненормальных уголовников – что тоже не пошло на пользу Британии. «Не приказано спорить винтику. Он молчит. На то он и винтик. Установлено так. Положено. И - не будем на эту тему... Славься, винтичная психология!»
Женщина даже не заметила, что смотрит на находящегося на койке мужчину сочувственно и несколько снисходительно, как мать смотрит на малыша, который считает себя уже взрослым: ну куда ты лезешь, чудо мое?
Фиона до сих пор жалела, что пришедший к ней профессор не нарушила правила и не рассказала обо всем Шеймусу Хьюзу. Он был умным, он бы с лету разобрался во всех этих запутанных вещах, хоть нагло ври ему, хоть полуправду говори. Впрочем…тогда в этот насквозь лживый мир он бы её отдал только под империо. И то – не факт.
«Не маги в случае пользования вещами ничем не отличаются», - внезапно резонно шепнул внутренний голос. – Они тоже массово не смогут ни автомобиль смастерить, ни проводку провести». Что ему ответить Фиона не нашла. Правда, все равно, магическое общество выходило более беспомощным, чем маггловское, ибо почитай Тот-который-крупно-лоханулся хоть что-то о введении партизанской войны и как не магическое население делает перевороты и революции, то противопоставить ему было бы нечего, и их разборки бы закончились намного раньше. Видимо этот маг родился и рос в этом мире. Правда, напрягала одна маленькая деталь—лозунг Пожирателей Смерти, взятый из Библии (как любили воспитательницы заставлять читать эту книгу – даже не джентельменским лексиконом не передать). С другой стороны – может просто красивую фразу кто-то из них услышал, вот и понравилась.
- Неужели вы думали, что они станут дожидаться злой аврорат? – не удержалась от удивления журналистка. – Вот не смотрели эти господа маггловские фильмы: там это основной сюжетный ход – как только кого-то посчитают безобидным, так он сразу выдаст обидчикам на орехи и на британский флаг порвет.
По крайней мере, ситуация выходила именно такой же банальной донельзя. Фиона даже с интересом глянула на мистера Скримджера – неужели он смотрел боевики её мира? Или Пожирателям окончательно высосали мозги дементоры и они так тупили.
Удивительное умение для журналистки: в ее газах явно шевелились мысли, а не подсчитывался отклик на статью. Скримджер, газет давно не читавший - новости он обычно узнавал и так, они рано или поздно, хотя зачастую все же рано, и так попадали в аврорат - допустил даже было, что в журналистике магической Британии что-то изменилось. Потом еще раз посмотрел на Фиону, и понял, что нет. Молодая, неприкрыто пользующаяся маггловскими изобретениями, ссылающаяся на маггловские же фильмы - вряд ли в редакции с ней считались. На первых полосах все равно оставалась Рита Скитер и ей подобные. А дальше читали далеко не все.
Впрочем, даже если она и не играла большой роли в "Пророке", об осторожности забывать все равно не стоило. Каким-то удивительным, непостижимым для Скримджера образом Фиона упорно задавала те вопросы, на которые отвечать честно и полно он не мог. И потому всей правды он не сказал и на этот раз:
- Не думал, нет. Но был небольшой шанс, что остальные не успеют вернуться, и когда мы придем, там все еще будет оглушенный пожиратель. А вместе с ним - доказательство, информация, способ заставить окружающих - и Министерство - слушать.
Он говорил это и раньше - что в доме был только один - исключая из слов и памяти Эммелину Вэнс, не зная наверняка, что заставило ее отказаться. Его не было в сознании и мире больше месяца, и это долгий срок, который целительнице не повезло провести с Лестрейнджами. Что с ней случилось, что ей не посчастливилось пережить, вытерпеть, что заставило ответить отказом, когда он предложил аппарировать с ними? Наверняка он знал только то, что она помогла Нарциссе Малфой, а потом предпочла остаться с младшим Лестрейнджем вместо того, чтобы вернуться на свободу. Остальные не успели добраться домой - в этом Скримджер был уверен. Рудольфус остался бы. У них счеты, у них история, у них ненависть, которая не дает рационально мыслить. Он остался бы ждать Скримджера, чтобы оборвать эту историю раз и навсегда. И это значило, что младшего Лестрейнджа или привела в себя, или аппарировала именно Эммелина Вэнс.
Пока он не знал, что именно двигало ей - страх, вынужденное обещание, сменившиеся убеждения, что-то еще - он не мог и не хотел упоминать ее имя там, где оно могло было бы быть очернено. К сожалению, в основном этим в последние годы и занимался "Ежедневный пророк".
- Теперь они затаятся, - поспешил перевести разговор в другое русло Скримджер. - На месяц или два. Чем больше проходит времени - тем лучше им и тем хуже нам. Говорят: "Скажи об этом сегодня, потому что завтра придется кричать". Боюсь, на этот раз даже кричать уже поздно. Мы стоим на пороге войны.
Он впервые сказал это вслух, и сам удивился тому, как спокойно, обыденно звучало слово. Будто и не слышалось в нем эхо той, первой войны.
Пророк был министерской газетой. Но, кроме Пророка, были еще другие издания. Например, журнал Ксенофилиуса Лавгуда. Хотя даже Фиона не могла предположить, что статья под подписью Гекльберри Финн через какой-то месяц будет там опубликована. Точнее, интервью.
Случайно двинув локтем, женщина услышала тихий звон зеленого колокольчика. Фиона Верити Макгрегор, двадцати шести лет, как она есть: с шоколадками, колокольчиками, единорогами, пацификами и фотокарточками, причем в большинстве своем, даже не магическими. Это мама, застегивающая на тебе курточку, это дочь, разукрашенная как «лигр», это Джон, попавший в кадр с нарисованными пышными оранжевыми усами, это Шеймус, которого ты все же смогла в тот последний год, сфоткать, это приютские дети, это Яэль с котами, это выводок разноцветных котят и виноватая мордочка Мэг с клобухом на плече, вызвавшей на улицах не магического Лондона полный фурор… Личная жизнь мисс Макгрегор собственной персоной – разноцветная и бестолковая.
Совершенно не выписывающая ни в один из миров.
- Думаете, он бы согласился снова получить путевку в Азкабан? – чуть удивленно глянула на мужчину журналистка. – Лично я бы сделала все, чтобы не возвращаться в это место. Несколько удачных язвительных фраз, несколько ответных ударов кулаком и проблема с поцелуями и тюремными стенами лишена.
- А мисс Боус и мисс Венс вы там не видели? – с интересом наклонила голову женщина. И вздрогнула.
- Войны…. – с отвращением, будто выплюнула клопа-вонючку, отозвалась Фиона. Разум очень сильно надеялся, что у мистера Аврората простая паранойя, инстинкты явственно вопили, что война объявлена еще с прошлого года – ты же помнишь, Фионочка, ту акцию смертоедов? – что на ней убивают. Прицельно. Таких как она или он. И, по хорошему, следовало бы возразить: мол, что вы сударь, граница же на замке и пожиратели у нас тихие. Да только не выходило это, чуть ли не в-первые в жизни.
Хорошо быть гриффиндорцем. Пасынков Годрика натаскивают на эту самую войну с самого первого курса, получая к концу окончания школы совершенное оружие, с храбростью или безумием, записанным на подкорку. Хорошо быть слизеринцем. От живущих под знаком змеи, отдающих многое за «свой круг», не ожидают, что они бросятся на врага, вопя за родину, за Салазара, пугая по пути диких зверей. Жившие под сенью орлиных крыльев просто знают, что если не возьмешь себя в руки, то не-деяние выйдет глупостью в промышленном масштабе.
Война, война…а особо альтернативно одаренным, семь лет растущим в башне из слоновой кости, а потом проживающим в месте хаоса и пофигизма, не выдано даже саперных лопаток.
А еще Фиона поразилась тому факту, что мистер Аврорат умудрился дожить с такой прямотой до своих лет.
- Вы считаете, что возможна война? А, может, они захотят убраться поскорее в Аргентину и прожить остаток жизни спокойно возле океана?
- Мисс Вэнс забрали вместе со мной, - ответил Скримджер, внимательно рассматривая журналистку. Что он видел Эммелин и позже, он говорить не стал. Да и вряд ли бы это играли хоть какую-то роль. - Что касается Амелии... мисс Боунс, ее я не встречал. Мое общение ограничилось одними только Лестрейнджами, так что...
Он легко пожал плечами, но во взгляде этой легкости не было. Он не думал об этом, старался не думать - что не может знать наверняка, что случилось с Амелией. Что с ней? Ее тоже пытали? Если да, то просто так, ради удовольствия или личной мести, как его, или хотели что-то узнать? Пожалуй, для всех - и для нее в первую очередь - было бы лучше, если бы ее убили. Но ей вполне могло так и не повезти - даже Лестрейнджам хватило выдержки не убивать отправившего их в Азкабан Скримджера. Любой хоть немного более адекватный не стал бы рисковать добычей настолько ценной, насколько была Амелия Боунс.
- Что касается войны - она не просто возможна. Она уже идет, а мы не замечаем и зря тратим время. Как в прошлый раз не получится - эта война будет долгой и грязной. Будет много жертв. Будет страшно. Но чем раньше мы признаемся себе в том, что война будет - что она уже есть - тем быстрее мы сможем с ней покончить.
Он не стал говорить о том, что не факт, что "покончить" выйдет именно им. Наоборот тоже могло получиться - если вспомнить о беззаботных годах, когда они не делали ничего для безопасности, если вспомнить обо всех приверженцах Того-Кого-Нельзя-Называть, которых они - он - отпустил домой. Они могли проиграть, и все равно это был не повод сдаваться сразу.
Скримджер помнил войну - она въелась под кожу и вымывалась оттуда долго, оставляя в душе страшные пустоты, заполнять которые было нечем. Он помнил, как под конец ее не мог уже и вспомнить, а как это - не жить в военное время, не думать о том, как все может обернуться, не выискивать в газетах среди имен новых жертв знакомые фамилии. Фиона Макгрегор и правда была молода - вряд ли она хорошо помнила первую магическую. В конце концов, война почти не коснулась Хогвартса, отголоски ее проникали в школу только с письмами родных и "Ежедневным пророком". Младшекурсники, росшие среди магглов, могли бы и вовсе не обратить на нее внимания. Их разделяло сколько - лет двадцать? - а война уже выветрилась из памяти, оставив вместо себя чужие аналогии, чужие примеры, чужую, романтическую версию себя же, скрыв и боль, и грязь, и вечную смертельную усталость, и страх, отдававший в мозг, как ноющий зуб, тупым и монотонным зудом.
Это такие как Скримджер знали, как будет и чего ждать. Следующее после него поколение будет открывать войну заново, знакомиться с ней, теряя на этом время, людей и надежду. Это плохо. Хуже, чем он думал изначально.
- Иллюзии нам сейчас ни к чему, - сказал он. - Они никуда не уберутся, им не нужен океан - им нужен реванш, победа, господство над нашим миром. С ними не получится ни договориться, ни пойти на компромисс. Это такая, очень однозначная война: мы в ней или победим, или погибнем. Третьего варианта нет.
Журналистка быстро вскинула голову на мимолетную оговорку. Но уточнять не стала только по той простой логичной причине, что догадаться об отношениях между двумя одинокими людьми и так можно и пришла она сюда совершенно не для того, чтобы копаться в чужой личной жизни. В ту пусть Рита лезет.
Взгляд главы Аврората наполнился очень знакомой задумчивостью, которую она часто видела. У выпускников Рейва и в зеркале.
- И они явно не стремились просвещать Вас, как в каком-то второсортном боевике, - понимающе кивнула женщина. – Говорят, дементоры сводят с ума заключенных. Видимо эти владеют тайным черномагическим знанием. Наверняка у Вас есть догадки, где могли спрятать наши британские назгулы, успешно скрывающиеся от правосудия, главу отдела магического правопорядка – опытную волшебницу.
Интересно, за «назгулов» к ней придут за объяснением доброжелательные гости в масках или обойдется? Танец над пропастью.
- Прошлая британская магическая гражданская война длилась примерно десять лет. Хотите сказать, что эта продлится больше? – не удержавшись от мимолетной мрачно-веселой улыбки, Фиона заметила: - Давайте я Вам оптимизма отсыплю? Магов несколько тысяч, а не несколько миллионов. Да и Британия не похожа на Камбоджу.
Обычные обыватели не хотят войны. Обычные обыватели боятся войны. Обычные обыватели вообще хотят лишь, чтобы жили их близкие, была еда, крыша над головой, никого не сжигали или не расстреливали у стенки из-за их взглядов или умений, вокруг не рвались снаряды и не сыпались бомбы. Простые желания: что для людей, что для оборотней, что для волшебных существ.
- Как Советская Россия против Третьего Рейха? – подняла бровь Фиона. – Впрочем, Фадж не похож на Сталина.
Который, как она как-то прочла в одной книге об истории магического мира России, смог даже устроить репрессии против магов, которые хоть и не были, как в Германии тех времен, в высшем аппарате правительства, но могли быть родственниками. Например, дочь Семена Жуковского была волшебницей. Фиона пока читала про то время, мрачно долго смеялась. Собственно, потом эту прореху пришлось спешно латать, ибо обескровленная советская магия смогла дать отпор Геллерту Гриндевальду только к середине войны. Сам том был написан в 1956, а на английский переведен русским эмигрантом в семидесятых годах.
Впрочем, не на Черчилля, ни на Рузвельта Фадж тоже не походил. Но вопрос про не магическую историю лучше не записывать вообще. Во избежание.
- Очень любопытно. Когда из Азкабана сбежал Сириус Блэк – про это трубили во всех новостях, включая маггловские. А когда из Азкабана сбежали, как минимум, трое Несущих смерть – то, как в рот воды набрали. Аврорат осмелится пойти против Министра, усилив охрану обычных граждан, многие из которых палочку лишь для бытовой магии используют или же «спите спокойно жители Багдада»?
Надеялась ли, что хотя бы доблестному аврорату хватает разума и ума, не отмахиваться от поступков недобитой контры, вне зависимости кто там возродился или сбежал, Моргана и Мерлин храните тех, кто остался в строю и светлая память и легкий путь на Авалон тем, кого не сохранили? Фиона не смогла бы найти ответ.
Через тернии к звёздам, в добрый путь, команда Аполлона-1.
Волдеморт Волдемортом, но, пожалуй, чем-то спасал магическую Британию индивидуализм магов. Каждый считал, что его дом – его крепость, каждый был живой единицей в себе, и каждый был одинок.
И, одновременно, это была их слабость.
У Фионы подруга, преподавшая в обычной не магической школе, часто рассказывала про подрастающее поколение. Идут в однодневный поход: у половины девочек надеты туфли, а сварить эти несчастные макароны с тушенкой может, хорошо, если, один из двадцати. Что-то приготовить дома, по опросу, сможет один ребенок из десяти. Среди магов выборка выходила примерно такая же удручающая. Какая же тут война? Дети мирного времени, читавшие про войну лишь в книгах или слушающие рассказы очевидцев. Разве что старшие братья успели повоевать в Афганистане или на Магической.
Но мы конечно пойдем и до Мордора пешком и до Кабула и до Типперери. И под пулями и под авадами. Кстати, о птичках…
- Как Вы относитесь к желанию Менестерства контролировать Непростительные Заклинания? Боль доставить можно чем угодно. Да и убить тоже – хоть заклинанием левитации, хоть ножом. Или СТЭНом кровавую баню из окружающих устроить.
Не удержалась и постучала по стулу - магическим преступникам отлично хватало и палочек.
Скримджер лишь покачал головой - Амелию Боунс могли держать где угодно.
Не отвечать журналистке было просто, даже очень - помогало и то, сколько она задавала вопросов, и то, сколько маггловской лексики использовала. Часть он даже понимал, хотя признаваться в этом обычно не спешил. Да что там - не отвечать вообще было легко и радостно. Они занимались этим много лет и временами было жутко представить, сколько зла они своим не отвечанием покрыли, сколько важного замолчали.
- Та война была постепенной. Долгое время ее вообще никто не считал войной. До конца семидесятых ее легко можно было игнорировать, списывая на что-то другое, разовое, случайное. Эта война будет войной с самого начала. Она вся будет как восьмидесятый год, как самый конец. Времени на самообман больше нет.
Что несколько тысяч, определенно, можно истребить быстрее, чем несколько миллионов, он промолчал. Оптимизм все равно должен был работать как-то не так.
А вот следующий вопрос был и правда важным.
Он ведь много лет был человеком министерства. Конечно, аврорат был и оставался автономной его частью, самой принимающей решения и обладавшей весьма широкими полномочиями, но у Скримджера и правда были хорошие отношения в министрами. Он занял свой пост еще при Миллисенте Багнолд и проблем у них не возникало почти никогда. Эти же ровные отношения перенеслись и на Корнелиуса Фаджа - слишком, может, суетливого и слишком пекущегося о том, как он будет выглядеть со стороны, но все же хорошего человека. Ни первая, ни второй не пытались диктовать Скримджеру, что делать, хотя временами, бывало, пытались решать что-то через его голову. И все же, он всегда мог делать - да и делал - то, что считал нужным, не отчитываясь, но иногда объясняя свои мотивы. Этой свободой, среди прочего, он был обязан и своей лояльности, скрывать которую не пытался.
И сейчас было явно не то время, когда стоит портить отношения: Министерство не будет сильным без авроров, а аврорам в подобные отрезки истории всегда нужно покровительство и хорошее отношение министра. И все же Фадж шел куда-то не туда и мог случайно утащить за собой всю магическую Британию. Кому-то придется хотя бы попытаться исправить это.
- Да, - сказал он негромко, а потом повторил уже в полный голос. - Да, Аврорат заботится о безопасности людей, а не о спокойном сне Министерства. Если ситуация сложится так, что в этом будет необходимость - да, мы пойдем против Министерства. А что до Непростительных - пока с этим можно повременить, но к началу войны - если бы я принимал такие решения - я бы снял запрет на них. Они проще многих защитных чар, и если между человеком, который не умеет хорошо управляться с боевой и защитной магией, и его жизнью стоит только запрет на аваду - значит, этого запрета быть там не должно. Жизнь важнее.
Отредактировано Rufus Scrimgeour (12 апреля, 2016г. 07:35)
Женщина почувствовала даже уважение к Руфусу Скримджеру. Обычно от её вороха вопросов и чужеродных терминов терялись, морщились или игнорировали журналистку, а тут смотри-ка – держится. А своим умением вывести любого женщина гордилась, пусть это было весьма не осмотрительно. Просто, скучно же! От британского традиционализма, щедро распространённого в обоих мирах, зубы сводило временами не хуже, чем от свежего лимона.
Умолчания.
Откровенного вранья.
И прочих тайн мадридского двора.
Оптимизма в организме Фионы никогда не доставало, но что поделать, если ты все равно оказалась в шеренге самоубийц, а позади все равно бравые ребята из загранотряда?
- Я не жила в магическом мире в восьмидесятом году, - не скрывая собственного возраста, спокойно заметила журналистка. – А через два месяца после моего появления в этом чудном месте, Волдеморт кончился. Разве вначале не было Меток над…акциями? Или пропавших людей? Или оппоненты были адекватны, и просто не вышло договориться: ну там они хотели повесить портрет великого Салазара Слизерина над креслом министра, а министру хватает и Гампа?
Победа Лорда в начале семидесятых….Тогда бы её тут точно не было бы – кто бы взял грязнокровку? Что было бы с другими, живущими тут с одиннадцати лет, тоже ясно. И, даже имея выбор, вряд ли бы кто-то смог уже жить в родном мире. Без денег, без точных знаний о немагической Британии, без друзей-магов, без образования, без возможности устроится на нормальную работу…
Как мухи в паутине. Запутались все они. Так выпьем за вашу и нашу свободу….
По мнению Фионы, все магическая Британия давно шла не туда, вне зависимости кто там стоял у сломанного руля. Да что там! По её мнению и не магическая Британия шла не туда. Просто по эту сторону Стикса, где люди махали волшебными палочками, использовали совиную почту и жили в этой причудливой смеси анархо-индивидуализма, консерватизма и бюрократии., её голос звучал почти единственным, а там где люди смотрели новости по телевизору, ездили на работу в метро и жили при парламентарной монархии, её голос сливался со многими.
Что слова мои корм для птиц, для людей ни сытны, ни ценны…
Жестоко издеваться над маленькой девочкой только потому, что она слевитировала книгу, а ты не понимаешь и боишься этого, но и пытать девчонку за то, что та дочь предателя крови – тоже. Сжигать ведьм жестоко, но и стирать память простецам или отправлять собственных преступников дементорам – тоже.
Лично она бы согласилась на костер. Там, хотя бы, быстро.
Аве, людская узколобость, идущие по Зеленой Миле шлют тебя к Волдеморту и Торквемаде!
Чуть улыбнулась. А сказал, что война уже идет.
- Разве проще? Для этого надо очень сильно желать смерти противнику. Далеко не каждый может на это решится… - «…даже если сможет нажать на спуск…» - мысленно добавила про себя Фиона. – Министерство несомненно будет радо это услышать. Может даже вспомнят, что такое «ответственность».
А ведь отлично понимает, что может стоить ему такие слова. Не может не понимать. Она лишь дурочка, Рыжий Шут уехавшего цирка, у которой что на уме, то и на языке – кто всерьез воспримет такую девицу с ворохом насмешек и непонятных слов, а он эту войну сам видел, да и Министерство знает лучше, чем она – древние руны.
В результате на главу Аврората женщина глянула со смесью откровенного восхищения, уважения и удивления.
На самом деле они были. И метки в небе, и исчезновения, и убийства, и тихий страх, незаметно и быстро пускавший в людях корни, и много смертей в аврорате, из-за которых с каждым годом к ним приходило все меньше людей - мало кому захочется работу с таким уровнем смертности - и много похорон, которые приходилось посещать и из-за которых Катрин со временем стала покупать себе такие платья, чтобы они смотрелись одинаково уместно на вечеринках и на поминках. И Скримджер даже помнил все это, но, глядя в прошлое сквозь собственную память, осознавать этого он не желал. В его голове семидесятые были хорошим временем. Лучшим, возможно, временем: он оставался жив, у него была Катрин, а все ужасное, что было в мире, вполне могло подождать. Ждать его война устала только в поздние годы войны - и именно и только их он как войну и запомнил, из-за этого временами критически расходясь с объективной реальностью.
Сейчас он тоже упрямо тряхнул головой:
- Были - все было. Но это была не глобальная война Гриндевальда, грянувшая разом. Первая магическая тянулась не только на поле боя, у нее была и невидимая сторона, и потому наши враги не спешили. Им нужно было время - и мы им его дали. Теперь мы можем повторить ту же ошибку. Если уже не повторили.
"Он вернется," - так всегда говорили пожиратели. Они предупреждали, потом, когда их все же брали, угрожали этим, ближе к суду этим подбадривали себя, а в Азкабане уже только кричали. Но как бы там ни было - они говорили, а им никто не верил, часто включая их самих. А поверить стоило, как и посмотреть, сколько остается в министерстве на хороших местах людей, которые в свое время обвинялись в связях с пожирателями смерти. У них была фора в недостижимые четырнадцать лет, и как много вреда они успели нанести, теперь было не то, что не сосчитать, а даже и не заметить толком.
И со всем этим нужно было что-то делать немедленно, но Фадж будто бы и не собирался, а Скримджер все еще был вынужден оставаться тут, зная, что нет, ни о чем таком Министерство не вспомнит: оно слишком занято ежедневными делами и мелкими неурядицами, чтобы заметить настоящую проблему.
- Вы будете удивлены, - сказал Скриджер рассеяно, все еще думая о Министерстве, - тому, насколько это легко. За желанием дело не станет - куда труднее признать, что в тебе это есть, не побояться произнести заклинание, переступить границу, из-за которой можно и не вернуться.
Что Скриджер вспоминал? Макгрегор поймала себя на мысли, что совершенно не хочет этого знать. В мире розовых пони, голубых щенят и прочих Стран в Шкафу жилось более уютно, чем под ночным январским небом. Одна лишь проблема. Приходящие за тобой, с легкостью вытряхивают тебя из собственного шкафа, предъявляя обвинения в организации восстания и просто непопадании в общую канву генеральной партии «сила в магии» или культа чистой крови.
- Ммм…я бы поспорила на счет глобальной войны, ибо Великобритания тогда почти отсиделась за проливом, а...- «…общей могилой…», «…главным противником…», легче, Фиона, легче… - … в основном театр военных действий бушевал на материковой Европе. Ведь Гриндевальд своих сторонников набрал тоже не за один день. Насколько, по Вашему, магическая Англия готова к новому витку… - «разборок буйных психов с глупым мирным населением»… - войны? И каким образом можно улучшить эту готовность?
Лично женщина не дала бы той не пенса, несомненно, столь нужного в магической экономике. Вспомнила Чемпионат лета 1994 года. Тысячи магов с волшебными палочками не смогли дать отпор горстке недобитых любителей попить чистой крови. Зато одного несчастного мальчишку всем миром обличать – это запросто и весьма смело.
Мисс Макгрегор даже как-то не удержалась и ехидно заметила в собственной публикации, что травля пятнадцатилетнего пацана не подходит для волшебников, которые гордятся своей магической честью, утверждая, что та отличается от магловской. Вопли начальства тогда она прослушала с внимающей миной, решая про себя величайший вопрос эпохи: подмести пол или до завтра подождет?
Одного не могла понять Макгрегор. Поттер сражался с Лордом два раза, как минимум. Первый раз это случилось когда ему не исполнилось и двух лет (Волда свалил за Завесу, Гарри получил симпатичный эсэсовский шрам на лбу), второй – недавно на Турнире (Волда вроде как жив, Гарри – в шоке). Вопрос: нафига козе баян, то есть пожирателям – Волдеморт? Они скрытые мазохисты? Бандаж и доминирование косят дружные ряды? Или у них просто хобби такое – подчинятся старому маразматичному неудачнику, который не может справиться с малолеткой?
- Наверное… - пожала плечами женщина. Насколько ей было известно, в ту войну при Крауче в Аврорате были разрешены непростительные. – А из этой границы выхода не будет никому. Барьер переходят лишь раз – это как запить огурцы молоком. Стоит лишь раз пойти на поводу собственной тьмы… Входящие, оставьте упованья. Кто умеет посылать аваду – убийца. Кто может наслать империус – ничего не имеет против власти над чужой свободой.
Интересно, так об этом рассказывал профессор Бинс, или, как и прежде, история для него заканчивалась где-то на девятнадцатом веке - в благословенном времени, когда технический процесс магглов еще не начался, и магам и в голову не приходило что-то там у них одалживать. Скримджер хорошо знал глобальную войну. Он, конечно, не застал ее - он был из того первого поколения детей, которые росли в ее тени, зная, что в их жизни ничего такого никогда не случится. Примерно как поколение самой Фионы - но в их время войны еще не были такой обыденностью и не повторялись с такой чистотой, а потому пугали даже по прошествии лет. Его отец участвовал в той войне и после нее работать в Министерстве уже не смог. Отец Катрин тоже как-то был к ней причастен - наверняка Скримджер не знал, на эту тему в обеих семьях избегали говорить - хотя на нем война не оставила никакого следа.
Но это он - помнит он - а для мира война должна была забыться, затмленная первой магической. Теперь о ней говорили вот так, как о подходящем проходном примере. Давно ли, интересно, она успела свестись к сравнению жертв и масштабов полей боя? Когда то же случится с первой войной с Тем-Кого-Нельзя-Называть? Сколько должно пройти времени, прежде, чем война превращается в игру с подсчетом, в которой побеждает тот, кто потерял на пути к победе больше всех? Может, все войны так и выглядят для тех, кто никогда не видел ни одной вблизи. Цифры потерь и побед, несколько памятных дат, несколько громких имен с обеих сторон - и память подменяют исторические справки. Оставшуюся правду пожирает время.
Но что толку говорить об этом? Есть время вспоминать, время говорить - и теперь была его очередь. Совсем скоро наступит время действовать. Тогда и пойдет веселье.
- Англия вообще не готова к войне. Как к ней готовиться? Уже никак - у нас не будет на это времени. Со всем придется разбираться по ходу: нам вспоминать, вам учиться.
Если, конечно, они станут учиться. Скримджер ничего не знал про их поколение - в Министерство пробивались долго, с трудом, и на людей младше хотя бы тридцати, в принципе, можно было не обращать вовсе никакого внимания. А теперь на них будет все: понятно ведь, что первыми в бой пойдут те, кто помнит старую войну. Первыми они и лягут, по возможности подольше оттягивая полномасштабные боевые действия. Войну нельзя было остановить, нельзя было предотвратить. Но выиграть хоть немного времени еще можно попытаться - знать бы только наверняка, что это время пойдет впрок...
- Я умею посылать аваду, - просто сказал Скримджер. Впрочем, слов журналистки он опровергнуть не пытался: он сам прекрасно все о себе знал, и спорить об очевидном не собирался. - Я делал это - посылал аваду. И не сомневайтесь - я снова так поступлю, если того будут требовать обстоятельства. Во время войны есть только две категории людей - те, кто боится замарать руки, и те, кто понимает цену проигранной войны. Кто-то жертвует жизнью - иногда даже не своей собственной, кто-то навсегда остается за барьером, кто-то стоит в стороне, надеясь, что его война не коснется. Нет, я не говорю, что все немедленно начнут творить непростительные. Не говорю даже, что всем поголовно придется однажды сделать это. Но на войне некому и некого прощать. И идти за барьер или оставаться в уюте, решать должно никак не Министерство.
И мой капитан
Даст своей команде
Минуту с поправкой на жизни…
Профессор Бинс был таким же нудным преподавателем, усыпляющим школоту лишь одним своим видом. Однако разве для знаний нужен профессор? Хочешь получить знания – иди в библиотеку, как считали студенты Рейвенкло, возведя фразу в негласные девизы. Историю своего народа и мира мисс Магрегор изучала самостоятельно, еще на первом уроке по истории магии поняв, что волшебникам глубоко плевать на историю не-магического человечества, с которой их мир был крепко связан; как омеле плевать на сосну, на которой та растет. Но Фиона хотела знать все. И помнить все. На то был особый резон.
- От одной напасти избавишься – другая замаячит на горизонте… - не скрывая иронии, заметила про магическую историю Фиона. – Начинаю думать, что эта страна без ума от кризисов.
Во время войны была только одна категория людей. Жертвы. А все остальное было лишь несущественные частности. Волдеморт верил и желал, что если перерезать магглокровок наступит всеобщее благоденствие, счастье и радость на веки вечные; Барти Крауч (при котором разрешили непростительные) верил и желал, что когда он пересадит всех, даже косвенно, причастных к той войне, наступит всеобщее благоденствие, счастье и радость на веки вечные. Возможно, для магического сообщества было бы лучше, если Крауч оказался рядом в камерах с пожирателями, тогда еще в тысяче девятисот восемьдесят первом году. Одно слово и росчерк палочки – и человек расскажет и признается во всем: что был сыном Того-который-главный-боггарт-в-этой-стране, что входил в Ближний Круг, что убил Кеннеди, что нацисты улетели на Луну… Под Круциатусом не сможешь молчать.
Наверное.
Она не проверяла.
Про дементоров тоже только читала.
А сейчас над всей Великобританией стояло безмятежное осеннее небо; а Фадж утверждал, что у ММ все под контролем, расслабляйтесь граждане и получайте удовольствие. Хотя, казалось бы, чем глубже ты прячешь голову от опасности, тем беззащитнее твоя задница. Если, конечно, все же допустить тот мало шокирующий факт, что правительство не справилось со своими обязанностями. Безопасности не существует. Гарантии дают только немецкие холодильники и то года на два. Это не более чем людская иллюзия – опиум народа. Цивилизованность – хрупкая скорлупа, которая дает трещину от серьезного потрясения. Мирная жизнь – лишь несбыточный мираж макового поля. Сражения – вот история человечества.
Люди бывают порой совершенно беспечны. Пребывая в благополучии, те абсолютно уверены, что не случиться ничего плохого. Родители обижают перед поездкой дочь, потом угрызаются совестью и думают, что помирятся с ней по приезду, не догадываясь о том, что через час их самолет будет взорван над Шотландией. Подобного рода опасности подстерегают повсюду, но современная цивилизация дает людям очень убедительную иллюзию защищённости. И, находясь в рабстве этого заблуждения, человек нередко совершает чудовищно глупые вещи...
Фиона смерила глазами мужчину. Врал или не врал Мистер Аврорат, но одно было ясно – в свои слова он верил со всей убежденностью человека, которому мало что осталось терять и готового пойти на любые меры с помощью любых средств, лишь бы остановить то, что он считает злом. Моральная дилемма, достойная философского Алисиного чаепития под бронзово-синим знаменем: может ли считаться Добро Добром, если будет применять методы Зла, оставалась невысказанной. Фиона считала, что – нет. Похоже на шоколад из нефти: вроде бы цвет один и тот же, а вот вкус будет совсем разным.
- Вы – аврор... – как само собой разумеющее, заметила молодая женщина. – В спецназе в экстремальных условиях разрешена стрельба на поражение…
Откровенно. Хотя, казалось бы, кто может быть хуже убийцы-некрофила, на выходных подрабатывающего некромагией? Точно! Журналист из бульварной газеты. Все же, что не говори, но официальный печатный рупор средств массовой информации магической Великобритании не так уж далеко ушел от способов желтой прессы.
- И привел Моисей народ иудейский к морю. И ударил посохом в землю. И расступились волны морские. И сказал Моисей: ах-ре-неть! – пробормотала Фионка. И констатировала. – Я изучала историю разных стран, но ни разу не замечала, чтобы кому-нибудь война приносила хорошие плоды. Она всегда несла с собой бедность, голод, боль и горе, но никак не добро. Наверняка можно как-то разобраться, не убивая друг друга (ладно, Волдеморта стоит замочить - не спорю), придя к компромиссу?
Она говорила о войне, но Скримджер не поддерживал такие разговоры. Теперь он просто не любил говорить о войне - что толку говорить, когда надо действовать? - прежде старался не вспоминать ее лишний раз. А тогда, давно, он только слушал, потому о войне любила говорить его Катрин. Она бы и в этот разговор вбежала бы, как в холодную морскую воду в жаркий день. Она любила такие разговоры. Она видела историю не так, как другие. История в ее голове часто разбивалась на много микроисторий, и тогда увидеть правых и виноватых, понять, пчоему и зачем все происходит, было трудно. Но в основном она видела ее как ряд стройных формул, изящно разыгранную партию настольной игры, правила в которой изобретаются по пути, но если удастся вникнуть их, сможешь точно понимать, каким будет следующий ход.
Правда, в ее мире однозначного - в том числе добра и зла - не суещствовал. Препарируя любую эпоху и событие с жарким, но пугающим интересом, напоминая ученого-естествоиспытателя, расчленяющего последнее животное своего вида во имя науки и чистого знания, она не видела ни хорошего, ни плохо - а лишь причины и следствия, и обо всех говорила одинаково. На редкие войны она не могла смотреть беспристрастно, и всегда это почему-то были те войны, к которым ни она, ни ее предки, ни ее убеждения не имели никакого отношения.
И на первую войну она пыталась смотреть так же, хотя по большей части игнорировала ее. Она говорила, что ей нужна дистанция, что пока она еще слишком близко, чтобы непредвзято что-то говорить. Теперь бы она уже сумела. Но ее не было, а без нее беспристнастным не мог быть и Скримджер. Эта война была его личным незаконченным делом - с тем лишь отличием, что, запомнив по убеждениям жены, что нет ни героев, ни злодеев, нет совершенно правых и виноватых, он был спокоен, какие бы сомнительные реешния не принимал. Знал, что можно просто жить, не беспокоясь ни о чем - история сама всех раскрасит так, как будет удобно, в зависимости от того, к чему все придет в будущем.
- И какой компромисс вы найдете в войне с людтми, которые считают, что маги, выросшие среди магглов - воры магии, что они ненастоящие маги, и их не должно быть? Что предложите, чтобы найти серединный вариант? Убивать не всех, а каждого пятого? Каждого десятого?
Ответа он не ждал, и тут же заговорил дальше:
- Тут не может быть компромисса - эти люди не знают языка компросиммов. Все они считают уступкой себе и, значит, поводом наступать еще активнее.
Интересно, кто из них сейчас выглядел более странным? Скримджер, уже видевший войну, которая пока что даже не началась и ограничилась в глаза мира побегом трех пожирателей и слухами, кружащимися вокруг слов Гарри Поттера, или Фиона Макгрегор, казавшаяся такой же наивной, как Фадж. Просто если Фаджа волновал мир и стабильность, она переживала об этических проблемах. Но это и неудивительно. Она слишком молода, она не знала войны, не знала пожирателей.
- Вы не застали прошлую войну. Но когда начнется эта, вы быстро поймете, с каким противником мы имеем дело.
Кто именно их противник - сколько сил успели собрать пожиратели - он не был до конца уверен. Как давно, сколько своих людей они провели в Министерство, дав им время и возможность разрушить магический мир изнутри? Пока они еще не ударили, но должны были. Скримджер знал, что должны - никто из беглецов не остановится в попытке взять реванш. Но когда? Что будет целью? Этого пока что он не знал.
- У нас столько напастей как раз потому, что прежде мы постоянно пытались договориться. Чтобы все это закончилось, нужна победа - окончательная и однозначная.
Он слышал себя со стороны и понимал, что этот разговор вряд ли когда-нибудь будет опубликован полностью. Может, с купюрами, может, обойдется короткой заметкой о том, что он в Мунго и поправляется. Может, в номере вообще не будет ни слова о нем. Это интервью слишком выпадало из редакционной политики "Пророка", но оно все еще длилось, и он не знал, почему.
Отредактировано Rufus Scrimgeour (7 мая, 2016г. 10:26)
Хочешь мира – готовься к войне. Хочешь войны – готовься к войне. Короче, проблемы индейцев шерифа не волнуют и война все же будет. А это не война, это крупномасштабные развлечения шизофреников в борделе для магических меньшинств! Полигон для психов!
- Я бы…- прикинула Фионка перспективы принесения мира и свобод на сию грешную неразумную землю. Перспективы впечатляли. Желанием все же переехать в солнечную дружелюбную Бразилию, где много диких курупир. – Все зависит от того, упертые ли наши бараны – люди на той стороне или нет. Нашла бы не упертых и властолюбивых, скорешилась, устроила переворот в нашей маленькой секте для особо буйных. Ибо, Волдеморт… - снова не заметив случайной оговорки, в той же задумчивости продолжила журналистка. – …конечно крут, но Гриндевальд был крут не меньше. Результатом получила бы официальную оппозицию, на которую всегда можно указать глупым овцам и трагически вопросить: хочет ли тот возращения эпохи 70-х или таки да. А дальше дело техники…
После ментальной затрещины наконец оторвавшегося от своей трубки (или от того вещества, о котором в приюте не рассказывали) Холмса, Макгрегор решила заткнуть собственный вербальный фонтан. Все же, несмотря на все ходящие в редакции про её импульсивность и свободолюбие слухи (посыл главного редактора в дали далекие, появление в Министерстве в рокерском прикиде, удар зонтиком по голове Люциуса Малфоя – так огорчать было жаль стажера, что последнего не было), она имела хорошие тормоза. Это для неё любая война стоит на таком расстоянии, чтобы можно было спокойно теоретизировать над жертвами, количеством, ценой и метафизическими понятиями, а человек напротив эту магическую мясорубку собственными глазами видал, побывав на похоронах своих людей, пожалуй, чаще, чем на их же свадьбах.
Тем более, если брать все это в процентах и психологии толпы, мрачно снова прикинула выпускница Рэйвенкло открывающие будущие масштабные перспективы, светлые, как лунная ночь на кладбище, то никакой разницы нет и пора ждать диктатора. А диктатура – это и в Африке диктатура, даже если устанавливается она в прекрасных мотивах, которые придушить никто не смог. Так что, зачем предлагать свои варианты с помощью больной фантазии?! Правда, пожалуй, пока все бодро катится к опыту Колумбии, с полным отвращением ко всему мирозданию, продолжила прикидывать варианты безвременной командировки в дальних жарких странах, Макгрегор.
Или в не очень дальних – в гости к Солнцеликому, например, наведаться. У него, по слухам, сыновья чем-то Лестрейнджей напоминают. Или на великую Джамахирию. В Сингапуре вроде как неплохо, да и кондиционеры есть.
Нет. Все же: чемодан, вокзал, Канада.
Еще в Антарктиде, говорят, пока тихо и спокойно.
- Как Вы думаете, мистер Скримджер, побег Блэка связан с бессменной главой смертоедов? – явно надо было чем-то сгладить её предыдущий комментарий.
На первых курсах Фиону сильно влекло к Гриффиндору, который не давал забывать о морали и чести, столь непопулярной на собственном факультете. В шестнадцать лет девушка с удивлением заметила, что почти все её школьные друзья, выходят, в основном, с бело-зеленого факультета. Мышление львят было слишком однозначно: это враги, а это друзья; они могли позволить себе не заморачиваться над словами, не замечая, что неосторожным словом обижают близкого друга. Змееныши могли позволить себе расширить реакции. Из-под флагов Слизерина вышли родом две её близких подруги, многие хорошие знакомые и…человек, который был отцом её дочери и пришел тогда на Астрономическую башню.
Если бы он тогда не пришел, у неё не было бы Мэрил.
И целого мира.
Если целый народ постоянно грызется, значит – это кому-нибудь нужно... Ведь у Пожирателей, наверное, были причины, кроме ненависти, мечтать отправить всех магглорожденных к Мерлину? Сквозь ярость, боль, ненависть, страх человеческий не пробиться…. Ну а вдруг получится?! Надо лишь чуть-чуть попробовать. Ведь её две близких подруги – чистокровные слизеринки, которые по идее, должны ненавидеть Фиону за кровь. Ведь её близкий друг – чистокровный немец, который при этом окончил школу, где преподают Темные Искусства.
- Есть такое человеческое понятие, как терпимость…. – неожиданно вслух произнесла она. И улыбнулась. Многие считали, её веселье – искренним.
Впрочем, понять реакцию аврора Фиона могла. Лидер должен идти на войну, зная, что её выиграет. Иначе лучше совсем не ходить. А главному редактору явно будет интересно узнать о появлении новых игроков на еще не вакантную должность министра магии.
Скримджер усмехнулся. Не то он думал услышать, но что даже излишне пацифистичная журналистка не рассматривала среди вариантов настоящие уступки пожирателям, радовало. Значит, при столкновении с реальностью даже она понимала, какой ценой придется платить за любые компромиссы.
- То есть, вы бы стравили противников друг с другом, пока они друг друга не убьют, а выжившими бы пытались договариваться. Это не компромисс. Да и на терпимость мало похоже.
Тему он больше не развивал, хотя ему было на самом деле интересно, как она это представляет. "Официальная оппозиция", в которой у каждого на счету есть реальные смерти. Кто станет слушать этих людей. Кто сможет говорить с ними, если каждый разговор мнится предательством памяти тех, кто погиб в первой войне. О терпимости приятно было думать - но только до тех пор, пока не сталкиваешься с убийцами лично. Терпимость - хорошее понятие, чтобы цепляться за него, когда война окончена, потери подсчитаны, выжившие осознали до конца, что они все же живы, и безвольно смотрят на оставшуюся жизнь не зная, как быть дальше. Тогда без терпимости и правда никак. Но пока война все еще идет - и особенно если она только надвигается - терпимость приносит только вред.
- Один раз наше общество уже было терпимым, - заметил он. - Но когда теряешь своих людей, знакомых, близких - не о терпимости стоит думать, а о том, что можно сделать для того, чтобы подобное больше никогда не повторилось. Это было нашей главной ошибкой. Этого мы не сделали после войны: мы только радовались, прощали, забывали. Больше так не будет. Не должно быть.
Отмахиваться от возможности увести интервью хоть в что-то, что можно будет без опаски напечатать, Скримджер не стал.
- Что касается Блэка - время не совпадает. Да и его поведение не вписывается. Я не думаю, что между возвращением Того-Кого-Нельзя-Называть и побегом Сириуса Блэка есть связь. Прямая связь, по крайней мере.
У всех своя работа, зачем ему усложнять и без того непростую обязанность журналиста - писать приемлемый для редакционной политики материал, оставаясь при этом по возможности правдивым. Но уже следующий вопрос не вписывался в его предположение настолько, что он повторил его, не поверив в то, что услышал, с первого раза.
- Что я сделаю, став министром? У нас есть министр, мисс Макгрегор. Да, в данный момент он не прав, да, он слишком тянет с тем, чтобы принять и объявить обществу правду. Да, вероятно, он не лучший вариант для военного времени. Но он есть, и пока это так, мне незачем строить подобных планов. Мне хватает работы на своем посту. И в ближайшее время меньше ее не станет.
Отредактировано Rufus Scrimgeour (15 мая, 2016г. 10:25)
Империя, над которой никогда не заходит солнце, подхватившая этот флаг из одряхлевших рук Испании. Мастерская мира. Больной человек Европы.
На просторах небесной страны нас встречает могильный покой. Мы пытались увидеть рассвет к восходящему солнцу спиной… - мрачно пронеслось в голове у женщины одна из тех песен, которые часто звучали в подворотнях.
Её мысли компромиссом не были. Её мысли были обычным рационалистическим действием правителя. Её мысли были одной из причин, по которой она никогда не желала вмешиваться в политику, поступать служить в Аврорат или Министерство.
Макиавеллизм.
Фиона Макгрегор умела отличать Добро от Зла и никогда не понимала, почему у других людей с этим выходят какие-то проблемы.
- Не, ну Кац всегда предлагал сдаться… - рассмеялась «Кац», уходя от темы разделения и власти. – Но, несмотря на протесты Ватикана, 6-й американский флот при поддержке морской пехоты медленно продвигался вглубь континента, впервые используя метод психической атаки.
Вот именно – забывали, подумала Макгрегор. А быть милосердным не означает все быстренько забыть, радужно простить, радостно дудеть и бежать впереди паровоза под звук торжествующих труб. Терпимость не значит отдавать на съедение людей – да, преступников, но людей! – чудовищам из самых жутких детских сказок, считая, что приспешники Того-кого-создали-мы хуже всех на свете, поэтому мы можем спокойно оплачивать свою сытую жизнь их кошмарами. И ждать милосердия теперь от тех, с кем сами поступили без всякого сочувствия, бессмысленно.
Ла Виоленсия шла десять лет. Потом было шесть лет покоя. А теперь на той чудной стране тысячи ритмов и родины мистического реализма покоя даже дети не знают. Англия – не Колумбия. И покой тут продлился подольше.
Фиона Макгрегор очень сильно надеялась, что и второй виток ужасов продлится не тридцать лет.
- Шинн Фейн и ИРА, - бросает она, ничего не поясняя потом. У не-магического населения Британских островов были свои собственные болючие грабельки, да только маги в своем упрямстве не могли понять, что магглов стоит изучать не только из-за их электричества или «ой, какие прикольные существа без великой нашей магии».
Вопросы журналистка задавала, конечно, из серии «а кому щас заменим десять лет простых на десять лет без права переписки», да и монументальная фигура главного редактора Пророка мрачно вырастала над душой, прямо как смертный грех. С той лишь разницей, что отмолить возможности его не было.
- Война закончится, - замечает она. – И что будете делать дальше?
Человек напротив сидел весь такой суровый, неподкупный и прекрасный, как чужая совесть. Прямо гвозди делай. У него за спиной стояли люди, напрямую зависящие от победы его стороны – куча, целая толпа, людей. За ней только дочка. Маленькая пешка, которой можно пожертвовать, и которую никто не вспомнит на следующий день.
- Как Вы себя чувствуете? – перефразировала она свой первый вопрос.
Великобритания пережила сумасшедшего короля. Британия пережила психопата-мага с пунктиком про чистоту крови. Но параноидный безумец, в качестве Министра Магии, как-то для этой несчастной страны уже многовато.
Впрочем, мистер Аврорат не похож на безумца.
Пока.
Убирая в сумочку ручку и блокнот, наткнулась на обычный не-магический шоколадный батончик Виспа, столь любимый ею и дочерью. Бросила быстрый взгляд на мужчину. Руфус Скримджер. Был женат.
Был.
И про детей она у него не слышала. Да и вообще родных не замечено. Интересно, его хотя бы коллеги навещают?
- Спасибо за приятную беседу, мистер Скримджер, - улыбнулась журналистка, поднимаясь с жесткого стула. Специально, наверное, принесли – чтобы посетители не задерживались. – Поправляйтесь, - снова улыбнулась Фиона с настоящим дружелюбием. – До свидания.
И, ощущая себя очень и очень глупо – мужчина мог не любить шоколад, в конце концов, вообще иметь на него аллергию – быстро оставила батончик на тумбочке, со словами, что это просто так.
Макгрегор знала, что такое одиночество.
Из палаты, смущенная собственным поступком, молодая женщина вылетела быстрее чертенка с пушистым хвостом из кельи отшельника.
Отойдя от плана успешной, счастливой жизни после смерти Катрин, Скримджер так никогда и не вернулся к нему. Конечно, он все еще строил предположения, когда речь шла о рабочих делах, но легко отходил от них, враз избавляясь отстарых сведений и деталей и не сцепляясь за план, каким бы ладным тот не выглядел. Однако после вопроса журналистки он с удивлением понял, что сейчас, на пороге войны, будущее опять стало увидеться простым и понятным, как шахматный этюд: после войны он не будет делать ничего, потому что не переживает ее.
И правда, даже если забыть о том, что у него достаточно счетов с выжившими пожирателями, Скримджер был достаточно ценной целью и сам по себе, в силу должности. Он может постараться обезопасить себя - а может потратить это время и силы на то, чтобы обезопасить магический мир. Выбор был очевиден, и это значило то, что ему пора подумать о том, как будет работать Аврорат без него.
Для него не будет времени после войны: она закончится раньше и, если повезет, и он не станет каким-нибудь мстительным духом и не застрянет тут надолго, то умрет насовсем и, может, найдет жену. Она ведь наверняка до сих пор ждет его, неуверенная, нежная, терпеливая.
Это, правда, будет не скоро - впереди еще целая война, пропускать которую он не собирался и не хотел, потому что - что скрывать - он чувствовал себя замечательно, потому что был...
- Живым, - ухватил мысль, поняв, что Фиона собирается уходить.- Я чувствую себя восхитительно живым.
Странный у них получился разговор. Да и журналистка тоже не вписывалась в образ типичного сотрудника "Пророка", вытесанный по образу и подобию Риты Скитер. Странная, непонятная. Скримджер и не помнил, когда в последний раз встречал вне Аврората людей, которые делали что-то просто так, без целей и понятной выгоды. Пусть даже речь шла о простой маггловской сладости. А приятно встретить - особенно до того, как новая война попытается стереть эту очаровательную наивность и отчаянную, не думающую о последствиях прямоту, и попытка ее может оказаться успешной.
Он думал об этом и следующим утром, когда скормил батончик зашедшей к нему колдомедику, и позже, ловя себя на том, что ему хочется оказаться параноиком и ошибаться. Это он почти хотел войну - а мир, в котором успели вырости такие люди, вполне обошелся бы без нее.
Он думал об этом, пока не наступил Хэллоуин. А дальше мысли Скримджера были заняты совсем другим.
Вы здесь » 1995: Voldemort rises! Can you believe in that? » Завершенные эпизоды (1991 - 1995) » Это Вас расстреливали? (11 октября 1995)