[AVA]http://firepic.org/images/2016-02/29/sho6mo70i5yn.png[/AVA]
Комья земли всё летят и летят на остывшее тело совсем не героя. У половины из взвода смертников не будет таких похорон. У половины из взвода, может, даже не будет могил, а те, кто останутся, будут дышать под вольным небом, без вертушек с "глушителями". Будут! Должны! Потому что иначе Яэль в это не ввязалась бы... впрочем, кому она врет - ведь шла в этот последний крестовый поход совсем не за идею. Люди важнее идей.
На этом всегда горела Лиса - обернись хоть в сто тысяч змеиных шкур, оставалась той, кто помнит людей, кто верит им и в них. И сколько исчезло близких? А сколько осталось?
Усталость давит на плечи. Разогнуться, перехватить древко лопаты и опереться на него. На войне нет хромых с тростями. На войне нет детей и женщин. На этой треклятой войне не осталось невинных. Мир гибнет в корчах.
Мисс Гамп не хочется смотреть на девушек, похоронивших зло. И на солдата, который знал его лишь по страшным историям. Она замыкает ход похоронного отряда, будто бы сможет помешать, если кто-то бросится назад - чтобы сплюнуть на безымянную могилу. На памятную дощечку и предостережение, что там лежит труп человека, ломавшего души, нет ни магии, ни времени, ни гвоздей, досок и краски. Рудольфус Лестрейндж остается в памяти. И, лучше бы, его поскорее забыли.
Сдать инвентарь, вымыть руки и собираться. Слушать отчеты о вернувшихся дозорах, складывать вещмешок.
А потом к палатке лейтенанта Лестрейнджа.
Скоро на выход. Как обычно - в расход. Хотят ли сверху того или не сильно, но их, смертников, считают по потерям в отряде, а не по заслугам. Давно.
Рабастан собирается, поправляет свой бронежилет, в движениях нервозная суетливость - для этого надо знать его больше, чем войну, чтобы заметить. Яэль поджимает губы. Что-то пошло не так. И весь её похоронный отчет, даже когда приходится умолчать о деталях, о лицах и действиях девушек, не при чем.
- Будет ей машина. - И дерёт горло неслучившимися словами и слезами. Фиона.... птичка-ласточка, низко прилетевшая к грозе. В виски будто стреляет болью. Это нервное. Это усталость. От всей этой войны, от потерь. И страшнее, гораздо страшнее, хоронить живых в своей памяти.
Ладони на плечах обжигают. Женщина улыбается, будто ей больше нечего делать в этом свихнувшемся мире, кроме как улыбаться одними губами и целовать руки человека, которому на плечи свалилась ноша, о которой никогда не просят.
- Поговорим. - Сколько раз они так прощались, никогда не зная, где будет это "после" и почему всегда обратный отсчет времени запускало усталое и горькое слово "прости".
Ведьма вздрагивает, слыша, что она будет в конце колонны, вновь смотрит в глаза. И в горле - горячий ком. - Будет сделано. И... - Она же не из стали, как бы не пыталась выковать такой сердечник души и хребта. Не из стали. Не каменная.
- Баст, ты вернешься ко мне. Живым. Я ничего знать не желаю, слышишь. - Почти рычит, прежде чем выйти вслед. Оглядеть ребят, посмотреть на солнце, в кои-то веки выскочившее из-за вечных туч. Пусть оно высушит предательски блестящие глаза.
На войне не молятся, не плачут. Или ровно наоборот.
Все знают, в каких машинах будут. И что одна машина у них лишняя - редкость, на войне. Но тут люди сгорают быстрее, чем техника. Тут, у них.
Проходя мимо Перкинс, Лиса бросает, чтобы ждали её. Осталось последнее дело здесь, на последнем рубеже.
Магрегор все еще в палатке. Бледна и лихорадочно блестят глаза.
Лиса смотрит на нее, откинув полог, а потом бросает к ногам ключи от последнего джипа.
- Тебе никто не даст ни припасов, ни оружия, ни совета. Но скоро ведь полнолуние. Прощай, Птичка, ты становишься волком, а у волков своя стая. И ты её выбрала много раньше и я, впервые в жизни, в своей и твоей, не хочу знать почему и зачем. - Яэль Гамп уходит, оставляя сожженный, еще один, мост к прошлому.
В машине со связисткой закуривает, под треск рации слушая и смотря как отьезжают машины.
Кем бы ты ни был, Господи, прости всех нас, даже если это мы заслужили.
Остается молиться богу и проверять патроны.
Они выезжают.
И хочется, до звериного воя хочется в дом, где можно будет сменить форму на платье, ходить по теплому дощатому полу босой, улыбаться, печь пироги с ягодами, принимать гостей.
Хочется.
Именно потому она едет отбивать этот проклятый город: если не Лиса, то кто-то, обязательно, будет счастлив и жить в мире. А пока - держаться за воздух и верить в то, что карты минных полей, безопасных троп и везения хватит на всех.
Или, хотя бы, на одного.
Война никогда не меняется
Сообщений 31 страница 33 из 33
Поделиться313 апреля, 2016г. 03:45
Поделиться324 апреля, 2016г. 04:46
….а когда она увидела у них собственную дочь, то просто не выдержала. С Долоховым договорились быстро.
- Да-а-а-а? – очень-очень вежливо и холодно протянула Фиона. – Я так тебя сильно по голове ударила? Ну, так и валил бы, дементор тебя поцелуй. Вперед. На баррикады. Хоть подорви себя в прямом эфире. А уж Яэль я как-то уговорила бы. И остальным бы не пришлось дохнуть из-за упрямства лейтенанта. Считаете себя защитниками и сильным полом, будучи рабами эмоций.
К своему собственному огорчению, в людях Фиона понимала чуть больше, чем в древних рунах, т.е. немного. А чужая благодарность ей была не нужна. Она хотела лишь жить и чтобы жили близкие. И ей глубоко плевать какую цену ради этого придется заплатить.
И страшно умирать.
Было.
А. Яэль. Семья.
Гораздо смелее, чем трусливая она. Добрее. Лучше.
- Не прорвете вы ничего….- безнадежно и устало бросает она в спину. Легче было снять эту долбанную Завесу. Явно тоже какой-то самородок с Рейвенкло – а кто еще? – поставил. Чтобы потом свалить отсюда на все четыре стороны предлагали. – Вас просто наебывают, враг мой. Не придет ни майор Уизли, ни подмога.
Но разве он станет слушать? Волшебный безнадежно-упрямый идиот. Никаких тебе компромиссов. Что ж. Надо же кому-то и такими быть - не всем же стороны и мнения менять по тридцать раз за день.
Верный враг.
Вечный враг.
Забавно. Два раза они оказывались на одной и той же стороне, и два раза она считала его врагом. Даже цветы на могилу бы притащила – синие ирисы. Ему бы подошли. Считал ли он её хоть достойной маков на могилу? Она сомневалась. Впрочем, на Артура он тоже не походил. Она на Моргану – еще меньше. Были люди божики, теперь – пыжики…
И при этом, ненавидя Рудольфуса, никогда не считала того врагом. Просто тот убил её Джона, а для него это был лишь вторник. Вместе, полковник, вместе. Джокер без его гениального интеллекта. Вы меня, с удовольствием, трахнули в прямом смысле слова, я вас – в переносном. Все свои претензии можете высказать за гранью, уверена – скоро встретимся. И….знаете полковник, я ведь даже вас сейчас и ненавидеть не могу. Перегорело.
Вот только проблема была в том, что оборотнем её сделали совсем не южане. И в магический мир забирали её далеко не Пожиратели Смерти на опыты и проверку магглорожденых детей в полевых условиях чужого мира.
- В Ливерпуле даже вина и жратвы нет! – нашла в себе силы шутливо выкрикнуть она в выход, и добавила едва слышно -… лорд Лестрейндж.
Зверь свернулся в душе пушистым комочком, мурлыкая какую-то протяжную колыбельную, напевая ту на своем языке. Как-то резко почувствовав себя желанным гостем и советчиком, а не постоянным противником – освоился и не бьется в запертой стальной клетке, пытаясь вырвать замок. Да и клетки больше нет.
He is not one of us…
Фиона вздрагивает от вошедшего в палатку человека, шестым чувством узнавая ту, поворачивается. «Та-а-ак, три кота у тебя уже есть, осталось для полной цифры завести еще тридцать семь. И золотую рыбку. Да так – на счастье! Да и любого мужского идиота тоже можно. Хорошие девочки часто в плохих мальчиков влюбляются, следовательно – дурак он будет снова. Эй! Газетой-то за что?»
Сорок кошек. Сорок дней. Поминки. Чумной карантин в Средние века.
И водил Моисей сорок лет евреев по пустыне. И таки нашел место без нефти. А тут он договором не предусмотрен. Нация не та.
Она, болтающая даже с дементором, молчит – впервые в жизни молчит – смотрит и все же отводит глаза. Можно всунуть в руки небольшой блокнот с зашифрованными данными по карте, минах, тропинках и дорогах. А также с заметками по людям из обоих Блоков.
Кроме Долохова.
Яэль поймет. Она, наверное, помнит эти шифровки – присылаемые грязнокровой девочкой из своей башни из слоновой кости.
Можно было. Но уже зачем? Иногда ты должен делать то, что считаешь правильным, наплевав на последствия. Сделанного не воротишь – ну а дальше будь что будет. Пусть даже это тьма в конце тоннеля.
Яэль София Гамп. Серна, враги которой волки. Носящая вторым своим именем Мудрость. Прочти на языке тех, что повелись за всю историю один раз, зато по крупному, получишь Защитницу. Хороший вопрос для философских дискуссий в факультетской гостиной: может ли мудрость защитить. Факультета больше нет, да и гостиных тоже. Да и она больше не птичка Ровены.
Женщина, несущая, по материнской линии, в себе магию, говорящую о вечных потерях, уезжает в сторону Ливерпуля. Чей материнский народ на материке полвека назад вырезали с огромным усердием, в котором, и маг и маггл вставали вместе в одну камеру.
Женщина, чей отцовский народ, убивали на Востоке с не меньшим азартом, и где маги тоже объединили тогда судьбу с простецами, моргает. Это просто пыль в глазах. На этих июльских дорогах слишком пыльно.
- Я желаю от человечества – вне зависимости от того, кем оно там себя числит: магами, магглами, потомками инопланетян или племен Богини Дану – только одного. Чтобы оно оставило в покое меня и всех, кто мне дорог. Я выхожу из человечества добровольно. Слабоумные выродки, которые вырезают друг друга из-за разной крови, религии, языка, умения держать волшебную палочку, разводят наркоманию и педофилию, вырубают леса и убивают животных – мне не братья… - спокойным тихим голосом произнесла она в пустоту палатки. – Прощай, Лиса.
Выходя из палатки, на людей она не смотрит. На собственное физическое состояние тоже.
Убивать вообще очень легко. Убивать и умирать. Даже школу заканчивать не надо. Начальную, причем, маггловкую. Человеческую. А кем потом жить – это уже обычная метафизика из области высшей математики.
Отъезжает в другую сторону, останавливается на обочине и ждет, пока из леса не выходит человек. Коротко передает, что лорд Лестрейндж принял решение, зная, что передадут дальше.
Пора навестить еще одного человека. И она впервые в жизни не чувствует ни малейшего страха.
Поделиться3318 мая, 2016г. 01:15
[AVA]http://savepic.ru/7912542.png[/AVA] Сухой щелчок бойка и никакого результата. Скрюченные судорогой пальцы всё ещё пытались давить на курок отсутствующего уже пистолета, а мозг отказывался воспринимать реальность. Эту реальность, где мозги Лестренджа всё ещё не украшали округу серо-розовыми кляксами. Глаза щипало от непролитых слёз, а грудь сдавило от сдерживаемых рыданий. Ей снова не повезло… в который уже раз. Словно сама судьба противится тому, чтобы этот бешеный пёс издох от её руки.
Пока Гермиона отдавала короткие приказы, Джин пыталась унять нервную дрожь, обхватив себя руками. Холодно… нет, не снаружи… внутри. Выжженная пустыня, укрытая снегом, в которой никогда ничего не вырастет. Холодно…
***
Палатка, где держали пленника, охранялась. Причём, похоже, больше опасались нападения извне, чем прорыва изнутри. Губы Джин искривил злой оскал – товарищ лейтенант неплохо знал своих людей:
- «Предусмотрительный, сволочь! Ну ничего, я подожду…» - хотя ждать в такой ситуации самое сложное, Уизли была готова и не на такие жертвы. В последние несколько месяцев все её желания, стремления, да и вся жизнь в целом были завязаны на чистокровного мудака, который чересчур загостился на этом свете.
Едва ли не с наслаждением девушка проводила взглядом вздрюченного лейтенанта, вышедшего из палатки. Полковник умел мотать нервы виртуозно, и то, что противником в этот раз оказался его брат, похоже, ничуть не умаляло его искусства доводить до точки кипения парой фраз.
***
«Прогулка» лейтенанта в компании пленника, это уже что-то, но незамеченной подобраться не получилось бы, её всё ещё пасла Герммиона, и Уизли снова ждала.
Сухой звук выстрела. Девушка подобралась, словно перед броском – если Лестрейндж решил помочь братцу сбежать, прикрываясь ранением или подобной чушью, она будет готова, и уж в этот раз оружие не подведёт. Но лейтенант показался один. Джин медленно, один за другим разжала пальцы на рукояти пистолета. Вдох, выдох. Бесшумный скользящий шаг, больше подходящий для продвижения по территории противника, а не в собственном тылу. Вдох, выдох. Ничком лежащее в пыли тело, тёмное пятно, расползающееся по этой самой пыли и тонкий, пока ещё едва ощутимый металлический запах крови. Вдох, выдох. Уйти, сбежать, потому что это невыносимо. Снова… снова она не успела…
***
Картинки всплывали в памяти, словно узоры из стёклышек калейдоскопа (какой-то немудрёной маггловской игрушки для детей, найденной совершенно случайно и на некоторое время занявшую девушку) – тот «последний рейд», плен, плен, плен, больница, а затем граница, здесь, на острие атаки, где каждый прожитый день уже событие. Ненависть, ненависть, апатия, снова ненависть и бессилие перед роком судьбы, вновь и вновь уводящим её врага от заслуженного возмездия.
Из пучины самокопания её вывел голос Лисы, рядом привычно стояла Гермиона.
- «Труп?» - пальцы с зажатой в них тлеющей сигаретой едва заметно дрожали. Наверное, стоило радоваться тому, что она будет лично участвовать в процессе отправки останков товарища полковника на два метра под землю, но Джин чувствовала лишь усталость.
- «Выступаем…» - глубокая затяжка, нервный истерический смешок, и рыжая вдавила окурок каблуком в пыль, растирая красноватый отблеск тлеющего табака. Потом, всё потом. Сейчас у неё есть дела поважнее.
***
Наверное, это странно, но ей сейчас не хотелось даже плюнуть на могилу полковника Лестрейнджа. Пусто, тихо, словно перегорело. Отболело и отмерло.
Спокойно. Так спокойно ей не было уже очень давно. Наверное, только в далёком-далёком детстве, в маленькой девичьей комнатке с бежево-золотистыми стенами, яркими хлопковыми занавесками на окнах и пёстрым пледом на кровати.
Светло. Мир, словно умытый дождём, казался необычайно ярким, и даже рыжая пыль, покрывавшая всё вокруг, ничуть не умаляла красок.
***
Над строем машин раздалась команда. Джин сощурилась, поглубже надвигая козырёк кепки, и цепляя на нос солнцезащитные очки. Её жизнь – война, и смерть давнего врага не повод об этом забывать. Но сегодня… сегодня что-то изменилось, нет, не в окружающем мире, в ней самой. Теперь, и только теперь для неё лично была жизнь и где-то после войны, там, где не стреляют и там, куда хочется возвращаться. А для этого нужно выполнить поставленную задачу. Девушка в последний раз затянулась очередной сигаретой, проверила боеготовность оружия и улыбнулась сама себе в предвкушении. Её ждал очередной бой…
Отредактировано Ginny Weasley (18 мая, 2016г. 01:17)