Мелкий снег, не собирающийся таять, менял картину изученного уже вроде бы леса до неузнаваемости: впадины и возвышенности сливались белой пеленой, голые темные деревья, утерявшие большую часть своей уникальности, казались на этом фоне остовами доисторических животных, убитых и обглоданных теми, кто сейчас обитал в лесу Суинли.
Лестрейндж пониже натянул черную шапку, огляделся, сверяясь с памятью, раздраженно выругался: оборотни умели прятаться, ему ли не знать, и пока на нетронутом снежном покрове не было ни малейшего указания, что в лесу вообще есть кто-либо живой крупнее белки, кроме Пожирателя.
Мог ли Сивый наврать о своей лояльности и намеренно ввести в заблуждение представителя Темного Лорда?
Вопрос был интересным и не на шутку занимал того, чье благополучие зависело в какой-то части от установленного с перевертышами контакта.
Впрочем, от стояния на поляне с края леса ответов больше не становилось, а потому Лестрейндж углубился в чащу, темнеющую под серым зимнем небом.
Спустя несколько шагов, когда он уже окончательно положился на чутье, а не на признаки заметенной тропы, стало ясно, что его выводы насчет необитаемости леса сильно преувеличены: то тут, то там попадались следы мелких животных, заячьи петли уводили взгляд дальше по свежему покрову, попадались и следы по-крупнее, других хищников, но все же не волков.
Лестрейндж, зачерпывая тяжелыми ботинками колкий снег, задумался, как скоро все прочие хищники, да и их привычные жертвы уберутся прочь из леса, ставшего откровенно небезопасным для его прежних обитателей - ареал оборотней, если и останется секретом от магглов и тех волшебников, что не имеют на предплечье Метки Темного Лорда, едва ли будет незамечен исконными хозяевами Суинли, и у него были большие сомнения, что бок о бок со Стаей уживутся все прочие.
Стоило ему пройти не больше полутора десятков ярдов, как показались первые свидетельства в пользу эмиграции тех, кого оборотни вполне закономерно могли принять за свою законную добычу: замерзшая тушка полусъеденного зайца, уже почти скрытая зарядившим с утра снегопадом, яснее ясного намекала, что перевертыши не ограничатся охотой в человеческом обличии.
Лестрейндж носком ботинка ткнул зайца, переворачивая на другой бок, оценил - охотник явно наслаждался процессом, голод был не при чем, иначе не оставил бы ни косточки, благо, мощные челюсти ликантропов могли потягаться и с челюстями их лесных четвероногих братьев. Перебитый ударом лапы позвоночник, обледеневшая кровь на снегу - заяц был брошен будто наскучившая игрушка.
С пронзительным хриплым карканьем в воздух поднялось недалеко впереди несколько ворон - не то заметили Лестрейнджа, не то что-то другое вспугнуло их с насиженного места. Проводив взглядом улетающую в сторону Лондона стою, Пожиратель расстегнул куртку, обеспечивая легкий доступ к волшебной палочке в ножнах, и направился дальше, держа курс на качающиеся верхушки высоких деревьев. Вожак Стаи подтвердил свою лояльность в прошлый раз, но до истинного доверия могли пройти месяцы.

Стоило хриплому карканью затихнуть вдали, лес будто притих, подобрался настороженно - будь у Лестрейнджа побольше воображение, или, что более вероятно, доведись ему хоть сейчас снять строгую узду с этого не нужного, в общем-то, качества, он бы непременно провел параллели с дурными маггловскими сказками, с которыми был знаком по прошлой, до-азкабанской жизни.
Он не боялся леса, как в общем-то, не боялся и оборотней - даже зная о лютом нраве вожака и тех традициях, которые Грэйбек завел в Стае, Лестрейндж мог здраво рассуждать о соотношении тупой звериной мощи и того простора в вариантах, что гарантировала волшебная палочка: самый опасный зверь в лесу тот, кто уже убивал, и Стая не исчерпывала список.
Конечно, после внедрения чар тотального отслеживания применения Непростительных спектр доступных и моментальных средств усмирения оборотней чуть поубавился, но Лестрейндж и не собирался заходить так далеко, уменьшая поголовье Стаи: до полнолуния еще было достаточно времени, а уж задерживаться в негостеприимном Суинли он не планировал.
И все равно, стоило очередной поляне замаячить в просветах между деревьями, с которых не так давно взметнулась вверх иссиня-черная стая, Пожиратель замедлил шаги, хотя и не попытался затаиться: даже в человеческом облике, оборотни слышали куда как дальше, а потому не имело смысла надеяться, будто его приближение осталось в тайне от тех, кого он, собственно, и искал.
Парнишка лет двадцати торчал у самого крупного дерева, не то желая слиться с ним, не то просто по привычке выбрав укрытие. Длинное пальто, черное и порядком потрепанное, по подолу казалось грязно-серым из-за подтаявшего снега, но Лестрейнджу не показалось, что дозорный с утра караулит непрошенных гостей.
Он вывалился на поляну, намеренно не приглушая шагов, взметая снег тяжелыми ботинками и переваливаясь через занесенный снегом ствол поваленного дерева.
- Грэйбек ждет меня, - остановившись в паре ярдов, Лестейндж вскинул голову, разглядывая встречавшего его ликантропа, подмечая и отсутствие свитера под пальто, и босые ступни мальчишки, утопающие в снегу. Судя по всему, особых неудобств от скудности своего гардероба оборотень не чувствовал - не переминался с ноги на ногу, не жался зябко под толстой шерстяной тканью на голых плечах. Стоял расслабленно, привалившись боком к толстенному стволу, грыз щепку, тягуче сплевывая время от времени в снег.
- Ждет, - отозвался он как будто даже дружелюбно, но не сделал ни движения, продолжая посматривать куда-то Лестрейнджу за спину.
Пожиратель оборачиваться не торопился, ждал - повадки членов Стаи особой предсказуемостью не отличались, но он все же не спешил, изучая ликантропов с присущей ему в прежней жизнью отстраненностью.
- Курить есть? - мальчишка потянул носом воздух, выплюнул остатки догрызенной щепки, щербато разулыбался - вот только улыбка выглядела фальшивой, насквозь фальшивой.
- Нет, - мотнул головой Лестрейндж, гадая, что так беспокоит мальчишку в лесу за его спиной. - Проводишь?
Мальчишка тут же спрятал улыбку, превратившись в настороженного звереныша.
- Ты притащил кого-то на хвосте. Альфа взбесится, мистер. Уходи.
Отступил на шаг, вскинул голову вверх, пригибаясь - Рабастан невольно последовал его примеру, тоже вгляделся в темнеющую на фоне серого неба голую крону деревьев, паутиной рассекающую снежный туман, а когда опустил глаза, оборотня уже не было видно.
Медленно обернулся, выдергивая палочку, всматриваясь собственные следы. Если за ним кто-то следил - уже плохо, если следуя за ним кто-то выследил оборотней - катастрофично.
Запустил несложную сетку чар обнаружения постороннего присутствия - короткая вязь блекло-голубым вспыхнула и тут же исчезла. Конечно, для открытого пространства чары годились плохо, но чтобы убедиться в чьей-то слежке хотя бы на расстоянии в пару десятков футов вполне годились.
До рези в глазах всмотрелся в черные стволы деревьев - и тут же моргнул, уловив едва-заметную вспышку той же голубой искры в той стороне, откуда пришел.

Едва блеклая искра погасла, лес вновь показался Лестрейнджу пустым, но на сей раз он не дал этому мнимому спокойствию себя обмануть: магия не ошибалась, никогда не ошибалась, а потому мальчишка-оборотень был прав. Кто-то следовал за ним и неизвестно, как долго.
При этой мысли, такой тревожащей в своей окончательности, Лестрейндж угрюмо затаился, выжидая, всматриваясь в окружающее его белое безмолвие и чувствуя себя как в центре мишени, а затем, спустя какие-то секунды, очень медленно и почти бесшумно двинулся в сторону, держа на прицеле волшебной палочки место, где погасли сигнальные чары, подтвердив, что он в лесу не одинок.
Разумно запрещая себе ударяться в бесплодные рассуждения о том, кто может следовать за ним в лесу, который для своей Стаи избрал Фенрир Грэйбек, Пожиратель, однако, понимал, что едва ли имеет дело с отрядом авроров, но спокойнее от этого не становилось. Кто-то выследил его, и это тревожило Лестрейнджа.
А уж то, что даже после обнаружения своего присутствия этот некто не попытался обозначиться, и вовсе было дурным знаком.
В какой-то момент, крадучись между присыпанным снегом кустарником, не выпуская из поля зрения предполагаемое место присутствия "хвоста", Рабастан даже пожалел, что этот некто не принимает бой, продолжая прятаться: отсутствие видимого противника било по нервам куда хуже, чем любое открытое столкновение.
По широкой дуге вернувшись к протоптанной им самим тропинке - а именно здесь чары и подтвердили наличие слежки - Лестрейндж остановился, хмуро разглядывая вереницу своих собственных следов. Городской житель - да у него даже сердце никогда не замирало от рассказов отца об охоте в лесах Восточной и Центральной Европы - он все же не мог отрицать, что тонкий покров снега был нарушен лишь одной парой следов.
Он присел на корточки, как будто это могло помочь, однако так, сидя, почувствовал себя менее приметным - не так уж плохо, учитывая возможное преследование.
Но - магия не может ошибаться.
Быстро взмахнул волшебной палочкой, кастуя уничтожающее иллюзии заклинание, но следы выглядели по-прежнему.
В чем бы не было дело, он был единственным человеком, вышедшим в этом месте к поляне. На следы мелкого лесного хищника Пожиратель не обратил внимания.
Вовсе не успокоенный этим, Лестрейндж поднялся, поддернув повыше воротник куртки и держа палочку в готовности отразить любую атаку, медленно повернулся вокруг себя - ничего. Лес выглядел по-прежнему необитаемым.
Однако встреча с ликантропами была сорвана, а чары яснее ясного показали, что кто-то был здесь, на этом самом месте, несколькими минутами ранее.
У него было два пути - аппарировать прочь и вернуться через пару дней, надеясь, что Грэйбек все еще будет готов к сотрудничеству, или найти того, кто помешал встрече и разобраться с этим. Первый путь был логичнее, но Рабастан Лестрейндж отдавал себе отчет, что в Ставке посчитают иначе.
Он натянул поглубже шапку, сделал шаг назад, натыкаясь спиной на ствол дерева, чтобы уничтожить это свербящее чувство слежки между лопатками, а затем, продолжая поглядывать вокруг, принялся выписывать в воздухе длинную формулу заклинания, верно сработав которое должно было повесить над любым живым существом в радиусе полумили светящийся маячок, видимый только тому, кто применил чары.
Заклятье было не из простых, а за последние годы Рабастан утратил умение четко выполнять переходы между сложными чарами, а потому он не спешил, позволяя кисти самой вспоминать сложный рисунок чар.
Зато когда последняя цепочка взмахов была окончена он отшатнулся от дерева, оглядываясь - и коротко и довольно втянул воздух сквозь зубы, заметив переливающийся ярко-синим шар в отдалении, зависший на уровне груди взрослого человека.
Почему так низко, мелькнуло у него в голове уже после того, как проклятие-сетка летело в указанную сторону.

Практически в унисон его мыслям раздалось приглушенное не то тявканье, не то чихание, а затем, на месте, куда упала сеть, взметнулось облако снега. Уже понимая, что речь не идет о человеке, преследующем его, Лестрейндж направился вслед за брошенными чарами, всматриваясь в беснующееся в сетях животное не крупнее собаки. Сползающие на лес сумерки затрудняли обзор, но теперь Рабастан без опасений скастовал Люмос - магия однозначно указала на одного-единственного преследователя, и он был пойман.
Неяркий Люмос отразился в зрачках лисицы, некрупной, хотя Мерлин в этих лисицах, быть может, знает толк. Зверь припал к земле и оскалился, следя за приближающимся к нему человеком.
Лестрейндж подошел еще ближе, с неудовольствием размышляя, что делать с внезапно доставшейся добычей: охота на лисиц, конечно, издавна считалась развлечением аристократии, но, во-первых, маггловской, а во-вторых, сам по себе Рабастан испытывал категоричное отвращение к столь шумным, командным и бессмысленным видам деятельности.
Что бы там ни было, он предпочел бы заавадить назойливого преследователя, сорвавшего ему встречу с Грэйбеком, вот только не был настолько увлечен этим подобием погони, чтобы забыть о недавно принятом Министерством законе об отслеживании Непростительных на территории Англии. Одна короткая зеленая вспышка - и вскоре лес будет полон аврорами, что уж точно не придется по нраву оборотням, а уведи Грейбэк Стаю в неизвестные дали - отвечать придется ему, Рабастану. Перспективы не из лучших, учитывая провал со Скримджером, а потому приходилось дважды обдумывать каждый свой шаг, да еще и приглядывать за братом.
Однако все это ничуть не отвечало на вопрос о том, как поступить с лесным обитателем, на чью территорию явно вторгся Пожиратель. Впрочем, само по себе это было даже удивительно: насколько помнил и уже успел узнать Лестрейндж, вблизи лагеря ликантропов как правило не должно было остаться хищников, претендующих на ту же нишу в естественном балансе сил. Волки, лисы, даже крупные совы должны были бы покинуть лес, перебравшись в более спокойное и хлебное место, но вот она, прямо перед ним, рыже-бурая, со светлым пятном на морде лисица.
Зверь явно не чувствовал себя комфортно в его компании, и Лестрейндж ведомый больше азартом естествоиспытателя, обычно тщательно скрываемым в Ставке, подошел ближе и присел на корточки, опустив палочку едва ли не к самому носу добычи. Скалилась лиса недвусмысленно, припав к земле на утоптанном пятачке снега - явно пыталась скинуть с себя сеть, да и на тонких перекрестьях зачарованного шнура виднелись следы укусов - но Лестрейнджа вновь обуяли сомнения: не лисица же заставила мальчишку-перевертыша раствориться без следа в подступающих сумерках, с каких пор оборотни вообще обращали внимание на коренных обитателей леса. Он не был охотником, разумеется, но и факт того, что лиса выслеживала - кого? его? - казался в крайней степени подозрительным.
Поднимаясь и невербально уничтожая сеть, Лестрейндж притушил Люмос, делающий его идеальной мишенью, и шагнул в сторону, под сень высокого кустарника, сохранившего вялую листву, проваливаясь в глубоком сугробе.
- Кшш, - шикнул он в строну лисы, не глядя на нее и вглядываясь в темнеющий лес.
Все это - недоеденный заяц, хамоватый оборотень, преследующая его лиса - начинали действовать на нервы изрядно отвыкшему от открытого неба над собой Лестрейнджу.

Он все еще всматривается в темно-синие тени, ложащиеся на свежевыпавшие сугробы, надеясь заметить следы присутствия того, кто заставил так нервничать оборотня, а потому вспышка Петрификуса из-за плеча, хоть и отражается на подмерзшем насте, едва не застает его врасплох.
Едва не застает, потому что он все же успевает дернуться прочь и вниз от ствола, к которому прежде жался, упасть на колени.
Кто мог незамевченным подобраться настолько близко, он не знает - да такого попросту не может быть, потому что после четырнадцати лет в Азкабане Лестрейндж готов скорее отдать правую руку, лишь бы не возвращаться обратно, и его настороженность уже больше похожа на паранойю, но все же - вот они, обездвиживающие чары.
Сквозь зубы вырвалось проклятие - ничего общего с магией, просто упоминание Мерлина, но это помогло: рука будто сама пошла вверх, вырисовывая начало Щитовых, а затем контроль вернулся.
Он сморгнул остатки легкой пелены скастованного Протего, нашел взглядом точку, откуда предположительно мог быть отправлен Петрификус - и не чинясь, практически не вдумываясь в то, что делает, взмахнул палочкой, спуская с цепи длинную череду Ступефаев, охватывающих как минимум с пару десятков футов.

Заклинание пропадает втуне и у Яэль есть всего пару вздохов, чтобы отскочить в сторону - сознание еще несколько хаотичное, почти звериное, но опасность чувствуется не только лисьим чутьем. Вспыхивают зарева чар и ведьма падает в снег, пытаясь не попасться.
- Бомбарда! - Разнести лес в щепки не слишком здоровая идея, но Яэль нужно пространство и ей нужно видеть Рабастана, но пока... взрывы ступефаев рядом глушат, отлетевшая щепка какого-то деревца царапает щеку.

Бомбарда взметает снег, взрывает несколько не слишком крепких деревьев, попавших на пути, оглушает взрывом. Лестрейндж утыкается в снег, чувствуя, как талая вода холодит лоб, который под шапкой исходит зудом, и как сверху на него сыплются ветки, отсеченные заклятием. Однако отлеживаться некогда - очевидно, что он столкнулся не со случайным охотником или любителем зимних прогулок. Петрификус и Бомбарда яснее, чем в хрустальном шаре, показывают, что он имеет дело с публикой посерьезнее, только вот при мысли о том, что его мог выследить Аврорат, по позвоночнику проходит короткий огненный импульс. 
В тюрьму он больше не вернется.
По звериному метнувшись обратно, под прикрытие дерева, Лестрейндж наскоро просчитывает варианты, прислушиваясь к тому шуму, что неизбежно создает лес. Нет, и речи быть не может об отряде авроров - если только они не поменяли радикально прежнюю тактику, то его давно бы окружали, не давая и минуты продыху, не говоря уж о возможности аппарировать...
Пожиратель вновь вскидывает палочку, настороженно держась понизу - ни следа антиаппарационного купола, а значит, кто бы не шел за ним, он один, максимум - пара человек.
Недолговременный Invisus на себя, и Лестрейндж даже дышит через раз, позволяя себе успокоиться. А затем медленно-медленно выглядывает из-за ствола и тут же кастует Lumos Solarium. Ярчайшая вспышка заливает этот участок леса, и даже замуриваясь Рабастан все же дополнительно заслоняет лицо рукой, чтобы не ослепнуть. Но той доли секунды ему хватает, чтобы разглядеть невысокую фигурку в темной или черной мантии неподалеку от расщепленного его же Ступефаем дерева.
Новый Ступефай - почти вслепую, туда, где только что был тот, кто, вероятно, и спугнул оборотня.

Это даже смешно и нелепо - утыкаться лицом в снег, а потом вскакивать, выкрикивая еще одно оглушающее заклинание и вновь падать. Заклинания пролетают мимо, а потом, пусть в ушах еще звенит от взрывов, Яэль поднимается, не видя уже никого на том пятачке леса, где произошла стычка.
"Твою ж... апарировал?" - рыжая озирается по сторонам, держа палочку наготове и тут мир взрывается светом.  Гамп отшатывается, закрывая лицо согнутой правой, левой, со слепу и со зла ударяя плетью огня вперед. И все глохнет под новым взрывом. Аврор валится на снег ничком - ударной волной зашибает и на миг приходит темнота еще более плотная, чем после ослепляющего света. Нет ни слуха, ни зрения, пошевелиться удается с трудом, но нужно... как только в голове хоть немного прекратит звенеть.

Перед глазами все еще оранжево-красные пятна, но он все же бросается вперед, чувствуя скользнувшую совсем близко струю огня, подновляя Протего - сейчас и только сейчас есть шанс поймать неудачливого шпиона. Раскидывая Ступефаи щедро и практически наудачу, Лестрейндж лихорадочно вспоминает, есть ли что-либо, проясняющее зрение, но оно возвращается само, когда он едва преодолевает половину пути между собой и выделяющейся на снегу лежащей фигурой.
Все же преследователь один - не слышно ни характерного звука поспешной аппарации, ничего - никто больше не атакует. Пожиратель не связывает внезапное появление женщины - фигура на снегу определенно женская, несмотря на скрадывающую очертания зимнюю мантию - с присутствием лисы, к тому же он куда сильнее озабочен тем, кто эта ведьма и что она делает здесь. Если она следит за ним, то им обоим не повезло. Если встреча случайна - что же, неудача только ее.
Невербально наложив на ведьму Спутывающие чары, Лестрейндж присаживается рядом на корточки и рывком переворачивает ведьму на спину. В растрепанных рыжих волосах - снег и щепки, на щеке длинная царапина, но в целом она выглядит невредимой. Собирая в кулак воротник ее мантии, Пожиратель бесцеремонно встряхивает волшебницу, следя за тем, как в ее глазах появляется осознание происходящего.
- Кто ты и что здесь делаешь? - спрашивает он, выдергивая из ее вялых пальцев волшебную палочку. От ее ответа зависит многое - например, ее собственная жизнь.

Действия мисс Гамп согласованы с ней.

Лестрейндж непреклонно ждет ответов, продолжая сжимать ткань воротника мантии ведьмы, не обращая внимания на ее недо-шутку. Еще пару секунд он готов ей подарить, пусть придет в себя, осознает, что он не смеется. Осознает, что безоружна и что у него явно осталось неприятное послевкусие от примененной ею Бомбарды.
И ведьма за эти две-три секунды встряхивается, прикрывает глаза, пряча уже полностью осмысленный взгляд, а затем начинает пояснять, детально, даже слишком детально.
Итак, он имеет дело с незадачливым анимагом, выбравшим не тот лес, чтобы потренироваться в обращении. Стало быть, лисой, которую он поймал, была эта самая Яэль - так какого драккла она не сбежала подальше... Хотела объясниться?
Он не скрывает своего скептичного отношения к ее рассказу, тщательно отслеживая малейшие изменения в лице женщины - узнала ли она его? Понимает ли, кто сейчас крутит в руках ее волшебную палочку?
Судя по всему, нет, раз продолжает болтать, да еще пытается обвинить его в произошедшем.
Непонятный, но крайне выразительный взгляд ставит его в тупик. Инстинктивно, Лестрейндж, имеющий прямое отношение к мужскому племени, чувствует, что ведьмы пытается надавить на что-то, что связано с ее наглядно демонстрируемой беспомощностью - вот только сейчас это выглядит откровенным обманом.
А ему, к слову, не нравится, когда его пытаются выставить идиотом.
Он сильнее закручивает ткань мантию на кулак, заставляя ведьму податься ближе, но она не перестает болтать, и наконец-то, после особенно ее невероятно-алогичного выпада он не выдерживает:
- Вы не причинили мне зла? Швыряясь Петрификусом в незнакомцев странно рассчитывать на их благодарность или иное - теплое - отношение, - грубо бросает он, сдерживая не менее алогичное, чем ее поведение, желание еще разок потрясти эту Яэль. Сдерживаться у него получается отлично - этот навык Рабастан Лестрейндж не потеряет, кажется, и на смертном одре. Как, впрочем, и привитую с детства привычку обращаться на "вы" к ведьмам, не состоящим с ним в кровном родстве.
Впрочем, он не из разговорчивых - в отличие от ведьмы, зато ему вовсе не по душе вздор, которым она потчует его дальше. Практически панически разжимая пальцы, Рабастан отшатывается от говорливой ведьмы, с трудом удерживая равновесие, чтобы не повалиться в сугроб за спиной, и встает, мрачно отряхиваясь - кувырки в снегу не прошли бесследно.
- Поднимайтесь, - он снимает Спутывающие чары, однако палочку возвращать ее хозяйке не спешит: быть может, ведьма хитрее, чем пытается показать. Быть может. - Как давно вы следили за мной и зачем? Что видели?

Ведьма пререкается с ним, но это почему-то убеждает его в правдоподобности ее рассказа. Узнай она его, в самом-то деле, считает Лестрейндж, стала бы она спорить, награждать его всеми этими гневными взглядами? Стала бы она вообще его преследовать, стала бы идти за ним, насылать тот злополучный Петрификус?
Разве не естественнее было бы ей обмереть от ужаса, когда беглый преступник, приговоренный не много не мало к пожизненному сроку в Азкабане, отобрал ее палочку, душит ее же мантией?
Ответ отрицательный, и Лестрейндж отчасти расслабляется, наблюдая, как женщина встает и принимается отряхиваться. Ее улыбка время от времени проглядывает сквозь спутанные волосы, из которых она выбирает мусор и щепки, успокаивая его все сильнее и сильнее. Не слишком-то все это удачно, конечно, но, если как следует подумать, ничего страшного не произошло. Он в состоянии подчистить ей воспоминания, чтобы она не побежала в Аврорат, случайно узнав его на плакатах "Разыскивается", даже не ради себя, а ради Стаи - начни авроры шерстить здесь каждый куст, Грэйбэк  уведет волков так далеко, что их будет не сыскать даже с помощью Ремуса Люпина. А вот за это отвечать, кстати, придется и самому Рабастану.
Он пропускает мимо ушей комплименты ведьмы, хотя его отчего-то задевает эта констатация его боевой подготовки - быть может потому, что он позволил этой вот недалекой болтушке Яэль, держащейся с непринужденным дружелюбием, которое ему никогда не давалось даже в куда более спокойной юности и даже раздражало в других, продержаться против него не просто пару секунд, а полноценный раунд.
И, наверное, этим тоже обуславливается, что в ответ на ее просьбу вернуть палочку он лишь крепче сжимает ее волшебную деревяшку из орешника. Ее недовольное хмыкание может относиться как к его откровенному, хотя и молчаливому отказу отдать палочку, так и к вопросам - конкретным и весьма неделикатным.
Она отвечает достаточно связно, а легкую сумбурность можно отнести за счет только что пережитого неприятного приключения. Лестрейндж наклоняет голову на бок - у них с Рудольфусом это общее - слушает, наблюдает. Задается вопросом, врет ли она.
А потом ему приходит на ум кое-что.
Едва женщина поднимает расстроенный взгляд от попорченного рукава и начинает сбивчиво извиняться, он даже не дослушивает до встречных вопросов - широко шагает через сугроб, заталкивая палочку ведьмы поглубже в карман маггловской куртки и вскидывая свою.
Одну руку на плечо Яэль, вторую - с зажатой палочкой - к виску, прямо в спутанные рыжие волосы.
- Легиллеменс, - негромко и совершенно спокойно.
Образы, которые он выуживает из ее памяти, расплывчаты и размыты, совершенно другой фокус, совершенно другое восприятие, животное и недоступное Лестрейнджу, а потому он заканчивает сеанс вмешательства в ее сознание куда раньше, чем разбирается в происходящем, едва подмечает, что она действительно шла за ним следом. До мальчишки-оборотня не доходит и вовсе - воспоминания лисы настолько разрозненны, настолько сложны для восприятия, что на этой попытке можно сразу поставить крест: легиллемменция не поможет с сознанием животного.
- Прошу прощения,  - скупо и неискренне роняет он, отступая и снимая чары. - Нужно было кое в чем убедиться. И вы правы, этот лес не слишком подходит для прогулок.
А вот это уже дилемма - наложи он на ведьму полноценный Обливиэйт, она просто забудет сегодняшнее свое приключение и, кто знает, не приведет ли ее сюда снова желание потренироваться в анимагии. А случись это, не встретит ли она оборотней, не обратится ли в Аврорат, не завалит ли миссию Лестрейнджа, даже не догадываясь об этом. Так что же ему делать, драккл его подери, с этой свалившейся ему на голову буквально любопытной лисицей.

Он не понимает и половины из того, что она болтает - как будто она разговаривает на чужом языке. Какие конфеты, какое жениться - и что значит, что она свободна, люди не женятся просто так, встретившись в лесу или в качестве извинений. У Лестрейнджа голова идет кругом и он, пожалуй, даже рад, что так быстро закончил с легиллеменцией - кто знает, что кроется там, за ее лбом, который она растирает пальцами, как будто он ее ударил. Ее и так слишком много на квадратный дюйм его психики - пожалуй, будь он уверен, что она больше никогда сюда не придет, то сбежал бы, не раздумывая, хотя бы ради того, чтобы прекратить себя чувствовать первокурсником на уроке продвинутых Рун.
Лестрейндж трясет головой, как будто это может помочь ему избавиться от образов конфет и хорошего вина в подарочной корзинке, сосредоточенно смотрит на ведьму, которая отвечает ему не менее сосредоточенным взглядом, даже изучающим.
Ей, в общем-то, есть, с чего хмуриться - он бы тоже хмурился и нервничал, оставшись без палочки. Она снова просит вернуть ее собственность, и Лестрейндж колеблется, раздумывает. Он предпочитает убивать по необходимости, сейчас же все явно против этого: и ненужное внимание Аврората, и этот новый закон, по которому Непростительные отслеживаются... Не горло же ему ей перерезать, в самом деле, за то, что она просто оказалась не в том месте и не в то время.
У него нет сомнений, что сделал бы Рудольфус - и это оказывается решающим аргументом.
- Хорошо, - угрюмо пожимает он плечами. - Выйдем из леса, я верну вам палочку и вы аппарируете. Не хочу снова встретить вас спустя десять минут на другой опушке.
Разворачиваясь и кастуя неяркий Люмос - пока они с этой рыжей ведьмой выясняли, сколько именно конфет она хочет за перенесенные страдания, ночь плавно вступала в свои права - Лестрейндж бредет в сторону, где, как ему кажется, быстрее всего выйти из леса. Снег, которого он начерпал рукавами и ботинками, валяясь в снегу под обстрелом Петрификуса и Бомбарды, а затем подтаявший, мерзкой влагой оседает под одеждой, но это все поправимо, хотя и портит и без того мрачное настроение Лестрейнджа. Через пару шагов он снимает шапку, выбивает ее о бедро, но снова надевать не торопится: мокрая шерсть противна на ощупь, и он заталкивает шапку в тот же карман, к трофейной волшебной палочке.
Оборачивается - его спутница не слишком шустра на пересеченной местности, по крайней мере в человеческом обличии. Лестрейндж останавливается, поджидая ведьму.

Ведьма, будто почуяв его неодобрение, да не особенно, в общем-то, скрываемое, крайне вежливо извиняется за то, что ему приходится ее ждать. Лестрейндж только хмыкает скептично - этого стремления вести себя с первым встречным так, будто они действительно могут выпить чаю здесь и сейчас, он не разделяет. И, разумеется, не понимает - особенно после того, как они с этой Яэль обменялись далеко не невинным набором заклинаний. Она, конечно, может сколько угодно улыбаться, но у него до сих пор в ушах звенит от Бомбарды, а простецкая маггловская куртка по рукаву обожжена огненной плетью - если встреченная им ведьма так реагирует в состоянии аффекта, ему не стоит пугать ее впредь.
Впрочем, она уже не выглядит испуганной, а ее дружелюбное и легкомысленное щебетание все еще уверяет его в том, что он остался инкогнито в этом лесу.
Непростительно так ошибаться, конечно, но у Лестрейнджа есть своя ахиллесова пята - и он безнадежно, отчаянно не разбирается в вывертах женской психологии.
- Ничего страшного, - предельно корректно и настолько же отстраненно отвечает он. Просто рефлекс, оставшийся с прежних времен, когда воспитание и прочие политесы имели значение. Зато, кажется, женщину это ободряет. По крайней мере, она продолжает вести светскую беседу, вышагивая слева от него. Почти успевает - почти, потому что он все же замедляет шаг, волочась через сугробы со скоростью своей внезапной спутницы.
- Нет, не зельевар,  - снова и обстоятельно отвечает Лестрейндж, ловя вопросительный взгляд ведьмы - ну, она же задает вопросы. Вопросы подразумевают ответы. Если он будет молчать, это покажется подозрительным. Лучше бы ему не вызывать подозрений. Стоит перенять ее поведение - настолько, насколько это вообще ему доступно.
Придумать легче, чем осуществить.
Лестрейндж сосредоточенно размышляет, хмурясь и отводя взгляд, почти на автомате снова хмыкает:
- Нет, не боюсь.
Беседа получается страсть какая содержательная. Нет, не зельевар, нет, не боюсь - наверное, уже даже подозрительная.
- У меня, как вы сами заметили, неплохая подготовка. Да и вы не похожи на беспомощную жертву,  - возвращает он комплимент, не понимая, что с ним делать. Ладно, пока это тоже не лучшая тема - не стоит подчеркивать, что получасом ранее они могли бы и прибить друг друга. Вот это потому что действительно подозрительно - и его реакция на преследование, и последующие шаги. - Насчет ноги. Может помочь снова сломать и срастить кость правильно. Никогда не думали? А еще у колдомедиков, окончивших Дурмстранг, есть интересные варианты. Но там больше расчет на свежее повреждение. - Он снова ловит ее взгляд и поясняет. - В квиддиче часто бывают травмы.
И при нападении на отряд авроров - но это он оставит при себе.

На ее первую фразу он реагирует весьма бурно по своим меркам - и хмыкает громче, и даже не таясь косится на ведьму. Не то ему так поднимает дух упоминание сломанного чьего-то - чужого - носа, не то тот факт, что, прыгая в ближайший сугроб, чтобы увернуться от его атаки, ведьма не выглядела неженкой. Даже царапину на щеке мужественно игнорирует - так-то, конечно, царапина ерундовая, залить бадьяном, да косметические чары на пару дней, и никаких проблем. Впрочем, с чего бы ему печься о том, не останется последствий от их встречи. Царапина - это вообще самое мелкое, чем она могла отделаться, но ей повезло, что он, в отличие от многих своих коллег, вовсе не считает случайного свидетеля своих лесных прогулок ближайшим кандидатом на Аваду.
Но больше всего ему нравится, что Яэль так мимоходом сводит смысл Дуэльного клуба к дежурному развлечению школьников вроде того же квиддича или плюй-камней. В свое время Лестрейндж отчаянно жалел каждую минуту, проведенную в спарринге с Розье, а не в библиотеке - разумеется, до того, как практическая польза подобного времяпрепровождения вошла в его жизнь вместе с Меткой и маской, скрывающей лицо - но даже младшему сыну Рейналфа было не ускользнуть от традиционного воспитания, в качестве обязательного пункта включающего в себя боевую подготовку.
Задиристые, бешеные - его предки наверняка имели основание быть им недовольным. То есть, имели бы, сумей он выскользнуть из-под давления отца и Рудольфуса.
Они выходят из леса: деревья уже достаточно редки, а впереди виднеется дорога, ведущая в Лондон. Морозный ветер, более не сдерживаемый лесной чащей, швыряет в лицо колючий снег, но кажется, будто стало теплее.
Ведьма ведет себя по-прежнему дружелюбно - привыкла, видимо, к командной работе еще с Хогвартса, в квиддич идут не просто так, не говоря уж о профессиональном, так что мотание рядом с кем-то в лесу ее очевидно нисколько не угнетает, даром, что без палочки. А ведь он, наверное, может ее помнить по Хогвартсу.
Мог бы, привычно уточняет для себя он, вспоминая о том, что сейчас его память можно сравнить разве что с изрядно потраченой молью портьерой - дырки, дырки, дырки, и кое-где нитки основы, все еще удерживающие ткань от окончательного расползания. Она точно не с Рэйвенкло - и это все, что он может сказать.
- В анимагическом облике теплее? - уточняет он. Разумеется, не просто так: анимагия в данный момент кажется ему достойной интереса. Хотя бы потому, что, будь он лесной тварью, ему было бы куда комфортнее отыскивать Стаю. Впрочем, всегда существует риск, что его анимагический облик окажется еще более подозрительный, чем человеческий. - И всегда было интересно, можно ли заранее, до обучения или на первых порах, узнать, что за животное будет?
Может, эта встреча не такая уж неудачная. Положим, она сорвала ему оговоренный контакт с оборотнями, зато, может, послужит источником информации: он не то чтобы прямо доверяет больше человеку, чем книгам, но на данный момент под рукой нет ни единой более-менее достойной библиотеки. Не у Малфоев же ему торчать, учитывая, что он в последнее врем старательно тренируется не вспоминать о Нарциссе, чтобы не вызвать к себе интереса Милорда или Долохова, как правило, приправленного легиллеменцией.
Справедливо полагая, что Яэль может не захотеть отвечать на его вопросы без должной мотивации, даже с учетом этого ненормального дружелюбия, Лестрейндж вытаскивает из кармана волшебную палочку ведьмы, игнорируя ее слова о том, что он не представился.
- Сколько времени длится обучение? Регистрация в Министерстве до сих пор обязательна? Обучение возможно самостоятельно или вы занимаетесь с тренером? - Волшебная палочка ведьмы по-прежнему в его руке, влажная из-за пребывания рядом с шапкой. - Необходимы специальные зелья или только тренировки? Есть ли условия, препятствующие успешному обучению?
В конце концов, у него есть свободное время - и просто необходимо хоть как-то его занять наиболее привычным образом.

К его удивлению, ведьма будто хватается за возможность ответить на вопросы:  не то истово любит анимагию, не то страдает от недостатка внимания. Впрочем...
Пока Яэль подробно поясняет, что в шкуре своего животного анимаг приобретает куда больше, чем внешний вид, Лестрейндж окидывает ее придирчивым, типично семейным взглядом. Нет, недостаток внимания этой женщине не грозит: рыжая или нет, если она так хорошо кастует Петрификус, он может хоть часами от нее не отводить глаз. Ибо чревато.
К полетам он равнодушен, даже, скорее, не слишком жалует подобный вид перемещения, зато жадный огонек в глазах ведьмы при виде палочки радует. Ну же, Яэль, будьте послушной ведьмой, отвечайте.
Сперва она сияет, протягивает руку за своей деревяшкой, улыбается с намеком на искреннюю благодарность - и отвечает, заваливая его информацией как о палочке, так и об анимагии. Сентиментальную чушь насчет волшебной палочки Лестрейндж пропускает мимо ушей - он уж всяко побольше Яэль знает, каково это - по-настоящему остаться без палочки надолго - а вот на моменте, когда ведьма упоминает учителей, чуть хмурится, удачно попадая ей в тон.
Учителя анимагии? Вот это ему совершенно ни к чему. С другой стороны, опасность стресса тоже налицо.
Лестрейндж задумывается, каким словом можно обозвать стресс, который получает он - эпизодический, регулярный, постоянный или невыносимый - от общения со своей семьей, и не слишком ли он самонадеян, решив, что сможет освоить анимагию самостоятельно. Эти вопросы вновь возвращают его внимание к стоящей перед ним рыжей ведьме, еще не подозревающей, что ее дружелюбие может сыграть с ней дурную шутку.
Он снова подкидывает ее волшебную палочку на ладони, никак не реагируя на слова о торге: она кажется ему достаточно сообразительной, чтобы не нуждаться в пояснениях. Терпеливо дослушивает.
Информации к размышлению он получил достаточно, наверное, пора вернуть ведьме ее имущество и проследить, чтобы она аппарировала, пусть даже писать Минерве Макгонагалл он если и будет, то только в кошмарах профессора трансфигурации.
- До летних каникул еще далеко, - почти ухмыляется он и все же дает волшебной палочке скатиться в протянутую ладонь Яэль. - Я придумаю что-нибудь другое.
Ложь: уже придумал.
Между ними всего лишь шаг - так ей хотелось заполучить обратно деревяшку. И ему хватает этого шага, чтобы пересечь разделяющее их расстояние, поправить ей сбившийся воротник мантии, отведя назад рыжую гриву. Жест интимный, особенно для людей, которые только что обменялись не только угрозами в лесной чаще, и Лестрейндж так же резко отступает, пряча руки в карманы - ему вовсе не нужно, чтобы она решила, что он снова захочет вцепиться ей в волосы.
- На четырех ногах вы были довольно шустрой, - расщедривается он на подобие сомнительного комплимента, в кармане наматывая на указательный палец парочку длинных волос из шевелюры Яэль. С Оборотным зельем у них теперь нет перебоев благодаря Вэнс, так почему бы ему не разузнать подробности насчет этих самых учителей анимагии, прикинувшись хромой и дружелюбной ведьмой, готовящейся к экзамену. На этот раз он не собирается брать с собой Рудольфуса - и надеется, что обойдется без лишнего шума и без похищения Главы Аврората.