Рудольфус останавливается в лучшей по словам Долохова гостинице магического Бухареста. На этот раз командировка занимает не один день, Кэрроу проводят лето в загородном имении, а сам Антонин Павлович возвращается в Англию едва ли не в тот самый день, в который прибывает Лестрейндж, и хотя он любезно предлагает сыну своего друга остановиться у себя, Рудольфус предпочитает центр Бухареста скромному - не чета Лестрейндж-Холлу - поместью Антонина вдали от столицы.
Задача перед ним простая - наладить связь с местным высшим обществом, оценить готовность румынских аристократов поддержать Организацию, набирающую силы в Англии, помочь Долохову в давно ведущейся пропаганде, продемонстрировав лицо английских радикалов. Можно сказать, каникулы, и именно так Лестрейндж это и воспринимает.
Он возвращается под утро с очередного бала - несмотря на июльскую жару, заместитель начальника румынского Аврората отмечает совершеннолетие дочери в городе, и Рудольфус Лестрейндж, разумеется, приглашен.
В отличие от консервативной Англии, в Румынии царят нравы куда свободнее - миловидные ведьмы избавились от большей части нижних юбок, вечерние платья открыты чуть больше, чем позволяют приличия, едва-едва балансируя на грани откровенного бесстыдства, и глава рода Лестрейнджей пользуется успехом у тех молодых ведьм, которые не против краткого и ни к чему не приводящего флирта с женатым гостем из Англии. Рудольфус пользуется этим летним угаром, однако держит себя в руках - слишком многое поставлено на карту, чтобы, пойдя на поводу собственной похоти, неосторожным поступком он перечеркнул успех своей миссии.
Шампанское льется рекой, однако ничего крепче гостям не подают, и это кисло-сладкое игристое пойло вкупе с соблазнительно-недоступными женщинами вызывает в Рудольфусе волну неприятия, когда он наконец откланивается, на рассвете покидая гостеприимный особняк Добржанского.
Он не так уж и пьян, но предпочитает не аппарировать, а пройтись пешком - к тому же от шампанского ему только еще сильнее захотелось выпить, и, заметив уже на подходе к гостинице винную лавку, Лестрейндж гулко стучит в запертую дверь, требуя, чтобы его обслужили.
Кое-как хозяева, видимо, живущие над магазином, понимают, что от них требуется. Не слишком довольный владелец быстро меняет гнев на милость, когда Лестрейндж не считая бросает на прилавок увесистый кошель с золотом  и требует по бутылке их самого крепкого пойла.
- Бэль! - кричит хозяин, поспешно застегивая мантию - перед столь выгодным клиентом лучше выглядеть как следует. - Бэль! Тебе придется спуститься в погреб!..
Легкая быстрая поступь за спиной, Лестрейндж оборачивается к лестнице, ведущей на второй этаж, в голове звенит это "Бэль, Бэль" - тяжелым взглядом пригвождает к месту появившуюся девицу, не иначе как едва-едва достигшую совершеннолетия.
Бэль.
Полные яркие губы, готовые изогнуться в улыбке.
Бэль.
Распахнутые глаза, вобравшие бесстыдство румынских ночей.
Бэль.
Рудольфус рывком отворачивается к хозяину лавки.
- Получишь еще столько же, если к полудню в мой номер доставишь еще по две бутылке. Пусть она доставит, - не терпящим возражений тоном он инструктирует хозяина и называет гостиницу, имя и номер, в котором остановился.
Владелец мнется, однако жажда денег побеждает, и он кивает, записывает заказ на фирменном бланке магазина.
Возвращается девчонка с парой бутылок, хозяин упаковывает их в корзину, любезно улыбается раннему клиенту, провожает из лавки.
Рудольфус больше не уделяет девчонке ни взгляда, выходит на улицу, уже ярко освещенную высоко поднявшимся солнцем, левитирует перед собой корзину.

Отредактировано Rodolphus Lestrange (7 декабря, 2015г. 21:50)

Из похмельного сна его вырывает деликатный, но настойчивый стук в дверь - помощник администратора желает знать, ждет ли он курьера из винной лавки господина Василеку.
Лестрейндж не сразу понимает,  о чем идет речь - утренний эпизод едва отпечатался в его памяти, да и принесенные вина он практически допил, чтобы избавиться от головной боли, порожденной шампанским и танцами, а потому долго и муторно смотрит на вежливую обслугу, но все же кивает с опозданием, сообразив, что именно курьер из винной лавки может доставить.
В ожидании курьера стаскивает мятую рубашку, бросает в кресло, где уже комкается бальная мантия - горничная позаботится об этом позже - проходит в ванную, без интереса мельком отмечая, что следует побриться: в Восточной Европе этому уделяют внимание не меньшее, чем в консервативной Англии.
Когда вновь стучат в дверь, Лестрейндж сует голову под холодный кран, не слыша, что в номер входит давешняя девушка, вцепившаяся в корзину с вензелем лавки - дверь была всего лишь притворена и распахнулась от первого же стука.
Потирая заросшие щеки, он выходит из ванной - и натыкается взглядом на ту, что утром показалась неуместной фантазией.
Бэль, всплывает в памяти с горьким привкусом. Бэль. Бэлла.
- Бэль, - хрипло повторяет Лестрейндж вслед за голосами, звучащими в его голове. - Бэль.
Отбрасывает с лица мокрые волосы, рывком приближается к девчонке, вглядываясь в ее лицо.
- Поставь корзину, - командует он, а когда она подчиняется, бесцеремонно хватает ее за подбородок, заставляя поднять лицо.  Шторы опущены, в номере царит полумрак, и Лестрейндж ни драккла не видит кроме общих очертаний, а потому толкает ее в сторону окна, перемещаясь следом, отодвигает край плотной портьеры и снова приподнимает лицо девчонки, щурясь от проникающего в комнату солнечного света.
Она хороша собой, румынские женщины расцветают рано, и перед ним именно такой образец - свежий, но налитой, будто зрелое яблоко, готовое упасть в подставленную ладонь.
- Сколько? - коротко спрашивает Рудольфус, прикасаясь большим пальцем к нижней губе девушки, приминая нежную кожу. От его пальцев на ее подбородке проявляются светло-розовые пятна, а еще она краснеет, что совершенно не вяжется с ее взглядом, который он успел поймать из-под опущенных ресниц.

Отредактировано Rodolphus Lestrange (11 декабря, 2015г. 19:41)

Она мягко шепчет ему в большой палец, не делая попытки вырваться - за самыми первыми ее испуганными шагами назад больше ничего не следует, она именно такой тип женщин, что ему нравится: она покорна, она ждет его приказа, хотя даже не понимает этого.
Пока не понимает.
Лестрейндж бегло усмехается ее словам, продолжая поглаживать пухлую нижнюю губу. Ну до чего наивна, совсем ребенок...
Его взгляд скользит ниже от глаз девицы, проходится, жадный и предвкушающий, по всем изгибам созревшей фигуры, возвращается к подрагивающим ресницам.
Она красотка, с какой стороны не посмотри, но все же она здесь, ее отец позволил ей одной отнести вина новому клиенту, и если несколько полновесных галеонов решают проблемы такого рода в Румынии, то Рудольфус, определенно, раньше недооценивал родину Долохова.
Девчонка будто замирает под его прикосновениями, стоя в омывающем ее солнечном свете, струящемся сквозь присобранную штору.
Лестрейндж отпускает плотную ткань портьеры, придвигается еще ближе к девице, чувствуя, как стекают по шее капли воды с мокрых волос. На ее запрокинутое к нему лицо падает первая капля, крупная и сверкающая даже в полумраке, тут же распадаясь на миллионы крошечных искр на высокой скуле.
Следующая капля увлажняет ее верхнюю губу, оставаясь на пальце Лестрейнджа манящим воспоминанием.
Он стискивает ее обеими руками, прижимает к себе - от ее тела идет тепло, мягкое и покорное, и ему нужно смять это тело, как он сминает ее губы, жадно припадая в пародии на поцелуй, заставляя ее балансировать на цыпочках, удерживая за плечи жесткими пальцами.
У нее неумелый рот, но эта неопытность только делает ее еще желаннее, до боли, до сумасшедшей жажды - Рудольфус не в силах остановиться, не в силах оборвать этот момент, этот острый приступ неконтролируемой страсти.
Спустя минуту он почти швыряет девчонку на разобранную кровать поверх смятого тонкого одеяла, отшвыривает в сторону попавшуюся под ноги корзину, с которой она пришла.
Он должен отпустить ее, в конце концов, он в Румынии по делу, к чему все усложнять возможными неприятностями с ее семьей, но голос разума затухает, отступает перед порывом куда более мощным.
- Бэль, - хрипло выговаривает Лестрейндж, наваливаясь на румынку, не давая ей пошевелиться и резко задирая ей юбку нарядного светлого платья.

Девчонка и не думает сопротивляться - она вся мед и патока, не то что та женщина, которую Лестрейндж оставил дома. На контрасте его желание становится еще сильнее, а чужое, и в то же время до боли знакомое имя, которое он повторяет, чувствуя на языке сливочно-кремовый вкус мягких губ румынской ведьмы, превращает все происходящее в очередную отчаянную тризну, тризну по Беллатрикс, совсем другой Бэль, но здесь, в бухарестской гостинице, Рудольфус почти верит: он избавится от своей одержимости.
Она шепчет ему что-то, обдавая шею коротким вздохом, он не слышит, что именно она шепчет - наверняка, просит отпустить, как ему разница, что бы она не шептала, чего бы не хотела, она - его, это стало ясно с первого взгляда, Лестрейндж хочет ее и получит. И она не кричит, не сопротивляется, похожая и одновременно не похожая на тех женщин, которые были раньше - которые будут после.  Ее кожа бархатиста на ощупь, грудь юна и упруга, темные глаза наполнены вопросом, смешанным с пониманием - и Рудольфус закрывает ей рот очередным поцелуем, а между бедер у нее горячо и влажно, и она не отталкивает его руку, а если бы даже и попыталась оттолкнуть, заметил ли бы он?
Ее несомненная девственность не оказывается серьезной помехой. Лестрейдж и не сомневался, что девчонка невинна, уж точно не после ее откровенного непонимания его вопроса о цене и всего дальнейшего. Тем хуже для него, не говоря уж о самой Бэль, но что сделано - то сделано, считает Рудольфус, не имевший привычки печалиться о содеянном. К тому же он уверен, что не  такая уж это и беда: Василе не принадлежат к числу европейской знати, и Лестрейндж с высоты своего самомнения и снобизма готов уладить при необходимости дело деньгами. Деньги покрывают и менее незначительные недостатки в девицах на выданье для тех, кто привык считать каждый галеон, а Рудольфус не ограничен в тратах.
Утолив первый голод, он через девушку тянется к портсигару на тумбочке и лежащей рядом волшебной палочке, прикуривает и с удовлетворением затягивается, откидываясь на подушки.
После душа и секса похмелье дает о себе знать куда слабее, и он вспоминает, что было запланировано на день: очередная встреча с "нужными людьми" в компании Долохова, обед в компании заместителя Министра...
Рутина, изрядно обрыдшая ему за последние дни. С куда большим удовольствием он бы ударился в загул, отметился бы в широко известных притонах румынской столицы, выиграл и проиграл бы столько, сколько отцу этой девчонки и за месяц не заработать...
При мысли о Бэль его снова накрывает - ее тяга к нему, быть может, еще неясная ей самой, но на каком-то интуитивном уровне им угаданная, оказывается неожиданно пикантным, возбуждающим дополнением. Визит в Румынию начинает казаться ему заслуженными каникулами, но на сей раз дело в женщине, которая отныне принадлежит ему.
Лестрейндж долгим взглядом окидывает ее задранную и помявшуюся юбку, спущенный корсаж платья, растрепанные волосы и пунцовеющие от грубых ласк губы - хороша, она так хороша, что на миг у него перехватывает дыхание. Под его рукой, будто забытой на ее груди - вовсе ни к чему ему, чтобы она вскочила и бросилась вон из номера, вопя нечто невразумительное, если вдруг это придет ей в голову - у нее колотится сердце, и в этом же ритме в его голове снова начинает заходиться мелодичный колокольный звон: Бэль, Бэль, Бэль...
Он тушит сигарету в пепельнице, привлекает девчонку к себе, проходясь широкой ладонью по выгнувшейся спине - теперь спешить он не собирается, намереваясь взять от этого случайного визита все, что девчонка может ему предложить.
- Снимай все, платью вернут приличный вид отельные эльфы. - В номере наведены чары, но даже магия не в состоянии справиться с июльской жарой. Он и сам садится, откидывает назад все еще влажные спутанные волосы с лица, оглядывает номер.
Невербальным Акцио Лестрейндж приманивает первую попавшуюся на глаза бутылку из аккуратно поставленной Бэль корзины - девчонка была близка к панике, а корзинку поставила так, будто от этого ее жизнь зависела, - не глядя  на этикетку вытаскивает пробку. Дурманящий виноградный дух мешается с крепким табачным запахом.
Сделав большой глоток, Рудольфус подносит бутылку к губам девушки.
- Пей, - командует он.

Девчонка пьет, едва не захлебывается, но пьет. По напряженному горлу стекают темно-красные капли, но она послушно пьет, пока не начинает захлебываться, и лишь потом умоляюще прикасается к его руке
Размышляя над ответом, Лестрейндж снова делает долгий глоток из бутылки, разглядывая раздевающуюся Бэль. Когда она пытается укрыться под одеялом, он отставляет бутылку, дергает за шнурок у изголовья кровати и велит появившемуся эльфу забрать платье в чистку и вернуть, как только оно будет готово и отглажено.
А затем оборачивается к Бэль, проходясь ладонью по ее теплому бедру в грубой ласке.
- Дождись платья и иди домой. Я пришлю тебе записку, когда ты снова мне потребуешься.
Это произойдет скоро - скорее даже, чем он думает.
Пока Рудольфус одевается, припоминая, с кем именно он собирается встречаться, ему в голову приходит другая идея:
- Хотя нет. Жди меня здесь. Я вернусь через несколько часов и ты должна быть в этой кровати, поняла? - говорит он, застегивая рубашку и разглаживая манжеты. Проходя мимо, он раскрывает прикроватную тумбочку, пропускает сквозь пальцы увесистую горсть галеонов, высыпавшихся из мешочка, расшитого фамильным гербом. - Здесь хватит заплатить за вино, прибавь к стоимости столько, сколько считаешь нужным, - верх галантности в понимании Рудольфуса. - Эльф доставит корзинку и деньги в лавку твоего отца, я распоряжусь внизу.
Вкладывая волшебную палочку в ножны у пояса, Лестрейндж прихватывает из шкафа недавно принесенную эльфом летнюю мантию и поворачивается к девчонке:
- И не вздумай обмануть меня и сбежать. Я найду тебя, так и знай. А пока буду искать - не забывай, я знаю, где живет твоя семья. Но если ты будешь умницей, то не пожалеешь, - напоследок Рудольфус гладит Бэль по щеке и уходит - молоденькая ведьма в его кровати перестает занимать его мысли, едва за ним захлопывается дверь номера.

Разумеется, "несколько часов" в его понимании - далеко не три-четыре. В Румынии он не просто так, и назойливый Долохов не дает забыть о деле: они встречаются в открытом ресторане, и пока Рудольфус в отдельном кабинете жадно завтракает, Антонин расписывает ему мелкие слабости и чаяния тех, с кем Пожирателям предстоит обедать. Подготовленный таким образом, Лестрейндж быстро устанавливает с заместителем румынского министра магии контакт, получает приглашение на очередной бал на следующей недели - на сей раз в резиденции заместителя. Словом, обед удается на славу и после него Лестрейндж и Долохов таки наведываются в те места Бухареста, которые лучше посещать с палочкой наготове.
Сколько часов Лестрейндж проводит, ставя на черное и стуча о стойку рюмкой с призывом наполнить ее - он не знает.
Бухарест погружен в ночную тьму, когда он возвращается в гостиницу, ориентируясь по фонарям. О том, что в номере его должна ждать Бэль Василе, он не помнит, безобразно пьяным вваливаясь в номер и со второй попытки кастуя Люмос. Зато следующее заклятье - в ответ на замеченное движение - послано уже куда более твердой рукой: хмель как рукой снимает, когда в дело вступают навыки убийцы на службе Темного Лорда.
Ступефай откидывает девчонку обратно на кровать.

А, точно, девчонка.
Лестрейндж опускает палочку, встряхивает головой. С силой проводит раскрытой ладонью по лицу, отводит лезущие вперед пряди волос.
Он что, запер ее здесь?
Нет, кажется, велел ждать его в кровати.
Хныканье девчонки откуда-то из вороха простыней его раздражает, но не сильно, и он улавливает главное: он велел ей ждать и она ждала.
Сделала все, как он сказал.
Послушная. Рыжая. Податливая.
Бэль.
Не чета той, кого он оставил в холодной Англии. Не чета его своенравной, упрямой, вздорной жене.
Будь он трезвее - и не только сегодня, а еще в первую их встречу в лавке ее отца - то понял бы, что это обманка. Подделка, яркая стекляшка, о которую невозможно порезаться и которая треснет, надави он посильнее, но Рудольфус молод - ему нет и тридцати - и еще не знает, что некоторых женщин невозможно приручить силой.
Страх в голосе этой рыжей ласкает ему слух, Лестрейндж смеется, коротко и зло.
- Я не собираюсь тебя убивать. Ты нравишься мне.
Она нравится ему цветом волос, именем, жаром между ног и послушанием - она будто противоположность Беллатрисе, вся из заплат, надерганных от разных женщин, с которыми он спал или которых хотел. Ему повезло встретить ее, и Румыния больше не кажется Рудольфусу ни скучной, ни надоедливой.

Он проходит ближе к кровати, чарами зажигая в комнате приглушенный свет - в его отсутствие гостиничные эльфы прибрались, но никто ни словом не отметил, что в его номере проявился еще один постоялец. Гостиница хорошая, дорожит своей репутацией - Рудольфус останавливается тут не впервые, но впервые так надолго, и едва ли это нарушение правил проживания не может быть покрыто десятком-другим полновесных галеонов.
Лестрейндж скидывает мантию прямо на пол, откладывает палочку на прикроватную тумбочку и тянет Бэль за ногу к краю кровати, наклоняясь над ней, уперевшись кулаком возле ее лица.
Налитыми кровью глазами разглядывает девушку, задерживаясь взглядом на опухших от слез губах, на блестящих глазах, разметавшихся по простыне рыжих прядях. Она даже лучше, чем он помнит: совсем молоденькая, едва ли осознающая, сколько в ней секса, не имеющая играть в игры, которыми славятся местные высокородные шлюхи, с которыми Лестрейндж свел знакомство в салонах полусвета.
Она стоит куда больше, чем любая из них - и он заплатил недостаточно.
Лестрейндж проводит рукой по лицу девушки, не обращая внимания на влагу на ее щеках - слезами его не удивить и не разжалобить.
- Молодец, - он пытается быть ласковым. - Я не стану тебя убивать. Я дам тебе золота. Много золота. Сможешь купить себе дом. Много нарядов и побрякушек. Заберу тебя в Англию, дам все, что ты захочешь.
Он пьян, иначе бы не сказал ничего подобного.
Она очень красива - иначе бы он не сказал ничего подобного.
Ей нечего делать в Англии - он женат, женат на чистокровной ведьме, и любовница, открыто поселенная под боком, будет стоить Рудольфусу скандала, но все это меркнет перед округлыми формами Бэль Василе, перед ее мягкостью, готовностью сделать все, что он скажет. Перед ее готовностью подчиняться, которая пьянит его больше выпитого огневиски, заставляя говорить то, что не должно было быть сказано.

Он не садится даже, а падает на кровать, дергает ее, поднимая на ноги, заставляя встать между своих раздвинутых колен. Она не тощая, она вся округло-стройная, едва расцветшая, вызывающая в нем воспоминания о женщинах, которые далеко и давно в прошлом, вытесненные той, которая носит его имя. Бэль будет его личным трофеем, его личной отдушиной, даст ему то, чего не хочет дать Беллатриса, будь она проклята.
Ее остатки одежды больше демонстрирую, чем скрывают, несмотря на целомудренный крой и явную непредназначенность для заинтересованного взгляда. Лестрейндж поворачивает девушку кругом, рассматривая со всех сторон, поглаживает по тонкой талии, не скрывая удовольствия. Он пьян, но не настолько, чтобы не взять ее снова - именно для этого он оставил ее здесь, когда уходил.
- Бэль, - произносит Рудольфус, глядя в лицо девушке, которое как раз на уровне его лица. - Бэль, ты моя. Попытаешься сбежать - я найду тебя. Найду тебя, куда бы ты не удрала. Где бы ты не была. Как бы не спряталась. Ты поняла меня, Бэлла? Хорошо поняла? Что ты поняла? Что ты должна делать?
Он улыбается ей - эту улыбку среди живых видели не многие. Его рука на талии девушки больше не ласкает - он заводит ладонь ей за спину, проводит по позвоночнику, сжимает пальцы на ягодице. Ну до чего хороша.

Лестрейндж не поклонник прелюдии, и уже в следующий момент он толкает Бэль рядом на кровать лицом вниз, перехватывает ее под живот, не давая упасть на простыни. Перекатывается сверху, приподнимается на коленях, вжимаясь в нее уже вставшим членом, трущемся о плотное сукно брюк. Пуговицы неохотно выскакивают из пройм, Рудольфус неторопливо наслаждается видом на узкую спину, на подрагивающие плечи. Он в самом деле снова хочет ее - как будто только что увидел.
Это позволяет думать, что она сможет заменить ему ту, которая не хочет его. Которая смеет ему сопротивляться.
Рудольфус пьян, самоуверен и жалок - он считает, что сможет выкинуть из головы жену, если не будет вытаскивать член из этой румынской красотки. На какое-то время так оно и есть - и он наслаждается этим блаженным состоянием, сжимая пальцы на груди Бэль, не давая ей ни изменить ритм, ни контролировать глубину проникновения, второй рукой накручивая на пальцы рыжие локоны, заставляя девчонку прогибаться в пояснице, вцепляться в скомканную простынь обеими руками, хватать ртом воздух и задыхаться.

Она не застывает в ответ на его движения, вовсе нет, в ней нет ни неприкрытого ожесточения, ни бешеного сопротивления, которое может быть уничтожено лишь силой. 
Рудольфусу же нет дела до того, каково ей - он ее купил и собирается поселить в уютном домике, а затем и впрямь увезти в Англию. Лондон - большой город, и многие министерские служащие имеют квартиры в городе, неподалеку от Министерства, в маггловском районе. В его квартире постель будет греть эта рыжая девка - а если кто-то пожелает указать ему на недопустимость подобного, то Рудольфус заткнет рот любому.
На его руке Темная Метка, он чувствует себя всесильным - и берет все, что захочет.
Смутное желание отомстить Беллатрисе маячит на самом краю, но Лестрейндж его не хочет признавать: уж конечно, он делает это не ради того, чтобы доказать жене, что есть и другие женщины. Женщины, которые оценят все, что он им предложит. Молодые, красивые, послушные его воле - а она пусть сколько хочет торчит Холле, переписываясь с матерью и сестрой, не смея никуда выйти без него.
Кончая, Рудольфус придавливает Бэль собой, откатывается в сторону, нащупывая палочку и распахивая невербально окно. В  спальне душно, но даже раскрытое окно не решает проблемы - вместо сладковатого перегара комната наполняется дурманящим ароматом поздней сирени, от которого болит голова.
Рудольфус чуть протрезвел - секс прогоняет хмель, но не полностью - зато теперь полон желания спать. Хнычащая девка, сбившая простыни в ком под собой, ему не мешает.
- Потом будет не так больно, - он высвобождает пальцы из ее густых волос без особой осторожности, дергает ее ближе к себе, под самый бок, спиной к себе. Она - самый лучший аксессуар этой драккловой страны, и даже головная боль отступает перед теплотой ее тела и упругостью живота, на котором он размещает ладонь. - Завтра съедем отсюда. С утра подберем дом получше - я здесь задержусь по делам, и гостиница - неподходящее место для тебя.
Он, должно быть, в самом деле все еще слишком пьян - иначе откуда это стремление воссоздать тот домашний уют, о котором Лестрейндж едва ли имеет даже приблизительное представление? Дом, в котором его будет ждать красивая, послушная женщина - ждать беспрекословно, готовая выполнить любой приказ. Ради такого он не станет считать золота.

Утро превращается в позднее утро. Распорядок дня Рудольфуса хорошо известен как Долохову, так и их румынским приятелям, а потому до вечера никаких серьезных встреч не назначено.
Рудольфус просыпается довольно поздно, но без серьезного похмелья. Атласная кожа девчонки под рукой, ее грудь, которую он может накрыть ладонью, длинные ноги - все это действует получше любого зелья, и Лестрейндж стаскивает с них обоих остатки одежды, перекатывая ее на спину, наваливаясь сверху. Он хочет ее с таким пылом, будто впервые дорвался до женщины - так, будто у них медовый месяц, будто кроме нее в целом мире нет больше н одной ведьмы. Июльская жара, пропитанная ароматом поздней сирени, сводит с ума, заставляя поверить, что ничего больше не существует: ни Англии, ни Беллатрисы.
На этот раз он трезв, и движется не так резко, позволяя девчонке подстроиться под него, подхватить ритм. Она быстро учится - и эта смесь невинной робости и искушающих движений и взглядов соблазняет его даже больше, чем рыжие пряди и высокая грудь.
Он целует ее так, будто хочет, чтобы она задохнулась. Обхватывает ладонями голову, сжимает виски, опираясь на локти. Она станет его спасением от наваждения, вот в чем уверяет Рудольфус себя с каждым движением вперед, в нее, еще глубже между широко раздвинутых ног, между поднятых колен. Она моложе, она красивее, она только его и знает это, уже знает.

Оргазм наступает быстро и мощно - жара потом выступает на груди и плечах. Рудольфус слизывает пот с ее шеи, не выходя из нее, продлевая это чувство полного удовлетворения, целует ее снова - но уже короче, без той животной страсти, что пару минут назад.
После разрядки у него нет этого периода блаженной лени - напротив, он чувствует себя освеженным и полным сил. Ни похмелья, ни головной боли - и он связывает это с Бэль, так кстати оказавшейся под рукой.
- Позавтракаем в городе, собирайся. Нужно найти дом - или просторную квартиру. Уверен, ты знаешь что-то подходящее, место, где всегда хотела бы жить. - У него хорошее настроение, он потягивается в ванной, чувствуя себя превосходно, и это самодовольство делает Рудольфуса приятным компаньоном. - Мне плевать, какой там будет вид, плевать, сколько это будет стоить. Завтракать я хочу уже там.
Если уж у него дела в Румынии, почему бы не завести здесь дом. Почему бы не завести дом, где его всегда будет ждать Бэль Василе.
Из ванной он выходит уже одетый, гадая, почему ему раньше не пришло в голову обзавестись собственным углом.
- Ты совершеннолетняя? - спрашивает Рудольфус из общего интереса - у него ни разу не было несовершеннолетней любовницы, но он уверен, что несколько угроз и золото решают такие проблемы с легкостью: в конце концов, даже здесь, на континенте, Лестрейнджам не стоит переходить дорогу.

- Я пошлю кого-нибудь к твоему отцу, - равнодушно говорит Лестрейндж между распоряжениями гостиничному домовику: упаковать вещи, переслать по новому адресу, когда придет записка.
Он уже не упомнит, где находилась та лавка, в которой ему повстречалась эта смазливая дурочка, и тем паче у него нет ни малейшего желания писать ее отцу - с какой это стати, он не должен ничего объяснять кому бы то ни было. Он заберет девчонку, раз она ему приглянулась - и ее семье лучше не мешаться у него под ногами.
Бэль не отвечает на его вопрос, и он ловит ее, проходящую мимо, за руку, встряхивает, сжимая пальцы чуть выше локтя.
- Если хочешь дом и новые тряпки, лучше бы тебе не играть со мной в эти игры. Если ты собираешься лгать мне о себе, я вышвырну тебя на улицу прямо сейчас. Подумай об этом своей хорошенькой маленькой головкой. Подумай, каково тебе будет возвращаться домой сейчас, после суток здесь. И то ты скажешь своему отцу, своей матери.
Он притягивает ее ближе, зарывается в растрепанные рыжие пряди, смотрит ей в лицо, сузив угрожающе глаза.
И так же быстро его настроение снова меняется: Рудольфус ухмыляется, гладит ее по щеке, по виску, по высокой груди, без корсета мягко и упруго льнущей к его ладони.
- Мне наплевать, сколько тебе лет. Ты достаточно взрослая, да, крошка? - ему нравится, что она так молода. Так послушна. Без этих блэковских заморочек.
Она не та, но сейчас ему этого не понять.
Рудольфусу досадно, что от нее нет помощи - что она не знает никакого дома, который они могли бы снять прямо сейчас - но он выспался и полон сил, и его даже начинает привлекать идея отыскать такой дом вместе.

Расплатившись и оставив все необходимые распоряжения, они выходят из отеля под непроницаемыми взглядами сквибба-швейцара, нанятого исключительно ради антуража.
Рудольфус ведет свой трофей через мощеную дорогу, мимо открытых лавок и магазинов, достаточно шикарных для центральной улицы Магического Бухареста. Красочные каменные здания, на первом этаже которых располагаются магазины, рестораны или казино, сменяются более спокойным, жилым районом - в отличие от Лондона, маги Бухареста редко расселяются по маггловскому городу, предпочитая проживать скученно.
Эта скученность Рудольфусу, привыкшему к просторам Норфолка и к лесам вокруг Холла, кажется какой-то излишне интимной, и он не желает выставляться напоказ здесь, куда его приводят дела.
Поэтому, забраковав несколько домов с объявлениями в окнах, он заталкивает Бэль в ресторанчик, где обедал все эти дни, и велит вместе с меню принести ему свежую газету - любую, но с разделом недвижимости.
Меню он, не читая, бросает Бэль, а сам разворачивает принесенный ежедневник и углубляется в описания предлагаемых домов. Несколько, сдающихся внаем, он отвергает сразу: один слишком близко к отелю, другой - слишком мал. Третий вообще одноэтажная халупа, годная лишь на то, чтобы запустить в нее Адское пламя.
Еще несколько домов прямо в центре Бухареста, другие - совсем наоборот, у драккла на куличках.
Два варианта нравятся ему чуть больше: один у садов Чишмиджиу, другой у Ботанического сада. Оба дома, если верить владельцам, скрыты от магглов и включены в магические районы города: вокруг достаточно магазинов, каминная сеть, отсутствие соседей.
Рудольфус откладывает газету, закуривает и, не найдя на столе пепельницы, стряхивает пепел прямо на накрахмаленную салфетку.
Хозяйка, грудастая веселая румынка средних лет, лично обслуживает их столик - она не то хорошая знакомая Долохова, который и привел Рудольфуса в первый их визит в Бухарест, не то просто чует чаевые - но без лишних разговоров приносит свое коронное блюдо: едва прожаренный стейк, к которому, будто извиняясь, скромно добавляет печеные овощи уже по местному рецепту.
Она с интересом поглядывает на Бэль - Рудольфус впервые обедает у нее в женском обществе - и ласково ей улыбается, никак не выражая неодобрение отсутствию корсета или сопровождающих.
- Госпожа желает десерт? - вежливо спрашивает она Бэль, чуть приседая в реверансе, не зная, с кем имеет дело, со случайной шлюхой или с женой Рудольфуса, но, разглядев и отсутствие кольца на пальце Бэль, в отличие от руки Лестрейнджа, и покрой платья по бухарестской моде, и юность, только подчеркнутую волнением последних суток, начинает улыбаться более натянуто.

Девчонка лезет к нему ласкаться на глазах хозяйки, но Рудольфус не имеет ничего против - ему нравится ее чувственность, нравится, что она сама подставляется под его прикосновения, сама проявляет инициативу, не то что та, кто не ждет его в Холле.
Белла шипела разгневанной кошкой, стоило ему лишь качнуться к ней - румынка терпит его неаккуратность, граничащую с жестокостью. Так и должно быть, уверен Рудольфус. Беллатриса просто играет с ним, дразнит, так к дракклам ее. В мире полно женщин - моложе, красивее.
Эти мысли располагают его к Бэль, он не стряхивает ее руку, милостиво кивает хозяйке, которая, сообразив, видимо, что заказы спутницы Лестрейнджа нужно исполнять так же быстро и тщательно, как и его, исчезает в сторону кухни.
- Зови, - ему нравится, что она спрашивает. Нравится, что она старается. Она подходит ему, а если есть что-то, чего она еще не понимает, он ее научит. Научит, что ему нельзя перечить, что нельзя лгать или проявлять непослушание. Она будет отличной любовницей, она быстро учится.
С едой они разделываются быстро - несмотря на жару, в ресторане прохладно, немного народа и никто не обращает на них внимание - или старательно делает вид, что не обращает. Рудольфус знает, что они находятся скорее в районе полусвета, но даже здесь его появление с девчонкой, выглядящей старшекурсницей, заметно - впрочем, ему плевать. Его деловая поездка стала чуть менее деловой, только и всего.
Девчонка игрива, Рудольфус не замечает ни натянутости ее хихиканья, ни опасений - людям неуютно рядом с ним, но это его не взволновало бы, даже если бы он об этом узнал: ему нет дела до чужих впечатлений. Он  - Лестрейндж, этим все сказано.
Задерживая взгляд на ее высокой груди, лишенной корсета, под тонкой натянутой тканью платья, он позволяет ей дурачиться, позволяет воровать с его тарелки, а затем кидает на стол несколько золотых монет, не спрашивая счета. Судя по блеску глаз хозяйки, наблюдающей за ними от прохода в кухню, этого достаточно.
- Одно? - спрашивает он девчонку, вставая. Его ничуть не удивляет и не задевает ее просьба, он сам обещал ей тряпки в обмен на то, чтобы она раздвигала ноги как можно шире. Рудольфус ухмыляется, поднимает ее на ноги за локоть - дракклова девка действует на него как открытая бутылка виски, ему снова хочется уложить ее в постель. - У меня открыты счета в нескольких местных лавках. Закажи десять платьев. Двадцать. Сколько захочешь. К вечеру будь готова, я возьму тебя с собой.
Некоторые из тех магов, с которыми его знакомит Долохов, показываются со спутницами - оставляют их за столами с рулеткой или баккара, пока обсуждают дела, и Рудольфус естественно хочет похвастаться своим новым приобретением, как хотел бы продемонстрировать новую метлу или выведенную породу гиппогрифов.

Он выбирает дом у Чишмиджиу больше по наитию, но когда оказывается там, решает прекратить дальнейшие поиски - сам дом совсем маленький, всего в два этажа, часть второго занимает широкая терраса по периметру, зато территория сада вполне прилична: от резных ворот к крыльцу идет подъездная дорожка в треть мили, а с остальных трех сторон дом окружен тщательно подстриженными деревьями и невысоким кустарником. Для Рудольфуса, привыкшего в простору Холла, эта скрытость от соседей является дополнительным плюсом.
Расчет происходит быстро - дом сдается весьма дорого из-за своего расположения в центре, буквально в нескольких шагах от главных прогулочных маршрутов городской элиты, и других претендентов нет.
Рудольфус посылает Бэль оглядеться, пока они с владельцем подписывают необходимы бумаги - тот все расхваливает сделанный Лестрейнджем выбор, уверяя, что молодой супруге Рудольфуса здесь будет максимально комфортно. Рудольфус никак не опровергает сделанный хозяином вывод - ему все равно, кем его любовницу считает этот человек - женой или содержанкой. Когда хозяин удаляется с обещанием отослать в отель новый адрес господина Лестрейнджа, Рудольфус отправляется на поиски своей новой игрушки. Он снова голоден - и никаким стейком этот голод не удалить.
- Крошка, я снял этот дом на два месяца. К моему следующему приезду ты должна будешь либо найти другой для покупки, либо решить, что останешься в этом. Но имей в виду, дом должен стоять достаточно уединенно, чтобы никто не совал нос в мои дела, когда я в Бухаресте, - его голос гулко разносится по коридору второго этажа, когда Рудольфус поднимается по лестнице.