Он почти не может здесь спать - слишком напоминает азкабанскую камеру: сыро, каменный потолок, покрытый грибком, нависает слишком низко, и ему сотни шагов, чтобы по периметру эту дыру, в которой они торчат уже две недели.
Это напоминает могилу, да что там - это и есть могила. И он, и Рудольфус, заживо гниют тут, такова цена за поражение.
Поражение...
Лестрейндж сплевывает на каменный пол в грязных разводах, старается не дышать носом - в подвалах под фамильным склепом, где уже две недели кряду скрываются оставшиеся в живых Лестрейнджи, воняет застарелой кровью и потом.
Наверное, так пахнет поражение.
Чары они использовать опасаются: остаточный купол магического поля над руинами поместья дышит на ладан, и вернувшимся хозяевам вовсе не нужно, чтобы Аврорат заметил магическую активность в этом районе.
Старый полусумасшедший эльф, живший здесь с того самого времени, как Лестрейнджей арестовали в первый раз, в восторге от того, что вновь служит своим хозяевам, но проку от него не больше, чем от ручной крысы: даже обычно сдержанный Рабастан после пары дней в этом подобии своего самого жуткого кошмара грозит ему жестокой смертью и велит убираться прочь и не попадаться на глаза.
Рудольфусу проще - у Рудольфуса есть героин. Запас маггловского зелья, к которому тот пристрастился после падения с метлы при очередной попытке поймать неуловимого Избранного, подходит к концу, но пока старший Лестрейндж еще может унять боль в поврежденном позвоночнике не прибегая к магии. О том, что будет потом, Рабастан старается не думать - он чужд суевериям, но ему начинает казаться, что они живы лишь потому, что не строят планов. Не обсуждают, что делать.
Сидят в этом каменном мешке. Прячутся. Выживают.
Героиновые грезы не дают Рудольфусу как следует осознать, что Беллатрикс мертва. Что все их чаяния вновь разрушены. Что алтарь, на который он не торгуясь бросил свою жизнь, а также жизнь брата, разрушен. А Рабастану не привыкать мириться с неприятной реальностью.
Он разматывает вонючие тряпки, ранее бывшие рубашкой, сдирает нижний слой с сочащегося гноем плеча - кожа вокруг укуса раздулась и полиловела, если присмотреться, то можно различить багровые кровеносные сосуды, неустанно разносящие заразу по всему телу с каждым сокращением сердца.
Вонь усиливается и Рудольфус реагирует, приподнимается со своей мантии, скинутой на ворох тряпья, стащенного сюда эльфов из разрушенного поместья, бездумно оглядывается, замечает брата. Рабастан переворачивает свои импровизированные бинты другой стороной, выбирая почище, снова перевязывает укус, стараясь не шевелить правой, поврежденной рукой.
Как он не заметил Империо на одном из ребят Грейбека - сейчас гадать бессмысленно. В какой-то момент, когда неубиваемый Избранный снова поднялся, среди оборотней началась паника - Лестрейндж направился к ним и поплатился укусом подчиненного кем-то из защитников Хогвартса оборотня. Тот был в человеческом обличье, однако едва не умудрился порвать Рабастану горло - пришлось заавадить, но теперь Лестрейндж-младший с нетерпением ждал полнолуния: то, что перевертыш не был в животной форме, давало неплохие шансы... Но были и шансы подцепить ликантропию.
Все вырвалось из-под контроля - и он не знает, как вернуть свое существование к упорядоченному варианту. Сейчас у них нет ни цели, ни планов - только животное стремление выжить любой ценой. Иррациональное, низменное.
Перехватывая зубами конец тряпки, он как можно сильнее затягивает перевязь, как будто это поможет остановить распространение инфекции. Здравый смысл все же берет верх и Лестрейндж чуть ослабляет узел, опасаясь отммирания тканей.
Им вообще-то повезло - и ему, и Рудольфусу. Отделались почти ерундой, живы - не то что Белла, оставшаяся лежать на вывороченных камнях хогвартсовского двора. Не то что Макнейр, Кэрроу, Долохов.
На этот раз все кончено - в смерти Темного Лорда сомневаться не приходится, почти все его сторонники мертвы, а оба Лестрейнджа с одной волшебной палочкой на двоих вынуждены забиться в вонючую сырую дыру и ждать, пока какие-нибудь авроры похитрее и поумелее не обнаружат их схрон.
В этом Рабастан не сомневается: пока победителям есть, чем заняться, но уцелевшие Пожиратели Смерти превратятся в цель номер один, стоит магическому обществу хоть немного прийти в себя и залечить раны.
Уцелевшие пожиратели Смерти - это они, он и Рудольфус. И на них вот-вот будет объявлена охота, которая даже не снилась мальчишке Поттеру в прошлом году.
Надо покинуть Англию - но сейчас эта задача кажется примерно такой же выполнимой, как и идея захватить Министерство Магии с одной рукой и половиной волшебной палочки.
Две недели Рабастан ждет волшебного озарения, но подающего большие надежды выпускника Рэйвенкло больше не существует, он остался в Азкабане, сгинул без следа, оставив после себя оболочку, едва заполненную обрывочными знаниями и воспоминаниями. И тем не менее, Младший продолжает искать шанс - это его собственный способ коротать время до тех пор, пока кипящие праведной местью авроры не выкурят их отсюда, будто лисиц из норы.
Эльф приносит ему газеты - как напоминание о нормальной жизни.
Рабастан с мрачным мазохизмом прочитывает каждый разворот, не пропуская ни одной статьи, будь то очередное послание исполняющего обязанности Министра Шеклбота или велеречивые уверения в грядущем счастье Артура Уизли.
Нарцисса Малфой, первую неделю мелькавшая на разворотах рядом с Поттером, больше не появляется в прессе - все больше статей, посвященных проходящим судам над бывшими Пожирателями.
Лестрейндж давится хохотом, читая о Люциусе и его сыне - но вовсе не так радуется, когда обнаруживает, что Нарцисса успела получить развод до начала процесса над своим уже бывшим мужем. Ему нравится Нарцисса - всегда нравилась, - и он не питал иллюзий в отношении ее чувств к Люциусу, но это плохо укладывается в его голове: она Блэк, и долг значит для нее не меньше, чем для него. Она могла пойти на что угодно, чтобы спасти сына и переломить ход битвы, даже на ложь Темному Лорду, но это предательство... Он не понимает.
Дальше - хуже. Паркинсоны, Булстроды, Пьюси - все они приговорены к изгнанию в маггловский мир, их поместья и имущество отчуждено в пользу Министерства, и это касается не только отцов семейств, действительно снабжавших Организацию деньгами. Их жены, дети, близкие родственники - как будто новоявленные победители задались целью избавить магическую Британию от тех, кто хоть немного ценит традиции.
Каково будет этим аристократкам выживать там, где все чужое и враждебное?
Впрочем, совсем скоро он убеждается, что зря так сетовал на приговоры этим женщинам - жены тех, кто с гордостью носил на левом предплечье Метку, массово приговаривались к пожизненному сроку в Северном море. Элоизия Макнейр, серьезная жена Уолдена, Маргарита Нотт, вечно улыбающаяся контрастом к мрачному мужу, Фиорента Крэбб - какого драккла.
Лестрейндж аккуратно складывает каждую прочитанную газету в свой угол, но тексты, полные обличающего, клеймящего бреда еще долго не дают ему уснуть, смешиваясь с ноющей ломотой и пульсацией в ране.
Рано или поздно, он истово верит в это, что-то подвернется - и так оно и случается.
Мисс Блэк, бывшая миссис Малфой, как сообщает восторженный тон очередной газетенки, не сумевшей даже добыть качественной колдографии Нарциссы позже 94 года, а потому поместившей под статьей колдо с чемпионата мира по квиддичу, проходившему в Англии, любезно жертвует все состояние, уцелевшее после штрафов и ареста ее бывшего мужа, на модернизацию клиники Святого Мунго.
Лестейндж недоверчиво хмыкает - ну  надо же, сначала объявили ее чуть ли не героиней, оставили поместье и сейф в Гринготтсе, а теперь под видом благотворительности потрошат ее, точно пойманную рыбу.
Нарцисса 1994-ого года надменно улыбается куда-то в сторону, кривя ярко-накрашенные губы, со страницы.
Рабастан возвращается к тексту, перечитывает - в честь модернизации в Мунго открывается новое крыло имени Теодора Тонкса, и на открытии будут...
Он присвистывает, ухмыляется не весело - весь новый цвет, Герои Второй Магической.
Рудольфус, привлеченный его свистом, приоткрывает глаза, надсадно откашливается, тяжело поднимается на ноги.
Рабастан поднимает взгляд, намеренно медленно складывает газету так, что заинтересовавшая его статья оказывается наверху, передает брату.
- Все герои в одном месте, - невыразительно комментирует он.

Грезы оказываются куда живее, куда реальнее реальности. Рудольфусу почти нравится это ощущение оторванности от собственного тела, которое подвело его, нравится темный водоворот, беспросветный, гасящий любые эмоции, позволяющий забыть о том, что на этот раз для них все кончено.
В его грезах жива Беллатрикс, она громко смеется, запрокинув голову, темно-красные губы хранят на себе следы терпкого вина и его болезненных поцелуев - в своих грезах он никогда не видит, как она оседает среди разрушенного хогвартского двора, не видит, как темнеет ее кожа, осыпаясь пеплом еще до того, как он делает хотя бы шаг.
Это последнее, что Рудольфус помнит из битвы за школу - и отдал бы все, чтобы забыть.
Как, почему он жив - ведает лишь Мерлин, как ему удалось уйти, потеряв волшебную палочку, как удалось найти брата в той неразберихе - чистое везение. Везение ли.
У него есть это маггловское зелье, не дающее вспомнить, не дающее боли вцепиться в горло - и Рудольфус ведет себя на удивление тихо, предпочитая пребывать в мире грез, пока признаки жизни из угла брата не выдергивают его, возвращая в подвалы склепа.
Героиновая дымка рассеивается, спина привычно тянет - совсем скоро эта ломота сменится раскаленным прутом, заменяющим с некоторых пор Рудольфусу позвоночник, но пока у него есть время. Он долго кашляет, к ним обоим вернулся азкабанский мокрый кашель, а они провели в подземельях не больше пары недель, если его не обманывает ощущение времени, изрядно зависимое от героина, проводит дрожащей рукой по сухим губам.
Дрожь в руках появилась сравнительно недавно, пришлось существенно пересмотреть ассортимент боевых чар, отказаться от прицельных, но да драккл с ними, старшему Лестрейнджу всегда больше нравилось отправлять врагов в ад пачками - Адское пламя, Бомбарда, Плеточное... Пусть у него по-прежнему глазомер загонщика, времена квиддичных матчей прошли безвозвратно и он не жалеет.
Ему достаточно пары шагов, чтобы заметить колдографию на развороте.
Рудольфус брезгливо кривится - Малфои, будь они не ладны, что Люк, что Нарцисса, надменная сука, никогда ему не нравились - но газету берет, неуклюже наклоняясь вперед. Позвоночник ожидаемо реагирует, напоминая, что глава рода Лестрейнджей всего лишь калека, но Рудольфус только выдыхает грязное ругательство, адресуя его в равной степени как к себе, так и к женщине на колдографии.
Тонкий газетный пергамент мнется в его руке, и он с наслаждением довершает дело, отбрасывая комок бумаги в сторону.
Вытаскивает из кармана портсигар - тяжелый, серебряный, с гербом на крышке. "Эл", будто высеченная на металле, полустерлась, покрылась сетью мелких царапин, но Рудольфус все равно проводит большим пальцем по гербу прежде, чем раскрыть портсигар - три жалкие сигареты. Пора послать эльфа за новой пачкой.
Он закуривает, не обращая внимания на неодобрительный взгляд брата - тот выползает из этой крысиной норы, когда хочет покурить, но у Рудольфуса начинают еще сильнее дрожать руки, когда он представляет себе эту сотню шагов вверх, к погребальной зале. Уж лучше он покурит здесь, опираясь на стену, все равно смрад в подземельях едва ли перебить крепким табаком.
- Уничтожить как можно больше этих ублюдков и умереть, как воин, в битве. В последний раз показать, что Лестрейнджи не сдаются, - он открывает рот, только когда от сигареты остается крохотный окурок. - Как ты предлагаешь подобраться к ним? Туда наверняка сгонят весь Аврорат.
Он почти уверен, что Рабастан придумает способ - и даже уверен, что у победителей и мысли нет, будто кто-то из уцелевших Пожирателей Смерти явится на церемонию. На самом деле, шансов не много, но Лестрейнджу нужно всего ничего: минуту, одну-единственную возможность отомстить за поражение. Забрать с собой как можно большее количество победителей. И Гарри Поттера.

Они аппарируют не  к самому Мунго, а в паре кварталов. Рудольфус собран и готов, хотя отвыкшие от света глаза режет, а в горле ощущается сухость. Его колотит крупная дрожь - предвестник ломки. Перед глазами черные точки, в горле ржавый привкус. Грезы не хотят выпускать тех, кто однажды попал к ним в сети, но у Лестрейнджа еще есть дела по эту сторону реальности.
Их единственная на двоих палочка у Рабастана - Рудольфус довольствуется ножом. Десятидюймовое лезвие с трудом прячется в складках мантии, оттягивает руку, хотя сталь отлично сбалансирована, а ковка гоблинская. Этот клинок знает вкус чужой крови, и Лестрейндж полон решимости дать ему напиться сегодня вновь.
Братья расходятся, чтобы не привлекать к себе внимания, хотя среди нарядных гостей они оба наверняка будут как бельмо на глазу - в старомодных мантиях, сохраненных эльфом, небритые, не ликующие от восторга.
Рудольфус занимает позицию неподалеку от входа, следит за входящими в здание волшебниками. Манекен в витрине украшен мишурой, однако для магглов наверняка наброшены отвлекающие чары, потому что редкие случайные простецы проходят мимо, не оглядываясь на сверкающую витрину.
Впрочем, это скоро меняется - из-за угла появляется высокий маггл, двигающийся странными рывками. Его кулаки постоянно сжимаются и разжимаются, а когда он доходит до неприметной двери, ведущей в госпиталь, то замирает, повернувшись прямо к манекену.
А затем делает резкий рывок, всем телом придавая себе ускорение, врезается лбом в витрину. Осколки стекла брызгают в разные стороны, манекен верещит, маггл вваливается внутрь, повисает на зазубренных краях разбившегося стекла, бьется, будто рыба, попавшая на крючок. Тут же на улицу выскакивают люди - авроры в форме, целители в лаймовых мантиях, нарядные гости - специальные приглашенные. Они возбужденно переговариваются, кто-то наводит на улицу скрывающие чары, отводя внимание возможных прохожих, кто-то принимается оказывать магглу первую помощь - обнажаются палочки, воздух наэлектризован избытком магии, которую чистокровный Лестрейндж чувствует издалека.
Когда первое волнение чуть улеглось, маги разбредаются, обсуждают произошедшее, и Рудольфус выступает из своего укрытия, смешивается с возвращающейся назад толпой.
Церемония, так грубо прерванная, вновь идет по накатанной. Застывшей улыбкой сияет с трибуны Нарцисса, рядом топчутся с потерянным видом героический Поттер и исполняющий обязанности Министра Шеклбот. Позади, однако куда ближе, чем раньше, Артур Уизли в темно-зеленой мантии, озирающий зал с видом собственника. Нарцисса время от времени оглядывается на него, стараясь делать это незаметно, однако Рудольфус обращает внимания на эту попытку вызвать одобрение у рыжего нищеброда.
Стараясь не привлекать к себе внимание, Лестрейндж протискивается сквозь толпу - вокруг раздаются негодующие вскрики, когда он оттесняет того или иного мага с дороги, волшебники недовольно вздергивают голову, чтобы взглянуть Рудольфусу в лицо, но тут же осекаются, когда замечают его взгляд, полный решимости.
В голове звучно бухает, на зубах будто песок скрипит. Рудольфус продирается вперед, где ждет его избавление от позора. Избавление от грез. От одержимости этими грезами.
Вскоре дрожь проходит - впервые за много лет Рудольфус Лестрейндж вновь собран. Он ждет лишь сигнала, чтобы выскочить к сцене, отталкивая молодого аврора прямо перед собой. Гарри Поттер в нескольких шагах - он умрет сегодня.
А затем внимание Лестрейнджа привлекает толстая ведьма в синей парадной мантии - ее профиль Рудольфус тоже видит в своих наркотических грезах, и далеко не все из них оборачиваются кошмаром. Молли Уизли, Молли Прюэтт, с которой он учился вместе миллионы лет назад, предпочтившая ему Артура Уизли - и убившая его жену.
Лестрейндж замирает, как хищник перед рывком, не моргая смотрит на ведьму. Та, будто что-то почувствовав, медленно оборачивается, встречаясь с ним взглядом.
Он, конечно, слегка изменил внешность - чары иллюзии держатся, оставляя Рудольфусу лишь легкое сходство с оригиналом, искажая пропорции лица, меняя цвет глаз, форму челюсти, но в глазах Молли появляется узнавание, и этот момент для Лестрейнджа растягивается на целую вечность.
У нее вздрагивают губы, округляясь, раскрываясь. Она разворачивается к нему невыносимо медленно, как будто двигаясь под водой, но не тянется за палочкой, хвала Мерлину, не тянется - рядом с ней целый выводок детей, но Рудольфус не дает себе труда сосчитать, вспомнить поименно эту толпу. Он рывком перемещается ближе, пока между ним и Молли Уизли не остается какого-то фута, а затем ухмыляется, широко и бешено.
Лезвие появляется из складок его мантии и успевает отразить понимающий взгляд Молли перед тем, как войти ведьме чуть ниже левой груди. Будто нетерпеливый любовник, Лестрейндж подхватывает женщину, не давая ей упасть, загораживая широким рукавом мантии расползающееся на синем кровавое пятно, с глухим хлюпаньем вытаскивает клинок. Молли благодарно приваливается к его груди, скребет ногтями старинную вышивку на мантии, едва слышно бормочет что-то неразборчивое...
На деле это не занимает и минуты, и едва стоящие поблизости маги обращают внимание на странные объятия Молли Уизли и высокого волшебника с сосредоточенным и озлобленным лицом, церемония оказывается прервана.

Кое-кто из собравшихся волшебников все же не поддается всеобщей панике, охватившей место проведения церемоний. То тут, то там Лестрейндж видит вспышки отражающих чар, серебристую зыбь накидываемых протего, но это капли в море, основная масса будто утратила способности к волшебству, а может, точно знает, что с Адским Пламенем не справится.
И это, в общем-то, здравая мысль - Рабастан, спустив Пламя с палочки, вскоре уже и сам не уверен, что сможет взять его под свой контроль и подчинить своей воле. Это не его специализация, не его отработанные до мелочей чары, но у Рудольфуса и вовсе нет волшебной деревяшки, а потому в каком-то смысле Лестрейнджи сейчас уравнены со всеми прочими. Вот только их сила в том, что они пришли сюда не праздновать победу, а умереть, если понадобится.
Рабастан, держа в поле зрения раскидывающего огненные крылья огромного орла из пламени - а это еще откуда, что за дикие фантазии - замечает, как Рудольфус обнаруживает Поттера и начинает пробиваться к нему. И, чтоб на том свете Беллатриса продолжала мотать ему нервы, его проклятый брат даже не пытается завладеть палочкой убитой им ведьмы. Руки даже не протягивает.
Рабастан, едва соображающий от передозировки адреналина, застилающей ему здравомыслие, все же устремляется вслед за братом, успевая как раз вовремя, чтобы послать Бомбарду в сторону пробирающегося к Поттеру подкрепления. Взрыв кажется совсем негромким в царящей вокруг суете, но на миг оцепеневшая и онемевшая толпа тут же разражается воплями ужаса и паники, а Уизли не видно за взметнувшейся в воздух крошкой взорванной колонны.
Лестрейндж набрасывает на себя чары отведения внимания, хотя и отдает себе отчет, что сейчас это, быть может, даже излишне, зато подбирается довольно близко к брату, Поттеру и девочке-магглорожденной, Грэйнджер. Кровь выделяется даже на темной мантии Избранного, и Рабастан испытывает головокружительный восторг при виде этой картины - они отмщены, не так ли?
Сигнальные чары взрываются сигналом тревоги, через завесу пламени видны силуэты прибывающих на подмогу авроров. И отчего-то это будит в Рабастане Лестрейндже такую дикую жажду жить, что это срывает узду с обычно усмиренного инстинкта.
Он действует бессознательно, уворачиваясь от заклятья Грэйнджер и рывком оказываясь у нее за спиной. И так же бессознательно кастует Экспеллиармус, даже не глядя, выпустила ли она из рук палочку.
Правая рука мучительно откликается на его новый рывок, но он все же обхватывает девчонку за плечи, прикрываясь ею будто живым щитом, а вот левая рука даже не дрожит, приставленная к ее горлу.
Младший кидает взгляд на Рудольфуса, на вновь распахнувшего крылья орла из пламени за его спиной.
И аппарирует вместе с Грэйнджер, чувствуя, как пульсирует правое плечо в старой и слишком тесной мантии.

Острый локоть девчонки попадает ему в правый бок, столкновение отдается по всей руке, вызывая неконтролируемое желание сжать пальцами плечо - это он и делает, еще сильнее вжимая палочку в горло Грэйнджер.
Аппарация выбивает почву из под ног, и Лестрейндж только крепче прижимает девчонку спиной к себе, не зажмуривается, а едва под подошвами сапог утоптанная земля каких-то задворок Лютного, аппарирует снова, едва успев приказать девчонке не дергаться.
Не дергаться, а не то - что "не то" она вполне может представить себе сама, не дура, насколько он о ней слышал.
Еще две последовательные аппарации - убегать Лестрейндж умеет ничуть не хуже, чем нападать - и он сильнее притискивает к себе костлявые плечи Грэйнджер, наваливаясь тяжестью, удерживает волшебную палочку у горла. Панорама лондонского пустыря сменяется тупиком окраины, заплеванным и обжитом разве что каким-то бродягой, проводившим их мутным взглядом и обильными сивушными парами.
Еще один рывок - и Лестрейндж с мисс Грэйнджер оказывается на территории Лестрейндж-Холла. Тщательно замаскированные сигнальные чары молчат, настроенные с точностью клавесина - девушка, даром что грязнокровка, оказывается на землях чистокровного рода очевидно по желанию его урожденного представителя, но Рабастана мало занимают технические нюансы. Он рывком разворачивает девушку к себе, будто партнершу по танцам, не дожидаясь даже, когда легкое головокружение, сопутствующее слишком частым и резким перемещениям, отпустит, выдергивает у нее из ладони палочку.
Снова рывок - оглядывает ее сверху донизу, хмуро всматривается в  живые карие глаза, кривится при виде нарядной темно-синей мантии.
- Есть еще что-то, о чем мне нужно знать? - спрашивает угрюмо, а поверх всего этого прислушивается сторожко, ждет хлопка аппарации. Ждет, мать его, Рудольфуса, которого оставил там, посреди огня и скопища авроров.
И двух минут не прошло с того момента, как Рабастан с добычей оказались здесь, в окружении мертвого норфолкского покоя. Вечная осень - погодные чары, порядком потрепанные, еще держатся, - темная вода озера, не нарушаемая ни всплеском, ни движением. Чуть поодаль - руины Холла, которые со стороны выглядят совершенно необитаемыми.
Прав ли он был, притащив ее сюда? А куда еще?
Прав ли он был, оставив в Лондоне брата взамен героини войны?
Лестрейндж знает, что подтолкнуло его там, в Мунго, сгрести тонкую ткань мантии Грэйнджер пальцами и подтащить ближе - она его билет в жизнь, и дело не только лишь в том, что он прикрывался ею будто щитом, опасаясь, что авроры быстро вычислят виновников беспорядка. Где-то там, когда рэйвенкловский орел расправил огненные крылья, Рабастан осознал, что не собирается умирать в гнилом подвале ради того, от чего остались одни лохмотья.
Слова о верности, гордости, чести всего лишь пустые слова, и ими пусть давятся победители.
А он только хочет свалить подальше, обменяв, если потребуется Гермиону Джин Грэйнджер на билет прочь из Англии.
Неплохая сделка, как по нему. Лучшая, что сейчас может быть - потому что альтернативой только смерть.
И он осознает это - прекрасно осознает, а потому ждет Рудольфуса с невнятной полу-надеждой, что тот не явится. Что тот сгинул в Мунго, убивая во имя чего-то, что также потеряло очертания и расплылось, как  Знак Мрака на предплечьях братьев.
Без тяжкого балласта в виде старшего брата, помешанного на идеях, от которых сам Рабастан готов отказаться, у него появляется призрачный шанс - с ним практически ничего.
И потому когда Лестрейндж все же дожидается хлопка аппарации, он вскидывает голову, почти с ненавистью глядя на хромающего к ним Рудольфуса.

Вопли девки ласкают слух. Пусть корчится на пожухлой траве, пусть заходится криком, срывает голос, получая сполна. Пусть давится этой болью, своим наказанием, своим приговором - расплатой за свою кровь, грязью в своей крови. Здесь, где все еще остались следы древней родовой магии, такой древней, что и не упомнить, нет места таким как Гермиона Грэйнджер, и лишь то, что она прибыла сюда по воле наследников рода, сдерживает недовольство чар фамильной территории.
Сам Рудольфус и понятия не имеет, как именно магия может показать свой характер, за этой информацией, как и за многой другой, лучше обращаться к Рабастану, куда больше интересовавшемуся подобными вещами, даром что ему это всегда было несколько необязательно, но твердо убежден, что, появись тут девушка сама по себе, испытала бы ряд неприятных переживаний. В прежние времена родовая магия могла заставить случайно забредшего сюда грязнокровку поспешить прочь и неделю мучиться от последствий неприятного сглаза и кошмаров, что от этого осталось сейчас... Кто знает.
Рудольфус не слишком интересуется теоретическими изысканиями, как уже было сказано.
На упоминание Молли Уизли Рабастаном Рудольфус угрожающе вскидывает трофейную палочку, однако в ход не пускает: в какой-то момент там, на приеме, все действительно вышло из-под контроля, он не смог справиться с соблазном, с собой, когда увидел раздавшуюся, но по-прежнему легко узнаваемую ведьму. У Рабастана есть основания быть недовольным и достаточно мозгов, чтобы не слишком уж сильно демонстрировать свое недовольство психически нестабильному Рудольфусу, крепко подсевшему на маггловское зелье, заставляющее его забывать о реальности получше проверенного годами огневиски.
Он только хмыкает на заклинание брата, завершающее действие его Пыточного, и не удосуживается даже кивнуть на вопрос насчет сдержанности. Сдержанность вообще не его конек, и его мало интересует, что ждет от него девчонка.
Зато дальше слушает куда внимательнее: когда Рабастан переходит на язык Министерских формуляров, это, как правило, означает, что у него есть четкий план. А четким планам брата Рудольфус привык доверять, так уж вышло. Его Младший - мозговитый, по крайней мере, из них двоих, и те обстоятельства, которые в прошлом служили основанием для издевательств и насмешек - вроде поступления на Рэйвенкло, скучная должность в Министерстве и зубрежка - ныне оценены Рудольфусом куда с большим тщанием.
Внутреннего противления слова Рабастана не вызывают, хотя еще утром Рудольфус готов был умереть, вцепившись в горло Гарри Поттеру зубами, если придется и будучи безоружным. Теперь же он чувствует приятную сытость от пролитой крови. Молли Уизли мертва, в этом нет никаких сомнений, Беллатрикс отомщена, а все прочее - лишь песок на зубах и пыль под сапогами.
На руке подсыхает кровь Поттера, стягивая кожу, и Рудольфус широко улыбается, несмотря на то, что организм уже настойчиво напоминает, что пора принять новую дозу.
- Отправляй патронуса, - торопит он ведьму, демонстративно перекидывая палочку Поттера из ладони в ладонь и желая спуститься обратно в подвалы как можно скорее. - И непременно подчеркни, что в случае отказа я засуну эту сдержанность в жопу фестралу и продемонстрирую, что бывает с грязнокровками, решившими, что им место в магическом мире. И все это будет на совести твоих дружков.

Хвала Мерлину, у Рудольфуса хватает терпения дослушать и не кидаться на грязнокровную подругу мальчика-выживальчика. Этого уже не мало, и хотя мисс Грэйнджер едва ли может оценить этот факт по достоинству, Рабастан вполне в состоянии.
Он с благодарностью кивает брату, который, будто совсем нормальный, взял слово аккурат после него, переводит взгляд на девчонку, всем своим видом изображая полнейшее согласие с мыслью, выраженной Рудольфусом. Положим, он прибег бы к другим формулировкам, но в целом тот высказался по существу - да еще и негласно взял на себя роль местного жупела.
Впрочем, ему едва ли составит это трудность, думает Рабастан, аккуратно прикасаясь к носу - пока в голове от каждого прикосновения вспыхивает Люмос Максима, не слишком-то пораскинешь мозгами, и, кажется, у него вновь жар от незаживающего укуса, будь проклят тот оборотень, что сумел подобраться так близко. Зато, опять таки если верить зыбким эмпирическим данным, перелома нет. По всему выходит, у него сегодня удачный день.
За размышлениями и прочими безделками Лестрейндж не замечает, что девица одаривает их далеко не приветливым взглядом, но вообще может отметить, что держится Грэйнджер хорошо. Не орет, не истерит - не напрашивается на новое Пыточное. И на обмершую от ужаса не похожа - хотя бы с учетом того, что все же собралась и встала на ноги, а не валяется на пожухлой траве в преддверии обморочных объятий.
И будет вообще умницей, если продолжит в том же духе. В конце концов, им не труп ее нужен - Рабастану вообще кажется, что трупов даже слишком много, если брать в целом и по модулю - а порт-ключ без следящих чар.
В обмен на жизнь прославленной грязнокровки - разве многого они просят?
- Никто от вас этого и не ожидает, -  ворчливо отзывается он, просто не в силах сдержаться. Сомневается лишь мгновение, кидает быстрый взгляд на брата - готов ли? - но палочку девицы ей не возвращает, хотя и вытаскивает из внутреннего кармана. В последнюю очередь ему сейчас нужно, чтобы Рудольфус углядел собственность покойной жены и устроил тут отдельно взятый геноцид.
Пряча рукоять деревяшки, отобранной у Грэйнджер, в рукаве, заходит ей за спину, обхватывает плохо-подвижной правой рукой за плечи, и только затем отдает девице свою собственную палочку.
- Попытаетесь аппарировать - только вместе со мной, и первое, что вы увидите, переместив нас к своим друзьям, будет и последним в вашей жизни. Мне в Англии терять нечего - если не порт-ключ, то лучше смерть, это, надеюсь, понятно? А вот вас наверняка ждет светлое будущее - если сейчас вы грамотно используете свой мозг, о котором не наслышан только глухой,  - проговаривая все это, Лестрейндж плотно утыкает острие трофейной палочки девчонке в спину, чувствуя, как наливается огнем плечо, как горячей волной распространяется по артериям лихорадка - а если инфекция тоже? Что он будет делать, если заражен? Как скоро его поймают те, кто по собственной инициативе рыщет в поисках рассеянных остатков Стаи?
Он даже не знает, что хуже - отдать часть своей личности на откуп звериной сущности или вновь оказаться в Азкабане. Но с первой проблемой еще можно как-то разобраться, оказавшись подальше от Англии. А вот второй он сыт по горло.
- Рудольфус? - окликает Лестрейндж брата, и вновь обращается к Грэйнджер, вдавливая палочку посильнее куда-то ей под лопатку. - А теперь очень медленно и без лишних или резких движений вы призовете своего патронуса и отправите его к... профессору Минерве Макгонагал с сообщением о наших условиях. Действуйте, мисс Грэйнджер.
Имя профессора трансфигурации всплыло в его памяти внезапно, но как нельзя более вовремя: в иной ситуации он предпочел бы Гарри Поттера, но не был уверен, что Избранный жив. Что до Артура Уизли, то предполагал, что некоторое время тот едва ли будет годной кандидатурой для ведения переговоров с убийцами его жены. А вот мадам Макгонагал всегда казалась ему достаточно сообразительной и способной пойти на сделку при желании сохранить жизнь и неприкосновенность своего ученика, если верить рассказам Кэрроу.

Девка отправляет Патронус, а Рудольфус едва в состоянии уследить за ситуацией. Дрожь, зарождающаяся где-то в повздошье, распространяется и на руки, мелкое дрожание кисти уже не скроешь, как не перехватывай палочку. Ему срочно необходимо  принять очередную дозу, пока он еще в состоянии хоть что-то соображать. Пока он еще в состоянии стоять.
Дальнейшее сливается в калейдоскоп застывших кадров, засвеченных колдографий... Голосок девки, сверкающая птица, неожиданно легко вспорхнувшая вроде с руки грязнокровки...
Рабастан, кажется, понимает, что время поджимает, что Рудольфус вот-вот упадет, потому что постоянно окликает, не особенно-то и пряча встревоженно-вопросительные интонации в голосе.
Лестрейндж ухмыляется мутно, трясет головой как огромный пес. Бой... Да какой бой. Сейчас они мало на что спосбоны, даже здесь, на своей родовой земле.
Аппарировать у него выходит не слишком хорошо, но он цел, хотя перед глазами
алые всполохи. Пряча дрожащие руки, он толкает девчонку вперед, в коттедж, не обращая внимания на отделившегося брата. Это даже кстати, потому что ему хочется потолковать с грязнокровкой наедине.
Волоча Грейнджер перед собой и заломив ей обе руки за спину, Лестрейндж распахивает дверь в коттедж, давно потерявший признаки обитания. Из глубин дома отчетливо пахнет сыростью и гнилью, в помещении промозгло: неотапливаемая зима превратила дом в склеп.
Рудольфус волочет девчонку в гостиную, ощупывает, не церемонясь и не обращая внимания на ее реакцию, отбрасывает в сторону сумочку, найденную во внутреннем кармане мантии, следом швыряет чехол для палочки, снятый с пояса, который бы и не заметил, если бы не задел, задевает плохо слушающимися пальцами за тонкую серебряную цепочку на шее, и сова-подвеска с разорванного плетения с тихим звоном падает куда-то на покрытый толстым слоем пыли пол и закатывается под диван.
Хватает девку за волосы за затылке, уложенные в прическу, царапая тыльную поверхность ладони о гребень, но это только сильнее подстегивает его ярость.
- Слушай меня внимательно, грязнокровка,  - цедит он, подтаскивая Гермиону ближе к себе и многозначительно обхватывая второй рукой ее шею. - Ты свою задачу выполнила, думаешь? Думаешь, теперь отсидишься тихо, пока не закончится весь этот кошмар? Как бы не так. Все только начинается, грязнокровка. Мне все равно, где умирать, я бы даже в Англии предпочел, но вот брат мой хочет свалить подальше, а потому ты сделаешь все, чтобы мы свалили. А именно, будешь выполнять мои приказы. Не его, грязнокровка, а мои. Потому что я лучше знаю, что нам обоим сейчас нужно. И лучше знаю, что нужно делать.
Он встряхивает девчонку для убедительности, крепче сжимая пальцы в ее волосах.
- Его прикусил волчара, грязнокровка. И мы тут не слишком занимались раной. А вот ты займешься. И если ему станет хуже, я буду отрезать от тебя по куску за каждый день, пока он не пойдет на поправку.
Скрип входной двери знаменует собой возвращение Рабастана. Рудольфус выпускает волосы Грейнджер, швыряет ее от себя на потертый диван, стоящий посреди неуютной гостиной, оборачивается к брату.
- Покажи ей укус. Пусть заслужит себе жизнь и кусок хлеба, - хрипит он, шаря в карманах мантии в поиске необходимого. Вытаскивает кисет, отходит к колченогому столу, на который вытряхивает из кисета закопченную серебряную ложку и шприц. Со дна кисета куда аккуратнее достает в несколько раз сложенный листок пергамента, его запас героина.
С грохотом пододвигает к столу стул, тяжело опускается на него, едва не лишаясь сознания от острой боли в спине, которая огненными волнами прокатывается по телу.
Выдохнув и заставив руки перестать дрожать, принимается готовить маггловское зелье, способное временно унять эту боль.

Он задумывается о связи между собой и Рудольфусом, которая могла бы помочь тому прочесть его мысли, но отбрасывает эту идею. Несмотря на столь очевидное совпадение, это всего лишь совпадение - его старший брат не может читать его мысли. Топорную легиллеменцию, в которой был успешен Рудольфус, не заметит разве что мертвец, так что Рабастан спокоен за сохранность своих тайн...
И предпочел бы, чтобы его тайны оставались таковыми в том числе и от Грэйнджер.
Та смотрит на него с дивана едва ли не с интересом. Спасибо Рудольфусу, удружил.
Лестрейндж меряет брата мрачным взглядом - но на деле задумывается. Еще одно мнение ему не помешает, как ни крути. Еще одно мнение - и руки, способные удержать волшебную палочку.
В той же задумчивости он запечатывает выходы из коттеджа, невербальными чарами блокируя двери и окна.
Рудольфус отходит к столу, не обращая на присутствующих внимания. Дальнейший ритуал Рабастану хорошо знаком и вызывает массу эмоций у обычно отстраненного младшего Лестрейнджа, но, в любом случае, сейчас не время для того, чтобы указывать брату на очевидные минусы игр с маггловским зельем для медленной смерти. Пока перевешивали сиюминутные плюсы - другого варианта с обезболиванием у них не было. И это, кстати, возвращало Рабастана к мыслям об ампутации.
Брат не замечает взгляда ведьмы, устремленного на себя, зато замечает Рабастан.
Судя по реакции Грэйнджер, она понимает, что происходит. Она магглорожденная и может знать куда больше, чем они оба, вместе взятые.
В затхлом воздухе гостиной появляется нота разогреваемого налета на ложке.
Младший отворачивается, проходит на кухню, методично принимается обшаривать шкафы и ящики, в которых его встречает старый хлам и обрывки прошлого. В том числе и его собственного прошлого.
- Мисс Грэйнджер, подойдите ко мне, - окликает он девчонку, опасаясь, что в какой-то момент Рудольфус вспомнит о присутствии пленницы. К тому же его не отпускают размышления о том, что сказал брат перед тем, как занялся своими проблемами. Ну кухне отчасти светлее, и хотя вечер уже давно в своем праве, здесь пока нет необходимости прибегать к Люмосу, чтобы разглядеть лицо собеседника.
- Насколько хорошо вы знакомы с целительством, мисс Грэйнджер? - закидывает он пробный камень, выпрямляясь. Поиски оказались успешными - в одном из шкафов оказалась едва початая бутылка виски. Если Рудольфус сможет воздержаться хотя бы от одного из своих пороков, его брат сможет еще немного поковыряться в укусе, располагая на сей раз не только водой и ножом. При одном только воспоминании Рабастана пробирает до дрожи - особенно в свете того факта, что, как он подозревает, это не слишком-то помогло.
Бутылка с глухим стуком опускается на стол - это выглядело бы предложением, если бы не вся прочая ситуация.
- Вы в порядке? Не нуждаетесь в алкоголе? - он действительно заинтересован, чтобы Гермиона Грэйнджер не впала в панику и не попыталась сбежать, напасть на него или Рудольфуса или выкинуть еще что-то, такое же обрекающее на срыв все его планы.
- Так вот, возвращаясь к вопросу о колдомедицине. Хлеба не обещаю, но жизнь - почему бы и нет. Вы же не строите иллюзий, кто из нас с братом больше заинтересован в том, чтобы вы оставались в живых? - Он призывает запыленный стакан из другого шкафа, шарит в мантии в поисках сигарет, достает полупустую смятую пачку, прикуривает от палочки. - Много знаете об укусах оборотней?