Несмотря на то, что в Каминном узле круглосуточно дежурит отряд бойцов, усиленный парой-тройкой оборотней, в Ставку, разумеется, не ведет ни один камин - Лестрейндж аппарирует, выбрав задворки побезлюднее, чтобы отчитаться об очередном дне, проведенном в Министерстве.
Там все спокойно - как может быть спокойно спустя месяц после откровенного захвата власти, и Рабастану действительно есть, чем гордиться. С сегодняшнего дня начала действовать Комиссия по учету маггловских выродков, и он высоко оценивает председателя этой комиссии, ведьму по имени Долорес Амбридж.
Более того - и это уже не для протокола, эти мысли он тщательно огораживает окклюментными блоками - ему на руку азарт Амбридж. Он хочет знать, сколько потенциальных противников режима Лорда есть в Англии. Хочет знать, что с ними происходит. Хочет держать руку на пульсе и иметь в любой момент доступ к этому недооцененному человеческому ресурсу.
И Хогвартс - это лишь для отвода глаз.
И для того, чтобы увеличить дистанцию между собой и Лондоном, в котором его душит несбывшееся. Будь это возможно, он бы, наверное, сбежал и дальше - но не может, как не смог сбежать в девяносто шестом.
И плевать, что он реабилитирован. Плевать, что вновь может пройти по Косому переулку, не скрывая лицо под капюшоном и не выбирая затемненную сторону улицы.
Лишь бы покинуть Лондон.

В вестибюле Ставки встречает Рудольфуса, спускающегося ему навстречу по лестнице - братья молча кивают друг другу будто едва знакомы.
Иногда Рабастан задается вопросом, а как брат переживает свою личную трагедию, свой собственный развалившийся брак - а иногда ему даже приходит в голову мысль, что он мог бы поговорить с Рудольфусом. В конце концов, тот тоже однажды испытал это - тоже потерял сына по своей вине, так почему нет?..
И все же - нет.
- Как ты? - Рабастан не ожидает этого вопроса, останавливается, оборачивается назад почти с раздражением. Рудольфус смотрит на него с последних ступенек, бледный и очевидно нездоровый - с той неприятности с падением с метлы не прошло и  месяца, и хотя Эммалайн превзошла саму себя, она предупредила старшего Лестрейнджа, что ему стоит сократить порции потребляемого алкоголя - в ответ тот только открыл новую кварту.
- А ты? - отвечает вопросом на вопрос Рабастан, непонятно ради чего медля на месте.
Рудольфус пожимает плечами, как будто не хочет отвечать. Ради чего они вообще затеяли этот разговор - да и можно ли назвать разговором этот обмен ничего не значащими вопросами.
Рабастан еще какое-то время разглядывает брата, а затем делает следующий шаг.
- Надолго? - снова останавливает его голос Рудольфуса.
- Нет,  - настороженно, будто ему все еще двенадцать, отвечает Рабастан.
- Я жду тебя на крыльце, - Рудольфус кивает и отворачивается, продолжает спуск.
Младший провожает его взглядом, задумчиво хмурится - что может от него понадобиться брату, он не знает. И догадки не предвещают ничего хорошего.

Он и в самом деле не задерживается - аудиенция не занимает и получаса, а когда выходит из здания бывшего музея, Рудольфус действительно ждет его у крыльца, докуривая сигарету.
- Аппарируем? - спрашивает Рабастан, все еще ожидая от брата очередного выверта, но тот снова молча кивает. Уточнять пункт назначения излишне - Младший знает лишь одно место, куда они могут аппарировать вдвоем и не сговариваясь.
Он почти нехотя - с Рудольфусом он всегда держится настороженно, даже врожденное любопытство не перебивает этот привкус настороженности - вытаскивает палочку, сосредотачивается.
С хлопком оказывается на подъездной дорожке мэнора, оглядывается в поисках Рудольфуса, делает пару шагов от дома.
Слабый намек на искры среди деревьев указывает направление. Рабастан сходит с дорожки, напрямик приближается к средоточию силы родовой магии, к фамильному склепу.
Совсем скоро уже может видеть силуэт Рудольфуса, затягивающегося очередной сигаретой.
- Где ты сейчас живешь? - задает Рабастан первый вопрос, который приходит ему в голову - он пару раз аппарировал в коттедж, который им предоставил Лорд, но каждый раз заставал там лишь старого эльфа. Не то чтобы ему так важно знать это - но эта тема ничуть не хуже любой другой для того, чтобы начать разговор.

Неопределенный ответ брата удивляет: Рудольфус Лестрейндж не из тех, за кем водится уклончивость или стремление избегать острых тем, а потому Рабастан пристально вглядывается в бледное одутловатое лицо брата, подсвещенное тлеющей сигаретой, подмечая и нежелание отвечать, и неуверенность, сквозившую в каждом жесте Рудольфуса.
Неуверенность удивляет еще сильнее, и хотя движения Рудольфуса по прежнему резкие, Рабастану уже начинает казаться, будто от брата исходит ощущение слабости.
Это вызывает нечто похожее на кратковременную панику, иррациональную и требовательную, но гасит эту волну, сосредотачивается на деталях, игнорирует беспокоящие его признаки слабости главы рода. От его следующего вопроса, заданного с расчетом разбудить в Рудольфусе гнев, тот будто вскидывается, отбрасывает окурок с таким выражением на лице, будто вот-вот велит брату не лезть не в свое дело, и Рабастан внутренне подбирается, готовый отразить нападение старшего брата, если у того хватит дури напасть прямо здесь, возле фамильного склепа.
Но напрасно, потому что Рудольфус определенно достиг успехов в умении владеть собой - а может, это очередное проявление слабости, замеченное Рабастаном. Он практически без паузы закуривает снова, как будто без сигареты с ним случится нечто ужасное, отвечает - и Рабастан кивает, когда слышит подтверждение своих догадок: его безумный брат и не менее безумная свояченица покинули общий дом в разных направлениях, и причиной тому стала вернувшаяся память Беллатрикс.
Как к этому отнестись, Младший пока не знает - просто констатирует для себя этот факт, помещает его в тот отсек мозга, в котором собрана информация о семье, решая обдумать это позже и более основательно. Он чувствует, что во всем этом скрыто нечто большее, чем кажется на первый взгляд, и не тешит себя надеждами, что его это не коснется: его всегда касается то, что происходит между этими двумя, и, к сожалению, не лучшим образом.
Чем больше он будет знать о том, что произошло в тот вечер, когда он объявил о своем решении жениться на Элизабет, тем больше у него будет возможностей оградить себя и жену от последствий этой затяжной ссоры между старшими представителями его рода, но как спросить напрямую у Рудольфуса, что тот собирается предпринимать и что послужило причиной того, что брат отнесся к ссоре всерьез, он понятия не имеет. Они оба не сильны в разговорах по душам - особенно друг с другом, и это наполняет разговор паузами, недомолвками, но Рабастау чует, что брату зачем-то нужен этот разговор, а потому послушно аппарировал сюда и ждет, когда тот подойдет к сути.
Рудольфус меняет тему резко и грубо.
Младший уже не скрывает удивления, вскидывает глаза, пытаясь понять, к чему брат вспоминает Элизабет, но с каждым следующим словом Рудольфуса темнеет лицом, стискивает зубы. В очередной раз его уважение к традициям привело его на край - и он вовсе не собирается отвечать на бред главы рода, не собирается напоминать ему, что ублюдок, о котором он упоминает, Лестрейндж по крови, и что если бы сам Рудольфус получше себя контролировал, у рода давно был бы наследник и им не приходилось бы в очередной раз смотреть, как шансы ускользают сквозь пальцы.
Ему вообще кажется, что если он еще хотя бы пол минуты будет видеть физиономию Рудольфуса, то вытащит палочку и предложит наплевать на сдерживающие чары в их крови. предложит положить конец этому безумию, этой ненависти, которой лучится Рудольфус.
Его сдерживает только холодный голос рассудка, предлагающий подумать о том, что намного важнее. Предлагающий перестать ждать, что в какой-то момент брат обнаружит в себе здравый смысл. Предлагающий перестать надеяться и разочаровываться раз за разом.
Рабастан резко разворачивается, шурша мантией, шагает прочь, остро ощущая ножны на бедре - но останавливается на втором шаге, оглядывается куда спокойнее, невозмутимо смотрит в глаза Рудольфусу.
- Ты не меньше меня виновен в том, что у рода нет наследника, даже больше, но никак не моя жена. Она сделала все, чтобы соответствовать твоим критериям, хотя, видит Мерлин, быть часть нашего рода больше похоже на изощренное проклятие. Ты обрек род на угасание, свел с ума Беллатрикс - думаешь, я не помню, какой она была? Чего ты хочешь от меня? Чтобы я пошел по твоим стопам? Чтобы Элизабет возненавидела меня, как тебя, должно быть, ненавидит Белла?

От Рудольфуса тянет застарелым перегаром и сумасшествием. Рабастан ожидает чего угодно, только не этих тихих слов, почти спокойного тона. Впрочем, в этом спокойствии все фальшивое, как иллюзионные чары. Вне зависимости от тона смысл слов остается неизменным, сопровождаются ли они ударами или брат просто замирает на расстоянии в десяток дюймов.
Несмотря на то, что ему не идет на пользу ни выпивка, ни вообще весь образ жизни, который он ведет - Эммалайн не дает отступить, наверное, только профессиональная гордость и рэйвенкловское упрямство - Рудольфус по-прежнему подавляет массивностью, каким-то мрачным ореолом непредсказуемости, агрессивности, которым Рабастан сыт по горло.
До него не сразу доходит, что запах подпаленой ткани исходит от него самого - Рудольфус тыкает ему в грудь сигаретой, стряхивая пепел, едва ли понимая, что делает.
Рабастан будто в полусне поднимает руку, отталкивает брата - пепел осыпается сероватыми хлопьями между ними, но Рудольфус вновь с силой тыкает ему чуть повыше сердца, отчего перехватывает дыхание. Рабастан всматривается ему в лицо - глаза Рудольфуса кажутся почти прозрачными, невидящими, устремленными куда-то внутрь себя, как у сломанной куклы, которую Рабастан как-то видел в гостях... Где? У Розье, быть может. Имеет ли это значение.
Полубредовый вопрос Рудольфуса вырывает его из очередного путешествия в изуродованные обломки памяти, он непонимающе хмурится, снова отбрасывает руку брата, но тому действительно важен ответ.
- Нет, - говорит он после паузы - он тщательно обдумал то, о чем спрашивает Рудольфус, вновь играя по его правилам, не в силах сопротивляться этому захватывающему безумию, как будто ему по-прежнему двенадцать. - Нет, моя жена не желает мне смерти.
И этот ответ становится катализатором, дает возможность Рудольфусу рассказать то, о чем Рабастан подозревал, но о чем предпочел бы не знать наверняка.
С каждым словом, которое Рудольфус выдирает из себя, будто клещами, Младший, напротив, затихает, подбирается. Внимает - и потому может различить то, что остается невысказанным.
То, что эта ссора - пусть даже сопровождаемая зеленой вспышкой Авады - не просто очередная размолвка, не просто выяснение отношений участников этого полубезумного супружества, едва навсегда не отвратившего Рабастана от каких-либо попыток сближения с представительницами противоположного пола, становится ясно уже по самому факту рассказа: брат не из тех, кто делится неприятностями в семье, учитывая, что Рабастан, против обыкновения, даже не был свидетелем этого скандала, но вот сейчас ему будто нужно выговориться. Будто это давно затопляет его и вот-вот поглотит без остатка.
А уж когда в своем рассказе Рудольфус касается появления Милорда, с почти равнодушной оскорбительной точностью упоминает о том, как тот наградил Беллатрикс пощечиной за попытку убить мужа, Рабастан и вовсе замирает, отводя взгляд, чтобы ничем не выдать охватившего его предчувствия.
Так вот что происходит с его братом.
Кто бы мог подумать, что то, о чем Лестрейндж-младший даже не мог мечтать, случится благодаря импульсивности свояченицы, ее жажде мести, ее несдержанности.
- И как тебе чувство, что ты не принадлежишь самому себе? - с интересом спрашивает он, не боясь реакции - все становится на свои места, злость Рудольфуса приобретает отчетливые очертания, обзаводится причиной и н сей раз дело не только в Беллатрикс. Рудольфусу Лестрейнджу претит мысль, что он чья-то игрушка, что его жизнь и смерть, как жизнь и смерть членов его рода, ему не принадлежит.
Добро пожаловать в мой мир, хочется ему выкрикнуть в искаженное яростью лицо брата, но он сдерживается. Потому что на чаше весок сейчас лежит нечто большее, чем давнее желание ткнуть Рудольфуса лицом в реальность тех, кому не повезло получить статус главы рода больше двадцати лет тому назад.
- Что ты будешь с этим делать? - в том, что Рудольфус не сможет похоронить в себе это противоречие, Рабастан не сомневается. Быть может, его брат и безумец, но в одном он точно уверен - Рудольфус еще и гордец. Это врожденное, благоприобретенное, как угодно, но это составляет основу его личности. И эта гордость значит для него больше, чем все остальное: он Лестрейндж, он глава рода. И за это он бросит вызов кому угодно.
Дай Мерлин, чтобы Рабастан не ошибся. Дай Мерлин, чтобы список его предательств не пополнился еще и этим.

Это привычное прикосновение, точнее, хватка, на плече оказывает на Рабастана удивительно эффективное воздействие: он тотчас успокаивается, больше нет необходимости скрывать оскорбленную ярость, вызванную предыдущими словами брата.
И когда Рудольфус однозначно дает понять, что место Рабастана рядом с ним, Младший едва сдерживает намек на улыбку: его старший брат даже не подозревает, что подарка лучше он не смог бы сделать, даже если бы постарался.
От широкой улыбки перед своим лицом Рабастана бросает в дрожь, но то дрожь предвкушения - он хорошо знает это выражение на лице Рудольфуса. Хорошо знает, что это означает: тот принял решение и теперь будет идти к намеченной цели, пока смерть не положит конец этому пути. И кто знает, быть может дольше.
Он осторожно кивает, потому что ему кажется, что брат нуждается в этом подтверждении согласия - Рабастан тоже хорошо помнит содержание фамильного кодекса, на удивление хорошо, учитывая его проблемы с памятью.
Хватка на плече усиливается, кажется, что пальцы Рудольфуса излучают собственное электричество, как маггловские безделушки - Рабастан заряжается этим нетерпением, этим желанием переломить ситуацию, которая исходит от Рудольфуса вместе с запахом алкоголя и ощутимой решимостью.
Он прищуривается, слушает - драккл его раздери, если с такой мотивацией его брат успокоится в ближайшее время: кто из близких Рудольфуса, за исключением, разве что самой Беллатрисы, не был в курсе того, насколько старший сын Рейналфа подчинен своей страсти к супруге. Он бросил вызов отцу, чтобы жениться на Беллатрикс Блэк - бросил вызов вторично, чтобы отстоять ее право с гордостью носить Метку и отправляться в Ставку наравне с остальными, несмотря на то, что она выбрала это наперекор его воле. Ее ошибки, ее склочный характер - кто вообще мог позволить себе неверного взгляда в ее сторону, если рядом находился Рудольфус? Сколько раз он, Рабастан, становился жертвой этой безрассудной одержимости старшего брата своей женой - и сколько раз мрачно предрекал их браку трагический финал.
Но такой - такой едва ли хоть один из них представлял себе на самом деле.
Младший отчасти понимал женщину - Рудольфус был виновен в куда большем, чем вменял ему Визенгамот в далеком 81-ом. Он шел по головам, не задумываясь об интересах и стремлениях окружающих, подчиняя всех своей железной воле - всех, кто оказывался в фокусе его внимания - и заслужил смерти уже за одно это, за те четырнадцать лет, что они провели в каменном мешке, за пожизненный приговор, но Рабастану хватало рассудительности, чтобы отдавать себе отчет: это вина не только его брата.
И Беллатрикс, и он сам - и много кто еще - кидались на яркое пламя, подпитываемое харизмой и страстью Лестрейнджа, заражались его убежденностью в собственной уникальности, в том, что им позволено куда больше, чем всем прочим. В это было так легко, так сладко верить - так чего теперь обвинять кого-то кроме себя в том, что они последовали за мановением руки Лорда, за диким взглядом Рудольфуса, за убедительными речами Долохова...
А теперь его брат готов перечеркнуть все эти годы одним взмахом - отказаться от всего, за что уже три десятка лет они воюют, из-за женщины.
Против воли, он блекло улыбнулся, наклонив голову - не хватало еще, чтобы Рудольфус истолковал эту улыбку неверно.
- Чистота крови ничего не значит для Него, - негромко откликнулся он, не поднимая головы, - Он готов уничтожить род за родом, если ему откажутся подчиниться, ты сам знаешь это. Воюя за чистую кровь, мы только уничтожаем тех, для кого это хоть что-то значит - как со своей стороны, так и с другой. Пора прекратить. Разве могут Лестрейнджи признать полукровку достойнейшим? Разве могут служить полукровному волшебнику?
Он все же поднимает голову, вглядываясь в лицо брату - перехватывает его пальцы на своем плече, сжимает. Пришло время объявить о том, что он узнал от Харриэт Прюэтт, пришло время сыграть на том, что для Рудольфуса означает статус чистокровного мага. Это рискованно - Рабастан практически не сомневается, что его брат тоже не слишком пристальное внимание уделяет крови, но он делает ставку на то, что полукровки не вызывают у брата раздражения, пока осознают свое место. И поэтому он подкидывает дров в гневную решимость Рудольфуса, упоминая об этом факте, акцентируясь на нем. Может ли полукровка быть самым достойным или их отец совершил роковую ошибку, увлекая за собой сыновей?
В руках нового главы рода возможность отречься от недостойной службы. Вернуть самоуважение. Присягнуть чистоте крови.

Уже по взгляду, которым его встречает брат, ясно, что для Рудольфуса это вовсе не новость.
Рабастан подавляет вспыхнувшее раздражение - Рудольфус знал и за столько лет даже не удосужился сказать ему! - наблюдает: хоть ему и хочется высказать в лицо Рудольфусу, насколько его достало это пренебрежение, незаслуженное и тем более нелепое сейчас, после двух десятков лет плечом к плечу, намного важнее другое - то, как поведет себя Рудольфус.
Тот двигается нарочито медленно. Рабастан достаточно хорошо знает брата - жизнь заставила - чтобы понимать, что это обманный маневр, призванный успокоить бдительность собеседника, поэтому стоит неподвижно, молча. Выжидает.
Только качает головой, отказываясь от протянутого в его сторону портсигара. Впрочем, наверное, это может означать, что прямо сейчас Рудольфус не собирается наказывать брата за высказанные обвинения - иначе бы он не хватался за сигарету, давно бы пошел в атаку, не удосужась, быть может, даже палочку вытащить.
- Бабка Элизабет, урожденная Прюэтт, училась в Хогвартсе с тем, кто позже принял имя Темный Лорд, - выкладывает карты Рабастан, заходя чуть дальше, чем до сих пор, намеренно формулируя фразу именно таким образом. Вообще-то, история куда интереснее - она училась и с их отцом, должна была стать его женой - знает ли Рудольфус об этом? - но Рабастан не уверен, что хочет делиться с братом подробностями, полученными почти случайно и до сих пор неуютными, поэтому останавливается на упоминании Милорда.
Рудольфус не подает вида, что услышал, а может, на него не производит впечатление это свидетельство с чужих слов. Разумеется, при необходимости Рабастан готов зайти весьма далеко, рискуя расположением жены - но ему кажется, что если как следует объяснить миссис Джеральд ситуацию, она добровольно предоставит пару воспоминаний или подробностей, от которых уже можно будет копать. по крайней мере, у него уже есть имя и они могут проверить в архивах, если Рудольфус захочет убедиться в том, что Рабастан не врет: сам-то Рабастан уже проверил, едва получил доступ к архивам Министерства Магии, иначе держал бы язык за зубами.
Ухмылка брата уверяет его, что эти опасения излишни: деятельный Рудольфус убежден, что Рабастан проверяет информацию, как было прежде, пол жизни назад, с легкостью возвращается к прежним привычкам.
Зато от ухмылки ему становится легче - странно, он даже не замечал, как был напряжен, зато теперь напряжение отпускает, будто ушедшее вместе с ощущением пальцем Рудольфуса на плече.
Рабастан лезет в карман, вытаскивает мятую пачку - маггловский сорт табака, маггловская зажигалка - прикуривает, заслоняя крохотный огонек над кремниевым колесиком ладонью.
После последних слов Рудольфуса воцаряется многозначительная тишина - Рабастан понимает, что не ему, женатому на полукровке, гордящейся своими маггловскими корнями, выступать в первых рядах поборников чистоты крови, не ему кидаться лозунгами, в которые он не верил и в юности. Его интерес куда более шкурный - он устал от затянувшейся войны, устал участвовать в операциях, которые приносят лишь незначительный перевес, вскоре компенсирующийся ответными действиями противника. С захвата Министерства не прошло и месяца, а  они уже имеют дело с полностью сформированным Сопротивлением, будто их противники готовились к этому. Министерство оказалось пустой оболочкой, номинальным авторитетом - война не окончена с его захватом, как он и боялся. Пришло время переходит к решительным действиям.
- Есть маги, которые не поддерживают Пожирателей Смерти из-за фигуры Лорда, из-за методов, которые мы используем,  - осторожно начинает он. - Их много, куда больше, чем ты можешь представить - и среди них много бывших министерских сотрудников и уважаемых людей. Они нам враги, но и поддерживать Дамблдора с его оголтелым либерализмом и фантастическими идеями всеобщего равенства они не желают. Их достаточно, чтобы можно было говорить о третьей силе. И она может решить исход войны.

Впечатление, будто его рука попала под колеса Хогвартс-Экспресса. Рудольфус явно старается, демонстрирует все, на что способен, как будто это имеет сейчас первостепенное значение.
Он встряхивает рукой - безрезультатно. Брат сжимает пальцы с силой, не то надеясь что-то доказать Рабастану, не то собираясь запугать. Так или иначе, все бессмысленно: Младший устал бояться, точнее, устал бояться за себя - а уж в доказательствах не нуждается и подавно.
Решение, быть может, дикое и вовсе не правильное, приходит само собой: Лестрейндж выдергивает изо рта сигарету, от которое еще без малого половина, и едва ли как следует осознавая, что именно делает, тушит ее о тыльную поверхность братниной ладони.
Запах паленой плоти, который невозможно спутать, наполняет ночь над руинами Лестрейндж-Холла.
В бешенстве, Рудольфус отдергивает руку, сжимает кулак...
Когда ломается нос, первые полсекунды слышен сухой хруст хряща, а потом треск, будто где-то далеко фейеверки запускают. Канонада эхом отдаётся в ушах, кажется, ещё один запуск — и голова рассыплется, и Лестрейндж трясет головой, вытрясая осколки вместе с болезненным шумом. Дать Рудольфусу продолжить нельзя - не сейчас. Если он позволит этому разговору скатиться в привычную уже драку или иной способ взаимодействия, напоминающий Рабастану, почему он так старательно держится подальше от брата, они больше никогда не вернутся к этой теме и он потеряет тот единственный шанс, который даровал ему сам Мерлин: шанс, ставший возможным только при нескольких сходящихся в одной точке событиях.
Рабастан отбрасывает сигарету, выполнившую свое предназначение и даже больше, рвется вперед, вцепляясь в отвороты мантии на груди Рудольфуса. Предплечье, обнаженное задранным рукавом, царапает тускло поблескивающая застежка, но это мелочь, вообще все мелочь, кроме искаженного яростью лица Рудольфуса, еле видимого под темным осеннем небом.
- Я предлагаю спасение, драккл тебя дери! - орет Младший прямо в лицо главе своего рода, трясет того за грудки, не обращая внимания на в очередной - сотый? тысячный? - раз разбитый нос. - Предлагаю тебе перестать вышагивать на бойню под дудку полукровки, с гордостью неся звание его собственности, которой он распоряжается по своему усмотрению!.. Измена или нет - мы достаточно отдали Ему на сегодняшний день, а что взамен? Что, Рудольфус? Уважение? Богатство? Власть? А может быть, доброе, твою мать, имя?