Антонин аппарировал к Лестрейндж-Холлу в сумерках - насколько ему было известно, Рудольфус и Рабастан должны были быть в Ставке задолго до начала церемонии принятия младшим Метки, а Рейналф не смог оставить дела на континенте даже ради присутствия при таком событии, так что Беллатрикс едва ли могло бы что-то помешать.
Долохов неторопливо шел по подъездной дорожке, предпочтя из вежливости не аппарировать на само крыльцо и давая возможность домовикам успеть сообщить Молодой Хозяйке о прибытии гостя, будучи практически уверенным, что мадам Лестрейндж ждет его - насколько он знал, его Валькирия крайне серьезно относилась к тому, что ей предстояло. В противном случае и сам Антонин Павлович предпочел бы не тратить время и не рисковать, представляя Милорду нового кандидата.
Едва он вошел, как прямо перед ним появился угрюмый домовик с известием, что Молодая Хозяйка вот-вот спустится.
Антонин отверг предложение забрать легкую летнюю мантию, наброшенную на плечи, и облокотился о перила широкой лестницы, ведущей наверх.
Негромкие шаги заставили его поднять головы - Беллатрикс, выглядевшая взрослее и как никогда раньше напоминающая собственную тетку, спускалась вниз, придерживая подол черного платья.
Чуткий к веяниям светской моды, Долохов узнал фасон - консервативная Англия еще не была готова к подобным нарядам, однако французская аристократия уже оценила убийственные достоинства и вот Беллатриса собиралась обернуть ситуацию в свою пользу: против женщины, одетой под стать невесте самого Слизерина, едва ли сможет высказаться даже ее собственный муж.
- Вы украсите Ставку собой, Беллатрикс, - поприветствовал Антонин спустившуюся женщину, наклоняясь к ее руке - Беллатрикс выглядела уверенно, но он понимал, что это может быть лишь искусная маска. О том, как все может испортить ее внезапная смена настроений или и вовсе отказ, думать не хотелось: Милорд не любил проявления сильных эмоций, и Долохов осознавал, что, приведя Беллатрису в Ставку, несет за нее ответственность.
Впрочем, он достаточно хорошо знал ее, если так вообще можно было сказать об этой подчас непостижимой женщине, чтобы рискнуть.
- Отправляемся, - после легкого ободряющего пожатия произнес Долохов, оглядываясь. Тот же домовик переминался с лапы на лапу неподалеку, бережно держа мантию леди Лестрейндж. Уловив настроение, он тотчас поспешил подать этот завершающий штрих.

Вечер был по летнему теплым, несмотря на наложенные вокруг Холла погодные чары, однако, очутившись на территории Ставки, Долохов распустил застежку мантии, следуя с Беллатрисой к прочим Пожирателям.
- Накиньте капюшон, Беллатрикс, - негромко предупредил он женщину, останавливаясь практически на самой границе образованного магами круга, в центре которого оставалось пустое место для Темного Лорда и тех, кто сегодня будет удостоен чести получить знак избранности.
Несколько Пожирателей из числа приближенных, но не входящих в Ближний круг, стоящих так же в последних рядах согласно своему статусу здесь, с удивлением оглядели Антонина Павловича, имеющего право находиться в первом ряду,  и его таинственную спутницу, однако быстро скрыли свой интерес, проигнорированный появившимися.
Долохова же интересовало происходящее в центре круга.
Лорд еще не появился, но зато оба кандидата сполна должны были наслаждаться вниманием к своим персонам - Эван Розье и Рабастан Лестрейндж, недавние выпускники Хогвартса, ожидали Темного Лорда, чтобы принести ему клятвы верности. Неподалеку стояли Рудольфус Лестрейндж и старший Розье, исполняющий роль поручителей. Антонин Павлович впился взглядом в лицо Рудольфуса, смакуя тот факт, что старший сын Рейналфа даже не догадывается, кто третьим кандидатом выступит в круг, когда дойдет очередь.
Впрочем, если этот опыт пройдет удачно, то Беллатрисе не долго быть единственной женщиной в Ближнем Круге -  новая протеже Долохова, Алекто Кэрроу, вот-вот закончит Дурмстранг и тогда он лично приведет ее сюда, к ногам Милорда.
Под взглядом Долохова Рудольфус, будто что-то почувствовавший, повернулся к нему. Высокий, он прекрасно видел поверх голов стоящих между собой и Антонином Павловичем, и Долохов сдержанно кивнул ему, когда они встретились глазами, в душе испытывая желание рассмеяться. После небольшой паузы Рудольфус кивнул в ответ и отвернулся, потому как его внимание было отвлечено другим событием.
Появление Темного Лорда вызвало волнение в кругу собравшихся, которое, однако, выразилось скорее в неуловимо изменившейся атмосфере, ставшей чуть более напряженной, нежели в возгласах и вздохах.

- Все равно война, - Розье легкомысленно листает лекции Рабастана по трансфигурации - с недавних пор Лестрейндж стал брать с собой в библиотеку приятеля детства, чтобы иметь предлог не подсаживаться к Люпину.
- Война скоро закончится, - Рабастан понижает голос, несмотря на то, что в этот майский день в душной библиотеке никого, кроме него и Эвана Розье нет. - И когда она закончится, магическому обществу понадобятся новые законы, регулирующие права полукровных волшебников.
- Нечего там регулировать, - надменно отбрасывает пергаменты Эван, - под Обливиэйт вместе с грязнокровками и сквибами - вот и все.
Лестрейндж возвращает обратно отброшенную трансфигурацию, ищет лекцию о специфике превращения живого в неживой и наоборот, и начинает чертить таблицу для наглядной иллюстрации вышеуказанного. Он усмехается на слова Розье, но дает втянуть себя в повторяющийся спор.
- С... грязнокровками все понятно, - ругательство плохо ему дается, - но сквибы и полукровки должны получить возможность выбора, в каком мире жить. Выберут магию - значит, никаких магглов. Выберут маггловский мир - тогда уж Обливиэйт и никакой магии.
- А предатели крови? - тут же спрашивает Эван, лениво поигрывая пером.
- А предателей крови не будет, - терпеливо объясняет Рабастан, продолжая усердно чертить, - либо - либо.
- Но есть же те, кто уже...
- Ты знаешь, что с ними будет, - сухо заканчивает Лестрейндж и начинает заполнять графы.
Розье знает - ему семнадцать в июне, и он тоже примет Метку вместе с Рабастаном, после выпускных экзаменов.
Он вздыхает - ему уже не терпится покончить с надоевшей школой, встать под знамена чистой крови, стать героем. Май пьянит его - пьянит и Лестрейнджа.

Эван задумчиво смотрит в сторону. Рабастан хочет спросить, о чем тот думает, однако у Эвана настолько непривычно-отчужденный вид, что Лестрейндж тоже молчит, хотя ему отчаянно не по себе. Это чувство обострилось после неожиданного вопроса Беллатрисы, заданного сегодня - когда у нее выдавалось настроение, она иной раз делила с ним тишину библиотеки, что не отменяло, впрочем, их негласной договоренности держаться друг от друга подальше.
Он не ответил свояченице, пожал плечами, даже не поднимая глаз от книги - читая раз за разом абзац, смысл которого по-прежнему ускользал от него. О чем бы Беллатрикс не хотела поговорить, она выбрала не подходящий момент, и вскоре ушла, оставив Рабастана в одиночестве, но теперь, спустя несколько часов, он понял, о чем она говорила - дракклы на душе скреблись и у него, и у Розье.
Сглотнув, Лестрейндж позволяет себе обернуться - Рудольфус стоял невдалеке, расслабленный и явно чувствующий себя здесь на месте, и от вида уверенного в себе брата стало легче. Рабастан не питает иллюзий относительно взаимоотношений со старшим братом, однако помимо вечного взаимного раздражения есть и кое-что еще: пока жив Рудольфус, Рабастан уверен, что никогда не будет один. И после смерти матери это чувство неожиданно окрепло, и Младший подчас даже не знает, что делать с этой наполняющей его иной раз благодарностью.
Ожидание заставляет его нервничать.
Он снова кидает короткий взгляд на Розье, искоса, почти украдкой. Оказывается, он так привык, что Эван постоянно болтает о чем-то, подчас не имеющем отношения к происходящему, что вот эта тишина начинает действовать на нервы.
Так же не способствует спокойствию и обстановка - те немногие избранные, которые заслужили право присутствовать при вступлении в их ряды очередных неофитов, ведут себя будто нашкодившие студенты перед распеканием у самого строгого профессора. Несмотря на то, что в зале по меньшей мере два десятка человек, тишина стоит такая, что можно услышать, как снаружи шелестят деревья под редкими порывами ветра.
Рабастан велит себе расслабиться - эта предстоящая процедура всего лишь формальность, всего лишь подтверждение его права находиться здесь. Ему семнадцать с зимы, он ждал этого момента достаточно долго, а то, что ему не по себе - это всего лишь реакция на непривычную обстановку. Он не любит массовые собрания, так что ничего удивительного, что и здесь, в окружении тех, кого он встречал в собственном доме или выезжая с семьей, ему немного неловко, как будто он без разрешения левитировал из буфета банку с вареньем и попытался свалить все на эльфов, но эту шалость раскрыли.
Да еще то, что Розье ведет себя так странно...
Впрочем, все эти мысли испаряются будто грязь под заклятьем Эванеско, когда появляется Темный Лорд.
Лестрейндж с крохотным опозданием опускает взгляд, напоминая себе, что сейчас они не в библиотеке Холла и не стоит смотреть прямо в глаза человеку, который собрал под своей рукой представителей древнейших и влиятельнейших родов Англии. Человеку, который может изменить будущее.
Когда легкий шум из-за спины знаменует собой то, что Пожиратели Смерти опускаются на колени, Лестрейндж следует их примеру - а за ним, тоже с небольшим опозданием, на колени встает Розье.
Рабастан не знает, что будет дальше, пока изучает тщательно выметенный пол. Рудольфус упоминал, что Лорд сам позовет их, но рассказывать подробности отказался однозначно, а потому Младший выжидает, готовый к чему угодно.

[AVA]http://ipic.su/img/img7/fs/EDInNszAmU.1443881164.jpg[/AVA]

Ставка не такая, какой представляла себе Беллатрикс. В ее мыслях она была похожа на министерство, с длинными коридорами, коврами на полу, темными плиточными стенами, невидимым освещением. Что-то мистическое, необычное.
На деле же в этом самой Ставке оказалась даже гостиная. Небольшая, с камином и парой кресел, как успела рассмотреть Беллатрикс, пока Антонин провел ее мимо, но в остальном это было множество дверей, узкий коридор с освещением в виде факелов, а уж кабинет Темного Лорда или же общий зал - Белла так и не поняла - был до ужаса скучен. Здесь все располагало к работе, действию, а не тем, чтобы, как в музее, ходить и любоваться. Наверно, это было и правильно, ведь Организация должна заниматься делом, а не вести праздный образ жизни.
Когда все склонились перед вошедшим, Беллатрикс на мгновение медлит, склонившись лишь тогда, когда Долохов учтиво напоминает ей о приличиях одним лишь взглядом. Темный Лорд двигается так просто, так естественно: только что это пространство пустовало - и вот там уже стоит он. Приглушенные разговоры мгновенно прекратились.Только сердце леди Лестрейндж так бешено стучит, что в этой звенящей тишине его, наверно, слышат все.
Прибывший был высок, темноволос, двигался легко и бесшумно. Небрежно махнув рукой, он начинает говорить, а Белла, пользуясь тем, что стоит в последних рядах, с жадностью слушает его слова.
До сих пор ей приходилось видеть только одну-две смазанные колдографии в "Ежедневном пророке", на которых можно было различить лишь силуэт, да читать описания, рисовавшие нечто среднее между оборотнем и безумцем. Оказалось, что в действительности все совсем иначе. Прежде всего бросалось в глаза, что Темный Лорд казался очень уставшим, но в то же время излучал удивительную внутреннюю силу и уверенность. В нем было что-то завораживающее, отчего, правда, не менее тревожное.
Все, что она представляла раньше, было совсем иначе, даже подумать не могла, что Лорд Волдеморт будет говорить именно так, - быстро, четко, ясно, глядя в глаза слушателям.
Правильно, он ведь был на ее свадьбе, но Беллатрикс слишком плохо помнит тот день, смазанный круговорот лиц и образов, каких-то действий, а затем массивное кольцо на пальце.
А еще, все слушают его очень-очень внимательно. Все, кроме нее, - Белла спохватывается, понимая, что, увлекшись наблюдениями, пропустила начало речи.
Именно в этот момент волшебник обращается к ней. Беллатрикс вздрагивает, делая шаг назад, а затем, поймав на себе одобрительный взгляд Долохова, собирает всю волю в кулак, снимает мантию, отдавая ее Антонину, и идет туда, куда ее пригласили.
Для своей же безопасности и прекрасно осознавая, в какой ярости может быть ее муж, она обходит его стороной и занимает место напротив окна, у которого стоит Рудольфус, рядом с Розье, но не Рабастаном.
На них она даже не смотрит, чтобы не потерять последние крупицы самообладания и не убежать отсюда. Она ведь об этом так мечтала.
В голосе Темного Лорда, как ей кажется на мгновение, звучит усмешка, словно он не уверен, что ее место сейчас здесь.
Но она же урожденная Блэк, эти слова Белла повторяет себе всегда, чтобы собраться с силами и не спасовать.
Они все еще будут ей гордиться, иначе просто не может быть.

Отредактировано Bellatrix Lestrange (3 октября, 2015г. 21:17)

Рудольфус наклоняет голову при появлении Лорда, уверенный, что брат не подведет. Рабастан хочет этого не меньше, чем новой книги по темной и позабытой магии, так что насчет Церемонии Рудольфус спокоен. Он скажет все, что требуется, поручится за Младшего, а если тот только попробует потом поставить их обоих в нелепое положение, то разберется с ним сам.
Он его поручитель, и это много значит для них обоих, даже если Рабастан пока этого не понял.
Однако вместо ожидаемого развития событий Милорд подзывает Беллатрикс - миссис Лестрейндж может быть только одна, и Рудольфус в первый момент застывает как статуя.
В следующую же секунду он понимает, что это не игра его воображения. Через  зал, прямо в центр образованного круга, идет его жена - пышное платье шуршит с каждым шагом, а обнаженные плечи выделяются на фоне черного шелка, подчеркивающего глубину декольте, слишком смелого для чопорной Англии. Позади нее шагает самодовольный Долохов, неся перекинутой через плечо мантию женщины.
Ярость затапливает Рудольфуса, багровой пеленой застилает происходящее - он вскакивает на ноги, быстрый, яростный, сильный. Эван Розье-старший пытается его удержать, опуская руку на плечо, но Рудольфус скидывает его руку, желая не то убить Беллатрикс, не то для начала разобраться с румыном.
Как посмела она опозорить его, выставить на посмещище?
Как посмела бросить ему в лицо свое самовольство, да перед кем - перед Темным Лордом?
Рудольфус шагает вперед, не контролируя себя. Когда Розье вновь пытается его удержать, дотрагиваясь до локтя, Лестрейндж оборачивается и тяжелым взглядом усмиряет Эвана. Однако следующего шага сделать не успевает, потому что прямо рядом с ним останавливается Долохов.
Негромкий голос румына действует как оплеуха. Рудольфус медленно разворачивается к нему, его шея будто заржавела, двигается рывками. Верхняя губа приподнялась - еще секунда, и он вцепится Долохову в глотку.
Но тут до его сознания доходит смысл обращенных к нему слов.
Лестрейндж бросает взгляд на Рабастана. Брат как раз обернулся, и они встречаются взглядами. Обычно невозмутимый, Младший очевидно нервничает - и наверняка в первую очередь из-за того, что сейчас происходит перед ним.
Младший уже отвернулся, а Рудольфус все еще видит перед собой затравленный взгляд брата. Тот уверен, что дальше все будет еще хуже, что Рудольфус не сможет сдержаться - и эта уверенность во взгляде Рабастана помогает Лестрейнджу расцепить пальцы, застывшие на палочке, убрать руку от рукоятки.
Он бешено взглядывает на румына, бессловно обещая тому все кары мира, и снова смотрит на жену, которая как ни в чем не бывало держится под ошеломленными, возмущенными, удивленными, а подчас и оскорбительными взглядами.
Едва сдерживая себя, Рудольфус цедит сквозь зубы ругательство из тех, которым в гостиных не место, но в этот момент Милорд подзывает ближе к себе единственную женщину в помещении, и ярость Лестрейнджа остается мало кем замечена.
Сжимая кулаки и напряженно вздернув голову, Рудольфус ждет хотя бы одного оскорбительного или неуважительного намека от тех, кто стоит в этом зале, рассматривая его жену. Одно-единственное слово, этого будет достаточно, это позволит Лестрейнджу сорваться с цепи, утолить ярость самым привычным способом, позволит не сойти с ума...
Но в этой необходимой разрядке ему отказывают. В полной тишине слышно, лишь как стучат каблуки Беллатрисы, когда она выступает вперед по зову Милорда.
И этот стук неожиданно отрезвляюще действует на Лестрейнджа.
Будто выпив зелье для прояснения сознания, он понимает, что вовсе не Долохов на самом деле виновник этого позора. Он всего лишь инструмент, которым воспользовалась черноволосая сука, которая сейчас, высоко подняв голову, наслаждается своим триумфом. Против воли, Рудольфус испытывает гордость за жену, которая посмела не удовольствоваться привычной ролью женщины и бросила вызов всем этим притихшим чистокровным магам, живущим традициями, но испытывает лишь на короткий миг.
Потому что их позор - это и его позор тоже.
И Беллатриса заплатит за каждый нескромный взгляд, за каждую насмешку, за каждую минуту, что провела здесь.

Так или иначе, но Рудольфус Лестрейндж остался на своем месте, и лишь нескольким, посвященным в сложные хитросплетения интриги этого дня, ясно, чего это ему стоило - а точнее, чего это будет стоить его великолепной супруге, но Долохов, представляющий себе семейный быт Лестрейнджей чуть лучше, чем, возможно, хотелось бы Рудольфусу, понимал: женщины такого типа, как Беллатрикс не созданы для покорного ублажения супруга. Их жизнь не может ограничиваться четырьмя стенами родового поместья и запирать их в клетке бессмысленно.
Подобно Беллатрисе, такие женщины всегда найдут способ покинуть эту клетку, насколько бы золотой она не была.
Пояснять все это Рудольфусу ему недосуг, да и нет желания: старший сын Рейналфа слишком глуп, слишком ограничен, слишком зациклен на ощущении своего собственного превосходства, чтобы ему можно было втолковать хоть что-то иным путем, кроме самого жесткого, и вот его-то Антонин Павлович вместе с Беллатрикс и избрал.
Несмотря на то, что Повелитель подразумевал, что Рудольфус сам приведет жену в Ставку, Долохов понимал, что такому не бывать - однако насчет приказа не создавать проблем был уверен: проблем с Рудольфусом в Ставке не будет. По крайней мере, не больше, чем всегда.
А потому он спокойно встречает взгляд Темного Лорда, не делая ни попытки помешать тому при желании воспользоваться легиллеменцией - разумеется, он использовал Беллатрикс в своих целях, но и был совершенно искренен, когда рисовал перед Милордом перспективы и пользу от первой женщины среди Пожирателей.
Организации нужно было лицо - и те чистокровные маги, которые были лицом Пожирателей для своего поколения, теперь едва ли могли привлечь к себе молодежь, не связанную с ними семейными узами. Новое поколение требовало новой эмблемы - рыцарский антураж отходил в прошлое с каждым годом, и мадам Лестрейндж, безупречная светская красавица, квинтессенция чистокровного общества, могла исполнить роль нового символа, ради которого молодежь вставала бы под знамена Темного Лорда.
Он расправляет мантию женщины, перекинутую через локоть, улыбается одобрительно, когда она произносит вассальную клятву - в тишине мелодичный голос женщины звучит на удивление сильно, волнуя и обещая награду. Клятвы, произнесенные таким тоном, даются в альковах под покровом ночи, и наверняка Рудольфус ярится еще сильнее, но Долохову наплевать.
Едва Беллатриса замолкает, он чуть подается вперед - он предупреждал ее, что ощущения будут неприятными, и, хотя уверен, что его протеже может владеть собой, все же беспокоится.
Зато когда все заканчивается, улыбка на его лице перестает быть натянутой.
- Милорд, - выступает он вперед, подхватывая нить Церемонии. - Я ручаюсь за мадам Лестрейндж - ее ошибки будут моими ошибками.
Дальше очередь Розье и Лестрейнджа - новички должны понимать, что за честь им оказана, что их неудачи отразятся на тех, кто привел их сюда. Члены Организации повязаны между собой родством, совместно пролитой кровью и порукой - нет в истории Англии Ордена, который казался бы Долохову настолько цельным.
В завершение формальной части Церемонии Антонин призывает три фужера темного хрусталя, наполовину наполненных вином - помимо очевидной параллели, вино, содержащее небольшую дозу болеутоляющего и проясняющего сознание зелья, поможет новичкам прийти в себя после получения Метки.
- Пейте, - негромко командует Долохов.

Отрешившись от происходящего за его спиной, Лестрейндж едва ли не впервые в жизни добровольно отпускает стремление все контролировать. Он ни на что не может повлиять сейчас, а потому ему действительно стоит расслабиться. Что бы не случилось в дальнейшем, это не его вина и он будет иметь дело только с последствиями.
И этот фаталистский подход творит чудеса - ему на самом деле становится легче, а потому, когда Темный Лорд останавливается прямо перед ним, веля опуститься на колени и доставая волшебную палочку, Рабастан уже способен подавить панику, взять себя в руки и приступить к тому, ради чего оказался здесь.
Клятва, которую Рабастан заучил, будто готовясь к очередному экзамену, легко срывается с языка - он верит в каждое слово, которое произносит, и в то же время ему кажется, что все происходящее несет на себе печать некой постановочности - эта клятва, громкие слова, эффектное и мрачное облачение тех, кто собрался здесь на церемонию посвящения. Впрочем, это не вызывает отторжения - просто Лестрейндж-младший не ценитель красивых жестов, которые так увлекают Эвана.
Он не отрывает взгляда от глаз Лорда, хотя больше всего на свете хочет увидеть, что происходит с его предплечьем - Метка жжет, въедаясь в кожу, рука импульсивно дергается несколько раз, как будто нервные импульсы взбесились, но на деле все оказывается не так уж и плохо. Зато Рабастан понимает, что имел в виду Рудольфус, заставляя его выпить виски перед выходом - действительно, не помешало. Только он был бы благодарен, если бы в следующий раз информация была чуть конкретнее. Он вполне способен сварить зелье, притупляющее боль - и нет ни малейшей необходимости накачиваться алкоголем. Но, видимо, его брат считает этот путь слишком долгим, и Младшему остается только благодарить мысленно Рудольфуса за проявленную заботу. Неуклюжую, конечно, но все же.
Когда Милорд переходит к Розье, Рабастан взглядывает на обнаженное предплечье. Метка, темная и чужая, кажется уродливым пятном на чистой коже, вздувается черным рубцом, пульсирует, как будто нечто живое и зловредное заползло под кожу и свилось там клубком, готовясь укусить.
Лестрейндж дергает поднятый рукав рубашки, скрывая под тонкой тканью это клеймо, роднящее его с меченым животным, но даже сквозь ткань Метка просвечивает ухмылкой черепа.
Впрочем, все это не важно - это небольшая плата за то, что обещает Темный Лорд,  внешняя атрибутика вообще мало волнует Рабастана.
Чтобы отвлечься от протестующих воплей поврежденных нервных окончаний, он прислушивается к Эвану и Беллатрикс. Эван чеканит слова клятвы, делая паузы, как будто не заучил текст вместе с Рабастаном, а прямо сейчас формулирует каждое предложение, как будто впервые озвучивает то, в чем хочет поклясться. Лестрейндж перестает дышать, заслушивается - настолько торжественно это звучит, однако быстро сбрасывает очарование момента, когда милорд переходит к Беллатрикс.
Она волнуется - это мало заметно, но Рабастан живет с ней под одной крышей не первый год и не может этого не увидеть - однако все же проговаривает клятву, оговорившись лишь немного, но эта оговорка неожиданно делает весь озвученный ею текст еще более личным.
Младший опускает голову, скрывая тень улыбки - он знает, что сейчас не время и не место, однако не может не восхититься тем, что его ненормальная свояченица вновь добилась своего. Воистину, Рудольфус избрал самую неподходящую женщину себе в жены - или, напротив, самую подходящую, это как посмотреть.
С фужером в руках Рабастан разворачивается, ища взглядом Рудольфуса. Если кому и не помешало бы выпить, считает он, так это его старшему брату. А Беллатрикс неплохо бы немедленно оказаться как можно дальше отсюда - и без того она произвела фурор своим платьем и горделивым сознанием собственной шокирующей красоты.
Именно такой Рабастан ее запомнит на долгие годы, которые предстоят им в Азкабане. Такой и будет ее видеть через коридор, разделяющий их камеры: не безумицу в слишком большой для нее робе, с седой прядью в спутанных грязных волосах, а роскошную мадам Лестрейндж, не пытающуюся скрыть Метку, горящую на ее предплечье.

Рабастан переводит взгляд с брата на свояченицу, предчувствуя, что для Беллатрикс вечер только начинается.
Так и есть - подошедший брат недвусмысленно сообщает ему, что отправляется в поместье, и не нужно быть гением, чтобы понять: Рудольфус имеет в виду, что отправляется вместе с женой. И даже милостивое "если хочешь, оставайся" не скрывает, что на самом деле Рудольфусу наплевать, что решит его младший брат.
Отлично просто, думает Рабастан, когда Старший даже не дожидается ответа.
Стоило на горизонте появиться Беллатрикс, и Рудольфус сразу же забыл, что намеревался задержаться после Церемонии и дать возможность своего младшему брату-интроверту пообвыкнуться в кругу тех, с кем теперь неразрывно связана его судьба.
Впрочем, как всегда, нечего удивляться.
Лестрейндж цедит вино - он мало знаком с действием алкоголя, и если бы не указка брата, едва бы догадался, что в вино что-то подмешано, так что, Рудольфус, спасибо и на том, ты сделал все, что мог - и вяло принимает поздравления.
И когда Рабастан замечает, что его подзывает Милорд, то допивает, разумно предполагая, что хуже не будет.
Кажется, из всех здесь присутствующих, включая и уже отчалившего старшего брата и его супругу, только Темному Лорду вообще есть дело до младшего Лестрейнджа, и это вызывает отчаянную благодарность в душе Рабастана.
- Как вам будет угодно, Милорд, - почтительно склоняется Лестрейндж, польщенный и возбужденный перспективами: разведка означает, что Темный Лорд одобрит его решение пойти в Министерство Магии, а раз так, то даже Рейналф, быть может, желающий, чтобы хотя бы младший сын отдал себя фамильному бизнесу, не будет возражать... Хотя какой фамильный бизнес, вспоминает Рабастан деятельность Министерства в направлении содержания магических существ. О гиппогрифах можно забыть окончательно.
Значит, Министерство. То, к чему стремился Рабастан, сколько себя помнил.
Его слабую улыбку замечает Розье, который ждет в стороне, не следуя за уже покинувшим помещение отцом.
- Что он тебе сказал? - от апатии, владеющей Эваном в начале Церемонии, нет больше и следа, глаза горят и он с нетерпением таращится на Рабастана, как будто ждет небывалых откровений.
- Сказал, что буду заниматься разведкой, - не скрывая гордости, отчитывается Лестрейндж, бессознательно потирая ноющую Метку.
- Скукота, - резюмирует Розье, который спит и видит себя командиром боевой группы. Рабастан пожимает плечами - радикальные различия вовсе не мешают им дружить, а все остальное не важно.
- А ты знал, что Беллатриса примет Знак Мрака? - спрашивает Эван, выбивая Лестрейнджа из мечтаний.
- Конечно, нет. Никто не знал, кроме вот него, - Рабастан кивает на Долохова, будто притаившегося в углу. - Рудольфус бы не позволил.
А я бы попытался отговорить, мысленно добавляет Лестрейндж. Розье присвистывает, качает головой в восхищении, бормочет что-то - а Рабастан думает, чем закончится этот вечер для его своенравной свояченицы.
- Что? - переспрашивает он внезапно.
- Говорю - убьет ее Рудольфус или нет, - азартно поясняет Розье и тянет Рабастана к выходу. - Если хочешь, переночуй у нас. Maman тебя любит, хоть твой брат и не выбрал ни одной из моих кузин. Может, надеется, что ты не окажешься таким упрямым.
Розье хохочет, когда Рабастан в ужасе косится на него - он прекрасно знает, что Лестрейнджи уже подобрали невесту Младшему, но, пока помолвка не объявлена, может случиться все, что угодно. Да и после тоже - если имеешь дело с Лестрейнджами.
- Нет, я все же домой. - Рабастан категорично отказывается.
Розье аппарируют, а он не собирается возвращаться в духоту зала и ждать, когда к нему подойдет еще кто-либо, желающий обсудить выходку Беллатрикс.
Лестрейндж углубляется в парк, разросшийся вокруг Ставки, бредет, почти не различая дорожки - от выпитого и Метки у него начинает кружиться голова, да так, что приходится сесть прямо на траву, пережидая эту слабость.
Сколько он так сидит, он не может сказать - летняя ночь тепла и ему есть, о чем  подумать.
Когда в отдалении слышатся голоса патруля, охраняющего территорию Ставки, Рабастан аппарирует в Лестрейндж-Холл, стараясь сделать это как можно тише.