Рождество звенело колокольчиками, присыпало непривычный к такой погоде Лондон лёгким снежком, одевала головы прохожих в дурацкие красно-белые колпаки. В воздухе искрилось предчувствие праздника, ожидание волшебства. Маглы в большинстве своём выглядели такими счастливыми, что при взгляде на них сводило скулы.
На площади Гриммо, в доме номер двенадцать тоже царило подобие праздника. Подобие, больше достойное называться пародией. На пыльных шкафах тут и там были развешаны богатые гирлянды, под потолком парили зачарованные снежинки. Даже на скандальный портрет кто-то повесил игривую шапочку Санты. К сожалению, от этих новшеств дом не стал краше. Тонкс он отчётливо напоминал старую побитую жизнью тётку, которая пытается скрыть своей возраст и немалый жизненный опыт яркими одеждами.
Новогоднего настроения не было. Тонкс даже отчасти чувствовала себя Снейпом, угрюмо ковыряя вилкой рагу и пытаясь уместно реагировать на чужие шутки. Совершенно невыносимо...
Она изменилась: стала более задумчивой, меньше шутила и совсем уже перестала менять цвет волос.  Только иногда среди розового ёжика почему-то пробивались одна-две серые, мышиного цвета пряди, которые девушка без труда возвращала к оригинальному цвету. 
Причина её беспокойства, Ремус Люпин, появлялся на Гриммо довольно часто, но каждый раз словно обходил Тонкс стороной. На собраниях Ордена и во время трапез он намеренно выбирал самое дальнее от неё место, от разговоров уходил под самыми разными предлогами, отводил взгляд и ни разу не заговорил с ней сам. Тонкс чувствовала, как внутри зреет не то истерика, не то полнейшая апатия. Впрочем, одно другому не мешало, и каждый день стал для девушки тягучим, как гной бубонтюбера.
...Когда окончилась торжественная часть и гости разошлись по комнатам, Тонкс вызвалась помочь с мытьём посуды. Она осталась на кухне, навела на тарелки и чашки левитационные чары и теперь меланхолично наблюдала, как шершавая губка мылит их белой пеной. Взмахом руки она отправляла посуду споласкиваться под струёй кипятка, после чего ровной башенкой возвращала на стол.
Удивительно, но тоска дарила Доре один приятнейший бонус - она почти перестала спотыкаться на ровном месте, и в результате её мойки не пострадало ни одно блюдце. Молли бы порадовалась, особенно учитывая тот недоверительный взгляд, с которым она дала Тонкс добро на эту ответственную миссию.
Судя по звукам, наверху дорвавшиеся до свободы студенты продолжили праздник уже в своих комнатах. Смех и хлопки шутих были слышны даже в другом конце дома. Не ровен час, разбудят старуху Блэк, а она уж точно псалмы петь не станет...
Тонкс вышла из комнаты и проверила, надёжно ли закрыты портьеры. Вальбурга спала, явно не собираясь оглушить обитателей дома своими руладами. Что ж, может даже у неё есть немного рождественского настроения?
"Вальбурга Блэк" - гласила подпись, выгравированная на золотой табличке. Интересно, как празднуют другие представители благороднейшего и древнейшего? Дора с улыбкой представила Малфоев, лепящих снежных ангелов или Лестрейнджей, караулящих Санту у дымохода. А потом в светлую голову Тонкс пришла гениальная идея - ведь один из Блэков сейчас как раз в этом доме! Почему бы не узнать у него лично?
С Сириусом она ещё ни разу не общалась с глазу на глаз. Первое время он вызывал у девушки смесь жалости и страха, она попросту опасалась человека, дюжину лет проведшего под присмотром дементоров. Сохранил ли он рассудок? Не опасен ли? Тонкс быстро откинула эти мысли (Дамблдор в нём уверен - весь Орден уверен в словах Дамблдора), но шанса поговорить им так и не выдалось.  В конце концов, они и не искали его, этого шанса.
Хотя Нимфадоре Тонкс и Сириусу Блэку было, что обсудить. Предатели крови, на века заклеймённые позором в глаза всего чистокровного сообщества, школьные оторвы, личности, для которых бездействие равносильно смерти. Вот только у Доры была любимая работа и пусть редкая, но возможность выйти в дозор или пройти дополнительные курсы по боевой магии, а дядя уже давно пылился под безвременным домашним арестом. Незавидная участь.
А ещё Сириус мог бы приоткрыть перед Тонкс двери в прекрасный мир семейных дрязг и секретов. Уж кто-то, а Сириус Блэк наверняка не постыдиться рассказать племяннице пару фактов из исподнего великого семейства. Андромеда, хоть и знала приличное количество этих самых фактов, предпочитала их замалчивать и игнорировала даже самые настойчивые просьбы дочери. Воспитание, что с него взять. Дядюшка же наверняка не постесняется.
Тонкс нашла Сириуса в одной из гостиных. По иронии судьбы, стену именно этой комнаты украшал треклятый гобелен, на котором сразу выделялись несколько выжженных точек. Дора уже успела изучить его так подробно, что могла с закрытыми глазами показать, под которой из них скрывалось лица матери или самого Сириуса.
- Рождество в семейном кругу? - коряво пошутила девушка. Дядя выглядел изнурённым - несмываемая печать Азкабана, скромная дань вместо смертельного поцелуя - но в то же время держался с поистине блэковской горделивостью. Мелкие морщинки уже исперещили его лицо, и вдруг Тонкс очень ясно осознала, что он ровесник Ремуса.
А ещё осознала, что пришла сюда отнюдь не для того, чтобы выслушать рассказы о быте чистокровной половины Англии. Ей по сути не было ровным счётом никакого дела, что едят на завтрак Блэки и какие подарки дарят друг другу на Рождество.
- Ты не видел моё рождественское настроение? Мне кажется, я где-то его обронила, - невесело усмехнулась Тонкс, присаживаясь на поеденное молью кресло в углу комнаты.

Дора зябко поёжилась. По дому бродили сквозняки, и никакая магия не могла с ними справится. Как будто вековые стены не хотели греть незваных гостей и поэтому впускали сюда любой ветер. Девушка пожалела, что не взяла из комнаты шаль или хотя бы плед - разговор обещал быть долгим.
Сириус тоже не выглядел как человек, всецело отдавшийся праздничному настроению. Однако он явно был куда более весел, чем в дни собраний Ордена, и Тонкс не сомневалась, что сейчас он чувствует себя намного радостней, чем в обычные дни одинокого скитания по этому неприветливому дому.
Подумать только, он ведь вырос в  этом доме. Как наверное горько блуждать по коридорам и видеть призраки прошлого, слушать ор матушки и понимать, как не скоро он сможет выйти на свободу. Пройтись по Косому переулку, посидеть в кафе Фортескью, полюбоваться видами Лондона...
Всё сегодня навевало грусть, и Тонкс обняла себя за плечи. Лица смотрели с гобелена угрюмо и как-то враждебно, словно чувствовали, что перед ними стоят два осквернителя Благороднейшего и Древнейшего.
Сириус ретиво прикладывался к бутылке Огденского. Вернее, конечно, наливал его в бокал и пил оттуда (всё-таки при всей своей бытности дядя оставался аристократом), но сути не меняло. Тонкс частенько видела его в компании алкоголя, и среди орденовцев ходили не самые оптимистичные толки по этому поводу.
А ещё Дора знала, что коротать тоскливые дни и вечера ему часто помогает Ремус Люпин. Интересно, как он относится к тому, что его друг детства так упрямо бежит от реальности? А может, убегает вместе с ним?
Холод лез под самую кожу. Взмахнув палочкой и материализовав в руке стакан, который секунду назад стоял на кухне среди вымытой посуды, Тонкс по-свойски плеснула себе огненного напитка. Если и было в мире лучшее средство спасения от холода, то это мог быть только горячий разговор с вегнерской хвосторогой.
- С Рождеством! - без лишних слов девушка подняла стакан, его край звонко стукнулся о край стакана дядюшки. Ледяная на ощупь жидкость обожгла язык и лавой полилась в самое нутро. Тонкс сморгнула выступившие слёзы и села на одно из тощих кресел, стоящих за их спинами. В воздух взметнулось облачко пыли.
- Представляю, как тебе тут погано, - угрюмо произнесла Дора. Как давно её настроение не опускалось на такой низкий уровень!  Даже после третьего провала на экзамене по бесшумному перемещению она не впадала в такое уныние. - Чем ты тут занимаешься целыми днями? С родственниками беседуешь? - она кивнула в сторону коридора, откуда, если прислушаться, можно было услышать ровное похрапывание портрета старухи.
Тонкс положила голову на сложенные на подлокотнике руки и теперь смотрела на дядю снизу вверх. Какая всё-таки незавидная у него судьба. Так блистательно выскользнуть из лап дементоров, чтобы потом прочно завязнуть в лапах семейного дома. Из одной тюрьмы в другую - у тётушки судьбы всё-таки очень специфическое чувство юмора.
Весёлая обречённость, с которой Сириус шутил - или пытался? - с родственничками, внушала скорее жалость, чем веселье.
- Как ты вообще мог с ними жить? - Дора в миллионный раз провела взглядом по чванливым лицам. Они и правда морщились, видя её - Тонкс не сомневалась, что ткач вполне мог вплести в нити заклинание чувствительности. - Они же такие... невыносимые.
Остро захотелось, чтобы кто-то положил ей руки на плечи, обнял и защитил от этого мерзкого дома. Вернее даже не кто-то, а один вполне определённый человек, который в свою очередь все свои силы бросал на то, чтобы этого никогда не произошло.

Разговор явно не клеился. То ли из-за пониженного настроения самой Тонкс, то ли из-за того, что дядя привык общаться с очень ограниченным кругом лиц. Дора сомнамбулически наблюдала за портретами, и с каждой секундой их лица казались  всё более враждебыми. Вспомнилось, как в детстве где-то за стеной надрывались громовещатели, орущие проклятья в адрес матери, отца, самой Тонкс и всего их рода до десятого колена.
Сириус подлил себе огневиски. Тонкс проворно подставила и свой стакан. Не сказать, чтобы она была матёрой выпивохой, но миф о том, что огденский - лучшее средство от хандры, в её голове ещё не изжил сам себя. 
- Всё это звучит чертовски грустно, - произнесла девушка, отпив глоток огненного напитка. Снова горло обхватил пылающий шарф, а на глаза навернулись слёзы. - Я не представляю, как ты здесь выживаешь.
Дора откинулась на спинку кресла. Наверху хлопнула шутиха - наверняка близнецы демонстрируют друзьям свои новые изобретения. Матушка Блэк спала крепко, и волноваться было не о чем, но Тонкс всё-таки испытывала какое-то призрачное чувство тревоги где-то на задворках сознания. Скоро ребята вернутся в Хогвартс, и единственной их заботой будет Амбридж и домашние задания от Снейпа. А вот что ждёт магическую Британию, знает только Мерлин. Особенно забавно было думать о будущих погромах, зная, что основные их зачинщики приходятся тебе родственниками.
Тонкс отпила ещё виски. Холод уже не лез под кожу, а по телу начала разливаться приятная истома. Да, так значительно лучше. Веселее не стало, но и грусть куда-то ушла, оставив после себя вполне себе благонадёжную пустоту.
Прошло несколько минут, прежде чем Тонкс произнесла, предварительно осушив свой стакан:
- Ты не похож на остальных Блэков, - Дора мысленно усмехнулась, представив, сколько раз за свою жизнь дядя слышал эти слова и как они ему опостылели. Девушка хотела продолжить фразу чем-то вроде "я тоже не похожа" или "я тебя понимаю", но слова показались безвкусными и серыми, и она решила промолчать.
Мир выцвел, и даже радостно-пряничный вкус Рождества уже не дарил никакого удовольствия. Тонкс поймала себя на мысли, что была бы не прочь поменяться с Сириусом местами и торчать день и ночь в этом отвратном доме, только бы иметь возможность общаться с Ремусом так же свободно, как это делает дядя. В голове даже промелькнул короткий план, как это можно было сделать: в аврорате наверняка найдутся нужные для Оборотного ингредиенты, Сириус с удовольствием согласится на эту авантюру, так как изголодался по воле, ну а сама Тонкс всё-таки метаморф и справится с перевоплощением без зелий. А голос изменить так вообще дело двух минут и одного заклинания.
Только вот нечестно всё это. По отношению к Ремусу нечестно.
Дора грустно вздохнула. Мысли вернулись к разгромленному Лондону, который только недавно (и не без некоторой магической помощи) привели в порядок. Тонкс не сомневалась, что встреть она сейчас боггарта, он обернётся призраком того дня - растерзанным человеком или изувеченным мостом.
- Как тебе мысль о том, что зачинщики всех тёмных дел - наши ближайшие родственники? - ей хотелось поговорить об этих событиях хоть с кем-то посторонним. В аврорате обычно сразу переключались на обсуждения тактических ходов и боевых нюансов, собрания Ордена же обычно проходили мимолётно, и времени для светских бесед не подразумевали.