1995: Voldemort rises! Can you believe in that? |
Добро пожаловать на литературную форумную ролевую игру по произведениям Джоан Роулинг «Гарри Поттер».
Название ролевого проекта: RISE Рейтинг: R Система игры: эпизодическая Время действия: 1996 год Возрождение Тёмного Лорда. |
КОЛОНКА НОВОСТЕЙ
|
Очередность постов в сюжетных эпизодах |
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Вы здесь » 1995: Voldemort rises! Can you believe in that? » Завершенные эпизоды (альтернативные истории) » Брусничное пралине
Март 1997
Где-то, где водятся гиппогрифы.
Успешная легиллеменция требует одновременно концентрации и полного самообладания. И в том, и в другом Элизабет Лестрейндж* Нэльсон и Рабастан Лестрейндж преуспевают. Когда находятся на разных краях Лондона.
Или когда где-то рядом гиппогрифы.
* это случайно вышло, честное слово
Как и когда ему в голову приходит мысль, что им помогут гиппогрифы, Лестрейндж не знает. Просто однажды это происходит само собой. Будь его жизнь более упорядоченной, можно было бы сослаться на стандартное объяснение про одно прекрасное утро, но многочисленные утра в его жизни не бывают прекрасными, поэтому ему остается лишь констатировать однажды тот факт, что ему нужно отвезти Бэтси Нэльсон туда, где она может вдоволь полюбоваться на этих странных животных.
Возможно, свою роль сыграло немногословное уверение Снейпа, которого он как-то смог между делом перехватить в Ставке и вкратце описать ситуацию не вдаваясь в детали - тот считал, что при имеющейся негативной ассоциации с самим опытом ментальной магии можно не ждать быстрых результатов, а именно на относительно быстрый результат и нацелен Лестрейндж, у которого просто физически нет времени, что бы поэтапно и терпеливо встречаться с ведьмой на регулярной основе и пробовать вновь и вновь. И когда тот же Снейп не стал отрицать возможность обратного эффекта от выработанной положительной ассоциации, Рабастан решается снова покинуть Ставку и на сей раз отправиться еще дальше, чем Ирландия.
К счастью, у Пожирателей отработана система получения порт-ключей - легальных, правда, но оформленных на подставных лиц. Впрочем, это-то Рабастана волнует мало - ему без разницы, что за имя стоит под заявлением на порт-ключ в городок со странным названием Бэиле-Тушнад. Едва министерский контакт Макнейра подтверждает готовность порта, Лестрейндж отправляет сову Элизабет Нэльсон.
Ему все еще не по себе от того, как просто можно выйти на него, и оттого ему приходится не называть места встречи, а пользоваться ассоциациями и намеками, которые может понять Бэтси, а потому список мест, где они могли бы встретиться, весьма короток - и, в общем-то, мало похож на настоящий шифр, ведь, пожелай кто на него выйти, что помешает им выудить всю необходимую информацию из законопослушной целительницы?
И все же, когда Элизабет появляется у той кофейни, где прошлым мартом они пили чай и разговаривали о том, держатся ли за руки его брат и Беллатрикс - в конце концов, он уже понял, что ей по душе мелкие традиции - он ждет еще минут пятнадцать, посматривая издалека, как она прогуливается у дверей, не заходя внутрь, как он и просил.
А затем возвращается в припаркованный за углом лотус и объезжает квартал, надеясь, что заметит слежку, если она будет. Когда даже внутренний голос не подает признаков беспокойства, Лестрейндж подъезжает к кофейне, наклоняется через пассажирское сидение и открывает перед ведьмой дверцу лотуса.
- Хэй, Бэтси Нэльсон. Выберемся из города, а затем я расскажу о дальнейших планах.
Он избегает темы легиллеменции - успеется, но и избегает пока упоминать, что им предстоит полдня провести в Румынии - у него вообще пунктик на информации, хотя с доверием, вроде бы, все достаточно гладко.
Выезжает на ведущую из города трассу - она платная, но Конфундо, как ни забавно, действует и на маггловскую механику, лишая Лестрейнджа проблем с обменом золота на маггловские бумажки - поглядывает на ведьму.
- Все в порядке? Ты не пробовала больше легиллеменцию? На Брайане или на маггле?
С его точки зрения, на маггле было бы даже удобнее - тот всегда под рукой, учитывая, что живет в ее квартире, а по окончании эксперимента его всегда можно подвергнуть заклятию Забвения.
[AVA]http://static2.keep4u.ru/2015/09/07/ENIK.png[/AVA] [SGN]
[/SGN]
Элизабет прохаживается туда-сюда по косому тротуару напротив стеклянной двери кондитерской и то и дело оглядывается через плечо. Здесь маловато машин, и Элизабет рассчитывает узнать низкое рычание лотуса с двух нот. Выбор места встречи ее не удивил, хотя и было ясно, что они сюда не пирожные идут дегустировать. Наверное, это как-то рискованно - неоправданно рискованно - встречаться именно здесь, буквально в двух кварталах от места, где Баста с Рудольфусом повязали авроры, но раз уж ему это показалось необходимым... Лично Элизабет старается видеть в этом позитивное: она любит традиции, любит различные мелочи, любит кольцевые композиции. И ей приятно, что Баст идет навстречу этой ее маленькой заморочке.
Собственно, почему кольцевые: год назад они встретились во второй раз именно здесь, именно в марте, и совершенно случайно. И Элизабет едва не визжит от восторга, когда думает вот обо всех этих маленьких совпадениях.
В этом году март куда теплее прошлогоднего, но кожаная куртка оказывается все же слишком самонадеянным вариантом - Элизабет ежится и чуть пританцовывает, поглядывает на часы. Баст никогда не опаздывает, но стрелки часов вот-вот перевалят за указанное им время, и Элизабет невольно начинает волноваться. Просто потому что причины для опоздания у Баст далеки от банальных "задержали на работе" или "попал в пробку".
Из-за дверей этой милой маггловской кафешки, от повторного посещения которой Элизабет уж точно бы не отказалась, слышится знакомый мотив еще одной нежно любимой биттловской песенки - "A Taste of Honey". И как раз напевая строчки этой незамысловатой песни Элизабет ныряет в любезно открытый салон лотуса.
- I'll come back for the honey, and you, - каким-то образом Баст вошел в шорт-лист людей, в обществе которых Элизабет позволяет себе петь, точнее мурлыкать что-то под нос, так что сначала она допевает строчку, а уже потом с воодушевленной улыбкой кивает на его слова и пристегивается. - Звучит интригующе. Хотя я бы и от кондитерской не отказалась. Мы, кажется, не договорили тогда, да?
Элизабет улыбается и безо всякого стеснения разглядывает Баста, его уже порядком отросшие волосы, которые забавно завиваются на макушке и отдают едва заметной рыжиной. Они не виделись почти месяц, и Элизабет ужасно хочет сказать ему, что страшно соскучилась и считает такие встречи неприлично редкими для таких клевых друзей как они.
Это даже в мыслях звучит абсурдно, но за прошедшие три недели Элизабет внезапно нашла в душе какое-то удивительное равновесие и сейчас ей как никогда комфортно рядом с Бастом. Может, так на нее действует наконец случившийся прогресс с зельем или долгожданный приход весны, но Элизабет сейчас на подъеме и ей как-то все страшно нравится.
Какое-то время Элизабет молчит, допевая про себя песенку, разглядывает проносящиеся мимо дома, и почти что весело хмыкает, когда Баст задает вопрос о легиллеменции.
- Пробовала на Брайане, и это было очень странно. У нас с ним запредельный уровень доверия, но даже там я не смогла особенно покопаться, хотя этот идиот и блоки-то ставить не умеет. Словом, я не слишком далеко продвинулась, - Элизабет бесхитростно пожимает плечами, почти вздыхает, намереваясь рассказать о том, что последнее время у нее мало времени на практику, уж слишком часто вызывают на замену в Мунго.
Но решает промолчать.
Какое-то время смотрит в окно, в потом медленно поворачивает голову и усмехается.
- И нет, я не пробовала легиллеменцию на Крисе. Я против таких вещей, Баст. Это же нечестно, пытаться проникнуть в сознание человека, который даже в теории не имеет шансов этому помешать. И я не уверена, что хочу знать, что там у него в голове, - ей хочется еще раз подчеркнуть, что у "маггла" есть имя, но почему-то не хочется делать сейчас на этом акцент. Куда больше ее волнует, куда они все-таки едут. - Так ты расскажешь, какие у нас планы? Подумать только, я еду в неизвестность с Пожирателем Смерти, ах, что бы сказала мамочка.
Элизабет фыркает себе под нос и смеется. Как бы двусмысленно это не звучало, сейчас это просто шутка.
- Ну же, Баст, рассказывай, эта неизвестность меня пугает. Я даже захватила с собой вторую палочку и пару неплохих восстанавливающих зелий. Ну, знаешь, на всякий случай.
Он скупо усмехается в ответ на ее "Ах", не отрывая взгляда от дороги - прекрасно они оба знают, что сказала бы ее мамочка. Возможно, даже до слов "Не садись к нему в машину" - или что там мамаши-магглы говорят своим наивным дочерям.
Впрочем, уровень наивности Бэтси Нэльсон зашкаливает за все мыслимые пределы, ему ли об этом не знать, так что наверняка миссис Нэльсон тоже в курсе, что ее дочь ни за что не откажет человеку, которого считает своим другом - по крайней мере, не откажет в том, что касается встречи.
Так уж повелось, что Бэтси Нэльсон выкраивает время в своем напряженном графике, и он ценит эту ее едва ли не волшебную способность - график у нее напряженный, и он знает об этом получше многих. Однако об этом они не говорят и Лестрейндж даже хочет думать, что она не связывает два и два. Даже позволяет себе на это надеяться.
И вновь на время оставляет разговор о легиллеменции. Он выяснил, что хотел - никаких серьезных успехов она не достигла, хорошо еще, что спокойно об этом упоминает: в его задачу входит провести день так, чтобы ведьма получила максимум приятных новых впечатлений перед изматывающей процедурой легиллеменции, получила позитивное закрепление, в конце концов, так что незачем портить все сразу.
И по этой же причине он сдерживает свое желание сказать ей, что зря она так нянчится со своим магглом. Крис он или кто угодно - для него он Ее магг. Или, что намного лучше - Этот маггл.
Пока ведьма смеется рядом, наслаждаясь своей шуткой, он выворачивает на трассу, ведущую на Дублин. Здесь полно съездов с дороги, так что им даже не придется съезжать в овраг как в прошлом феврале, чтобы оставить лотус.
- Вторая палочка? - он скашивает на ведьму заинтересованный взгляд, переставая улыбаться. О чем она вообще думала? Восстанавливающие зелья, палочка.
И он тоже хорош, мог бы хотя бы намекнуть, что дело не в тренировке боевых навыков.
- Нет, сегодня не пригодится ничего из твоего списка. Мы отправляемся в Румынию.
Должно быть, то, что для него вполне в порядке вещей, для Элизабет Нэльсон таковым не является - но это ничего, он почти привык к ее неожиданным и бурным реакциям по любому поводу.
- Я достал порт-ключ. Легально, - не то хвастается, не то поясняет Лестрейндж, выглядывая требуемый технический съезд с дороги и выворачивая на замеченный. - Туда и вечером оттуда.
Кажется, этого все еще недостаточно, чтобы ответить на ее вопрос, но он уверен, что выпрыгивать из машины и отправлять Патронуса в Аврорат она не станет. А потому, заражаясь ее хорошим настроением - в последние встречи между ними напряжение, которое чувствует даже Рабастан, а сегодня вот ведьма весела словно пикси - он предпочитает сохранить интригу хотя бы до тех пор, пока они не окажутся в Румынии.
Едва лотус паркуется, Лестрейндж включает аварийку и выходит из машины, оглядываясь.
- Ну, пора отправляться.
Он выжидает, пока дорога не опустеет, а затем практически одновременно накладывает на съезд с трассы иллюзию ремонтных работ на обочине, а лотус превращает в фургон дорожной службы. Теперь по крайней мере сутки можно не опасаться за свою собственность - хотя автомобиль ему и не принадлежит, он уже вполне сроднился с серым приземистым лотусом.
Порт-ключ срабатывает как часы - рывок, сопровождающийся головокружением, и они оказываются неподалеку от Бэиле-Тушнад, население которого едва перевалило за тысячу человек. На то есть свои причины: городок населяют в основном маги, работающие или иначе имеющие отношение к разведению гипппогрифов, фермы которых в изобилии раскиданы вокруг Бэиле.
- Тушнад с румынского - "летающий конь", - поясняет Лестрейндж, верный своим привычкам. - Но так как пегасов не существует, тебе придется довольствоваться гиппогрифами.
[AVA]http://static2.keep4u.ru/2015/09/07/ENIK.png[/AVA]
Элизабет удивительно нравится то, что сейчас происходит с ее жизнью, даже несмотря на вполне весомые причины против. Просто она сумела закрыть кое на что глаза, а уж искать положительное Элизабет умеет с блеском. Сейчас и искать-то особенно не приходится: у нее впереди два выходных, один из которых она проведет с Бастом; они куда-то едут, а это уже смахивает на небольшое приключение, что только на руку - Элизабет немного устала от Лондона за последний дождливый месяц; дела с зельем идут на лад, а Лонгботтомы проявляют кое-какие положительные тенденции после приема укрепляющий зелий; у нее клевая прическа и новые ботинки, что немаловажно.
Баст редко затягивает с ответами, а сейчас делает именно это, вызывая у Элизабет приступы зашкаливающего любопытства. Она щурится, чуть потирает ладони и едва не хлопает, когда слышит про пункт их назначения.
- Румыния? Серьезно? Никогда там не была! - какое им может быть дело до Румынии Элизабет даже не представляет, но ей совершенно плевать, если это расширяет границы ее мира. Как раз год назад в той кондитерской Элизабет успела прожужжать Басту уши о том, как она любит путешествовать и как хочет посетить как можно больше стран.
Ну не очаровательно ли? Фанат годовщин в Элизабет просто млеет от удовольствия.
- Вторую палочку взяла на тот случай, если ты нашел идеальное место для тренировок. И захотел проверить, насколько я готова к неожиданным поворотам, - они притормаживают на техническом съезде, Элизабет в нетерпении выскакивает из машины, хлюпает по лужам. Интересно, в Румынии холодно? Или тоже дождливо? Нет, скорее холодно. Может, даже снег еще лежит! Или нет. - И я готова! Румыния!
Несмотря на всю свою веселость, Элизабет пристально наблюдает, как Баст накладывает чары иллюзии - это ей пригодится как раз в тренировках, хоть и не сегодня, как сказал Баст. В любом случае, в скором времени она все равно намеревается попросить его о новом уроке, просто чтобы не растерять уже накопленные знания. Да и практики ей явно не хватает.
- И как же вы достаете легальные порт-ключи? - на самом деле, это интересный вопрос, в свое время Элизабет замучилась с оформлением парочки до Ирландии, и еще не известно, получила бы, если бы не ее связи в Министерстве. - Я почти завидую, знаешь.
Элизабет шутливо дует губы, пока Баст кивает на порт-ключ, и смело берется за него. Она на самом деле совсем не поклонник этого способа перемещения, ощущения нравятся ей чуть менее, чем полностью, но ради Румынии можно и потерпеть. А так как Румыния находится не то, чтобы близко, терпеть приходится довольно долго по меркам магического мира.
Подошвы ботинок - новеньких клевых ботинок - ударяются о пыльную каменистую дорогу, Элизабет тут же выпрямляется и оглядывается по сторонам. Воздух пропитан хвоей и горами, после Лондона легким едва ли не больно от такой чистоты и концентрации озона. Небо затянуто низкими облаками, чуть дальше на склонах виднеются ряды симпатичных домиков, и Элизабет настолько увлечена разглядыванием этого места, что чуть не упускает очередной пассаж от Баста, ненавязчиво напоминающего, какой факультет Хогвартса от закончил.
- Гиппогрифы?! - Элизабет подскакивает на месте и широко распахивает глаза. - Мы идем смотреть на гиппогрифов, Баст?!
Учитывая, что за шутками подобного рода Баст замечен не был, у Элизабет нет поводов ему не верить. Она думала, что они направляются в какое-нибудь подходящее место для тренировок или легиллеменции, ну или там редкие травы пособирать, но это, Мэрлин, это в сто раз лучше.
Элизабет не умеет скрывать своих эмоций, особенно настолько положительных, а потому секунд пять висит на шее Баста, уверяя его, что это самый лучший день в ее жизни, а потом хватает его за руку и настойчиво тянет вперед по петляющей дроге.
- Мэрлин, Баст, настоящие гиппогрифы! Откуда они здесь? Это фермы? А ваших здесь нет? А ты знаком с заводчиками? А мы сможем их потрогать? А мы сможем иногда сюда возвращаться? А сколько стоит гиппогриф? О боже, надо вспомнить все, что я читала о первой встрече с гиппогрифами! - Элизабет тараторит без передышки, то и дело чуть вытягивая шею в надежде поскорее увидеть какой-нибудь загон или пастбище.
Разумеется, отвечать насчет порт-ключей Рабастан не собирается. Да он и не думает, что ведьма ждет его ответа - она не идиотка и, несмотря на всю их разгоняющуюся на опасных виражах дружбу, знает, что некоторые вещи лучше не уточнять.
- В следующий раз попроси меня, - сегодня как-то так стали звезды, видимо, потому что он шутит - шутит, Мерлин. Впрочем, если ей и правда понадобится порт-ключ и даже все ее хваленые связи не помогут - что же, почем бы не использовать все возможности.
Он снова оглядывается, а затем переводит взгляд на бурно выражающую свой восторг ведьму. На короткое мгновение ему кажется, что он перегнул палку - сейчас вообще не похоже, что Элизабет сможет сосредоточиться в ближайшую неделю на чем-либо, кроме подробностей своей встречи с гиппогрифами, однако, даже если и так, даже если вся эта затея не будет стоить и ломаного сикля, почему бы и нет - это своеобразная плата за ее торты, за ее гостеприимство, за плед рэйвенкловской расцветки в угловом спальне ее ирландского убежища.
Восторг, и без того бурный, выходит из берегов - Бэтси виснет у него на шее, крепко обхватывая плечи узкими ладонями, щекоча волосами, на сей раз темными и короткими. Он даже не успевает отреагировать, только взмахивает руками, сохраняя равновесие - ох, драккл, как она близко - как ведьма уже заканчивает с изъявлением чувств, тащит его куда-то...
Подавляя желание потрясти головой, чтобы вернуть ясность восприятия, Лестрейндж перехватывает ее ладонь удобнее, осматривается, сверяя местность с тем планом, который изучил еще в Англии.
- Не торопись, нам назначено только через полчаса, - охлаждает он порывы Элизабет, однако доволен, что ей так по душе его внезапная идея. - Это фермы и хозяйства заводчиков. Наших, кажется, нет - наши где-то во Франции, но порт-ключ было проще получить сюда. С заводчиками знаком Баст Гриффит - познакомился недавно по переписке, он готовит книгу о разведении некоторых пород, поэтому кое-кто ужасно рад его визиту. Насчет потрогать я не уверен - гиппогрифы нервные и характерные животные, хозяин фермы, где нас ждут, отдельно предупреждал об этом. Но шанс есть... О чем ты еще спрашивала?
Впереди маячит низкое строение, окруженное обширным выгоном и беленым забором - с каждым шагом Лестрейндж все сильнее ощущает магические чары, наложенные на забор, который только с первого взгляда кажется совершенно несерьезным.
- Не волнуйся, тебе все покажут. Судя по всему, этот Богдан Раду и сам в восторге от визита гостей из Англии. Может, рассчитывает расширить бизнес и получить правительственный заказ от английского Министерства, - жаль, что этому не бывать, ведь никакой книги не будет - впрочем, прежнему Министерству осталось недолго, как может понять Лестрейндж по деловитости в Ставке, а там, кто знает. Разведение пород гиппогрифов считалось незазорным занятием для английской магической аристократии задолго до появления тех драконских законов, и хотя Рабастан не может представить себе Рудольфуса, занявшегося фамильным бизнесом, многих прочих может с легкостью, которая поражает его самого.
Он останавливаются у ворот и Рабастан смотрит на часы - три минуты до назначенного времени.
Когда за воротами появляется высокий маг в сапогах по колено и короткой темно-зеленой мантии и приветливо улыбается, желая им доброго утра на английском с таким диким акцентом, что Лестрейндж не понимает половину фразы, он дергает Бэтси Нэльсон ближе к себе.
- Господин Раду ждет Баста Гриффита с супругой - Элизабет Гриффит. Она же соавтор будущей книги и любитель-зельевар, так что если захочешь поговорить об ингредиентах - не стесняйся.
И тут же отпускает ведьму, протягивая руку уже раскрывающему для них ворота Богдану.
[AVA]http://static2.keep4u.ru/2015/09/07/ENIK.png[/AVA]
Элизабет идет какой-то странной походкой, почти вприпрыжку. Ее бы воля - она бы вообще с места сорвалась и побежала, прям как в детстве, когда они с Брайаном неслись наперегонки по полю навстречу дедушке. Это вполне оправданный восторг: Элизабет собирает книги о гиппогрифах еще со времен Хогвартса, как-то она готовила эссе по разведению гиппогрифов в Англии и с тех пор совершенно больна этой темой. Несмотря на все ее уговоры и просьбы, Эрон напрочь отказался везти ее на какую-нибудь ферму, а самостоятельно Элизабет так и не решилась, да и работа в последние годы крепко держала ее в границах Британии.
Она уже совершенно влюблена в Румынию, во всяком случае вот в этот городок в горах, утопающий в сосновых лесах и низких перьевых облаках. Впрочем, будь они сейчас в какой-нибудь промозглой степи, Элизабет все равно любила бы это место, настолько ее увлекает сама мысль понаблюдать за животными, о которых она столько читала. Увы, все это время ей приходилось довольствоваться только книгами и колдографиями, так как эти маги никак не дойдут до мысли о создании собственного магического Би-Би-Си, по которому можно было бы крутить документальные колдофильмы о магических животных и местах, где хотя бы раз в жизни непременно должен побывать уважающий себя маг. И затем реклама порт-ключей до этого места. Драккл, ну почему магический мир такой унылый и чопорный.
- Баст Гриффит пишет книгу о гиппогрифах? - Элизабет чуть замедляет шаг, как ее просит Баст, оборачивается через плечо, весело усмехается. - Всегда знала, что у него есть какой-то грязный секретик.
Сегодня Баст тоже в неплохом настроении, и Элизабет без проблем позволяет себе шуточки на грани - то есть такие, которые в прошлые их встречи могли бы привести к "серьезному разговору". Но сегодня все это кажется таким несущественным, как будто осталось где-то в Англии, а здесь - в Румынии, где разводят гиппогрифов - можно сделать вид, что они просто пишут книгу и хорошо проводят время.
- О, а это не выйдет так, будто мы его обманываем? - Элизабет немного хмурится, закусывает губу, уже представляя, с каким нетерпением этот Богдан Раду будет ждать новостей от мистера Гриффита, а потом сам пошлет ему сову, и сова вернется обратно с письмом, так и не найдя адресата, и... Как некрасиво и грустно. - Знаешь, я на самом деле могу написать о его ферме. Пошлю статью в "Вестник общества защиты магических животных" или еще куда-нибудь, наверняка им будет это интересно.
У Элизабет глаза горят - она готова писать о гиппогрифах сколько угодно, особенно теперь, когда ее знания будут носить не только теоретический характер. Она вообще неплоха в написании научных статей - мамулины гены, наверное. Словом, Элизабет в полном восторге и уже готова радостно поприветствовать идущего к ним мага, как Баст вдруг дергает ее на себя и коротко описывает их легенду на сегодня.
Элизабет не выглядит очень уж удивленной, но улыбается теперь еще сильнее и кивает.
- Доброе утро, господин Раду, - пока мужчины обмениваются рукопожатиями, Элизабет чуть одергивает куртку и поправляет волосы. У нее на пальце тонкое колечко, подаренное родителями еще на совершеннолетие, вполне сойдет за обручальное. - Очень рады, что вы согласились помочь нам в работе над книгой.
Акцент Элизабет не смущает - в Мунго часто попадают пациенты с нарушениями речи, вызванными побочным эффектом от заклятий. Так что у нее имеется неплохой навык в понимании самых удивительных диалектов и искажений.
Впустив их во двор, хозяин фермы хорошенько закрывает ворота и накладывает добрую дюжину заклинаний, а Элизабет тем временем снова берет Баста за руку.
- Знаешь, с прошлого года ты неплохо продвинулся по части актерской игры. Пожалуй, теперь я даже готова сходить с тобой в Лютный, - Элизабет приходится встать на носочки, чтобы Баст слышал ее шепот, но тут же возвращает все свое внимание румыну. - Мы с мужем долго искали подходящую ферму и заводчика, сами понимаете, литература о гиппогрифах довольно устарела, сейчас в Англии, после запрета на частные конюшни, о них пишут довольно мало. Мы хотим восполнить пробелы, тем более у нас всегда делали больший акцент на западно-европейские породы, что мы считаем крайне однобоким подходом.
Элизабет закидывает удочку - фермерам всегда приятен интерес конкретно к его животным, и радушный румын, идущий немного впереди, рассказывает об отличительных особенностях тех пород, которые он и его семья разводят вот уже восьмой десяток лет.
Элизабет неймется от нетерпения, и она покрепче сжимает руку Баста, то и дело оглядывается по сторонам. Пока решает помолчать - автор книги по легенде именно Баст, так что пусть берет инициативу на себя, а она с удовольствием подхватит. Наконец они подходят к загонам, и Элизабет едва-едва сдерживает себя от радостного вскрика.
- О Мэрлин, хани, смотри, это они! - разыгрывать карту супружеской пары гораздо проще, когда в ход идут вот такие милые прозвища, и на фоне биттловской песенки выбор Элизабет вполне объясним. - Посмотри, как их много!
Элизабет вытягивает шею и светится от восторга, но близко к загонам пока не подходит. Она вполне позволяет себе быть эмоциональной, в конце концов, это он в их "семье" зануда-ученый, а она просто его очаровательная жена. Во всяком случае, именно в эту конкретную минуту.
Провокационное высказывание ведьмы о своем актерском таланте он пропускает мимо ушей - в конце концов, на этот март его отделяет от Азкабана полтора года, и сейчас намного проще помнить, каково это, разговаривать не с самим собой, видеть собеседника, иметь возможность коснуться другого человека.
Да что говорить, в этом марте у него есть будущее, есть прошлое, а не только зыбкий момент настоящего как год назад.
И пока Бэтси Нэльсон с энтузиазмом следует за Раду, Лестрейндж, в свою очередь, наблюдает за ней, за ее восторгом. Эмоций вокруг него много, даже слишком много, но сейчас ему не приходится напоминать себе, что для людей это нормально, испытывать позитивное волнение - и это еще одно отличие от прошлого марта.
Он поднимает бровь на "хани", но молчит - хани так хани, в конце концов, ее актерский талант он отметил уже давно. И ей виднее, как общаются между собой семейные люди - потому что в его наглядном опыте только брат и Беллатриса, да Петтигрю, которые не слишком много внимания уделяют ласковым прозвищам.
Раду принимается восторженно рассказывать о своих "коняжках", явно вдохновленный неприкрытым интересом к животным, а Рабастан думает над другими словами Элизабет Нэльсон. Ладно, у него еще будет время, чтобы напомнить ей о сроках выхода книги - для написания внятной монографии требуется никак не меньше полугода, так что у нее нет повода спешить со статьей.
- Ну, ну, мистер Гриффит, я же не обманул, так? У меня лучшие представители породы, это вам любой подтвердит. Поглядите только, какая стать, а какое соотношение ширины грудной клетки ко лбу...
Заводчик тычет пальцами в сторону особенно крупного животного, широко улыбается.
Лестрейндж, не испытывающий к гиппогрифам ни малейшего интереса и не слишком разбирающийся в том, что перестало составлять часть интересов его семьи, когда он был еще ребенком, вежливо кивает, облокачиваясь на высокий забор в стиле загонов на каком-нибудь ранчо.
Раду тут же принимает такую же позу, даже ногу в высоком сапоге ставит на нижнюю перекладину забора, посматривает с улыбкой на Элизабет.
- А вашей миссис нравятся мои красавцы.
Рабастан снова кивает.
- Это определило мой интерес, - он практически не врет.
Морщины вокруг глаз заводчика превращаются в лукавую гримасу:
- Я помню, что не был уверен насчет того, чтобы разрешить вам подходить к ним близко, но вы хорошие люди, а гиппогрифы это чувствуют... Да и как иначе вы оцените породу, - заканчивает он, разворачиваясь к стоящему невдалеке сараю. - Идемте-идемте, переоденетесь...
Рабастан, вовсе не относящий себя к хорошим людям, колеблется не так уж долго.
- Идем, - обращается он к ведьме. - Пока предлагают.
Они облачены в длинные толстые куртки, больше напоминающие маггловские тулупы, и такие же высокие сапоги, как на хозяине - на выгоне, ясное дело, грязно.
Раду, обеспокоенный удобством Элизабет - она умеет произвести впечатление, думает Лестрейндж - квохчет над ней как наседка над цыпленком, уверяя ее, что гиппогрифы встретят их куда приветливее в знакомом им облачении и пахнущими знакомыми ароматами. На взгляд Рабастана, куртки ничем не пахнут, но так и не он профессионально занимается разведением гиппогрифов - у него совсем другие навыки.
- Встречались раньше с гиппогрифом, мэм? А вы? - начинает инструктаж Раду, пока они возвращаются обратно к загону. - Гиппогрифы, особенно такие чистокровные как мои, животные гордые. Чуть что не по ним - и все, ничем потом не возьмешь, поэтому начинать надо постепенно, чтобы ни одной ошибки...
- Да, был опыт, - коротко отвечает Лестрейндж. О том, что опыт не был удачным, он умалчивает. - На крыло сами ставите?
Раду хохочет:
- Нет, это старая школа - уже, почитай, лет десять приглашаю специалиста из самой столицы. Конечно, лучше бы сам - доверие есть доверие, но вроде как птенцы из-за этого потом плохо ладят с будущими хозяевами, а мне, сами понимаете, на продажу, - добродушное лицо румына на миг омрачается, но он тут же стряхивает задумчивость и снова улыбается, раскрывая ворота в загон и снимая магический барьер. - Ну, пойдемте, представлю вас вожаку. Он примет - примет и стая.
[AVA]http://static2.keep4u.ru/2015/09/07/ENIK.png[/AVA]
Элизабет жадно вглядывается в фигуры статных животных, прогуливающихся у дальней ограды. Раду указывает на одного из ближайших к ним - тот не без интереса смотрит в сторону гостей, прохаживается то так, то этак, вызывая у Элизабет приступы неконтролируемого восторга. Одно дело видеть гиппогрифов на картинке, и совсем другое - вот так близко, почти в шаговой доступности. Боже, они настоящие! Не придуманы, не выдуманы, а вот, ходят в паре десятке метров от нее во всем своем великолепии. Элизабет настолько увлечена, что почти не слышит разговора Баста с хозяином фермы, и лишь когда он обращается к ней напрямую, Элизабет прокручивает в голове последние фразы и едва не подпрыгивает от радости.
- О, мы пойдем к ним! Мы все-таки пойдем прямо к ним! И потрогаем их! О, Баст, вот прямо туда! - Раду уже прилично отошел, но Элизабет все равно говорит тише, чтобы не вызвать у румына лишних вопросов. Все-таки такой детский восторг плохо вяжется с образом серьезных ученых, потративших годы на изучение этих животных. - Они гораздо крупнее, чем я думала, и глаза, ты видел глаза? Такие огромные! Мэрлин, какие они красивые, правда же, да, да?
Раду предлагает им переодеться, и пока рассказывает, зачем это необходимо, Элизабет уже вовсю примеряет новый наряд, скинув кожаную курточку на какую-то бочку. Ей нравится здесь абсолютно все: добродушный заводчик, ферма в уютном среднегорье, количество гиппогрифов, пасмурная погода, большой сарай, толстые куртки и высокие сапоги (плевать, что они ей не то что большие, а просто огромные), эта их странная легенда с супружеством и перспектива написать научную статью. Господин Раду помогает Элизабет разобраться с заклепками, а затем уверяет, что главное - осторожность и уважение к животному, и что у них все обязательно получится. Элизабет улыбается, соглашается совершенно со всем и полная предвкушения вышагивает к загонам.
- О, нет, я впервые! Выступаю соавтором книги, потому посчитала нужным обязательно увидеть их своими глазами. Муж остановится больше на финансовой и правовой стороне вопроса, а я буду отвечать за стандарты породы и особенности воспитания.
Раду полностью одобряет их серьезный подход, улыбается и открывает створки загона. Элизабет смело идет вперед, ей совершенно не страшно хотя бы потому, что она миллион, наверное, раз читала правила знакомства с гиппогрифами.
- На продажу? - Элизабет заинтересованно смотрит в спину румына, пока они неспешно идут к гиппогрифам, сгрудившимся в дальнем углу загона у особенно сочной травы. - А в какую цену ваши лошадки?
Элизабет украдкой глядит на Баста и улыбается, хотя названные Раду цены звучат весомо. Весьма и весьма.
- Присматриваете с мужем для себя? Англичане сейчас редко берут гиппогрифов, но слышал, держать небольшой табун не возбраняется, если до пяти голов, - румын смотрит на них с Бастом теперь с еще большим интересом, даже шаг пружинит увереннее, - рекомендую взять подростка, они хорошо обживаются на новых землях. И с детьми прекрасно ладят! У вас уже есть ребятишки?
Элизабет, как раз заприметившая прогуливающихся поодаль от остальных гиппогрифов мать и жеребенка, чуть притормаживает и разглядывает малыша. Вот такого она бы точно с удовольствием завела. Ага, на балконе своей квартиры, чтобы Мистер Бингли выцарапал ему глаза.
- Родерик еще совсем маленький, но уверена, он тоже будет в восторге от гиппогрифов, это у нас семейное. Мы с Бастом еще не обсуждали конкретную покупку, но после сегодняшнего визита начнем серьезно думать об этом, правда, хани? - Элизабет заставляет себя оторвать влюбленный взгляд от жеребят и переводит его на Баста, смотрит так, будто уговаривает купить ей пару новых туфель.
Но все это можно обсудить позже, а сейчас они подошли достаточно близко к вожаку. Раду просит внимательно следить за его действиями и первым приветствует гиппогрифа, низко кланяется, не разрывая зрительного контакта, и получает одобрительное ржание и поклон в ответ.
- Ну, миссис Гриффит, дерзайте!
Элизабет чуть потирает пальцы, бросает на Баста взволнованный взгляд, как будто ждет одобрения. Бабушка всегда так делает, даже мама часто так делает. Да и она, если честно, тоже привыкла искать у Баста поддержки, даже когда он ей не "муж".
Это ужасно волнительно, но Элизабет нравится волнение такого толка - оно приятное, восторженное, полное предвкушения. Элизабет делает шаг вперед и медленно кланяется, смотря в огромные светлые глаза птицы. Он такой большой и стоит так гордо, что ей сначала кажется, будто она не достойна даже его внимания, но вожак наконец кланяется ей, едва не касаясь кончиком клюва рыхлой земли.
- Получилось, - тихо шепчет Элизабет, закусывая губу и проходя чуть дальше, освобождая дорогу Басту.
Остальные гиппогрифы замерли и наблюдают, пока Элизабет справляется с первым восторгом.
- Хотите прокатиться, мэм? Если думаете брать лошадку, то уж лучше первый полет провести здесь, под моим присмотром, - Раду говорит тихо, но улыбается широко и лукаво, очевидно догадываясь, какая реакция его ждет.
- Баст, Баст, мы можем прокатиться! О Мэрлин, вы серьезно? Я поверить не могу! - Элизабет закрывает лицо руками, смеется, совершенно счастливо смотрит на Баста.
- Что ж, тогда, вероятно, вам с мужем будет удобнее полетать немного вместе. У вас же есть опыт, мистер Гриффит? Давайте подберем вам достойного красавца, - Раду идет к табуну, а Элизабет просто умирает от восторга, снова обнимая Баста за шею.
- Как ты относишься к полетам, Баст? - вопрос, собственно, риторический, но Элизабет чуть прищуривает глаза и улыбается. Неужели ученый и знаток гиппогрифов отступит перед этой маленькой проверкой?
Пока он запрещает себе рефлексировать на тему той лживой истории о семье, которую изобрел для предлога появиться в Бэиле-Тушнад с ведьмой, она откровенно наслаждается ситуацией: Лестрейндж моргает, слыша о Родерике, удерживая желание взглянуть Элизабет прямо в лицо - вот ведь, помнит, как должно звать наследника рода! - и полностью сосредотачивается на улыбающемся Раду, в глазах которого появляется золотой отсвет.
- Пять голов нам точно ни к чему, - обтекаемо отвечает Рабастан, впечатленный ценой на породистого подростка-гиппогрифа. К тому же он никогда не отличался любовью к животным, с него хватило семьи, так что последнее, в чем он может себя заподозрить, так это в покупке гиппогрифа. Кажется, ведьма придерживается другого мнения - и хотя Лестрейндж понимает, что ей такая тварь в доме точно ни к чему даже с учетом ирландского коттеджа, он все же взглядывает на Элизабет и нехотя кивает, дескать, посмотрим.
Румын уже просто лучится добродушием, едва не в пляс пускается, однако, подойдя к стае, замедляет движения, идет степенно и важно. Лестрейндж держится позади, однако тоже проникается моментом, когда навстречу Раду гордо выступает вожак - высоченный гиппогриф с самым надменным выражением, которое Рабастан только видел у птицы.
Элизабет излучает такой неподдельный восторг, что Лестрейндж ни на миг не сомневается - если эти пернатые твари действительно так умны, как о них говорят, то будут очарованы маленькой колдоведьмой - и вожак подтверждает его уверенность, склоняясь до земли перед Бэтси Нэльсон.
И вот уже все присутствующие, начиная с внушительного поголовья тварей и заканчивая румыном, смотрят на него. Рабастану не по душе скакать перед птицей - он вообще обошелся бы без церемонии знакомства, но, кажется, она предусмотрена в программе, и ему не остается ничего другого, как выступить вперед, вставая прямо перед изучающим его вожаком, возвышающимся на целую голову, а то и две, и потому совершенно неприятным образом напоминающим Рудольфуса.
И кажется, неприязнь взаимна, потому что гиппогриф тоже неодобрительно косит на него золотистым круглым глазом, раздувая зоб под блестящими белыми перьями на груди.
Лестрейнд поджимает губы - тварь переступает с ноги на ногу, демонстрируя шпоры, длины в которых достаточно для серьезного колющего ранения.
Это всего лишь животное, какого драккла, думает Лестрейндж - гиппогриф издает негромкий клекот.
И все же Рабастан отвешивает птице поклон, чувствуя себя полным идиотом - поклон не от души, зато выполненный так, что любой гувернер испустил бы вопль восторга. Поклон вроде тех, что были приняты в Дуэльном клубе, когда Рабастан еще имел к нему отношение, и, кажется твари приходится по нраву это выказывание уважения к противнику, потому что гиппогриф тоже кланяется, не так низко, как поклонился Элизабет, зато, задери его оборотень, с изяществом аристократа.
Меж тем беда не приходит одна, и едва эпизод с поклонами заканчивается, Лестрейнджа ждет новое испытание - именно в таких терминах он осмысливает сложившуюся ситуацию.
- Нет, - категорично отказывает он, несмотря на откровенный вызов в глазах ведьмы, перехватывая ее руки - ей нравится чуть что кидаться ему на шею, что ли? - Я не летаю.
Ни на чем, мог бы добавить он, не добавляет, потому что хватит с него и без этого уточнения разочарования в глаза окружающих - кажется, даже новый пернатый друг Бэтси Нэльсон смотрит на Лестрейнджа с сожалением.
- Я понаблюдаю с земли, - пресекая любые возражения, непреклонно закрывает тему Рабастан. - Это придаст нужную степень объективности.
А ты переигрываешь, хочется ему добавить в сторону Элизабет, но и этого он не добавляет, потому что - откуда же ему знать, переигрывает ли она на самом деле или нет.
- Выберите для моей жены животное поспокойнее, если вас не затруднит, - не хватает ему еще, чтобы с ней что-то случилось в этой экскурсии.
[AVA]http://static2.keep4u.ru/2015/09/07/ENIK.png[/AVA]
Ему все это не по душе, думает Элизабет, осторожно высвобождая руки и негромко хмыкая, как будто порядком недовольна. На самом деле она не обижена и не расстроена, и уж точно не собиралась настаивать, потому что если человек чего-то не любит и не приемлет - это нужно уважать. Она отступает на шаг, переводит внимательный взгляд с Баста на гиппогрифа, все еще стоящего неподалеку, и обратно.
Ей вдруг приходит на ум, что Басту наверняка совершенно не интересны гиппогрифы. И хоть она знает об этом наверняка - они ведь обсуждали этих животных в парке Лестрейндж Холла, где Баст не высказывал никакого особенного трепета в их отношении - Элизабет почему-то только сейчас понимает, насколько Баст на самом деле равнодушен к происходящему. Ее собственный восторг на этом фоне тускнеет, съеживается, как кожица высохшего боба, разливается по телу липким разочарованием. Как, наверное, по-идиотски она выглядела в его глазах последний час.
Элизабет невольно чуть прикусывает губы и отворачивается, наблюдает, как Раду старательно подбирает для нее подходящего гиппогрифа - животное поспокойнее, как попросил Баст. Вожак тоже за этим наблюдает, но больше косит в их с Бастом сторону, как будто ждет от него какого-то подвоха и дает понять, что следит за ним. Это порядком смешно, если подумать, и Элизабет усмехается, смотрит на Баста через плечо.
- У вас это взаимное, кажется, - она не уточняет, что именно, но его заминку перед поклоном сложно было не заметить.
Когда-нибудь она обязательно спросит, о чем он подумал или вспомнил в тот момент. Или, быть может, все гораздо проще, и Баст просто немного побаивается этих животных. Между прочим, Элизабет не считает, что в этом есть что-то зазорное, мало ли, какая у него история отношений с гиппогрифами. Вполне возможно, он просто не захотел тогда распространяться на эту тему.
- Ну, миссис Гриффит, как вам такой красавец? Мал еще, но крепкий и лучше других поддается дрессировке, - Раду выступает чуть впереди, гиппогриф неторопливо ступает за ним, - точнее, воспитанию.
Элизабет улыбается и кланяется. Дождавшись ответа, подходит ближе, мягко гладит животное по серовато-коричневым перьям. У него большие выпуклые глаза, розоватая пленка чуть набегает на зрачок, когда тот моргает, но взгляда от Элизабет не отрывает. Она гладит его по огромному прохладному клюву, гиппогриф чуть склоняет голову, подставляя шею с взлохмоченными мелкими перьями, точно кошка медленно скребет когтями землю, когда Элизабет почесывает его под клювом двумя руками.
Есть ли разница, получает ли от всего этого наслаждение Баст? Он здесь ради нее, ради того, чтобы порадовать именно ее. Глупо требовать или просто ждать от человека своих собственных эмоций. И глупо сдерживать их, если они отличаются от чужих.
Элизабет оборачивается и улыбается Басту. Раду инструктирует ее, то и дело поглядывает на Баста, ему тоже было бы спокойнее, если бы Баст сопровождал свою "жену". Это понятно, но Элизабет совсем не страшно, да и вообще, кто в их "семье" отвечает за спорт и полеты? Сейчас Раду увидит сам.
С гиппогрифом они уже практически влюблены друг в друга, а это, по мнению Элизабет, половина дела. Она несколько раз каталась на лошадях, потому забраться на животное труда не составляет, тем более под пристальным наблюдением румына. Элизабет чуть наклоняется к шее гиппогрифа и хорошенько обхватывает ее руками, попутно мурлычет ему комплименты о том, какой он красивый. Раду похлопывает гиппогрифа по крупу, произносит какое-то совершенно непонятное Элизабет слово - очевидно, но румынском - и конь тут же набирает скорость, поднимает пыль копытами и, вытянув шею, отрывается от земли.
Элизабет обожает полеты, а полеты на гиппогрифе прочно занимают первую строчку в ее рейтинге уже после первых секунд в воздухе. Он слушается каждого ее движения не хуже метлы, только действует при этом мягко, а крылья дают невероятное ощущения свободы, бьют в лицо ветром. Эта румынская деревушка - или городок - кажется совсем крошечной с высоты их полета, теряется в хвойных пиках, только голые куски загонов указывают, что это место обитаемо. Элизабет треплет гиппогрифа по загривку, смеется, позволяет ему разогнаться.
Наверное, это могло бы длиться вечность, но ей не стоит волновать господина Раду и Баста. Гиппогриф и правда хорошо выучен, и когда она направляет его к загону, он чуть замедляется, выпрямляет крылья и касается земли мягко, так, что Элизабет почти не чувствует этого момента.
- Это было просто волшебно! - она не ждет, чтобы ей помогли спуститься, спрыгивает на землю сама и обнимает своего гиппогрифа. - Ты такой умница, мой хороший.
Еще пару минут она увлечена этим конем, а затем отрывается и засыпает Раду вопросами о воспитании, кормлении и содержании. Тот смеется и обещает предоставить ей все необходимые сведения, тем более "у него все записано".
- Идемте посмотрим их дом и кормушку, а также жеребят. А потом я дам вам учетные книги и списки, - Раду идет по направлению к одноэтажным сараям, на ходу делится различной статистической информацией.
- Знаешь, это невероятно. Спасибо, - Элизабет берет Баста за руку обеими ладонями, улыбается, чувствуя, как сердце до сих пор колотится в горле. - Когда-нибудь я правда куплю себе гиппогрифа.
Настроение ведьмы меняется - ему даже нет нужды использовать легиллеменцию. Она вообще открывается чаще, чем требуется ему для комфорта, но он привыкает, видит Мерлин.
Она кажется задумчивой, несколько отстраненной, когда отворачивается, разглядывая других коней, и Лестрейндж задумывается, не слишком ли резко он отказался. Однако когда она снова оглядывается через плечо, улыбаясь, он понимает - даже если и так, это они тоже переживут. Что они только не научились переживать.
Хорошо, что она заметила его недоверие к пернатой лошади - ему не придется изображать энтузиазм, которого нет и в помине. Так даже проще.
Когда Раду подводит другую животину, то смотрит в первую очередь на Рабастана, и тот кивает: этот гиппогриф выглядит не таким самодовольным ублюдком как первый. И ластится к ведьме точно огромный кот - вот чего Лестрейндж точно не ожидал. Он с интересом и легкой брезгливостью наблюдает за тем, как Бэтси Нэльсон обхватывает клюв животного, как зарывается пальцами в его перья, но ничего ей не говорит: в конце концов, он сам притащил ее сюда, так что нечестно теперь будет портить ей день неприятными комментариями. С этим еще успеется, когда они дойдут до второй части запланированного.
Они с Раду наблюдают с земли, как ведьма взлетает. Заводчик сперва пытается рассказывать что-то еще о своей ферме, но вскоре умолкает, потому что Лестрейндж его не слушает, полностью сосредоточенный на том, что происходит в небе. Рабастан не любит отрываться от земли, и на то есть сотня мелких причин, и он, разумеется, не жалеет, что не полетел, но все же допускает мысль о том, почему другим так нравится это оглушающее впечатление от ветра в лицо и все прочее, чем сопровождается полет хоть на гиппогрифе, хоть на метле.
- Ваша маленькая миссис рождена для полетов, - не скупится на комплименты хозяин конюшни, заинтересованный в продаже ничуть не меньше, чем в книге, но не дожидается ответа - Лестрейндж даже головы не опускает, продалжая следить за финтами в воздухе.
И когда ведьма спускается и лихо спрыгивает с коня, который тянется к ней, не желая расставаться, Лестрейндж хмыкает, пока Раду ведет их к сараям. Ну конечно, думает он, купишь гиппогрифа.
- А магглу скажешь, что это еще один приблудный кот? Или будешь видеться с животным примерно как со мной - раз в месяц? - вообще-то, он не планировал делать это - снова портить ей день, но не смог и не стал сдерживаться, когда она упомянула эту проклятую покупку. Ей не место среди магглов, как бы ее мать и бабка не были счастливы со своими мужьями - да о чем говорить, она даже не сказала магглу, что ведьма. Какой гиппогриф.
Рабастан недоволен собой, и это его, в общем-то, достаточно типичное состояние. Хуже то, что в этом состоянии он недоволен и остальными. Румын это чувствует и не понимает, в чем дело, однако, пару раз натолкнувшись на равнодушный взгляд Лестрейнджа, предпочитает впредь свои восторги выливать на Элизабет, водя ее по загону с птенцами, оставляя Рабастана в одиночестве с кипой документации, в беспорядке подшитых в разные папки.
Рэйвенкловец в нем сходит с ума от желания рассортировать бумаги по темам, но Рабастан невидяще листает пергамент за пергаментом, будто ему и правда есть дело до аттестации гиппогрифов, до призовых мест на местных выставках или чего-то подобного.
Наконец с показом выводка покончено - Раду дарит Эизабет целую пачку колдографий, подписанных на румынском, долго объясняет, на что нужно обращать внимание при покупке птенца, как воспитывать, а затем намного спокойнее сует Лестрейнджу копии разного рода описаний породы, выведенной Раду. И как-то очень ненавязчиво приглашает остаться на обед - настолько ненавязчиво, что Рабастан сам не замечает, как оказывается в передней комнате двухэтажного дома в углу пастбища, отгороженном забором, а невысокая и симпатичная жена заводчика с улыбкой раскладывает по тарелкам сармале и выносит огромные куски брынзы.
[AVA]http://static2.keep4u.ru/2015/09/07/ENIK.png[/AVA]
Это просто сказка, а не стойло для гиппогрифов: Элизабет плевать на запах и хрустящее под подошвами сапожищ сено, она полностью поглощена рассказами Раду и разглядыванием каждого жеребенка, как будто они слишком уж отличаются на вид. Под важные рассуждения о размахе крыльев и сроке первого выгула, Элизабет кланяется каждой матери, которые хоть и выглядят менее внушительно самцов, но смотрят даже более гордо и величаво. Еще бы не смотреть, когда рядом с ними такие маленькие крылатые лапочки.
Это умилительное зрелище нейтрализует неприятный осадок от слов Баста. Вообще, эта странная параллель, которую Баст проводит между собой и еще не купленным ею гиппогрифом, вызывает у Элизабет ступор. Что он хочет сказать? Элизабет неуютно из-за его слов, странно, вязко на душе, как будто ее упрекнули в том, что она неправильно живет. Как будто в этой ее нынешней жизни на самом деле нет места гиппогрифам. И Басту тоже.
Или, что вполне укладывается в рамки этого полуупрека, ей просто стоило бы сделать выбор в сторону гиппогрифов. И Баста.
Фу, черт, какая нелепость.
Нет уж, лучше погладить крошку-гиппогрифа по еще хрупкому клюву и мягким перьям.
Элизабет поглядывает порой на Баста - тот делает вид, что копается в бумажках. Вряд ли правда сильно увлечен, но Элизабет все же надеется, что он сделает кое-какие копии и кое-что запомнит. Потому что она все равно намерена написать статью об этом удивительном месте и этих удивительных животных. Сам заводчик не скупится на материалы для будущей книги - одаривает Элизабет колдографиями и статистическими выписками, выливает на нее потоки информации, которые она с трудом усваивает из-за переполняющих ее эмоций. Холодная голова Баста здесь и правда очень кстати. Если он, конечно, старается хоть что-то запомнить. С другой стороны, вот уж с памятью у них проблем нет: если что, разопьют на двоих флакончик зелья и вспомнят все до последнего произнесенного Раду слова. Эта мысль заставляет Элизабет усмехнуться.
На предложение об обеде Элизабет отвечает с самым жарким согласием: ей ужасно не хочется покидать это место так быстро, а еще кажется, будто она обязана получить как можно больше информации. Уговорить Баста не составляет труда - она его толком и не спрашивает, просто берет за руку, что-то быстро-быстро говорит, даже не надеясь, что он к ней прислушивается, тянет за собой в симпатичный домик, хорошо вписывающийся в местный пейзаж.
Они сняли с себя жаркие тулупы, и Элизабет чувствует себя как будто голой в своей приталенной рубашке и узких джинсах, а ботинки теперь кажутся в два раза удобнее прежнего, хотя пока Элизабет была увлечена гиппогрифами, она и не замечала тяжести сапог.
В передней светло и пахнет свежей выпечкой, что напоминает Элизабет о желании посетить кондитерскую. И еще о том, что она забыла сегодня позавтракать.
- Позвольте вам помочь, - Элизабет усаживает Баста за широкий стол, устланный белоснежной скатертью, а сама беспечно болтает с хозяйкой дома, несмотря на попытки протеста с ее стороны.
Впрочем, она сопротивляется недолго - Элизабет выглядит совершенно непосредственно и горит желанием быть полезной, а параллельно расспрашивает хозяев дома об их быте и сложностях содержания такой большой фермы. Искренний интерес подкупает, потому к моменту, когда они непосредственно начинают трапезу, Элизабет чувствует себя почти как дома, а заодно и втягивает во все это дружелюбное действо и Баста, тыкается ему носом в плечо и щекочет своими короткими волосами.
- Вам очень повезло с женой, мистер Гриффит, почти также, как мне, - смеется румын в усы, подливая домашнего вина, невероятно ароматного и некрепкого, на чем настояла Элизабет. - А еще лучше не найти, чем делить с супругой одно увлечение. А лучше два!
Элизабет смеется, фыркает в бокал, весело смотрит на Баста.
- О, мы с Бастом делим далеко не одно увлечение. Вот, пишем о гиппогрифах, варим зелья, гуляем в лесу по ночам, торты вместе печем. Кстати, о зельях. Я собираю редкие травы, и люблю иногда...поэкспериментировать. В ваших краях ведь растет кое-что из совершенно недоступного в Англии, правильно?.. Может, теневая осока?..
Супруги Раду переглядываются и лукаво улыбаются. К концу ужина ей уже обещаны целые корзины почти что уникальных трав, которые необходимы гиппогрифам в качестве витаминов, а потому заводчики сами их собирают в течение года. Элизабет едва не урчит от счастья и готова клясться, что это самый волшебный день в ее жизни.
- Миссис Гриффит, а вы любите готовить? Может быть, печь? - милая хозяйка дома выносит совершенно невероятного аромата пирог, а господин Раду расставляет широкие кружки для чая и плоские блюда с вареньями и джемами. - Попробуйте аливенч, наш традиционный пирог с творогом. Я добавляю в него немного брусничного пралине, получается почти что торт.
Элизабет улыбается, чуть кусает губы, передергивает плечами от этого "миссис Гриффит", хотя уже могла бы и привыкнуть за день.
- Я не очень хороша в готовке, разве что зелья у меня неплохо выходят. А вот пеку с удовольствием, - Элизабет наблюдает, как хозяйка дома наливает им с Бастом душистый чай, улыбается, - и Басту нравится моя выпечка. Ну, если он мне не льстит, конечно.
Элизабет смеется, чуть морщит нос, поворачиваясь к Басту. Чай пахнет просто волшебно, а ярко-красное пралине аппетитно стекает на тарелку.
Ей так хорошо здесь, уютно, что Элизабет и не замечает, как сама почти верит во все происходящее.
- Попробуй, хани, невероятно вкусно. Госпожа Раду, мне очень нужен этот рецепт. Хочу радовать мужа чем-то новеньким, - Элизабет обнимает кружку ладонями и улыбается, убаюкано смотрит на Баста.
Элизабет Нэльсон наслаждается гостеприимством - ну, в кои-то веки не она его оказывает, это, наверное, действительно приятный контраст. Лестрейндж не против, он куда менее интересен супругам Раду и это кстати, хотя и Румыния была выбрана за то, что намного меньше интересовалась внутренними делами Англии, нежели Франция, где тоже располагались крупнейшие фермы и конюшни.
Улыбаясь с запозданием и куда более сдержанно, чем стоило бы, он подставляет тарелку под кусок пирога, а затем поднимает взгляд на ведьму.
Зачем он ей советовал не стесняться - в подобных советах дружелюбная Элизабет Нэльсон никогда не нуждалась. А он почти забыл, увлеченный их недо-драмой, насколько она быстро располагает к себе людей. Например, эти травы - довольно ценные в Англии, редкие - а ведьма с легкостью обеспечила себя таким запасом, что может забыть об экономии на полгода, а то и больше: с учетом ее экспериментаторского энтузиазма, срок немалый.
Эммалайн наверняка дорого бы дала за возможность получить хотя бы пучок свежесорванной голубой осоки или черемши, так что лучше бы ему не рассказывать ей об этой поездке. Впрочем, он и так избегает посвящать ее в специфику своей дружбы с Элизабет Нэльсон - у Эммалайн Вэнс, ныне умудренной опытом миссис Петтигрю, сразу становится такой взгляд при упоминании ее коллеги, что Лестрейндж начинает чувствовать себя неуютно и срочно покидает комнату под любым предлогом.
С другой стороны, просить еще немного трав будет откровенной глупостью - подразумевается, что у него с женой общее хозяйство и что вряд ли они варят свои зелья в разных котлах.
- Элизабет отлично готовит, - с трудом подбирает логичный ответ Лестрейндж, возвращаясь мыслями к непринужденному разговору - непринужденному для троих его участников. - Хотя и я не привередлив.
Несмотря на то, что его слова шуткой не являются - вкусовые пристрастия остались за бортом едва ли не в первый год из его пожизненного - почему-то Раду весело хохочут. Лестрейндж снова сдержанно улыбается, чтобы не выбиваться из общей атмосферы - со средней степенью успешности.
Впрочем, пирог и правда неплох - и отлично будет сочетаться не только с травяным чаем, которым поят их румыны, но и с крепким черным. Он был бы не против однажды в Англии снова попробовать аливенч - если, конечно, Бэтси Нэльсон имеет в виду его, а, например, не маггла. Или и вовсе отдает дань вежливости, спрашивая о рецепте.
От вина Рабастан поначалу отказывается после первого стакана - порт-ключ порт-ключом, но затем им с ведьмой предстоит немало дел, так что каким бы не крепким оно не было, им лучше воздержаться, но позже приходит к выводу, что ему как раз не помешает: он отдает себе отчет, что его сознание не слишком охотно впускает в себя пришлых, так что, быть может, алкоголь поможет устранить остатки снятых окллюментных блоков. А вот Элизабет лучше не стоит, если ы дополнение к заживляющим зельям она не захватила проясняющего сознание.
В конечном итоге, нагруженные корзиной с травами, заботливо переложенными госпожой Раду чистыми тряпками, а также папкой со "все-всей информацией по моим красавцам", якобы-Гриффиты прощаются с гостеприимными хозяевами.
Лестрейндж сыт и относительно весел - им навязали в дорогу, если можно так назвать перемещение с помощью порт-ключа, оставшийся пирог размером с гиппогрифову голову, он все еще теплый, зачарованный, видимо, и намекает, что будет таким же вкусным и в Англии.
Подчиняясь этикету, Рабастан не желает пользоваться порт-ключом прямо во дворе, поэтому Раду провожают их за ворота, приглашают навестить их еще раз, посмотреть на подросший молодняк или просто так, и вообще излучают такую ауру добродушия, что Лестрейндж начинает понимать, о чем говорила Элизабет, когда утверждала, что напишет статью.
Впрочем, почему бы и нет - Долохов наверняка сможет найти способ напечатать ее в том же Пророке, а там - кто знает, реклама - двигатель торговли.
- Только не подписывай статью своим настоящим именем, - напоминает ведьме Лестрейндж, настраивая порт-ключ. - Маловероятно, но не стоит давать шанс углядеть связь между порт-ключом практически к воротам гиппогрифо-фермы и твоим интересом к ним.
Они возвращаются в Англию - невдалеке, за голыми стволами деревьев виден лотус, трасса по-прежнему пустынна.
Лестрейндж удерживает руку на локте ведьмы.
- Не торопишься? Тебе комфортно? - он пытается выяснить, готова ли она к еще одной попытке легиллеменции, но даже сам понимает, что его слова звучат исключительно странно. - Я хочу, чтобы мы вернулись к занятиям по ментальной магии.
[AVA]http://static2.keep4u.ru/2015/09/07/ENIK.png[/AVA]
Элизабет давно не бывала в гостях у магов: круг ее близких в немаггловском мире довольно ограничен и раньше замыкался на Эммалайн, а сейчас и вовсе подразумевает одного Баста. Она, конечно, была у него в "гостях", но назвать посещение Лестрейндж-Холла, а точнее, его руин, милым вечером, все же довольно сложно. То ли дело добродушные Раду, в доме которых Элизабет очень быстро расслабилась и чувствовала себя совершенно уютно и что называется "на своем месте", а не чужаком, хоть и с каким-то там определенными эмоциями и детскими мечтами (привет, бабуля). Покидать этот гостеприимный дом ужасно не хочется, как и ферму гиппогрифов, с которыми Элизабет с радостью провела бы еще пару дней, а лучше недельку. В Румынии все те дела, которые едва ли отпускали ее далеко от Лондона даже на полдня, кажутся Элизабет несущественными, как будто вся суета и дела-дела-дела остались там, в Англии, а настоящая - счастливая - жизнь именно здесь. И потому она почти с тоской оборачивается уже за воротами, оглядывает окутанную сумерками ферму, глубоко вдыхает прохладный к вечеру горный воздух.
- Да, конечно. Подпишу как Э. Гриффит, - без намека на шутку отзывается Элизабет, чуть шмыгая носом. Прохладно к вечеру, и ее кожаная курточка сейчас совсем не к месту.
Порт-ключ срабатывает безотказно, хотя Элизабет предпочла бы добраться более экзотичным способом. Ну там, на гиппогрифе. Жаль, Баст совсем не любит полеты.
Англия обрушивается на них слякотью под ногами и мелким-мелким дождем, больше похожим на рассеивающийся туман. Элизабет с трудом сдерживает легкий вздох разочарования, как будто ожидала увидеть по возвращению стадо гиппогрифов и белоснежные пики гор. Впрочем, этому расстройству нет место в ее сегодняшнем спектре эмоций - она слишком счастлива и умиротворена.
Нужно выходить к трассе, где припаркован лотус, Элизабет шагает вперед, но останавливается, удерживаемая Бастом.
С удивлением поворачивается на его вопрос, замирает, стараясь хотя бы для самой себя решить, комфортно ли ей.
- Ммм, да, вполне. Очень даже, - уже отвечая, Элизабет подмечает эту странную двусмысленность, которая, по традиции, наверняка вышла у Баста случайно. - Это был отличный день.
За вопросом о комфорте следует вполне разумное объяснение, и Элизабет кивает, улыбается.
- Выглядит, как хитрый план, Баст. Но я готова попробовать, да. У меня вообще такое чувство, будто я сейчас все могу, - Элизабет чуть ерошит короткие волосы, смеется, потирает пальцы.
До сих пор помнит ощущение мягких перышек под клювом гиппогрифа и взмахи его сильных крыльев. Такие эмоции были бы хороши даже для обучения вызову патронуса, но Эрон в свое время не догадался о таком способе.
- Предлагаю никуда не ехать и позаниматься прямо здесь, в лотусе. Он у меня тоже с хорошими воспоминаниями связан, - Элизабет бодро шагает вперед, прижимая к себе кипу бумаг в перевязанной господином Раду папке, а Баст несет корзину с травами и все еще невероятно пахнущим пирогом. - Но я не обещаю, что все получится. Вдруг все это вызовет обратный эффект, и я буду слишком расслабленной?
Впрочем, это вряд ли. Как только двери лотуса захлопываются, Элизабет отправляет папку на заднее сидение и сосредоточенно потирает ладони.
- Я старалась тренироваться и читала теорию. Не знаю уж, насколько это поможет, но все же, - Элизабет открывает сумку и достает несколько флакончиков с зельем, выстраивает их в рядок на приборной панели. - На всякий случай. Ну, расскажи, с чего мы сегодня начнем?
Она совершенно не торопится, до ее смены еще часов двенадцать, а на сон она в последнее время не привыкла тратить больше четырех-пяти.
Ведьма реагирует весьма благодушно - несмотря на то, что замечает спланированность его действий. Впрочем, он особо и не таился: мало что Рабастан Лестрейндж делает, не имея на то пары-тройки причин.
Его же, в свою очередь, чрезвычайно устраивает идея удовлетвориться лотусом: ее квартира полна отвлекающих факторов, да и с тех пор, как он узнал, что этот маггл ходит туда как к себе домой, его собственное стремление выпить чаю на кухне ведьмы резко пошло на убыль.
Насчет того, что она может быть слишком расслабленной, Лестрейндж предпочитает промолчать - ему не кажется, что это реальная угроза. По крайней мере в прошлый раз до расслабленности Элизабет Нэльсон было как до чистой крови.
Забрасывая корзину на заднее сидение, он захлопывает дверь за севшей в машину ведьмой, наскоро проверяет чары, наложенные до отправления порт-ключом - в их отсутствие никто не проявил к лотусу лишнего интереса, да и трасса не самая оживленная. Иллюзия дорожных работ на обочине продержится столько сколько потребуется, и Рабастан выкидывает это из головы, опускаясь на сиденье водителя.
В салоне прохладно, но зато уже ощутимо пахнет пирогом, хотя прошло от силы пара минут.
Лестрейндж ладонью стряхивает с волос морось, вытирает пальцы о свитер и устраивается поудобнее, разглядывая выставленные на приборную панель зелья - действительно, захватила. В том числе и те, чье действие направлено на сознание. Не такой уж, видимо, хитрый план.
- Начнем с того, на чем остановились в прошлый раз. На этот раз без экспериментального зелья - отточим проникновение в сознание, а затем уже будем тренировать фиксацию и выведение из воспоминаний. - Размеренно отвечает он, наблюдая за стекающим по ветровому стеклу дождем - дворники не включены, потому что, с его точки зрения, смотреть там совершенно не на что, а уж Бэтси Нэльсон и вовсе лучше не отвлекаться на постороннее. - Хорошо, что ты почитала теорию. По крайней мере, должна была узнать, что далеко не у всех выходит с первого раза... И с десятого раза. Даже с сотого. И о том, как важна мотивация.
Он бросает короткий задумчивый взгляд на ведьму - какая ирония, ее единственной мотивацией является желание помочь Лонгботтомам, и именно он ей в этом помогает. Поневоле задумаешься о том, насколько, дракклова мать, все в этом мире взаимосвязано.
- А с мотивацией у тебя все в порядке, - заканчивает Лестрейндж, одобрительно наблюдая, как ведьма достает палочку. - Формулу помнишь? Не хочу, чтобы ты наложила на меня что-то лишнее.
Вообще-то, он знает, что она аккуратна и способна - но порывистость сейчас совершенно ни к чему, и кто знает, отошла ли она уже от встречи с животными своей мечты.
- Погоди минуту, я тоже должен собраться - некоторые блоки существуют неосознанно, - негромко признается Лестрейндж, закрывая глаза. С визуализацией у него не очень, но это самый простой путь, да и отработанный едва ли не до совершенства. Прижимает холодные и все еще влажные пальцы к закрытым векам до появления огненных кругов, шаг за шагом представляя, как распахиваются массивные литые ворота с фамильным вензелем, чуть тронутым ржавчиной. Ворота кружатся в бесконечной белизне, линяют, теряют цвет и фактурность, пока не исчезают, распахнутые и вырванные из окружения. Когда исчезает тень последних ворот, Рабастан открывает глаза, промаргивается и разворачивается к ведьме, цепляясь взглядом за ее ждущий взгляд.
- Я готов. Можешь приступать.
[AVA]http://static2.keep4u.ru/2015/09/07/ENIK.png[/AVA]
Проникновение в сознание - вот ее задача номер один на данный момент.
Звучит неприятно, получается со скрипом. Но это всего лишь первый шаг, и уж хотя бы его она должна сегодня сделать.
Элизабет кивает, внимательно слушает Баста, настраивается. Криво усмехается, когда он говорит о том, что это далеко не у всех получается вот прям сразу. Ну да, конечно, только не надо ее сейчас успокаивать. Как будто он заранее предрекает ей провал. Конечно, Элизабет так не думает, но собственное самоощущение далеко от уверенности, пусть она и правда сегодня гораздо более воодушевлена и вообще настроена на позитивный исход.
Достает палочку, вертит на уровне глаз, как будто разглядывая, не появилось ли на ней царапин или зазубрин.
Баст говорит о мотивации, но здесь не может быть вопросов: не будь ее, Элизабет никогда бы и не подумала браться за легиллеменцию. Но у нее есть цель, и эта цель гораздо выше ее личных предпочтений и некоторой неприязни к ментальной магии. В данный момент она старается мыслить как целитель, а не как Элизабет Нэльсон.
- Формулу помню, - кивает, облизывает сухие губы. - Всю теорию хорошо помню.
Пока читаешь параграфы учебников по практической магии, все кажется довольно простым. Особенно если по заклинаниям в Хогвартсе была приличная отметка, и ты не совсем уж бездарный идиот. Ей мешает что-то другое, совсем не отсутствие базовых знаний. Впрочем, может, сегодня именно тот день, когда у нее должно получиться.
Баст просит минуту, чтобы он мог настроиться - снять "неосознаваемые" блоки. Элизабет послушно кивает, старается не наблюдать за ним очень уж прямо, чтобы не сбивать. И все равно смотрит, подмечает каждое движение, как он чуть сжимает губы и как сильнее очерчивается складка между бровей.
Баст открывает глаза через минуту, но Элизабет почему-то кажется, что прошло гораздо больше времени. Тишина в салоне лотуса в эту минуту как будто давила на ее, и она чувствовала себя немного лишней заранее, а ведь это она еще даже не начинала попыток проникнуть в его голову.
- Что ж, хорошо, - Элизабет чуть поворачивается, садится боком, максимально удобно, и чтобы хорошо видеть глаза Баста.
Щурится, уже вечереет и света недостаточно много, но в его глазах - влажных после того, как он чуть придавливал их пальцами - играют блики, и Элизабет отчего-то отвлекается на них, расслабляется, мандраж почти уходит.
Делает неглубокий вдох, поднимает палочку - пальцы все еще помнят ощущение шелковистых перьев - шепотом произносит формулу.
Это похоже на короткий туннель с бело-серыми стенами, как будто какой-то грызун проделал лаз в известняковой стене. Элизабет шире открывает глаза - боковое зрение фиксирует только эту полукруглую серость, но впереди, точно в замедленной съемке, что-то мелькает. Она смотрит как в трубу и приходится сосредоточиться, чтобы остановить картинку, иначе не понять, что перед ней.
Каким-то шестым чувством - потому что здесь ты только видишь, но не ощущаешь - Элизабет угадывает холод, тянущий снизу, с каменного пола. Она опускает глаза - пол складывается из обтесанных темных камней, между которыми ручейками собирается вода. Где-то за стенами свищет ветер, бьется, точно бешеный, как будто хочет сюда попасть.
Куда это - сюда?
Элизабет поднимает голову, старается оглядеться. Стены черными камнями уходят куда-то вверх, теряются в темноте. Ряд стальных прутьев образует решетку - клетку.
Ей хочется уйти, но свист ветра в щелях между камнями как будто зачаровывает, и Элизабет полуиспуганно смотрит на сидящего у стены - на углу с решеткой - худого парня, сгорбленного, с закрытыми глазами, в растянутой тюремной робе, больше похожей на мешок. У него тонкие и белые - даже отсюда видно, что ледяные - пальцы, которыми он как будто тихонечко скребет каменный пол, впалые щеки, отросшие волосы кажутся темными и закрывают половину видного ей уха. Он что-то шепчет - не разобрать, но Элизабет видит, как чуть шевелятся его губы, и как резко он открывает глаза, когда к свисту ветра прибавляется чье-то рычание, переходящее в почти что звериный вой.
Элизабет дергается, оглушенная, краски расползаются перед глазами, накатывают на нее бело-серым известняком, и только его глаза она все еще видит четко, как будто прямо перед собой.
С тусклыми бликами от придорожных фонарей.
Элизабет хватает ртом воздух, до боли сжимает палочку. В лотусе все так же убийственно тихо, но она как будто слышит еще этот свист голодного ветра, и не может унять легкой дрожи в ладонях.
- Кажется, уже лучше, - через полминуты отзывается Элизабет, не уточняя, что именно имеет ввиду, хотя вроде бы ясно, что речь идет о попытках проникновения в сознание.
Еще пару минут она молчит, смотрит в одну точку, потирает запястья.
В какой-то момент она хочет, чтобы у нее больше никогда не получилось.
- Надо продолжить. Посмотреть, была ли это случайность или действительно есть прогресс, - Элизабет снова делает вдох и поворачивается к Басту.
Ей не хочется оказываться там же - не хочется, но она почти что уверена, что сегодня так или иначе мысли Баста будут открывать ей именно эту дверь.
Быть может, потому что они - эти мысли, воспоминания - стоят на самом пороге. Заполняют его, в какую бы дверь ты не пытался заглянуть.
- Пробуем, - в прошлый раз она даже не пыталась бы повторить, но сейчас она чувствует свою возможность сделать качественный шаг вперед, а потому просто не может позволить себе упустить этот шанс. Нужно идти вперед.
На этот раз туннель еще короче, но уже значительно темнее. Здесь суетливее, и она не слышит звуков, только видит мелькающие картинки, которые как будто сменяют друг друга, обступают ее со всех сторон. Пытается сосредоточиться, но звуки извне заполняют уши, вырывают ее из этого так и не разгаданного калейдоскопа.
- Ох, сложно, - Элизабет машет головой, вздыхает. - Ужасно проголодалась. Это отнимает много сил.
Наверное, у Баста это никаких сил не отнимает, но Элизабет старается не сосредотачиваться на собственной ущербности. По крайней мере, сейчас. Тянется на заднее сидение за корзиной, отламывает кусок пирога и пару минут с серьезным видом его жует.
- У меня начало получаться. Я, кажется, уловила принцип, но мне все еще сложно зафиксировать себя там. Ну, внутри, - Элизабет выражается как-то коряво, но это сейчас не столь важно. - Ладно, я готова к третьей попытке.
Наспех вытирает руки салфеткой, берет палочку, щурится. Нужно хватать удачу за хвост, пока у нее хоть что-то получается.
Возвращается в темный туннель, жадно ловит глазам картинки - здесь бешеная динамика и притормозить это мелькающее "кино" у нее не выходит. Выхватывает взглядом Баста - такого, как она знает сейчас. Только роба все та же, разве что смотрится на нем теперь куда приличнее, хотя он все еще горбит спину.
Это было недавно - проносится у нее в голове.
Недавно - потому что он придерживает руку, над которой она так упорно работала. Его ведут куда-то, скрипят решетки, кто-то толкает в спину.
Комната - драккл бы ее побрал, Элизабет и через сто лет вспомнит эту комнату - темная и пустая, только стул с высокой спинкой. Ей показалось, что пустая, - она слышит голос. Голос, который скребет ее, заставляет сделать шаг назад даже в чужих воспоминаниях. И поднимает голову.
Эрон неприлично хорош для этого места, полы его дорогой мантии не касаются пыльного пола Азкабана, но он отбивает каблуками ботинок из драконьей кожи какой-то незамысловатый ритм, пока задает Басту совершенно бессмысленные вопросы. О ней, драккл, он говорит о ней, спрашивает, шипит сквозь зубы, как он это умеет. Элизабет мутит, она оступается, готовая выпрыгнуть из этого воспоминания, но у нее не выходит - стены смыкаются, но тут же расходятся в стороны в этой же комнате.
На этот раз здесь не Эрон, хотя Элизабет кажется, что она чувствует аромат его духов, хотя это даже технически невозможно.
Элизабет цепляется взглядом за Баста, бегло осматривает его - выглядит не особенно хуже, значит, близкие даты.
Переводит взгляд на посетителя - и замирает, пока воспоминание обретает четкость.
Мирцелла Хант - секретарь Эрона, с которой Элизабет поверхностно знакома - какого соплохвоста она здесь?
Элизабет не слышит разговора - воспоминание все еще нечеткое, и кажется, что Баст тоже противится ему. Элизабет успевает заметить, как качнулся шар света над столом и как Мирцелла наклоняется к столу и хватает Баста за волосы, поворачивает его к себе, визжит что-то ему в лицо. Элизабет клацает зубами, ощущая яркую вспышку изумления и злости, и эта эмоция выталкивает ее обратно, в реальность.
- Что эта сука хотела от тебя?! Какого дьявола она руки свои... - Элизабет резко прикусывает язык, замолкает, дергает головой.
Никаких вопросов. Что бы там не увидели.
Это было ее условие, ее просьба.
- Что ж. Кажется, у меня начало получаться, - наконец, мрачно резюмирует Элизабет, почти слышно скрипя зубами.
Она знала о визите Эрона, но секретарша?
Убюдок, чертов ублюдок, они не договаривались так! У них был уговор, так какого же драккла, Эрон?!
Элизабет кусает губы и через минуту поворачивается к Басту.
- Думаю, мне стоит потренироваться в окклюменции, пока дела идут неплохо. Нужно хотя бы принцип понять. Думаю, сейчас самое время, - во всяком случае, возвращаться в его голову Элизабет пока не готова.
Он сидит не шевелясь, позволяя ей двигаться дальше, боясь нарушить это достигнутое любым, даже случайным жестом. Когда возвращается уже испытанное на короткое мгновение ощущение ее присутствия, Лестрейндж задерживает дыхание, расфокусирует взгляд - пусть идет, куда захочет. Это ощущение куда интимнее чем все, что он переживал при легиллеменции ранее, но виной тому, вероятно, тот факт, что он едва ли не впервые в жизни действительно по-настоящему открыт. Непрошенное сравнение с гиппогрифом проступает и тут же исчезает, неуместное, но оставившее воспоминание о том, как Рабастан - сколько там ему было? Семь? - подманивает птенца гиппогрифа под молчаливым одобрением отца.
Но образ распахивающихся ворот оказывается куда ярче - а потом, по закону, который известен всем неудачникам этого мира, створки начинают сходиться с глухим лязгом, ассоциирующимся у Лестрейнджа только с одним местом...
Ему даже не нужно искать ведьму специально - она оставляет за собой след в искореженном сознании, след, который невозможно увидеть, но который невозможно пропустить, и он идет по нему, хотя знает, что увидит в конце пути.
А затем возникает ощущение раздвоенности - он одновременно присутствует везде в своей старой камере, и в то же время сидит у решетки, прижавшись плечом к ледяной стене, отделяющей его от другой камеры с таким же потерянным узником.
Ему нет даже необходимости прислушиваться, он и так знает, что бормочет тот заключенный, который по какому-то странному совпадению тоже является Рабастаном Лестрейнджем, хотя, быть может, уже плохо понимает это - Лестрейндж отдает себе отчет, насколько ему помогло это проклятое зелье, отдает отчет, насколько эта, пусть местами и наигранная, адекватность обязана Элизабет Нэльсон и ее эксперименту.
Он начинает беззвучно повторять слова вслед за узником - стихотворение на французском - воскрешая в памяти отрывистые, полубредовые воспоминания. Стихотворение о красках осени, о печальной красоте старинного замка, о шуме ветра в еще держащейся на ветвях листве - стихотворение, сочиненное Тэсс Сэбир, будь она неладна. И он знает, что придет после того, как он договорит последнюю строфу.
Это слишком - слишком личное, слишком болезненное - он до сих пор не понимает, не умеет отнестись к этому факту из своей биографии: вот была невеста, а вот ее уже нет. И едва он успевает остановиться, первые ворота все же захлопываются, вышибая Бэтси Нэльсон прочь - из его камеры, из его головы.
Да, они договорились ни о чем не спрашивать, никак не обсуждать увиденное - но это не значит, что ей нужен весь этот холод и безнадега, который дышат стены тюрьмы. Она проникла ему в сознание -миссия успешно завершена. Дальше.
Видимо, она думает так же, потому что не возмущается. Вообще в первую минуту не подает ни звука - может быть, даже не поняла, что он вышвырнул ее прочь. Тем лучше.
Лестрейндж молчит, затаившись на своем сидении. Наблюдает.
Даже когда дрожь из ее ладоней уходит, а в голос возвращается уверенность, он все еще сомневается. Впрочем, она не может не знать, куда заглядывает. Не может не понимать, что именно может увидеть - и раз уж она отчасти повинна в том, что к нему вернулась большая часть воспоминаний, то Рабастан едва ли не с садистским удовольствием готов разделить с ней эту часть.
Не то она чувствует, что что-то в его настрое изменилось, не то сама слишком перенервничала в прошлый раз, но на сей раз попытка не удается.
И он почти уверен, что они оба не сожалеют об этом.
- Дело в практике, - пока ведьма занимается пирогом, Рабастан откидывает голову на подголовник, максимально отодвигая сидение, чтобы можно было в относительном комфорте вытянуть ноги. Где-то на краю сознания до сих пор визжит ветер, разбиваясь о камень Азкабана, а монотонный стук дождя по крыше и стеклам не убаюкивает, а раздражает - в правом виске поселяется тупая боль, которую пока вполне можно игнорировать. Пользуясь возможностью, он отводит взгляд - успеет еще наглядеться.
- Полтора года назад я бы не смог и ребенка легиллементить, - договаривает Лестрейндж, вспоминая, сколько времени ему потребовалось, чтобы вернуть прежние навыки после побега. Сколько часов они с Рудольфусом намотали по саду вокруг своего убежища - до сих пор смешно, как в детстве, Мерлин Всемогущий.
Она говорит, что готова - наверное, взмолись он о продолжении передышки, это было бы странно. Недопустимо. Невозможно.
Лестрейндж вновь разворачивается, задевая коленом рычаг переключения скоростей - старая добрая механика на лотусе, дань сентиментальности, что ли - кивает едва ли не покорно. Готова к третьей попытке - пусть так.
Вспышка ярости, звериной, неожиданной, выбивает в реальность их обоих. Рабастан выдыхает, облизывает прикушенную губу, с недоумением разглядывая ведьму - когда он понял, чему она стала свидетелем, то попытался закрыть от нее это воспоминание, но Элизабет вцепилась в него изо всей силы, не желая отпускать. Если бы не потеря контроля, она бы увидела целиком, услышала бы, поняла. И тогда и без того напряженная обстановка между ними превратилась бы из тлеющего вулкана в горящий костер.
Лестрейндж не готов к такому - как был не готов к столь сильному сопротивлению изгнания из своего сознания, а уж тем более к тому, какую реакцию у Элизабет Нэльсон вызовет какая-то министерская блондинка, завалившаяся к нему в самый Азкабан с неуместными вопросами.
Он настолько изумлен, что даже забывает на миг об условиях не спрашивать и не упоминать ни о чем, что они увидят в головах друг у друга. Настолько изумлен, что тупо смотрит на ведьму, яростно сверкающую глазами.
Но увы, Бэтси Нэльсон, даже не будь между ними той договоренности, Лестрейндж бы не признался, что от него хотела дамочка из Министерства Магии. В том числе и потому, что сам не понимает, с какой целью она выясняла подробности, не имеющие ни малейшего отношения к параграфам его обвинения.
Он настолько изумлен, что даже не может выдавить ничего ободряющего в ответ на мрачную констатацию ведьмой факта прогресса - изумлен в том числе и мрачностью Элизабет.
Визит блондинистой министерской ведьмы забыт как непонятный и не имевший развития, а вот Элизабет он взволновал не на шутку, и это мягко сказано.
Лестрейндж задумчиво разглядывает отвернувшуюся Бэтси Нэльсон, размышляя, что могло вызвать столь бурную реакцию - уж не знакома ли она с его прошлогодней визитершей. Но спросить означает нивелировать их договор, и тогда ведьма получит право спросить его о том, что хотела вызнать блондинка. Рабастану не нужно даже размышлять об этом, чтобы прийти к однозначному выводу - он лучше в Азкабан вернется, чем будет обсуждать с Бэтси Нэльсон то, что у него спрашивала министерская служащая.
И он точно не хочет, чтобы ведьма разобралась самостоятельно, поэтому на ее предложение поменяться ролями отвечает с непривычным оживлением.
- Конечно. Вообще лучше чередовать, но нам важно было удостовериться, что в первый раз было не просто случайное везение, - Лестрейндж вытаскивает палочку, трясет головой - жаль, но боль в виске ничуть не проходит. Это не страшно, только заставляет болезненнее реагировать на шум дождя и изредка проносящийся мимо свет фар.
- Ты знаешь, что будешь представлять? - спрашивает он ее, надеясь отвлечь от негодования - и его причины. Окклюменция сродни легиллеменции и самоконтроль здесь важен не меньше. - Это не обязательно должно быть из раза в раз одно и то же, но что-то такое, что ты сможешь представить до мельчайших деталей. Например, я иногда представляю себе полуразгаданный кроссворд.
В общем-то, раньше ей нравились такие детали - пока она считала его Бастом Гриффитом, загадочным, но в меру. Нравятся ли ей детали из жизни Рабастана Лестрейнджа, он как-то не удосужился узнать.
- И сейчас я попытаюсь взломать твои блоки, хорошо? Не паникуй, даже если получится, - добавляет он, скрывая, что наверняка получится: они слишком близко подошли друг к другу, а это только помогает легиллеменции. - Я буду аккуратен.
Насколько смогу - но это он тоже не проговаривает. Невозможно быть аккуратным, когда ты собираешься взломать чьи-то окклюментные блоки. А у него, так уж вышло, имеется практика.
Формула заклинания повисает между ними, а затем растворяется, напоследок окрашивая щеки ведьмы в болезненную бледность.
Темные волосы контрастом подчеркивают светлые глаза на фоне белой-белой, кажущейся бескровной, кожи, и когда он заглядывает туда, то уже готов, не то что в прошлый раз, на ее диване.
Не просто заглядывает - вторгается, грубо и безжалостно, до боли, до ломоты в теле, налетая на выставленную стену, о которой прекрасно помнит. Это сопоставимо с попытками прошибить лбом камень - и Рабастан понимает, отчего его брат был так успешен в подобных трюках, но все же после очередного удара по стене змеится прихотливо изгибающаяся трещина, расходящаяся на десятки других.
Лестрейндж собирается для последнего рывка, абстрагируется от головной боли, сосредотачивается только на том, что ему необходимо оказаться по ту сторону - и бьет снова.
Стена взрывается как от примененной Бомбарды, он видит коридор Министерства Магии, самого нижнего уровня, где располагаются камеры предварительного заключения.
Дверь одной из них распахивается и прямо на него выходит Элизабет Нэльсон, тогда светловолосая, в форме целительницы, с голубым шарфом, который он узнал, едва увидел - и тогда, и сейчас. Вокруг нее авроры и стажеры, но она смотрит точно перед собой, хотя и чуть пошатывается после неслабого аврорского Ступефая.
Она переступает порог, сжимая губы в тонкую линию, делает несколько шагов - а затем разворачивается, как будто хочет не то вернуться, не то взглянуть на то, что остается за дверью, но в этот же момент дверь захлопывается.
Рабастан отлично понимает, что это за воспоминание - не удивительно, после экскурсии в Азкабан по его вине, что ей еще было вспомнить.
Выкидывай меня, едва ли не взмаливается он, потому что вид бредущей по коридору ведьмы - с потухшим взглядом, посеревшими губами - создает внутри него такой вакуум, в котором может погибнуть галактика.
Выкидывай меня, тебе нужно научиться делать и это тоже. Выкидывайвыкидывайвыкидывай, я не могу уйти сам, это твое дело...
И когда, наконец, он возвращается обратно в лотус, то с удивлением обнаруживает, что вцепился Бэтси Нэльсон в запястье с такой силой, что стоит ему отнять пальцы, как у нее на коже сперва проступают белые круги, а затем ярко краснеют.
[AVA]http://static2.keep4u.ru/2015/09/07/ENIK.png[/AVA]
Элизабет старается успокоиться - с этим дерьмом она разберется сама, позже, когда сможет наведаться в офис Эрона. Задавать Басту вопросы она не собирается, это бессмысленно и противоречит их договору. Ничего, она знает, где искать эту блондинистую выдру и ее босса. И она их найдет.
Нужно сосредоточиться на новой задаче, которая на самом деле ничуть не легче легиллеменции. Даже несмотря на то, что блоки она условно ставить умеет.
- Не знаю, наверное, что-то из повседневной жизни, - Элизабет задумывается, но ничего подходящего на ум не идет, она никогда не представляла себе ничего заранее, когда ее учил Эрон. Просто представляла, как захлопывает перед ним дверь за дверью. - Кроссворд?
Элизабет улыбается, почему-то эта деталь, вроде бы произнесенная между делом, помогает ей расслабиться больше, чем все сказанное до этого. Сразу представляется сидящий в глубоком кресле Баст с сероватой газетой, открытой на последней странице, традиционно отданной под кроссворды и анекдоты. Только почему-то в ее голове все это происходит в знакомых интерьерах Ирландии, и эта маленькая деталь, делающая увиденное едва ли не сценкой из семейной жизни, заставляет Элизабет встряхнуть головой и нахмуриться.
- Уверена, у тебя получится, - попробует сломать ее блоки, что ж, это правильно, она должна посмотреть и почувствовать все это изнутри, чтобы у нее самой лучше получалось. - Ладно, я готова.
Готова - это она, конечно, себе польстила.
Баст не просто "проникает" в ее сознание, как он ей это назвал, он буквально врывается, сметая двери с петель. Такое себе даже Эрон не позволял, хотя, наверное, он просто предпочитал действовать более тонко, наслаждался своим поступательным движением, смаковал его буквально. Картинку, которую Элизабет приготовила в качестве стандартной "заставки" - что-то вроде его кроссворда - Баст проскакивает, не заметив. Элизабет и сама не понимает, куда он несется, немного пугается, ощущая его присутствие в голове, в мыслях, почти осязаемое и едва ли приятное.
Баст сказал не паниковать. Она должна сосредоточиться и следить за его действиями, должна следовать за ним, наблюдать, а не выставлять блок за блоком, которые он все равно без особенного труда пробьет.
И Элизабет старательно расслабляется, успокаивается, ослабляет защиту, которая инстинктивно ощетинилась в ответ на его вторжение.
Ослабляет - и тут же жалеет об этом. Руки холодеют, когда она "видит" очередные двери-блок. В эти двери лучше не входить, их не нужно открывать Баст.
Баст, не ходи.
Он не слышит ее, его тянет к этим дверям - потому что сейчас они у нее в голове, потому что сейчас - сейчас она там, в тех мыслях.
Как бы не сопротивлялась. Как бы не пыталась уверить себя, что эти мысли ее оставили. Что она больше не думает об этом. Что эти мысли больше не беспокоят ее. Что она нашла способ закрыться от них.
Но ему плевать на ее блоки - сильные, если честно. Недостаточно сильные, чтобы остановить его.
Элизабет бьется как об стекло в своих мыслях - трещина в стене кровоточит, она чувствует липкую жижу под ногами.
Прочь, прочь оттуда, эта дверь запечатана, оставь ее.
У нее отчаянно не хватает сил, чтобы выкинуть его из головы.
Мэрлин, Элизабет.
Да когда у тебя вообще получалось выкинуть его из головы?..
Она оборачивается - тяжелая дверь захлопывается, скрывая небольшую комнату.
Там - он. Он, который потерял свое имя, который обрел новое, ломкое, холодное, как стены этого подземелья.
Она чувствует затылком взгляды своих стажеров, напуганных, сбившихся в стайку, как мелкие птички. Смотрит на дверь, делает шаг. Ей нужно идти. Она здесь уже не нужна.
- Мисс Нэльсон, идемте, - голос Анны проходит сквозь нее, отражается от стен, повторяется эхом. Она уже не помнит, было ли так или это эффект воспоминания.
Их провожает аврор, и дети идут прямо за ним, спешат, желая скорее выбраться отсюда. Подальше от этого места. Подальше от страха. Подальше от Пожирателей Смерти.
Подальше от него, потерявшего имя.
Элизабет отстает на пару шагов, бредет по коридору куда-то к лифтам, глядя в пол. Она не выглядит живой, сливается с бледно-голубой формой, превращается в одно серо-голубое пятно на фоне темных стен.
Нет-нет-нет, она не хочет этого видеть. Она не хочет, чтобы он это видел. Это личное, как его Азкабан, который она невольно лизнула сегодня с краешку, как потекшее мороженое. Его Азкабан все еще жжет на языке.
И у нее все еще не выходит прогнать его.
Лязг створок лифта, стук каблуков по мраморному полу, "на сегодня все", она спешит, бежит почти к каминным дырам в стенах.
Ярко-зеленая вспышка летучего пороха бьет по глазам - у Элизабет перехватывает дыхание, точно она снова в том лесу и бежит от волков, а Баст оборачивается и посылает в оборотней Убивающее.
Убивающее заклятие с легкостью левиосы - не тогда ли он начал терять свое имя?
У нее подкашиваются ноги, пепел попадает в глаза. Камин выплевывает ее в Мунго, Элизабет не ждет другого камина - там очередь, а в ее квартиру все равно нельзя попасть через эту сеть. Идет к выходу, задевает плечом пару посетителей. Она почти не видит ничего перед собой, все ускоряет и ускоряет шаг, шум Лондона подгоняет ее вперед.
Роняет ключи у самой двери - выскальзывают из ее дрожащих пальцев.
Она могла бы открыть палочкой, но кажется, что сейчас у нее не выйдет и простейшего заклинания.
Элизабет захлопывает за собой дверь - хлоп - все стихает в один момент. Мир замирает, перестает дышать, позволяет, наконец, Элизабет не контролировать себя.
Она остается у дверей, втягивает воздух, запрокидывает голову, до крови сжимая зубы на губе, дергает шарф на саднящей шее. Светлые волосы, стянутые в пучок на затылке, распадаются, когда она запускает в них пальцы, давит на виски, сопит, вторя рваному дыханию.
Опускается на пол, сбрасывая туфли, закрывает лицо ладонями.
Мистер Бингли неуверенно льнет к ней, увернувшись от брошенной туфли.
- Уйди! - Элизабет вдруг отталкивает кота ладонью, вытирает кровь с губ. - Уйди, чертов кот, уйди, да, ты был прав, и он не придет сюда больше, радуйся и уходи теперь, пошел, прочь!
Достает до второй туфли и швыряет в обезумевшего от неожиданности Мистера Бингли, и тут же, будто без сил, опускает голову на колени, обнимает их руками.
Прочь - слово звучит так ясно, что Элизабет удается ухватиться на него. Той, другой Элизабет, которая впрочем тоже едва справляется с дыханием.
Прочь - их обоих выталкивает за дверь этой квартиры, где даже ее коту сейчас не место.
Прочь - и они снова в лотусе.
Она не видит ничего перед глазами - просто пытается дышать. Руки дрожат, да ее всю бьет дрожь. Баст разжимает ладонь - она дергает руку на себя, трет запястье, отворачивается.
Плотно сжатые губы пульсируют от напряжения, и Элизабет закрывает их руками, прижимает ладонь тыльной стороной, трясет головой, надеясь избавиться от этого давящего чувства в груди, немеющего в ногах, скребущего в горле.
Она не закрывает глаз - дождь усилился, ровным потоком стекает по косому стеклу лотуса.
Молчит, запечатывая двери.
Пытаясь запечатать.
Это невозможно - подсказывает ей усталое сознание. Невозможно, потому что оно все равно все время рядом с тобой, чем бы ты не пыталась это прикрыть и как бы красиво не маскировала.
"Миссис Гриффит" стучит в ушах, тускнеет, оставляет после себя неотесанное "мой друг Баст", "мы друзья", "мы доверяем друг другу". Тускнеет и это, растворяясь под сверкающими сталью глазами Рудольфуса, пустым взглядом Алисы Лонгботтом, типографской краской ноябрьских заголовков "Пророка".
- Мне кажется, нам пора остановиться, Баст.
Она сама не узнает свой голос - он звучит как из другого мира, потому что в лотусе уже, кажется, бесконечно царит тишина.
- Это я виновата. Слишком много на себя взяла, еще и тебя во все это впутала. Заставила, кажется, поверить, что наша дружба возможна. Хотя и не знаю, верил ли ты когда-нибудь в это по-настоящему. Все эти мои попытки дружить... Бесполезно, правда? Эта дружба изначально была обречена на провал, я и тогда это, пожалуй, понимала, еще пока ты был Бастом Гриффитом, а уж потом. Мы только и делаем в последнее время, что балансируем на грани, обходим острые углы, закрываем на них глаза, но ведь они не исчезают, они есть и когда-нибудь мы напоремся на них ребрами.
Элизабет замолкает на пару секунд, переводит дыхание, наблюдает за ручейком на стекле.
- С меня, кажется, довольно этой дружбы. Она убивает меня понемногу, сводит с ума, путает меня, душит. За одной проблемой другая, за одним поводом - следующий, это стало чем-то искусственным, мы просто вырываем по нескольку часов из своих жизней, чтобы сыграть эти роли друзей, а потом снова вернуться на свое место - жизнь каждого из нас не подразумевает наличие в ней другого. Не думаю, что нам стоит претворяться и дальше, что мы этого не понимаем. Давай прекратим это, пока это возможно сделать безболезненно.
Пока за нас это не прекратят другие.
Пока это не привело к трагедии или чьей-нибудь смерти.
Пока это не зашло слишком далеко.
Пока она все еще держится, чтобы это не зашло слишком далеко.
Пока она просто может выйти из машины и этим все закончить.
Потому что она не переживет все это снова.
- Я больше не хочу этой придуманной дружбы с ее неминуемым концом, не хочу гадать, сколько ей еще осталось корчиться в агонии, уж лучше я сама сделаю контрольный, так будет лучше, - Элизабет дергает ручку, выталкивает дверь наружу.
Так будет лучше. Рациональнее.
Выскакивает под дождь, забыв о корзине, травах, обо всем вообще. Дождь заливает за ворот кожаной куртки, она складывает руки на груди и, опустив голову, вжав ее в плечи, шагает прочь вдоль дороги. Тусклый свет фонаря растекается пятном перед глазами, сливается с двумя полустертыми полосами на асфальте.
Надо бы пересечь двойную сплошную - и оттуда, из темного места, где нет фонарей, - аппарировать в Лондон.
Он и не собирается прерывать тишину - то, чем он оказался свидетелем, слишком объемно и слишком непонятно, чтобы ему удалось свести это к привычному упрощенному набору схем, которыми он руководствуется. Этот бладжер у Элизабет Нэльсон - это ее удар.
Однако когда ведьма все же начинает говорить, Лесрейндж в шаге от раскаяния в своем решении молчать, потому что совершенно не хочет слышать продолжения, о котором догадывается сразу же - даром, что подобного разговора у него еще никогда не было. Некоторые вещи понятны на подкорке головного мозга, инстинктивно. Например, вот это.
А Бэтси Нэльсон все говорит и говорит, как будто каждое произнесенное ею слово обрезает по одной нити из этого противоречивого клубка, связавшего их вместе. Говорит, говорит, говорит - слишком много слов для того, что и так уже понятно.
Слишком много слов, чтобы замаскировать простую фразу - я больше тебя не хочу.
И, наверное, хорошо, что она не поворачивается, потому что он не уверен, что хотел бы видеть ее лицо - или чтобы она видела его.
И что хуже всего - она права. Каждая ее фраза, сказанная этим чужим и ломким голосом - правда. Каждая эта фраза - это его же собственная вербализованная мысль, он думал об этом миллион раз. Не так давно даже сам говорил что-то подобное - и не один раз, а может, только хотел сказать, да какая сейчас, драккл раздери, разница?..
Так вот же она - вольная. Бери, благодари и уезжай - все. Оставь в прошлом эту женщину, которая даже не твоя. Которая и не для тебя была с самого начала, которой приходится намеренно закрывать глаза на то, кем ты являешься
Да и она тебе не подходит, никогда не подходила, к чему делать вид, что ваше общение, ваши встречи естественны.
Ты получаешь свободу - ты хотел же этого сам, ну. В чем дело?
Ледяной ветер врывается в салон через распахнутую настежь дверь. Косые струи дождя заливают внутрь, оставляя блестящие кляксы на опустевшем пассажирском сидении.
Лестрейндж не шевелится на своем месте, смотрит прямо, в лобовое стекло, залитое потоками воды - вечереет, и фигура шагающей прочь ведьмы размывается и вскоре и вовсе пропадает из вида.
Он даже слова не сказал ей в ответ, потому что она права, а Рабастан Лестрейндж уважает правоту.
Потому что Рабастан Лестрейндж уважает ее решение.
Потому что так действительно будет проще - больше не придется волноваться за нее, чувствовать свою вину и ответственность, контролировать Рудольфуса и кошачье любопытство Беллатрисы.
Потому что у них с Бэтси Нэльсон настолько разные жизни, что проще прекратить, чем упрямо продолжать дружить.
Дружить, драккл.
Рационально сейчас завести мотор и уехать, а когда нибудь после послать ей корзину совиной почтой.
Рационально.
А он - рационалист.
Лестрейндж едва ли не вываливается из лотуса, оставляя открытой свою дверь. Дождь немедленно накидывается на него, ослепляя и мешая дышать, но Рабастану не нужно видеть, чтобы найти Элизабет Нэльсон. Даже здесь, а реальности, она оставляет след, который он может взять в любую погоду - сливочный, сиреневый, ванильный и острый от краски.
В полном молчании он преследует ее, убыстряя шаги - она прошла прилично, пока он пытался вспомнить, как дышать, осмысляя ее слова.
Догоняет уже на трассе - на самой середине - разворачивает к себе резко, без следа заботы или чего-то подобного.
У него внутри - застывший лед. Ее слова, сказанные в машине, весь этот драматичный монолог, разрушил хрупкое равновесие где-то высоко, и вниз сошла лавина, уничтожая все на своем пути.
Именно так он себя и чувствует - уничтоженным. Ощетинившимся острыми гранями льда - только тронь.
- Хочешь меня поиметь - так давай, но не таким способом, - грубо, нетипично. Из каких только закоулков сознания ему приходит в голову это нелепое сравнение. - Слышишь? Нет.
Сквозь пелену дождя ослепляюще приближается яркий свет - Лестрейндж снова стискивает пальцы на запястье ведьмы, дергает ее на себя, свободной рукой выхватывая волшебную палочку под визг тормозов.
Аппарирует себя и Элизабет обратно к лотусу, практически волочет ее к пассажирскому месту, заталкивает внутрь и с грохотом захлопывает дверь.
С минуту стоит на месте, сжимая и разжимая кулаки, глубоко дыша, возвращая себе подобие самообладания, потому что единственное, что ему сейчас хочется - нужно - сделать, это схватить ведьму за плечи и трясти, пока не вытрясутся из ее головы эти бредовые мысли, а изо рта - извинения.
Извинений захотел, подумать только, смеется Розье, однако веселья в этом смехе ни на сикль.
Лестрейндж садится в машину, подчеркнуто аккуратно прикрывает за собой дверь.
Перегибается через Элизабет, застегивает на ней ремень безопасности, с трудом нащупывая требуемое мокрыми пальцами.
Включает дворники.
А затем, едва дворники совершают свой первый рывок, с силой бьет по рулю, ссаживая ладони об оплетку. Сметает с приборной панели выставленные зелья
- Проклятье!
И - о чудо! - ему становится легче. Немного, совсем немного, но легче.
Настолько, что он хотя бы может вести автомобиль.
Лотус будто чувствует состояние хозяина, срывается с места нервно и дико, заезжая правым передним в какую-то канаву, отчего лотус будто встряхивает, и Лестрейндж снова рычит проклятия, пока они выезжают на трассу.
В зеркале заднего вида он встречается взглядом с чьими-то бешеными глазами - и не сразу понимает, что это его собственные глаза. Вытирает ладонью мокрое лицо, с трудом вспоминая, что это дождь, хотя по стеклам барабанят капли размером с клубничину.
- Никогда больше. Никогда больше не смей так говорить. Уже поздно. Слишком поздно для трусливой попытки сбежать, поняла?
Они несутся сквозь дождь, с трудом заходя в повороты, потому что в конце каждого предложения он еще сильнее придавливает педаль газа. Недавно починенный лотус с азартом играет взапуски со смертью.
- Мы продолжаем. Варим зелье. Ставим эксперименты. Тренируем тебя в боевой магии. Просто больше никакой легиллеменции, - ни намека на просьбу, это звучит как приказ. Как очевидные планы. - Тренируйся на брате. У тебя получится.
Перед ее домом он тормозит так резко, что оставляет на асфальте черные следы.
- Выходи. Я пришлю тебе сову. Все будет идти, как и шло. Мы друзья.
Не удержавшись, все же поворачивается, смотрит на ведьму - а ведь избегал этого всю дорогу.
- Не думай, что мне не жаль, что так вышло. Но ты сама убедила меня, что мы друзья, хочешь ты теперь этого или нет. Выходи же.
Без ведьмы в лотусе пахнет пирогом и дождем - ни красками, ни тортом. Когда ведьма заходит в подъезд, Лестрейндж наклоняется и шарит в бардачке, вскоре выуживая оттуда сигаретную пачку.
Кислый привкус табака помогает сосредоточиться. Взять себя в руки. Почти поверить, что Бэтси Нэльсон никогда не говорила, что хочет перестать быть его другом.
И сегодня Рабастану Лестрейнджу придется как следует выпить, если он и правда хочет забыть об этом.
[AVA]http://static2.keep4u.ru/2015/09/07/ENIK.png[/AVA]
Редкие машины проносятся мимо - им плевать на идущую вдоль трассы женщину.
Это хорошо, ей не нужна помощь. Она, конечно, предпочла бы добраться маггловским способом, но в данной ситуации трансгрессия выглядит куда более привлекательной. Чем быстрее она окажется дома, тем...
Дьявол.
После этого воспоминания ей вовсе не хочется домой.
Потому что дома снова ее встретит Мистер Бингли, и снова - дьявол! - она сможет с сарказмом сказать коту, что Баст больше здесь не появится. Какая чертова ирония. Она не хочет домой.
Просто шагает, шмыгает носом, передергивает плечами из-за холодного дождя, пробирающегося под ворот куртки и дальше по спине.
Как поступит сейчас Баст, она не думает. Он же прекрасно понимает и сам, насколько все это логично. Он любит, когда все логично. Наверное, оценит. Впрочем, Элизабет старается не думать о Басте - успеется.
Усмехается, шаркает ногами. Она успеет подумать о нем, о да. И сто раз пожалеть о своем решении. И прорыдать в подушку - как в детстве - все глаза, ощущая себя последней идиоткой.
Успеется.
Она ждет, что с каждым шагом будет становиться легче. Что появится уверенность, и она перестанет чуть скользить подошвами по мокрому асфальту.
Ждет, и даже не слышит шагов Баста за спиной. Елозит невысокими каблуками по тусклой полоске краски на дороге. И едва не падает, когда Баст резко дергает ее, разворачивая.
Это так неожиданно, что Элизабет тупо пялится на Баста даже без попытки высвободить руку. Изумленно хлопает мокрыми ресницами после его фразы - что-что там про поиметь?
У нее нет слов, только полное замешательство и паника - на них несется автомобиль. Элизабет дергается, инстинктивно поднимая руки к лицу, закрывая глаза, жмурится, но вместо удара чувствует тошноту и ударяется подошвами об асфальт - они аппарировали.
Баст тащит ее к дальше, буквально заталкивает внутрь лотуса, хлопает дверью.
Рядок "фирменных" флакончиков покачивается, но стоит. Элизабет хватает одной рукой другую, стараясь унять дрожь и боль - Баст был далеко не нежен и запястье снова саднит.
Он не садится в машину - стоит рядом, его видно сквозь водопад на лобовом стекле.
Элизабет не отводит взгляда с его нечеткой фигуры, смотрит, смотрит, как будто целая вечность проходит. Тишина давит на виски, ей отчаянно пусто в салоне одной, она как будто в клетке и задыхается.
Этого не должно быть. Он должен был уехать, оставить ее, согласиться с ней.
Разве он не хотел этого сам? Разве это не он так часто ставил их дружбу под сомнение? Разве нет?
Элизабет вздрагивает, когда Баст открывает дверь и садится. Смотрит на все еще сцепленные руки - пальцы побелели.
Баст внешне спокоен, даже дверь закрыл тихо. Усаживается, перегибается через нее, демонстративно пристегивая ремнем безопасности. Элизабет приходится поднять голову и вытянуться.
Он Баста идет жар, даром, что он промок, считай, до нитки. Кто там думал о водоотталкивающих. Движения резкие, грубые, и он прикладывает немного больше сил, чем следует. Элизабет невольно поворачивает голову вслед за ним - задевает подбородком его мокрые волосы. Едва останавливает себя, чтобы чуть их не пригладить, но вовремя сжимает пальцы в кулак, поджимает губы. Кажется, если она позволит себе коснуться его сейчас - просто не остановится. Перед глазами картинка с этой блондинистой секретаршей, и мысли невольно отбрасывают ее назад, в майский парк, где она тоже когда-то позволила себе быть немного грубой.
От этих мыслей вмиг становится невыносимо жарко, Элизабет зажмуривается, и тут же вздрагивает, когда склянки с зельями летят с приборной панели.
Замирает, вжимается в кресло. Молчит, не поворачивая головы.
Баст срывается с места, рычит проклятья сквозь зубы. Ясно, зачем пристегивал - на такой скорости, впрочем, и ремень не сильно поможет. Элизабет не страшно, но ей нервно, и эти рваные движения и визг на поворотах только усиливают нервозность.
- Поняла, - почти шепотом отзывается на его категоричную фразу. - Хорошо.
Никакой легиллеменции. О да, Баст, это точно.
Она бы сейчас не стала с ним спорить, даже будь сто раз не согласна. Но она согласна, видит Мэрлин. Ее занесло, кажется, только и всего. Скрутило, бросило в период, откуда она с таким трудом выкарабкалась. Просто оказалась не готова. Но ведь она на самом деле не готова отказаться от этой дружбы.
Наверное.
Искоса бросает на Баста короткие взгляды - он зол и хмурит лоб пуще прежнего. Не смотрит на нее, будто ее здесь вообще нет.
Этот новый Баст ей не нравится. Он слишком эмоционален, а оттого незнаком и кажется чужим.
Мэрлин, неужели это она его довела до такого.
Он останавливается у самого подъезда, тормоза визжат, заставляя прохожих выглянуть из-под зонтиков. Элизабет не спешит отстегивать ремень даже после его прямого "выходи".
Сидит, смотрит под ноги, где перекатывается один из флаконов с лиловой жидкостью.
- Мы друзья, - чуть кивает, поднимая глаза. Он уже отвернулся.
Элизабет щелкает ремнем, выходит под дождь. Перебежкой достигает подъезда.
Оборачивается, когда скрывается в его тени - не может не обернуться.
Ключи падают из дрожащих пальцев. Она замерзла, холодные капли стекают с волос.
Пару минут стоит у порога, у подошв образуется небольшая лужа.
Мистер Бингли потягивается, выходит из кухни, лениво машет огромным рыжим хвостом. Мяукает. Есть, наверное, хочет.
Элизабет скидывает куртку и берет кота на руки, прижимает к себе, чешет за ушами, баюкает, шепчет что-то в щекочущую нос шерсть.
Он еще придет сюда. Нужно подождать сову.
Они друзья. И друзья ходят в гости. Друзья пьют чай на маленькой кухне. И обсуждают зелье мечты. И смотрят, как мигает тот фонарь за окном.
Он придет. Не может не прийти.
Не может - сегодня она это поняла.
Вы здесь » 1995: Voldemort rises! Can you believe in that? » Завершенные эпизоды (альтернативные истории) » Брусничное пралине
