Было что-то странное, противоречащее самой сущности Уолдена в том, чтобы скрывать свой настоящий взгляд на мир в это  неспокойное время, когда доверие являлось таким ценным: слишком убедительны были примеры предателей, пошедших против своих родственников, а такие находились всё чаще. Число подобных случаев уже казалось слишком большим, а ведь война ещё только начиналась, и какое-то внутреннее чутьё подсказывало: самое главное ещё впереди. Выходило, что полностью раскрывать свою жизнь можно было только самым проверенным окружающим, чувствуя себя в Ставке, среди людей, подчинённых одному с тобой человеку, свободнее, чем где-либо ещё. Для большинства, возможно, методы Организации казались излишними, неоправданно жестокими, они ещё надеялись отстоять свой мир словами. Уолден же вместе с Рудольфусом убедился в невозможности этого ещё в Хогвартсе, теперь надеясь, что новое поколение, столкнувшись с тем, как сильно на самом деле магглорождённые стремятся вмешаться в существующий порядок вещей, придёт к одному с ними выводу, решившись вступить в битву. Слова теперь стали бесполезны, и терять времени больше нельзя, вновь срываясь в путь. Их последняя на сегодня жертва, которая так и не будет никогда продемонстрирована как трофей, полученный во имя будущего, оставалась на своём месте немым изваянием, а охотники возвращались туда, где их ждали.
Если бы сумерки были менее густыми, Макнейр, безошибочно зная, куда смотреть, мог бы разглядеть громаду замка сквозь просветы деревьев, но так приходилось в большей степени полагаться на память, ведя Лестрейнджа по давно изученным тропам, останавливаясь иногда, чтобы прислушаться. Здесь так же можно было быть собой – ещё одна причина, по которой Уолден любил свои владения, но после целого дня жажда самой битвы и ощущения силы в руках была удовлетворена возможностью не сдерживаться, словно щедро подаренной Милордом в честь радостного события. Жёсткость во взгляде и ненависть не являлись маской, лишь одной из сторон личности, сейчас растворявшейся в спокойствии. А в данный момент он действительно был спокоен: не важно, насколько различались миры, в которых им приходилось жить одновременно, убрать различие – это их долг… Всё ещё только начиналось, а пока оставалось вновь показаться с добычей перед празднующими. Пусть и не совсем с той, что была сегодня главной. Впрочем, одним точным движением кинжала умерщвлённая и аккуратно освобождённая от узлов магической ловушки лиса, до недавнего продолжавшая из последних сил скалится и рваться из пут, также была достойным подношением хозяйке дома, ведь действительно возвращаться с пустыми руками им не пристало. Да и древнее фамильное поместье, скорее, было бы осквернено в этот день выродком предателя крови, а охота на лис являлась чем-то привычным для абсолютно всех собравшихся.
Находя нужную дорогу почти неосознанно, Макнейр наконец смог увидеть замок, отметив, как вокруг стола эльфы расставили жаровни, чтобы пламя освещало людей. Ещё не показываясь из тени, он, вновь взглянув на переливающийся в отсветах мех, обернулся к Рудольфусу, то ли задумчиво, то ли со смехом произнося:
- Интересно, что ты однажды вручишь своей невесте? – отвлёкшись на загремевшую музыку и зазвучавшие грозно-величественные напевы волынок, Уолден наконец сделал шаг вперёд, с  честью неся добычу. Вряд ли в случае Рудольфуса стоит ожидать обычного развития событий, по крайней мере он бы даже не удивился, празднуй они в день его свадьбы ещё и победу или падение Министерства, несмотря на то, что пока думать об этом было слишком рано.
Уолден, ловя на себе взгляды как людей, прекрасно понявших, что могло выдернуть его с собственной свадьбы, так и тех, кому ничего не было известно, подошёл к Элоизии с интересом наблюдая, как она, прекрасно сохранив лицо или же действительно ничуть не смущаясь, приняла убитое животное, не обращая внимания на пятна крови на шкуре, затем передавая его домовикам, распоряжаясь уже как владелица всего бытового хозяйства дома. Из её глаз пропал оттенок неуверенности, но вновь вернулся живой интерес, впрочем, уже скоро она, подав в ответ наполненный кубок, с ещё одним в руках направилась приветствовать Лестрейнджа, оставшегося чуть позади. Проводив её взглядом, Макнейр коротко поймал мысль, что за прошедшее время им обоим о многом пришлось подумать, приходя к своим решениям. И, видимо, эти решения сошлись.
Огонь бросал тени, делая очертания более резкими, а цвета глубокими. Заметив, что кровь осталось не только на ладонях, но и на выступающем манжете рубашки, и в этом случае она вряд ли принадлежала лисице, ухмыльнувшись, Уолден вскинул руку, салютуя кубком всем и каждому, а затем сделал первый глоток.
Никому не известно, сколько ещё посёлков придётся сжечь дотла, никому не известно, каким будет завтра, но ради сохранения такой жизни, дарующей ощущение эйфории, он был согласен воевать хоть всё отведённое ему время.