Вниз

1995: Voldemort rises! Can you believe in that?

Объявление

Добро пожаловать на литературную форумную ролевую игру по произведениям Джоан Роулинг «Гарри Поттер».

Название ролевого проекта: RISE
Рейтинг: R
Система игры: эпизодическая
Время действия: 1996 год
Возрождение Тёмного Лорда.
КОЛОНКА НОВОСТЕЙ


Очередность постов в сюжетных эпизодах


Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » 1995: Voldemort rises! Can you believe in that? » Завершенные эпизоды (загодя 1991) » Кому принадлежит твоя верность.


Кому принадлежит твоя верность.

Сообщений 1 страница 30 из 31

1

Весна 1972.
Для Уолдена Макнейра и Рудольфуса Лестрейнджа день обещает быть напряженным - предрассветный рейд в очередной маггловский поселок переходит в свадебное торжество в поместье Макнейров, зато задача ясна: Уолдену необходимо любой ценой пережить рассвет, ведь без жениха свадьба не состоится. Вот только передышки не будет.

https://img-fotki.yandex.ru/get/4608/161887320.94/0_18cf64_2e991b8_orig.jpg

+1

2

Рудольфус затягивается, выпускает глоток дыма, отдающего вишней - бабские сигареты, но ходят слухи, и потому вишня.
У него не выходят франтоватые кольца, как у Долохова - много о себе мнящий румын даже курит с каким-то особым шиком, будто на светском рауте, хотя Метка у него горит, как у них всех - пора выдвигаться.
Еще пара последних жадных затяжек, и Рудольфус щелчком пальцев отбрасывает почти докуренную сигарету, прикладывает к лицу серебряную маску, зачаровывая ее.
Антонин сдержанно кивает - говорят, предрассветный час самый темный, но Рудольфусу не нужен свет. Он готов идти на запах грязной крови, освещая себе путь Адским пламенем, если потребуется.
В конце концов, он все еще грезит кровью и смертью.
Долохов выкладывает на стол нужный порт-ключ - подобную магию практически невозможно отследить, а пока они только входят во вкус, заботятся об осторожности, потирает бессознательно предплечье, говорит что-то банальное, отдельно желает удачи Макнейру, задерживаясь перед ним чуть дольше, чем нужно.
Лестрейндж выкидывает из головы все лишнее, шагает к скамье, на которой жалко смотрится потрепанная кукла, изображенная Морганой, дожидается Уолдена и затем уже хватает куклу за отполированную ногу.

Поселок спит - даже собаки едва ли замечают пришлых, вдоволь налаявшись еще до полуночи.
Какой-то смурной уличный пес приподнимает голову, когда мимо тяжело шагает Лестрейндж, зевает с всхлипыванием и снова опускает голову на вытянутые лапы.
Этот бродяга тоже ненавидит магглов, спящих за своими занавесочками, мелькает в голове у Рудольфуса.
В такие минуты он предпочитает отдаться инстинктам, не думать, не рефлексировать - в этом поселке нет друзей, все жители - его враги.
Все они будут уничтожены во славу Англии, магии и чистой крови. Во славу Темного Лорда.
На площади этого крохотного поселка, где, как было доподлинно установлено, скрывался один из предателей крови, женившийся на маггле и наплодившей с ней кучу ублюдков, Лестрейндж останавливается, поднимает голову к темным небесам - кое-где сквозь просветы в облаках проглядывают редкие звезды, но луна тщательно скрыта, и темные мантии и капюшоны Пожирателей Смерти сливаются с тьмой, населяющей ночь.
Не торопясь, ощущая на губах привкус бойни, Рудольфус медленно вытягивает из чехла волшебную палочку, наслаждаясь этой тишиной, напряженной и затаившейся, вот-вот готовой разродиться вспышками пламени и криками боли и ужаса.
Пульсация Метки почти утихает - Лестрейндж все еще невероятно далек от умения контролировать боль, присущего Уолдену, но порядком продвинулся в своем собственном эксперименте: огневиски неплохо справляется с дискомфортом, доставляемым Меткой или иными не смертельными травмами, так что Рудольфус прилично накачивается перед рейдом.
Ему не нужна ясная голова - ему нужны рефлексы, желание убивать, и гармония, которая появляется в моменты слияния опьянения и танца смерти вокруг.
Если об этой его привычке узнает Милорд, вряд ли Рудольфусу она легко сойдет с рук, но он предпочитает не задумываться об этом, как  и о многом другом - о сестрах Розье, одну из которых пророчат ему в жены, о своенравной Белле Блэк... Да мало ли еще о чем.
Отбрасывая это как пустую шелуху, Лестрейндж почти торжественно поднимает палочку.
Первая Бомбарда Максима разносит доску с объявлениями, задевая часть навеса, под которым уместился длинный стол и грубо сколоченные лавки.
Рудольфус разворачивается, замечает небольшой убогий фонтан, рядом с которым застыла уродливая маггловская повозка, и снова чертит в воздухе формулу Взрывающего проклятия.
В некоторых домах вокруг площади вспыхивает свет - окна освещены, в них темные фигуры разбуженных жителей.
Лестрейндж облизывает губы под маской - началось.

+4

3

Часы в холле отбили третий час ночи, и Макнейр-касл застыл в безмолвии, пока на втором этаже не скрипнула дверь: Уолден, на ходу застегнув манжеты рубашки, спустился вниз, приказав появившемуся эльфу приготовить мантию. До назначенного часа ещё оставалось достаточно времени, а сборы проходили быстро, но он уже привык появляться в Ставке заранее: очень часто вся ситуация могла поменяться прямо перед началом задания, так что лучше было ждать непосредственно на месте, да и не мешало ещё раз пройтись по плану. Через полчаса, проверив крепление чехла палочки и состояние кинжалов, Уолден взял принесённую одежду, аппаратируя.
Вскоре, добравшись по коридорам до нужного места, он сидел у стены, откинув голову и закрыв глаза – сказывалась напряжённая последняя неделя, однако сейчас мысли были ясными, как никогда. Дым сигарет, сначала обволакивающий клубами, а затем поднимающийся выше, но всё равно оставляющий после себя устойчивый аромат, негромкие переговоры и ожидание, готовое взорваться градом заклинаний – всё это уже стало для него неотъемлемой частью жизни. Однако он так и не перестал каждый раз обращать внимание на то, что здесь даже в такое раннее время можно было встретить людей, спешащих по своим делам: наверняка, ведётся разработка нового задания. Весна. Самая удобная пора, нужно многое успеть. Только вот в Министерстве, как ему довелось увидеть, даже самые масштабные и ответственные операции не были столь же тщательно подготовлены как, например, сегодняшний рейд, вполне типовой по своей сути. И, видя, что люди рядом с ним по-настоящему преданы своему делу, вкладывая в него все силы, Макнейр всё больше убеждался: именно здесь, среди них, его место.
Наконец Метка ожила, а он мгновенно отрыл глаза, больше не чувствуя усталости: всё постороннее стало совершенно неважным, остался лишь чёткий план действий, многократно повторённый про себя. Уолден в ответ на пожелание удачи на выдохе произнёс лишь: «Храни Мерлин», закрывая лицо маской, а затем прикоснулся к порт-ключу. Как он и ожидал, то ли место соответствовало жителю, то ли наоборот, но оно не поражало, скорее, вызывало отвращение: жить в таком тесном соседстве с магглами, видеть их каждое утро, день и вечер… Даже тёмные и тесные квартиры в Лютном переулке были более заманчивы. Здесь перед рассветом было ощутимо холодно, дул ветер. Макнейр сначала задумчиво достал перчатки, но снова убрал их во внутренний карман. Вскоре прольётся много крови, а уж предвкушение разогревало кровь не хуже самого крепкого алкоголя, хранящегося в глубинах подземелий родного замка. Первый взрыв как раз побудил выхватить палочку, разворачиваясь в сторону домов и пересекая небольшую площадь. Одна из дверей открылась, но хозяин, увидев на пороге фигуру, выделяющуюся на фоне едва светлеющего неба, спешно постарался её закрыть. Уолден остановил створку ладонью и резким рывком отбросил к стене. Заклинание полетело практически в упор, даже не интересно. В обычное отталкивающее был вложен весь первый порыв, а потому человека с силой швырнуло вглубь прихожей, прямо в зеркало на противоположной стене, от удара осыпавшее того многочисленными острыми осколками. Маггл. А он-то думал, что первым на шум среагирует именно предатель крови. Следовало найти его семью как можно скорее, сначала уничтожив их, а затем обстоятельно занявшись всеми остальными. Кинув поисковое заклинание и убедившись, что в доме больше никого, Макнейр вышел обратно на площадь, помечая входную дверь тремя расходящимися в стороны линиями. Времени вырисовывать что-то сложное не было, а так след невозможно перепутать с действием заклинания, и всем было понятно, что здесь работа закончена. Прикрыв глаза, он прислушался к внутреннему чутью, пытаясь определить, в какую сторону нужно идти. Прикрытие уже держало на единственной дороге, ведущей в посёлок, иллюзии, чтобы сбить с толку маггловский аврорат, только вот главной цели нужно было вовремя перекрыть возможность к аппаратации.

+1

4

Волшебная палочка подрагивает в ладони, пока Лестрейндж, будто безумный дервиш, крутится вокруг себя на площади, рассылая взрывающие проклятья. Он любит начинать с Бомбарды, любит не таиться, появляться, будто демон, любит, когда враги дрожат от страха, бегут прочь или пытаются спрятаться...
В такие моменты Рудольфус растворяется в волнах удушливого ужаса, впитывает его, питается им - и выходит из схватки обновленный, насытившийся.
Чудовище, что живет в нем, требует этой жестокой дани все чаще и чаще, требует крови, и Лестрейндж подозревает, что чудовищу в общем-то все равно, чистой ли кровью или грязной оно насыщается, но все это остается за кадром, для тех редких минут, когда Рудольфус позволяет себе подумать об этом...
Чудовище рычит, предвкушая богатую добычу - целый поселок беззащитных, тупых магглов...

Он мельком ловит внушительную фигуру Макнейра - тот выходит из подобного прочим коттеджа, чуть замедляет шаги, будто силясь не то вспомнить, не то услышать что-то важное.
Не сразу, но до Лестрейнджа доходит, что шикарное развлечение со взрывами и смертельными проклятиями может стоит того, ради чего они сюда явились. Если предатель крови не полный кретин и не законченный трус, то он наверняка может попытаться убраться как можно дальше от места событий, а это автоматически будет означать, что Пожиратель не справились со своей миссией.
Это не по душе Лестрейнджу - его вера в Милорда сильна, как и сильно желание воплощать в жизнь то, о чем еще пару лет назад лишь только начинались разговоры - и он не без труда утихомиривает разбуженного монстра, тяжело балансируя на самом краю падения в бездну, которая поглотит и его, и всю пролитую сегодня кровь.
В виде своеобразного прощания он оглядывает разгромленную площадь: прежде мощеная и аккуратная, она теперь напоминает руины, и пара покосившихся домов, которые Лестрейндж не обошел своим вниманием, только довершают дело.
Где-то здесь тот, за которым они пришли - и часы его жизни отсчитывают последние минуты.

Рудольфус пытается представить карту поселка, на которой жирным крестом был отмечен нужный им дом, и сообразить, какую улицу, ведущую с площади, выбрать. Это требует некоторого напряжения, карта никак не вспоминается, перед глазами пляшут яркие точки, а Адское пламя, которое Лестрейндж на прощание спустил с цепи, с жадным рычанием взбирается по увитой плющом каменной стене к окнам второго этажа, где видны очертания мечущихся в панике людей...
Это отвлекает, отвлекает, и Рудольфус, наплевав на эти попытки, устремляется в одно из ответвлений мощеной улицы, ведомый не то удачей, не то тем самым желанием убить...
- Этот ублюдок вряд ли сможет вызвать подмогу, - на ходу бросает он Макнейру: как бы не раздражала маггловская обстановка вокруг, были в ней и свои плюсы - Аврорат едва ли появится здесь в ближайшие минуты. Впрочем, так или иначе, но появится, и Пожирателям Смерти в любом случае не стоит расслабляться.
Но от расслабленности Лестрейндж был далек как никогда - по напряженным мышцам пробегает дрожь, легкая вибрация, будто передающаяся от волшебной палочки, и он так часто облизывает губы, что в углах рта, скрытого маской, образовались крохотные язвочки.

Глухой щелчок он слышит с той самой четкостью, которая всем, кому не довелось пережить подобное, кажется вымыслом.
Из проулка между двумя домами, мимо которых быстро идет Рудольфус, выходит рослый маггл, держащий в руках маггловское же ружье.
Маггл держится уверенно, даже слишком уверенно на взгляд Пожирателя, и командует Рудольфусу медленно развернуться с поднятыми вверх руками.
Пока Рудольфус атаковал только неодушевленные объекты, он еще мог сдерживать захлестывающие страсти, но теперь, когда маггл - жертва - оказался так близко, все вокруг будто выцвело, стало несущественным, нереальным.
Чудовище осело, приготовилось к прыжку...
Лестрейндж разворачивается лицом к магглу - тот определенно был из породы воинов, но всего лишь грязью на пути Темного Лорда и магов, выбравших этот путь - а затем посылает невербальный Ступефай, вложив в него все желание уничтожить его и ему подобных.
Оглушенный маггл мешком оседает в проулке, зацепив плечами и затылком стену, к которой его отшвырнуло. Винтовка выскальзывает из разжавшихся пальцев.
Рудольфус упруго приближается к поверженной жертве, двигаясь точно под заклятием, нетерпеливо сдвигает маску на лоб, вытирает заливающий глаза пот - несмотря на ночную прохладу, он чувствует жар.
Опускается на одно колено рядом с магглом, вытаскивает из сапога длинный нож - не кинжал даже, ничего изящного, едва ли не тесак мясника.
Широкое лезвие, заточенное с обоих сторон, входит в глаз маггла с влажным причмокиванием, чуть прогибается, натолкнувшись на кость, отчего раздается негромкий скрежет...
Кровь, грязная, лишенная магии кровь приговоренного задолго до рождения мужчины, кажется почти черной, заливает его лицо, пыльные камни под головой.
Рудольфус встает, вытирает нож о бедро, оставляя кровавую полосу, вновь убирает нож в сапог.
Опускает маску обратно под глухое довольное ворчание чудовища внутри.
Когда он покидает место убийства, он насвистывает очередную популярную мелодию.

Один из трех притулившихся друг к другу домов - требуемый. Несмотря на то, что предатель едва ли часто пользовался магией, чистокровный Лестрейндж ощущает незримый и остаточный магический фон.
Он не имеет ничего против уничтожения всех трех домов - в конце концов, что может быть проще, чем дать пищу огню и зачаровать все выходы, но это слишком просто: до рассвета еще есть время, горизонт только-только начал светлеть.
- Захлопнем их как в ловушке, а потом зачистим каждый дом, - предлагает он Уолдену. - Пусть ублюдок встретится лицом к лицу с теми, кого предал.

+2

5

Один жалкий маггл, сначала ринувшийся к неожиданности и неизвестности, услышав взрыв, а затем передумавший и пытавшийся скрыться за стенами своего дома, когда опасность и смерть предстали перед ним в виде Макнейра. Этого, безусловно, было мало для ожидания мести, крови, уничтожения, поглощающего с головой огня и жара внутренней силы, требующего очистить мир от всего, чего там быть не должно. Но уже слишком много для того, чтобы вернуться к спокойствию. Точка невозврата осталась позади, и не было никакой возможности понять, когда она была пройдена: когда первый взрыв разнёс доску с объявлениями, когда маггл испуганно остановился, кажется, даже не дыша, видя чужую ладонь на ребре своей двери, когда заклятие наконец сорвалось с палочки? Теперь это не было чем-то важным. Теперь был единственный возможный выход: идти вперёд, не размениваясь на мелочи, дыша дымом и ощущением овладевающего другими ужаса.
Вновь взглянув на площадь, Уолден даже не сразу узнал её. Застывшая безмятежность за короткое время налилась тьмой, осветилась огнём пожаров, наполнилась криком и безысходностью. Подобное, по его мнению, больше подходило этому месту. Отойдя от висящей криво из-за мощного и резкого удара о стену двери того дома, в котором больше не сталось ни одной живой души, он небрежно отпихнул носком сапога особенно крупный камень разметённой взрывом мостовой, стараясь стереть с лица слишком широкую, слишком неконтролируемую ухмылку, пускай та и не была видна. Нужно было заставить себя вновь осознавать происходящее. Статичность спящего посёлка сменилась хаосом мечущихся теней, но это было к лучшему: ярко выделенное движение открывшейся двери заставило его полностью забыть обо всём. Вряд ли он тогда в полной мере понимал свои действия. Лишь инстинкт, подобный, если не равный, охотничьему. И пустота, которой совсем немного не хватало до абсолютной черноты. Такое ощущение Уолден не любил, не мог позволить себе.
Макнейр пригляделся к Рудольфусу, возможно, тот почувствует чужую магию. По крайней мере, он точно так же не желал упустить предателя крови. Наконец Лестрейндж сорвался с места, а ему осталось пройти совсем немного, заворачивая за угол, чтобы войти в переулок чуть впереди. Из-за сваленных в кучу деревянных ящиков послышался шум, он ускорил шаг, скрываясь в их тени. Однако то был не очередной маггл, пытавшийся спрятаться, а всего лишь кошка, тут же через решётчатое окно забравшаяся в подвал дома. Но только чуть рваного, несомненно, пропитанного нетерпением дыхания Рудольфуса позади уже не было слышно. Бесшумно развернувшись, он увидел маггла с оружием. Можно было, воспользовавшись своей незаметностью, послать Аваду, но, зная Лестрейнджа уже достаточно долго, Уолден понимал, что лучше не вмешиваться: эта жертва принадлежит не ему с того самого момента, как высунулась из своей норы, а противостоять этому – крайне неразумно. Только убедившись, что не случилось ничего непредвиденного: маггл не смог ничего противопоставить магии, он пошёл дальше, неосознанно касаясь своего кинжала, который, как живой, словно почувствовав, что другая сталь омылась сейчас кровью, требовал того же самого. Но всему своё время. Ещё совсем немного. Пока солнце не встало. А дальше будут рассветные часы.
Рудольфус остановился, и Макнейр пригляделся к дому, на который тот смотрел. Чтобы уловить магию, ему потребовалось сосредоточиться. Конечно, он привык к родовым поместьям, где магический фон значил невероятно много, но даже в их с Элоизией небольшой квартире в Лодоне пространство, порой, звенело от магии, здесь же можно было с трудом уловить лишь отголосок того чистейшего звука.
- Он, должно быть, всё ещё здесь. Но не мог же не предполагать, что за предателями рано или поздно придут?.. Тем лучше. – Уолден усмехнулся, вспоминая газетные заголовки. Раньше Пожиратели Смерти добивались своего другим путём, но, раз ничего не получилось сделать официально, получив кресло Министра, им осталось идти только этой дорогой, пробуждая в обществе животный ужас. И, если кто-то надеялся, что его это обойдёт стороной, он жестоко ошибался.
- Ну, а чем меньше ловушка, тем страшнее. Дом – для них слишком много. – сделав шаг вперёд, Макнейр развернулся, проведя черты щитов там, где стоял чуть раньше. Антиаппаратационная защита, барьер, пока должно быть достаточно. И снова разворот не разрывая нить чар, а вышибая ими дверь, чтобы окончательно связать их с домом. Практически бесшумно скользнув внутрь, он ударил режущим заклинанием по полу, заставляя жильцов отступить дальше. Пристально смотря на них, Уолден тем не менее вовремя заметил как сбоку, кажется, из кухни, на него метнулась женщина, видимо, мгновенно понявшая, что недавние звуки взрывов, которые могли произойти из-за чего угодно, и люди в серебряных масках свидетельствуют об одном и том же: их давно вынесенный приговор приводится в исполнение. Решив, что магглу не обязательно убивать магией, он одним слитым движением левой руки всадил в неё кинжал. Сталь встретилась с ребром, а дальше пошла по диагонали, разрезая плоть, чтобы быть резко выдернутой. Лоскут кожи и ткани повис, женщина инстинктивно придержала его, широко распахнув глаза. Оседая к ногам Макнейра, она второй рукой непонимающе дотронулась до струи крови, что хлынула горлом и теперь стекала с губ. Ни слова, больше ничего. Смерть магглов была так же мелочна, как они сами.
- Всех загнать не удалось… - Уолден глухо и недовольно выругался, вновь возвращая своё внимание остальным.

+2

6

Кровь в жилах Рудольфуса пела, вторя той песне, что раздавалась в его голове. Подсыхающая корка на плотной ткани темной мантии больше не казалась ему грязной, будто бы была очищена актом смерти, острой зачарованной сталью, рукой чистокровного, направившего острие.
Усмешка в голосе Уолдена дает Рудольфусу информации больше, чем слова-  в этом пограничном состоянии он мало что воспринимает, кроме желания продолжать, желания утолить жажду.
Лестрейндж трясет головой, словно огромный пес, добиваясь прояснения сознания. Когда его действия достигают требуемого эффекта, останавливается, вновь окидывая взглядом три дома, будто сбившихся в стаю перед опасностью.
Пока Макнейр отсекает нужный им дом, чарами воздвигая незримый, но непреодолимый барьер вокруг будущей жертвы, Рудольфус накидывает вокруг заклинание, отводящее взгляд - ему не будет жаль прикончить случайно заглянувшего на огонек маггла, но следует все же верно расставлять приоритеты. Сначала - тот,  ради которого они, наследники древних  и чистокровных родов, месят сапогами грязь в сердце маггловского поселка вместо того, чтобы спускать сотню за сотней за карточными столами лучшего лондонского борделя в честь свадьбы Уолдена, а затем уже все прочее веселье.
Конечно, едва ли они уже успеют покутить напоследок, но Рудольфус был практически уверен, что этот рейд придется Макнейру по вкусу не меньше, чем разнузданная пьянка. В конце концов, тот тоже прихватил с собой нож.

Следом за напарником Лестрейндж входит в дом - под прикрытием чар все внутри очерченного Уолденом купола кажется нереальным, чуть размытым, но Рудольфусу не привыкать к подобному.
Острый запах крови встречает его в узком затемненном коридоре - маггла как тряпичная кукла оседает к ногам Пожирателей, пачкая полы своей грязной кровью.
- Плевать, - рычит Рудольфус, носком сапога отпихивая в сторону тело, разглядывает тех, кого практически парализовало хладнокровное и, как наверное казалось, бессмысленное убийство их жены и матери. - Мы ищем Роберта Кинкейда.
Худой мужчина с острыми чертами лица, прижимающий к себе девушку-подростка и высокого парня, не отрывающего глаз от трупа матери, метнул на Лестрейнджа безумный взгляд и с яростью выкрикнул, делая шаг навстречу незванным гостям.
- Вы пожалеете, ублюдки! Вы раковая опухоль, убивающая самое себя! Фанатики! Убийцы!
Его слова были пустым звоном для ушей Рудольфуса - он ни знал ни о раке, которого не существовало в магическом мире, ни, тем паче, не мог прозреть будущее, мир казался ему чрезвычайно простым и приятным местом, особенно с тех пор, как его тяга к убийству двуногих животных получила серьезное идеологическое оправдание.
- Заткнись, - практически беззлобно обрывает Лестрейндж мужчину, ловя его взгляд. - Отвечай на вопросы, а иначе эта девчонка отправится за своей мамашей. Ты Роберт Кинкейд?
Девушка, вцепившись обеими руками в плечи отца, мелко дрожит, жмурится, ее бледные губы беспрестанно шевелятся, будто она бормочет что-то - это порядком нервирует Лестрейнджа, которому уже хочется покончить с делами и приступить в десерту. Он колдует Люмос, разочарованно цокает языком - девка какая-то сивая, ни капли рыжины.
- Секо, - направляет он палочку в сторону разочаровавшей его девицы, считая, что отец слишком долго соображает.
Девка визжит, зажимая рассеченное бедро обеими руками, отец орет что-то, закрывая ее своим телом, а Лестрейндж уже проваливается под лед, теряя остатки человечности, возвращаясь к тем первобытным инстинктам, старым тропам, которые будит в нем терпкий, горячий запах чужой крови.
- Убьем их всех, - произносит он странно помертвевшими губами, с силой проводит ладонью по лицу, срывая маску. Сын переводит взгляд с его лица на Уолдена. Неизвестно, что он видит, но вдруг кидается вперед, как будто собирается голыми руками остановить тех, кто пришел за его отцом. Авада Кедавра останавливает его на пол пути - в отсветах зеленой вспышки видно оцепеневший взгляд девки, которая уже перестала визжать и теперь стоит, чуть сгорбившись и касаясь левым плечом стены, позволяя крови стекать по ноге вниз, пропитывая ткань разорванных пижамных штанов уродливой маггловской моды.

+2

7

Жертвы пытались осмыслить произошедшее, а Макнейр, презрительно наблюдал за эмоциями, отражающимися на их лицах. Ужасно долгое промедление. Реакция была бы другой, впитай те с традициями предков одно из главнейших правил: смерть члена семьи должна быть отомщена как можно быстрее, пока руки и оружие врага всё ещё хранят на себе пролившуюся кровь, но это для них было чем-то далёким до тех пор, пока не врывалось в дом стойким металлическим запахом. Он сам же раз за разом проходил мимо Смерти, пока разминаясь с ней на своём жизненном пути, давая ей забирать чужие жизни, почти даруя на откуп своей, но твёрдо знал, что однажды она встанет перед ним, однажды плата окажется непосильной. Кинется ли тогда кто-нибудь мстить, не раздумывая и не теряя ни мгновения, если в этом будет необходимость? Определённо, странная, тема для размышлений в день собственной свадьбы, а то, что он наконец наступил, Макнейр осознал только сейчас. Вырубить под корень гнилое дерево рода предателей крови, разрушить в придачу множество семей магглов, и тут же построить новую, которая будет твёрдо хранить традиции чистокровных… Почему бы и нет? Существование становилось интереснее, если заключало в себе такие контрасты, умещающиеся в один день.
Ещё один шаг, и он почувствовал слабое натяжение ткани мантии, что заставило его оглянуться, посмотрев вниз: оказывается, женщина на последнем издыхании всё же смогла отмирающими пальцами сжать подол, посылая взгляд, выражающий ненависть, и неистовое желание жить. Только вот чего она хотела добиться этим взглядом? Он не даст ей возможность пожить ещё немного, он не пробудит в Макнейре раскаяние: ему было не важно, сколько таких людей он уничтожит, он продолжал свой путь, не обращая внимания на то, как его обрамляет кровавая река, с каждым годом поднимающаяся всё выше к берегам. Наблюдая за тем, как взгляд этой женщины окончательно помутнел а пальцы разжались, Уолден чуть усмехнулся: её муж очнулся только после этого. Впрочем, пустые разговоры были, скорее, смешными. Слова магглолюбцев похожи на бредни сумасшедшего, о чём он вообще говорил? Макнейр фанатик сохранения ценностей, присущих урождённым магам? Вполне. Убийца? О да. Но он избавляет мир от грязной крови, проливая её, чтобы она впиталась в землю и растворилась.
Вновь вопрос, а Уолдена уже охватывало нетерпение, смешивающееся с раздражением: ответит Кинкейд или нет, это ничего не изменит. А затем заклинание, как сигнал, что можно забыть обо всех условностях, продолжая по накатанной выжигать своей яростью подобную грязь из мира. Макнейр, удовлетворённо вздохнув, поднял палочку, при этом ловя взгляд парня. Тот в ответ мог видеть в прорезях маски лишь спокойное и уверенное обещание смерти. Это не может оставить человека равнодушным. Тот, кто не оценил смерть, будет сходить от такого с ума. Впрочем, Авада быстро смела эту не имеющую веса жизнь. Всё превратилось в какофонию, а Уолден громогласно рассмеялся, откликаясь на слова Лестрейнджа:
- Конечно, убьём. За этим и пришли. - это не подводит черту, та существовала уже давно, это шаг через неё, это начало и конец. Это вихрь упоительных заклинаний и чувств.
Он за несколько чётких шагов подошёл к Кинкейду, внимательно смотря в глаза.
- Вместе с честью, подчинившись магглам, растерял и умение драться? Этого следовало ожидать… Хорошо. – его уже не волновало, вспомнит тот о том, что обладает магией или нет, он уже, не гладя, потому что продолжал смотреть в глаза мужчины, направил палочку на его дочь, применяя заклятие левитации. Заклятие, доведённое до абсолюта, когда можно было управлять отдельными частями тела. В послышавшемся мучительном крике он слышал, как выворачиваются руки, сломанные плечи соединяются где-то за спиной, как суставы с тихими щелчками перестают удерживаться на месте. Но перед ним были лишь глаза Роберта и желание причинить ему страдания, сравнимые со страданиями чистокровного общества, вынужденного склониться перед Министерством, игнорирующим их интересы в угоду магглорождённых. Когда крик достиг наивысшей точки, сменяясь хрипом сорванных связок, Макнейр опустил палочку, отступая на несколько шагов. Рудольфусу, наверняка, скучно, а его ярость ушла в этот невероятно долгий взгляд. Но вполне успеет разгореться вновь, пока он идёт к девушке, бесформенной грудой лежащей на полу.

+1

8

Смех Уолдена бьется об стены, отражается, ударяет в тела будущих жертв, оставляя на них уродливые отпечатки - отметки.
Эти отметки не идут ни в какое сравнение с тем знаком, что объединяет Лестрейнджа и Макнейра уже несколько лет, эти отметки - символы рабства, ничтожества.
Грязная кровь дочери предателя крови, еще более грязная  - ее матери-магглы - наполняют коридор запахом меди и моря.
Рудольфус широко раскрывает рот, чтобы проглотить этот запах, вобрать его в себя, его губы тоже шевелятся - он бормочет под нос хогвартский гимн, едва ли соображая, что делает.
Его взгляд прикован к бедру девки, по которому медленно ползут тягучие яркие дорожки пущенной им крови.
Лестрейндж снова облизывает губы, поднимает голову - девка смотрит на него, распахнув глаза до неимоверной ширины, почти загипнотизированная собственной болью, ужасом и потерями.
Рудольфус улыбается ей - улыбка будто разламывает его лицо пополам, широкая, безумная. Сулящая смерть.
Это и читает в ней девчонка, начиная визжать.
Заклятие Уолдена вздергивает ее вверх, и вместе с ней поднимается вверх ее визг, выше и выше, как будто каждая следующая октава может помочь ей сбежать, спастись.
Но вместо этого она лишь срывает голос.
Рудольфус почти лениво взмахивает палочкой, и вот она уже беззвучно раскрывает рот, воплощенная невинность, являя миру розовый влажный язык и беззащитное небо. Она корчится на полу, дитя, которое ответит за прегрешение своего отца - жертва, которую принесут, чтобы очистить этот мир от той грязи, что породил ее отец.

Носком сапога заставляя девку перевернуться, неуклюже загребая вывороченными из суставов рук, Рудольфус поднимает голову, всматриваясь в лицо ее отца. Тот утерял былую прыть - у него странно погасший взгляд, почти остекленевший.
И что Лестрейнджу совсем не нравится,  так это то, что смотрит он не на дочь, не на мертвых жену и сына, а куда-то в сторону, в дверной проем.
Рудольфус неторопливо идет к нему - во имя Мерлина, что может отвлечь от страданий семьи?
Бросает взгляд в ту же  сторону, непонимающе рассматривает стену гостиной, видимую через полуоткрытую дверь.
Сначала его внимание не привлекает ровным счетом ничего, и он раздраженно отводит взгляд, который, будто магнитом, возвращается к истекающей кровью девчонке на полу.
На ее шее что-то блестит, и Рудольфусу приходится вглядеться внимательнее, зато затем он понимает, в чем дело, снова переводит взгляд на дверной проем и фыркает, давится смехом.
- Ждешь спасения? - лишенным какой бы то ни было окраски голосом спрашивает Рудольфус, возвращая внимание Кинкейду. - Вот этой сказки тебе не хватало?
Роберт по прежнему не отводит глаз от висящего на стене распятия, будто не слышит, и Лестрейндж делает последний шаг, останавливаясь прямо перед мужчиной.
- За эту маггловскую сказку ты заплатил жизнями твоей семьи. Хочешь сказать что-то своей дочери перед тем, как она умрет?
Кинкейд отвлекается от своего созерцания, проходится взглядом по Рудольфусу и неожиданно улыбается ему в ответ.
- У меня есть еще одна дочь, ублюдки. И она уже послала Патронуса.
Ярость выжигает Рудольфуса изнутри - он видит лишь то, как этот лживый трус смеется над ними.
Смеется, запрокидывая голову и не мешая хохоту вырываться из грязной пасти.
И прямо туда, в разинутую пасть, Лестрейндж засовывает свою волшебную палочку, наваливаясь на Кинкейда и тесня его в стене в этом тесном коридоре, пропахшем кровью.
- Авада Кедавра.
Роберт Кинкейд обмякает, сползает по стене, а Лестрейндж все еще смотрит ему в лицо, как будто ждет, что тот рассмеется снова.
А затем переводит взгляд на Макнейра.
- Какой, к дракклу, Патронус...
Предатель крови, что он может знать, чему может научить своих отпрысков - и все же, сомнение шевелится на дне сознания Рудольфуса, полузатопленного кровью и жаждой смерти - чужой ли, своей ли.
Может ли быть такое, что Кинкейд специально тянул время, пожертвовал прочими детьми и женой...
Он перемещается к окну, наступая на кокетливый домашний халат мертвой хозяйки дома, отдергивает светлые шторы и вглядывается в начинающее светлеть небо.
Нет, все чисто - только Адское пламя беснуется на соседней улице, и магглы верещат, пытаясь потушить всепожирающее пламя.
И когда Лестрейндж уже почти готов отойти от окна, уверенный, что предсмертный бред Кинккейда и правда всего лишь бред, сквозь треск и крики он слышит звуки аппарации, которые ни с чем невозможно перепутать.
Два... Три... Четыре... Пять...
Пять. Полноценный отряд авроров.
И несмотря на то, что ситуация усложняется явно не в пользу Пожирателей, Рудольфус снова улыбается.
И с этой-то кривой улыбкой поворачивается к Уолдену.
- Не соврал, - хрипло выдыхает он.
Волшебная палочка едва не вибрирует в руке, и Рудольфус отходит от окна, мысленно просчитывая ситуацию. Итак, из-за чар, наложенных Макнейром, ближе эти твари подобраться не смогли - а это значит, что есть пространство для маневра.  найти и убить эту суку... Черный ход - наверняка в этой конуре есть черный ход. Посчитаться с той, что вызвала сюда Аврорат...
Лестрейндж чарами приманивает маску, вновь закрепляя ее на прежнем месте. От его тяжелого дыхания под маской становится жарко, но Рудольфус уже не чувствует этого неудобства - он готовится к настоящему развлечению. Вместо тупых магглов, этих жертвенных баранов, и предателя крови, не имеющего даже палочки при себе, его и Уолдена ждет отряд мракоборцев.
Азарт, которым кормится чудовище, перехлестывает через край.
Лестрейндж  готов.

+2

9

Уверенно чеканя шаг, Макнейр подходил к девушке, пытавшейся перевести рваное дыхание, захватить как можно больше воздуха, и эта поступь раздавалась словно набатом вместе с хрустом, когда он, ставя ногу, крошил каблуком сапога осколки каких-то невнятных безделушек из поддельного фарфора, которые упали с полок, когда дочь Кинкейда панически взмахнула рукой, поднимаясь в воздух. Набат, отбивающий последние секунды её жизни. Хотя, если задуматься, та закончилась ещё задолго до этого, ещё в тот момент, когда на площади поселения прозвучал первый рёв огня, образующего Адское пламя. После этого уже не было надежды на завтрашний день, не было спокойствия мирной ночи, не было ожидания нового светлого утра и привычного завтрака в кругу семьи. Не было больше ничего. Только нашедшая предателей крови ярость тех, кто никогда не опустился бы до подобного, никогда бы не оскорбил этим свой род. Только возмездие, которое ничто не было способно рассеять и прекратить.
Наконец остановившись перед девушкой, Уолден, чуть склонив голову, поймал её взгляд. Всё, что в нём выражалось, было ожидаемо и предсказуемо. Совершенно не интересно, сколько раз ему выпадала возможность увидеть подобное, посчитать было уже сложно: после десятка случаев все они сливалось в один, личности людей, умерших от его заклинаний, стирались из памяти, оставляя только обобщённый образ, выделяющийся широко распахнутыми глазами, полными страха. Однако он старался соблюдать эту, если не традицию, то обычай: ему было любопытно понять, что разные люди ощущают перед смертью, о чём они думают в эти секунды, учитывая неизбежность этого события и для себя. К тому же тёмную магию, тёмные чувства, поднимавшиеся из самой глубины души, а потому поражающие своей монолитностью и силой, подпитывал почти осязаемый горький ужас, когда жизнь обрывается, оставляя после себя только сожаления о том, что не успело осуществиться за такое малое количество лет. Эта девушка не успела испытать в жизни практически ничего, а сейчас перед ней стоял её обезличенный палач, и всё, что она могла запомнить, оставив напоследок, оставив последней картиной своей жизни, была серебряная маска и чёрная ткань мантии, ставшая в некоторых местах ещё более тёмной из-за пропитавшей её чужой крови.
Макнейр поднял палочку, взмахивая. Смертельное Непростительное заклятие он посчитал слишком лёгким завершением, поэтому выбрал очередное тёмное проклятие, когда кожа тонкими слоями отделялась от остальной плоти, не сдвигаясь с места, не обнажая внутренности, но образуя обширные внутренние кровотечения. Грязной крови пролилось и прольётся ещё достаточно, а так он, словно насмехаясь, отдавал дань последней вежливости перед девушкой. Увлёкшись процессом, направляя волны магии, которые срезали участок за участком, причиняя неимоверную боль, но убивая медленно, чтобы у Роберта было время осознать всё происходящее, Уолден отвлёкся только на последние слова Кинкейда и мелькнувшую зелёную вспышку, затем одним простым режущим закончив дело, из-за чего по шее дочери этого предателя крови прошла глубокая полоса, а разорванная заклинанием цепочка соскользнула, скрываясь за воротником.
Раньше ему приходилось слышать общие сведения о Патронусах, но это не было интересной темой для изучения, а злость не имела смысла: жертвы находились в ловушке, думая, как спастись, и было величайшим наслаждением видеть их глаза при осознании уготованной им судьбы, но его невероятно выводило из себя то, что этот человек предпочёл надеяться на авроров, самостоятельно же выступив на защиту своей семьи лишь словами. Ярость поднималась неотвратимой, не подчинённой ничему волной, словно скручивая нервы в узлы и требуя себе выхода. Порывисто взмахнув палочкой, прожигающе смотря всё так же перед собой, Макнейр оставил на ближайшей стене подпалины и разветвление трещин. Закрыв глаза, он вновь заставил себя взять контроль над чувствами, начиная опять ясно мыслить.
Теперь рука двигалась более плавно, в уже поставленные вокруг этого дома щиты вплеталось несколько неприятных неожиданностей для тех, кто решит сквозь них прорваться. Впервые он прибегнул к этому много лет назад, когда умер его отец, оставив главенство над родом наследнику, журналисты решили, что неплохо заработают на освещении подробностей жизни всё ещё ученика Хогвартса, которого «постигло невероятное несчастье». Тогда после попыток посторонних ближе подобраться к замку, закончившихся для них в Мунго, удалось избежать излишнего внимания.
Раздались хлопки аппаратаций, и с каждым из них Уолден всё больше растягивал губы в выжидающей ухмылке, думая, что большинство людей по ту сторону окна он, наверняка, знает по своей работе в Министерстве, а они знают его, но, проходя ещё вчера мимо, даже не догадывались о том, что на завтрашнем вызове так и не поймут: под маской Пожирателя Смерти скрывался именно он.
- Не соврал… Сделал хоть что-то полезное в своей жалкой жизни: обеспечил тех, кто хотя бы помнит, как держать в руках палочку. – Макнейр говорил тихо, вслушиваясь в последовательность звуков. Глухой удар, отдающийся эхом, мелкая крошка посыпалась с потолка, а по углам стен пошли трещины. – Да, есть там тот, то любит использовать Бомбарду на стыке стен, обваливая всю конструкцию. – нарастающий ропот магии, щит, настроенный на возвращение большей части заклинания, стремительно оттолкнул посланный импульс от себя. – Точнее уже был…  По два аврора на каждого – в самый раз для начала дня. Если получится быстро разобраться, подкрепление они вызвать не успеют, а мы закончим задание. – он обернулся к Рудольфусу, не сомневаясь, что тот тоже не слишком огорчён таким развитием событий.

+1

10

Лестрейндж салютует Уолдену вскинутым кулаком - это не первая их вылазка вне основной группы, и, хвала Мерлину, не то квиддичный опыт, не то что-то другое - но они отлично понимают друг друга, отлично предугадывают действия друг друга, тем самым выгадывая лишние секунды, которые решают исход одного боя за другим.
Его ухмылку не видно под маской, но пусть так - Уолден знает, что печалиться из-за появившегося отряда авроров Рудольфус не станет. Особенно если они действительно успеют разобраться с этим до появления подкрепления.
Лестрейндж едва ли не щегольским движением стряхивает с плеча каменную крошку, перешагивает через очередной труп и оттесняет Макнейра от окна.
- Не ломись вперед, тебе еще жениться. Руквуды не простят, если ты умрешь аккурат перед самой свадьбой, - они не то чтобы много говорили об этом, да и ничего экстраординарного в этом нет, очередная свадьба, очередное объединение чистокровных родов, но, пожалуй, Лестрейнджу нет необходимости в том, чтобы Уолден рассказывал ему что-то большее, чем очевидные факты. И если уж утром тому предстоит вести под руку молоденькую Руквуд, то Рудольфусу задача ясна: сделать все, чтобы эта свадьба  состоялась.

Он прислушивается к происходящему - авроры уже сообразили, что к чему, потеряв одного из отряда, и теперь действовали умнее, предпочитая не атаковать напрямую, а уничтожать чары, наложенные на дом. Несмотря на то, что никаких специальных артефактов у них с собой явно не нет, они начинают последовательно расплетать чары, наложенные на дом, однако Рудольфус знает Макнейра и знает, что у них есть в запасе достаточно времени.
Он накладывает на входную дверь дополнительные чары, зная, как сильна у авроров любовь к порядку, отходит вглубь дома и проводит волшебной палочкой на уровне груди, конец ее направляя в сторону стены, за которой вроде как находятся прибывшие защитники магглов.
Так и есть - стражи порядка все еще не окружают дом, видимо, не имеющие представления, сколько Пожирателей внутри и не спешащие разделяться.
Рудольфус перебирает в памяти проклятие массового поражения, но у него не то настроение, чтобы играть в переборчивость. Ему хочется уничтожить тех, кто посмел явиться на зов Кинкейда, уничтожить всех, кто считает, что таким как он сам место за решеткой.
Бомбарда вышибает внешнюю стену, осколки камня и дерева, подгоняемые следующим заклинанием из связки, разлетаются по улице, неся смерть тем, кто не успел выставить Щитовые. Хриплый стон подсказывает, что кто-то действительно не успевает.

Лестрейндж выходит следом, широким взмахом выпуская на волю Адское пламя, с ревом набрасывающееся на все, что горит. Ярчайшая вспышка ослепляет, но уже привыкшие глаза Рудольфуса не реагируют. За спиной с оглушительным треском обваливается крыша дома, хороня под собой мертвую семью Кинкейда, посмевшего предпочесть мир магглов магии.
Из горящего дома по соседству выбегают люди, но Рудольфус не видит людей - он видит пятна грязи на своем фамильном древе, уродливые выжженные пятна, уродующие и гобелен семейства жены...
Он рассыпает Аваду как галеоны в игорном доме,  рычит, хохочет - сейчас ему хорошо, так хорошо, как никогда в жизни не бывает и не бывало нигде, кроме как под этой маской, с палочкой в руке, убивая вонючих грязнокровок...
Никто не узнает в этом рычащем животном наследника Лестрейнджей, холеного Рудольфуса, не интересующегося ничем, кроме результатов профессионального квиддича.
Рудольфус отправляет заклятие за заклятие в строну нагрянувших защитников эти жалких отбросов, от которых он очищает Англию, не позволяя себе отвлекаться. Сейчас все его существо сосредоточено на том, чтобы отправить в могилу как можно больше количество противника, и ему не сразу удается вновь сосредоточиться на том, что в их с Уолденом задачу не входит уничтожение всех жителей этого крошечного поселка.
- Отходим, выманим их подальше, чтобы не попасться подкреплению, - бросает он Макнейру, обрушивая следующий дом. Тот. что уже объят пламенем, взрывается с поистине адским грохотом - Лестрейндж не ожидал, что может быть такой взрыв без Бомбарды, маггловедение не его стезя, и его отбрасывает в сторону, прикладывая к фонарному столбу, стоящему посреди улицы.
Лестрейндж прикладывает руку в затылку, рычит, когда видит кровь на пальцах, размазывает ее по губам...
Через баррикаду из обломков домов лезут проклятые авроры. Ну да ничего, терпимо.
Какое-то случайное Секо пролетает мимо, краем задевая бок как раз под поднятой рукой.
Лестрейндж звереет, чувствуя запах свежей крови. Своей собственной чистой крови, пропитывающей рубашку и мантию.
Проклятые авроры пошли в наступление, почуяв, что подмоги Пожирателям не будет.
Рудольфус отступает, движется к какой-то темный проулок, где темно и мечутся по стенам тени от резвящегося на улице адского пламени, прикрывает Макнейра, хотя ему это едва ли не впервой - но навыки командной игры у его все же сохранились, и сейчас пригождаются как никогда.
Авроры, совладавшие с пожарами, следуют за ними, как будто им Орден пообещали, но Лестрейндж знает - сегодня ни ему, ни Уолдену не попасться им в руки.

0

11

Рудольфус вскинул кулак, словно разрушая мертвенную обездвиженность этого дома, появившуюся со смертью хозяина. Всё вернулось к обычному состоянию, и в этом не было ничего необычного: только родовые поместья хранили если не души, то дух прежних обитателей, умирая без законного хозяина. Те были больше чем жилищами, это же здание являлось лишь безжизненными камнями.
Уолден чуть повернул голову, замечая такой непривычный здесь жест, исполненный собственного достоинства. Чистокровный, за чьей спиной незримо возвышались многие поколения предков, всегда оставался чистокровным. И никто не мог подделать этого, даже безупречно и с полным соблюдением всех необходимых условностей скопировав поведение. Это было бы лишь внешнее – оно поддерживало образ, статус, для того, чтобы никто и никогда не забывал, какое место ты занимаешь и ещё займёшь в будущем, но вот только внутреннее показывало: достоин ли ты этого образа и этого места, твои они по праву или лишь украдены.
Лестрейндж говорил верно: этот день действительно должен ознаменоваться не одним безжалостным кровопролитием в маггловском селении. Хотя он и видел сейчас перед собой только объятые огнём Адского пламени дома на площади, откуда началось нападение, где-то очень далеко, над Макнейр-каслом, находящемся ближе к восточному побережью островов, неумолимо вставало солнце, освещая серые стены и тёмно-зелёный плющ над аркой. Замок готовился встречать хозяйку, чуть настороженно, с некоторым недоверием и затаённой надеждой на лучший исход ожидая наступления этого момента. Ещё не было совершено ни одного ритуального действа, не произнесено ни одного слова клятв, но Уолден уже чувствовал некоторую ответственность за ту, что согласилась принять на себя роль его жены. И только это заставило его отойти от окна, перестав цепко вглядываться в фигуры авроров.
- И правда, не простят. Страшно предположить, что они подумают в таком случае… - он коротко рассмеялся, решив, что было бы слишком большой любезностью дать нынешнему обществу такой повод для пересуд, как собственная смерть в день свадьбы. Макнейр поправил рукав мантии, уже испачканный кровью, видимо, магглы, решившей, что сможет своим самоотверженным поступком дать шанс мужу выжить, но так и не узнавшей, что все её усилия прошли впустую, заклинания тем временем постепенно отступали от стен дома, раздражая нервы, заставляя кончики пальцев подрагивать. Следуя инстинктам, хотелось потянуть истончающиеся нити на себя, вновь выстроить защиту, но то являлось лишь неконтролируемым желанием, которое нужно было перебороть. Битва должна начаться. Последние связки формул опали, он ещё раз провернул палочку в ладони, контролируя движение, а затем зазвучал взрыв Бомбарды, впрочем, сложно было ожидать чего-то другого.
Они входили в этот дом победителями, принёсшими возмездие, они вышли из него победителями, осуществившими месть. И не останется ни тел, ни памяти: всё будет погребено под складывающимся вовнутрь потолком, а затем сожжено Адским пламенем. И Уолден, направляя магию на цель, был искренне рад, что этот позор навсегда исчезнет… Конечно, не оставалось следов второй дочери, о которой упоминал Кинкейд, однако можно было не сомневаться, что уже вскоре та будет найдена.
Люди, словно глупые, испуганные животные, бросались под ноги, но несколько взмахов палочки, и хлыст раскидал их в стороны, полосами вырвав кожу. Какой-то аврор тут же постарался закрыть магглов, заставляя отвлечься на дуэль с собой. Макнейр молчал, лишь иногда отрывисто вербально произнося самые сложные заклинания, порой в один выдох вмещая очередную атаку и вскользь поставленный щит. Казалось, что этот безумный ритм продолжался уже целую вечность, когда прозвучал голос Рудольфуса, со словами, скорее, угадывающимися, чем действительно слышимыми, а вот то, что выкрикнул противник, окончательно потонуло в грохоте взрыва. Не успев среагировать, он с усилием удержал рванувшуюся палочку в ладони, повернувшись по инерции. Запястье прострелило острой болью, а потом заныло. Уолден ещё несколько раз отбил чужие заклинания, не теряя взятого темпа и отходя вглубь какого-то переулка, чувствуя каждый сделанный шаг. Лестрейндж отвлёк не отстающего аврора, дав такие необходимые две секунды, чтобы резко дёрнуть кистью и встряхнуть головой, сбрасывая неприятное тянущее чувство, вновь возвращаясь к битве.
Сопротивление оказалось сильнее ожидаемого, уже капала на землю чистейшая кровь, но Макнейр не допускал возможность проигрыша. Заметив странную для численности противников плотность летящих вспышек, он на мгновение заставил себя охватить взглядом всё пространство, наконец видя, ещё двоих людей, явно не принадлежащих к Аврорам.
- Сброду не место на поле боя. – зло выплюнутая фраза, быстрый выпад на одну ногу и ближайший, словно подцепленный на невидимый крючок, повинуясь движению палочки, попал под заклятие другого. Выжившая дочь Кинкейда, видимо, позвала кого-то из знакомых, надеясь спасти семью… Тем удобнее будет сорвать весь план Аврорам с помощью тех, кто о битвах знает только теорию.

+1

12

Как видно, в поселке жили не только магглы, даже не считая семьи Кинкейда - когда Уолден одним заклинанием выводит из строя нападающих сразу двоих, Лестрейндж сквозь дым и тьму может разглядеть, что они оба вовсе не в форменных аврорских мантия.
Глухое рычание снова вырывается из его горла - проклятые магглолюбцы готовы умереть, лишь бы защитить этих нелюдей. Ну что же, значит, они сами выбрали смерть.
Тот, чье заклятье попало в товарища, бросается к павшему, что-о кричит, добавляя в какофонию суматохи еще и свой голос, но тут же его крик обрывается: Авада Кедавра Лестрейнджа попадает ему в грудь, на мгновение расцветая на криво застегнутой рубашке экзотическим зеленым цветком.
Во вспышке Убивающего видно, как перестраиваются авроры у входа в проулок - эти хотя бы профессионалы, не дадут так просто обвести их вокруг пальца, как жалкие любители, что сейчас мертвы.
Макнейр прав - сброду не место на поле боя, и если бы битвы велись лишь между противниками, равными друг другу и в боевом искусстве, и по положению, вся эта война уже давно была бы кончена и над Англией восстала бы заря нового времени, чистого времени. Но пока же, увы, дело Пожирателей Смерти сводилось едва ли не к зачистке страны от подобных отбросов, мнящих себя магами, как будто умение призывать Люмос даровало то, что могла дать только чистая кровь в жилах.
Рудольфус скалится, хохочет - авроры хоть и видят, что загнали противников в тупик, тоже понимают, что для обладающих магией и не желающих быть пойманными Пожирателей Смерти хлипкий маггловский заборчик, ведущий не то в ухоженый палисадник, не то на задний двор какому-нибудь коттеджу, не преграда.
Вкус крови во рту не дает ему потерять связи с реальностью, несмотря на непроходящую головную боль, тянущую закрыть глаза, и Лестрейндж намеренно не пользуется Щитовыми чарами, чтобы не расслабляться.
Разумеется, это глупо, разумеется, это нарушение всех требований, но, во-первых, здесь нет Долохова, который после схватки  непременно отметил бы ненужный риск, а во-вторых, Рудольфус уверен в Макнейре больше, чем в ком либо еще, включая собственного брата: они с Уолденом к сегодняшнему дню имеют в своем общем багаже далеко не единственную схватку с противником, даже превосходящим их числом, как честную, так и не честную, а потому Лестрейндж знает - в крайнем случае Уолден сделает все, что нужно, как и он сделал бы, если бы была необходимость.
Никто не должен узнать, кто скрывается под масками Пожирателей Смерти - слишком много ниток потянется к тем, кто связан с Темным Лордом, а потому все члены Ближнего Круга знают, что нельзя очутиться в лапах авроров живыми. Круговая порука смертью скрепляет лучше уз дружбы.
Однако Рудольфус уверен, что сегодня ни один из них не останется мертвым под рассветом, пришедшим в эту дыру. Это знание ничем не обусловлено,  оно просто есть, наполняет Рудольфуса целиком, заставляет его не выставлять Щитовые, заставляет смеяться в лицо противнику - кто знает, не чувствует ли нечто схожее Уолден, который будто забавляясь использует весь свой потенциал, заставляя авроров жаться у входа в проулок.
Когда сопротивление практически сметено - Пожиратели, в отличие от защитников порядка не ограничивают себя в выборе заклинаний и вовсе не пытаются взять врагов живыми - Рудольфус очередной Бомбардой сшибает забор за своей спиной, перекрывающий второй выход из проулка, и устремляется сквозь выломанный проем туда, где сквозь серые щупальца наступающего рассвета виднеется улица, ведущая прочь из поселка.
Бросив в сторону активизировавшихся авроров проклятие массового поражения, заставляющее переживать самые страшные впечатления в жизни, Лестрейндж оборачивается к Макнейру, широко ухмыляясь:
- Выпустишь Метку? В честь собственной свадьбы.
Еще один чистокровный род будет продолжен - еще одна ниточка упрочится, утолщится, и именно за это они и сражаются здесь и сейчас.

+1

13

Авада вновь расчертила предрассветный туман, и вот Смерть заберёт уже жизнь и второго, решившего, что во имя своих убеждений сможет не только выйти против последователей Тёмного Лорда, но и выстоять, надеясь, как всегда, на провидение, на веру в то, что Смерть не придёт. Но та уже была в этом посёлке, и, видимо, остаться здесь ей придётся надолго. Конечно, Макнейр понимал её вездесущность, но это было похоже на откуп, попытку отсрочить её приход к тем, кто был важен им самим. Впрочем, вспоминалось это ощущение только на поле боя, вне его оно быстро становилось незначительным, так же как и то, сколько магглов и предателей самой магии, не существовавших вместе с ней с самого рождения, будут убиты. Смерть уже шла по тем же самым дорогам, по которым они прошли чуть ранее, скользила тенью над осколкам зеркала, которое разбил собой самый первый маггл, поинтересовавшийся звуком взрыва на площади, переступала пороги сгоревших, обвалившихся домов, уже нависала над аврорами. Но над схваткой не устанавливалась мёртвая тишина, та не прерывалась ни на секунду, разрываясь новыми и новыми вспышками.
Движение оставшихся противников отвлекло на себя, Уолден, не замирая в пустом бездействии, помня, что в дуэли, какой бы она ни была, это скорейший путь к поражению, воспользовался небольшой заминкой, отпихнув из-под ног крупный камень, оглядываясь и оценивая свободу действий. Позади довольно большая ровная площадка, видимо, кусок стены, то ли брошенный сюда взрывами, то ли лежавший здесь уже давно, сейчас этого было уже не понять. Четыре шага назад, ещё два слева до живой изгороди и широкая дуга справа и впереди. Авроры тем временем решили прибегнуть к совместной атаке, одновременно выпуская несколько лучей, на что Макнейр ответил сначала цельным щитом, а затем серией тёмных проклятий. И рядом с последними Экспеллиармусы и Ступефаи смотрелись просто жалко. Это чувство большей свободы по сравнению с теми, кто предпочитал слепо прислушиваться к Министерству, большей свободы с Меткой на предплечье, подстёгивало, заставляя всё быстрее чередовать стихийную магию с тёмной, уворачиваясь от чужих заклинаний, снова выставляя щиты, чётко контролируя пространство вокруг себя. Движения рассыпались на части и вновь собирались в одно, Уолден лишь отсчитывал про себя шаги, постоянно держа в голове картину того, что было за спиной. Ещё шаг и он, всё так же продолжая колдовать, вскочил на обломок стены, лишь край мантии на мгновение перекрыл своей чернотой светло-серый камень. Аврорские чары ударили в землю, которая только что была под его ногами, поднимая пыль, а вперёд уже летело заклинание, мало отличимое от Бомбарды.Над противниками ожидаемо поднялся щит, чуть отливавший золотом в первом рассветном солнечном свете, но Макнейр только ухмыльнулся, наблюдая, как луч, неподвластный этому типу защиты, прошёл сквозь преграду, так же легко, как недавно кинжал вспорол плоть магглы. Одного из авроров отбросило на острые ветви изгороди, где он и остался, настигнутый проклятием Рудольфуса.
Кивнув в ответ на вопрос, Уолден поднял руку, указывая палочкой в светлеющее небо и выкрикивая:
- Morsmordre! – и хотя голос не был усилен Сонорусом, весь он словно состоял из уверенности, к которой невозможно не прислушиваться, так что Макнейр был практически уверен, что этот звук достигнет и авроров, заставляя их осознать, усугубляя действие заклинания, всю тщетность попыток остановить тех, кто не желал прекращения борьбы за лучшее для чистокровных будущее. Последователи Лорда вновь могут праздновать победу, одну из многих, пока не абсолютную, но идущую так же неумолимо, как и сама Смерть. И эйфория от такой победы затапливала, перекрывая собой всё. Спрыгнув с куска стены, Уолден направился к открытому проходу, уже сделав несколько шагов по дороге и оглянувшись по сторонам, чтобы затем громко рассмеяться.
- Эти предатели крови называли магглов своими друзьями, и вот, что это им принесло. – треск Адского пламени, сопровождаемый криками жителей, пытавшихся его потушить, был слышен здесь ясно. Смотря на отблески огня и Метку в небе, Макнейр тихо и очень отчётливо произнёс:
- Однажды нам не придётся скрываться. – сняв маску, растворившуюся туманом в ладони, он посмотрел на Лестрейнджа, оценивая, сколько крови тот потерял. Как бы не пришлось углубиться в боевую магию, опыт лечения ран ещё порой пригождался.
- Сильно приложило? Макнейр-касл всё же ждёт тебя к полудню, а кроме этого нужно будет доложить об итогах.

+1

14

Вскинувший палочку к рассветному небу Уолден на миг застыл будто обелиск победы на основании из светло-серого каменного обломка, и Рудольфуса затопило ощущение триумфа, молнией расплескавшееся в крови.
Метка, величаво раскрывающаяся над ними, подсветила лица обоих Пожирателей зеленью, отразилась в серебристых застежках мантий, фамильных перстнях, масках. Рудольфус вздернул голову вверх, позволяя символу того, за что он убивает, поглотить его без остатка, растворяясь в изумрудной пульсации сияния в небе...
Помотал головой, избавляясь от наваждения - громкий смех Уолдена вернул к происходящему, напомнил, ради чего они здесь.
Лестрейндж метнул еще луч Адского пламени в проход, который они только что покинули, на случай, если кому-то из авроров удалось побороть последствия его предыдущего проклятия или смертоносных атак Макнейра, и развернулся к другу, с удовлетворением прислушиваясь к бушующему пожару, уничтожающему все, до чего дотянется.
Негромкий голос Уолдена прозвучал на удивление различимо, наполненный, должно быть, тем самым сознанием правоты, которая заставляет слова звучать набатом.
- Поведешься с грязью - и сам станешь грязью, а для грязи исход один, - отозвался Рудольфус, истово убежденный в своей правоте, поморщился, прикасаясь к маске - каждый раз, избавляясь от серебряной личины, он чувствовал, что вместе с ней покидает его и чувство вседозволенности, полновластия, и это расставание не было по душе урожденному Лестрейнджу, а потому на следующие слова Макнейра он отреагировал живее, сжимая до ломоты пальцы вокруг нагретого его дыханием серебра до тех пор, пока кулак не сомкнулся вокруг призрачной дымки.
- Однажды, - коротко ответил Лестрейндж, но в этом слове было все - и уверенность, слепая и несокрушимая, и тоска по свободе монстру, который, убаюканный пролитой кровью, укладывался в дрему, чтобы вскоре проснуться вновь и потребовать новых смертей.
Проследив за взглядом Макнейра, Рудольфус колупнул присохшую ткань на боку, ткнул пальцем в кровавое месиво и опустил веки, пока оценивал урон.
Боль, растекающаяся по синапсам, была напоена сладким привкусом победы - эта царапина была получена им в бою за то, во что он верил, и тем являлась символом его преданности идеалам приоритета чистой крови. Этой болью Лестрейндж упивался, превращал ее в союзницу, делал частью себя, и хотя его успехи на этом поприще были далеки от семейного секрета Макнейра, в этой способности сливаться с испытываемой болью и тем самым приглушать ее, был толк.
- Нет, вскользь прошло, - закончив инспекцию, Рудольфус наскоро уничтожил следы крови на мантии и наложил простенькое заклинание починки. Ткань, качественная, зачарованная лучшими портными Косой аллеи, чуть посопротивлялась, но подчинилась желанию Лестрейнджа, и он пошевелил рукой, чтобы убедиться, что никаких серьезных повреждений нет. Бок отозвался тянущей болью, но даже в сходящем на нет адреналиновом возбуждении не оставалось сомнений, что это случайное проклятие не станет причиной смерти наследника Лестрейнджей. - К полудню буду в полном порядке.
Солнце, неторопливо выкатывающееся из-за горизонта, намекало, что им ора покидать оставшийся безымянным поселок.
Лестрейндж неторопливо оглянулся на поднимающийся в небо дымный след, прищурился.
- Если хочешь, я доложу один. У тебя уважительные обстоятельства, - мимоходом заметил Рудольфус, готовясь аппарировать.

+1

15

Макнейр искренне верил в свои слова и в то, что победа однажды наступит. Возможно, полную власть получат не они, а их дети или даже более далёкие потомки, но это было поводом заплатить большую цену. Тяжёлым, но всё же хорошим поводом.  Они страстно желали вновь одержать верх над врагами, и это желание кровь передаст дальше вместе со всей многовековой историей и мудростью родов, вместе со словами, что произнёс Рудольфус и смысл которых был каждому понятен. Действительно, грязь порождает грязь, и любая чистота потеряет себя навечно, смешавшись с нею. Так жили они, искореняя предателей этого нерушимого закона, так должны жить те, кто останутся после них. Во веки веков.
Внимательно наблюдая за действиями Лейстрейнджа, Уолден быстро кивнул, убедившись, что рана прямо сейчас не опасна: многочисленные бои волей неволей учили игнорировать боль, хотя ему требовалось лишь привыкнуть продолжать сражение, не останавливаясь даже на половину мгновения и не зацикливаясь на разнице между видом открытого пореза и ощущением неприятного покалывания. Да и без этого нужно было что-то несоизмеримо серьёзнее, чтобы остановить их, без сомнений идущих навстречу со Смертью, не зная, удастся ли разминуться и на этот раз.
Прислушиваясь к треску Адского пламени за спиной и тонущих в нём почти неразличимых криках то ли пока ещё живых авроров, то ли оставшихся во всём своём немногочисленном составе, жителей поселения, которым также не уйти от неумолимого огня, он задумался над предложением, взвешивая все обстоятельства и наконец соглашаясь.  С одной стороны, несмотря на причину, у него были определённые обязательства, а с другой можно было заняться последней подготовкой к торжеству, так как раньше предстоящее задание всё же притягивало больше внимания.
- Спасибо, я явлюсь, если моё присутствие потребуется… Девчонка успела уйти, но обязательно сюда вернётся. – Макнейр напомнил о последнем члене семьи предателя, имя которого стёрлось из памяти сразу же после его смерти, как совершенно недостойное запоминания, но одна из его дочерей, оставшаяся в живых, не давала назвать дело законченным, неимоверно раздражая. Однако место гибели родителей будет тянуть её к себе, а им нужно лишь своевременно об этом узнать от информаторов. Исход предрешён задолго до этого момента, ещё когда её отец решил спутаться с грязью, забыв истину чистокровных. Аппарируя почти одновременно с Рудольфусом, он сосредоточился на месте достаточно далеко от дома: это давало время, чтобы прийти в себя, усмирив боевые рефлексы и подумав о последовательности действий.
Спустившись по пологому берегу к самой кромке реки, Уолден опустил в неё руки, наблюдая за растворяющейся красноватым облаком то ли чужой, то ли своей кровью, смытой с ладоней потоком. Река была ещё очень холодной, так что кисть, пострадавшую в бою, тут же свело судорогой, но, стоило подождать несколько секунд, как это прошло. Стряхнув с пальцев влагу, он огляделся, вдыхая полной грудью свежий лесной воздух и направляясь к замку. Дойдя до границ основного купола, Макнейр ещё раз проверил, что сегодня тот пропустит всех желанных гостей, не отвлекая хозяина, Лестрейндж же был в этом списке уже не первый год, имея возможность прийти в любое время, поэтому говорить, что полдень – крайний срок, а ждут его гораздо раньше, Уолден не стал.
Ещё секунда на то, чтобы взглянуть на поместье со стороны, представив, каким сегодня люди увидят пусть и обновлённый, но обветшавший замок, а в холл он вошёл уже стремительным шагом, на ходу скинув эльфам мантию с запёкшейся кровью и раздавая указания. Часы уходили слишком быстро, домовики заканчивали украшать место, предназначенное для церемонии, в последний раз проверяя, все ли блюда приготовлены, а Макнейр, хмуро глядя в зеркало, застёгивал массивные запонки на свежей рубашке. Сейчас был совсем не подходящий момент, чтобы вспомнить о матери и её безумии, но мысли отогнать было невозможно: в сознании образ Элоизии постоянно накладывался на её образ, создавая причудливое смешение, а затем зрачки уже совершенно незнакомой женщины знакомо расширялись, и голова вскидывалась вверх, позволяя увидеть только медленно кривящиеся в изломанной улыбке губы… Самоконтроль, откровенно говоря, сдавал позиции. Пару раз глубоко вздохнув, Уолден различил шаги за спиной, обернувшись, чтобы удостовериться, что это тот, кого он ждёт и тут же порывисто произнеся:
- С этим всем можно свихнуться, я легче ещё раз с аврорами встречусь… Как всё прошло? – хотя бы ненадолго отвлечься, вернувшись к тому, что касалось событий ночи и раннего утра, сейчас было крайне полезно, к тому же он призвал на ближайшую ровную поверхность, которой оказался подоконник, стаканы вместе с бутылкой огневиски и бутылкой эля, давая Рудольфусу самому выбрать, что предпочесть сегодня. Так и не застёгнутый рукав Макнейр привычно закатал, но, увидев Метку, раздражённо выдохнул, опустив обратно: нужно было привыкать и к этому.

Отредактировано Walden Macnair (1 декабря, 2015г. 18:55)

+1

16

Кивнув на напоминание об уцелевшей девке из семьи предателя крови, Рудольфус мрачно осклабился: у Организации достаточно мелкой сошки, чтобы день и ночь караулить здесь эту мразь, улизнувшую от казни, да и после той кровавой жертвы, что они положили сегодня на алтарь победы, он чувствовал умиротворенность, дающую девчонке шанс на то, что ее палачом станет куда более милосердный маг, нежели те, что явились по душу ее отца.
Аппарируя одновременно с Макнейром, Рудольфус держал путь в Ставку. Несколько раз сменив направление коротких аппараций и оказавшись в какой-то момент в паре людных мест магического Лондона, чтобы окончательно сбить с толку авроров, пожелай те отследить, куда делись принесшие смерть в крохотный и спокойный поселок Пожиратели, он все же оказался перед не бросающимся в глаза строением, сосредоточившим в себе то, за что наследники древнейших и чистокровнейших родов магической Британии сражались против своих собратьев.
Доклад не занял много времени - Милорд редко снисходил до выслушивания отчетов о таких незначительных рейдах, направленных на усиление террора, так что Лестрейндж посвятил в произошедшее Долохова, не без удовольствия живописуя картину недавней бойни и отдельно остановившись на том, что кое-кому удалось ускользнуть от расправы. Антонин, понимающе отнесшийся к отсутствию Уолдена и кроме вопроса о том, все ли с тем в порядке, не заостривший внимания на одиночестве Рудольфуса, тут же распорядился установить наблюдение за поселком - он, как и Макнейр, был убежден, что девчонка вернется туда, где был раньше ее дом и близкие, а потому Лестрейндж вскоре уже отправился в Холл с сознанием выполненного долга.
Впрочем, был и еще один долг, выполнить который сегодня предстояло наследнику Рейналфа.
Наскоро приведя себя в порядок и залив бок прихваченным из Ставки настоем растопырника, он облачился в парадную мантию, демонстрирующую как социальное положение, так и уровень дохода своего обладателя, и отправился к Макнейр-каслу, хотя до полудня было еще достаточно времени.
Купол привычно пропустил его, реагируя не столько на Метку, сколько на установки хозяина, и Рудольфус не без удовольствия чуть помедлил перед массивным, хотя и носившим кое-где следы обветшания замком. Величественный, будто выступивший из вод Леты, Касл гармонировал с пейзажами этой суровой части Шотландии, и населявшие его маги тоже казались все как на подбор высеченными из светлого гранита и темного базальта, месторождениями которого была богата холмистая местность.
Домовики, услужливо кинувшиеся к частому гостю, вернулись к последним приготовлениям, подчиняясь его знаку, и Рудольфус бесцеремонно поднялся к комнатам хозяина, предчувствуя, что едва ли от него ждут бдений в гостиной или библиотеке.
Обернувшийся на его появление Уолден выглядел странно встрепанным, будто через пару часов ему предстояло не жениться, а, по меньшей мере, вновь принимать Темную Метку... Да что там, даже тогда, насколько помнил Рудольфус, его школьный приятель владел собой куда лучше - а может, так просто казалось, разбираться сейчас было не время.
Приветствие, с которым Макнейр обратился к вошедшему, подтвердило первое впечатление, и Рудольфус недоумевающе уставился на Уолдена, вбирая одним взглядом и напряженную позу перед зеркалом, и манипуляции с рукавом, и раздраженный выдох.
- Отлично, за поселком присмотрят, девчонка не уйдет, - отвечая на вопрос, Рудольфу прошел к подоконнику, придирчиво оценил виски, едва взглянув на эль, разлил по стаканам. - Еще один повод отметить этот день и твой успех.
Не дожидаясь Уолдена или тоста - тостов сегодня прозвучит достаточно, едва ли именно в этом нуждается Макнейр сейчас - Лестрейндж пригубил виски, удовлетворенно хмыкнув: в Макнейр-касле издавно водился лучший алкоголь если не во всей Англии, то уж в Шотландии точно, а Рудольфус к своим годам уже обладал обширным опытом, чтобы делать подобные выводы.
- Готов выполнить долг перед родом? - закинул пробный камень Лестрейндж, не слишком понимая, от чего Уолден на нервах: Элоизия Руквуд с самой школы хранила трогательную верность в своих симпатиях, а уж что до ее воспитания или происхождения, то придраться и вовсе было не к чему. - Элоизия всяко приятнее любого аврора - да еще смотрит только на тебя с самого Хогвартса.
Грубоватая попытка развеять обеспокоенность Уолдена Рудольфусу далась достаточно легко - он намеренно не касался тем, которые могли бы усугубить беспокойство друга, а потому замолчал довольно скоро, отставляя стакан обратно на подоконник и подходя ближе.
- К вечеру все будет кончено, а твои эльфы справятся. Если сомневаешься, я пошлю сову отцу, чтоб прибыл пораньше и проследил за домовиками, хочешь? Или Долохову, тот без дела болтается в Ставке, - Лестрейндж поднял со стола еще не отправленную на свое место запонку, дернул Уолдена за рукав, разглаживая манжету. Спустя полминуты его бывший вратарь мог перейти к следующему этапу обряжения, а Рудольфус мимоходом похлопал его по плечу, возвращаясь к оставленному ненадолго стакану. - От свадебной церемонии, конечно, удовольствия мало, а уж хлопот, если ты сам хозяин - по горло, однако уйти от этого нет ни единого шанса: род требует продолжения.
Он и сам уже ощущал эту потребность родовой магии, что уж говорить об Уолдене, в молодом возрасте ставшем во главе древнего рода - да и выполнение  этого долга подарит облегчение и уверенность в завтрашнем дне, едва жена понесет: при их развлечениях, которым они предавались еще на рассвете, скорейшее продолжение рода становилось немаловажным и гнало вперед не хуже страсти иного рода.

Отредактировано Rodolphus Lestrange (6 декабря, 2015г. 13:55)

+1

17

У Организации действительно давно были выработаны целые схемы для действий в различных ситуациях. Отчёт Рудольфуса мгновенно запускал одну из них: не в первый раз нужно было отследить человека, зная место, где он появится, а потом задержать его или же направить по следу кого-то, кто довершит начатое. И Макнейр не сомневался, что долго беглянке осквернять мир своей грязной кровью не придётся, задание будет выполнено идеально, всё же день к этому весьма располагал. Несмотря на то, что ещё до рассвета пришлось с головой полностью уйти в жар битвы, действительно почувствовав её острый вкус, когда прибыли авроры, ни тени усталости он не чувствовал, словно чужая смерть восполняла силы от применения мощных заклинаний, позволяя каждый шаг направлять только вперёд.
- Действительно, куда ей деться, разве что затеряться в толпе таких же магглолюбцев, прожив чуть дольше. – выбор Лестрейнджа не менялся с годами, что всегда вызывало у него, не любившего сворачивать с однажды и навсегда начатого пути, уважение. Тот был нерушим и вечен, как и этот замок, пусть уже давно не блистающий, но едва ли готовый отпустить занятую фундаментом землю, с каждым веком находя силы на существование даже в самые тяжёлые времена. Да и алкоголь в поместье с давних пор хранился на самом деле достойный. – Хотя столько их развелось, что хоть вот так целые посёлки выжигай – не ошибёшься… - Уолден оскалился, вспоминая яростное Адское пламя и поднеся стакан с переливающейся в свете лучей солнца жидкостью к губам. Сегодня огневиски действительно было лучше всего, с первого глотка отвлекая от лишних размышлений, а его вкус был привычным, даже родным, как и остальная часть магической Шотландии. Вот только сможет ли Элоизия также принять этот край, не поняв с отчаянием вскоре, что он не терпит ни тени слабости, мгновенно подавляя своей мощью и простором? Но не имеет смысла гадать, спроси он её, она бы сказала, что произойдёт одно из двух, и всё равновероятно, а наклон чаши весов будущего зависит от обстоятельств. Ополовинив стакан, Макнейр едва ли не поперхнулся, пару раз с силой кашлянув: то, как на него смотрели в Хогвартсе, его волновало только в случае, если это был взгляд какого-нибудь зарвавшегося гриффиндорца, решившего оскорбить наследника древней семьи, но Рудольфус действительно мог заметить и подобное внимание к его персоне, увидев то, что он сам игнорировал, считая свои встречи с девушкой не слишком личными, и определившись с её идеальным соответствием образу хозяйки его дома позже, так что мнению Лестрейнджа можно было доверять. В таком случае он даже не знал, как к этому относиться, но… Но так было немного спокойнее. Пристально посмотрев на друга несколько секунд, Уолден всё же залпом допил огневиски, отставляя стакан в сторону и протягивая руку, позволив застегнусь оставшуюся запонку, ощутив очень слабый сигнал щита, почти сразу догадавшись о личности прибывшего.
В конце концов выбор сделан, и этого никак не отменить, только не терять времени, позаботившись обо всём до начала церемонии. Долг перед родом присутствовал всегда, напоминая об обязанностях и ответственности за огромный многовековый шлейф истории, где имя отпечатывалось потом и кровью предков, куда вписывается новая строка свершений прямо сейчас. И продолжение фамилии было одной из самых важных задач.
- Требует. Особенно сейчас, когда чистой крови становится всё меньше и меньше... Как только мы победим. А я уж приложу все силы, чтобы это произошло скорее. Ну, а пока я должен не допустить повторения не самой лучшей части прошлого семьи… В любом случае посмотрим. Ещё и твою свадьбу устроим так, чтобы всем запомнилось. – Макнейр широко ухмыльнулся, поймав взгляд Лестрейнджа, а тем временем снизу послышался звук возни и властный женский голос, отдающий приказы домовикам.
- Сестра матери прибыла. Пропустить событие, о котором завтра будут говорить в обществе она не может, так же как и остаться в стороне от подготовки к нему, но меня по понятным причинам недолюбливает, поэтому даже спускаться не буду. Так что нет, можно никому не писать, мало ли у них забот, да и вдруг Долохов понадобится Милорду. – он и без того был благодарен отцу Рудольфуса, в том числе и за планирующийся визит. В какой-то мере это было даже статусно: присутствие таких людей мгновенно поднимало престиж всей фамилии в глазах других, заявляя, что Макнейры не сломлены потерей своих прежних позиций. Правда, Уолден уже и забыл думать о подобном: когда дело касалось Лестрейнджей, главную роль играли совсем другие причины.
- Кстати, мы так и не договорились: будешь держать второй меч в церемонии? – по традиции молодожёны должны были пройти через ряд символов, давно утерявших свою однозначную трактовку во множестве сменяющихся поколений, одним из них были два скрещённых над головой меча. Первый будет у Руквуда, который и передаст невесту жениху, а второй… Размышляя над этим, Макнейр понял, что мало кому доверит занести над собой и Элоизией наточенную сталь. Но Рудольфус, поднявший тяжёлое оружие, представлялся совершенно легко и спокойно.
- Нужно достать их ещё из хранилища. Кажется, ту часть замка тебе видеть до этого не приходилось.

+1

18

Широкая ухмылка Уолдена заставила Рудольфуса растянуть губы в ответной улыбке, хотя едва ли его собственная свадьба планировалась скоро. Он хотел упрямицу Беллатрикс Блэк, хотя их брак был одинаково нежелателен ни его отцом, ни ее, и это заставляло его беситься и вступать в конфронтацию с Рейналфом, желающем отдать своему наследнику одну из дочерей Розье. Едва речь заходила об этом, обстановка в Лестрейнлдж-Холле накалялась - Рудольфус не уступал отцу ни в упрямстве, ни в решительности, и хотя за пределы поместья информация о противостоянии пока не выходила, некоторые близкие обоим Лестрейнджам люди были посвящены в перипетии. Тем, впрочем, больше значила ободряющая фраза Уолдена.
- Когда я решу выкрасть невесту из родительского дома, ты узнаешь об этом первым, - пробормотал Рудольфус без намека на шутку, отпивая еще глоток. Огневиски, выдержанный и традиционно отдающий дымом и вересковым медом, делал неприятности с Беллатрикс не такими уж и существенными, а потому Лестрейндж подлил еще в порядком опустевший бокал, наблюдая за продолжающимися сборами Уолдена. Пожав плечами в ответ на вежливый отказ, он попытался припомнить, как выглядит упомянутая ведьма, доводившаяся другу родной теткой, но не слишком преуспел в этом - вспоминались лишь точеные черты застывшего лица, лица с парадного портрета, который Лестрейндж как-то видел, будучи в гостях в Макнейр-Касле. Женщина, изображенная на портрете, была матерью Уолдена, и Рудольфус в общих чертах был в курсе недуга, которым она страдала, а потому отчасти понимал выбор Макнейра: в роду Руквудов не было душевных болезней, по крайней мере, как было известно Лестрейнджу, а Элоизия производила со стороны впечатление воплощения рассудительности.
Впрочем, судя по звукам, доносящимся из-за дверей, явившаяся тетка взяла дело под свой контроль: дробный топот мечущихся взад-вперед домовиков, отринувших аппарацию, давал надежду, что к назначенному времени все будет готово, и Рудольфус облокотился на подоконник, потягивая виски.
- Почту за честь, - немедленно отреагировал он, выпрямляясь. Род Уолдена уходил своими корнями в далекое прошлое, и Лестрейндж, на что уж не отличался интересом к покрытому пылью прошлому, находил традиции Макнейров заслуживающими уважения. Их отношение к блестящей стали, к ритуалам, которые во многих семьях стали лишь мертвой церемонией, не способной высечь ни капли магии, не говоря уж об удивительной способности отрешаться от физической боли - мало что было вызвать у Лестрейнджа интерес больший, чем косвенное приглашение в ту часть замка, что Уолден именовал хранилищем.
- Веди,  - только и отозвался он, залпом допивая бокал. Если он правильно понял, хранилище содержало в себе фактически наследство прежних времен, когда род Уолдена еще горел в зените своей славы, а потому наследник Лестрейнджей, уже ознакомившийся под присмотром отца с сердцем Холла, знал, что древняя магия, сосредоточенная в одном месте на протяжении веков, не приемлет неуважительного отношения, как бы это нелепо не звучало. Достаточно было повысить голос, позволить себе малейшее проявление слабости, нерешительности или эмоциональной неустойчивости, чтобы спровоцировать детонацию накопленный и медленно впитывающихся в сам фундамент замка чар, но тем больше хранилище манило Рудольфуса, получающего истинное удовольствие от хождения на самом краю. И едва ли он ошибался, нутром чуя ту же склонность и в крови Уолдена.
Рывком распахивая дверь из покоев жениха, Рудольфус не обратил внимания на тут же спешно исчезнувшего с глаз домовика, оглянулся, оправляя манжеты парадной мантии.
- По дороге расскажешь, что именно от меня требуется?

+1

19

Возможно, этот день лучше всего подходил для подведения итогов: отгремел Белтейн, завершилась планируемая операция, а он принимал в свою жизнь нового человека, навсегда закрепляя за ним определённое место. Целая россыпь воспоминаний из Хогвартса, мимолётных встреч и разговоров складывалась в новую картину. Лёгкость приобретала вес, многообразие заменялось устоявшимся впечатлением: теперь Уолден чётко видел ту, что станет его женой, и, оглядываясь назад, был вполне доволен тем, к чему сейчас пришла его жизнь. Он вполне сроднился с замком, который пусть тот в детстве и не казался чужим, но всё же был чем-то далёким, ему не приходилось ощущать, что существование проходит впустую, постоянное соседство со смертью, риск и дикое ощущение триумфа это отрицали. В конце концов можно ли было в самом начале предположить, что он будет пить огневиски перед своей свадьбой на пару с Лестрейнджем, до этого с ним же обеспечив аврорат и журналистов хорошим запасом работы, а теперь расслабленно смеясь в ответ на обещание первому сообщить, если тот задумает добиться своей цели радикальным способом? Определённо, нет. Однако так всё и было. И слова совсем не воспринимались лишь домыслами: то ли на волне утренних событий, то ли уже давно привыкнув к решительности и упорству Рудольфуса, а так же  к тому, что обычно задуманное и воплощаемое ими свершалось, возможность штурма жилища Беллатрикс не казалась такой уж нелепицей. По крайней мере как один из вариантов.
Ещё одна часть свадебной церемонии была благополучно улажена. Встряхнув головой, Макнейр отставил стакан в сторону: хороший алкоголь заставлял быстро забываться, что было полезно, но для него сегодня ещё слишком поспешно. Выйдя в коридор вслед за другом, он наконец был спокоен: прошлое оставалось в прошлом, а уже давно мёртвый человек не мог так сильно влиять на него, особенно когда впереди всегда существовала цель, имевшая очень большую значимость как для него самого, так и для его ближайшего окружения.
- Сам ритуал стар как мир, да и его символика тоже: что-то вроде арки из оружия в знак того, что во всех битвах супруга будет поддерживать мужа. Когда-то  это был один из основных этапов обряда, потом остался лишь данностью, а теперь, можно сказать, опять актуален. – Уолден замолчал, не только вновь задумавшись о реакции Элоизии на ту сторону его деятельности, что ещё не была перед ней открыта, но и наконец дойдя до оружейной, повернув в соседний коридор. Только замер звук шагов, как факелы стали постепенно разгораться,  освещая каменную кладку пола, уходящую дальше под лёгким наклоном и тяжёлую дубовую дверь, обитую железом в её конце.
- От тебя потребуется лишь поднять меч на несколько секунд, а затем воткнуть его в землю – так предки обозначили завершение битвы. – задвижки замка вышли из пазов, когда Макнейр прикоснулся к нему палочкой, мысленно чётко произнеся пароль, а за дверью начинался длинный пустой зал, в котором лишь кое-где сохранились деревянные панели, раньше державшие на себе щиты, а следы на полу отмечали, в каких местах когда-то стояла коллекция доспехов. К нынешнему времени остались лишь одни, в дальнем от входа конце. Подойдя к ним, он вытянул кинжал на дюйм из ножен, прикладывая к острой кромке палец, а затем оставляя выступившие капли крови на уже давно не сверкающем оружии, которое держал этот последний стражник. Пол позади него словно осыпался внутрь, но показавшаяся лестница, ведущая вниз, была чиста. Коротко обернувшись к Рудольфусу, Уолден приложил палец к губам, почти бесшумно спускаясь. Снова огонь, зажигающийся на стенах, сопровождал каждый его шаг: с момента, как дом признал его хозяином, на это не требовалось отдельного внимания. Наконец они достигли самого сердца древнего замка, где защитой главных, неприкосновенных в любые времена ценностей рода была уже сама магия и история. Стройные ряды кенотафов предваряли стоящий на возвышении реликварий. Лица скульптур предков были покойны, хотя некоторые выражали сосредоточение или немой укор. Только погибшие достойно своей фамилии или совершившие великие дела удостаивались чести быть похороненными именно здесь, близко к первому камню фундамента.
Быстро пройдя по проходу  между надгробий, Макнейр легко взошёл вверх по ступеням, положив ладонь на крышку сундука и заставляя исчезнуть. Всё, что лежало внутри, было обёрнуто в слои плотной тёмной ткани, скрываемое от посторонних взглядов, но найти парные мечи было совсем не трудно. Разворачивая материю, Уолден опустился на край вновь появившейся плиты, взвешивая оружие в руках и отдавая полагающееся Лестрейнджу, давая тому примериться самостоятельно. Рассматривая открывавшееся отсюда пространство, самых выдающихся предков, он задумчиво произнёс, уже не имея необходимости хранить полное молчание, чтобы не потревожить их вечный сон:
- Ради этого, ради продолжения этого и воюем. Не понимаю, как от такого можно отказаться в пользу магглов… - вновь повернувшись к Лестрейнджу, наблюдая за его реакцией, Макнейр добавил:
- Ну как? Могу, кстати, для удобства предложить перевязь.

+1

20

Следуя за Макнейром к оружейной, Лестрейндж задумался о том, что только что услышал. Для него не было сюрпризом то, что Уолден вовсе не считает женщин бесправным приложением отца или мужа, однако в его собственной семье место ведьмы, пусть даже и жены главы рода, фактической хозяйки поместья, было строго ограничено родовыми традициями и ничего, подобного ритуалам Макнейров, не было даже в старые времена: даже обращение к поддержке жены могло бросить тень на мужчину рода Лестрейндж, а уж тем паче - совместное участие в битве. Тем не менее, уважение к традициям, впитанное с малолетства, распространялось не только на традиции своего рода, но и на все чистокровные семейства, а потому Рудольфус не собирался делать отмеченное отличие предметом дискуссии.
Свернув в коридор, в котором он точно никогда раньше не был, Лестрейндж с невольным уважением оглядел массивную дверь под стать каменной кладке вокруг: Макнейр-Касл давно не перестраивался и сохранил отпечаток тех времен, когда высокий крепостные стены и толстые башни фактически означали выживание рода. Это особенно бросалось в глаза здесь, вдалеке от комнат, открытых гостям.
В пустом зале подстать ведущей в него двери шаги молодых волшебников раздавались неожиданно гулко и многозначительно. Лестрейндж закрутил головой, разглядывая пустовавшие стены, хотел было что-то спросить, когда Уолден привычным движением схватился за рукоять кинжала, но умолк, вняв недвусмысленному жесту, и последовал по лестнице, появившейся в черном зеве разверзнутого пола.
С каждым шагом путь, ведущий вниз, становился все более освещенным, и вскоре Рудольфус перестал беспокоиться о том, что следующей ступени не окажется под сапогом.
Казалось, будто спуску не будет конца, но наконец перед ними предстал ровный пол. Лестрейндж ступил с последней ступени и едва сдержал желание присвистнуть: на него, невидяще устремив каменные очи, взирали предки Уолдена, будто приветствуя тех, кто осмелился нарушить их вечный покой.
Смерть не страшила Рудольфуса, однако, оказавшись в кругу мрачных надгробий, явно хранящих следы присутствия родовой магии, он примолк, не желая неосторожным словом или действием навлечь на себя гнев чужих чар. Разумеется, то, что он был здесь по приглашению главы рода, служило своеобразным гарантом, но предостережение Уолдена на лестнице еще было свежо в памяти, а Рудольфус был вовсе не идиотом, чтобы не понимать, насколько в самом деле опасно взаимодействие с самым средоточением древней магии.
Храня молчание и чувствуя затылком провожающие их взгляды, он остановился перед плитой с сундуком, не доходя какого-то фута и внимательно следя за манипуляциями Уолдена. Плотная ткань, соскользнувшая с меча, прятала, как оказалось, остро наточенный клинок, льдисто замерцавший в освещении хранилища. Быть может - и скорее всего - этому мечу была не одна сотня лет, однако состояние лезвия было идеально и по-прежнему смертоносно. Заточка, наверняка зачарованная, приковывала внимание, и Рудольфус потянулся к эфесу даже раньше, чем Макнейр протянул меч.
Клеймор, классический шотландский двуручный меч, тяжело лег в ладонь, и даже не смотря на габариты рослого Лестрейнджа, не смотрелся пустой игрушкой в руках Рудольфуса. Заточенное с обоих сторон лезвие сверкнуло, отражая рассеянный свет, когда Рудольфус, перехватив эфес обоими руками, широко взмахнул мечом, подчиняясь песне, едва слышно выпеваемой древним клинком.
Слова Макнейра о смысле их войны, прозвучавшие в тишине хранилища, будто касались самого меча, и Лестрейндж почти лаская коснулся большим пальцем клинка, признавая правоту Уолдена: отдать сокровище, подобное этому, магглам, позабывшим о чести, было бы предательством по отношению к прошлому.
- Перевязь нужна. Такой клинок стоит обнажать лишь на свадьбе главы рода либо для того, чтобы как следует напоить его кровью, - кивнул Рудольфус. Он не сомневался, что Августус Руквуд тоже предпочел воспользоваться перевязью - даже вопреки распространенному заблуждению тех, кто не имел представления о настоящем мече и считал его неуклюжим и крайне тяжелым, едва ли имело смысл таскаться с двуручным клеймором в руках, да и для клинка это не было честью, а Лестрейндж был готов поклясться, что у подобных мечей была своя славная история, не случайно же их место было здесь, среди кенотафов. 
Рудольфус определенно подпал под впечатление: в оружейной Холла двуручные мечи были представлены лишь неповоротливым эспадоном, а бастарды - полутораручные - не вселяли в Лестрейнджа подобного восторга, казались слишком легкими и короткими даже после волшебной палочки. Но вот клеймор, наверняка способный крушить черепа врагов будто сухие орехи - вот с таким мечом Рудольфус был готов отвоевать магический мир безо всякой магии.
- С этим мечом мне и палочка не нужна, - озвучил свои мысли Лестрейндж, веря в свои слова среди надгробных плит предков Уолден и чувствуя, как теплеет часть гарды, касающаяся его рук. Должно быть, женщины, вступавшие в брак под сенью обоюдоострой широкой полоски стали, наверняка могли стать крепким тылом, мелькнуло у него в голове.

+1

21

Внимательно рассмотрев Рудольфуса, фигура которого выделялась в свете факелов, оставшихся на стенах ещё с незапамятных времён, так как любые перемены в этом месте нежелательны, Макнейр удовлетворённо едва заметно кивнул. Являясь одним из немногочисленных магов, связавших свою жизнь с холодным оружием в разнообразных его формах, он никак не мог избавиться от здорового недоверия к тем, кто всё же решался ощутить вес и силу меча, особенно когда речь шла о чём-то невероятно ценном, как фамильная реликвия: слишком мало достойных примеров, редко встретишь человека, сумеющего правильно взяться  за достаточно тяжёлый с непривычки, выкованный в совершенное лезвие металл. Однако сейчас такой был перед ним. Макнейр действительно не прогадал, представляя в качестве того, кому можно доверить одну из самых символичный частей церемонии, именно друга. Хотя возможность увидеть это была даже раньше, теперь предположение только утвердилось. То, что нужно в такой неспокойный день наряду с огневиски. Оставалось лишь с наслаждением прислушаться к свисту воздуха, рассекаемого уверенным и чётким взмахом, на мгновение прикрыв глаза. Всё же музыка боя для таких, как они, являлась самой лучшей. А вот балансировка меча была великолепной, что он смог ощутить, едва взявшись за рукоять. Тайну заточки же ему так и не удалось узнать ни из каких источников: режущую кромку своих кинжалов в противовес этой, хранящему идеальную остроту уже столетиями, приходилось периодически обновлять. Тут уже ненароком вспомнишь все те легенды, записанные в семейных архивах вместо практических советов. Будто бы предки знали, что их секретам лучше не жить до времени, когда всё изменится, когда то, что они возносили превыше золота, кровь, рождённую в магии, живущую в магии и умирающую в ней, перестанут принимать всерьёз.
А реакция Лестрейнджа стала по-настоящему приятной. Впрочем, можно было не сомневаться с самого начала: тот оценит. И поймёт много больше остальных. Только тот, кто убивал, сможет увидеть суть орудия убийства. Напоить кровью… Именно так. Но теперь меч лежит здесь, навечно связанный с древним шотландским родом. Уолден лишь молчаливо улыбнулся в полутьме, так как факелов для такого пространства явно не хватало, но и обильный свет здесь казался неуместным, а затем вновь взглянул с высоты постамента на кенотафы. Там, внизу, полагалось хранить полное молчание и, будучи честным, он бы сказал, что от застывших лиц мужчин, крепко сжимающих оружие, и умиротворённых женщин, даже после смерти оставшихся хранить дом, становилось не по себе. Здесь, наверху, казалось, царило спокойствие, здесь с него спадало всё напряжение. Возможно, когда-нибудь именно тут ему и будет уготовано быть похороненным. Если магия сочтёт, что он был достойным представителем своей фамилии. На самом деле хотелось бы:  как бы там ни было, для каждого Макнейра его дом находился в этом месте… Встряхнув головой, Уолден рассмеялся, отвечая:
- Да уж, таких мечей больше не делают, а вот люди, подобные ему, ещё остались. На них и продержимся, у нас есть опора. Что сделают магглорождённые, не имеющие корней, подобных нашим, против тех, кто тщательно хранит наследие? А если понадобится пролить реки крови... Этот меч послужит верную службу, будь в нём необходимость. – опять же мало кто бы воспринял эти слова правильно, но, коротко взглянув на Рудольфуса, он даже не пытался смягчить формулировку. Кто знает, что будет в будущем. Год, два, десятилетие… Для этого меча они - сущее мгновение, как и для тех, кто безмолвными свидетелями присутствовал здесь. Следовало уходить. И тем скорее, чем больше хотелось остаться.
Вновь закрыв проход вниз, через зал, некогда бывший хранилищем доспехов, Макнейр прошёл очень быстро: не хотелось лишний раз задумываться над тем, что раньше здесь не было запустения, а кроме того каждый раз, находясь у реликвария, вернувшись, ему казалось, что он сбросил какое-то тяжёлое наваждение, словно придавливающее его весом необозримого прошлого. Гораздо легче в светлой оружейной, одной из немногих комнат, что воплощала всё величие рода. Не задумываясь выбрав крепкую перевязь из чёрной, толстой кожи с металлическими бляхами, Уолден снова отметил сигнал щитов, накрывавших поместье.
- Обязанности хозяина… – надо отдать должное, гости собрались действительно быстро, пусть их и было не так много. Хотя для чистокровных понятие «близкий родственник» распространялось не только на кровных. Макнейр как раз закончил разговор со своим двоюродным племянником, когда в холле появился Августус. Выглядел он так, словно был на ногах с раннего утра и, не только по поводу свадьбы, что, впрочем, очевидно было верно, так как сразу после приветствия он коротко сообщил, воспользовавшись тем, что посторонние их не слушали, что наблюдение за посёлком работает и следить будут исправно: вполне возможно, из этого случая сделают очередной информационный взрыв, чтобы раскачать Министерство, а значит, работа должна быть доведена до победного конца. Наконец, убедившись, что всё готово, Руквуд вновь аппарировал, чтобы вернуться уже через минуту, а гости в это время освободили путь к коридору, замолчав. Впрочем, пока те занимали места у стен, Уолден успел поймать взгляд Рудольфуса, тихо произнеся:
- Мерлин с нами. Может, до вечера и не одно дело успешно завершим.

+1

22

Магия, теплом исходящая от меча в прохладе подземелий, дурманила: смех Уолдена отразился от каменных надгробий, умножился, достиг самых отдаленных углов подвала, затаившихся во мраке. Здесь не пристало бояться смерти, и слова Макнейра о войне прозвучали не предостережением, но данностью. Меч выжидал, и мрачные предсказания, озвученные главой рода хозяев замка, вот-вот должны были исполниться.
Да и о чем говорить, война уже шла. Сегодняшний рассвет в полыхающем маггловском поселке встретили не убийцы, а солдаты, воины будущего, что придет на смену нынешнему позору. И Лестрейндж осознавал это не хуже Уолдена, внимая ему над прахом тех, кто также истово верил в чистоту и непогрешимость крови, наполненной истинной магией.
Уже покидая зал кенотафов, сжимая рукоять клеймора и чувствуя тяжесть клинка на плече, даже сквозь мантию ощущая горячую пульсацию ожившей стали, Рудольфус не мог не подумать о том, кому принадлежал этот меч. Какому великому волшебнику прошлого, герою, отстоявшему свои права на Остров у его законных обитателей. Сколько и чьей крови он попробовал - магов, магглов, оборотней ли или единорогов, бег чьей жизни оборвал. Магглы давно отказались от холодной стали, Лестрейнджа знал это и без маггловедения, благо, Рабастан болтал достаточно, когда находился в общительной фазе и еще не усвоил, что при старшем брате лучше помалкивать, да и сами маги, за исключением истинных ценителей, которых становилось все меньше и меньше с каждым десятилетием, не использовали ничего кроме волшебной палочки в бою - и меч, нынче сосланный в подвалы к тем, кто, возможно, выступал с ним впереди Дикой Охоты, оказался будто живым напоминанием о более кровавых днях. Днях, которые могли возродиться.
Ушли в прошлое техники боевой магии, включавшие в себя одновременное использование зачарованной стали, позабыты и древние заклинания, позволяющие придавать кинжалу или мечу некоторые функции волшебной палочки - а ведь если верить легендам, бес счета хранящимся в закромах любого старинного рода, воины прошлого могли творить магию, пользуясь холодным оружием: Протего, Плеть, Редукто... Да мало ли, что еще.
В светлой оружейной эти мысли оставили Рудольфуса с той же легкостью, что и набежавшая волна смывает легкие следы на песке. Он принял перевязь и уже закреплял последние пряжки, как Уолден вскинулся: видимо, они провели у кенотафов времени больше, чем показалось. Родовая магия такой концентрации могла искажать восприятие времени, хотя не причинила бы серьезных неприятностей главе рода.
- Пора, - коротко ответил Лестрейндж на слова Макнейра, проверяя, как следует ли закреплен меч.
Тому предстояло принять на себя очередной пласт ответственности за судьбу рода, и от того, верно ли он выбрал женщину, зависело многое. Не стоило начинать вечер с опоздания.

Собирались гости - чистокровные маги, представители старинных и благородных родов собирались под сенью Макнейр-Касла, чтобы поприветствовать Элоизию Руквуд, готовую стать женой главы рода Макнейров. Часть магов появились в мантиях, но уже в холле замка снимали их, оказываясь в белых рубашках, чтобы сразу же трансфигурировать из мантии клетчатые пледы, и даже на некоторых женщинах красовались арисэды. Впрочем, среди гостей хватало и привычных мантий.
Традиционно, эльфы расставили по углам высокие пузатые вазы с чертополохом и вереском подстать мрачной торжественнности замка. Рудольфус, впервые оказавшийся вдали от чисто английского колорита, осознавал, что традиции Макнейров наверняка тесно переплелись с обычаями местности, где поселился первый предок Уолдена, а потому хранил невозмутимость: у каждого рода были свои особенности, продиктованные как географией, так и переживаемыми родом перипетиями.
Он заметил Руквуда, едва тот появился: Уолдена оттеснил молодой волшебник, но с появлением Августуса Макнейра будто заклятьем притянуло к брату своей невесты. Поспешил туда же и Лестрейндж, рассекая себе путь между гостями - перед его массивной фигурой, увенчанной рукоятью меча, торчащей над плечом, просторная тропинка образовывалась будто сама собой.
- Все успеем, - так же негромко ответил Рудольфус, блестя глазами и улыбаясь мрачно - эта ухмылка еще запомнится тем аврорам, кто будет его брать в далеких восьмидесятых, ухмылка, сулящая смерть. - Будет достойный дар для невесты и ее семьи.
Позже, когда формальности завершатся, а свадьба превратится в застолье, может и выйти отлучиться на полчаса из Касла, завершить утреннее дело. Элоизия, конечно, точно заметит даже такое короткое отсутствие жениха, но сумеет не привлечь к этому факту внимания: эта ведьма с легкостью прошла бы и ритуал очернения невесты, будь это традицией и в среде чистокровных магов.
Руквуд, отходя, бормотнул, что было бы желание, а придержать девчонку, пока не явится виновник торжества, проблемой не станет,  и Рудольфус ухмыльнулся еще шире, предчувствуя развлечение.
Они с Августусом заняли места напротив друг друга на расстоянии в шесть-семь футов, а прочие гости также распределились вдоль стен зала, образуя длинные цепи: когда Уолден и его невеста появятся, каждая шеренга вскинет вверх соответственно левую или правую руку, подражая тем, кто стоит во главе, а Лестрейндж и Руквуд скрестят мечи над головами новобрачных, подтверждая их обеты.
Рудольфус кивнул Августусу, выглядящему непривычно торжественным: тот тоже остановился на заплечной перевязи, и теперь сжимал и разжимал пальцы правой руки, готовясь легко вытащить меч.
Запели зачарованные волынки, низко и пронзительно, будоража кровь не хуже выдержанного виски. Вспыхнули и разгорелись свечи, парящие над головами гостей и подсвещавшие гобелены, изображающие деяния Макнейров. Не отрывая глаз от сосредоточенного лица Руквуда и только слыша шаги Уолдена и его невесты, Лестрейндж закинул руку за плечо, коснулся оплетки рукояти и медленно потянул меч вверх, синхронизируя свои действия с движениями Августуса - в момент, когда оба клинка соприкоснулись друг с другом над головами жениха и невесты, пламя свечей затрепетало под порывом древней магии. Серебристые искры рванули вверх, теряясь под высокими сводами потолка, кое-кто из гостей женщин восторженнно охнул.
Лестрейнд оторвался от вида скрещенных клинков, и, чувствуя рукой, голой кожей, касающейся эфеса, пение магии, взглянул на Уолдена.
- Слава Макнейрам! - первым выкрикнул положенное чествование Рудольфус, и тут же Руквуд присоединил свой голос к его, а затем и гости подхватили.

Отредактировано Rodolphus Lestrange (16 января, 2016г. 17:49)

+2

23

Получив подтверждение своим словам, Уолден признал, что подарок к запланированной свадьбе вышел щедрым, подстать как жениху, так и его роду. Семья невесты в лице Августуса, определённо, оценила такой символичный дар, вопрос был в том, как к этому отнесётся сама Элоизия. Общество настолько стремилось подчинить чистокровных своим правилам,  что о принадлежности к Пожирателям Смерти особенно не распространялись даже среди ближайшего окружения. Конечно, Уолден не преминул затронуть тему своего отношения к нынешнему положению дел, но разговор оставил только какое-то чувство неопределённости. Он ходил по гостиной в особняке Руквудов, резко пересекая полосы света в мягких тенях, он говорил о чести, долге, памяти предков и о том, как важно сохранить их, не поддавшись чужому влиянию, она же только слушала, не перебивая и пытаясь своим внимательным взглядом увидеть что-то, скрытое в отрывистых жестах и быстрой походке. Но упомянутые понятия были близки каждому аристократу, ценящему свою кровь, а вот необходимость объяснить, что такое Метка на предплечье, и к чему она обязывает, что его порой нельзя будет найти в замке среди глубокой ночи просто потому, что на другом конце Англии в доме одного из чиновников от стен отражается бессвязный крик боли… Это для Макнейра становилось нелёгкой обязанностью. Но в конце концов ей придётся это понять и принять, если потребуется, даже смириться. В конце концов всем причастным было понятно, какая клятва первостепенна для свершившегося утром. Он жёстко прищурился, вглядываясь в пространство перед собой, избавившись от опасной стали во взгляде за секунду до появления Элоизии, слыша чёткую поступь и коротко взглянув на Августуса, передающего ему сестру, когда тот уходил дальше, направляясь к Рудольфусу. Даже без слов было понятно, что тот мог бы сказать. Чистокровные ценили свою семью, и факт заключения родственного союза значил очень многое. Элоизия, отпустив руку брата, слегка поклонилась, осторожно вынимая из-за толстого золотого шнура на талии, оттенявшего тёмно-зелёный бархат платья, кинжал, протягивая его двумя руками. Согласно традиции, сложившейся во времена, когда война была привычкой, на помолвке девушке вручалось оружие, которым она могла бы защитить свою честь, таким образом её будущая семья становилась её поддержкой ещё до завершающей церемонии.
Рука в руку они под звуки волынок прошли вглубь холла, где над их головами соприкоснулись мечи, высекая искры из зачарованного металла. Это действительно было впечатляюще, это было тем, что скрывалось за именем рода, уже немало вложившего в историю как этой земли, так и всей Англии, сейчас также не остающегося в стороне. За один шаг крепче сжав чужую ладонь, Уолден увидел одобрительный и пристальный взгляд Руквуда, а затем, встретился глазами с Лестрейнджем, растягивая губы в торжествующей ухмылке и одновременно с Элоизией пересекая невидимую черту. Под всеобщее чествование, начатое другом, по-настоящему верилось, что с этого момента пишется совершенно друга страница истории семьи, которая обязательно завершится победой.
Коридор вёл сквозь замок к противоположному выходу, давая новой хозяйке рассмотреть часть своих владений, хотя путь, тщательно убранный и украшенный домовиками, не отражал всего, что находилось в глубинах переходов. Наконец открытые двери выпустили всех в сад, начинавшийся у дома и уходящий в стороны, прямо напротив же расстилалось вересковое поле. Этим растениям было ещё рано цвести, но чуть дальше, где холм, на котором располагался замок, резко обрывался, около самого откоса находился правильный круг вечно обрамлённых пурпурными цветами стеблей. С этим местом у Макнейров было связано множество легенд, одна из них гласила, что именно оно стало указанием прародителю заложить фамильный замок именно здесь. Пока гости располагались дугой, молодожёны ступили в центр круга, и волынки затихли. Элоизия, знавшая последовательность церемонии, но не знакомая с её условиями, жадно рассматривала открывающийся простор и странное поведение растительности, однако точно с началом новой мелодии сделала шаг в сторону, обходя круг по  краю. Уолден проделал то же самое, вновь вытянув руку вперёд, соединяя с рукой жены, шагнув навстречу, затем отступив на шаг и повторяя это с разворотом. Плавные движения старинного танца ложились в кайму музыки, постепенно достигая пика и завершаясь. Поклонившись, он увидел, как длинные рукава Элоизии коснулись вереска, мгновенно представив, сколь долго ткань ещё будет хранить его опьяняющий аромат. Впрочем, сегодня пьянил весь день: битва, ожидание, встреча с незапамятной стариной, а затем ритуал, где можно было в полной мере ощутить ответственность за человека, подошедшего вместе с тобой к краю, чтобы призвать в свидетели свершающегося союза саму магию, а чуть позже, когда все расположились за выставленными на воздухе столами, к этому прибавился настоящий алкоголь. Но сначала домовики принесли медную жаровню с горящим огнём, а новоиспечённая леди Макнейр осторожно дотронулась пальцами до огня, этим символом принимая на себя обязанность хранить замок и всех его обитателей. Уолден снова различал в ней знакомое с детства величие, но направленное не куда-то вверх, в бесконечное и недосягаемое небо, а находящееся совсем близко, и это словно распустило последние узлы, запрятанные в самые далёкие углы души.
Пир шёл своим чередом, когда руку обожгло вызовом. Он отставил в сторону золотой кубок, из по случаю празднества выставленного эльфами дорогого набора, выхватывая взглядом Рудольфуса и Августуса, сидящих рядом. Вот и возможность разрешить до конца состоявшийся разговор, дело требовало своего продолжения. Макнейр глубоко вздохнул, отстраняясь от опаляющего чувства и собираясь с мыслями, однако Элоизия, наблюдавшая за ним, его опередила:
- Традиционная охота? – Уолден сперва удивлённо вскинул бровь, через секунду, уже совладав с собой, улыбнувшись. Охота некогда служила продолжением ритуала, как знак того, что муж так же будет хранить свою семью, только уже много поколений этот обычай не использовался, решили не прибегать к нему и на этот раз, однако знали об этом всего четыре присутствующих человека, а повод покинуть гостей был вполне настоящим. Ещё пара мгновений на то, чтобы кивнуть Лестрейнджу, и выйти из-за стола, а чужая рука, перехватившая в порыве ладонь, медленно, но неумолимо отпускала. Элоизия так же встала с места, привлекая к себе внимание и объявляя следующую часть церемонии, провожая уходящих мужчин традиционным:
- Богатой добычи и удачного возвращения.

Отредактировано Walden Macnair (19 января, 2016г. 22:57)

+2

24

Идя следом за новобрачными под древними сводами Касла, Лестрейндж чувствовал, будто этот день не только знаменует собой одно из важнейших событий в жизни главы рода Макнейров - наиважнейшим будет рождение наследника - но ему казалось, что эта свадьба, традиционный обряд скрепления союза двух отпрысков чистокровных семей и есть победа, их победа, его, Уолдена, Августуса...
Ради того, чтобы цепь не прервалась, ради того, чтобы сын Уолдена так же вел новоявленную леди Макнейр по каменному коридору замка, крепко сжимая ее ладонь в своей, они утопили рассвет в крови в крохотном поселке далеко от Шотландии. Ради того Уолден сейчас брал в жены Элоизию Руквуд. Ради того на его предплечье расцвела Метка, наливаясь тьмой и багрянцем.
Рудольфус знал, что наступит день - и он встанет у сердца Холла, в тени фамильного склепа, рядом с женщиной, которая поклянется служить ему и принадлежать ему до конца жизни, не было у него другого пути, как не было другого пути ни у одного молодого волшебника или ведьмы, родившихся у чистокровных родителей, и это знание непостижимым образом роднило его и с Руквудом, в семье которого были свои брачные ритуалы и которому все еще предстояло, и с Макнейром, чей день наступил сегодня.
Элоизия, гордо и высока держащая голову, причесанная на традиционный манер, шла по замку, выступая с уверенностью хозяйки. Лестрейндж усмехнулся, переводя взгляд на Уолдена, чьи губы еще кривила торжествующая улыбка: спроси его кто, он бы, положа руку на сердце, признался, что лучшей жены, нежели Элоизия Руквуд, нельзя и пожелать... Хотя сам грезил совсем другой женщиной, той, которая отказывается признавать, что от судьбы не сбежишь. Впрочем, Рудольфус может позволить себе ждать столько, сколько захочет - Беллатриса Блэк даже не понимала, насколько бесплодны ее попытки отрицать свой рок в виде наследника Рейналфа Лестрейнджа.
Массивные двери, распахнутые домовиками, выпустили всех в сад, из которого мощеная дорожка вела к вересковому полю, издревле находившемуся на землях Макнейров.
В тишине, сменившей умолкнувшие волынки, до собравшихся изредка доносились перепевки птиц, скрывающихся в высоком вереске, а над полем плыл ни с чем не спутанный аромат цветка. Не заступая в ровный круг, образованный цветущим кустарником, гости с благоговением следили за первым - обрядовым - танцем молодоженов. Традиционные наряды гостей, мечи кое у кого на поясной перевязи, Лестрейндж и Руквуд, плечом к плечу стоящие у самой границы круга, где неспешно двигались лорд и леди Макнейр,  - этой картине могло быть и тридцать лет, и триста. И ради того, чтобы эта церемония повторялась вновь и вновь, не жаль было отдать жизни, своей ли, чужой ли.

Рудольфус поднимается из-за стола, чувствуя, как полыхает натянувшаяся на предплечье Метка. Уолден кивает подтверждающее, и Августус тоже встает, неосознанно потирая левое запястье.
Леди Макнейр провожает их добрым напутствием, и Лестрейндж, аппарируя, не перестает ухмыляться, предвкушая добычу.
В сумерках поселок едва отличим от того, что представилось Пожирателям на рассвете. Огонь кое-как потушили, однако следы от бушующей здесь смерти по-прежнему заметны. Понадобятся недели, а то и месяцы, чтобы раны зарубцевались, и Лестрейндж не будет удивлен, если однажды узнает, что поселок вымер, постепенно покинутый своими жителями.
Там, где прошли они, в отчаянной и священной борьбе вырывая с корнем ядовитые сорняки, вырастет лишь посеянное. На месте смерти - смерть, на месте боли - боль.
Уже сейчас поселок выглядит странно тихим, затаившим дыхание, затаившимся.
Рудольфус на ходу расстегивает и стаскивает с плеч мантию, перекидывает ее через левую руку,  рывком расстегивает слишком тугой ворот накрахмаленной сорочки, полной грудью вдыхает едва уловимый аромат пепла и торжества, которым был полон воздух утром.
Они знают, куда идти, и он, и Уолден - несмотря на то, что Метка ведет уверенно, они ни с каким другим не спутали бы этот дом, даже успей он избавиться от следов многочисленных повреждений от безрезультатных атак.
Входная дверь распахнута, но коридор пуст и темен - лишь в дальней комнате на втором этаже горит свет.
Лестрейндж топает по лестнице, бросает мантию на первый попавшийся стул, расстегивает манжеты и закатывает рукава, обнажая пульсирующую Метку.
Милорда здесь нет, он чувствует это - они все это чувствуют - но дом хранит следы Его воли.
Все, что произошло здесь и еще произойдет - во имя Его.
Девчонка обездвижена, распята на стене. Застывший взгляд устремлен в никуда, зубы до крови впились в нижнюю губу. Переломанные на обеих руках пальцы вывернуты под странными углами, а пшеничные косы потемнели от крови и пота.
Но она жива.
На сей раз Рудольфусу не нужна маска. На сей раз он даже хочет, чтобы она увидела перед смертью лица тех, кто пришел в ее дом и уничтожил всю ее семью, а теперь вернулся за ней.
- Прочь, - не терпящим возражения тоном бросает он Пожирателю смерти, встретившему их у дверей. Безликий, скрывающий лицо под маской, тот неторопливо выходит из комнаты, оставляя жертву наедине с палачами.
- Завершим торжество охотой, - произносит Лестрейндж уже в адрес Макнейра, намекая на напутственные слова Элоизии. - Эта сука загнана, бежать ей некуда, ее стая мертва. Финитэ.
Девка кулем валится на пол, скользит пальцами по стене. Вызвавшая авроров тварь. Рудольфус неосознанно облизывает губы, глубоко дышит, будто зверь, почуявший добычу и взявший след. Выпитое огневиски и вино на свадьбу давно горячит ему кровь, но он уступает право распорядиться девкой Макнейру, отходя в сторону и демонстративно опуская волшебную палочку.

+2

25

Вновь Метка на предплечье напоминала о долге, который на самом деле не забывался ни на секунду, вновь тянула в маггловский посёлок, одновременно обескровленный и залитый кровью до самого края, где небо касалось выжженной, обгоревшей земли, щедро напоенной живительной влагой. Аппарировав, Макнейр широким взглядом окинул место, которое станет одним из символов приближающейся победы, стоящей того, чтобы добывать её такой ценой. Всё складывалось как нельзя лучше: в голове до сих пор звучали напутственные, наполненные смыслом слова Элоизии и вспоминался её взгляд, понимающий, принимающий и отпускающий с миром, не вставая на пути того, без чего ему уже невозможно было представить своё существование, даже если отсечь руку со знаком, дарованным Тёмным Лордом. Руквуды умели подмечать и складывать факты в единую картину, обходясь без лишних объясняющих разговоров, но больше всего удивляло то, с какой тщательностью она изучила традиции рода, что становился теперь её новой семьёй. Даже оставшиеся лишь на страницах старинных фолиантов и в переплетениях нитей гобеленов, где изображались предки, без тени сомнений загоняющие очередного зверя в засаду. Теперь охота также происходила, правда, была уже другой. Однако суть её не изменилась: это обещание, это убийство во имя будущего семьи. Только знать об этом будут немногие: общество получит грамотно отмеренную пищу для сплетен и обсуждений, внешнюю сторону. Отдельно новое, наводящее на предателей крови липкий и холодный ужас нападение, и отдельно на другом конце Англии прошедшее по всем канонам от и до соединение двух родов. А связь между этими событиями – тайна, разделённая молодой супругой со своим мужем и его верностью. Осознавая, с каким спокойствием и уверенностью, в которых не слышалось обвинений, но ожидаемо слегка проглядывала тревога, было сделано это решение, Уолден чувствовал, что его выбор должен быть правильным. В это до безумия хотелось верить, цепляясь за такое подтверждение. Чувства, смешанные в опасном соотношении с головокружащей эйфорией от вида разрушенного посёлка, прорывались тонкими иглами, заставляя почти счастливо улыбаться, идя туда, где их уже должна была ждать последняя, почти ритуальная жертва.
Сразу же в глаза бросался контраст между древним замком, сегодня заметно преобразившимся, словно сбросившим с себя  многовековую пыль, и тем, чем сейчас стало ещё день назад мирное и тихое поселение. Впрочем, такой исход для того, что было осквернено, казался единственно возможным и логичным, интересовал их сейчас лишь один дом, куда вела волна жара, распространяющаяся от предплечья. Или же дикое, неистовое, непреодолимое желание закончить, поставив точку и этим раз и навсегда, если не всем, то многим доказав: от возмездия не сбежать. Заметив, как Рудольфус избавился от мантии, Макнейр выразительно хмыкнул, только теперь понимая: вид у них действительно… Праздничный. Хотя по сути это действо и являлось их торжеством, торжеством их убеждений и устремлений. Однако сейчас тяжёлые, украшенные замысловатой вышивкой одежды и впрямь мешали. Щёлкнула в тишине, прерываемой звуком шагов, застёжка у ворота, ткань соскользнула с плеча, Уолден в привычной манере закатал рукава, держа теперь палочку уже в ладони, а затем перед ними предстало весьма достойное этого дня зрелище.  Девчонка вздрогнула от брошенного Лестрейнджем слова, после этого, видимо, начав осмысливать следующую его фразу.
- Завершим… - Макнейр чуть задумчиво отозвался эхом, обходя последнюю из выживших в этот раз предателей крови и вставая сбоку. – Кажется, даже сломанные пальцы её не слишком запугали, но это поправимо. Очевидно, Гриффиндор вскоре лишится ещё одного своего «славного» представителя. – он поднял глаза на Рудольфуса, который только и мог здесь и сейчас также понимать предчувствие сытого удовлетворения овладевавшего сознанием в такие моменты.
Первое заклинание сорвалось с палочки до странности легко, словно было невесомым. Сначала почти незаметный порыв ветра за доли секунды стал разрастаться, закручиваясь в тугую спираль, ударяясь в грудь девушки уже значительной сферой, придавливающей к полу, словно впитавшей в себя за мгновение ярость и ненависть, вложенные в посыл магом. Жертва, подвывая от боли, всё же сумела перевернуться, опираясь на локти и сплёвывая кровь: проклятие, понемногу перемалывающее, превращающее внутренности в кашу не содержало а себе ничего приятного, а это пока лишь тонкий слой лёгких. Девчонка почти тут же упала обратно, стоило Уолдену чётко произнести «Lacero», указывая палочкой на внешнюю сторону рук, где расцветающие рваные порезы не дали бы цели умереть слишком быстро, так и не ощутив достаточно мучений. Взгляд его заскользил по выделяющейся на собственном предплечье Метке, и, выводя очередную линию, вспарывающую кожу и плоть человека, что зря решил противостоять неостановимой силе, Макнейр ощутил, что все, совершаемое им, крепко связано с его семьёй. В пылу битв и постоянной погоне это забывалось, но сегодня повод вспомнить был: они боролись за тех, кто остался чистокровным, они желали вернуть превосходство древности, они желали для своих родов только процветания и вечной жизни согласно обычаям предков... И Тёмный Лорд собрал их под своими знамёнами, начав войну.
- Думаю, только физические страдания для неё будут слишком милосердными. Кажется, у тебя был опыт воздействия на сознание? – он прервал заклинание, вновь смотря на Рудольфуса и почти не обращая внимание на безвольное, истерзанное тело на полу. Пришедшее понимание придавало какой-то устойчивости. И желания уничтожить врага, стерев с лица земли, не оставив ни единого напоминания.

+2

26

Они оба - высокие, широкоплечие, достойные наследники древних и славных своим прошлым родов - становятся необычайно похожими друг на друга, когда вот так, без мантий, с засученными рукавами разглядывают девушку у стены будто угодившее в капкан животное. И дело даже не во внешнем сходстве - их роднит приговор во взгляде.
Девка тоненько поскуливает, пытается отползти, тычется плечами в стену, возле которой и сворачивается клубком, пока Уолден неторопливо обходит ее, подытоживая ее короткую и бессмысленную жизнь.
При упоминании факультета, ученики которого не раз досаждали двум слизеринцам, Рудольфус вскидывает голову, скалится в ответ: прошли годы, а в нем все также горит пламя чистой ненависти, жажда мести. Ходят слухи, что есть маги, которые осмелились бросить вызов набирающей силы Организации. Ходят слухи, что они почти сплошь выпускники Гриффиндора.
Рудольфус слухам не верит, он верит в упругую жесткость древка волшебной палочки в руке, в темные чары, идущие откуда-то глубоко изнутри и с каждым применением наполняющие сердце вязкой теплой темнотой. Он верит в себя, верит в Макнейра. Верит в то, что плечом к плечу они уничтожат всю эту грязь. Отомстят. Получат свой кубок здесь, вне школы - а кто сказал, что тут не бывает кубков?
Уолден вскидывает палочку после длительного раздумья. Длительным оно лишь показалось Рудольфусу, но тот горит нетерпением, для него время существует лишь в хриплых вздохах девушки, лишь в ее рваных стонах, переходящих в вой, когда заклинание, примененное Макнейром, ударяет ей в грудь.
И все же она борется, пытается подняться, скользя ладонями в луже собственной крови, уже застывающей и темно-красной на вид, как хорошее вино. Она пытается встать, приподняться, но все же падает, едва Уолден четко проговаривает следующее наказание.
Ее мучения становятся десертом, праздничным блюдом на торжестве в Макнейр-Касле.
Лестрейндж вновь улыбается странной, почти отрешенной улыбкой.
- Никогда не мешает потренироваться, - расслабленно, что полностью не вяжется с его лихорадочным блеском в глазах, отвечает Рудольфус. Он шагает к девчонке, оставляя отпечатки подошв в темной крови, наклоняется над жертвой, но та едва-едва дышит и не в состоянии держать глаза открытыми, а ведь это - первейшее условие любого ментального контакта.
Лестрейндж проходится взглядом по истерзанному телу. Она больше не привлекательна, теперь это окровавленный кожаный мешок, набитый перемолотыми внутренностями и дроблеными костями. Она уже за гранью гендерной персонификации, и даже Рудольфус не воспринимает ее никак иначе, чем куском мяса.
Он перекидывает палочку из руки в руку - нечто вроде собственного способа сконцентрироваться, отбросить все лишнее. А затем наступает на кисть руки девчонки, переломаными пальцами ощетинившейся к небу. Тяжелый сапог не скрадывает ни единой унции высокого Лестрейнджа, раздается негромкий хруст и несколько быстрых сухих щелчков подряд. Девчонка распахивает глаза и визжит.
Визг оканчивается почти мгновенно: она порядком наоралась еще до прибытия Лестрейнжджа и Макнейра, а потому почти сразу же визг сменяется надсаженным хрипом. Зато теперь Рудольфус уверен, что она в сознании.
- Formido! - он подносит волшебную палочку к окровавленному лбу жертвы и следит, как у той закатываются глаза таак, что видно лишь голубоватые белки, испещренные красными прожилками лопнувших сосудов. С целую минуту ничего не происходит. Рудольфус нетерпеливо тычет девчонку сапогом в бок, постепенно приходя в бешенство из-за подобного результата собственных действий, но затем ту начинает потряхивать. Через несколько секунд она уже мечется на полу в луже собственной крови, скребет обломанными ногтями деревянные полы, мелко бьется затылком, а с губ срываются уже не хрипы, а какое-то жалкое кваканье.
Лестрейндж выпрямляется, следя за тем, как выгибается девчонка на полу, однако и этого зрелища ему вскоре становится недостаточно. Он хочет, чтобы она реагировала на каждый взмах его волшебной палочки, а не замкнулась в мире ужасов, существующем лишь для нее.
Лестрейндж отменяет действие заклинания, но вздохнуть с облегчением полумертвая девчонка уже не успевает. Империо вздергивает ее на ноги, и хотя она едва может сохранят вертикальное положение, она подчиняется командам и подходит ближе к Рудольфусу. По ее голым ногам стекает алая кровь, и босые ноги оставляют зловещие кровавые следы на полу.
На колени она практически падает, разевая рот как выброшенная на берег рыба.
А затем Рудольфус кастует чары легиллеменции - грубо, не заботясь о своей жертве. Ее сознание полно бесформенных образов, звучат крики, но Лестрейндж отбрасывает всю эту мишуру, добираясь до сути.
"Орден Феникса" серебристым пульсирует в ее голове это словосочетание.
- Орден Феникса, - повторяет Рудольфус, возвращаясь из своего путешествия. После его жестокой легиллеменции девчонка оседает на пол, уже едва ли способная соображать. Он не уделяет внимание отработке плавного вхождения в чужое сознание, ему нравится это грубое вторжение, и нравится то, что после его легиллеменции едва ли можно остаться без ментальной травмы.
- Она до последнего надеялась, что ее спасет Орден Феникса, - Лестрейндж снова скалится улыбкой, окидывает взглядом жалкий полутруп на полу. - Но кто это, она не знает. Да она даже не уверена, что это не выдумка.

Formido - Заклинание вызывает страх, но страх, являющийся самым жутким, кошмарным для оппонента, однако никаких образов или иллюзий перед оным не является

+2

27

Реакция Рудольфуса при одном лишь упоминании красно-золотого факультета с угрожающе поднявшимся на две лапы львом на гербе не была удивительна: Гриффиндор, до обучения бывший в их сознании лишь одним из четырёх знамён, за семь лет сложил с помощью своих учеников определённый, не слишком лестный в глазах истинных ревнителей чистой крови образ. Хотя укорить самого Основателя, Годрика, было не в чём: он по преданиям сам являлся достойным рыцарем, да и храбрость вместе с самоотверженностью сама по себе не являлась плохой чертой, в конце концов двух присутствующих здесь аристократов никак нельзя было описать людьми, лишёнными смелости как минимум по причине того, что они не боялись вставать на дороге Смерти. Но, начавшись со школьного конфликта, почти ничего не значащего для менее приверженных традициям людей, ненависть постепенно, подпитываясь новыми стычками, разрослась и окрепла. Уолден, работая в Министерстве и наблюдая, как всё новые и новые выпускники, бывшие под началом Макгонагагал, идут в Аврорат, чтобы бороться против тех, кто всё ещё пытается спасти магический мир от разрушающего его маггловского влияния, не мог не задумываться, когда же всё-таки образовалось такое различие между факультетами, что это противостояние продолжилось и дальше, становясь всё распространённее: с самого начала или же только в последствии.
Отступив на шаг, освобождая пространство, когда Лестрейндж перекинул палочку, Макнейр молча замер, наблюдая. Кому-то мучения девушки, её короткий визг в тишине, разорванной чётким шагом и хрустом дробящихся костей могли показаться страшными, отталкивающими. Возможно, если ещё одну или даже две сотни лет назад эти «кто-то» составили бы абсолютное большинство, то теперь, когда общество неумолимо погружалось в хаос, всё чаще находились люди, согласные, что уничтожение предателей – единственный оставшийся выход. В то время, как в твоём мире магглорождённые приобретают постоянно возрастающее влияние на сферы, не предназначенные для них, имея наглость запрещать разделы магии, о которой они и в общем узнали совсем недавно, приоритеты менялись. И обновлённое мировоззрение роднило с теми, кто никогда не избегал смерти и крови, не делая разницы между светлыми заклинаниями и тёмными проклятиями.
Для Уолдена всё, связанное с ментальными науками всегда было неподвластным, его умения распространялись на другие области, так что вид того, как жертва затряслась, закатив глаза, обуреваемая собственными страхами, стал настоящим торжеством власти, завораживающим и невероятно сильным. Из-за этого он чуть запоздало присоединился, подпитывая и дополняя боль, возникающую сразу в мозгу, физической болью от опалённых нервов, стараясь ослаблять действие заклинания, когда атака Рудольфуса достигала пика, чтобы не подарить, наверняка, желаемого той спасительного забытья в отсутствии сознания. Ведь ошибка, совершённая её отцом, действительно стоила самой жестокой расплаты. Переведя дыхание, подстроившееся под ритм применяемых чар, Макнейр опустил руку, когда Империо, не терпящее отказа, заставило девушку встать на ноги, и пройдённый ею путь был похож на путь к Смерти: сквозь боль и кровь, сквозь ад, созданный теми, кто не ведал прощения по отношению к подобным. Ощущения от того, как сознание бесцеремонно вскрывают, вытаскивая на поверхность самое важное, конечно, не могут быть приятными, однако то, что Лестрейндж произнёс затем, заставило отвлечься от этой мысли, презрительно скривив губы, сильнее и увереннее сжимая палочку в ладони.
- Орден Феникса, значит. Спасёт. - яростно процедил он сквозь зубы, прожигая взглядом тело, лежащее на полу, прежде чем жёстко расхохотаться. – Да ещё и полулегендарный… Ну, уж в существование Пожирателей Смерти ей сомневаться никак не приходится. - не важно, сколько врагов встанут на пути Лорда, у него найдётся достаточно верных слуг, чтобы смести любое сопротивление, в какие бы оно слова ни было облачено. В любом случае им с Рудольфусом скучать не придётся. Девка бессмысленно смотрела в пространство и Уолден надеялся, что после легиллименции у той отнялась возможность видеть: такая темнота неизбежно вызовет крайне разрушительный страх, но даже это не смягчало его пыла. Срываясь, уже неосознанно он вскинул руку, буквально выплёвывая одно короткое слово: «Круцио». Теперь боль хотя и не оставляла явных следов на коже, но и не была строго соответствующей одному заклинанию: она проходилась по всему спектру от ноющих ощущений после обширных ожогов до острых вспышек, когда в плоть дюйм за дюймом входит отточенная закалённая сталь. Поняв, что потерял счёт времени, Макнейр слегка поспешно встряхнул рукой, сбрасывая заклинание и закрывая на секунду глаза, чтобы избавиться от мечущихся и бушующих перед глазами красных кругов, образующих кровавое марево.
- Теперь, думаю, верить в спасение она больше не может, да и жить ей больше незачем… Добьём. – холодный голос, показывающий, что самоконтроль вернулся, звучал приговором, который был вынесен уже давно. В конечном итоге эта жертва являлась частью ритуала, она завершала его и разделялась между охотниками. Безвольное тело, подчиняясь чёткому движений кисти, взмыло вверх, повиснув на путах магии, в той же самой позе, в которой было распято на стене, ещё не осознавая тогда, что надежда потеряла всякий смысл с тех пор, как это задание стало готовиться в Ставке.

+2

28

Произнесенное вслух, это смехотворное самонаименование тех, кто посмел встать на пути слуг Повелителя, больше не кажется смешным.
Улыбка, и без того не частая гостья на лице Рудольфуса, исчезает, смазывается как старая колдография, когда он резко втягивает запах свежей крови, слыша ярость в негромком голосе Уолдена. Знает, что надо ухмыльнуться, знает, что Макнейр прав: где бы не были ее защитники, палачи уже здесь. Смерть ее отца и родных стала карой всем изменникам в их лице, и на кого бы она не надеялась, умирать ей предстоит перед холодными взглядами Пожирателей Смерти.
Не успевая и слова сказать, Лестрейндж чуть сторонится, когда луч Пыточного срывается с палочки Уолдена. Не так часто ему доводилось быть свидетелем того, как друг по-настоящему терял контроль, и сейчас был именно такой случай: привычно спокойный, хладнокровный Уолден, если и чувствующий зов смерти, то хранящий это в тайне, преображается, сбрасывает сухую оболочку министерского служащего.
Псы войны - вот кто они, войны, что началась еще до их рождения, с тех самых пор, как первый грязнокровка потребовал считать себя достойным того дара, которым завладел по какой-то досадной оплошности природы, а первый предатель поддержал его.
Их дорога выстлана костями и пеплом, а за собой они оставляют смерть и кровь. Метка на их предплечьях послужит им пропуском в будущее, обещанное тем, кто был верен.
Хриплые стоны, уже даже отдаленно не напоминающие человеческие, звучали набатом, призывающим засвидетельствовать кару, настигшую дочь отступника - и Рудольфус мог простоять часами в этой пропахшей кровью и муками комнатушке, впитывая по капле ужас и безнадежность, испускаемые корчащимся на полу телом.
Жизнь, покидавшая девку, более не приходящую в ясный рассудок, заряжала энергией Пожирателей, но вскоре Уолден прервал заклинание, возвращаясь к прежнему облику.
Рудольфус, кивнул, завороженный зрелищем взмывающего в воздухе тела. Кровавая корона прежде светлых кос начала подсыхать, темнея, больше похожая на свалявшийся мех убитого животного, а переломанные кости кривились под неожиданными углами, придавая телу сюрреалистические очертания.
Когда распятая девица оказалась на стене, возвращаясь таким образом к началу, Лестрейндж неторопливо убрал палочку в ножны, подходя ближе.
Приговор, озвученный Уолденом, больше не значил новые муки - скорее, становился избавлением, но Рудольфус не был против такого финала для девчонки. В ином случает они бы, быть может, задержались здесь до утра, исцеляя и приводя предательницу в чувства, чтобы подвергнуть еще более жестоким пыткам, но не сегодня - сегодняшняя ночь принадлежала не этой грязной окровавленной суке, сегодняшняя ночь по праву была ночью Элоизии отныне Макнейр, и даже Лестрейндж не протестовал против необходимости возвращения в Касл.
Жаль, что церемониальные мечи остались в замке - впрочем, не большой честью для клинков была бы кровь этой девки. Не стоило обставлять наказание как великие проводы, не той была добыча, хотя и заслужившая личное внимание обоих Пожирателей тем, что смогла перебежать им дорогу.
- Добьем, - отозвался согласно Лестрейндж, будто на поводу шедший к раскинувшейся на стене жертве. Свежая грязная кровь подсыхала глянцевой коркой на ее щеках, и окрасила ладони Рудольфуса, стоило ему сомкнуть их на ее шее.
Резкий рывок, разворот - голова девчонки, более не поддерживаемая шейными позвонками, низко свесилась на грудь.
Лестрейндж потер руки, чувствуя маслянистое ощущение чужой крови и смерти, развернулся к Макнейру.
- Не смог удержаться, - без тени смущения отозвался он, до сих пор чувствующий в ладонях биение пульса на горле девки. - Добыча в твою честь и в честь леди Макнейр. Охота удалась на славу.

+2

29

Застывшее тело сейчас было больше похоже на изломанную куклу, не хватало всего небольшого усилия, чтобы окончательно рассыпались крепления конечностей и те с дробным стуком упали бы на пол, превратившись в пыль. Дочь Кинкейда, сотрясаемая предсмертными конвульсиями, захлёбывающаяся собственной кровью, символизировала всю непрочность пути, который её отец когда-то выбрал, женившись на маггле. Пусть она слегка возвышалась над головами, так как ступни не касались пола, это была лишь видимость: пришедшие за её жизнью упивались видом смерти, но с восхищением глядели на совсем других женщин. Уолдену предстояло привыкнуть к новому человеку так близко находящемуся к нему, но вряд ли кто-то из достаточно хорошо знакомых с новобрачными сомневался, что это получится и даже, скорее всего, выйдет само собой. У Рудольфуса тоже был собственный образ, не даром всё чаще, упоминались Блэки, и можно было быть уверенным, что не так уж не скоро произнесённых слов станет слишком много, а затем они перерастут в более серьёзное подтверждение намерений. Такое напряжение обязательно перельётся через край. Вопрос состоял только в последствиях.
Их же жертва больше никому не была нужна, так как доживала свои последние мгновения. Рудольфус, убрав палочку, размеренно подошёл ближе к девушке, являя собой нерушимость и силу на контрасте с её безвольностью и побеждённостью. Широкие ладони без тени сомнений сжали шею, сдавив и заставив в последний раз распахнуть глаза, силясь вдохнуть и без того с трудом проходящий в наполняющееся кровью горло воздух, но вместе с раздавшимся тонким хрустом Макнейр почувствовал, как ослабло натяжение исчезающих магических пут. Всё, во что верили предатели крови, умирало вместе с каждой такой отрезанной и уничтоженной навсегда больной ветвью дерева, что росло на чистой крови и должно было подпитываться исключительно ею. Этот яд, стремящийся отравить как можно большую часть, возрождался в других подобных Кинкейду людях, но вскоре и за ними придут их обвинители, выносящие приговор.
- Слава этой охоты будет невероятна и разнесётся далеко отсюда. Не удивлюсь, если завтра все разговоры будут разве что о ней… К сожалению только, пока такую добычу не продемонстрируешь. – он усмехнулся, ничуть не  удивлённый методами Лестрейнджа. Действительно, слухи о произошедшем возникнут крайне быстро, но никто из посторонних не имеет права знать личностей, что принесли сюда зелёное сияние непростительного и Метки в небе. Однако Уолден, как бы он ни желал, чтобы его фамилия вновь гремела, как и соответствовало её древности, величественным звуком победоносных труб, отказываться от того, что делалось в тайне, не намеревался. Когда война будет выиграна, тогда все заслуги зачтутся в полной мере, тогда его фамилия, что осталась безоговорочно верна устоявшимся традициям, получит своё признание, вновь возносящее её на положенное место. Ну, а до этого момента главным было добиться поражения всех противников любой ценой.
Больше в посёлке не осталось ни одного предателя, судя по тишине, даже авроры, прибывшие на место после того, как отряд, отправившийся по вызову не вернулся в течение нескольких часов, уже завершили свою работу и ушли. Оба намеченных важных дела завершились успешно: Адское пламя поглотило свои цели, а огонь в жаровне скрепил образовавшиеся узы брака.
- Стоит хотя бы создать видимость, что мы были на той охоте, о которой все подумали. Там, конечно, собралось множество «своих», но всё же… - создавать легенду стоило до самого конца, так что Макнейр прикидывал, какие из недавно поставленных ловушек могли уже не пустовать, при этом чуть растянув губы в довольной улыбке. Во многом этот день был очень важен: тот, как Уолден надеялся, навсегда отсекал не самые приятные воспоминания о матери, оставляя их в прошлом, тот же начинал новый этап жизни, в котором у него был друг, разделяющий его взгляды на неприкосновенность чистоты крови, на красоту и выразительность смерти, у него была цель, а кроме того рядом была женщина, поклявшаяся стать вечной спутницей на всём пути… Это стоило очень многого, если не всего.

Отредактировано Walden Macnair (23 февраля, 2016г. 13:19)

+2

30

Лестрейндж хищно скалится, а затем и смеется черной шутке Уолдена. Такую добычу не бросишь под ноги на свадебном пиру, уж точно не в эти смутные дни, когда отступники притаились даже среди тех, кто по происхождению и крови должен был бы славить Милорда, но все изменится, все уже меняется, и охотники будут вознаграждены за веру и верность.
Да и не только ради призвания он это делал, иначе не было бы этого опьяняющего желания увидеть, как мутнеют от непереносимой боли глаза тех, кто посмел выступить против, как подсыхает кровавая корка на зубах, как царапают пальцы с содранными и обломанными ногтями пол и стены в надежде спастись. Была бы короткая вспышка Авады, да холодное равнодушие, да забвение. Рудольфусу же нравится то, что он делает. Нравится ощущение полной власти над человеком, собственной силы, могущества.
Эта необъявленная война открыла для него смысл существования, показала, что горизонт простирается куда дальше, чем он думал. Дала шанс. Не появись Темный Лорд, что ждало бы Рудольфуса? Бесцельное прозябание в Министерстве, среди недостойных и недалеких волшебников, как бараны бредущих на поводу у продавшихся магглам волшебников, наблюдение за тем, как его собственный мир захватывают грязнокровки, забирая то, что по праву принадлежит ему?
Вынужденное сдерживание, цепи, врезающиеся в тело, отказ в том, что способно подарить ощущение полноценной жизни?
Все это изменило появление Темного Лорда, и Лестрейндж уверен, что Макнейр понял бы его, доведись им открыто поговорить об этом.
Пока не довелось, но не потому что Рудольфус намеренно скрывал свои вкусы, и уж точно не от Уолдена, с которым они, столкнувшись на том внутреннем дворе Хогвартса, обрели взаимопонимание, которое только усиливалось год от года, а лишь потому, что  разговорам, подобным этому, не нашлось пока места в наполненной смертью и честью жизни обоих наследников древних родов.
Отвечая широкой ухмылкой на довольную улыбку Уолдена, Лестрейндж кивнул, предвкушая возвращение к пирующим гостям. Выдержанный виски сейчас пришелся бы кстати, знаменуя собой то, что никто не устоит перед мощью Темного Лорда, поддерживаемого его верными сторонниками. Брак Макнейров должен был стать удачным, любые боги могут возрадоваться той обильной жертве, что была принесена им.
- Не должно возвращаться с пустыми руками после того, как сама новобрачная пожелала удачной охоты... Не эту же падаль тащить в Касл, - согласился с Уолденом Рудольфус и, более не обращая внимания на мертвое тело, отправился за мантией. Больше им делать здесь было нечего, последняя жертва была уничтожена, отравленное семя предателя Кинкейда навсегда втоптано в землю, из которой не прорасти. Метафорически выражаясь, Лестрейндж предпочел бы засыпать солью территорию порядком разрушенного жилища, которое еще сутки назад являло собой кров для семейства отступника, но с этим закончат другие. Миссия Рудольфуса и Уолдена была окончена, и нечто, подобное умиротворению, удовлетворению от проделанного разливалось по венам.

Они аппарировали в лес, вновь при мантиях, безукоризненные в сознании своей цели и своего успеха.
Вечерело. День, начатый в предвкушении, подходил к концу, и впереди ждали лишь дальнейшие чествования и здравницы Макнейра.
Под раскидистыми ветвями высоченных дубов собирались длинные тени, отчетливо доносился птичий гомон, встревоженных появлением  в лесу двух мужчин, принесших с собой запах смерти.
Пропустив Уолдена вперед, Лестрейндж огляделся - нерушимое спокойствие леса дисгармонировало с поселком, который едва ли скоро сможет зализать нанесенные раны. Почва, обновленная по весне и покрытая прошлогодней листвой, мягко пружинила под сапогами, но кое-где отчетливо выделялись цепочки следов некрупных животных.
В этом лесу до сих пор не перевелись еще лисы - охраняемые магглами угодья издавна служили тем волшебникам, кто не желал отказываться от традиционной охоты на лис. Раньше, несколько лет назад, и Рудольфус не без удовольствия участвовал в этом развлечении, однако затем все изменилось: травля лисиц оказалась слишком пресной для того, кто познал вкус охоты на человека, и Лестрейндж постепенно отвернулся от прежней забавы. Сейчас же монстр внутри засыпал, убаюканный кровавой данью, что была принесена в этот день, а потому проверка капканов и ловушек не казалась бессмысленной тратой времени.

+1


Вы здесь » 1995: Voldemort rises! Can you believe in that? » Завершенные эпизоды (загодя 1991) » Кому принадлежит твоя верность.


Рейтинг форумов | Создать форум бесплатно