Драккл разберет, почему ей так важен квиддич в целом и этот матч в частности. Саманта не задает себе таких вопросов: просто выбирает цель и поступательно, размеренно к ней идет. Ее цель - Кубок Школы, не больше и не меньше. Ей плевать на этих неудачников с Хаффлпаффа, которых ее команда просто размазала еще осенью. Плевать на непомерные амбиции Гриффиндора - сбить с них спесь в этом году удалось пусть и не без труда, но довольно эффектно. Но больше всего ее интересует команда Слизерина, обыграть которую для Саманты Джеральд сродни "Превосходно" по Трансфигурации. То есть, именно то, чего она по-настоящему страстно желает. И готова идти на многое ради победы.
В должности капитана она проводит уже второй год, и эта роль ей идет как влитая. Ее команда лучше других подготовлена в плане тактики и стратегии, все ее члены отбирались лично Самантой и знают, ради чего выходят на поле. Саманту не заботят сантименты - на матч выходят те, кто лучше готов здесь и сейчас, а потому у нее даже запасные тренируются так, чтобы в любой момент показать себя на высоте. Теперь, когда она капитан, в рэйвенкловскую команду по квиддичу стремятся сильнее, чем в Запретную секцию, а для представителей ее факультета это тот еще показатель. Перед сегодняшней игрой они полностью изменили тактику: Саманта продумывала детали финального матча еще летом, а корректировала по ходу сезона, внимательно наблюдая за каждой игрой Слизеринцев. Ее не интересовал другой соперник, она прекрасно понимала, что в финале встретятся именно они. И сегодня ее команда готова.
У Слизерина же потеря за потерей, а на запасных не взглянешь без слез. Впрочем, Саманта не слишком этому рада, ей нравится ощущение кристально чистой победы, когда лучшие против лучших. Именно тогда можно получить настоящее удовольствие, именно тогда она пожмет руку Рудольфуса и ответит на его скалящуюся улыбку точно такой же. Хотя сегодня Саманта готова на любую победу, лишь бы получить этот дракклов кубок. В конце концов, это не ее вина, что этот придурок Лестрейндж не уследил за игроками своей основы. Она - Саманта Джеральд - в страшном сне не может себе представить такое положение дел.

Они отстают на одно очко - не потому, то играют хуже, а потому что играют без нарушений. Саманта с яростью отбивает бладжер и сцепляет зубы. Ну уж нет, Рудольфус, тебя можно обыграть и без применения этих твоих грязных приемов. Ничего, так даже приятнее. Пусть тебе потом все лето снится, что тебя обыграла девчонка, да еще и не скатившись в привычный тебе мордобой. Саманта поправляет капюшон, несется к своим охотникам, как раз разыгрывающим одну из новых комбинаций.
- Быстрее, Питерс, схема три! - ее отвлекает метнувшийся в сторону ловец, и Саманта устремляется вслед за ним, намереваясь прикрывать ему спину от бладжеров, которые непременно сейчас понесутся со стороны слизеринцев. Ловца противников Саманта даже не замечает, тот и в подметки не годится Локвуду, с которым Саманта все лето вела активную переписку насчет тактики и применения новых приемов. Ее ловец лучший в этом году, и Саманте остается лишь расправляться с побочными факторами вроде взбешенного Лестрейнджа, с которым она на мгновение встречается взглядами.
Естественно, на поле начинается настоящий бардак - слизеринцы нарушают правило за правилом, судья не вытаскивает свистка из зубов, Саманте приходится оставить Локвуда и устремиться к остальной части команды.
- Не обращаем внимания! Работаем по схемам! Не прошла одна комбинация - сразу начинаем следующую! Ну, вперед! - стальной голос капитана действует на команду стимулирующе, она хорошо их выучила.
Они могут быть не согласны - привыкли же к тому, что правила есть правила, но Саманта прекрасно знает, что взывать к судье бессмысленно, Рудольфус все равно не станет играть чище. А значит, только терпеть, подстраиваться, скрипя зубами.
Саманта дергает метлу влево, возвращаясь на позицию защитника ловца, когда вдруг понимает, что Локвуда несет куда-то в сторону. Саманта резко оборачивается, замирает на месте, стараясь проследить логику в действиях своего ловца - может, обманка? Но пронесшийся мимо Лестрейндж будто бьет ее бладжером по затылку. Саманта вцепляется пальцами в скользкую метлу, ловит победоносную улыбочку Лестрейнджа. Еще десять минут назад он вовсе не испытывал желания скалиться. Саманта рычит - рычит в буквальном смысле - едва не бросается на Рудольфуса, шлет проклятья ему в спину и, не теряя времени, несется вниз.
- Схема одиннадцать! Перестроились! Рассчитываем только на чистый счет! Держимся! - охотники насторожены, но тут же выполняют приказ, им придется постараться, чтобы вырваться вперед минимум на сто пятьдесят очков. Это критическая схема при потере ловца, и команда знает, что теперь все в их метлах и скорости.
Саманта несется за Локвудом, которого бросает из стороны в сторону, то вверх, но вниз, но никак не вслед за снитчем. В Локвуда больше не летят бладжеры соперников - очевидно, его все считают выведенным из игры. Все - то есть Рудольфус.
- Локвуд, да что с тобой, драккл подери?! - Саманта достигает ловца, но тот только кричит что-то невразумительное, паникует, цепляется за метлу, точно боится слететь с нее. - Спускайся ниже, летай над самым полем, чтобы хотя бы не мешать! Потом разберемся.
Саманта зло сжимает зубы, ведет метлу в сторону, и с изумлением замечает, как ловец вместо поля встремится вверх, прямо в разыгрывающих квоффл игроков.
- Локвуд, вниз!!! - Саманта орет почти истерично, срывает голос, несется вслед за ловцом - но тот летит только выше, шокированно оборачивается на капитана, как раз в тот момент, когда на полном ходу врезается в Милдред, едва не сбивая ее с метлы. Квоффл подхватывают слизеринцы, Саманта визжит от злости, отдает команду на применение схемы номер тринадцать - потеря ловца плюс временная потеря одного из охотников. Их шансы таят на глазах, а ловец слизеринцев наконец увидел снитч. Саманта посылает ему в спину бладжер, но не может заняться им вплотную - приходится страховать команду и подыгрывать охотником, пока Милдред приходит в себя. Саманте плевать, на какой позиции играть, лишь бы не проиграть. Хватает упущенный криворукими запасными слизеринцами квоффл, несется к воротам - Макнейр хорош, но она знает его достаточно хорошо, чтобы обыграть. Она готова сделать бросок, когда трибуны взрываются и судья свистком фиксирует конец матча.
Аплодисменты и крики растворяются под склизкой яростью, заполняющей Саманту. Она крепко сцепляет зубы и со всей силы посылает квоффл в кольцо - тот пролетает в дюйме от плеча Уолдена. Встречается с ним взглядом, расцепляет затекшие пальцы. Устремляется вниз, к спустившейся на поле команде.
- Все в раздевалки, успокаиваемся, переводим дух и вечером разбираем основные ошибки, - Саманта тормозит пятками о вязкую глину,  протягивает свою метлу вратарю, обводит команду пристальным взглядом. - Локвуда в больничное крыло. Ни с кем не обсуждать, пока я не позволю. Я догоню вас позже.
Саманта отбрасывает мокрые медные волосы на спину, быстро идет к ликующим слизеринцам. Отталкивает одного из запасных, выходит прямо лицом к лицу к Рудольфусу.
- Поговорим, Лестрейндж? Твоей команде передохнуть бы, пока капитаны пожимают друг другу руки, - Саманта смотрит на Рудольфуса прямо, без тени страха, с которым на него привычно глядит даже половина собственной команды. Затем переводит взгляд на стоящего рядом Макнейра. - Если вы, конечно, не слишком заняты смакованием своей фальшивой победы.

[NIC]Samantha Gerald[/NIC] [AVA]http://sh.uploads.ru/W31LP.png[/AVA]  [SGN][/SGN]

Осознавая успешность своих усилий, вложенных в подготовку к этому матчу на протяжении не одного дня, Макнейр чуть ухмыльнулся, но в глаза Джеральд, когда та появилась, посмотрел совершенно спокойным взглядом, наверное, лишь ещё больше разжигавшим ярость по поводу такого проигрыша. Он не двинулся с места, когда квоффл всё же полетел в сторону ворот, и даже не предпринял никаких попыток, чтобы перехватить его. Оставаясь неподвижным, Уолден наблюдал за всеми чувствами девушки, так ясно сейчас отражавшимися мимикой и жестами, на несколько секунд отрешившись от волновавшего его ранее шума. Квоффл, пролетевший сквозь кольцо, упал куда-то на поле, больше никому не нужный, пока о нём не вспомнит судья, вновь собирающий весь комплект обратно в сундук, а Макнейр запрокинул голову, расхохотавшись. Напряжение и полная концентрация, чтобы не сбиться ни на одном пункте плана, а особенно на самом важном, где нужно было контролировать палочку, не держа её в ладони, давали возможность ответить сопернику спокойным взглядом, сейчас же оно постепенно спадало, словно отпуская будто-бы чем-то стиснутые плечи. Пару раз взмахнув головой, стряхивая с волос капли дождя, хотя это было абсолютно лишено смысла при такой погоде, он направил метлу стремительно вниз, на полной скорости пронесясь мимо запасных, спускающихся как-то слишком неуверенно, даже когда всё было наконец закончено и, так или иначе, но закончено успешно. Широко и наконец свободно ухмыляясь, так как имел полное право радоваться победе, не вызывая ненужных подозрений, Уолден так же кивнул Рудольфусу в ответ, чуть склонившись в шутливом полупоклоне и тут же резко вскидывая голову, прищурившись и наконец ощущая, то самое, прекрасное чувство победы. Оглядываясь, он старался по виду всех игроков, а также по тем фразам, которые слышал ещё у ворот и которые слышал сейчас, составить картину матча. В этот раз он был лишён возможности воочию наблюдать за его ходом, но, зная характер своего капитана, вполне мог ясно представить, как тот проходил. Удовлетворённо отмечая, что ловец команды Рейвенкло уже не находится на своей метле, а значит, и заклинание завершило своё действие, теперь не имея шанса выявиться простыми чарами проверки, Макнейр заметил, что и девушка, одна из охотников противника, находится не в лучшем состоянии. Молча, но весьма выразительно кивнув в её сторону, ловя взгляд одного из постоянных игроков своей команды, а потому умеющего понимать непроизнесённый вопрос и в двух словах передавать всю суть, он выслушал объяснение, сначала не сдержавшись и удивлённо подняв брови, а потом, заглушая смех, помотал головой. Такого эффекта не ожидал даже он, а знания, полученные от предков, подтвердили свою полезность даже спустя столько веков.
Уолден вновь отвлёкся на Рудольфуса и его расправу с запасными игроками. При такой игре всё должно было закончиться именно этим, самым правильным решением. Он никогда не мог не отдавать выбранной деятельности всего себя и не хотел позволять это другим. Они знали, на что шли, вступая в команду, тем хуже для них, если это было всего лишь игрой. Для него это было в первую очередь сражением. И, наверняка, не для него одного.
После матчей всегда царил хаос, толпа проходила по полю, чествуя и оскорбляя  победителей, утешая и насмехаясь над проигравшими. В зависимости от того, кто были эти победители и проигравшие. Внезапно перед ним возникла девушка, за одну секунду вкладывая ему в руку небольшой медальон на цепочке и чуть откидывая капюшон мантии. Узнав в ней Элоизию Руквуд, Макнейр удовлетворился кратким пояснением, что это артефакт, защищающий от дождя, на этот раз не совершая ошибки и не спрашивая, почему тот выполнен из золота, а не из более привычного серебра. Однажды при очередной подготовке к экзаменам, он нарвался на её объяснение, явно выходящее за рамки изучаемого в Хогвартсе, больше его не тянуло. Впрочем, и сама девушка уже удалилась, спеша к замку, а он даже не успел задуматься, зачем той, учась на Рейвенкло, стоило рисковать вызвать недовольство остальных: вновь отвлекло более важное. Сейчас, наверное, ему бы стоило держаться подальше от Лестрейнджа, так как вокруг него неминуемо разрастётся буря, привлекающая лишнее внимание, но вот только вряд ли с его складом характера это было возможно: его всегда тянуло к самому центру взрыва, так что он как раз стоял рядом, когда Саманта подошла к Рудольфусу. Только теперь уже она собралась настолько, чтобы говорить, а вот Уолден упустил своё спокойствие, поэтому лишь посмотрел сверху вниз, предчувствуя развитие событий. Однако взрыва не случилось. Немало удивлённый, он уже в раздевалке, после фразы Лестрейнджа наконец понял, что вообще забыл обо всех правилах и о том, что на поле было слишком людно, чтобы тут же ответить на слова Джеральд. Чуть позже. Через полчаса.

За это время Макнейр привёл себя в порядок, вернув палочку на положенное ей место, и немного пришёл в себя, чтобы в нужный момент всё же проследить за важными мелочами, которые Рудольфус в порыве вполне может проигнорировать. Вскоре дверь раздевалки Рейвенкло распахнулась, а он уже привычно накладывал заглушающие и отвлекающие чары, произнося:
- Должен признаться, после окончания матча квоффл у вас бросили лучше, чем во время него.

[NIC]Samantha Gerald[/NIC]
[AVA]http://images.vfl.ru/ii/1465331338/68736a04/12949262.jpg[/AVA]
[SGN]Иногда, самое разумное - совершить безумие.[/SGN]
Это одуревшие породистые псы думают, что могут её напугать, заперев дверь?! А дальше что - поколотят и попинают ногами? Чушь - она встанет, утрется, конечно же, кровью утрется, а потом не погнушается пойти и добиться того, чтобы этих уродов исключили из школы, оштрафовали, анулировали победу. Точно.
Уже не страшно - выход найден. Тронь они её хоть пальцем, рыжая сделает все, чтобы этих двоих дисквалифицировали и победу не засчитали. Переиграть матч через неделю, да хоть через день, но без Макнейра и Лестрейнджа - да слизеринцы оборсутся и не смогут найти даже конец своей метлы, не то, что снитч.
Капитан сборной Рейвенкло усмехается. И её усмешка прилипает к губам, стирается с них лишь тогда, когда слизеринец толкает её, хватает за горло. Под ноги цепляется лавочка. Девушка хватает пальцами Рудольфуса за мантию, за руку.
- Я вас зарою, мальчики... - Хрипит неслышимо. Получает удар по затылку. Почти до звезд в глазах, но слабаки не играют в квиддич. Слабаки не пытаются нагнуть сборную Слизерина и вытереть о изумрудные флаги свои нечистокровные ноги в не менее нечистокровных ботинках.
Лестрейндж угрожает. Говорит раздельно и громко. Говорит так ясно, что даже идиот поймет что и к чему. Этого достаточно. У профессора Дамблдора есть Омут Памяти, она видела. Этого достаточно, а Лестрейндж еще не знает, какую могилу себе вырыл.
Полчаса тому назад это просто было грязной победой. Сейчас, когда эти двое ворвались сюда - это позорный проигрыш и Сэм костьми ляжет, но сделает все так.
Но это - больно. Высокий крепкий подросток нависает над ней, а девушка не может ударить первой. Даже с колена, как учил отец и рекомендовали уличные друзья. Нельзя. Она должна быть белой и пушистой.
И самообладание, загнавшее всю ярость в железные тиски, дает трещину лишь в момент, когда за стуком и голосом, следует действие Макнейра.
- Да что ж вы... уроды. - Брыкается, разьярившись: никто не смеет бить её ловца, Джеральд. А потом щерится, слыша слова придурка-Макнейра.
- А ты имел право сюда заходить и бишь своего соперника, слизняк? - Через плечо Лестрейнджа (да плевать ей на Лестрейнджа) шипит, а потом, не церемонясь больше, со всей силы, бьет того кулаком в живот.
- Пусти!

Чтобы ни говорил их противник, они уже победили. В тот самый момент, когда поставили победу и превосходство своей целью, задолго до финального свистка, остановившего игру, но уже не имевшего сил остановить противостояние между капитанами, командами и тем, что лежало в корне всего, даже если не затрагивалось прямо, влияя лишь подспудно: идеологиями. Чистая кровь и отрицание необходимости её сохранять. Разная суть, разные взгляды на мир. То, что для других было фальшью, для них было готовностью идти любыми путями, каких бы методов те ни требовали. Выигрыш всегда остаётся выигрышем, а победитель получает его. Там, где Саманта видела лишь нарушение правил, Уолден находил приемлемый способ. В конце концов всё зависело от того, кто находился перед ним. Вряд ли Джеральд будет способна осознать и признать это, так же как и свой проигрыш, но можно было попытаться. Всё равно они пойдут только вперёд: даже если бы возможность отступить существовала изначально, происходящее давно находилось за безопасной чертой, пока Саманта ещё пыталась сопротивляться. И в таком случае он имеет право на всё – эти слова ни разу прежде не появлялись с такой всепоглощающей ясностью и чёткостью, наполняясь огромным смыслом и повторяясь с тем, что ответил Рудольфус. Макнейр бросил внимательный взгляд на его спину, подходя ближе. Такая истина сохранялась, несмотря на то, в каком состоянии находилось общество, но последние несколько лет подобные произнесённые слова, значили гораздо больше, чем когда-либо. Ещё не было принято никаких судьбоносных решений, но они находились не так далеко, как казалось. Время неумолимо приближалось к моменту, когда придётся навсегда определить свою жизнь. По одну сторону оставался лишь род и его участь, а по другую к этому прибавлялась цель, что прочертит неразрывную связь со смертью. Своей, чужой… Это уже не было  столь различно. И слыша то, что ранее не воспринималось шансом начать действовать, претворяя слова в реальность, видя Джеральд, полукровку, способную разве что отбиваться, он чувствовал единую с Лестрейнджем уверенность. Уверенность в своём праве поступать, не считаясь с мнением нечистокровных. Уверенность, что не являлась простым признанием этого факта.
- Насколько страшнее тебе будет забыть всё, произошедшее здесь, чтобы ты гарантированно никогда больше об этом не заговорила? При том, что всё обещанное Рудольфусом, конечно же, остаётся в силе. – Макнейр кивнул другу. - Не знать, что именно грозит команде, но чувствовать, что в этом твоя вина, а противопоставить нечего – это, кажется, одна из самых ужасных перспектив для капитана? – он улавливал знакомый оттенок потери контроля Лестрейнджем, начиная говорить в такие моменты чуть тише, глубже, выделяя слова и обращая на них внимание. У Саманты, если и отсутствовало ощущение опасности, должна была присутствовать ответственность за своих игроков. Что от неё требовалось, они уже раскрыли, но она предпочла это проигнорировать, шагнув ещё ближе к грани. Если же Джеральд, благодаря заклинаниям забыв об опасности, не сможет вовремя помешать им, чуть выждав, они имеют все шансы осуществить озвученное, не подставившись, как это вышло бы прямо сейчас. И это был ещё даже далеко не худший вариант для команды Рейвенкло.
- Надеюсь, хотя бы факультет обязывает тебя понимать: сил, средств и возможностей у нас хватит. Так же как и запала. – так или иначе, они всё равно не были обязаны в чём-либо отчитываться перед нечистокровной. Станет она добиваться аннулирования результатов или нет, никакой власти над ними это ей не давало и ни к чему не обязывало. С самого начала их решения принадлежали им самим, и только им за них потом расплачиваться.

[NIC]Samantha Gerald[/NIC]
[AVA]http://images.vfl.ru/ii/1465331338/68736a04/12949262.jpg[/AVA]
[SGN]Иногда, самое разумное - совершить безумие.[/SGN]

Больно. Хруст от удара, раздавшийся, кажется, прямо в мозгу. Это потом, через целый всхлип, Саманта понимает, что ей сломали нос. Кровавая юшка бежит по губам, подбородку. Девушка не кричит, она проглотила последний вскрик с кровью и отравилась, кажется. Своей гордыней - тоже.
Удар в спину почти не ощущается - капитан сборной рейвенкло пытается понять, что это вообще, как это, как могут школьники поступать так. Как они могут не понимать, что перешагнули все правила уже. Что это даже не потасовка, не запугивание, не тычок под рёбра, а настоящая боль...
И тут находит откровением - это ей следовало понять, что шутки кончились и эти двое не отступят.
Острие палочки тычет в шею, девушка дергается, скрипя зубами, пытаясь сглотнуть и теряет способность даже мычать. Удар, пинок, падение.
Удар по лицу, едва Сэм пыталась сфокусировать взгляд, вновь выбивает чувство пространства и времени. Кажется, всё это происходит уже часы, а не секунды.
Больно.
Идиотской, почти истеричной мыслью приходит страх, что ей выбили зуб. Разум цепляется за кусочки мозаики, студентка Рейвенкло, неосознанно, пытается защитить свое сознание, воспринимая все раздробленными кадрами.
За своей немотой, давясь своей кровью, будто и не слышит уже Рудольфуса Лестрейнджа, не видит как подходит, похожий на волка перед прыжком, Уолден Макнейр.
У нее сломалась картина бытия. Эти школьники еще хуже подворотенных ублюдков из маггловского мира: у тех, хотя бы. не было лучшей жизни.
Хогвартс учит почти идеальной картинке социума.
До какого-то момента учит, а потом всё заканчивается в раздевалке.
"Они меня убьют?!"
Доходит медленно. Минус триста баллов с Рейвенкло.
Еще один удар от Лестрейнджа девушка пропускает с таким же удивленным оцепенением. Она не здесь, это всё не с ней - фитиль вспыльчивости утонул в бочке с ядом. И взрыва не случилось. В словесных пикировках куда легче одержать победу, чем в углу, под чужими кулаками.
Джеральд забыла, что участь "умников" - быть битыми, до тех пор, пока не научатся избегать опасностей. Джеральд забыла, что она из тех, кто верит в силу слов и книг.
Забыла.
И ей так любезно напоминают, расцвечивая зарождающимися гематомами лицо и тело.
Становится смешно, когда Макнейр связывает ей руки. Отчаянно и тихо смешно. Так смеется висельник, которому палач жалуется на прохудившуюся веревку.
Саманта готова расхохотаться от боли и нелепости мира, но...
Когда кинжал разрезает, рвет её косу, мир снова переворачивается с ног на голову и заполняется звуками. Ощущениями. Запахами. Ненавистью.
Двое, нависают, потешаются, выплескивают весь свой гнев на нее. Глумятся.
Равнодушная сталь скалится в руке Уолдена. Мир, раздробленный на части, собирается в уродливую мозаику.
Джеральд резко бьет ногой по коленной чашечке Лестрейнджа и дергается вперед, толкая. Ей надо вырваться. Ей надо выжить.
Ей страшно. Она одна. Никакой команды нет. Никакой защиты от школы не будет.
Она одна.
Она сама себе палач.
Договорилась.

Араминта шла вместе с однокурсниками с матча, удерживая над головой прозрачный купол, защищающий её от дождя. Краем уха она слушала болтовню однокашников о матче – те были расстроены победой Слизерина. Бёрк квиддич нравился и не нравился одновременно: она с восторгом следила за выкрутасами игроков в воздухе, с удовольствием ныряла в азарт зрителя, но никогда не отдавала предпочтения какой-то команде. Поэтому сегодня выразительно молчала всю дорогу до школы – проигрыш родной команды её нисколько не расстроил.

Группу выпускников встретил какой-то мелкий ученик, и, отстукивая зубами дробь, сообщил, что «ему передали, что мисс Бёрк может забрать свою птицу у лесничего». Араминта в знак благодарности наложила на козявку Высушивающие и Согревающие чары (тот радостно завизжал и вприпрыжку умчался наверх), а сама, громко и литературно выругавшись, отправилась в общежитие за клеткой.

На улице она встретилась со спешащими в замок слизеринцами, привычно кивнула всем и сразу, вспомнив расстроенные лица своей команды. И отсутствующего капитана. Точно Локвуда где-то песочит, грымза.

***
Ястреб поживал хорошо – только смотрел очень раздражённо. Араминта его понимала: в такой халупе, как у лесничего, находиться четыре дня кряду – да тут и святой в беса превратится. Выслушав указания по уходу за птицей, Араминта набросила на себя и клетку Водоотталкивающие чары, и отправилась в школу длинной дорогой – она планировала обойти лужайку по краю стадиона, чтобы не месить размокшую до состояния каши землю каблуками.

А вот у стадиона её ждал сюрприз.

- Эй!
Ярдах в трёх-четырёх от раздевалки кто-то валялся.
Ну да, праздновать надо в любом случае – горе ли заливать, победу ли отмечать. Это Бёрк понимала.
Не понимала только, почему никакой реакции на неё.
Рейвенкловка подошла поближе. Обалдела.
- Локвуд? Эй, Локвуд!
Араминта поставила клетку рядом с лежащим парнем, кастовала Водоотталкивающий купол,  перевернула ловца на спину. Голова у того была в крови.
Эннервейт один, Эннервейт второй – и тогда рейвенкловец пришёл в себя.
- Локвуд, мать твою, поднимайся. Локвуд? О Мерлин! Сколько пальцев видишь? Нет, спокойно, не поднимайся тогда! Лучше лежи. Сотрясение у тебя, идиот. Чего только – тот ещё вопрос.
Бёрк помогла парню сесть – но тот не говорил ничего вообще, только постанывал. И руками водил перед собой, будто ему что-то казалось.
- Ты нахлебался чего-то? Погоди.
Араминта прошла в раздевалку, оглядела помещение. Бардак. Ловец буянил?
Вмятина на стене – вмятина в крови. И ещё кровь, рядом. А на полу капель никаких нет.
С улицы послышался громкий вскрик ястреба, и звонкий звук – будто металлом о металл стукнули.
Локвуд, судя по всему, потерял сознание и повалился в сторону – как раз на клетку с птицей. Зацепил рукой задвижку – слетели чары.
Ястреб вскрикнул что-то обидное, и с четвёртого раза поднялся в воздух, усевшись на балке, торчащей из-под козырька крыши. Араминта присела рядом с клеткой, попытавшись её закрыть, но пара деформированных прутьев вырвались из зажима и больно полоснули её по тыльной стороне ладони.
- Локвуд, я тебя урою.

Левитировать бесчувственное тяжёлое тело было неприятно – тянуло много сил: ловец весил больше, и Араминта подозревала, что она его не дотянет до Больничного крыла. Хвала Мерлину, что в фойе она встретила старосту, видимо, начинающего патрулирование – тот перехватил эстафету по доставке ловца в Больничное крыло, а Араминта, остановившись под факелом у входа в подземелье, принялась приводить одежду и обувь в порядок. Вздохнула, кастовала Тергео на рану, и вернулась обратно, за ястребом.

Птица была зла и обижена. Как и Араминта, вынужденная каждые несколько минут обновлять Водоотталкивающие чары. Хрустел гравий под подошвами туфель, шумел дождь, чернела неподалёку гладь озера, около которого виднелся чудаковатый размытый силуэт.
Это что – команда решила надраться и пойти искупаться?

Так, стоп. Команда была в башне. Не полным составом, Джеральд и Локвуда как раз не было, но…
Это, получается, они себе на двоих праздн…
На… ээээ, сколько это, получается, их было – четверых?!
Минус Локвуд.
***
Араминта кастовала звуконепроницаемый динамичный купол – хватит как раз на десяток шагов – и приблизилась к растущим у самой воды ивам с восточной стороны, из-за кустарника.

Интересно.
Капитан решила побрататься со слизеринцами?

Лестрейнджа она узнает где угодно – особенно после того, как две недели назад он уделал Бёрк в Дуэльном клубе. Второй – вероятно, его товарищ, Макнейр.
А в воде плескался кто-то третий.
Плескался. И затих.
Джеральд?
Шёл дождь, было пасмурно, время подбиралось к раннему вечеру, и рассмотреть в мешанине преддверия сумерек и трассирующих дождевых капель какие-то детали было тяжело. Араминта не была даже уверена, синяя ли мантия у того, кто лежит на воде. И волосы – вроде бы, тёмные.
Но Бёрк была уверена, что этот третий лежит лицом вниз. Лежит неподвижно.

Щит Араминты взлетел бесшумно.
- Так и знала, что она не переживёт поражения, - поднялся второй щитовой контур под аккомпанемент комментария, выданного крайне похоронным голосом. – Ещё и Локвуда на нервах покалечила. Бедняжка. Совсем не в себе была.
Рейвенкловка вплела третий контур в щит.
- Не могли Оповещалку навесить на больший радиус? – недовольно поинтересовалась Араминта, не опуская Щитовое. – Это могла быть и не я.

Отредактировано Araminta Meliflua (22 октября, 2016г. 19:58)

- Ныряй, Лестрейндж, - ровно произносит волшебница таким тоном, будто ставит третьекурснику Щит на факультативном занятии Дуэльного клуба.
Детство в Лютном учит соображать на сверхсветовой скорости.
- Важно не то, что я видела, а что я знаю.
Кто бы что ни говорил, Араминта умеет признаваться в содеянном. Особенно, если оно сулит ей неслыханную выгоду.
Бёрк соображает, что пока что ничего хорошего ей не светит. Бёрк достаточно умна, чтобы понимать: двое слизеринцев быстро укроют и её под водой, совсем рядом с Джеральд. Но? ко всему прочему, Бёрк слишком любит себя, чтобы не быть осторожной.
На рожон она уже полезла, когда обнаружила себя.

- А я знаю, как чистила мантию и обувь под факелами в фойе, у лестницы в подземелья – и мистер Лестрейндж, - Араминта намеренно говорит о присутствующем здесь Рудольфусе в третьем лице.
Она слышала, что это отвлекает.
По идее, она произносит фамилию слизеринца таким тоном, что он не должен взбеситься – но Рудольфус вряд ли вообще бывает должен что-либо.
- …и мистер Лестрейндж был столь великодушен, что помог мне с Очищающими чарами. У меня, знаете, силёнок не хватило левитировать бессознательного ловца всю дорогу от стадиона до школы. А потом мистер Макнейр, - очень тяжело быть настороже – максимально естественно – когда напротив – два потенциальных противника.
Араминта знает, что могут оба.
А она, действительно потратившаяся магически, и пяти секунд против спаренной атаки не выдержит.
- …мистер Макнейр поинтересовался, почему я не в своей гостиной. Я объяснила господам слизеринцам, почему вынуждена возвращаться на стадион за клеткой с фамилиаром, и вы оба вызвались сопроводить меня – ведь вечереет, темно, а идти далеко – да ещё и под дождём.
Одному ведь идти с чистокровной девушкой – моветон, и вообще вредно для репутации оной девицы. Впрочем, в такой компании бродить – не только для репутации губительно.
Но ведь это Араминта. Ей априори позволяется гораздо больше, чем остальным.

Бёрк палочку не опускает.
- И господа слизеринцы по пути к полю узнали, что я обнаружила рейвенкловского ловца. И не смогла ему помочь.
Араминта предусмотрительно отходит от кустов и деревьев.
- И сказали, что ловец не мог сам так неудачно упасть. И, предположив, что ловец и капитан серьёзно поссорились, - нажима в голосе рейвенкловки не услышал разве что глухой, - рассудили, что, раз капитана не встретили по дороге, она где-то вне школы. Увидели вспышку света со стороны озера. И поспешили туда.

Бёрк подошла ещё ближе.
- Вероятно, капитан поскользнулась вот на этом, - Араминта указала на камень в пяти ярдах от Лестрейнджа, - валуне. Упала в воду.
Бёрк ощущает, как её Водоотталкивающее иссякает – и тут же брезгливо ведёт плечами.
Ей противно мокнуть под дождём, но лучше не провоцировать слизеринцев никакими, даже безобидными заклинаниями.
- И я видела, - чётко произносит рейвенкловка, - как вы пытались её вытащить из воды.

Бёрк может поспорить на свою птицу, что замечает вспышки Люмосов, ползущие по направлению к озеру.
- Как мистер Лестрейндж искал рейвенкловского капитана в озере. Как мистер Макнейр помогал вытаскивать её к берегу.

Араминта ставит клетку на землю, поднимает вверх свободную раскрытую ладонь.
Показывает, что не собирается атаковать.
Она сумасшедшая, но не настолько.
- Видела, что ни Анапнео, - заклинание летит туда, где виднеется пятно тёмной квиддичной мантии в воде, - ни Эннервейт, - фокус повторяется, - не помогли.
Араминта быстро соображает, как объяснить слизеринцам, что она не станет шантажировать их увиденным. Ничего разумного не приходит на ум – да и не поверят они.
Нелогичными выглядят любые слова. Наигранными и неискренними, а неискренность всегда карается смертью.
- И я уверена – вы сделали всё, что могли.
Три последние слова Бёрк произносит почти торжественно.
Чистая правда. Ни грамма лицемерия.
Они, действительно, сделали всё, что могли.
Вряд ли кто из них троих – четверых, если бы Джеральд могла это подтвердить – в этом сомневается.

- Где её палочка? – Араминта смотрит на Рудольфуса. – Ныряй, - повторяет она свои самые первые слова, - и выпусти с неё в воду Отталкивающее. Это ведь им она снесла дверь раздевалки.
Рейвенкловка знает: Приори потом покажет на этом заклинании помехи. То, что надо, учитывая накал страстей между капитаном и ловцом.
Джеральд в запале колдовала отвратительно – это все знают.
Всего лишь полукровка.
- Так что в воду, Лестрейндж. Джеральд в этой темноте дракла с два разглядишь, чтобы вытянуть её заклинанием. А ты бегаешь быстрее Макнейра. И тащить за собой тело с глубины в ярд с лишним – не по Сахаре гулять. В воду. С головой. И быстро, - отрывисто произносит ведьма, подходя ещё ближе – озеро плещется в двух футах от носков её туфель.
На каблуках стоять очень неудобно.
Араминта делает шаг в сторону, и оказывается рядом с Макнейром. Она подаёт слизеринцу левую руку – тыльная сторона ладони расцарапана железным прутом клетки, и командует:
- Залечи вполсилы. Так, будто не успеваешь всё сделать аккуратно.
Заклинание щиплет кожу, даже режет.
Бёрк громко всхлипывает – очень натурально – и тянет Уолдена за руку на берег. Уолден ожидаемо не поддаётся, Араминта тянет сильнее – этой тягомотины должно хватить, чтобы, вкупе с темнотой, за спаянной гротескной скульптурой Макнейра и рейвенкловки никто, движущийся к озеру от школы, не заметил Рудольфуса.
Потом Араминта накладывает Согревающее – намеренно криво – на обоих слизеринцев, добавляет Лестрейнджу ещё одно.

Бёрк всхлипывает снова, трёт недолеченную царапину на ладони – на глаза наворачиваются самые настоящие слёзы.
Она знает, что слизеринцы видят за всеми её действиями – понимают все причины, движущиеся сейчас Араминтой. Все до единой, несомненно.
Но это не ужасает, а вызывает странные эмоции. Бёрк кажется, что всё произошедшее их роднит.
Впрочем, они – наверняка – и так родня, пусть и очень далёкая.
- Ей уже ничем не поможешь, - сдавленно произносит рейвенкловка. А потом, приподняв брови, глядит сначала на Макнейра, а потом на Лестрейнджа:
- Кстати, вы направлялись из гостиной на кухню, когда встретили меня у лестницы в подземелья? Вы что-то говорили об этом, пока ремонтировали клетку, но я не расслышала.

Слизеринцы (уверит весь факультет) были у себя – у них будет своё прикрытие. Араминта была у Хагрида. Локвуд, с его травмой и невменяемостью, вряд ли станет отрицать, что его огрело дверью раздевалки. Джеральд очень даже могла провернуть такой финт.
Дождь размыл и без того слабо заметные на траве и мокром гравии следы. Приори не покажет лишних заклинаний, раз капитана дотащили аж сюда. А говорить они трое будут одно и то же. Разница деталей на то и разница, чтобы не быть ложью.
- Подташнивает, честно говоря, - признаётся волшебница, обновляя чары на клетке с ястребом.
Не первую смерть она видит – в семь лет в зельеварческом гетто увидела вообще картину за гранью.
- Совершенно непривлекательный труп.

Отредактировано Araminta Meliflua (23 октября, 2016г. 22:23)

Араминта не задирает подбородок вверх – наклоняет голову набок и смотрит будто исподлобья. Спасибо наследственности – каланча-Бёрк не чувствует себя ущербной рядом с Лестрейнджем. Хотя, конечно, очень некомфортно, когда он настолько близко – ну а вдруг за шею прихватит? Да он её сломает без лишних усилий, неандерталец.
Рейвенкловка, впрочем, забывает о предпочтительной тактике поведения, и немного откидывает голову назад, выразительно закатывая глаза.
- Неееет, - радостно, зловредно тянет Араминта, изо всех сил стараясь не отступить ни на шаг. Тут она побеждает – но инстинкты всё равно берут своё, и Бёрк будто покачивается, немного прогибаясь в пояснице в попытке хоть как-то, хоть на миг увеличить дистанцию между собой и убийцей. – Это если твой рассказ, - рейвенкловка упирается в Лестрейнджа слизеринским взглядом, - будет уж слишком отличаться от моего, - Араминта растягивает тонкие губы в ухмылке, - то она, - Бёрк указывает подбородком на труп Джеральд, - будет твоей последней жертвой.
Если бы кто спросил, почему Араминта выбрала именно такую формулировку, она бы никогда не ответила.
Рейвенкловка – пассивщик, а пассивщики – интуиты. Они не умеют объяснять очевидное.

Впрочем, Лестрейндж то ли внемлет гласу рассудка (читайте: словам Бёрк), то ли соображает лучше, чем выглядит.
Араминта стоит не рядом со слизеринцами – и не между ними, упаси Ровена: дескать, подозрения излишни, я – не с ними, они вообще меня утомляют, у меня там курсовая, у меня там Чары, у меня там птица, а тут два этих варвара, считающие квиддич искусством. Бёрк рассказывает не испуганно – медленно, временами сбиваясь на прилагательных. Вряд ли она кого одурачит, если будет играть в испуг, ужас, горе или невосполнимую утрату. Рейвенкловка режет короткие предложения сдержанно-металлическим голосом, дважды нагло перебивая профессора ЗОТИ: тому, видите ли, интересно, почему это Араминта ходит в сопровождении аж целых двух слизеринцев.
Чтоб все девки завидовали, как же иначе.

Она рассказывает о том, как обнаружила Локвуда, сообщает подозрения-намёки, что капитан и ловец вполне себе могли повздорить, и даже на сердечной почве; другими словами повторяет то же, что говорили Лестрейндж с Макнейром. Ну да, есть различия: кто на чём фиксировал внимание – но это только на руку студентам.
- Угнаться за ними? – издевательский тон знатно подпорчен надтреснутостью. – По лужайке – каше из земли и травы – на каблуках?
Кажется, не до всех доходит. Ну так Араминта объяснит.
- Леди не бегают. Тем более, за джентльменами.
Ехидством рейвенкловки можно камин топить.
И – ах, бросьте – какие заклинания? На кого? На Джеральд? Что именно, профессор?
Араминта сдерживает вежливый интерес о том, надо ли было забросать её Петрификусами, чтоб уж точно камнем на дно ушла – но нечего тут идеи преподавателям подавать.
Потом Бёрк даже не прикидывается, когда в голосе появляется дрожь: хоть её мантия и расшита рунами и волосом единорога, как и чулки, что спасло волшебницу от перспективы вымокнуть до нитки, Араминта банально промёрзла. Она растирает ладони и массирует пальцы, что вполне сойдёт за нервозность, а шмыгать носом она себе позволяет чисто из вредности.

Ни у кого из троих не посмеют потребовать сдать воспоминания. Слизеринцы – Наследники своих родов, и, пусть Араминте в силу гендера подобный статус не светит, магией она рассматривается так же. Судебная леггилименция? На несовершеннолетних? Теоретически, такое возможно. На деле – это такая тягомотина и прессинг со стороны чистокровных фамилий, что Директору проще сознаться, будто это он сам Джеральд утопил.
Бёрк оглушительно чихает два раза подряд.
Все будто спохватываются и отправляют студентов, снабжённых Бодроперцовым зельем, по своим гостиным.
Араминта ненадолго задерживается – колдоведьма осматривает ладонь рейвенкловки, на которой даже следа от царапины не осталось.

А в коридоре, сразу за поворотом, она сталкивается нос к носу с Рудольфусом. Макнейра нет – то ли ушёл в подземелья (что нереально в этой ситуации), то ли притаился в одной из ниш, наблюдая за периметром (что вероятней всего).
- Лестрейндж, я бы потребовала сопроводить меня до рейвенкловской башни – но наше последнее совместное путешествие закончилось обнаружением трупа Джеральд. Боюсь представить, на кого ещё неожиданно наткнёмся. Мне дороги мои однокурсники, - Бёрк прячет фиал с зельем от простуды во внутренний карман мантии – и знает, что выльет его в общежитии.
Араминта боится, что ей подмешают какую-то дрянь. Паранойя всегда оживает рядом с убийцами.

Убийца.
Лестрейндж – убийца. Почему-то от этого страшно настолько, что по хребту дрожь течёт горячим потоком, согревая – и это будоражит так, как драклов рунический ребус, отгадку на который Араминта ищет уже неделю.
Будь у Бёрк брат – он был бы Рудольфусом, стопроцентно. С той разницей, что Араминта его утопила бы сама.
- Лестрейндж, - каблуки отбивают раз-два: этого достаточно, чтобы оказаться вплотную к слизеринцу.
Его не знобит, это чувствуется. Бёрк по-детски завидует.
- Если. Ещё. Хоть. Раз, - цедит волшебница, внутренне обмирая от чувства опасности и неуместного восторга, - ты будешь настолько же неосторожен, что мне придётся тебя отмазывать, - Араминта намеренно употребляет это мерзкое маггловское слово, - я очень, - она тянется губами к уху слизеринца, - очень расстроюсь.
Бёрк всегда чувствовала себя выше остальных – потому, что буквально превосходила всех девиц ростом. С мальчишками это тоже помогало безотказно – но Лестрейндж ни разу не хлюпик. И ей точно достанется за то, что она его дразнит – намеренно и грубо, без кокетства и подначки.
Но сдержаться решительно невозможно, да и перечит это натуре Араминты, привыкшей рвать от жизни всё – здесь, сейчас и без сожалений. Потому она прижимается губами ко рту Рудольфуса, очень просто и естественно; без пылкости и нежности, без обещания и провокации. Будто привычно, будто обычно, будто на хозяйский манер.
- Не смей меня разочаровывать, - произносит Араминта настолько тихим шёпотом, что кажется, будто она роняет не звуки, а одни буквы – и те падают с губ рейвенкловки на губы Лестрейнджа, скатываются по подбородку и растворяются в тишине, не долетая до пола.