Конец января 1997.
По пути дружбы Элизабет Нэльсон и Рабастан Лестрейндж могут уйти драккл знает куда.
Медовый коржик
Сообщений 1 страница 30 из 31
Поделиться117 июня, 2015г. 10:28
Поделиться217 июня, 2015г. 16:29
День выдался на редкость для этого января теплым - Рабастан аппарирует в лес за полчаса до оговоренного времени, чтобы наложить несколько защитных поясов заклинаний вокруг того места, где они тренировались в прошлый раз.
Министерские осведомители поговаривают, что Аврорат как следует взялся за оборотней, так что вскоре Лестрейнджу придется искать новое место для встреч с Бэтси Нэльсон, потому что леса вокруг города будут кишеть охотниками за шкурами ликантропов, но, не понаслышке зная, насколько медлительны работники Министерства во всем, что касается активных действий, Рабастан считает, что до конца месяца ему не о чем беспокоиться.
Поваленное дерево - отличный ориентир, и он без труда находит уже знакомую поляну. Прошел почти месяц с тех пор, как он был здесь в последний раз, однако сильных снегопадов не было, и если присмотреться, то можно заметить следы того, что здесь были люди.
Впрочем, это Лестрейндж настолько привык что теперь, без стаи Грейбека лес принадлежит только ему, что ставит чары больше автоматически, нежели действительно опасаясь каких-то незваных гостей.
После того, как он провел у Бэтси Нэльсон ночь - звучит куда интереснее, стоит отметить, - прошли почти две недели, и они обменялись едва ли парой коротких записок: то он был занят, то у нее случались внезапные дежурства в Мунго. Разумеется, время от времени эти обстоятельства были связаны прямой причинно-следственной цепью, но куда проще было не думать об этом и светски уведомлять, что встреча откладывается, чтобы получить такой же вежливый ответ.
Однако есть и то, что не выходит у него из головы - та мимоходом брошенная фраза о ненависти. На сегодняшний день Лестрейндж продумал и отверг сотню, если не больше, вопросов, касающихся значения этих слов, но проблема все еще оставалась: Рабастан не мог взять в толк, как могла смышленая ведьма всерьез ненавидеть его за то... Кстати, за что именно?
За то, что он не назвался настоящим именем при их первой встрече? Мерлин, он вообще хотел забрать ее форд и бросить ее в лесу - может, так и поступил бы, не будь у нее при себе канистры с бензином.
Хотя об этом она не знает - и это к лучшему. Он все еще с недоверием относится к их внезапной дружбе и не уверен, что именно может стать соломинкой, которая сломает спину верблюду.
Закуривая, он слышит звук мотора - в морозном воздухе шум приближающегося форда раздается издалека - торопливо, несколькими глубокими затяжками уничтожает сигарету, отбрасывает окурок, натягивая снятые было перчатки.
От табака проясняется сознание - он снова не высыпается, слишком увлеченный раскапываний кое-каких талмудов по зельеварению, а еще наблюдением за экспериментами Эммалайн, и это вне основной его деятельности.
Рабастан поправляет пальто, стягивает шапку, проводит раскрытой ладонью по голове, чувствуя, как щекочут ладонь коротко подстриженные волосы - Вэнс обратила внимание на лохматого бывшего однокурсника.
Встречать на этот раз не идет - стоит на поляне, спрятав руки в карманы, ждет.
- Не исключено, что больше нам здесь встречаться не получится, - начинает он, когда видит ведьму. - Придется искать другое место. Есть что-то на примете?
Уже договаривая, понимает - это предлог. Предлог, чтобы завести разговор, отдалить момент, когда они вновь встанут друг напротив друга, готовые атаковать. Прошлая тренировка, неконтролируемо переросшая - во что? в ссору? - все еще беспокоит его своей эмоциональностью и тем, с какой легкостью он повелся на иррациональное поведение. Больше он этого не допустит, а значит, нужно выяснить все границы, в которых они еще способны оставаться спокойными.
Поделиться318 июня, 2015г. 17:31
[AVA]http://sh.uploads.ru/9sDnI.jpg[/AVA] [SGN][/SGN]
Конец января в Лондоне - не самое любимое время для Элизабет. Холодно, слякотно, температура держится в районе небольшого плюса, из-за чего под подошвами противно хлюпает, а с крыш постоянно что-то капает. Но нужный ей лес находится порядком севернее Лондона, так что Элизабет едет туда почти что с удовольствием, рассчитывая на куда более располагающую погоду, пусть даже и поморознее. В конце концов, на этот раз она взяла с собой перчатки без пальцев.
Они собирались встретиться гораздо раньше, но графики оказались куда более плотными, чем они оба, кажется, ожидали. Элизабет постоянно срывалась на работу, возвращалась домой под утро, спала два часа и снова возвращалась в Мунго. Нападения на магглов участились, и их тоже доставляли в их отделение, так что отдыхать не приходилось. Думать о том, что за этими нападениями может стоять Баст или его брат, Элизабет себе не позволяла, хотя так ли вообще было важно, кто именно это делал? Ясно же, что они в курсе и, скорее всего, одобряют.
Оставаться нейтральной становится как-то сложно, когда перед тобой искалеченный человек, а ты не делишь пациентов по статусу крови или способностям к магии.
Элизабет вдавливает в пол педаль газа, дорога пустая, мокро-серая, немного скользкая, но она уже неплохо ее знает. Она опаздывает - снова, снова - а Баст не любит опоздания. Да и вообще, заставлять человека ждать в зимнем лесу, это как-то совсем некрасиво. Паркуется все на той же опушке, торопливо заплетает волосы - светло-русые, чуть ниже плеч - в неряшливую косу, застегивает куртку, хватает шапку и рюкзак. Выходит из машины и оглядывает по сторонам, Баста нигде не видно, наверное, не счел нужным встречать ее, раз уж они уже выбрали определенное место для самих тренировок. Элизабет негромко хмыкает, закрывает машину и, на ходу надевая шапку, идет в лес.
Она бы все равно ждала его прямо на опушке, если бы он приезжал на лотусе.
Но она - это она, а он, может, не хочет лишний раз светиться, вдруг кому все-таки взбредет в голову проехать мимо.
В лесу совсем не так холодно, как в прошлый раз, но снег не тает, скрипит под ногами, хоть уже и не первой свежести. Никто, очевидно, не гулял здесь в их отсутствие, и это хорошая новость. Элизабет снова напевает какую-то песенку, пока петляет между деревьями, то и дело достает из кармана вторую палочку - когда-то она принадлежала ее прабабке. Средней длины, она выглядит совершенно новой, древесина красного дуба кажется приятно теплой. Но что нравится Элизабет куда больше, это сердцевина - перо гиппогрифа. Харриэт рассказала, что ее мать очень гордилась редкой сердцевиной своей палочки, и что Джервейс Оливандер отметил ее отличные качества для дуэлей, что только подчеркивалось древесиной. Элизабет это мало волнует, ей по душе своя грушевая палочка, но вот для тренировок и в случае чего прабабушкина палочка может вполне пригодиться. Ну и вообще, перо гиппогрифа! Это же здорово само по себе.
Поляну уже видно между деревьями, и Элизабет перестает петь, улыбается, приветливо машет, когда видит Баста. Тут же чуть поднимает брови - он подстригся, и Элизабет несколько секунд просто рассматривает его новую прическу. Ничего особенного, но она сделала бы все немного иначе.
- Привет, Баст, и ты бы мог дождаться меня с пробежки, кстати, - Элизабет вспоминает его утреннее исчезновение, усмехается и все еще рассматривает его волосы, пока подходит ближе, и тут же хмурится, опускает глаза, ищет глазами - и находит - окурок. Поджимает губы, но молчит, отбрасывает его подальше носком ботинка. - Если ты когда-нибудь снова будешь должен мне что-то вроде одолжения, я попрошу поработать над твоей прической.
Она усмехается, сбрасывает с плеч рюкзак, от которого сладко пахнет свежей выпечкой, вешает его на ближайший сук.
- Почему не здесь? Волки возвращаются? - Элизабет встревоженно смотрит сначала по сторонам, потом на Баста, складывает руки на груди. - Даже не знаю... Может быть, где-то недалеко от моего дома в Ирландии? Там точно никого не бывает, тем более зимой, ни одного дома на мили вокруг. И там много пространства. И есть, где согреться.
Элизабет пожимает плечами, снова достает дубовую палочку, вертит в руках.
- Заодно можем заняться зельем. Но на это нужно время, а я сейчас совершенно не уверена в своем графике. Ты бы знал, что творится в Мунго, это просто какое-то сумасшествие, - Элизабет вздыхает, потирает лоб, будто страшно устала, - нам каждый день доставляют магглов, и это не считая нападений на магов. А ведь магглам потом приходится терпеть подчищение памяти, это небезопасно. Я даю им свои зелья, чтобы влияние на сознание было минимальным, кто знает, какие могут быть последствия...
Элизабет замолкает, вдруг только сейчас вспомнив, кто именно перед ней стоит. То, что она запретила себе кое о чем думать, не отменяет определенных фактов.
- Ом, хм, ладно, не важно, - да уж, делиться рабочими проблемами нужно явно не с ним, а ведь она так привыкла говорить ему обо всем, - с чего начнем сегодня? Я взяла две палочки. Вот эта - моей прабабки, бабуля утверждает, что в ее руках она была крайне мощной. Там перо гиппогрифа.
Элизабет не может не упомянуть этого момента, как и скрыть свой восторг по этому поводу, хотя вряд ли этот факт как-то повлияет на ее способность защищаться. И все же...
- Гиппогрифа, представляешь! Обожаю гиппогрифов, они такие клевые, я все доступные книги о них прочитала, какие-то даже по почте заказывала, у меня есть карточки и книга-раскраска, - ну все, понеслась, Элизабет гладит палочку на манер котенка и лучезарно улыбается. - У прабабушки даже было колдо с тем гиппогрифом, чье перо использовал мастер. Говорят, кто-то в Англии их разводил, но я так и не узнала, кто именно, иначе уже забросала бы их письмами о просьбе приехать и посмотреть хоть одним глазком. Мэрлин, гиппогрифы! Бабушка их тоже любит, ей повезло, знаешь, она в молодости даже каталась на них, можешь себе представить? Каталась, прямо верхом! Я видела колдо и чуть не умерла от зависти, а ведь я не завистливый человек. О Мэрлин! А ведь получается, что бабушка знает, где именно их разводят, ну или хотя бы кто, вот я балда, сразу же после нашей тренировки позвоню ей и буду пытать на этот счет, представляешь, боже, вдруг я их тоже увижу?!
Элизабет произносит все это на одном дыхании, едва не подпрыгивает на месте и выглядит совершенно счастливой.
Поделиться418 июня, 2015г. 22:30
Слова о прическе и одолжении он игнорирует - как и ее показное недовольство его привычками. Всеми, надо полагать. Ну, ему тоже не по душе ее стремление искать помощи у бывшего мужа, а еще этот маггл в квартире - им обоим приходится мириться с тем, что раздражает. И понятно, что список далеко не ограничивается упомянутыми нюансами.
Поэтому он даже не кривится, когда она ногой отпихивает окурок подальше, только кивает на замечание о волосах - конечно, она определенно знает толк в стрижке, но его вполне устраивает и этот вариант.
Размышляет об Ирландии вполне серьезно, молчит. Снова сдержанно кивает.
- Может быть, - оставляет слова висеть в морозном воздухе. Может быть - ни к чему не обязывает. Может быть - даже не обещание. Всего лишь констатация того факта, что предложение будет рассмотрено. Возможно.
Впрочем, он не слишком против ирландского дома - там и правда есть отличный лесок, и поле, и достаточно безлюдно. И уж точно туда Министерство не сунется в своих лихорадочных порывах вернуть упорядоченность в рассыпающийся на глазах мир.
Пожиратели Смерти больше ничем не ограничивают себя - нападения все чаще и чаще. Каждый аврор, каждый чиновник ММ, не согласный с приоритетом чистой крови, в опасности - а нападения на магглов, жестокие, массовые, и вовсе используются для отвода глаз: пока туда стягиваются силы Аврората, считая мелкую сошку вроде обливиэйтеров, Пожиратели наносят новые удары уже по магическим поселениям, практически ничем не рискуя.
И практически об этом он слышит от ведьмы - она рассказывает ему о завалах на работе, как будто он ей должен посочувствовать. А лучше, повлиять - но именно этого он ей пообещать и не может.
Чтобы не указать ей на этот очевидный недостаток выбора собеседника, Лестрейндж сосредотачивается на волшебной палочке, которую она вертит в руках - это не ее палочка, это он точно знает. Ее другая, светлее и тоньше - он столько раз отслеживал местонахождение палочки Элизабет Нэльсон, что теперь может узнать ее - палочку - и с закрытыми глазами. И это определенно не она сейчас в пальцах ведьмы.
Значит, она все же добыла вторую палочку - палочку своей прабабки, что ли. Ну что же, значит, настроена серьезно. Значит, хотя бы часть его рекомендаций к сведению приняла и не прыгнет под Аваду в погоне за выбитой деревяшкой.
И будто замечая его взгляд - и невысказанное неодобрение выбранной темы для разговора - Элизабет осекается, сетует на эту самую тему и с легкостью переходит к другому. У нее вообще это легко - вот так разговаривать с ним. Лестрейджу даже иногда ничего не нужно - только кивать или смотреть, а ей это как будто не мешает.
- Можно? - он, поколебавшись, все же протягивает руку к палочке. Вообще-то, просить чужую волшебную палочку - дурной тон. В традициях, в которых был воспитан Рабастан, это дозволялось между членами семьи или близкими друзьями, а потому ему немного неловко проявлять такой очевидный интерес. К тому же, отдать палочку добровольно, даже на пару минут, - это довольно говорящий жест. Полное доверие, не иначе, и он опасается, что Бэтси Нэльсон, несмотря на все свои слова о дружбе и доверии, не захочет передавать ему деревяшку, к тому же, принадлежавшую ее прабабке.
И, судя по ласковому поглаживанию, много значащую и для самой Элизабет.
Перо гиппогрифа, ну надо же.
Лестрейндж отрывает взгляд от палочки, смотрит прямо в счастливое лицо ведьмы. Он не видел ее такой уже очень давно - последний раз, кажется, это было в Ирландии, до того, как они встретились ночью на кухне. А до этого - когда она рассказывала ему о том зелье и он предложил ей помощь.
Перекатывает на ладони деревяшку, проверяет балансировку, вязь по рукоятке, чуть потемневшую со временем. Палочка выглядит старинной, но любимой. И совсем не идет своей новой хозяйке.
- Моя семья, - коротко отвечает он, возвращая волшебную палочку Элизабет. Снова проходится взглядом по ее раскрасневшимся щекам и лучащимся глазам. Странно, она, оказывается, с ума сходит по гиппогрифам. Сколько еще подобных деталей он о ней узнает? Сколько еще совершенно ненужной информации запомнит?
- Моя семья разводила гиппогрифов. При отце Министерством было принято несколько законов, сначала сужающих возможности частных конюшен, а затем и вовсе запрещающих разведение. Пришлось перенести бизнес на континент и продать в какой-то момент, - Лестрейндж поясняет предыдущее выказывание, слишком короткое. Он вообще много, непривычно много разговаривает с Элизабет, даже если не брать во внимание их прошлую встречу, когда, чтобы не уснуть, он буквально не давал себе замолчать ни на минуту. - Так что ехать и смотреть не на что. В Англии, по крайней мере. На континенте... Я могу выяснить, кто теперь владеет конюшнями. Наверняка Рудольфус в курсе.
В общем-то, предложение из тех, которые легко отклоняются - но вроде бы, ей и правда интересно. А ему совсем не сложно - после того, как гоблины снова подтвердили свою лояльность старым клиентам, многие документы, в том числе и бухгалтерские, принадлежащие роду, удалось восстановить. Ничего важного, скорее, попытка разобраться, что еще можно спасти, что - перевести в галеоны, а с чем придется навсегда попрощаться.
- Ты придумала, где будешь носить обе палочки? Лучше в разных местах, но так, чтобы обе можно было вытащить за секунду. Ножны, чехлы? Не просто же в карман класть, - привычные нюансы техники безопасности - самая легка тема, хотя даже сам Рабастан частенько таскает деревяшку в кармане. Но это обусловлено неаристократической привычкой там же держать руки, а потому он волшебную палочку вынимает и того быстрее.
Отходит, прокручивает в пальцах свою деревяшку, кивает ведьме.
- Начнем? С того, на чем остановились в прошлый раз - попробуем связки. И не забывай, у тебя есть вторая палочка.
Когда между ними не меньше пятнадцати шагов, он вскидывает палочку, чуть медлит, давая Элизабет собраться - для разогрева самое то.
Снова, как и в прошлый раз, начинает со Ступефая - три Оглушающих подряд под самые ноги, затем - над головой, затем - Экспеллиармус.
Затем - невербальный Петрификус.
Резкие линии рисунка чар оставляют в воздухе чуть заметные следы, которые тут же развеиваются - как развеивается и легкая напряженность. С палочкой в руках, не думая ни о чем, кроме того, какое следующее проклятие он скастует, Лестрейнджу намного проще смотреть в глаза Элизабет Нэльсон.
Поделиться519 июня, 2015г. 02:54
[AVA]http://sh.uploads.ru/9sDnI.jpg[/AVA] [SGN][/SGN]
Ее предложение он оставляет как вариант, но это настолько абстрактное "может быть", что Элизабет невольно хмурится. Зачем тогда спрашивал? Мог бы объяснить причины сомнения, если ему чем-то не нравится этот вариант. Она бы подумала еще. Но он вообще не комментирует эту тему, даже на ее вопросы не отвечает. Ладно, значит, поговорят позже. Уже после тренировки. За чаем.
Он просит палочку, и хмурое выражение сменяется удивлением, но Элизабет не колеблется, кивает и протягивает ему палочку. Они с братом постоянно обменивались палочками, но мама никогда этого не одобряла и вообще настаивала никому не давать их в руки. Элизабет крайне уважает мать, но в плохие приметы не верит, и ей не жаль, если кто-то покрутит в руках ее палочку или даже выпустит из нее сноп искр. Ну, допустим, не "кто-то", но ведь и Баст - это Баст. Да и палочка не совсем ее.
- Она неплохо меня слушается, - комментирует Элизабет, наблюдая, как Баст катает палочку по ладони, с интересом поднимает взгляд, когда он заговаривает о семье.
Забирает палочку, встречается с ним взглядом, в котором еще горит восторг и детская непосредственность, с которой она готова говорить о каждом своем увлечении, в том числе о гиппогрифах. Однако чем дальше Баст говорит, тем мрачнее Элизабет становится, отводит взгляд, переступает с ноги на ногу, сует палочку в карман.
- Твоя семья... Да, я должна была догадаться, - говорит Элизабет себе под ноги, кивает, щурит глаза. Впрочем, какая разница? У нее, может, есть возможность увидеть гиппогрифов, может, даже потрогать их, какая к дракклам разница, что там еще. Нужно пользоваться предложениями, даже если этого как-то коснется Рудольфус. - Я буду рада, если ты узнаешь. Я планирую побывать на континенте через какое-то время. Я бы заехала к гиппогрифам. О, я бы, наверное, даже организовала поездку только ради них.
Элизабет усмехается, окидывает Баста заинтересованным взглядом. Надо же, его семья владела конюшнями гиппогрифов. Какой глупый закон. То есть, правильный, наверное, но если бы у Баста до сих пор была парочка гиппогрифов... Было бы забавно. Это, наверное, тоже какая-то чистокровная заморочка. Одна из тех, что не кажется Элизабет ужасной. А таких не так уж много.
- А ты катался на гиппогрифе? А тебе понравилось? А у тебя был свой гиппогриф? А как его звали? А какого цвета были у него перья? - Элизабет готова продолжить свой поток вопросов, но Баст переходит к делу, и она кивает, ничего, продолжат позже. За чаем, да. Кажется, сегодня чаепитие затянется, столько всего нужно обсудить.
- Одну в кармане, другую в рукаве. Удобно и всегда под рукой. Я почти никогда не ношу одежду без карманов. Ну, только когда надеваю платья вроде того черного, как тогда, в ресторан, - Элизабет усмехается, привстает на носках ботинок, точно на ней сейчас каблуки, со странным смешком отшатывается, - но тогда у меня с собой клатч, и я обычно не выпускаю его из рук. Думаю, с ножнами я буду смотреться по-дурацки.
Элизабет снимает куртку, остается только в тонком светлом свитере, шапку кидает на рюкзак, отбрасывает косу на спину. Вторая палочка в рукаве, свою крепко сжимает в руке. Чуть сгибает ноги в коленях, сосредотачивается.
- Начнем, Баст, - она едва не произносит "Рабастан", но это имя все еще отчаянно ей не нравится и не произносится на автомате, она как будто спотыкается о него, как о припорошенный снегом корень. Для нее он, пожалуй, никогда не станет Рабастаном. Даже когда поднимает вверх палочку, пуская ей под ноги заклинание за заклинанием.
Элизабет отскакивает в сторону, быстро перемещается, уклоняясь от Ступефаев, следит за движениями его палочки. Она хорошо помнит его советы, от Оглушающего лучше уворачиваться. Элизабет проворна, у нее отличная реакция, но долго так не побегаешь. Она отвлекается на секунду, намереваясь выставить щит, и упускает момент, когда Баст меняет тактику - палочка вылетает у нее из рук под ее громогласное проклятье. Дубовая палочка оказывается в пальцах спустя секунду, она тут же вскапывает снег каким-то простеньким заклинанием, так, что он летит Басту в глаза, выигрывает пару мгновений, но этого хватает, чтобы выставить приличный щит и перейти в наступление.
Щит - перемещение - атака из нового положения. Как по учебнику. Точнее, по его советам.
Ее атаки не отличаются разнообразием, но он не учил ее этому, приходится использовать все тот же пресловутый Ступефай. Это снова начинает напоминать игру, и Элизабет мгновенно включается в нее, чувствует азарт, добавляет скорости. Палочка так и рвется в бой, Элизабет практически чувствует это, она будто пульсирует у нее в пальцах, и это тоже подстегивает.
Поляна превращается в своеобразное подобие площадки Мортал Комбата, забавной маггловской игры, которую обожает Брайан. Элизабет мысленно нарекает себя Джейд (или лучше Китаной?), щурится от ярких вспышек, пропускает из-за одной из таких выпад Баста с плетью. Немного не успевает - плеть все же задевает ее бок, Элизабет невольно вскрикивает, закусывает губу, чтобы не разразиться проклятьями.
Щит - перемещение, бежать ужасно больно, Элизабет прыгает за одно из самых широких деревьев, посылает Бомбарду под ноги Баста, хватает отброшенную палочку, она как раз у корней этого дерева. Бок отчаянно ноет, Элизабет зажимает его левой ладонью, морщится, ставит очередной щит, но переместиться не успевает - от боли темнеет в глазах. А ведь это просто плеть, даже не Режущее.
- Тайм аут, - как можно громче кричит Элизабет, не уверенная, что ее щит долго протянет. - Нужно оказать себе кое-какую медицинскую помощь. И да, я знаю, что в реальной ситуации у меня такой роскоши не будет.
Элизабет ворчливо шепчет еще что-то под нос, упирается пятками в снег, приподнимает свитер, оголяя живот и рассматривая ярко-красный след от плети. Кожа вокруг кажется бледнее снега, красная полоса чуть кровоточит.
- Подашь рюкзак? - Элизабет дует на челку, стискивает зубы. Не время быть неженкой, но это ведь пока что просто тренировка. - И было бы здорово выучить что-то из атак. И только не говори, что я еще до этого не доросла. Вдруг на меня завтра нападут.
Элизабет откидывает голову назад, прикладывает к ране немного снега. Морщится, снег обжигает не хуже самой плети.
- Слушай, Баст, а вот в теории. Предположим, на меня и правда завтра нападут. Ну, не конкретно на меня, конечно, но ты понял. И если ты будешь среди нападающих, ведь это вполне возможно, правильно, так вот, в этом случае ты позволишь им, ну, остальным, убить меня? Рудольфус, например, ясно намекнул на то, что меня ждет при следующей встрече, - Элизабет усмехается, но тут же жалеет об этом - больно. - То есть я понимаю, что теоретически мы здесь и собрались, чтобы я успела сбежать раньше, чем все станет совсем плохо. Но ведь я могу не успеть. Или еще что. В этом случае можешь пообещать мне кое-что, Баст?
Элизабет принимается обрабатывать рану и на какое-то время замолкает, пока бадьян противно пощипывает кожу.
- Пусть это будет не Рудольфус, ладно? Лучше ты, лучше кто угодно, чем Рудольфус. Просто понимаешь, мама совсем с катушек слетит, если это будет он. Она, знаешь, страшна в гневе, а я не хочу доставлять вам лишних проблем, - Элизабет наспех накладывает повязку и поднимает взгляд на Баста, весело улыбается. - Продолжим?
Поделиться619 июня, 2015г. 09:31
Кажется, ее не так уж и вдохновляет идея выяснить, что там с гиппогрифами - по крайней мере, тот, первоначальный, восторг из ее глаз уходит, и это сложно игнорировать даже Лестрейнджу. Однако она соглашается - воистину, никогда ему не понять перемен ее настроения и мотивов.
Впрочем, необходимости такой тоже нет: он привычно реагирует на сказанное, кивает, подтверждая свои слова.
- Своего не было, я был еще слишком мал. И один тоже не катался. Мне не слишком комфортно в воздухе, - делится он, но все же обрывает себя - не ради этих разговоров они тут встретились. Есть вещи важнее - намного важнее, и о них не стоит забывать.
Но кстати, что означает странная фраза о том, что она должна была догадаться? Лестрейнджи были не единственными заводчиками в Англии, хотя, кажется, крупнейшими, но кто сейчас вообще помнит об этом? Все погребено под мрачной славой убийц и сбежавших заключенных.
- Ножны можно зачаровать на незаметность. Да и вряд ли ты ходишь в больницу в том черном платье. А вот под целительской формой можно спрятать что угодно, - указывает Рабастан на очевидное - вероятность того, что в каком-то маггловском ресторане ей придется отбиваться от нападения его коллег куда ниже, чем та же самая ситуация в интерьерах Мунго. Он даже думает, не сказать ли ей, что уж магглов, которые не являются ее пациентами, не стоит защищать, рискуя собой, но примерно представляется, что услышит в ответ, поэтому молчит и мрачнеет.
Раздражается.
Это раздражение сказывается и на его манере нападения - куда более жесткой, чем в прошлый раз.
От ее проклятия он криво ухмыляется, резко дергает головой - не успевает, промаргивается сквозь снег, вытирает колючую изморозь с лица, отмечает, что она схватилась за вторую палочку.
Неплохо, неплохо.
Пуская Ступефаи едва ли ей не в лицо, Лестрейндж выжидает, наблюдая, как она уходит от атаки. У нее есть шансы - она шустрая, внимательная и учитывает то, что он ей рассказал. Проблема только в одном - она, несмотря на то, что имеет миллион шансов сбежать целой, не собирается ими пользоваться. А значит, ее успех - до первой ошибки, первого непредугадывания его атаки.
Так и происходит - не то она начала уставать, не то просто отвлеклась на очередную вспышку Оглушающего над головой, но его Плеть находит цель.
Сначала ему кажется, что мимо - но ее короткий вскрик подтверждает попадание. Затем кажется, что ничего серьезного - Бэтси скачет за дерево, атакует его Бомбардой, из-за чего загоняет за другое дерево и его.
Когда шум от взрыва утихает, он забрасывает дерево Ступефаями и Петрификусами - ей оттуда не высунуть и носа.
Ведьма что-то кричит из-за дерева - слово ему незнакомо, но смысл ясен. Лестрейндж опускает чуть подрагивающую деревяшку, выходит из-за своего импровизированного укрытия, подхватывает по ее просьбе рюкзак и шагает на голос.
Медицинская помощь? Так серьезно поймала Плеточное, или дело в другом?
- Что случилось? - вопрос встает ребром у него в горле, когда он заходит за дерево. Пальцы сжимаются вокруг лямок рюкзака автоматически, а затем расслабляются и рюкзак падает в снег.
Тонкий свитер задран так высоко, что виден край белья. По белой коже стекают капли подтаявшего снега, смешиваясь с выступившей кровью и собираясь у пояса штанов.
Сигарета ему бы сейчас не помешала, думает Рабастан, с трудом отводя глаза - поднимая их к лицу ведьмы.
Даже Розье молчит - видимо, ошалевший от увиденного не меньше Лестрейнджа. Оно и к лучшему - мало ли, что бы они придумали вдвоем.
Ее слова доходят до него с большим опозданием - удивительно, что вообще доходят. На самом деле, удивительно.
От ее веселой улыбки, так контрастирующей со смыслом ее слов, у него темнеет в глазах.
Два шага - столько было между ними, оказывается - и он толкает ее к дереву, упирается ладонью в плечо, не давая выскользнуть.
- Такого не произойдет, - вообще-то, ему хочется наорать на нее. В том числе. Но он опасается, что если даст волю каким-либо порывам, остановиться уже не сможет, поэтому сдерживается, выдыхает перед каждым словом, сжимает зубы. - Именно об этом я и говорил - ничего страшного не случится, если ты не станешь пытаться атаковать в ответ. Щит, уклонение - и аппарируй. Аппарируй, драклл! Не хочешь думать о себе - подумай о матери, подумай о Брайане или бабке! Да, они будут гордиться героиней, погибшей, защищая магглов, но ты правда желаешь им этого?!
Он даже встряхивает ее за плечо - пару раз, не больше, чтобы привести ее в чувства.
- Никто не станет убивать тебя специально! Но если ты попытаешься контратаковать - все. Станешь не просто случайной целью. И я ничего не смогу поделать, совершенно ничего!
Ему есть, что сказать еще - например, что нет ни дня, когда он бы не думал о том, о чем она сейчас так прямо говорит. Что не было ни дня, когда бы он не пытался составить план на этот вариант развития событий. И что у него ни драккла не выходит - что он будет делать, если увидит ее в числе тех, на кого нападают, он не знает.
- Да я даже могу не узнать, что ты будешь там - это не тренировка, никто не ждет, когда ты разглядишь, кто именно перед тобой. Но тот, кто сражается - цель номер один. И жертв всегда гораздо больше, когда кто-то пытается сопротивляться.
Постепенно, к нему возвращается подобие самообладания. Лестрейндж стряхивает с ее плеча снег - видимо, к дереву он толкнул ее как следует, трет лоб, отступает.
- Больше никаких тренировок, если ты собираешься использовать их не только для защиты...
Его обрывает пронзительный визг сигнальных чар - пока внешнего круга. Защита взломана, они больше не одни в этом лесу - и незваные гости явно не с мирными намерениями.
Рабастан отшатывается, оглядывается, хотя прекрасно понимает, что до первого круга расстояние приличное и он вряд ли кого увидит.
- Аппарируй! - приказывает он ведьме, когда в визгу присоединяется басовитый гул - второй круг взломан.
И судя по быстроте работы - явно не один маг. И, скорее всего, профессионалы.
Лестрейнлд кидает короткий взгляд на ведьму - она даже не думает убираться. Не то лишком растеряна, не то перепугалась.
Не то теперь он в роли тех самых пациентов.
Нет времени разбираться, и Рабастан подхватывает ее рюкзак, дергает ведьму к себе, вцепляясь в ее свитер на спине, сосредотачивается - нет, уже выставили антиаппарационный купол.
Проклятый лес.
- Придется снова побегать, - старательно сохраняя спокойствие, чтобы не нервировать Элизабет, произносит он. - Надевай куртку.
Им не привыкать бегать по этому лесу.
Поделиться719 июня, 2015г. 18:41
[AVA]http://sh.uploads.ru/9sDnI.jpg[/AVA] [SGN][/SGN]
У него не было своего гиппогрифа, и это даже хорошо, потому что иначе она бы еще полдня таскалась за ним с умиленными возгласами и требовала бы всех-всех историй с участием этого гиппогрифа. Но она все равно намерена вернуться к этой теме, когда они закончат, потому что, Мэрлин, как можно не вернуться к теме гиппогрифов. Как и к теме невидимых ножен, ей даже становится забавно попытать Баста на пример таких заклинаний, хотя она, кажется, и сама могла бы с этим превосходно справиться. Но ей нравится, когда он чему-то ее учит, что-то рассказывает, словом, ведет себя как истинный Баст. Она может даже не слушать его толком, а просто наблюдать. Хотя нет, она всегда слушает внимательно. А еще можно бы обсудить, что именно она предпочитает носить под своей целительской формой, но это уже сойдет за провокацию. И хоть она любит провокации, их дружбе они явно на пользу не пойдут.
Но пока что Элизабет совсем не до всего этого.
- Да тут ерунда, но болезненно вышло, - Элизабет отмахивается на его вопрос, хотя след плети выглядит на ее коже впечатляюще. Благо, бадьян действует незамедлительно.
Элизабет с удивлением косится на оброненный Бастом рюкзак, обычно он гораздо щепетильнее относится к вещам. Хорошо, что у нее там не торт, а всего лишь ароматные медовые коржики, которые Элизабет посчитала идеальным угощением к чаю в условиях зимнего леса. Коржикам ничего не будет от валяния рюкзака по снегу, и все-таки зачем им остывать раньше времени.
Элизабет тянется было за рюкзаком, чтобы повесить его за очередной сук, но Баст вдруг толкает ее к дереву, и Элизабет вскидывает голову, смотрит на него в шоке, даже успевает немного испугаться. Он настойчиво избегает всякого физического контакта с ней, и такая резкая смена направления заставляет Элизабет сильнее вжаться в дерево. Причина очевидна - он в ярости. Хоть и вполне сдерживает себя. Провоцировать его на скандал, как в прошлый раз в этом лесу, Элизабет совершенно не собирается, а потому закусывает губу и молчит, пока он медленно объясняет ей, насколько несмешной ему показалась ее просьба.
- Баст, Баст... - неловко начинает Элизабет, еще до конца не решив, настаивать ей на своем или перевести все в шутку и сказать, что вовсе не собирается попадать в подобную ситуацию. Но она может решать и думать что угодно, а факт остается фактом - он сам сказал, что вероятность существует, и с каждым днем, судя по переполненному Мунго, эта вероятность все возрастает. Что ж, перевести в шутку не удастся. Да и зачем. - Баст, но я ведь в теории...
Выходит как-то жалко, но Элизабет с трудом концентрируется - ее тело с удивительной легкостью вспоминает довольно похожий маневр со стороны Баста, только тогда он, кажется, толкал ее не к дереву, а к столу. Драккл, только не сейчас. Она с силой закусывает губу, вдыхает поглубже, проклинает собственное зелье, которое зачем-то запечатлило в ее сознании тот момент с какой-то дьявольской точностью. Вжимает в дерево еще сильнее, чуть царапает спину о ледяную кору, через тонкий свитер не самое приятное чувство. Он сжимает ее плечо, повышает голос - это слегка отрезвляет, Элизабет облизывает начавшую было кровоточить губу, хмурится на его слова.
- Баст, если у меня будет шанс спастись - я аппарирую, конечно, я аппарирую. Я не собираюсь геройствовать, мне не нужна слава героини и заголовки в газетах. И я ни за что не заставлю свою семью страдать, если у меня будет шанс этого избежать. Я с Хаффлпаффа, а не Гриффиндора. Но я никогда, никогда не оставлю людей на растерзание твоих коллег, - Элизабет подбирает самое нейтральное слово, хотя и ставить их на одну планку ей категорически не нравится.
Он начинает говорить спокойнее, Элизабет тоже не позволяет себе поддаться праведному гневу. Совсем не как в прошлый раз, когда она цеплялась за любое слово, разжигая ссору все сильнее. Сейчас им не нужно ссориться, они друзья и у них есть объективная и серьезная проблема. И об этом действительно стоило бы поговорить заранее.
- Баст, я не собираюсь атаковать их намеренно. Я сделаю все, чтобы этого избежать. Это крайние меры, к которым я, однако, должна быть готова, - она говорит спокойно, медленно поправляет свитер, когда он делает шаг назад. - Я не буду заставлять тебя беспокоиться напрасно.
Она помнит эту его фразу, которая и стала катализатором их ссоры в прошлый раз. Теребит в руках край рукава, вздыхает, несмело поднимает на него взгляд.
- Баст, я обещаю, что не буду вести себя как идиотка. Я же не идиотка, ты сам подтвердил. Но и обещать, что я мгновенно аппарирую, не попытавшись помочь остальным, я тоже не могу. Я думаю, ты понимаешь, - Элизабет слегка улыбается, смотрит на Баста сквозь челку. - Ну не будь злюкой, давай продолжим. Мне ведь правда это должно пригодиться. Ты сказал подумать о Брайане, о семье, и я думаю - именно поэтому хочу быть готовой. Моя семья сплошь магглы. Я должна быть готовой их защитить.
Сигнальные чары вызывают у Элизабет удивление - кто вообще их поставил? Она не успевает испугаться, просто озадачено смотрит на Баста, когда тот говорит аппарировать, совершенно не понимает, что происходит. Кто мог их выследить? Кому они вообще могут быть интересны? Впрочем, Баст и правда может быть весьма любопытен тому же аврорату.
- Что происходит? - аппарировать Элизабет не собирается, наоборот, хватает Баста за руку, шагает ему навстречу, но он и сам уже дергает ее к себе, подхватывает рюкзак, как когда-то корзину с травами. - Хорошо, поняла.
Опасность мобилизует, Элизабет быстро натягивает куртку, не выпуская Баста из виду. Неужели волки вернулись? Но сегодня не полнолуние. Скорее всего, кто-то из волшебников. И тоже стаей. То есть, толпой.
Элизабет на ходу хватает ладонь Баста, если уж возвращаться к традициям, то и к этой тоже. Это успокаивает ее, хотя это условно - сейчас ей куда тревожнее, чем даже в прошлый раз.
- Куда, Баст? Снова купол? - Элизабет приходится разжать пальцы - бежать так неудобно, но она почти готова пожертвовать удобством - так ее хотя бы не накрывает паника. - Баст, они не должны тебя поймать!
А вот и паника, Элизабет чуть не спотыкается от ужаса, внезапно осознавая, что именно это волнует ее сейчас больше всего. На фоне черно-белого леса они легкие мишени, хоть у них и есть фора. Элизабет не отстает от Баста, ее форма ничуть не ухудшилась с мая, а ботинки, к счастью, вполне пригодны для бега по снегу.
- К форду? Или не будем рисковать? - когда имеешь дело с волками, машина - выигрышный вариант. А вот с людьми все гораздо сложнее. Хорошо бы, если они вообще его не заметят.
Дубовая палочка урчит в пальцах, как будто предвкушает бой. Но Элизабет меньше всего сейчас хотела бы открытого столкновения. Бежать, бежать. Прямо как и настаивал Баст.
Разве что говорили они совсем о других преследователях.
Поделиться821 июня, 2015г. 10:29
Пока она надевает куртку, Лестрейндж пытается сообразить, какую сторону предпочтительнее выбрать - сигнальные чары имеют свои существенные минусы, например, не демонстрируют, где именно произошел прорыв, и он думает, что будет безопаснее, углубляться в лес или, наоборот, выходить к форду.
Решение он принимает уже на ходу - выходить к дороге нравится ему куда меньше: кто знает, насколько далеко простирается антиаппарационный купол, а а открытой местности и о, и ведьма легкие мишени. Уходить нужно в лес, туда, где голые деревья образуют хотя бы подобие укрытий, туда, где у него будут шансы, даже если это путь прямо навстречу врагу.
Ее рука в его пальцах - сейчас нет места ни его нежеланию сокращать дистанцию, ни чему-то другому, только накатывающий едва ли не животный ужас.
Одного взгляда на ведьму достаточно, чтобы от мысли, что именно она привела сюда преследователей, он отказался: допущение этой вероятности грозит ему погружением в неконтролируемый хаос, и это соображение он блокирует. Он провел ночь у нее дома, вырубленный зельем - если бы ей нужно было сдать одного из беглых преступников, не было необходимости усложнять все. Именно это он прокручивает в голове, находя спасение в рациональности, пока его ботинки тяжело взрыхляют снег.
- Купол, - подтверждает он, перехватывая ее выскользнувшие пальцы, временно наплевав на маневренность.
Успеют еще разделиться, когда встретят нападающих - или достигнут края купола.
От ее следующей фразы даже смешно - и он фыркает сквозь рваное дыхание.
Не должны, конечно.
Особенно не должны поймать его с ней - каково бы не было влияние Эрона Тафта, сейчас, спустя полгода, ситуация изменилась в худшую сторону: законы военного времени куда хуже поддаются попыткам обойти их.
Если Министерство найдет хотя бы одного дементора, не переметнувшегося к Милорду - будет одному из Лестрейнджей Поцелуй без суда и следствия.
А нет - то Авада Кедавра при попытке к бегству.
Пугает его не это - по крайней мере, подобная перспектива пугает его не так сильно, как соображения другого плана. И хотя рациональная часть рассудка утверждает, то Элизабет Нэльсон не грозит судьба попавшей в Азкабан Беллатрикс Лестрейндж, ему очень сложно избавиться от отвратительных воспоминаний, смешивающихся с произведениями собственного воображения...
Спасибо зелью, он вспомнил много такого, о чем предпочел бы забыть навсегда - например, первый день в тюрьме.
Они бегут сквозь тянущийся подлесок в сторону чащи - Лестрейндж припоминает ориентировки, по которым ходил в этом лесу год назад, навещая Стаю. Им бы держаться края леса, лишь слегка углубляясь - ровно настолько, чтобы черные стволы деревьев давали хоть какое-то подобие защиты - достигнуть границ купола и аппарировать, раствориться между пальцами преследователей, но это слишком опасно, скользить по краю.
- Не к форду, - бросает он на ходу. - Уйдем вглубь, там будет сложнее нас поймать.
Каждые пять-семь минут он пробует аппарировать - пока безрезультатно. С одной стороны, это неплохо - купол явно ставился не из расчета на одного Пожирателя, возможно, это Аврорат пытается свести счеты со Стаей, а потому непосредственно Лестрейнджа никто не ищет, с другой же стороны - только Мерлин знает, насколько в этом случае превосходят силы противника - и насколько широк купол.
Первое заклинание ударяет в паре футов от них вскоре после того, как Рабастан выбрал направление - видимо, неверно.
Он резко берет левее, крепче сжимает руку Элизабет, уходит с прежней траектории, держа путь туда, где деревья сгущаются, давая больше шансов уйти.
Так и есть - несколько Ступефаев попадает в стволы деревьев вокруг них, снег с ветвей тяжелыми гроздьями валится вниз, скрывая бегущих от взглядов преследователей.
- Поразить бегущую между деревьев цель чрезвычайно трудно, - если отнестись к этому как к практическому занятию, возможно, ему удастся сохранить спокойствие - и свое, и уже порядком взвинченной ведьмы. - Поразить цель, бегущую среди деревьев не по прямой - практически невозможно.
Он дергает Элизабет за собой, на этот раз правее, мельком оборачивается - за ними трое.
- Выставь Щиты, а я попробую решить проблему, - размыкая рукопожатие, велит Лестрейндж, толкая ведьму за тонкий ствол очередного экземпляра лесной флоры.
Отбрасывает рюкзак подальше за плечо, прикидывает расстояние между собой и преследователями: теперь уже хорошо видна аврорская униформа - кастует две Бомбарды подряд.
В нескольких дюймов от его лица рассыпается фейерверком алых искр едва не нашедший цель Ступефай - Щит выдерживает это попадание, а Рабастан зажмуривается, вслепую разворачиваясь обратно, и ведомый больше интуицией, прихватывает Элизабет за рукав, пока перед глазами гаснут огненные круги.
Справа среди деревьев появляются еще фигуры - пока слишком далекие, чтобы имело смысл атаковать.
Лестрейндж вновь поворачивает левее.
Бежит.
Ему категорически не нравится, что на уме у авроров - он, кажется, разгадал их план: окружить его, загнать в центр постепенно сужающейся окружности, в центр антиаппарационных чар и там без лишней нервотрепки заняться им как следует.
Впрочем, он позволяет им думать, что все идет по задуманному, держа путь в центр чащи. У него тоже припасен козырь в рукаве, но есть одно но - ведьму оставлять им он тоже не собирается.
Решая эту дилемму, Лестрейндж выбирает едва заметную тропу, ведущую в сторону поляны, на которой раньше оборотни устраивали свое логово.
Если повезет, то там они смогут затеряться, пропустить преследователей мимо и выскользнуть из сжимающейся ловушки...
Выскакивая на поляну, Рабастан понимает, что это были ложные надежды - там их уже ждут пятеро в мантиях хит-визардов, готовые встретиться хоть с оборотнем, хоть с темным магом лицом к лицу.
Из двух альтернатив - уйти одному или показать Элизабет кое-что, что ей совершенно не обязательно видеть, на самом деле есть только одна.
Рабастан резко останавливается, взметая снег ботинками, едва уловимым движением накладывает на горло Сонорус и дергает ведьму спиной на себя, отступая под защиту невысокой землянки, до сих пор издающей терпкий звериный аромат ликантропов.
- Стоять на месте или она умрет! - командует он, упирая волшебную палочку под подбородок Элизабет, заставляя ее вскинуть голову. Второй рукой обхватывает ее под грудью, чувствуя, как тяжело она дышит.
Обстрел заклинаниями прекращается - он не знает, сколько у него времени, как скоро авроры решает, стоит ли поимка Пожирателя жизни невинной ведьмы, или как скоро они догадаются, что едва ли она оказалась здесь насильно, или как скоро они поймут, что это не просто случайная ведьма...
Впрочем, ему и не нужно ждать, когда они примут какое-либо решение. И он не ждет, снимает Сонорус, прижимается плечами к осыпающейся стене землянки.
- У меня на шее цепочка. На цепочке кольцо - сорви его как можно более незаметно, надень и жди, - шепчет он в растрепанные светлые волосы, наклоняясь к уху ведьмы.
Кажется, эти несколько секунд тянутся вечностью.
- Ты окружен! - доносится до него, но ему нет дела до переговоров - едва он понимает, что Бэтси Нэльсон сделала требуемое, то обхватывает ее ладонь, чувствуя как нагретый металл кольца касается его пальцев, взмахивает палочкой, активизируя чары...
Порт-ключ в Лестрейндж-Холл, забранный им из Гринготтса, переносит их в неухоженный парк, переживший разграбление дома и арест хозяев.
Кое-где еще остались следы бушевавшего тут пожара - природа нехотя затягивает раны, оставленные темной магией - а чуть дальше, за покрытым ломкой ледяной коркой озером, виднеется остов огромного поместья: почерневший от копоти фундамент, часть каменных стен, остатки обвалившейся крыши.
Рабастан отпускает Элизабет, ловит ее взгляд - как она отнеслась к последним минутам в лесу, насколько верно все поняла. И что думает насчет того, где оказалась теперь.
- Здесь очень сильный магический фон, они не высчитают это место, даже если проведут за расчетами неделю, - скупо поясняет он, старательно обходя тему того, где это - здесь.
Короткий мрачный взгляд на руины - лучше не смотреть, это прошлое и что теперь жалеть.
- К форду лучше сегодня не возвращаться. Или вообще бросить его там. Не думаю, что авроры обратят на него внимание, или узнали тебя - но лучше не рисковать. И верни порт-ключ.
Поделиться921 июня, 2015г. 14:40
[AVA]http://sh.uploads.ru/9sDnI.jpg[/AVA] [SGN][/SGN]
Купол - это плохо. Это слишком напоминает прошлый раз, когда им пришлось разделиться. Когда им вообще много чего пришлось, и проходить через все это снова Элизабет категорически не хочет.
Впрочем, у нее никто не спрашивает.
Баст перехватывает ее ладонь почти сразу - Элизабет даже успевает удивиться, но реагирует мгновенно - сильнее сжимает его пальцы, и даже как будто бежит теперь быстрее. Он так странно действует на нее. Жаль, что сейчас совсем не время анализировать и делать выводы. Она даже не знает, куда и от кого они бегут, не знает, что им может грозить. Нет времени задавать вопросы, да и выслушивать ответы тоже. Она просто бежит за ним, повторяет каждое его движение, отключив на время все "почему". Так она могла бы бежать за Брайаном или отцом и, пожалуй, все. Это состояние полного, бесповоротного доверия, когда ты уверен в человеке почти так же, как в себе самом. Наверное, именно это должны чувствовать друзья. Интересно, он тоже это чувствует?
У нее даже есть время подумать - они бегут довольно долго. Выводы, в целом, не утешительные, но его пальцы уже согрелись в ее ладони, и ей, кажется, почти плевать, насколько он доверяет ей в абсолютном значении. В данную секунду он здесь, и они бегут куда-то - вглубь леса, как он сказал - вместе.
К форду нельзя, и хоть это ожидаемо, Элизабет на ходу вздыхает, боясь, как бы ее не вычислили по этой машине. На секунду в голове даже проносится мысль, что об этом узнает Эрон, и она спотыкается слегка, на мгновение охваченная ужасом. Нет, никакого форда, нужно уходить подальше от него.
Видимо, не одни они хорошо бегают в этом лесу. Элизабет инстинктивно оборачивается, когда заклинание ударяет по дереву, которое они недавно обогнули, бросает быстрый взгляд на Баста. Это очень плохой знак, верно? Она не задает вопроса вслух, все и так ясно, тем более Баст принимается за мини-лекцию, рассказывает ей про маневры между деревьев. Познавательно, конечно, но Элизабет все равно не успевает думать - Баст делает все за нее, выбирает повороты, дергает ее на себя, крепче держит за руку. Она действует почти бездумно, во многом чтобы банально не мешать ему - он явно лучше разбирается во всем этом, пусть же управляет процессом всецело.
Долго так не пробежать, конечно, и Баст вдруг отталкивает ее к дереву, говорит ставить щит.
Щит, щит, щит.
Элизабет дергает головой, выбрасывая вперед руку с палочкой своей прабабки - почему-то ей кажется, что в данной ситуации она гораздо эффективнее. Щит выходит добротным, заклинания авроров яркими искрами рассыпаются, ударившись о невидимую преграду, и Элизабет невольно щурит глаза, а потом чувствует, как Баст уже дергает ее за рукав. Срывается с места, перехватывая ладонь поудобнее, следит за его взглядом - сбоку кто-то еще.
Это плохо, это чертовски плохо.
Она не знает, как там у Баста, но лично у нее нет запасного плана, просто потому что она вообще редко строит даже план А, не говоря уже о Б. У Баста, кажется, есть что-то на примете, потому что бежит он явно не бездумно, да и лес этот он знает неплохо. Элизабет мельком оглядывается, контролируя расстояние между ними и преследователями - она старается не думать, что это авроры, а не Пожиратели, и что по сути они ей не опасны - готовая в любой момент ставить щиты или даже, Баст будет ею недоволен, атаковать. Хотя, может этот момент как раз касается только его милых друзей.
Они выскакивают на какую-то поляну, Элизабет оглядывается, пытаясь сориентироваться, однако взгляда достаточно - здесь их ждут. Нужно отступать, у них есть небольшая фора, и если сейчас резко метнуться вправо...
Но Баст вдруг тянет ее на себя, и Элизабет ударяется о него спиной, запрокидывает голову, замирает, чувствуя гладкое древко палочки под горлом. Он прижимает ее к себе, угрожая убить, если не прекратится огонь, и авроры замирают на месте. Элизабет хватает ртом воздух, ожидая приступа паники и ужаса, но они все не приходят - в его руках она чувствует себя отвратительно, просто кошмарно безопасно, и сознание наоборот как будто начинает работать куда продуктивнее. Его шепот кажется самым логичным продолжением этого маленького фарса - у Баста, ее Баста, всегда есть план Б. Она незаметно отводит обе руки назад - в одной палочка, и лучше, если авроры не заметят, что заложница тоже вооружена. Действует осторожно, но не медлит - кто знает, сколько у них времени. Быть может, ее жизнь не такая и большая цена в обмен на пойманного Пожирателя. Во всяком случае, такой подход Элизабет бы не удивил.
Она срывает кольцо - цепочка поддается только на второй рывок - и легко надевает его, благо, размер совсем не для ее тонких пальцев. Баст реагирует мгновенно - хватает ее за ладонь, взмахивает палочкой, кольцо как будто раскаляется. Элизабет дергает вперед, она успевает услышать какие-то возгласы авроров, но почти сразу ноги ударяются о твердую землю, и они явно уже не в лесу.
Ее чуть пошатывает, и то, что Баст почти сразу ее отпускает - не слишком удачная идея. Элизабет поднимает на него взгляд с легким укором, но тут же пресекает саму себя - он и так превысил свой лимит по прикосновениям на месяцы вперед, судя по всему. Тут же оглядывается по сторонам, совершенно не понимая, где они находятся. Кажется, какой-то парк, вот и озеро. Элизабет хмурится, удивленно поворачивается к Басту.
- Где это мы? - магический фон, о котором говорит Баст, она не чувствует, но это и понятно - наверняка ее крови не хватает чистоты или еще что-нибудь в этом духе. Ей совершенно не обидно, просто любопытно, откуда у старого парка магический фон такой мощности. Пока Баст говорит о форде, Элизабет снова оборачивается, на этот раз замечая руины какого-то большого дома на той стороне озера. Инстинктивно шагает поближе к берегу, щурит глаза, чтобы рассмотреть получше.
- Я, кажется, знаю это место, - полушепотом под нос бормочет Элизабет, смотрит по сторонам, усиленно пытаясь вспомнить, где же видела этот пейзаж и почему он кажется ей таким знакомым, хотя явно в ее воспоминания здесь все совсем иначе. На секунду прикрывает глаза, чтобы перед ее внутренним взором с удивительной легкостью появилось большое колдо в позолоченной рамке, которое она рассматривает, привстав на носочки. Большой сад, ухоженный, со спуском к озеру, богатое поместье чуть выше, его видно очень плохо, только крышу, которая сейчас совершенно обвалена. Но она не разглядывает дом, она смотрит на молодую девушку в легком белом платье, ее золотистые волосы блестят на солнце, и Элизабет любуется ею с неподдельным, искрящимся восхищением. "Тэсс" почти срывается с ее губ, но Элизабет прикрывает рот ладонью, отшатывается, резко отворачивается от озера, вцепляясь в волосы пальцами. Всего на мгновение, потом облизывает подсохшие губы и мимоходом пожимает плечами.
- Нет, наверное, показалось. Я здесь определенно точно никогда не бывала, - Элизабет не смотрит на Баста, прохаживается туда-сюда, не встречаясь с ним взглядом. Казалось бы, что такого, но Элизабет совершенно не готова говорить об этом. - Это твой дом, да? Ты вырос здесь?
Волна шока схлынула, оставив после себя только безграничное любопытство. Она снова поднимает взгляд, жадно рассматривает все вокруг.
- Что здесь произошло? Кажется, будто здесь бомбардировка прошла... - Элизабет закусывает губу, не сразу себя останавливая - вопрос совершенно некорректен. - Прости. Наверное, не стоило спрашивать.
Она неловко улыбается, а потом с удивлением приподнимает ладонь, когда он просит порт-ключ. Рассматривает фамильное кольцо-печатку на своем пальце, может, чуть дольше, чем следовало бы, переводит задумчивый взгляд на Баста. Хочет что-то спросить, но тут же, будто опомнившись, снимает кольцо и поспешно протягивает его Басту.
- Очень удобное транспортное средство. К слову, - Элизабет треплет почти распавшуюся косу, переступает с ноги на ногу. - И знаешь, это было эффектно. Ну там, в лесу. Думаю, они тебе поверили.
Поделиться1026 июня, 2015г. 21:36
Предпочитая принять вопрос Элизабет о том, где они в данный момент, за риторический, Лестрейндж жалеет,ч то не может сделать то же самое с укором в ее глазах. Разумеется, ей не по нраву пришлись последние минуты в лесу - ему бы, видит Мерлин, тоже было не по себе, ткни его кто-либо палочкой под горло.
Не кто-либо, поправляет его голос Розье в голове. Не кто-либо, а Пожиратель Смерти, на счету которого достаточно убитый магов, не говоря уж о магглах.
Заткнись.
С некоторым удивлением Рабастан наблюдает за суетливыми перемещениями ведьмы - ему приходится приложить усилия, чтобы расслышать ее шепот - и нет, она определенно не могла быть здесь. Никогда не могла. И знать это место она тоже не может.
Вот только ее пальцы, запущенные в волосы - она часто так делает в минуты крайне волнения, он, разумеется, не мог не заметить - свидетельствуют, что не все так гладко с его уверенностью, что она не бывала здесь.
Но не бывала же - как, откуда?
Это место уже пятнадцать лет представляет собой заброшенные руины и наверняка до сих пор защищено остатками многочисленных отводящих внимания чар. Если Рабастан не ошибается и часть этих безобидных заклятий-щитов разрушена не полностью - а зачем бы аврорам тратить силы на это? - то тем, кто не принадлежит семье, нужно изрядно постараться, чтобы вообще найти поместье.
Как здесь могла побывать полукровная ведьма, которая еще Хогвартс не закончила, когда от особняка осталось то, что они могут видеть теперь на другой стороне озера?
- Не бывала? - медленно переспрашивает он, следя за тем, как Элизабет Нэльсон шагает взад-вперед по небольшому пятачку сухой земли: чары, которые обеспечивали над Лестрейндж-Холлом вечную осень, частично перестают работать без заботливой подпитки магией хозяев и самого поместья. Кое-где видны подтаявшие небольшие снежные сугробы, хотя в целом температура куда выше, чем в тот лесу, откуда только что появились Лестрейндж и ведьма.
Это похоже на долгую агонию красивого и мощного в прошлом животного, неожиданно думает Рабастан. Странно, в прошлый раз, когда практически сразу после побега они с Рудольфусом навестили поместье, подобные мысли его не посещали - тогда ему показалось, что вокруг царит абсолютный, безжизненный покой, что все вокруг мертво, а сейчас, напротив, кажется, будто жизнь еще теплится здесь под обгоревшей коркой.
Интересно, возможно ли, что древние чары поместья подпитываются тем, что их кровные хозяева вновь на свободе, или он стал слишком сентиментальным, перешагнув за рубеж тридцатишестилетия?
Элизабет берет себя в руки, и ее любопытство, к которому он привык, проявляет себя - он и не ожидал, что она не спросит. Скорее, заволновался бы, если бы она не спросила, не сделала выводов, не поняла, что это за место - это означало бы, что с ней что-то не в порядке.
- Да, это Лестрейндж-Холл. Его остатки, - Рабастан разворачивается лицом к руинам, пытаясь воссоздать перед мысленным взором прежний вид особняка - широкое крыльцо, ведущее к озеру, колонны, просторные террасы вдоль первого этажа. Ему нравился дом, несмотря на некоторую мрачность и негостеприимность. Впрочем, это место было его домом - какие бы еще чувства ему питать.
- Бомбардировка? - Лестрейндж хмурится, вспоминая все, что знает о маггловских войнах. Вспоминая те недвижимые колдографии в маггловских газетах. Оглядывается, скользя взглядом по обгорелым проплешинам, не затянутым травой и кустарником. - Ничего страшного. Да, наверное, можно сравнить с бомбардировкой. Снимали защитный купол вряд ли аккуратно - поместье подобного типа обычно защищено как следует против незваных гостей... Наше было защищено именно так. Здесь собирались люди, визит авроров которых бы не порадовал - едва ли можно было прорвать защиту, не повредив дома и окружающей территории.
Ему вспоминаются другие дома, от которых оставались руины и пожарища после нашествия Пожирателей Смерти - Маккиноны, Лонгботтомы, Клиффорды...
Кольцо - порт-ключ, который он попытается зачаровать снова - легко скользит с ее пальца в его протянутую ладонь. Есть что-то в этом жесте неправильное, но размышлять об этом нет ни времени, ни желания, и Лестрейндж опускает кольцо в карман пальто, расстегивая пуговицы - осень явно чувствует себя куда уместнее над Холлом.
- Иди сюда, - он выбирает место, откуда сквозь прогалы в деревьях виден дом - точнее, остов, ранее бывший домом. - Крыша провалена, но это из-за специальных чар - библиотека и кабинет главы дома, а также галерея, вот что должно в первую очередь не достаться врагам. Думаю, когда авроры смогли проникнуть в сам дом, сработал этот последний рубеж - Рудольфус неоднократно проверял незадолго до нашего ареста, все ли ловушки и чары настроены как следует. Вон та башня почти целая - там была лаборатория, мои территории. Слева от дома, если присмотреться, даже сейчас видны остатки оранжереи- впрочем, она была заброшена и в восемьдесят первом: после смерти матери никто не изъявлял желание заняться разведением роз... Озеро иногда замерзало зимой - я однажды сломал руку и едва не утонул здесь, пытаясь освоить хитрости квиддича.
Ему кажется, что он должен ей этот рассказ. Потому что ей интересно, потому что ему нужно делиться с ней такими незначительными фактами из прошлого - так уж получилось.
Потому что он столько нарассказывал о себе, что останавливаться сейчас значит признать, что все, что было раньше, было ошибкой.
А он не совершает ошибок - только не он.
Ложь.
- Я сделал то, чего они ожидали - не больше, - вообще, он предпочел бы не касаться этой темы - в том числе и из-за того, что практически воплотил в жизнь ее слова, прозвучавшие перед явлением авроров. - Хорошо, что ты не запаниковала. Я же не успел предупредить, что это не по-настоящему, - крайней неуклюже заканчивает он, рассеянно убирая волшебную палочку.
Вообще, странно, что она не запаниковала - он практически ожидал этого, ожидал необходимости долгого объяснения, напряженности, настороженности - чего не ожидал, так этого спокойствия, как будто они участвовали в школьной постановке. Как будто она знает, что он скорее отгрыз бы себе руку, чем применил бы к ней что-то вне рамок их тренировок.
Кстати, о тренировках.
- Я сильно задел тебя Плеточным - была кровь. Теперь лучше? - он стряхивает с плеча рюкзак, бросает короткий взгляд на разрушенный Холл. - Не могу пригласить зайти в гости, сама понимаешь. И едва ли здесь имеет смысл продолжать тренировку - я здесь намного сильнее. Хотя, если решим только отточить твою реакцию, то чем-нибудь относительно безопасным атаковать я смогу. Если ты не против, конечно. Если чувствуешь себя нормально. Если не испугалась...
Рабастан затыкается мгновенно, едва осознает, как, должно быть, нелепо выглядит со своими бесконечными "если" - видимо, ему это лесное представление далось куда хуже, чем ей.
- Ты отлично справилась со Щитами в лесу, - меняет тему он, не глядя на ведьму.
Поделиться1127 июня, 2015г. 18:55
[AVA]http://sh.uploads.ru/9sDnI.jpg[/AVA] [SGN][/SGN]
Элизабет почти забывает о своем волнении - любопытство, свойственное ей с ранних лет, захлестывает с головой, и она слишком увлечена, чтобы переживать о том, что сказала бы Тэсс о ее дружбе с Бастом. Тем более сейчас она чувствует себя относительно спокойно на этот счет - они с Бастом именно друзья, ничего больше, и иногда Элизабет даже ловит себя на мысли написать об этом Тэсс, как бы между прочим, избавиться наконец от этой тяжелой ноши, из-за которой все ее письма к Тэсс теперь кажутся Элизабет какими-то фальшивыми.
Но именно сейчас, жадно разглядывая все вокруг, Элизабет думает только об этом месте, о его истории, о том, каким оно было раньше, когда здесь жили люди. Когда здесь жил Баст, и когда у него был дом.
- Лестрейндж-Холл, - эхом повторяет Элизабет, размышляя, кажется ли ей это название скорее забавным или вычурным, но так и не может определиться. Это так типично для чистокровных семей. Хотя Тафты предпочитали называть свой дом просто родовым поместьем, а Эрон ограничивался лаконичным "дом". С Элизабет Эрон вообще бывал подчеркнуто нейтральным, никогда не выпячивал свою чистокровность, и потому сейчас, бросая фразы вроде "я закрывал глаза на твое происхождение", Эрон вызывает у Элизабет совершенное непонимание и ужас, что долгие годы она жила в каком-то иллюзорном мире, где ее просто искусственно огораживали от реальности. И сейчас довольно подло со стороны бывшего мужа вот так подчеркивать, сколько ему пришлось натерпеться в связи с ее недостаточно чистой кровью.
- Это было при тебе? Вот это... Разрушение? Или ты недавно все это впервые увидел? - Элизабет и не знает, что хуже. Видеть, как рушатся стены твоего дома, или через много лет увидеть его уже таким - пустым, запущенным, оставленным. Старается не думать об этом слишком очевидно, чтобы ее тоска не показалась Басту жалостью, вряд ли он это оценит.
Элизабет не слышит вопроса Баста - перескакивает с одной прогалины на другую, стоит на носках, вытягивает шею, разглядывая все вокруг. Едва не пропускает и следующую его фразу, но "иди сюда", сказанное Бастом, не может ускользнуть от ее внимания. Элизабет удивленно поворачивается, как будто только сейчас вспоминает, что Баст тоже находится здесь. Шагает к нему, встает рядом, внимательно смотрит в направлении разрушенного дома.
- Библиотека? Галерея? - глаза Элизабет загораются мгновенно, и хоть весь вид дома демонстрирует, что там едва ли что--то уцелело, Элизабет полна энтузиазма проверить все собственными усилиями. - Представляю, какая у вас была библиотека! Мэрлин, неужели ничего не осталось?
Элизабет негодующе закусывает губу, неотрывно смотрит на руины, переводит взгляд на башню.
- Твоя территория? Лаборатория? О, Баст! - Элизабет едва не скачет на месте, и наконец срывается и оббегает Баста по кругу, точно ребенок. - Баст, давай сходим туда? Давай посмотрим? Мы очень осторожно, ну вот одним глазком.
Она так долго совсем ничего о нем не знала и так долго жила с осознанием того, что знать о нем что-то - опасно, что сейчас, когда он рассказывает вот такие казалось бы невинные сведения о себе и своем прошлом, Элизабет не может унять энтузиазм. - Озеро, квиддич, твой брат... Это была не слишком хорошая идея изначально.
Элизабет смеется, разглядывает спокойную гладь озера. Она бы не решилась учиться полетам над этим озером, это уж точно. Но Рудольфус вряд ли спрашивал, нравится его младшему брату эта идея или нет.
От вдохновенного созерцания озера Элизабет отвлекают слова Баста о панике, которая, как ему казалось, вполне могла ее охватить. Элизабет на секунду задумывается, трет кончик носа, разглядывает его пристально.
- Может, я бы и испугалась, продлись это дольше. Или начни они атаковать. Но я верю тебе, Баст, ты же знаешь, - Элизабет улыбается, просто пожимает плечами, - мне требуется несколько раз повторить в лоб "Рабастан Родерик Лестрейндж, тридцать пять", чтобы я начала понимать, что происходит и о ком идет речь.
Элизабет усмехается, чуть отворачивается, с усилием заставляет себя не поджать губы. Иногда она вспоминает тот день. И до сих пор будто туман перед глазами, и все звуки как через магнитофон, и как будто все было в каком-то бесконечном сне, а не наяву.
- Там царапина, Баст, забудь, - Элизабет отмахивается, хотя, конечно, немного лукавит - бок все еще немного саднит. - И я бы с удовольствием продолжила. Учитывая все твои слова, здесь нас точно не найдут. Значит, можно хорошенько побегать. И парк такой большой, много деревьев, удобно, - Элизабет снова начинает сиять, крутится волчком, рассматривает вековые деревья. - Ты здесь сильнее? Что-то вроде древней родовой магии? О, это так интересно.
Ей хочется узнать все и сразу, но и тренировка тоже кажется необходимой. Элизабет сильно сомневается, что Баст позволит ей попасть сюда снова, значит, нужно провести сегодняшний день с максимальной пользой.
- И не говори глупостей, Баст, - Элизабет с резким вжиком расстегивает куртку и улыбается, бросая ее к корням размашистого дуба. - Я не боюсь тебя. И если ты решишь меня убить - я даже не узнаю об этом, потому что до последнего момента не смогу в это поверить.
Элизабет улыбается, щурится на прохладное солнце, пробивающееся сквозь низкие облака и частые ветви деревьев. Ей приятен комплимент ее щитам, но она катастофически не знает, как на это ответить, потому что дело там было в нем, он отдавал ей указания, а она просто их выполняла. Вряд ли она всегда будет в таких роскошных условиях. Да и готовит он ее совсем не к этому.
- Слушай, Баст, а почему здесь так тепло? Мне даже в свитере жарковато. Где именно мы географически? - то, что снега здесь немного, Элизабет заметила сразу, но теперь, подняв голову к небу, она видит макушки деревьев с пожелтевшей, но даже не осыпавшейся листовой, хмурится. - Такие высокие платаны... Мы же пойдем к дому, да? Ну пойдем, Баст, пожалуйста...
Ее запал вдруг обо что-то спотыкается, и Элизабет замирает, широко раскрыв глаза.
- Дьявол, это же то самое место. Это же здесь, Баст, здесь? Здесь, Мэрлин! - Элизабет вдруг смеется, поднимает руки к лицу, смеется, смеется. - Здесь всегда была осень, да? О, Мэрлин, Баст, это невероятно!
Это оказывается настолько очевидным, что она с трудом перестает смеяться, подпрыгивает к одной из изогнутых веток, срывает ржаво-красный лист, вертит его в руках.
- Нет, я никогда не бывала здесь, Баст, но я хотела, очень хотела. Но бабушка говорила, представляешь, так и говорила, что я никогда здесь не побываю, что это невозможно. И вот я здесь, ха-ха-ха, бабуля! - ей и смешно и странно одновременно, и в таком состоянии Элизабет совершенно перестает себя контролировать, как вот тогда, когда Баст увидел свой портрет в ее спальне. - Я была маленькой тогда и копалась на чердаке в бабушкином доме, я и сейчас храню там массу совершенно уникальных и важных вещей, это что-то вроде моего тайника, но тогда, в те времена, это был ее, бабулин тайник, и я наверное зря туда полезла тогда, но знаешь, Брайан ушел играть в футбол с соседскими мальчишками, а я совершенно не знала, чем заняться. И я тогда еще совсем ничего не знала про магию, и что она существует, и что моя бабушка - Прюэтт, и что это что-то значит. Я просто была любопытной девчонкой, я пожалуй и сейчас такая, но тогда мне было совсем скучно и я читала бабулины старые тетради, не понимала и половины, и всегда думала, что бабушка была сказочницей, придумывала что-то. Она мне на ночь всегда такие сказки рассказывала, совершенно необыкновенные, но это мне тогда так казалось, я же не знала, что все это правда... И в одной ее тетради были короткие стихи, и не стихи даже, я и не знаю, как назвать, просто пара строчек даже без рифмы, она увлекалась когда-то американской поэзией начала двадцатого века, и любила, знаешь... А впрочем, я помню наизусть кое-что, - как всегда, Элизабет произносит все это на одном дыхании и тут же резко останавливается и сосредотачивается, закусывает губу. - Закатное солнце золотом красит верхушки столетних платанов. Я засыпаю в осенних объятьях тихого старого парка. Разбуди меня ранней весной.
Элизабет опирается спиной на дерево, прикрывает глаза, стараясь вспомнить что-то еще.
- Туда, где октябрь навеки назначен Министром, нога моя больше не ступит. Зеркальное озеро дом твой запрёт в своих переливах. Храни его Мэрлин.
Элизабет улыбается, трет виски. Бабушка рассказывала ей сказки про место, где всегда осень. Где холодное озеро и можно заснуть в высокой траве. Она говорила, что в эту сказочную страну больше нельзя попасть, и что она где-то далеко-далеко, и Элизабет никогда не попадет туда.
- Сходим к дому, Баст?
Поделиться1228 июня, 2015г. 10:33
- При мне? Нет, конечно, нет. - Хмыкает Лестрейндж, припоминая восемьдесят первый. В последний раз он видел дом в ноябре, отправляясь с братом и свояченицей на встречу с Краучем - аккурат за пару часов до того, как все их надежды и чаяния пошли прахом на крыльце Лонгботтомов. Тогда пошел снег, и редкие снежинки украсили вечную осень в поместье. - Это случилось после нашего ареста. На суде Рудольфусу сообщили о том, что поместье отчуждено в пользу Министерства, но к тому времени мы уже знали, что дом больше не годен для жизни... Не помню, наверное, на одном из допросов кто-то был так любезен, что рассказал о разрушениях. Впрочем, это было естественным шагом, учитывая, что всем обитателям грозило пожизненное - никто из нас не помышлял о возвращении.
Здесь Рабастан не кривит душой - насколько ему известно, даже в самых отчаянных мечтах о свободе ни Рудольфус, ни Беллатрикс не думали о том, что вернутся в Лестрейндж-Холл. А сам он не думал и о том, что покинет свою камеру.
Он наблюдает за ведьмой, которая скачет по островкам сухой земли, крутит головой. Ее неприкрытый интерес к дому примиряет его с необходимостью привести ее сюда - видимо, ей нет большого дела до того, разрушено поместье или нет. Для нее это всего лишь часть того мира, который все еще довольно чужд, несмотря ни на чистокровного бывшего мужа, ни на бабку из Прюэттов. Как ему чужда ее маггловская квартира.
Эти соображения портят настроение, и Лестрейндж окидывает Элизабет холодным взглядом, едва ли не граничащим с неприязнью - то, что было для него видимым воплощением рода, для нее всего лишь заброшенные руины, повод для исследования, за которым можно убить время.
- Вряд ли что-то осталось. Уж точно не здесь - Лестрейнджи не делятся своей собственностью, - резко отвечает он. - Уничтожение лучше разграбления. Разве что пара отдельных безделиц может всплыть на черном рынке: все ценное либо уничтожено, либо хранится в Гринготтсе. Идти к дому бессмысленно.
Рассказывать о том, что им вроде как удалось наладить контакт с гоблинами, он не спешит -- несмотря на то, что некоторые книги и артефакты Элизабет уже видела, это не вызвало у нее вопросов, так что пусть и дальше не задумывается над тем, насколько шатко на самом то деле видимое влияние Министерства Магии.
Тема с домом наконец-то позади - или ему так кажется. Он встречает пристальный взгляд ведьмы, пожимает плечами в ответ - не испугалась, хорошо. Верит ему - ну предположим, не так уж и хорошо.
- Тридцать шесть, - уточняет. - Мне тридцать шесть.
Это, без сомнения, крайне важное уточнение на самом деле служит одной-единственной цели - позволяет ему не отвечать на ее слова, хотя даже ему понятно, что Элизабет Нэльсон имеет в виду. И нельзя сказать, что он тоже не думает об этом - а невозможности, недопустимости, нелепости этих странных отношений, возникших так быстро и так стихийно, что он не успел ни предпринять необходимые меры, ни обдумать их как следует, а теперь может только бежать за улетающей метлой, в надежде, что однажды вернет себе контроль над ситуацией.
- Да, родовая магия. Любой член рода - урожденный или принятый в род - здесь сильнее, хотя урожденным, разумеется, перепадает больше. Это как, - он замолкает, подыскивая слова, подбирая сравнение, которое было бы понятно ей, выходцу из совершенно другого мира. - Как маггловское э-лек-три-чест-во. Подпитка. Заклинания выходят мощнее, менее затратными. Поместье помогает своим хозяевам, как и многие поместья чистокровных - строительство велось в те времена, когда это было необходимо, да и теперь аврорам пришлось бы изрядно постараться, чтобы взять магов, находящихся в фамильном замке.
Он оглядывается, вновь возвращается к созерцанию руин, снова хмыкает.
- Да, родовая магия. Здесь ве пропитано ею. Поколение за поколением отдавали часть своей магии для будущих потомков, умирая в этих стенах, будучи здесь похороненными... Ты не чувствуешь? Совсем ничего?
Сам Рабастан ощущает нечто, что, пожалуй, можно сравнить с мягкими поглаживаниями по затылку - совсем мягкими, практически невесомыми, похожими на дуновение теплого ветра, но ему не составляет труда определить это ощущение среди спектра других, он вырос с ним. Куда любопытнее ему, что чувствует ведьма - гостья с далеко не чистой кровью.
Согласно преданиям, должна бы дискомфорт - или, так как она появилась здесь с прямым наследником, магия приняла и ее?
Наверное, спрашивать об этом напрямую дурной тон, и Лестрейндж предпочитает не вдаваться в подробности разницы их статуса крови: судя по поведению Элизабет, нельзя сказать, что ей здесь откровенно плохо.
- Да, здесь всегда осень...
Договорить он не успевает - его слова буквально тонут в восторженных восклицаниях эмоциональной гостьи. Она вываливает на него обилие слов, воспоминаний, образов...
От стихов - стихов ли? - у него по спине ощущается горячее прикосновение родовой магии: ощущение не из приятных, но странным образом успокаивающее.
- Аimes-tu le bruit des pas Sur les feuilles mortes? - едва ли не против воли срывается с его языка не то начало какой-то позабытой песни, не то просто присказки, которая так нравилась его матери. Маргарита любила этот дом, ставший ее тюрьмой - в конце концов, у женщин Лестрейнджей было только два выхода, либо любить, либо ненавидеть, а теперь дом разрушен, и ни одной миссис Лестрейндж больше не доведется открывать бал в его стенах под руку с мужем.
Элизабет вновь просит отвести ее к дому - он отказал бы, наверное, потому что более нерациональную трату времени сложно себе представить, но не то из-за ее декламации, не то из-за собственных так невовремя посетивших его воспоминаний, эта мысль кажется привлекательной даже ему.
- Ненадолго, - уступает Лестрейндж, снова подхватывая рюкзак на плечо.
Они идут по дорожке, давно заметенной палой листвой и сухими ветками, сорванными случайными ветрами. В небольших лужах отражается серое небо, не то грозящее вот-вот пролиться дождем, не то - снегопадом.
Однако чем ближе они подходят к дому, тем яснее видны следы попыток вернуть дорожке цивилизованный вид - в какой-то момент под ногами больше нет ни шуршащей сухой листвы, ни камней, только разровненный песок, а когда Лестрейндж выходит на главную аллею, ведущую к дому, то с удивлением всматривается в идеально подметенные булыжники на ней.
Мощеная аллея обрывается обугленным крыльцом, ведущим к центральному корпусу, и Рабастан снова скидывает рюкзак, вовсе не имею желания заходить в разрушенный дом - даже со стороны поместье выглядит жалким, что уж говорить о внутренних повреждениях.
К тому же ему не дают покоя следы попыток облагородить дорожки - кто и ради чего стал бы это делать, он не может даже представить.
Это непонятное заставляет его нервничать - волшебная палочка сама собой скользит в ладонь, отвечая приятным теплом окружающей его магии.
- Надеюсь, внутрь не пойдем? - косится Лестрейндж на ведьму.
Из обвалившегося нутра Холла доносятся слабые звуки, безошибочно свидетельствующие о какой-то активности внутри особняка.
Рабастан отрицает мысль о мародерах или случайных заблудившихся путниках - во-первых, над поместьем все еще достаточно отваживающих чар, а во-вторых, к неподходящему контингенту магия поместья вовсе не дружелюбна.
- Стой здесь, - приказывает он Элизабет, уже не таясь и вздергивая волшебную деревяшку в жесте готовности атаковать - разрушен его дом или нет, это все еще Лестрейндж-Холл, и его. Рабастана, долг, как потомка этого рода, защищать фамильную обитель.
Он поднимается на крыльцо, вновь отмечая отсутствие пыли или сухих листьев - мрамор ступеней, хоть и изрядно поврежден пожаром, несет на себе следы чистки.
Левой рукой Рабастан несильно толкает массивную дверь, изрядно поцарапанную временем и аврорами - она открывается без скрипа, слишком легко для двери, которая провела без движения пятнадцать лет. Лестрейндж отлично помнит, что будучи здесь в последний раз, они с Рудольфусом не входили в дом - и вряд ли его старший брат посещает поместье в тайне от младшего.
Внутри не так уж и пыльно, как можно было ожидать - и сквозь прорехи перекрытий видны помещения второго этажа, а кое-где и небо. Разрушенный камин, широкая лестница...
Короткий шум справа заставляет Рабастана мгновенно обернуться, атакуя - Ступефай поражает старого домовика. Настолько старого, что тот выглядит почти как мумия.
Пока эльф кряхтит, поднимаясь из-за кучи мусора, за которую отлетел, Лестрейндж опускает палочку.
- Бэтси, - зовет он, не спуская глаз с домовика. - Если ты хотела посмотреть дом изнутри - самое время.
- Это поместье прославленных лордов Лестрейнджей, - хрипит эльф, подслеповато щурясь. - Подите прочь, оборванцы, пока мои хозяева не увидели вас и не спустили оборотней с цепи...
- Здесь никогда не бывало оборотней, - обрывает эти речи Рабастан - равнение с оборванцем его не трогает, он вообще после тюрьмы крайне равнодушен к вопросам внешнего вида. - И хозяев твоих давно здесь нет... Что ты тут делаешь?
Эльф переводит взгляд на ведьму, его крохотная морщинистая морда искажается к гримаске.
- Полукровка в стенах поместья! - вопит он, заламывая руки.
Рабастан фыркает - этот полоумный домовик кажется ему как нельзя более подходящим олицетворением духа разрушенного Холла.
- Заткнись. Перед тобой младший мистер Лестрейндж и его гостья, - сухо проговаривает он, убирая волшебную палочку.
Поделиться1328 июня, 2015г. 13:56
[AVA]http://sh.uploads.ru/9sDnI.jpg[/AVA] [SGN][/SGN]
Ей хочется спросить про арест - не здесь и не сейчас, а вообще, просто узнать и об этом моменте в его жизни. Важном, судьбоносном моменте. Но это слишком опасная и слишком неприятная тема, потому Элизабет просто кивает на его ответ, откладывая эту тему и вопросы куда-нибудь на потом, в долгий ящик, который она, быть может, никогда не станет открывать.
Она удивленно поворачивается, когда он сухо отвечает про намеренные разрушения, ловит его хмурый, холодный взгляд, тут же отворачивается. Он смотрит на нее так иногда, и этот взгляд Элизабет совершенно не нравится. Наверное, она снова что-то сделала не так, это не удивительно - порой в каком-то запале она едва ли контролирует себя, и говорит не слишком умные вещи, иногда даже довольно возмутительные со стороны хорошего тона. Элизабет поджимает губы и дает себе установку быть более аккуратной в выражениях, но у нее не выходит почти сразу - она слишком взволнована и слишком увлечена. Хотя его уточнение возраста немного ее остужают, Элизабет усмехается и шутливо фыркает, оглядывая Баста с ног до головы, будто примеряя на него эти тридцать шесть.
- Я в курсе. Но тогда было тридцать пять, - он не стремится развивать тему, она - тем более.
Раскидывает опавшие листья носком ботинка, убирает руки в карманы брюк. Ей нужна пара секунд, чтобы избавиться от непрошеных мыслей, и к счастью ей хватает этого. Она давно научилась запрещать себе думать о том дне, и у нее даже начало получаться какое-то время назад.
Его рассказ о родовой магии и ее свойствах крайне увлекает Элизабет, и она с легкостью отвлекается от угнетающих воспоминаниях прошлого лета. Здешняя осень очень помогает настроиться на совсем другую волну.
- Принятые в род? Это вроде замужества? Там какие-то ритуалы проводятся? - Элизабет совершенно не боится показаться глупой, куда более странной была бы попытка выставить себя крайне осведомленной. Естественно, она слышала о ритуалах, естественно, даже проходила его сама - но в каком-то усеченном варианте, у Тафтов там какие-то заморочки насчет наследников, вроде как женщина принимается в род только после появления на свет первенца. Элизабет знает, что у каждого рода свои обычаи, потому спрашивает так просто - ей интересно, как все это проходит в семье Баста, тем более есть причина спросить.
- Как там, кстати, поиски Рудольфуса? Продвигаются? - Элизабет задает этот вопрос всякий раз, как они видятся, с него, кажется, уже можно по традиции начинать каждую их встречу. - Я слышала, ритуал принятия в род обычно проводится в родовом поместье. Как стоит поступить в вашем случае?
Элизабет находит церемонию на руинах довольно романтичной в каком-то роде, но представлять себе это не собирается - мысль о Басте и какой-то чистокровной ведьме в этом волшебном парке из ее детских сказок вызывает у Элизабет приступ плохо контролируемого раздражения. Очень плохо контролируемого - Элизабет пинает попавший под ногу камешек, и тот с треском ударяется о широкий дубовый ствол. Элизабет сама удивляется, как громко получилось, и тут же как бы между прочим убирает руки за спину и начинает что-то насвистывать, вроде как это и не она вовсе сделала.
Его вопрос, чувствует ли она что-то в этом месте, заставляет Элизабет остановиться и прислушаться к себе. Ей бы, наверное, страшно хотелось что-то чувствовать - хотя бы потому, что это кошмарно любопытно, но на смену раздражению приходит уже привычный восторг и странное ощущение предвкушения.
- Мне здесь легко дышится, - она не собирается подбирать более красивые слова, кладет ладонь на пострадавший от камешка дуб, чуть поглаживает сморщенную кору. - Я как будто должна была здесь побывать, и мне сейчас очень хорошо.
Звучит еще глупее ее вопросов про ритуалы, и Элизабет хмурится, машет головой. Наверное, хватит с нее глупостей на сегодня. Пора бы начать себя контролировать.
Он задает ей вопрос по-французски, и хоть Элизабет прекрасно поняла, о чем он спрашивает, она не спешит отвечать. Стоит ли вообще отвечать? Это, кажется, как будто и не он спросил, и ей отчего-то отчаянно не нравится, когда он говорит с ней на французском.
- Mais oui, - тихо отвечает Элизабет одновременно на обе его фразы, ненадолго - конечно, ненадолго.
Она не так уж хороша в французском, и все же несколько месяцев в Париже и переписка кое-что ей дали. Переписка - снова! - ей не хочется думать об этом.
Они идут к дому молча, Элизабет смотрит из стороны в сторону, чуть пружинит шаг - ей удивительно легко здесь. Хочется разогнаться и побежать, как будто охваченной какой-то мыслью, хочется дотронуться ладонями до высокой пожелтевшей травы, устилающей пологие спуски к озеру. Хочется укутаться в теплый плед и заснуть здесь, как ее бабушка спала когда-то, убаюканная покоем этого тихого парка.
Погруженная в собственные мысли и переживания, Элизабет далеко не сразу замечает напряжение Баста, и удивленно смотрит на него после приказа остановиться. Оглядывается вокруг - что-то определенно не так, и доносящийся из разрушенного поместья шум только подтверждает эти опасения. Элизабет не волнуется особо - Баст здесь сильнее, чем кто-либо, но ей не хочется, чтобы удивительное спокойствие и безмятежность этого места были кем-то нарушены.
Она стоит у подножия ступеней, на всякий случай сжимает в руке палочку своей прабабки - та будто сладко урчит в пальцах, очевидно, ощущая магию древнего чистокровного рода. Когда Баст зовет ее, Элизабет не задерживается ни на секунду - взлетает вверх по ступеням, но палочку не опускает, хоть Баст и говорит довольно спокойно. Дом, некогда совершенно роскошный судя во всему, сейчас едва ли является даже бледной тенью самого себя. Элизабет смотрит вверх, на медленно кружащуюся пыль в столбике света, крыша хорошенько провалена. И только когда слышит третий голос, опускает взгляд на эльфа.
- О, здравствуйте, - с некоторым удивлением произносит Элизабет, разглядывая домовика. - Мы не станем вам сильно мешать.
Элизабет не знает, как общаться с эльфами - у нее в Ирландии есть парочка, но они делают вид, что не замечают друг друга. Когда эльф начинает вопить о ее полукровности, Элизабет вздергивает брови - у нее что, на лбу написано?
- Как нелюбезно, - полушутливо комментирует Элизабет, теряя к домовику интерес и возвращаясь к разглядыванию дома. - Баст, а где была твоя комната? А отсюда можно пройти в лабораторию? Может, мы немного укрепим стены?
Чуть улыбается, когда Баст представляется, младший мистер Лестрейндж звучит как-то забавно, и Элизабет даже не хочется фыркать и воротить нос, как она обычно делает, когда слышит эту фамилию.
Элизабет касается обуглившейся стены, мягко проводит ладонью по почерневшим, но давным-давно остывшим каменным стенам.
- Мне как-то волнительно здесь, Баст. Но знаешь, в хорошем смысле волнительно, как будто я жду чего-то, - Элизабет осторожно ступает вдоль стены, игнорирует ворчание эльфа - ее пребывание здесь одобрено "младшим мистером Лестрейнджем" и ей плевать, что домовик думает об этом. - Наверное, это тоже из-за бабушки.
Элизабет говорит сама себе под нос, оглядывается, ловит себя на странной мысли.
- Возьми меня за руку, Баст, - чем дальше она проходит по дому, тем сильнее - так странно - ее тянет к нему, тянет как будто магнитом, именно физически, как будто ей непременно нужно быть как можно ближе к нему. - Вдруг я проявлю чудеса неуклюжести и провалюсь под пол.
Найти логичное объяснение своей просьбе жизненно необходимо, это же Баст. Подушечки пальцев ноют, палочка урчит все сильнее. Кажется, кровь Прюэттов чувствует себя совершенно комфортно на территории Лестрейнджей, и хоть в Элизабет этой крови не так уж много, отголоски этого спокойствия и уюта касаются и ее.
- Что чувствуешь ты, Баст? На что похоже это чувство? - наверное, это что-то сильное и приятное. - Скажи, а в теории, в будущем, при определенных обстоятельствах... Все это возможно восстановить?
Наверное, это из разряда нереального, но Элизабет ужасно жаль видеть это невероятное место в таком запустении.
Поделиться1428 июня, 2015г. 18:16
Он шагает за ведьмой - ту будто тянет дальше, вглубь дома, и она проходится ладонью по почерневшим стенам, как будто прислушиваясь к неслышному ему зову.
- Моя в левом крыле, - отвечает Лестрейндж, надеясь, что Элизабет не захочет подниматься по ветхим ступеням и блуждать среди теней и разрухи. Кроме того, что это небезопасно, он еще и не уверен, что хочет в прямом смысле слова демонстрировать ей упадок, сопутствующий последние годы его роду. - И нет большой пользы в укреплении стен - если Лестрейнджи сюда и вернутся, то еще не скоро.
Эльф причитает неподалеку, сморщенный, высохший как те остовы розовых кустов, которые виднелись в разрушенной оранжерее. Рабастан мельком думает о том, каково это - ждать пятнадцать лет возвращения хозяев, окидывает домовика долгим взглядом - нет ни малейших сомнений, что тот совершенно спятил, болтает о каких-то оборотнях и полукровках, как будто на дворе век девятнадцатый. Не сочувствие, но что-то сродни брезгливой жалости затапливает Лестрейнджа, и он поспешно отворачивается, гадая про себя, сколько бы ему самому потребовалось лет, чтобы свихнуться окончательно.
Просьба Элизабет не кажется ему шокирующей - не в этом доме. Здесь к нему возвращается утраченная самоуверенность, острое нежелание идти в дом сменяется вполне естественной хозяйской гордостью, стремлением продемонстрировать лучшее в поместье - даже в том, что оно представляет из себя сейчас.
Он следит за ней, внимательно, пристально, гадая, чем вызвана эта просьба, при нем Элизабет впервые побеспокоилась о том, что с ней может что-то случиться - однако все же подходит ближе, протягивает руку.
- Перекрытия первого этажа достаточно надежны, как мне кажется, но под нами подземелья, и лучше бы не рисковать падением с пятнадцати футов.
Думал ли он, что будет стоять рука об руку с Бэтси Нэльсон в холле разоренного родового поместья? Пожалуй, никогда. Да что там, полгода назад он даже не был уверен, что увидит ее еще хотя бы раз.
- Может быть, так магию ощущаешь ты - волнение вполне понятно, если ты не сталкивалась раньше с родовой магией...
Он осекается - наверняка, сталкивалась. По крайней мере, было бы странно, если бы супруга наследника Тафтов никогда не побывала бы в их фамильных угодьях.
- Впрочем, то, что легко дышится - это хорошо. Обычно дом вел себя не так дружелюбно к пришлым, если судить по прошлому. Возможно, часть чар ослабла или вовсе сгинула, а возможно, дело в том, что ты появилась здесь вместе со мной.
Он не хочет преувеличивать значение сказанного эльфу, но все же - ведьма теперь официально гостья, он сам объявил ее таковой, а значит, она имеет право находиться в стенах поместья.
- Мне тут достаточно комфортно, - не слишком многословно отвечает он, пока они переходят в следующую комнату - гостиную. Паркет сухо трещит под их осторожными шагами, сквозь разбитые высокие двери, ведущие к оранжерее, видно озеро. Рабастан ведет ведьму туда, огибая огромный ворох пыльного тряпья, покрытого плесенью - если присмотреться, то можно разглядеть в этой куче останки бордовых портьер, ранее висевших на огромных окнах гостиной. Должно быть, домовик натащил сюда эту кучу, движимый не то желанием спасти часть обстановки, не то чем-то другим: Рабастану отнюдь не хочется копаться в мотивах поведения спятившегося эльфа, который следует за ними, шаркая босыми лапами и кутаясь в засаленную тряпку.
Мягкие прикосновения к затылку продолжаются - он не уверен, что вообще сможет описать это чувство словами, но пытливый взгляд любопытной хаффлпаффки, восторженно оглядывающейся, как будто на месте покореженной обшивки стен и разбитой лепнины она видит прошлое великолепие парадной гостиной, действует как Империо.
Подведя Элизабет к створкам окна в высоту его роста, практически лишившегося стекол, блестящими осколками осыпавшимися на пол, Лестрейндж встает за ней, расцепляя пальцы.
- Посмотри на два часа, между теми двумя деревьями на берегу озера. Видишь ротонду? То, что от нее осталось? А за ней - приземистое здание?
Судя по тому, как ведьма крутит головой, ей не так просто сразу сориентироваться в его указаниях, и тогда Рабастан кладет руки ей на плечи, чуть разворачивая в нужную сторону, не отрывая взгляда от намеченной цели.
- Ты спрашивала о ритуалах. Так вот, там проводился обряд принятия в род. Как правило, спустя пару месяцев с официальной церемонии заключения брака, хотя, по большому счету, главным всегда был именно этот обряд, подтверждающий магический брак. Подтверждающий, что супруги объединили не только жизни, но и магию. Рудольфус и Беллатрикс тоже прошли через подобное, что, вероятно, предстоит и мне - именно поэтому развод невозможен для Лестрейнджей. Нет шанса разорвать магический контракт подобного рода - хотя бы из практических соображений: это нанесет непоправимый урон магии как мужа, так и жены. - Рабастан выдыхает, переводит взгляд на растрепавшуюся косу Бэтси. - Поместье не важно, если есть то место - там вершатся любые ритуалы. Там будет заключен и мой брак.
Порыв ветра поднимает в воздух ворох сухих листьев - багряных, золотых, почерневших от прикосновения мороза - скрывая из вида то, что Лестрейндж стремился показать, и он, снова было вернувший внимание постройке, оглядывается, как если бы ожидал, что кто-то стал свидетелем его неуместной справки.
В гостиной предсказуемо пусто - даже эльф уковылял куда-то, подчиняясь одним ему ведомым соображениям.
- Это склеп. То здание. Фамильный склеп. Сердце поместья, - хотя Рабастану не по душе это чересчур романтичное выражение, подбирать другие слова ему попросту некогда, так он увлечен тем, что собирается сделать в следующую минуту.
- Так вот, возвращаясь к тому, что ты спрашивала, как я здесь ощущаю магию, - он снимает правую руку с плеча Элизабет, чуть колеблется и кладет ладонь ей на затылок, приминая пушистые русые волосы. - Вот так. И чем ближе к склепу - тем ощутимее становится прикосновение, впрочем, никогда не давая неприятные ощущения.
Для иллюстрации свих слов он слегка усиливает нажим, зарывая пальцы глубже в волосы - ведьма совсем невысокая, и поверх ее головы он прекрасно видит то, о чем рассказывал минутой ранее.
Тут же выпутывает пальцы, отступает на шаг, убирает руки в карманы пальто - ладони горят, дыхание перехватывает в горле, лишая возможности разговаривать, однако наступившая тишина нравится ему еще меньше, чем собственное настолько неадекватное поведение.
- Разумеется, негостеприимная магия ощущается совсем иначе - приди ты сюда одна и с дурными намерениями, дышать определенно было бы не легко. И я сомневаюсь, что можно восстановить все до прежнего уровня - разве что воспользовавшись как эльфийской магией, так и ресурсами Министерства. А теперь поясни мне, что значит - из-за бабушки? Твоя бабушка Прюэтт бывала здесь?
Он не допускает и мысли, что в Лестрейндж-Холл могла заглянуть бабка Элизабет с другой стороны, но ее чистокровная родня интересует его сильнее, чем он хотел бы это признавать - как еще одна линия крепнущей связи между ними.
Поделиться1529 июня, 2015г. 07:25
[AVA]http://sh.uploads.ru/9sDnI.jpg[/AVA] [SGN][/SGN]
Казалось бы, она держала Баста за руку еще совсем недавно - в лесу, во время побега от авроров. Но сейчас, когда их пальцы снова переплетаются, это уже совсем другое чувство, и Элизабет невольно сжимает его ладонь чуть сильнее, чем обычно, получая от прохлады его руки какое-то ноющее наслаждение. Возможно, это тоже как-то связано с магией рода или чем там еще: Баст сказал, что он здесь сильнее, и быть может ее тянет к нему особенно сильно именно как к источнику необычной, подпитанной веками и историей магии.
Элизабет снова задирает голову, разглядывая полуобвалившуюся крышу и проваленный потолок и по совместительству пол второго этажа. Где-то там - в левом крыле - комната Баста, но настаивать на том, чтобы подняться, Элизабет, конечно не станет. Нельзя сказать, что ей не любопытно, но даже с учетом ее граничащей с фанатизмом любознательности, такая просьба будет выглядеть чересчур странной и рискованной. Стены же и правда выглядят довольно надежно, а на пол Элизабет косится с особенным подозрением.
- Подземелья? Пятнадцать футов? - хоть она и говорит откровенно шутливо, ладонь все равно сжимает чуть сильнее, вроде как на всякий случай. Вроде как не хочет оказаться в подземельях и сломать ногу там или еще что. Ей нравится логичное объяснение, которое она вот так сходу придумала. И Баста оно, кажется, тоже вполне устроило.
Элизабет с удивлением смотрит на Баста через плечо, когда тот говорит о родовой магии - естественно, она сталкивалась с ней ранее. Возможно, это что-то вроде фамильной гордости, и он считает свою семью ровнее, то есть чистокровнее остальных, или просто Элизабет слишком уж откровенно маггл в его глазах, и он просто с легкостью забывает о некоторых деталях ее биографии. Элизабет бы, к слову, тоже о некоторых с удовольствием забыла.
- Статус гостьи здесь очень кстати, - Элизабет улыбается, на секунду прикрывая глаза, но нет, все так же - она чувствует именно легкость, и это ее успокаивает. - Хотя, наверное, было бы еще лучше, приведи ты меня сюда по собственной воле, а не из-за отсутствия альтернативы. Ну, относительного отсутствия.
Она снова улыбается, шутит, смотрит на него через плечо. Это место и так уже ее приняло, куда уж желать большего. Когда они переходят в гостиную, Элизабет снова становится подобием юлы: вертится, оглядывается, встает на носки, как будто это как-то поможет ей увидеть больше. Ей легко представить, как здесь было раньше - груда мусора посреди комнаты совершенно не мешает, как и облупившиеся стены и скрипящий пол. Элизабет не любитель вычурных домов, но этот кажется ей довольно уютным в прошлом, воображение дорисовывает картины в ее голове, подбирает мебель и недостающие детали интерьера. Огромные окна, разбитые стекла которых тускло поблескивают в сероватом свете осеннего солнца, наполняют гостиную ощущением простора и свежести. Баст подводит ее к одному из таких - и встает сзади, очевидно желая что-то показать.
Элизабет сосредоточенно щурит глаза, оглядывает весь склон озера, пытаясь найти разрушенную ротонду, но увы - в таких ориентировках она не особенный мастер. Баст это легко улавливает, ей не приходится просить более точного указания, - он просто поворачивает ее в нужном направлении. Есть нечто странное во всем этом: он держит ее за плечи и рассказывает о месте, где проводятся ритуалы принятия в род, и будь Элизабет чуть более сентиментальной... Но она свою сентиментальность порядком поистрепала, потому без лишних мыслей жадно вглядывается в едва видные очертания низкой постройки, которой разрушение, очевидно, не коснулось. Рассказ Баста ее привычно увлекает, и Элизабет с любопытством пробует представить Рудольфуса и Беллатрису во время свадебного ритуала, но быстро оставляет свои попытки - мысли о старшем брате Баста привносят в ее душевное равновесие кошмарную нестабильность. А вот представить Баста куда проще: его невозмутимость как нельзя лучше сочетается с ее представлениями о том, как должны проходить подобного рода вещи. Ее состояние, впрочем, все равно остается нестабильным. Особенно после упоминания, чем именно служит то место.
- Склеп? - Элизабет не успевает остановить себя и высказывает свое удивление вслух, хотя вполне была готова к чему-то подобному. Ей хочется сказать, что не слишком-то романтично вступать в род через ритуал на останках предков рода, но здесь мало кто думает о романтичности в конце концов. Здесь речь идет о магии, причем магии совсем иного толка, чем привыкла думать Элизабет. - Я так понимаю, у каждого рода ритуал разнится? Наверное, с веками подбирается идеальный вариант.
Она размышляет о том, будет ли уместным рассказать о традициях Тафтов, пожалуй, это было бы интересно Басту, но она старается избегать всякого упоминания Эрона в разговорах по совершенно очевидной причине. Эти мысли немного отвлекают Элизабет, а потому, когда ладонь Баста оказывается у нее на затылке, она широко распахивает глаза, замирает на месте, лихорадочно прокручивая в голове его последние слова.
То-как-он-ощущает-здесь-магию.
Чувство определенно крайне приятное, но Элизабет не уверена, что оно напрямую не связано с самим Бастом. С силой закусывает нижнюю губу, чтобы не поддаться соблазну и не закрыть глаза. И пусть все это длится всего пару секунд, Элизабет ощущает странное покалывание во всем теле, как будто эта магия на какое-то время передалась и ей, а не была продемонстрирована искусственно.
Она молчит какое-то время - естественно, она молчит, - смотрит на старинный склеп теперь с еще большим любопытством. Интересно, а принятые в род чувствуют нечто подобное? Или такая кошачья мягкость достается только прямым наследникам?
Баст уже говорит на другую тему, и Элизабет с усилием отрывает взгляд от окна, поворачивается к нему лицом, но по началу избегает прямого взгляда в глаза - несмотря на всю практичность и обоснованность его жеста, технически это было слишком похоже на его описание их "проблемы" в том драккловом парке. Кажется, она даже чувствует горечь дешевого коньяка на языке.
- Что ж, тогда остается надеяться, что вас каким-то магическим образом амнистируют после окончания войны, - Элизабет усмехается, всем своим видом подчеркивая, что ее слова не более, чем шутка. - Ну или вы останетесь победителями и все станет гораздо проще.
Последнюю фразу она произносит уже без улыбки - она даже не хочет думать, насколько неуместным было бы ее появление в этом поместье, если война и правда закончится победой той стороны, на которой выступает Баст. "Сторона, на которой выступает Баст" - вот такой длиннющий эвфемизм Элизабет придумала, чтобы добиться максимальной нейтральности.
Это все вроде как шутка, но ей ужасно хочется уйти от этой темы, и Баст очень ловко это делает - вот только Элизабет озадачено замирает, когда он задает вопрос про бабушку.
Ее заносит на поворотах - так всегда, если какая-то мысль захватывает ее с головой. Элизабет не собиралась рассказывать обо всем этом Басту, просто потому что тема порядком щекотливая, а у них таких и так перебор. Но юлить в данной ситуации уже было бы неуместно, все равно он наверняка когда-нибудь узнает об этой любопытной детали из прошлого, и наверняка топорная попытка скрыть данный факт покажется ему надуманной. В конце концов, прошлое - в прошлом, они и сами уже с этим столкнулись.
- Да, моя бабушка - Харриэт Прюэтт по тем временам - бывала здесь. Неоднократно, - Элизабет под стать Басту убирает руки в карманы, запрокидывает голову, разглядывает очередную дыру в потолке. - Она же писала все эти странные строчки про здешний парк. Думаю, это вполне логичное предположение.
Элизабет снова оглядывается в сторону склепа, слегка хмурится, облизывает чуть кровоточащую губу.
- Рождается месяц - рождаюсь и я. В осенней тиши ты первым меня обнаружишь. Мы будем одни - и будем едины, - она перечитывала эти строки, кажется, сотни раз. Так странно понять их смысл только сейчас. - Бабушка в восторге от нашего знакомства, знаешь. Она больше всех расстроилась, что ты не заглянул на Рождество. Ну, скажем так, они с Брайаном ворчали в унисон.
Элизабет усмехается, снова по привычке сводит все к шутке. Складывает руки на груди, разглядывает безмятежную гладь озера и раскидистые деревья на берегу.
- Мы засыпаем под вечным зельем. Бушует море: над нами - золото, под нами - медь. Сожми мои пальцы - я не дам тебе захлебнуться. Не позволю тебе жалеть.
Элизабет призывает к себе рюкзак - тот огибает дом по периметру и с хлопком опускается на усыпанный осколками подоконник.
- Странно, да? Вся эта история, я рассказывала ее тебе в прошлый раз. Но в этом есть что-то, знаешь, - Элизабет закидывает рюкзак на плечи, треплет волосы - коса распадается. - Бабушка говорит, что меня всегда будет тянуть к тебе, и чтобы я прекратила это игнорировать. Я не знаю, что она имеет ввиду, но вид у нее при этом такой значительный и важный, что я даже спорить не берусь. Думаю, наша дружба, при всех известных обстоятельствах, - это уже довольно серьезный показатель притяжения? Ну, там, знаешь, вопреки всему и все такое. Но я, конечно, не верю в такие вещи, она просто стала кошмарно сентиментальна с возрастом.
Элизабет почти смеется, протягивает Басту руку.
- У меня с собой восхитительные медовые коржики. И чай с лимоном. Думаю, здесь будет легко найти живописное местечко для нашей маленькой традиции, - ей не хочется покидать дом и у нее еще масса вопросов. Но ко всему этому, как она надеется, еще можно будет вернуться.
- Давай пройдем через оранжерею. Ты очень похож на маму, так ведь? Бабушка видела вас когда-то вместе. Расскажешь мне о ней? - это, наверное, довольно серьезная просьба, но она не может не спросить. Это его дом, дом его семьи, здесь он вырос. Где, если не здесь, задавать такие вопросы.
- Знаешь, "Элинор Ригби" и правда звучала бы кошмарно нелепо в твоем фамильном склепе, - вдруг говорит Элизабет и негромко смеется, понимая, что эта мысль посетила ее сразу, как только он рассказал ей о ритуале.
Поделиться1629 июня, 2015г. 11:52
Насчет их победы - их, сторонников Лорда - ведьма говорит без улыбки. Даже намека нет на губах, как если бы она ожидала, что он начнет ее убеждать, что победы не будет.
Рабастан не Беллатрикс, не Рудольфус - победу он меряет в иных категориях, нежели его родственники, и оттого молчит, задерживаясь на ходу, встречая прямой и спокойный взгляд Элизабет.
У него нет ни азарта, ни энтузиазма - даже ожидания прежние куда-то делись, потерлись, выморозились в азкабанской клетке. Он даже не уверен, что восстановление Лестрейндж-Холла стоит этого, выматывающего, бесконечного, чем сейчас наполнено его бытие - войны.
Впрочем, не будь этого, чем бы он занимался, в чем бы черпал силы для того, чтобы переживать день за днем?
Что у него вообще осталось после Азкабана, кроме этой эфемерной цели - победить, не его даже цели?
И, наверное, он мог бы объяснить это Элизабет, если бы приложил усилия. И, наверное, она бы поняла - она вообще понятливая.
Но он инстинктивно чувствует, что сближение для них принесет проблемы куда хуже, чем то кошмарное свидание, и если уж он не может противостоять этой тяге, то должен хотя бы контролировать ее.
Пока она рассказывает о бабушке - рассказывает просто и незатейливо, до него доходит - тот чистокровный волшебник, за которого не вышла Харриет Прюэтт, был его отцом.
Эта мысль, такая логичная, не вызывает у него отрицания - впрочем, и энтузиазма не вызывает. Он крутит ее в голове, примеривается к ней, осмысляет, формулирует тот так, то иначе - еще одна нить, туго натянутая между ним и Элизабет Нэльсон.
Еще одна в дополнение к тем, что уже не дают ему выкинуть ее из головы и сосредоточится на... Да хотя бы на победе Милорда.
И хорошо, что не дают - он не позволяет себе гадать, что будет с Нэльсонами, с дружелюбной Бэтси, с улыбчивым Брайаном, если Пожиратели Смерти захватят власть.
Не позволяет, потом что отчаянно не хочет знать ответ - они уйдут к магглам. Ведьма выйдет замуж за своего маггла, как делали ее мать и бабушка, они будут смотреть футбол втроем с ее братом, и, наверное, она позовет на помощь, увидев его, Лестрейнджа, на пороге.
И будет совершенно права.
А потому он качает головой на слова о Рождестве, хотя ему безумно любопытно хоть одним глазом взглянуть на эту бабулю, которая в восторге от его знакомства со своей внучкой. Он даже на миг задумывается, а был бы в восторге его отец - но тут же выбрасывает эту мысль из головы. Это нерационально - гадать об этом.
- Значит тяга Рудольфуса к Прюэттам от отца, - неуклюже шутит он в ответ, старательно избегая даже намека на свою тягу к еще одной из рода Хэрриет. Впрочем, тщетно - потому что прямолинейная Элизабет высказывает ему в лицо то, о чем он предпочел бы даже не думать.
Все эти слова о притяжении, о том, что его невозможно игнорировать, звучат особенно веско здесь, в гостиной его дома.
Рабастан не уверен, что хочет говорить об этом в таких выражениях - поэтому просто пожимает плечами, задерживая взгляд на ее протянутой ладони. Нет, лимит по прикосновениям он выбрал на месяцы вперед, и ему все еще нравится холодная практичность идеи не прикасаться к Бэтси Нэльсон, потому что так он способен хоть сколько-то соображать в ее присутствии, но сейчас дело даже не в этом.
В контексте того, о чем он собирается ей сказать, любые прикосновения выглядят по меньшей мере двусмысленными, но он думает об этом с той самой минуты, как она упомянула победу Лорда, и с каждой секундой Лестрейнджу все больше и больше нравится этот вариант решения некоторых проблем, которые могут возникнуть у ведьмы и ее семьи в вышеуказанном случае.
- Да, оранжерея как раз принадлежала матери, - он делает вид, что не заметил ее ладони, идет вперед, толкая растрескавшиеся от давнего пожара двери в оранжерею.
Крыша, стеклянная крыша, разумеется, давно осыпалась бриллиантовой крошкой им под ноги - под их ботинками мелодично звенят осколки, отражая неровными гранями редкие лучи солнца.
Икривленные розовые кусты, которых и до исчезновения хозяев подрезали лишь по необходимости, тяжело склоняются под весом давно увядших, подмороженных роз.
- Моя мать очень любила цветы - судя по колдографиям, в ее родном доме все было в цветах - комнатных, оранжерейных, садовых. Лестрейндж-Холл ей сначала не понравился - слишком мрачно, слишком холодно, постоянная осень, и темное озеро. Потом она привыкла, - бесцветно договаривает Лестрейндж, безошибочно ведя их к скамейке в центре оранжереи. Ориентироваться в идеально геометрических дорожках он умел с детства.
Скамейка порядком запущенная, как и все вокруг, но Элизабет не из брезгливых, это он заметил сразу - да и может ли быть иначе в случае с колдомедиком-зельеваром?
- Оранжерея появилась после рождения Рудольфуса - видимо, как награда за рождение наследника. В нашей семье в род принимают, не дожидаясь первенца, но истинной хозяйкой Холла ведьма становится только после того, как исполнит свой долг. Тогда ее голос уже учитывается, и хотя ей никогда не бывать главой рода, что бы не произошло, ее мнение имеет вес. Впрочем, моей матери никогда не было интересно участвовать в делах, связанных с управлением поместьем или прочим - она предпочитала проводить время в своей личной гостиной, читать или играть на клавесине. Мне нравилось бывать с ней, а Рудольфус предпочитал компанию отца. Точнее, они взаимно предпочитали общество друг друга. Еще одна традиция рода Лестрейнджей - наследник принадлежит главе рода. Второй сын - матери. Не ритуал, но закреплено в Кодексе, - интонацией он выделяет заглавную букву слова "кодекс", останавливается у скамейки, вновь смотрит в сторону склепа.
Невысказанное подтачивает изнутри - и ее слова об "Элинор Ригби" становятся катализатором.
- Что ты собираешься делать, если Темный Лорд победит? - спрашивает Лестрейндж, не глядя на ведьму. - Уйдешь к магглам? В подполье?
На самом деле, он не это хочет спросить. И почему бы не перейти к сути.
- Выйди замуж. За сторонника Лорда. Лояльность супруги и ее семьи подразумевается, среди нас достаточно полукровок, чтобы на тебя не косились слишком сильно. Это решит все проблемы - с магией, с будущим. С безопасностью.
Поделиться1729 июня, 2015г. 15:33
[AVA]http://sh.uploads.ru/9sDnI.jpg[/AVA] [SGN][/SGN]
Он не берет ее руку - это ничего, Элизабет даже делает вид, что не заметила этого. Оно и ясно, удивительно вообще, как его хватило так надолго: сегодняшний день стал просто каким-то праздником на фоне последних встреч. Элизабет не настаивает, хотя в этом доме ей все же больше по душе быть в прямой связи с ним. Но это лучше, гораздо лучше, если разобраться. Ее навязчивое желание прикосновений, которое распространяется не только на Баста - она по своей сути приходит в восторг от человеческой близости, - довольно часто нужно ставить под жесткий контроль. И как она убедилась всего несколько минут назад - на Баста это распространяется в первую очередь. Как оказалось, ее самообладание далеко не так совершенно, как она о нем думала. Или, что вернее, как она хотела бы его видеть.
Она улыбается на его фразу о Рудольфусе, да-да, мама говорила о ее кузине Молли. Саманта, естественно, рассказывала все это в не слишком приятном для Рудольфуса свете, и Элизабет предпочла поделить ее рассказ на два, хотя обычно мать демонстрирует удивительный уровень непредвзятости. Эта история далеко не так любопытна Элизабет, чтобы искать встречи со старшим братом Баста и задавать ему этот вопрос, а спрашивать Баста не имеет значения - он еще не учился в те времена в Хогвартсе, а уровень доверия между братьями на бытовом уровне не выглядит впечатляющим. Какие-то присказки о Прюэттах и Лестрейнджах Элизабет слышала и от совершенно посторонних людей, наверное, это что-то вроде расхожей шутливой легенды или чего-то подобного, хотя Элизабет совсем не уверена, что такие темы вообще стоит обсуждать с кем-то вне семьи. А ведь она, кажется, вообще во все это не верит.
Оранжерея некогда была приятным местом - это бросается в глаза даже сейчас. Здесь чувствуется любящая рука человека, которому по-настоящему нравилось заниматься этим уголком дома, и Элизабет едва слышно вздыхает, в очередной раз расстраиваясь из-за царящей повсюду разрухи.
- Здесь было так много цветов! Удивительно, - Элизабет разворачивается вокруг себя на пятках, мимоходом касается пальцами сухих, но почему-то не осыпающихся роз. - Наверное, здесь сохранилась чуточка магии. При должном старании здесь все можно было бы запустить снова. Цветы легко поддаются восстановлению, если маг знает, какого эффекта хочет добиться и обладает изрядным терпением.
Глупо рассуждать о восстановлении оранжереи, когда сам дом еще не скоро будет приведен в порядок, если будет вообще. Но Элизабет так давно не практиковалась в любимой некогда травологии, что у нее буквально палочка чешется задержаться здесь на часик-другой.
Они подходят к симпатичной скамейке посреди этого зимнего сада - даром, что краска на ней облупилась и она усыпана принесенными сюда листьями и сухими лепестками.
- Она была француженкой, верно? Не удивительно, что здесь ей не сразу понравилось, - Элизабет улыбается, смахивает листья и присаживается на скамейку, бросает рюкзак рядом. Достает палочку - свою на этот раз, нетерпеливо вертит в пальцах. - А тебе нравилась постоянная осень?
Элизабет не знает толком, понравилось бы ей это. В детстве ее поражала сама идея сказочной осенней страны, но это было в детстве, и тогда она не знала, что все это вполне реально.
Рассказ о возникновении оранжереи вызывает у Элизабет удивление - надо же, подарок к рождению наследника. Наверное, это отчасти мило, но у Элизабет остается какой-то странный неприятный осадок и дальнейшие слова Баста только укрепляют это немного негативное впечатление. Впрочем, она давно поняла, что чистокровные нравы ей не понять до конца.
- А я бы так не смогла, наверное. Я бы, знаешь, привнесла немного своей родины в это место, раз уж она так далеко, и пускала бы лодочку по озеру, маленькую и узкую, чтобы она плавала сама, есть же такая магия? Я бы поставила на дно высокую круглую клетку и заперла бы в ней светящиеся шары, как будто это большие такие светлячки. Тогда озеро не казалось бы таким темным, и можно было сидеть на берегу по вечерам, расстелив пушистый плед в высокой сухой траве, чтобы из окон дома даже не было видно. И рассказывать какие-нибудь истории, сказки, или считать звезды, я бы даже могла в шутку вспомнить прорицания, не зря же ходила, а потом проверять, сбудется ли и загадывать желания, если сбылось.
Элизабет улыбается, вжав голову в плечи, чуть водит ногами туда-сюда, поднимая облачка пыли.
- Ой, прости, я тебя перебила, - ну вот, ее снова заносит, это так всегда с ней - если началось, то весь день ее будет не остановить. Элизабет надеется, что Баст уже достаточно хорошо ее знает, чтобы не воспринимать это на свой счет и не обращать внимания на ее глупую болтовню.
Про распределение сыновей в семье Элизабет страшно нравится, хоть она уже и слышала об этом от бабушки. Она улыбается, отбрасывает на спину волосы.
- Это забавно, не так ли? Бабушка рассказывала мне об этой традиции, она читала ваш кодекс, и естественно не могла не утомить меня его пересказом, как будто я об этом просила. Представляешь, ее страшно возмущала традиция с именами или что-то вроде этого. Она говорила, что имя Рудольфуса было утверждено еще до его рождения, это действительно так? А что, если бы оно ему не подошло? - Элизабет смеется, но смеется мягко, дружелюбно, ни в коем случае не желая задеть чувства члена рода, о котором идет речь. - Получается, раз у твоего брата и Беллатрисы не может быть детей, наследником рода станет твой сын. А это значит... Значит, что для него тоже уже приготовлено имя?
К этой мысли она приходит так внезапно, и она так ее забавляет, что Элизабет даже не осознает, что лучше бы ей не знать ответов на подобные вопросы. Пройдет совсем немного времени, и она начнет чувствовать себя совершенно некомфортно с этими знаниями. Но если Элизабет несет - ее несет.
- Ну и да, Рудольфусу очень идет его имя, - как бы между прочим соглашается Элизабет, хотя все еще считает традицию немного странной.
Элизабет улыбается, оглядывается через плечо на рядок склонившихся к земле кустиков, но вопрос Баста заставляет ее удивленно приподнять брови и повернуться к нему. Он на нее не смотрит, Элизабет уставляется в ту же точку, куда глядит Баст, но там ничего интересного, и она хмурится, намереваясь завести долгий монолог, но не успевает - Баст продолжает свою мысль совершенно неожиданным для Элизабет образом.
Она даже приоткрывает губы в немом замешательстве, смотрит на него прямо и вопросительно, как будто сомневаясь, что все правильно расслышала.
- Ты шутишь, Баст? - нет, он не шутит, он же Баст. Элизабет озадачено потирает кончик носа, замолкает на пару секунд, не решаясь с тактикой - то ли смеяться, то ли возмутиться. - Выйти замуж за сторонника Того-Кого-Нельзя-Называть? Кого-то вроде тебя, но попроще? Без жестких семейных кодексов, запрещающих браки с полукровками?
Кажется, сам собой выбрался второй вариант, но Элизабет запретила себе говорить с Бастом вот так, как это было во время их первой тренировки. И потому она тут же осекается и примирительно улыбается.
- То есть, я не совсем это имела ввиду. Это похоже на трусость, точнее, на лицемерие. На попытку выбрать путь полегче, попытку продать себя так, чтобы всем было хорошо и удобно, - Элизабет говорит спокойно, размышляет вслух, не позволяя себе злиться. Она не имеет права злиться. - Представь, что война продлится еще лет десять, так что же, ждать, пока определится победитель? Не жить все это время? Отказаться от жизни здесь и сейчас ради мнимой безопасности в теоретическом будущем?
Элизабет пожимает плечами, отводит взгляд от Баста, направляет кончик палочки на один из розовых кустов.
- Ты не против? Я не стану хозяйничать, просто немного дам им подышать, - с первого взгляда ее манипуляции не видны, им нужно время, чтобы взяться - это довольно тонкая магия, направленная на восстановление утраченного, а не элементарную замену на новое. Такая относительно сложная цепочка заклинаний, тем более изрядно подзабытая, помогает Элизабет вернуть пошатнувшееся самообладание.
- Знаешь, я во многом не согласна с бабушкой. Она очень много говорит, и порой ее слова вызывают безумное раздражение даже у Брайана, не говоря уж о маме. Но есть кое-что, в чем я с ней полностью согласна, - Элизабет кладет палочку на колени и внимательно, но безэмоционально смотрит на Баста, - в голове должно щелкать. Это единственное условие, которое важно при заключении брака. Я сейчас говорю о себе, естественно, я помню, что у вас свой взгляд на это. Но я никогда не сделаю свой брак дешевым фасадом попытки найти безопасный уголок. Я горжусь тем, кто я есть. Горжусь своей кровью. Мне нечего стыдиться и незачем искать укрытия в чужой семье.
Она примерно понимает, о чем он говорит. Всего-навсего пытается ее обезопасить. Это благородно с его стороны, но он ведь и сам прекрасно знает, что это сродни его попыткам заставить ее аппарировать из Мунго - невозможно.
Элизабет запрокидывает голову, смотрит на витые крепления, на которых раньше держались стекла.
- Знаешь, что еще говорит бабушка? У нас в семье есть что-то вроде традиции: и она, и мама познакомились с мужьями в феврале. Бабушка считает это добрым знаком и утверждает, что лучше брака с магглом ничего не может быть, но только если ты познакомилась с ним именно в этом месяце. После моего развода она каждой год первого марта задавала мне вопрос, не завела ли я какое-нибудь любопытное знакомство за последний месяц. Это было и смешно и возмутительно одновременно, но я привыкла с юмором воспринимать ее причуды. Она все ждала, что я влюблюсь в какого-нибудь маггла и буду совершенно счастлива. Но знаешь, что? Оказывается, все эти годы я слышала усеченную версию нашей семейной традиции. Полностью она звучит так - либо маггл в феврале, либо Лестрейндж. Последний предпочтительнее. Так вот, к чему я веду, - Элизабет делает паузу, разглядывая позеленевшие листья на кусте. - Кажется, мне суждено выйти замуж за маггла.
Элизабет усмехается, смотрит на Баста весело. Он, конечно, говорил серьезно, но вот ее на серьезный тон не хватило. Он же понимает, что его предложение абсурдно? Должен понимать.
- Попьем чай здесь или спустимся к озеру? Там красиво, - ей есть, что еще сказать по этой теме. Но она столь скользкая и напоминает тонкий лед. Кажется, он уже начал трещать. - Я буду в порядке, Баст. Мне будет жаль покинуть мир магии, но если то, за что ты сражаешься - это чтобы такие как я покинули его, - я уйду.
Поделиться1829 июня, 2015г. 17:11
Разумеется, ей кажутся его слова шуткой - он даже коротко взглядывает на нее, демонстрируя серьезность, трет лоб, снова отворачивается, разглядывая озеро, дубы, что угодно, лишь бы не видеть ведьму.
На словах о ком-то вроде него, но попроще, дергает плечом - и от нелепой формулировки, и от того, что формально браки с полукровками не запрещены в его семье. Просто неодобряются. Просто приведут к ряду проблем с наследником - особенно в его случае. Но не запрещены.
Впрочем, эти слова он оставляет при себе - достаточно только представить, как это уточнение звучало бы. Насколько крохотным был бы шаг от него к следующему этапу - крохотным и ожидаемым.
Куда проще промолчать - и как он уверяется в следующую минуту, молчать было наилучшим выходом.
Потому что измерять возможность относительно благополучного брака тем, щелкает ли в голове - увольте, для него это слишком.
Он считает - наблюдение тоже способ получения знаний - что дело не в щелчке. И даже не из-за того, насколько он чистокровный - дело в том, что рациональный Лестрейндж так стремится не растерять свою рациональность, что предпочитает закрывать глаза на то многое, что окружает его самым алогичным образом, как будто если игнорировать это, оно исчезнет само собой, сгинет подальше.
Когда она замолкает, так жестко высказавшись насчет трусости и укрытия в чужой семье, он прикрывает глаза, надеясь не сорваться, не наорать - а ведь хочется. Такая принципиальность в полукровке, да еще и в женщине - понятно, что так взбесило Рудольфуса, понятно, отчего он слышать не желает об Элизабет Нэльсон.
И эта принципиальность указывает Рабастану еще кое на что: она принципиальна, пока дело не касается, к примеру, дружбы. Помогая ему - по просьбе, уверяя, что помогла бы и без дополнительных ухищрений, ведьме было наплевать с Астрономической башни и на войну, и на его имя, и на ситуацию. Потому что они друзья.
Не было места ни рассуждениям, ни сомнениям, ни красивым словам о трусости и не-жизни в ожидании - потому что они друзья.
Зато теперь, такое подробное, ее пояснение он может воспринять только в единственном смысле - она не рассматривает брак с кем-то вроде него, в том числе и с ним. В голове не щелкает.
Ладно, щелкает - не щелкает, однако его порядком задевает этот недо-отказ на его недо-предложение.
И дальнейшее, насчет февраля и Лестрейнджа, он выслушивает уже предвзято, готовый принимать в штыки любую ее попытку пояснить ему, что не так с браком по расчету, когда расчет измеряется не в галеонах, а в спасенных жизнях, возможно.
Он разворачивается резче, чем должен был, учитывая, что ничего, в общем-то, не произошло.
Ему бросаются в глаза сразу две вещи - зеленая ветвь розового куста и веселье в глазах Элизабет Нэльсон.
- Я уверен, маггл окажется отличным мужем, - выталкивает он через силу, дергает рюкзак, шагает в сторону озера.
Да, она права - права на все сто процентов: он сражается и всегда сражался против того, чтобы маггловский и магический миры совмещались, сталкивались. Он за сегрегацию, за четкое, чистое разделение - и надо же было случиться такому, что именно сейчас на его пути встретилась ведьма, которая так легко и не без изящества принадлежит одновременно двум мирам?
И не это ли его притягивает к ней помимо всего прочего? Ее незашоренность, ее готовность принять новое и ответить?
Разве не ее "маггловость" вообще дала им возможность распивать чаи и говорить обо всем на свете?
Эти не самые приятные мысли Лестрейндж подавляет, концентрируясь на том, как упруго приминаются под ботинками палые листья - он презрел дорожку, потащился к озеру прямо через то, что раньше было газоном.
Спуск пологий, но он может подойти к самой кромке воды - сейчас, днем, вдоль берега нет ни следа тонкой ледяной корки, но по утрам, он уверен, она есть - природа все равно найдет способ взять свое, сколько бы чар не накладывали и как бы не следили за ними.
- Имя наследника известно заранее, - ему с трудом удается вернуться к прежней теме - намного более безопасной, не подразумевающей того, от чего он сам пока в шоке - не подразумевающей, насколько он сам хотел бы жениться на Элизабет Нэльсон, будь она неладна вместе со всеми ее котами, бывшим чистокровным мужем, братом и бабкой, которая едва не стала миссис Лестрейндж в незапамятные времена. - Сын Рудольфуса, или, в сегодняшней ситуации, мой сын будет носить имя Родерик. В честь... Не важно, в честь любого из прежних славных Родериков Лестрейнджей. Это условие, если хочешь, обязательное к выполнению - семья невесты должна быть предупреждена об этом, а еще о том, что имена детей должны начинаться на Р. Не знаю, почему - просто забавная традиция, вроде той, что запрещает Лестрейнджам жениться на ведьмах с неидеально чистой кровью.
Его раздражение прорывается настолько неожиданно - он действительно удивлен - что на некоторое время Рабастан теряет связь с реальностью, останавливается, комкает в руках перчатки, которые по традиции собрался было трансфигурировать в плед.
Бросает перчатки в листву, наскоро трансфигурирует в темно-синий толстенный плед, потирает лоб, оборачивается к ведьме.
- Я думаю, что уходить не придется - даже если такие как я победят, - впервые он настолько прямо использует сарказм в разговоре с Бэтси Нэльсон. - Да, ты умница, ты за равные права, ты была замужем за Тафтом и собираешься выскочить за маггла - но если начистоту, пока ты играешь за мою команду. И это не останется без вознаграждения. Просто постарайся не попасться под случайное проклятие до того, как все будет кончено, так или иначе.
Поделиться1929 июня, 2015г. 19:42
[AVA]http://sg.uploads.ru/94Zmt.jpg[/AVA] [SGN][/SGN]
Элизабет, настроенная в очередной раз перевести тему в шутку и немного посмеяться, а потом занести ее в список необсуждаемых, едва не подскакивает на скамейке, когда Баст резко разворачивается и хватает рюкзак. Она едва успевает поймать палочку, которая скатывается с ее колен, - не хочется после всех его предостережений так нелепо остаться без оружия, пусть даже сейчас и не тренировка. Она ловит пальцами свою грушевую палочку уже почти у самой земли, прокручивая в голове его странную фразу. То есть, в ней нет ничего странного - она сама только что заявила, будто собирается найти семейное счастье с каким-нибудь магглом, но почему эта шутка - он же понял, что она шутила? - вызвала у него такую реакцию?
Элизабет подскакивает со скамейки, торопливо шагает вслед за Бастом. Когда она в последний раз видела его в таком состоянии, ничем хорошим это не закончилось. Элизабет старается прокрутить ситуацию в голове - где она сказала что-то не так? Ясно, что ее ответ ему не понравился, но ведь он мог заранее знать, что она ответит именно так. Еще до того, как задал вопрос.
Они шагают по примятой к земле траве - игнорируют пусть и порядком заросшую, но дорожку. Баст, идущий не по дорожке, а по газону? Мэрлин, что происходит?
Итак, он предложил ей выйти замуж за какого-нибудь сторонника этого его Лорда, чтобы обезопасить себя и свою семью. Она отказалась, ссылаясь на отсутствие страха и нежелание вступать в брак по такой идиотской причине. В конце концов, она уже однажды была в браке, и повторять ошибок ей совершенно не хочется. Разве так странно, что она предпочтет брак с любимым человеком любому другому, пусть и способному уберечь ее от множества проблем?
Все это совершенно логично, и Элизабет никак не может найти проблему и загвоздку в своих рассуждениях, пока они спускаются к озеру.
Да, все логично. И он должен понять ее позицию. Как друг должен понять. С точки зрения друга это все совершенно объяснимо и естественно.
Элизабет на секунду замирает, впиваясь в спину Баста слегка испуганным взглядом. Он ведь смотрел на ситуацию со стороны друга, ведь так? Или нет?
Ее бросает то в жар, то в холод, и мысли в голове путаются, и она отстает на несколько шагов. Нет, все правильно, он не мог рассуждать никак иначе. Просто ему снова не понравилось, что она не думает о своей безопасности, вот и все. Вот и все, правильно?
Элизабет на ходу торопливо снова убирает волосы в косу - просто чтобы как-то занять руки и отвлечься. От ее веселости не остается и следа, и будто бы даже сама атмосфера парка меняется - наполняет ее тревогой. Может, местная магия чувствует раздражение младшего члена рода? Элизабет оглядывается по сторонам, над ними даже облака, кажется, смыкаются, скрывая солнце, хмурясь, предвещая дождь - или снег.
Баст останавливается почти у самой воды, Элизабет едва не врезается ему в спину - тут же отскакивает в сторону, ловит его взгляд, пытаясь понять, смягчился ли он хоть немного. Кажется, нет, хотя он и возвращается к затронутой ею теме традиций своего рода.
- Родерик, как твое второе имя, - говорит она под нос, готовая сделать что угодно, лишь бы он остановился и говорил с ней спокойно, а лучше объяснил, что происходит. У нее в голове уже три, нет, четыре варианта, как обыграть эту информацию с именем, и два из них даже кажутся ей довольно остроумными, но она даже не успевает начать - Баст заваливает ее информацией, чтобы в конце поставить пылающую точку.
Элизабет отшатывается, будто он бьет ее в грудь, задыхается, распахивает глаза то ли в ужасе, то ли в изумлении. Что, что он имеет ввиду? Откуда эта агрессия? Элизабет поджимает губы, смотрит под ноги, никак не может понять, в чем ее вина перед ним.
Спросить - нелепо, она несмело поднимает на него взгляд, видит, как Баст сминает перчатки, закусывает губу. Что, драккл подери, происходит?
- Я бы не сказала, что это такая уж забавная традиция, - снова под нос бормочет Элизабет, огибает трансфигурированный наконец плед, осторожно присаживается на краешек и расстегивает рюкзак. Ее руки чуть дрожат, хотя она все еще не понимает, что не так. Баст оборачивается к ней и они встречаются взглядами, хотя Элизабет стоит больших усилий выдержать его саркастический тон.
Она молчит какое-то время - опускает глаза, достает из рюкзака термос и коробку с коржиками. Сладкий медовый аромат гармонирует с запахом травы. Элизабет открывает коробку, аккуратно ставит ее в сторону.
Затем, когда тишина уже явно затягивается, встает на ноги и подходит ближе к Басту.
- Что ты хочешь сказать всем этим? Ты прекрасно знаешь, что я не на стороне "твоей команды". Я на твоей стороне. Ты - мой друг, и я сделаю что угодно ради тебя.
Снова пауза, Элизабет на секунду опускает глаза, теребит растянутый рукав свитера. Но смотрит на него спокойно.
- Мне не нужно никакое вознаграждение, Баст. Я не хочу касаться всего этого. Да, ты скажешь, что все это ерунда и технически я все равно на чьей-то стороне, но ты прекрасно знаешь правду - меня не интересует в этой войне никто, кроме тебя. Ты можешь рассчитывать на мою помощь в любой ситуации. Но я не хочу, категорически не хочу никаких поблажек от кого-то, кроме тебя.
Это не принцип, она просто не хочет быть втянутой в это больше, чем уже есть на данный момент. Кивает на плед и чай.
- Давай присядем. Здесь красиво, - Элизабет садится, открывает термос - пар ударяет в нос и она невольно чихает. - Мне нравится эта традиция с буквой Р. Довольно интересно. Можно подобрать что-то необычное при желании.
Она медленно разливает чай по кружкам - притащила их с собой в уменьшенном виде. Чай пахнет лимоном, уютом и ее кухней.
- Почему ты так часто повторяешь, что я была замужем за Тафтом? Это имеет какое-то значение? - Элизабет ставит кружку рядом с Бастом, пододвигает к нему коробку с ароматными коржиками. - И я не собираюсь "выскакивать" за маггла, это странно прозвучало, знаешь. Я никуда не тороплюсь. Может, заведу себе еще одного кота, доведу бабулю до истерики. Хотя она, кажется, не слишком расстроилась, что я не дала своего согласия Кристоферу. Зачем мы вообще заговорили о какой-то свадьбе, как будто я когда-то говорила, что мне это нужно.
Элизабет обнимает кружку ладонями, почти сразу вспоминая, что да, говорила. Почти прямо - в том лесу, сказала, что ждала и хотела быть его. Впрочем, это не подразумевает свадьбу. В ее маггловском мире уж точно не подразумевает.
- Родерик красивое имя. Можно сокращать до Рик. Рикки, - совершенно невпопад говорит Элизабет, делает глоток чая и по традиции обжигает язык.
Поделиться2029 июня, 2015г. 21:10
Он бегло проходится взглядом по пледу, останавливается на картонке с коржами, на термосе. Затем поднимает голову, переводит взгляд на подошедшую к нему ведьму - если бы не озеро за его спиной, может, он шагнул бы назад, увеличивая расстояние между ними, потому что уменьшать эту дистанцию - плохая идея.
Не тогда, когда он пытается примириться - вновь - с тем, что приходится оставлять в прошлом - и сирень, и коньяк, и невозможно-правильные поцелуи.
Рабастан считал, что будет проще, когда она узнает, кто он - общение закончится, сойдет на нет, не останется больше этой ледяной нужды, или жажды, или Мерлин разберет, а все оказывается еще хуже. Она узнала и не отвернулась, а теперь ему приходится дергаться на конце этой петли, изображая дружбу.
Впрочем, почему изображая - они, безусловно, друзья. Вот только ему куда больше нравилось дружить с ней в прошлом мае, когда не было маггла Криса и когда он мог целовать ее, сколько хочет.
А еще тогда, когда он думал, что ее слова насчет кухни, нашей ее дома, насчет нее самой имеют вечный срок действия. Или, хотя бы, дольше, чем тот, что оказался.
Разумеется, он не винит ее - он рефлексировал свои чувства неоднократно - нелепо было бы винить ее за то, что у них оказались разные представления о том, как должна развиваться эта история между ними. Это как раз логично - разные люди, разные точки зрения. Разные, драклл раздери, ожидания.
Только пусть она перестанет подчеркивать, что он так много значит для нее. Потому что в его мире это совсем не то, что имеет в виду она.
В его мире не существует дружбы, и он с трудом воспринимает ее как друга.
И в этом, кажется, его огромная проблема.
- О каких поблажках ты говоришь? - устало спрашивает он, запутавшийся как в своих мыслях, так и в ее словах. - Ты ничего мне не должна, твой долг давно выплачен. Ты имеешь право требовать чего угодно, а не ждать поблажек.
Он хмыкает, недовольный выбором слов - поблажка звучит так, будто она считает, что он может хоть что-то контролировать в этой их дружбе. Или может контролировать то, что заставляет его возвращаться к ней.
Он хотел бы ответить ей тем же - что сделает ради нее что угодно, но ведь это не будет правдой?
У него куча обязанностей: он должен по кругу десятку человек, начиная от Лорда - можно ли, кстати, считать его человеком в формальном смысле слова? - и заканчивая братом, так что вписать туда ведьму не составит сложностей.
И все же это совсем другое - он вовсе не готов сказать, что сделает ради нее все.
И он совершенно неожиданно понимает, что проговаривает эту мысль вслух - вот так просто говорит, что не сделает ради нее чего угодно.
Замолкает. Фраза вышла корявой донельзя - и не отражает даже сотой части того, что он имел в виду.
Например, что он не даст ей бросаться на амбразуры, не даст ей попасть в Азкабан или убьет любого, не важно, с Меткой или нет, кто пожелает указать ей на ее место в магическом мире.
Но все это точно лучше оставить при себе, он и так наболтал достаточно глупостей.
Реагируя на просьбу, садится на плед, горбится, разглядывает ботинки - ароматный чай подчеркивает острый запах прелой листвы.
Идеальный пикник, наверное.
Он притащил ее сюда с палочкой у горла и едва не сделал предложение, заведомо обреченное на неудачу.
Все рациональные мотивы идут вкривь и вкось, когда рядом Элизабет Нэльсон - рыжая или нет.
Ему не до чая - он слишком занят тем, что пытается сжиться с недавно полученным открытием: его категорически не устраивает, выйди она замуж за кого угодно, за маггла или за мага.
Хорошо, что у нее хватает выдержки не уточнять, что он там вообще бормочет - Лесттрейндж уверен, что не сумеет внятно объяснить, что его беспокоит.
Впрочем, он рано обрадовался: между совершенно невинными рассуждениями об именах - рассуждения об имени его будущего сына вообще могут быть признаны совершенно невинными? - она задает и куда более неудобные вопросы.
И между делом упоминает то, от чего и без того раздраженному Рабастану и вовсе поперек горла.
- А маггл предлагал замужество? - интересуется Лестрейндж, из чувства противоречия не называя маггла по имени и чувствуя, как его неприязнь к этому розовощекому дружелюбному типу выходит за рамки любого рационального чувства. - Какой быстрый.
Конечно, магглу-то не нужно решать добрый десяток проблем, захоти он жениться на Бэтси Нэльсон - маггл никому ничего не должен, сукин сын. Однако она сама сказала, что не выйдет замуж за нелюбимого - слабое утешение, но хоть что-то. Хоть здесь у маггла нет преимущества и он равен Лестрейнджу.
Чтобы не скрипеть зубами, Рабастан вгрызается в коржик, почти не чувствуя вкуса.
- Насчет Тафта - да, имеет. Это значит, по крайней мере, что тебя не испугает другая семья со своими традициями и устоявшимися обычаями.
Еще, конечно, дело в том, что он не может избавиться от мысли, что брак с чистокровным в прошлом делает ее чуть более чистокровной. Чуть более подходящей для него.
Глупо, конечно. Совершенно нелепо - и едва ли ей польстило бы, выскажи он это вслух. Не говоря уж о том, что с точки зрения того же Рудольфуса разведенная ведьма даже на любовницу едва годится.
А впрочем, он позволил себе увлечься, какая, к дракклам, любовница.
Поделиться2130 июня, 2015г. 10:06
[AVA]http://sg.uploads.ru/94Zmt.jpg[/AVA] [SGN][/SGN]
Элизабет решает не пояснять свою довольно простую мысль про поблажки - это означало бы возврат к теме войны и всего прочего, что сейчас происходит там, там - за пределами этого застывшего во времени парка. Здесь ей не хочется тратить на все это время, и хоть условно здесь оно остановилось, им рано или поздно придется покинуть это место. И скорее рано, чем поздно - наверное, через какой-нибудь час.
Наверное, ее фраза, что она сделает ради Баста что угодно, звучала вызывающе, по крайне мере Баст отвечает на нее - и отвечает довольно странно. Элизабет не скрывает некоторого удивления, смотрит на него прямо, пытливо, ожидая каких-нибудь пояснений, хотя, быть может, там и нечего добавить. Она сделает, он - нет, но это потому что они в разных ситуациях, у них разные исходные данные, разные взгляды на ситуацию, разное представление о том, что допустимо, а что - нет. И когда пояснения нет, Элизабет перестает пилить его взглядом, берет коржик, разглядывает озеро.
Они еще не уходят, а Элизабет уже тоскует, что не попадет сюда снова - просить об этом Баста было бы немыслимо. Хотя бы потому, что ему самому наверняка не так уж просто сюда возвращаться - не в плане дороги, так-то у него есть этот замечательный порт-ключ - а в целом, наверное, нет ничего приятного в том, чтобы видеть свой дом в таком состоянии. Может быть, когда-нибудь он еще приведет ее сюда, но вряд ли это случится скоро, если случится вообще. Потому Элизабет делает большой глоток чая, отставляет кружку на ровный участок земли, так, чтобы она была зафиксирована между парой камней, и ложится на плед, чуть раскидывая руки, разглядывает серовато-светлое небо.
- Ночью будет ясно. Так обещали синоптики, это такие люди, которые у магглов подрабатывают предсказателями погоды. Я, правда, так и не знаю, где именно в Англии мы находимся, но все равно считаю, что будет ясно. Чтобы можно было посчитать звезды, - ей нравится думать, что когда-то ее бабушка вот так лежала на берегу этого озера и смотрела в небо. Это дает ей какую-то странную связь с прошлым, которая здесь чувствуется особенно сильно. К ней возвращается ощущение легкости, кончики пальцев немного ноют, и даже несмотря на прохладную погоду, ей удивительно комфортно здесь.
Баст сидит справа, почему-то не пьет чай. Элизабет поворачивает голову, смотрит на него снизу вверх.
- Ну, нам не шестнадцать лет, когда спешка ни к чему. Мы взрослые люди, которые уже точно знают, чего хотят от жизни, которые более или менее четко видят то, каким должен быть их брак и отношения с супругом, у нас обоих есть опыт в этом плане - Крис тоже был женат когда-то. Потому, видимо, он не стал тянуть, наверное, я подхожу под его видение идеальной жены, - Элизабет задумчиво пожимает плечами - лежа это довольно забавно делать. - Я не смогла дать положительный ответ, впрочем.
Облака как будто разделяются - нижние, более темные, медленно плывут за озеро, а те, что повыше и посветлее, сгоняются ветром к пустующему поместью. Холлу, раз уж здесь так принято.
Если бы Баст спросил, почему она отказала - Элизабет вряд ли нашлась, что ответить. По-хорошему, ей стоило согласиться. Ей действительно нравится Крис - он добрый, спокойный, понимает ее шутки и сам неплохо шутит, у него прекрасная семья, которая каждые выходные ждет ее на ужин, ему принадлежит одна из лучших ветеринарных клиник в Лондоне, где все сотрудники наперебой заверяют, что Кристофер - лучший в мире начальник. Он играет в футбол, разбирается в медицине, прекрасно ладит с ее отцом - это немаловажно для Элизабет, - не пытается залезть ей в душу и обладает необыкновенным терпением. Почему она отказала? Сказала, что еще, кажется, слишком рано и, наверное, нужно немного повременить с этим. Это первое, что пришло ей в голову, но вряд ли является истинной причиной.
Хотя, Мэрлин, разве не очевидно, что там было причиной.
И учитывая эту причину, глупо, наверное, откладывать. Разве со временем что-то изменится? Подожди Крис даже год, что изменится за этот год?
Какое-то время она молчит, разглядывая облака. Потом поворачивает голову к Басту, щурит глаза - облака обнажили солнце. Было бы здорово, если бы он тоже лег на плед, так было бы удобнее разговаривать. И взять его за руку.
Ей кошмарно хочется взять его за руку.
Его объяснение про Тафтов удивляет Элизабет - даже изумляет. Она ожидала чего-то вроде "Тафты влиятельны, это может быть выгодно" или что-то в этом духе, но Баст говорит о ее восприимчивости традиций, как будто это большое дело. Получается, он думал об этом - сможет ли она снова пройти через подобное, то есть выйти замуж за чистокровного. Элизабет хочет было возмутиться - он что, уже начал подыскивать для нее подходящую кандидатуру среди этих самых "сторонников Лорда"?
Но молчит.
Свою позицию на этот счет она уже высказала - и вызвала у него очень странную ответную реакцию. Рисковать вот так снова Элизабет не хочет, тем более обо всем этом можно поразмышлять чисто теоретически.
- Меня не испугает, конечно. Я даже люблю традиции, если они не переходят некоторых границ, - Элизабет закрывает глаза, медленно вдыхает чистый, пропитанный сыростью и магией воздух. - Вот взять, например, традиции твоей семьи. С именами на Р. мне нравится, и с именем наследника в твоем случае тоже повезло - Родерик мне нравится гораздо больше Рудольфуса. Вот если бы Рудольфус - тогда нет, увы, меня бы такая традиция испугала.
Элизабет тихо смеется, приоткрывает глаза, смотрит на Баста. Закусывает губу, чтобы не предложить ему присоединиться - он все равно ведь откажется. Да и... Может, к лучшему.
- Что там еще? А, про второго сына. Ну, здесь я не переживаю - уверена, ты, как младший сын, сделал бы достаточно, чтобы твой младший не чувствовал себя, даже не знаю... Не лишним, но вроде как не слишком нужным. Сделал бы, Баст? Я думаю, да. И вообще, знаешь. Я думаю, ты мог бы построить свою семью без оглядки на все это. То есть нет, я не отрицаю традиций твоего рода и всего прочего, я просто думаю, что все эти традиции можно обыграть и обойти острые углы, - Элизабет привстает на локтях, смотрит в сторону дома. - Я бы, правда, была деятельной хозяйкой. Пустила бы лодочку по озеру, сделала пару беседок, а дорожки знаешь, так зачаровала, чтобы их было видно, только когда идешь по ним. Чтобы создавалось впечатление, будто этот парк дикий, потому что, знаешь, Баст, таким он мне нравится гораздо больше. Как будто природа берет свое, и рука человека - ну или мага - не должна во все это вмешиваться. Она ведь уже вмешалась, когда принесла сюда осень.
Кажется, она слишком много говорит сегодня. Элизабет вообще слишком много говорит - компенсирует недостаток этой способности у Баста. По привычке.
- А какие еще традиции у твоей семьи? Есть что-то особенно страшное? Видишь, пока что я не испугалась, - Элизабет снова опускается на плед, стягивает резинку с косы. Баст смотрит куда-то в сторону, а она достает палочку и, коснувшись волос, шепчет заклинания. Ей нужно меньше минуты - она профессионал в этом деле. Волосы завиваются колечками между пальцев, щекочут ладони, мягко ложатся на плед. На темно-синем фоне кажутся отчаянно-рыжими, почти медными. Элизабет с любопытство разглядывает одну прядь - она давненько не была рыжей. Кажется, с мая. С Ирландии. Миллион лет назад. Увлекается, не сразу замечает, что пора бы убрать палочку - получаются слишком длинными. Впрочем, ладно, дома всегда можно немного подправить.
- Я подумала, что стоит ввести отвлекающий маневр. Мало ли, вдруг авроры решат сделать наводку и поискать ведьму, с которой ты был в лесу. И я совершенно не буду подходит под описание. Они ведь не успели разглядеть лицо, я уверена, - Элизабет решает предупредить Баста о небольшом изменении в своей внешности до того, как он повернется и сам это увидит. - Кстати. А традиции семьи невесты хоть в каком-то виде принимаются? Вот я, например, не готова отказаться от своих котов и прически, которая подбирается под настроение. Потенциального жениха это не испугает?
Ей все еще хочется шутить, хотя тема порядком себя изживает.
Озеро блестит под тусклым солнцем. Элизабет смахивает с лица рыжие волосы, перебрасывает их на одно плечо, привстает, берет кружку с чаем.
Ей хочется предложить ему сразу несколько совершенно безумных вещей - легкость, которую дарит ей это место, действует на нее все сильнее - приходится хорошенько себя контролировать.
- Бабушка говорит, что чем дольше и чаще она бывала здесь, тем сильнее чувствовала это место. Она так любила этот парк. Это глупо прозвучит, конечно, но мне кажется, что он как будто узнает ее во мне, как будто скучал. Мне так хорошо здесь, - Элизабет сидит, скрестив ноги и закрыв глаза, улыбается, чуть запрокинув голову. Глупости, конечно. Наверное, все это легко можно объяснить с точки зрения магии - она же здесь такая сильная.
Ей хочется, чтобы он снова коснулся ее затылка - хочется вспомнить, как именно он чувствует себя здесь.
Ее все еще тянет к нему, и Элизабет чувствует, что со временем, чем дольше они находятся на его территории, тем сильнее это притяжение. Она едва унимает легкую дрожь в пальцах, маленькими глотками пьет остывающий чай.
Нужно уходить отсюда скорее.
Нужно уходить, пока эта беспокойная магия внутри нее не толкнула ее дальше, чем стоило бы.
Поделиться222 июля, 2015г. 11:33
Пока Элизабет рассуждает об именах, походя негромко смеется чему-то своему, критикует имя его старшего брата - не иначе, оно ей не нравится только из-за того представителя, с которым она знакома - Рабастан пытается сообразить, зачем он вообще завел этот разговор - не, она не выйдет замуж ради покоя и безопасности, да, ей нравятся древние именные традиции Лестрейнджей - так что с того?
Минус на плюс, ничего в остатке, он должен был понимать это.
Впрочем, на него тоже влияет нахождение на этой земле - родовая магия мягко ерошит волосы на затылке, теплыми прикосновениями, напоминающими - в теории - материнские - гладит его по шершавой щеке.
Осень в Лестрейндж-Холле тянется бесконечно, как будто самого времени больше нет - и при этом нет ощущения потери, которое накрывало его с головой в Азкабане. Здесь, напротив, Лестрейндж чувствует себя хозяином всего времени мира, и кто бы мог подумать, насколько это приятное чувство.
Настолько приятное, насколько фальшивое - и ему нельзя забывать об этом.
Да, ему не свойственна эйфория, однако удовольствие от того факта, что Бэтси отказала магглу, разливается по коже, отвлекая и мешая сосредоточиться - он даже не вслушивается в смысл ее слов, просто слушает голос, время от времени выхватывая части фразы, чтобы хотя бы примерно представлять, о чем идет речь.
Возможно, это к лучшему - иначе бы он мог, к примеру, завести идиотический спор о синоптиках: доподлинно известно, что магглы не в состоянии предсказывать погоду хотя бы по той простой причине, что погода над Англией контролируется министерским Отделом погоды и регулируется оттуда, так какого драккла эти наивные простецы год за годом пытаются, а потом сетуют, когда вместо очередного ясного денька круглосуточно идет ливень - а все из-за необходимости транспортировать дракона над городом... Чары иллюзии - чарами иллюзии, но лучше не рисковать и снизить количество тех, кто любит посмотреть в небо.
Когда она напрямую обращается к нему - сделал бы, Баст? - ему приходится оторваться от своих исключительно важных размышлений. Проиграть в голове последнюю минуту.
Рабастан хмурится, раздумывает над вопросом, а речь ведьмы течет дальше без заминки, как будто ей совершенно не мешает отсутствие реакции с его стороны - впрочем, наверное, так и есть. Она на удивление комфортно обставляет любую беседу - он может отвечать, может не отвечать, может привередливо избегать тех или иных тем, а она все равно полна энтузиазма продолжать общение...
Ах да, они же друзья.
Он пропускает мимо ушей ее выпад в сторону его собственной возможности избежать исполнения ряда традиций - она не дура, и сама прекрасно понимает, что он не из числа оголтелых фанатиков былых устоев, но Азкабан разрушил для него так много,что приходится цепляться за любую мелочь, чтобы не растерять окончательно связь с собственной личностью.
Говорить об Азкабане не хочется, и он неопределенно пожимает плечами в ответ на ее вопрос о младшем сыне, надеясь, что ее больше захватывают проекты украшения парка, чем его реакция.
Впрочем, он пытается представить себе то, о чем она говорит - лодку, зачарованные дорожки. Смотрит в сторону озера, пытаясь увидеть все сказанное, уже без агрессии откусывая куски ароматного коржа.
Он кончается внезапно - раз, и только медовый привкус во рту напоминает о лепешке.
Ведьма что-то колдует за его спиной, но он не сразу оборачивается, сидит, ссутулившись и свесив ладони между колен, считает облака, отражающиеся в озере - это озеро многое значит для него, для любого Лестрейнджа. Даже для бабки Элизабет, которая Лестрейндж так и не стала.
Наверное, ей тоже было суждено выйти замуж за маггла.
Оборачивается на ее слова - о чем она толкует, Рабастан не понимает ровно до тех пор, пока не видит ее красочные изменения во внешности.
Насыщенно-рыжие длинные пряди змеятся по пледу, оттеняя бледную, зимнюю кожу, сверкая даже в скупых лучах осеннего солнца. Он уже видел ее рыжей - она так часто меняет цвет волос и прическу, что даже Рабастан может похвастаться коллекцией образов, запечатлевшихся в его памяти, хотя количество их встреч все еще можно пересчитать по пальцам, - однако сегодня, сейчас это совершенно неожиданно. А хуже того, он же в курсе шуток ее семьи и бывшего мужа. Рыжей она бывает, только если в романтичном настроении.
Пока Лестрейндж мучительно пытается сообразить, что Бэтси Нэльсон имеет в виду, так радикально сменив масть, - пояснение с аврорами кажется ему убедительным лишь отчасти - она продолжает тему традиции. Вопрос о потенциальном женихе ставит его в тупик - в его чистокровном мире договорных браков нет места соображениям о цвете волос супруги, однако в ее словах есть резон, если отбросить шелуху.
- Далеко не все, - размеренно отвечает он, разглядывая ее волосы. - Но с котами и прическами едва бы возникли проблемы. В конце концов, коты могут не заходить в комнаты мужа. А волосы... Совершенно не обязательно проводить столько времени вместе, чтобы цвет волос был принципиален.
Наверное, это кажется Элизабет Нэльсон странным - он привык, что они время от времени удивляются привычкам и точкам зрения друг друга - однако он с благодарностью реагирует на ее продолжающиеся комплименты этому месту. Там, в лесу, когда он сомневался насчет возможность использования порт-ключа к разрушенному поместью, это сомнение было продиктовано именно опасениями реакции ведьмы - когда в прошлый раз они с Рудольфусом были здесь, парк казался совершенно мрачным, почти враждебным, несмотря на знакомую с рождения магию - а может, так отозвалась на ней аура Рудольфуса, потому что сегодня, несмотря на непогоду, сложную ситуацию как с аврорами в лесу, да и между ним и Элизабет, ему тоже комфортно сидеть у озера.
Будто в подтверждение своих слов, ведьма отпивает чай, то щурится, то широко распахивает глаза - рыжина волос хорошо подчеркивает русалочью прозрачную зелень радужки.
Рабастан скользит взглядом по расстегнутой куртке, по бледной шее в шарфе, по тонким пальцам, обхватывающим желтую кружку, по скрещенным ногам - бедра, колени плотно обтянуты штанами, для ее роста у нее вообще очень длинные ноги.
- Выходи за меня замуж, - вдруг произносит он. - Лодочка, дорожки, беседки - все возможно. Коты знают меня, и рыжая ты или нет - для меня не имеет значения.
Поделиться233 июля, 2015г. 06:49
[SGN][/SGN] [AVA]http://sh.uploads.ru/yMQvj.jpg[/AVA]
Баст разглядывает ее волосы - Элизабет едва подавляет улыбку, хотя и не скрывает, что заметила его взгляд. Ей это даже нравится, если подумать. В рыжем - как будто речь идет о платье - она чувствует себя комфортнее всего, мягче, теплее. Рыжий - пусть и немного светлее, чем этот оттенок - ее природный цвет, и пусть она предпочитает эксперименты, возвращаться к истокам всегда приятно, особенно, когда были причины этого не делать. И если честно, ей и сейчас не стоило вот так демонстративно возвращать себе свой весенний вид - о нем слишком много была сказано. А Баст, насколько Элизабет его знает, очень внимателен к деталям.
Но сейчас, находясь в этом парке и вслушиваясь в переливчатый шелест оставшейся на верхушках листвы, Элизабет не смогла справиться с соблазном выпустить на свободу капельку той себя, которой ей так отчаянно хочется сейчас быть. Хочется настолько, что унять дрожь в пальцах все не выходит, а от дурацкой цепочки "Баст знает, что я знаю, что он знает, что значат рыжие волосы и сейчас он смотрит на них" перехватывает дыхание. Голос разума, который монотонно напоминает, что ни к чему хорошему все это не приведет, пока что игнорируется от слова полностью, тем более она слишком увлечена его ответом.
- Вот как? Не обязательно проводить вместе столько времени? Звучит просто очаровательно, - Элизабет усмехается, поводит плечом, он ждал ее неодобрения, но ему все это кажется совершенно нормальным, судя по всему. Элизабет хочет шутливо съязвить на эту тему, но не делает этого - задумывается, насколько это личный опыт в случае Баста. Интересно, его отец тоже не придавал значения цвету волос его матери? А она, по его словам, предпочитала проводить время в своей гостиной и за книгами. Что же это выходит, Баст видел подобную систему в действии и все равно считает ее приемлемой? На ум тут же приходит бабуля, ее громкая, активная, эмоциональная бабуля, которая за редким исключением отнимает у мужа свою руку даже сейчас, когда им обоим около семидесяти лет. Наверное, есть что-то в том, насколько бабушка не жалеет о том, что ее брак с отцом Баста не случился - он вряд ли стал бы счастливым. Они с бабушкой примерно одинаково понимают семейное счастье, и оно никак не вяжется с отдельными гостиными и оранжереями в подарок за наследника. Так ли уж не испугали бы Элизабет эти традиции, как она пыталась это показать? И зачем вообще пыталась, к слову? Элизабет немного хмурится, напрягается - а ведь правда, готова ли она к подобному? Принять традиции готова, она вообще любит традиции, но ведь и общий уклад жизни это тоже в какой-то мере традиция? И если с такими основополагающими вещами, как выбор имени наследнику, она может смириться, призвав на помощь изрядную долю иронии, то отдельную гостиную - или даже, не дай Мэрлин, отдельную спальню - она себе вообразить не может. Это не брак в ее понимании, а исполнение какого-то извращенного контракта, не несущий даже намека на счастье для каждой из сторон.
Ее задумчивость не должна быть заметна - ей не хочется портить впечатление об этом дне и высказывать Басту свои сомнения. В конце концов, он привел ее в свой дом, в место, где вырос, и где подобные порядки были нормой на протяжении нескольких веков. Ей ли критиковать устав его семьи.
Элизабет замечает его взгляд - он иногда смотрел на нее вот так, но уже давно не делал этого так открыто. Она едва скрывает улыбку, закрывает губы в глотке чая. Ей в очередной раз хочется пошутить о чем-то из их общего прошлого, но она не успевает подобрать достаточно забавный момент - все они капельку переходят границу, которую Элизабет стремится удержать даже сейчас, когда у нее так потрясающе пусто в голове и хочется быть чуточку легкомысленной.
Наверное, стоит обсудить что-нибудь отвлеченное, например, зелья, это хорошая тема, с какой стороны не посмотри - сложная, интересная, дискутабельная, держит в напряжении. То, что нужно, когда стоит взять ситуацию по контроль. И Элизабет почти задает ему вопрос про сроки цветения душицы и его желания погулять с ней по окрестным лесам, когда этот срок придет, когда Баст задает ей вопрос, который бладжером бьет ее в висок.
Она даже не обливается чаем - кружка замирает в руке на уровне груди, пока Элизабет, широко распахнув глаза, смотрит на Баста. Улыбка сползает с ее лица медленно, не в пример панике, скребущей где-то в животе и подбирающейся к горлу. Она приоткрывает губы, заглатывает воздух, как будто намереваясь что-то сказать, но, наконец опустив кружку, все еще молчит.
Она, конечно, могла бы спросить, не шутка ли это - но видно же, что не шутка. И Баст не стал бы шутить по этому поводу - это прерогатива Элизабет. Опускает взгляд на складки пледа, пилит их взглядом, лихорадочно соображая. Пауза уже порядком затянулась.
- Баст... - Элизабет отставляет кружку подальше, чуть подсобирается, выпрямляет спину, убирает волосы за уши. - Баст, это довольно неожиданно сейчас было.
Элизабет блистает на поле очевидного, кусает губы, совершенно не знает, что делать.
Это, мать твою, не честно, Баст.
- Разве ты не говорил про, кхм, проблемы? "У нас проблема", разве нет? Этого не должно быть, это опасно, все в этом духе? - Элизабет утыкается взглядом в озеро, даже не думая смотреть на Баста. - Никто из твоей семьи не допустил бы мысли.
Элизабет легко цитирует эти фразы, хотя уже давно не вспоминала о них. И почти сразу понимает, насколько они, возможно, устарели - с тех пор ведь многое произошло. "Опасно" обрело свои четкие контуры, проблемы обозначились, с семьей, пусть и не без шероховатостей, налажено что-то вроде контакта. И вроде бы все в порядке, вроде бы они оба приняли уже эту новую реальность. Мэрлин, а ведь если подумать, эти их "проблемы" действительно утратили большую часть смысла.
Элизабет трет переносицу, сглатывает. Вот как выходит, оказывается. Она вполне может стать его женой.
Или не может.
- У этого парка уже есть хозяйка. Я буду здесь лишней, - это очевидно, сколько бы проблем они не решили. - Я едва ли подхожу под критерии твоей жены и, тем более, матери наследников твоего рода.
Элизабет закрывает глаза, прокручивая в голове слова, которые говорит вроде бы так спокойно.
Ей уже тошно от мысли, что будет дальше, что будет через час, через день, через неделю. Вся ее болтливость, сегодня особенно откровенная, отступает под давлением ужаса от того, что она делает.
Выдыхает резко, поворачивается к Басту. Смотрит на него пристально, сжав в руках плед, просто чтобы удержать себя на месте.
Как, драккл подери, у нее это вообще выходит?
Притяжение, все это время мягко толкавшее ее к нему, сейчас буквально взбесилось - Элизабет даже задерживает дыхание, чтобы хоть как-то себя контролировать. Мысль, что она может - после его предложения буквально имеет право - взять его за руку и потянуть к себе, так, чтобы он обнял ее как в том драккловом парке, зарылся носом в ее ослепительно-рыжие волосы, целовал ее без тени воспоминания о том идиотском запрете, буквально разрывает ей голову, урчащими спазмами отдает внизу живота, перехватывает дыхание, заставляет зажмуриться.
- Дьявол, Баст, - Элизабет трет виски, через силу отворачивается. - Нам лучше оставить все как есть. Ты мой друг, и я сделаю ради тебя что угодно. Моя кухня - твоя кухня, и мой дом - твой дом. И я не хочу, больше всего на свете не хочу все это испортить.
Она могла бы добавить, что не раздумывая сказала бы "да" Басту Гриффиту, и что ей все еще дурно становится, когда она произносит "Рабастан Лестрейндж". Дело не в имени и не в фамилии, впрочем. Дело даже не в том, кем он оказался.
Хотя, кого она обманывает, в этом, пожалуй, тоже.
- И ты ведь даже можешь составить целый список рациональных причин, почему так будет лучше. Даже я могу. И это будет логично. Ведь все должно быть логично, Баст, правильно?
Не правильно. Но какая разница.
Есть вопрос, который она могла бы задать ему сейчас. Один до крайности приторный, идиотский, пафосный, ненужный вопрос, положительный ответ на который перечеркнул бы сейчас все - и она бы поддалась рычащему от нетерпения желанию снова чуть прикусить ему губу, почувствовать его вкус на языке.
Но задать этот вопрос - и получить ответ, каким бы он ни был, - значит поставить крест на их дружбе.
А их дружба - чай остывает в желтых кружках - это то, что Элизабет не променяет ни на что на свете. Даже на абстрактную перспективу иметь отдельную гостиную в его Холле.
Ей стоило больших усилий убедить себя в этом.
Поделиться243 июля, 2015г. 10:25
Он ждет ответа - он вообще из терпеливых. Ждет спокойно, можно сказать, расслабленно, продолжая разглядывать ее лицо - крайне познавательно наблюдать, как у нее от щек сначала отхлынула вся краска, сделав ее похожей на фарфоровую куклу, а затем, напротив, выкрасила щеки в ярко-розовый, неожиданно идущий к огненной рыжине волос.
Кивает, допуская, что да - неожиданно. Впрочем, кивает для того, чтобы немного подбодрить Бэтси Нэльсон - у нее такой вид, как будто он ей пригрозил по меньшей мере Круциатусом, а не что другое.
Странно, вроде бы, она пару раз уже побывала в такой ситуации, даже с разным результатом - одному отказала, предложение другого приняла - так какого драккла теперь в панике, судя по расширившимся зрачкам, по прикусыванию сухих губ, по замершим пальцам вокруг кружки?
Дело-то житейское, разве нет, со злым сарказмом думает Рабастан, на этот раз даже не нуждаясь в помощи Розье - тот вообще притих, никак не комментирует разворачивающуюся ситуацию. Не то жалеет приятеля, не то считает, что тот заслужил.
Вообще-то, злится Рабастан лишь до того момента, пока не понимает, что ему она тоже откажет. После этого злость как рукой снимает - нетипично для Лестрейнджей, зато типично для него.
Едва он задал вопрос, то сразу же запретил себе гадать об ответе, предпочитая получить его непосредственно от Элизабет - но теперь игнорировать мелкие признаки надвигающегося отказа невозможно, сколько бы он не пытался.
Однако он все равно ждет, не перебивая - она всегда давала ему выговориться, по крайней мере, с его стороны честно делать то же самое.
Она отводит взгляд, говорит о проблемах - хорошо, наверное, что ведьма не смотрит на него, не видит, насколько удивленным он выглядит в первое мгновение, когда не успевает совладать с эмоцией, не так уж часто его посещающей.
То есть, сейчас она готова признать его правоту насчет проблемы? Именно сейчас, когда они теоретизируют - ладно, уже прилично вдались в конкретику, нужно признать - о браке, в состоянии спокойно разговаривать, трезвые и собранные? Когда его не накрывает с головой возбуждение, плохо контролируемая жажда, когда он может держать себя в руках и - нелепый каламбур - руки подальше от нее?
Да и проблемы утратили по большому счету свою значимость - а может, ему хочется так думать, но тем не менее: пример Петтигрю, общий достаточно спокойный настрой Рудольфуса, то, как сама Элизабет отнеслась к тому, кем он оказался... То, чего он опасался больше всего - ребенок-сквиб, реакция брата, реакция ведьмы - оказалось совсем не таким критичным, каким виделось, и ему сейчас тяжеловато вернуться к собственным опасениям едва ли не годичной давности.
Да и Рудольфус, при полном отсутствии энтузиазма со стороны самого Рабастана, уже не так горит поисками подходящей жены - может, сгодится и та, что выберет сам Младший?
Или не сгодится. Он и не успевает возразить насчет проблем - даже если бы вообще собирался, но Элизабет уже весьма немногословно поясняет свою позицию.
Она, значит, будет чувствовать себя здесь лишней - и это после миллиона слов о том, как ей комфортно. Да что она вообще может знать о том, каково это - чувствовать себя лишним в Лестрейндж-Холле? Рабастан мог бы рассказать об этом и рассказывать до следующего рассвета, однако насчет критериев ему нечего возразить: да он и сам понимает, чего ищут в супруге Лестрейнджи.
Чистокровность, идеальное происхождение, знатный род со связями и определенной репутацией, добродетельность - но, во-первых, кто же из ведьм, имеющих такие достоинства, горит желанием породниться с семьей беглых преступников, а во-вторых, если как следует подумать, ему вовсе не душе мысль, что рядом будет находиться совершенно чужая женщина, с которой у него не будет ни общего, ни прошлого.
Разве что отделенная от него десятком пустующих комнат и пространством обеденного стола.
Ее резкое движение заставляет его дернуть плечом - не то в попытке отшатнуться, не то наоборот. В глаза ей смотреть ему не хочется, поэтому он разглядывает ее руки - аккуратные пальцы колдомедика, вцепившиеся в плед.
Эта картина отчего-то кажется ему еще более неприятной, чем ее паникующий взгляд - кажется, он действительно нарушил некое правило, которое не должны нарушать эти проклятые друзья. Пересек черту.
У нее совершенно дикие глаза - он не понимает, даже примерно не может представить, о чем она думает, ему вообще не дается угадывание намерений человека по взгляду.
И даже когда она с силой зажмуривается, когда ее ладони взлетают к вискам, он только следит за ведьмой, не понимая, что заставляет ее так нервничать.
Дело-то житейское.
Выслушивает ее алогичное утверждение насчет общей кухни - снова.
И насчет того, что ее согласие может все испортить - кажется, она тут не при чем и все испортил он. Даже не сегодня, а в прошлом году. Но извиняться за это он точно не станет - никогда.
Зато когда она упоминает логичные причины, почему будет лучше, если они продолжат сохранять совершенно алогичную дружбу, его все же разбирает - спокойствие стекает с него как слой фальшивой позолоты, исчезает в ворохе осенней листвы.
Значит, как и ее бабка, Элизабет Нэльсон, порыжевшая на его глазах, раскинувшаяся на этом драккловом пледе и повторяющая, до чего ей нравится находиться в его родовом поместье, не собирается связываться с Лестрейнджем?
После короткого размышления он понимает, что не может вменять ей в вину рыжину - она же очень, очень рационально пояснила, зачем ей потребовалось проводить эти манипуляции с волосами. А жаль - отчасти, именно они виноваты в том, что его вообще пикси дернул задать этот неуместный вопрос.
Не о маггле же она вспоминала, перекрашиваясь в цвет опавшей листвы, сидя с ним, с Лестрейнджем, у самой кромки озера, по которому хорошо бы было пустить вплавь туда-сюда декоративную лодку?
- Я хочу услышать об этих причинах. От тебя. - Спокойствие дается ему не без труда, но уж в этом он настоящий мастер. - Мои причины - это мои причины, и как видишь, они мне не помешали. Поэтому меня интересуют твои логичные причины.
Он подчеркивает тоном это логичные, даже не замечая, едва ли осознавая.
Отворачивается, отпускает ее странный взгляд, пялится на деревья на противоположном берегу.
Сглатывает тягучую медовую слюну, не глядя находит свою чашку с чаем.
Остывший чай с лимоном смывает сладость коржа, смывает нелепые надежды, глупые ожидания.
Нельзя требовать у судьбы больше, чем она уже дала - Лестрейндж ты или безродный маггл.
От того, что магглу тоже было отказано, Рабастан усмехается, кривит рот - какой апофеоз, какое драматичное завершение всех его устремлений и мечтаний. Он ничуть не лучше маггла, даже в глазах ведьмы, которая готова ради него на все.
Лестрейндж резко разворачивается, отставляет чашку, хватает Элизабет за плечо.
- Нет, - отрывисто, тихо. - Не нужны мне причины. Достаточно и того, что уже сказано. Ты права. Этого больше не повторится.
Разжимает пальцы, но не торопится убрать руку - так и сидит, чувствуя плотность ее куртки.
Он уже говорил нечто подобное - пора бы понять, что нарушение этих намерений заводит его еще дальше по пути к проблемам. Пора остановиться. Почему бы не прямо сейчас.
Поделиться253 июля, 2015г. 16:35
[AVA]http://sh.uploads.ru/yMQvj.jpg[/AVA] [SGN][/SGN]
Какого. Драккла. Ты. Делаешь.
Элизабет старается отключиться от всех эмоций одновременно - не выходит. Старается завести себя в сторону злости, обиды, чего угодно - не получается. Старается дышать глубже и думать о чем-то отвлеченном - без шансов.
Реальность слишком яркая и слишком неправдоподобная, чтобы от нее было так уж легко отключиться. Она сидит в драккловом парке, где царит вечная осень - парке, о котором ей в ее милом маггловском детстве бабушка рассказывала сказки. Сказки, драккл, где большой красивый дом - без оранжереи - у озера, а по озеру, да-да-да, лодочка с огоньками. И этот дом, и парк, и озеро, все это существует, все это реально, и она трогает руками высокую траву, и смотрит в небо, и слышит шуршание сухих листьев. И все это - дом Баста, дружбу с которым она выцарапывала по крупинке, как тот волк из ее бредовых видений, что бросался на стену.
Баст Гриффит, мрачноватый тип на заснеженной трассе, как, оказывается, все может измениться за год.
И самое смешное, уже тогда, этот чертов год назад, она смотрела на него и думала, что, может, не зря эта встреча. Что им бы еще разочек увидеть друг друга. Что, может, это судьба или что там еще.
Судьба - верит ли Элизабет в это определение вообще? - смеется ей в лицо, протягивая руку, которую она не стремится принимать. Хочет или нет - это вздор, потому что, Мэрлин, конечно, хочет, хочет до стука в висках, пока снова и снова убирает волосы за уши. Зачем ей вообще пришло на ум вот это все с волосами, сейчас они только мешают, лезут в глаза, едва не ослепляя солнечной рыжиной, раздражают своей мягкостью и сладковатым ароматом цветов.
Она хотела бы принять это предложение, хотела бы - но, кажется, время уже упущено.
Время, когда она ждала его, точно безумная, точно ничего на свете не имело значения, кроме него. Точно ей было плевать на то, кто он, как его зовут, за что он борется и сколько крови на его руках. Она как будто бы убеждала себя, что справится со всем, что стоит ему только прийти - и сказать, что она нужна ему, - и все изменится, все встанет на свои места, и что он тоже непременно это поймет.
Глупо, настолько глупо, что со временем она сумела себя убедить в тщетности подобных надежд.
Потому что на чаше весов, той, что противоположна его имени, преступлениям и крови на руках, должно быть что-то не менее весомое. Что-то впечатляющее, если говорить откровенно. И Элизабет совершенно не уверена, что оно там есть.
Он молчит, выслушивая ее до конца, и Элизабет благодарна ему за это внешнее - а хотя это Баст, наверняка и внутреннее - спокойствие. Ей кажется, если он добавит эмоций, ее просто снесет. Элизабет с трудом держит себя в руках, не зная точно, чего ей хочется больше - остаться в этом парке навсегда, или немедленно сбежать. Когда она была помладше, то всегда сбегала куда-нибудь, когда переживала. Но сейчас бежать нелепо, он и так наверное считает ее порядком сумасшедшей. А ведь ей еще с ним дружить. Дружить, дружить, дружить. Лишь бы он не отказался теперь от этой дружбы. Но ведь это было бы нерационально? Нет, он не должен отказаться.
Элизабет медленно втягивает носом воздух, слушает его спокойный вопрос. Спокойный и логичный. Закономерный. На который у нее, кажется, нет ответа.
Это смешно - она только что заявила, что у нее целый список. Ну же, Элизабет, давай, перечисляй.
Логичная причина отказать Басту, №1: ты Пожиратель Смерти, рядом с тобой опасно, на тебя непрерывно ведут охоту авроры и Мэрлин знает, кто еще.
Логичная причина отказать Басту, №2: ты убивал людей, магов, оборотней, да мало ли кого, а я до сих пор просыпаюсь в кошмарах, вспоминая кровь того мальчишки у себя на ладонях, а ведь он выжил даже, ты так сказал.
Логичная причина отказать Басту, №3: твой брат - чокнутый псих, которого я боюсь на каком-то животном уровне, и мне страшно представить себе хотя бы полминуты разговора с ним.
Логичная причина отказать Басту, №4: тебе нужна чистокровная жена, которая будет рожать тебе чистокровных наследников - Родерик и кто там еще на очереди. И я не готова чувствовать себя неполноценной, знать, что я - что-то вроде варианта от безысходности, ведь кто знает, если бы у тебя был выбор...
Логичная причина отказать Басту, №5: я - маггл, по образу мышления, по привычкам, по родословной - что там этих Прюэттов. Если ты, Баст, победишь в этой войне, что же станет с моей семьей? Спрятать их, отказаться от них, порвать все связи? Готова ли я отказаться от маггловской части себя - не знаю.
Логичная причина отказать Басту, №6: есть Эрон, Эрон Тафт, и ты не знаешь - и не узнаешь - как крепко он держит меня, на каком я коротком поводке. И наша свадьба - самое кошмарное, что может случиться в этом плане.
Логичная причина отказать Басту, №7: я простила тебя, Баст, простила за все - как друга. Потому что дружба превыше всего, ты знаешь. Но простила ли я тебя как мужчину? Которым ты мне так и не стал, если откровенно? Нет, нет, Баст. Не простила. И даже не спрашивай, что это значит.
Логичная причина отказать Басту, №8: у всего есть свой срок.
Список алыми буквами пишется перед закрытыми глазами Элизабет. Он, кажется, может продолжаться и продолжаться, но она не озвучивает, не хочет озвучивать.
Разве она не готова была забыть все эти пункты? Готова была, так почему не готова сейчас?
Когда Баст берет ее за плечо, Элизабет слегка вздрагивает, открывает глаза. Это хорошо, что ему не нужны причины: обсуждать это - значит только еще больше все усложнять. Им нужно остановиться, да, правильно, сказанного уже достаточно.
Больше не повторится.
Элизабет замирает, смотрит на Баста во все глаза.
Больше не повторится. Это недопустимо и больше не повторится.
Сколько раз она слышала эту фразу? В Ирландии, в том ночном парке. Ей кажется, что было еще, что эта фраза преследует их с самого начала. Сколько раз? Сколько раз она хотела бы услышать ее снова.
У нее есть пара секунд - не больше. Алые буквы еще не размылись перед глазами, все эти опасно, родословная, выбор, чистокровная жена, как друга, кровь на ладонях. Они все еще скребутся своей логичностью по шершавым камням той самой стены.
Все еще - но его ладонь на ее плече, и есть вещи, которые Элизабет никогда не отдаст на откуп логике.
Всего две секунды - она сгребает пальцами его ладонь и тянет к себе, опирается на колено, скользит свободной рукой по его плечу, шее, зарывается пальцами в жесткие волосы. Целует гораздо мягче, чем ей действительно этого хочется - с трудом справляется с желанием потянуть его на себя еще чуть сильнее, и чтобы не иметь подобный соблазн, сама крепко обнимает его за плечи, утыкается носом в шею, мягко касается ее губами. Его волосы немного вьются, хоть и довольно коротко острижены совсем недавно. Элизабет чувствует чуть завитые концы подушечками пальцев, мягко приглаживает их к затылку.
- Не нужно обещать, что это не повторится. Может быть, когда-нибудь это повторится само собой и, - Элизабет проводит носом по его шее, чуть задевает ухо, еще на пару секунду задерживает подбородок на его плече. - И тогда все будет правильно.
Почему всегда она?
Элизабет отшатывается, хватает кружку - лишь бы занять руки, жадно пьет - лишь бы занять губы, на секунду закрывает глаза - чтобы запомнить.
Глупости, она и не забывала. Все это возможно только с ним, и она только что отказалась стать его женой.
- Это было очень нелогично, я знаю, - хрипло говорит Элизабет, - и наверное моя очередь говорить, что это больше не повторится.
Наверное, ее очередь. Но она не говорит, хотя и думает об этом. Ей неловко перед Крисом, она чувствует себя идиоткой перед Бастом - отказала и тут же это, ей тошно и дурно.
- Я успела полюбить тебя тогда, знаешь, - говорит она вдруг совсем спокойно, задумчиво, - или не тебя, а Гриффита, который не Пожиратель Смерти и не может быть пойман аврорами и оказаться совсем другим человеком. Я смирилась с тем, кто ты, Баст. Но это не значит, что я готова стать твоей женой. Хоть даже в моей голове при одном взгляде на тебя не то, что щелкает – трещит так, что голова раскалывается.
Элизабет отставляет кружку и падает на спину, кладет ладонь тыльной стороной на лоб.
- Баст. Баст, как насчет Обливиэйта? – почти со смехом спрашивает Элизабет, щурится. – Шутка. Шутка, драккл подери. Слушай, а ты не пошутил? Даже не знаю, впрочем, что хуже. Давай обсудим зелья. Или традиции. Нет, не традиции. Давай потренируемся. И я ерунду сказала – бок болит до сих пор. У меня никогда не выходили плеточные такой силы. Как ты это делаешь? Ты покажешь мне? Баст. Баст.
Поделиться264 июля, 2015г. 18:42
Видимо, он подобрал неверные слова - иначе почему они так странно действуют на ведьму?
Почему она сперва замирает как под Петрификусом, а затем тянет его за оставленную на ее плече ладонь, свободой рукой прикасается к нему, обнимает, плавным движением оказываясь совсем рядом, так близко, что он понимает - медом пахли не коржики, медом пахнет от нее, от ее волос, сверкающих роскошью под тусклым солнцем.
Наверное, это нечто вроде утешительного приза, думает он, когда целует ее - а был уверен, что теперь этому не бывать, особенно после того вечера на ее кухне, первого после его возвращения, когда объявился маггл.
И то, что она запретила ему - он отлично помнит ее запрет - не останавливает никого из них. Впрочем, Лестрейндж сомневался, что этот запрет остановил бы его тогда, в ночном парке, а сейчас Элизабет и вовсе сама является инициатором этого нарушения всех границ, которые они так успешно выстраивали два последних месяца.
И, так как именно она первая пересекает демаркационную линию, перехватывать инициативу Рабастан не спешит. Потому что, несмотря на то, что происходящее кажется самым правильным, единственно верным, он отлично помнит, что минуту назад она отказалась стать его женой - и пара поцелуев, которых у них было более чем достаточно хотя бы для того, чтобы подумать о браке, ничего для него не меняют.
Отказалась же.
Он сбит с толку - он вообще часто бывает сбит с толку рядом с Элизабет Нэльсон, но сейчас она просто побивает все личные рекорды по алогичности поведения, особенно когда шепчет ему на ухо, отстраняясь, что в следующий раз все может быть иначе.
Да за кого она его вообще принимает, неужели за того, кто верит во вторые шансы?
Впрочем, его нынешняя жизнь - сама по себе второй шанс, и забывать об этом не стоит.
Когда ведьма отшатывается - теперь уже нет сомнений, она явно отшатывается, Лестрейндж едва успевает отпустить ее. Оказывается, когда она так внезапно подалась навстречу, его руки зажили своей собственной жизнью, обхватывая ее, притягивая еще ближе - ей, наверное, и неудобно было.
Зато теперь рукам тоскливо - и пусто. Определенно, эту пустоту в ладонях ему не скоро удастся забыть.
Рабастан молча приглаживает волосы, старательно изгоняя ощущение ее пальцев на шее, щеке, на плечах. Садится прямее, снова смотрит через озеро - это просто утешительный приз. А может, цепь, которая не даст ему сорваться, уйти уже окончательно, исчезнуть. Бэтси Нэльсон знает, как управлять этой цепью - умело дергает ее, смеется, маскируя мелодичный звон.
Ладно, со звоном он переборщил - это не звон. Это что-то другое - вот когда она начинает говорить снова. Расставляет точки над и.
У нее голос хриплый, и он мельком оборачивается - просто проверить, как она. В порядке. Кажется, она в порядке. Кружка с чаем в руках - все в порядке.
И что бы она дальше не говорила, даже этим новым, спокойным, даже отстраненным тоном, Лестрейнджу уже кажется, что все это он слышал. А может, думает, что слышал - просто на самом деле он знал все это. И именно этого и хотел избежать - того, что она скажет ему в лицо, что любила Баста Гриффита, которого никогда не существовало. Из младшего Лестрейнджа вообще соперник не очень успешный - годы с Рудольфусом дают о себе знать, а уж соперничество с тем, кто существует только для Элизабет в каких-то полуидеальных воспоминаниях, где были приключения, поцелуи, Ирландия и сирень... Ну, к этому он даже не знает, как подступиться.
Щелкает - не щелкает, а его женой она не станет, и, положа руку на сердце, он же знал, что так и будет. Знал и поэтому так старательно выдерживал дистанцию, возводил никому не нужные стены.
Только он не чувствует привычного самодовольства - иногда от факта, что он был прав, нет никакого прока. Ничего нет. Просто пустота в руках и привкус чая с лимоном.
И ее голос - она зовет его.
Болтает, болтает, почти смеется, как иначе понять это сдавленное дыхание и искры в глаза. Упоминает про Обливийэт и он тоже улыбается в ответ, услышав про шутку - улыбается криво, ничуть не весело.
Ему вообще не слишком весело.
Но терпимо. Наверное, это правильно, что они перешагнули этот рубеж, даже если на него подействовало всего лишь воспоминание о доме. Внезапные поступки - не его сильная черта, так что этот приступ, этот всплеск едва ли повторится. по крайней мере, он на это надеется.
И раз так - ничто больше не должно помешать им дружить. Именно так, как ей хотелось - и хочется же, несмотря ни на что.
Нельзя просить у судьбы большего, чем она уже тебе отписала, снова напоминает себе Рабастан, в ведьма вновь взялась повторять его имя - не имя даже, а семейное прозвище.
И несмотря на то, что слова Элизабет легкомысленны, ему отчего-то кажется, что она в панике. Впрочем, может это так и есть.
- Я хорошо концентрируюсь, - пожимает он плечами. Ему нравится техничность и точность Плеточных, хотя он и предпочитает совсем иной стиль. Плеть достаточно эффективна и при этом практически безопасна - максимум, что может случиться, это рассаженная кожа. Видимо, примерно этим теперь и может похвастаться Элизабет.
- Здесь точно никаких Плеточных, вообще никакой атаки, - он думает, что, возможно, им удалось бы потренировать ее в атаках: на земле его семьи его щиты выдержат любой ее удар, кроме, конечно, Убивающего, но откуда бы ей знать Аваду. - Сильно болит? Какого драккла ты сказала, что все в порядке, зачем соврала?
Зачем было продолжать тренировку, если сильно ранена? Хотя тренировку они и не продолжили из-за прибытия авроров, он помнит, что она уверяла, что с ней все в порядке, и вовсе не говорила о том, что ей нужно домой, залечивать раны.
Лестрейндж хмурится, допивает в пару глотков чай, ставит пустую чашку к ее чашке.
- Если тебя задели, недопустимо игнорировать тяжесть нанесенного урона, - как по учебнику говорит он, едва заметно дергая плечом на слове "недопустимо". Слово-то какое мерзкое. Куда не повернись - все и везде недопустимо. - Если до сих пор болит, какая тренировка теперь...
Он не может долго отчитывать ее - уже понял, что она все равно сделает по своему. Мерлин знает, до чего своевольная девица. Так и с дружбой - он не хотел, сбегал, мрачнел и угрожал, а ей все равно. И в голове у нее щелкает, и замуж она за него не хочет, и как теперь быть.
Что ему с ней делать, Рабастан даже не представляет - зато ему неожиданно кажется, что ей в этой ситуации может быть не лучше, чем ему. День порывов, день откровений - ну и драккл с ним.
- Хочешь, потренируем тебя в отвлекающих маневрах? Это почти атака, - мягко спрашивает он, разворачиваясь к ведьме. Протягивает руку, стараясь не обращать внимания на ее реакцию, гладит по волосам - ослепительно рыжим на фоне темно-синего пледа. Почти как цвета Рэйвенкло - синь и бронза. Может, он врал, что ему без разницы, рыжая она или нет?
Поделиться276 июля, 2015г. 13:43
[AVA]http://sh.uploads.ru/yMQvj.jpg[/AVA]
Он даже вроде как улыбается на ее шутку об Обливиэйте - она вообще предпочитает именно шутить на эту тему. Наверное, когда-нибудь они сядут и нормально, обстоятельно поговорят об этом. Ничего особенного, просто ему стоит знать пару вещей о ней. Тех, которые она предпочитает держать подальше от глаз, даже от себя самой. Но он должен знать, должен понять, почему она восприняла это острее, чем, может быть, следовало бы. Когда-нибудь она расскажет ему. Когда-нибудь, когда дружба между ними будет гораздо, гораздо более устойчивой, чем сейчас. Хотя Элизабет не жалуется - все хорошо. Они друзья. И через какое-то время этот эпизод будет вызывать у них улыбку. У нее уже почти выходит воспринимать свое летнее состояние с улыбкой - значит, получится и сейчас. Просто должно пройти немного времени.
Элизабет смотрит в высокое небо, серо-голубое: кажется, природа передумала устраивать дождь. Наверное, здесь ливни вообще редкость. Но магия постепенно ослабевает, не получая подпитки, и тонкая ледяная корка и подтаявший снег в прогалинах ясно на это указывают. Баст говорит о хорошей концентрации, что ж, ей стоит больше тренироваться. Так, чтобы ее не отвлекали лишние мысли. Чтобы она могла думать только о заклинаниях. Только она, палочка в ее руках и цель. Цель - не противник.
Баст идеально концентрируется. Элизабет иногда ловит его эмоции: отрешенный от всего, нацеленный на результат, ничего лишнего, ничего, что бы мешало. Элизабет умеет так - в Мунго. Но в Мунго нет его рядом.
Пока. Пока нет.
- Я не врала, - чуть дует губы Элизабет, реагируя на его упрек, - мне правда казалось, что все в порядке. Тем более, затем появились авроры и было совсем не до этого. Я думала, это пройдет само собой.
В этом вся Элизабет - потрясающе легкомысленна, когда дело касается ее собственного здоровья. Так у нее с самого детства, и, наверное, уже не перевоспитаешь.
- О, Баст, ну какая еще тяжесть, - Элизабет фыркает, усмехается, - как будто мы говорим о чем-то серьезном. Всего лишь ссадина, ничего страшного. Я думаю, мне как раз пойдет это на пользу - умение работать через боль. Я не так уж и плоха в этом, кстати говоря. Как-то раз во время матча против Слизерина я неудачно приняла пас, был дождь и мяч был мокрым. Мы проигрывали, и я не могла упустить его. Подставилась буквально под него, а он был отдан одним из слизеринцев и... Это был сильный удар, прямо в грудь. Я какое-то время дышать не могла, в глазах потемнело. Но потеря игрока могла стоить нам игры, а мы только перехватили инициативу тогда. И я сделала вид, что все в порядке. Мы потом еще полчаса играли. И ничего, знаешь. Правда, я потом сутки в больничном крыле валялась, мадам Помфри едва не визжала от моей вроде как глупости, там были трещины в ребрах. Но я не жалею. Да я вообще не привыкла жалеть о чем-либо.
Элизабет улыбается хмурому небу, снова поддается своей болтливости. Ей так легче представить, что все в порядке.
Баст поворачивается к ней, предлагает потренировать отвлекающие маневры, драккл знает, как они выглядят в виде тренировки, но отвлечь ее у него выходит замечательно - едва он касается ее волос, Элизабет забывает о своем умиротворенном созерцании неба. Это почти атака - так он сказал. Так он сказал, кажется, о чем-то там про тренировку. Элизабет считает в голове дракончиков, пока по телу мягкими волнами разливается урчащее тепло - каждое его прикосновение так отзывается в ней.
Это почти удача - она волновалась, что он снова будет яростно избегать любого ее прикосновения. И хоть в плане разумности это было бы совершенно правильно, особенно первое время, Элизабет не может заставить себя отказаться от этого.
- Думаю, это было бы полезно, - пауза не должна затянуться, она отвечает нейтральной фразой, хотя сюда больше подошло бы "что ж, нам и правда не помешает отвлечься", - почти атака, но не атака, весьма удобно. Ты же сказал, что лучше не атаковать.
Она даже не замечает, как закрывает глаза, чувствует только, как дрожат ресницы, и что дышать становится немного сложнее. Воздух тяжелеет, пахнет железом и прибитой пылью.
- Стоит начать, пока не пошел дождь, - даже не нужно быть синоптиком, чтобы понять - погода передумала. Упускать возможность научиться отвлекающим маневрам Элизабет не может, потому, как бы ей не хотелось остаться на этом пледе подольше - а лучше, навсегда, - она довольно проворно встает на ноги, перехватывает ладонь Баста, пока он не успел отнять ее от волос. Держать его за руку - это позволительно даже сейчас.
Кружки и плед остаются в траве у самого озера, а Элизабет тянет Баста за собой к деревьям, чуть повыше, где трава не такая высокая и можно хорошенько побегать. Саднящая боль в боку перестает быть заметной - так всегда, когда ее охватывает какая-то идея.
- И да, кстати, Баст. Я почти договорилась на работе о паре отгулов. Не сейчас, впрочем, сейчас у нас отделение переполнено, а чуть позже, когда станет немного полегче, - Элизабет не хочет думать, что от Баста тоже зависит, станет ли в ее отделении меньше пациентов, она вообще преуспела на этом поле - отделять Баста от того, что происходит сейчас. - Мне обещали несколько дней в феврале, ближе к концу. Я понимаю, что ты не очень-то в состоянии строить планы и тем более делать это заранее, но я все же надеюсь, что у тебя получится присоединиться ко мне. Хочу все же попробовать на деле все эти теоретические выкладки.
Ветер становится холоднее, порывистее. Разрушенный Холл утопает в тени нависших низких туч - и откуда только взялись всего за несколько минут. Это тоже - осень, но осень гораздо более поздняя и суровая. Что же там, за пределами парка? Наверное, настоящий буран, метель, раз даже здесь так заметно похолодало.
А ведь синоптики обещали, что будет ясно.
- Расскажешь, что нужно делать? - Элизабет оглядывается на озеро - идеальную гладь пронзают пока еще редкие тяжелые капли, кругами расходятся, ударяясь о берег. - В таких условиях тоже стоит потренироваться. Плохая видимость, скользкая земля, путающиеся в траве ноги. Прямо полоса препятствий.
Она все еще сжимает его пальцы - стоит рядом, смотрит снизу вверх, запрокинув голову.
- И может, все же попробуешь атаковать? Просто, ну, знаешь... Ты здесь сильнее, да, но ведь если я столкнусь с кем-то из Пожирателей, то буду именно в такой ситуации - они будут сильнее меня. Гораздо сильнее. Может, это даже удобно? Быть готовой.
Поделиться287 июля, 2015г. 11:10
Пока он гладит ее по волосам, путая пальцы в густых насыщенных цветом прядях, погода меняется - озеро, и без того темное, темнее еще сильнее, покрывается рябью как мурашками из-за налетающего холодного ветра, солнце окончательно скрывается за облаками, тяжелыми и серыми, будто вот-вот готовыми разродиться снегом или дождем. Дождем, как в ее квиддичной истории.
Лестрейндж задумчиво разглядывает опущенные ресницы Элизабет - темные по сравнению с рыжиной волос. Он не поклонник квиддича, отнюдь, а неуклюжие попытки Рудольфуса вовлечь его в бессмысленность спортивного азарта только усугубили ситуацию, но то, что эта игра нравится ведьме - это же кое-что говорит о ней?
Хотя ему не нужно слушать ее спортивные байки, он и так знает - здравого смысла у нее не больше, чем у.. Да хоть у его брата, правда, с поправкой на целую психику.
Рискнуть собой - могу, умею, практикую, вот что может быть девизом Бэтси Нэльсон и ее такого же бесстрашного брата, если вспомнить их рассказы об экспериментах.
Нравится ему это или нет, Рабастан не может понять - пока достаточно и того факта, что ему нравится Элизабет. Нравится до сих пор, вот до желания коснуться, до желания соглашаться, до желания увидеть - и дальше, дальше, дальше. Как его вообще угораздило, его, который был уверен, что от этой-то лихорадки давно выработал иммунитет.
Иммунитет, как же.
От мысли, что на него так одуряюще может действовать бронебойное сочетание прюэттовости и рыжины, становится не по себе. Он не животное, чтобы реагировать условно-рефлексивно - тут дело в чем-то другом. И как только он выяснит, в чем именно, то, возможно, сможет справиться с этим. Иного выхода после ее сегодняшнего отказа у них все равно нет.
Ведьма тянет его прочь от озера - он кидает взгляды на небо, но не перечит - во-первых, сам предложил продолжить тренировку, а во-вторых, считает, что остаточная магия не даст ливню как следует развернуться, если он и начнется. Конечно, атмосфера уже далека от золотой осени, однако все еще довольно тепло - куда теплее, чем в лесу, который теперь для них закрыт, и явно намного безопаснее.
- Конец февраля, я буду иметь в виду, - дает он понять, что услышал - ему действительно сложно сказать, сможет ли он освободиться, особенно раз она упоминает пару дней - вернувшийся Розье напоминает, чем чуть не кончилось дело в прошлый раз, когда они провели сутки наедине в Ирландии, но Лестрейндж отмахивается: не кончилось же, да и к тому же, с прошлого визита в дом бабки прошло достаточно времени, за которое многое случилось. Да и повод - то самое зелье - явно не располагает к сближению. Теперь нет.
А еще ему нравятся сроки - если они почти договорятся о конце февраля, у него будет почти месяц. Почти месяц на то, чтобы забыть сегодняшний афронт, смириться, убедить себя, что его предложение было нерациональным и абсолютно неприемлемым. Месяц - это хороший срок. Может, что и получится.
Начинается дождь, но под деревьями пока сухо - если повезет, то дождь закончится быстро, а впрочем, какая разница.
- Хочешь полевые тренировки? - он оглядывает Элизабет, высвобождает руку, разминает кисти. Походя касается большим пальцем запасной волшебной палочки в чехле на бедре - как будто готовится к настоящей тренировке. Впрочем, это не худшая его привычка, далеко не худшая. - Не хотелось бы, чтобы после встреч со мной едва приползала домой, а потом пол ночи варила зелья.
Он ухмыляется, кривовато, но искренне - вспоминает, как его самого тренировал Рудольфус, гонял часами в бальной зале Холла, не обращая внимания ни на усталость, ни на полученные травмы. Вспоминая дуэльный клуб.
Не то что бы ему сильно нравилось, однако принесло пользу - он все еще жив благодаря этим навыкам. И собирается передать часть своего умения выживать рыжей ведьме рядом с ним.
- Завяжи волосы, чтобы не мешали, - не тратя лишних слов, Лестрейндж переходит к делу. - Заставь меня потерять палочку или тебя из вида - не трать силы на серьезные атакующие, постарайся отвлечь меня, сбить с толку, не дать атаковать... Используй все, что увидишь, если получится, но помни - это не квиддич. Здесь до Больничного крыла можно не дожить.
Он, кажется, уже говорил ей. чтобы она не сравнивала боевку с квиддичем - он не сомневается, как важен для нее был этот спорт, не сомневается, что он многое значит для своих поклонников, но если что Лестрейндж и знает, так это то, что в бою все иначе.
Хотя, конечно, возможно, лишь для него.
Он разворачивается, отходит почти на границу с берегом - порыв ветра бросает горсть крупных ледяных капель за шиворот - вытаскивает палочку.
- Не давай мне атаковать, отвлекай, заставь защищаться, - повторяет, напряженно следя за ведьмой - что она сделает, куда пошлет проклятие, чем воспользуется.
Он кастует уже привычный Ступефай - низко-низко, почти над самой землей несется алый всполох. Элизабет отражает его Щитовыми, затем уходит из-под Эспеллиармуса, посланного им вдогонку, и атакует - Петрификус, Ступефай и - оригинально, действенно и практически без затрат энергии - Конфундо.
Рабастан уклоняется, перебегает под прикрытие ствола дуба, отвечает серий Петрификусов - у него не лучший обзор и он не собирается даже случайно задеть Элизабет чем-то боевым: он не шутил, говоря, что на родовой земле магия отвечает ему убойным усилением любых чар, а ведьме и от Ступефая не слишком хорошело в прошлые разы.
И все же ему кажется, что она действует слишком расслабленно - не то никак не сосредоточится, не то просто воспринимает происходящее как игру.
Лучшая их тренировка - сложно это скрывать - состоялась в ту самую первую встречу в лесу. Она от души швыряда в него заклинаниями, не боясь ни последствий, ни вообще чего-либо: возможно, это и не лучшая тактика, но Лестрейндж и сам примерно так осваивал боевку, так что ничего другого предложить Элизабет не может.
Ей бы собраться, как следует нацелиться на желании достать его...
Возможно, приходит ему в голову с опозданием дельная мысль, она просто не видит в нем врага. Даже сейчас, даже невзаправду. Просто не может - они же друзья.
Не лучшее состояние для тренировки, особенно учитывая тот факт, что у них едва ли в запасе месяцы, чтобы поставить ей боевку до автоматизма.
- Пожиратели Смерти не часто имели численное преимущество, - начинает Лестрейндж издалека, пропуская над собой очередное проклятие и бросая в ответ Экспеллиармус - и так ясно, что мимо, зато ему хватает этой секунды, чтобы укрыться за очередным деревом. От удара спиной о голый ствол вниз летят сухие сучья и листва. - И обычно нападали лишь на тех, кого приговорили.
Еще несколько хлестких Конфундо в сторону Элизабет - он не прочь воспользоваться хорошим примером - завершить все очередным Степефаем, закрыться Щитом.
- И это оказало влияние на их тактику, - не на "их", а на "нашу", но почему бы не сделать вид, что все это не имеет к нему отношения. - Никаких вторых шансов, ни одного недобитого противника за спиной. Ввязаться в открытое столкновение - потерять шанс уйти, поэтому не давай атаковать, раз уж ты не можешь остаться в стороне. И, возможно, продержишься до появления авроров.
Эта тактика нравится ему куда меньше, чем первый вариант, при котором она аппарирует сразу же, едва подвернется возможность, но раз она считает его неприемлемым - у него нет способов заставить ее делать так, как сказано.
Есть только шанс сделать так, чтобы она не растерялась - и не оказалась совсем уж безоружной.
За этими размышлениями и настигает его Экспеллиармус - его волшебная палочка вырывается из пальцев резким рывком, ударяется о соседнее дерево, падает в ворох листьев у корней - Лестрейндж не досматривает ее полет, сразу же отшатывается в противоположную сторону, чтобы не накрыло предполагаемым следующим проклятием, пальцы сами выхватывают запасную деревяшку, невербально выставляется Щит. И только тут он выдыхает.
Давненько не терял палочку в бою, даже слишком давно.
Поделиться297 июля, 2015г. 16:21
[AVA]http://sh.uploads.ru/yMQvj.jpg[/AVA]
Будет ли иметь успех ее очередная вылазка в ирландский домик, если он не сможет присоединиться к ней? Не такой уж и сложный вопрос, если брать во внимание все те попытки, что она уже предприняла. Каждый раз стопыкалась то об одно, то о другое: напортачила с дозировками, передержала зелье на огне, ошиблась в вычислениях, из-за чего весь рецепт и три утомительных дня за котлами пошли гримму под хвост. Нет, с другими зельями все в порядке - она постепенно наполняет свой чуланчик различными редкими эссенциями, просто на всякий случай, тренировки и любопытства ради. Брайан, как всегда выступающий экспертом и подопытным кроликом, заверяет, что все работает. Все, кроме того самого дракклового зелья. Она, конечно, и не надеется закончить с ним, ясно же, что впереди еще полно работы. Но с точки, с мертвой точки, сдвинуться все-таки хочется. И что-то ей навязчиво подсказывает, что без него не выйдет. Это, может, очередная штука из разряда "судьба", на которую хочется фыркать, но пока что все факты указывают именно на это. Или - что тоже вполне вероятно - что она сама запуталась окончательно в своих рецептах и корректировках, и появление Баста у нее за спиной ничего совершенно не изменит. И все же, все же. Она была бы не прочь проверить.
Элизабет кивает - достаточно того, что он будет иметь ввиду. Баст не из тех, кто забывает о таких вещах. Когда сроки станут известны конкретнее, она пошлет ему сову. А дальше останется только ждать. Но пока что даже думать об этом не стоит. Подумать только, конец февраля! До него еще целая вечность.
- Я хочу тренировки, которые дадут мне достаточно уверенности в том, что я смогу что-то сделать, - Элизабет полушутливо-полугорделиво вздергивает подбородок, упирает руки в бока. Вроде как не боится его, пусть он здесь и сродни Супермену. Хм, интересно, а Баст вообще знает, кто такой Кларк Кент? Мэрлин, какая дыра в их отношениях, она же совершенно не познакомила его с комиксами. Ну, разве что та футболка с символом Бэтгёл, да-да, было дело. Но ведь он наверняка даже не понял, что это значит.
Элизабет так увлекается мыслями о том, с каким из персонажей познакомить Баста первым, что не сразу понимает, что тот имеет ввиду.
- Едва приползать домой после встреч с тобой? - пару секунд она озадаченно смотрит на Баста, а потом весело отмахивается. - Вот еще. Чтобы по-настоящему меня утомить, тебе самому придется хорошенько постараться.
Элизабет с улыбочкой игнорирует некоторую двусмысленность этой фразы - Баст, впрочем, наверняка и не заметил эту самую двусмысленность. Факт, однако, остается фактом - Элизабет держит себя в прекрасной форме, а после начала их тренировок увеличила протяженность утреннего маршрута для пробежки, стала бывать в бассейне три раза в неделю вместо привычных двух, и в два раза дольше торчит в боксерском зале. Это все ерунда, конечно, если рассматривать с точки зрения магического мира. Ерунда, но делает ее выносливой. Выносливой, стрессоустойчивой, готовой к серьезным нагрузкам и тому, что придется соображать на фоне сильнейшей усталости.
- Я готова серьезно биться за звание твоего лучшего ученика, Баст. Дай мне знать, если у меня есть достойные конкуренты, и тогда я готова умирать, но тренироваться буду до последнего, - они уже почти готовы начать, но Элизабет отчего-то гораздо легче настраиваться, болтая мимоходом какую-то ерунду. Или, быть может, это уже часть ее задания по отвлечению внимания. Ведь умение заговорить зубы тоже полезно? Вряд ли в случае Пожирателей Смерти, конечно.
Она взмахивает палочкой - светло-голубая лента ложится в ладонь, и пока Баст отходит к озеру, Элизабет берет палочку в зубы, а сама быстро перехватывает волосы лентой, убирает их повыше, чтобы не мешали. Ей вспоминается та ночь с волками, когда эти же рыжие волосы то и дело закрывали ей обзор. Баст, видимо, тоже это запомнил.
Ее задание довольно понятно - не давать ему атаковать, потому что в атаках она все равно на голову, нет, на пять голов ниже любого из его компании. И хоть Элизабет прекрасно отдает себе отчет, что вроде как Баст в эту компанию входит, он все равно стоит особняком, как будто она на все сто процентов уверена, что он не станет посылать в нее проклятья вне тренировок. Что бы там ни было. Или ей просто хочется так думать.
- Я готова, - Элизабет закусывает губу, сосредотачивается на темной фигуре Баста.
Она выбрала палочку прабабки на этот этап - маленькая хитрость, раз уж у Баста здесь есть преимущество. У нее оно тоже есть - эта палочка принадлежит роду Прюэттов, а Прюэтты, как уже известно, имеют некоторое влияние, ну или как все это непонятное назвать. А еще сердцевина - перо гиппогрифа - давно очевидно, из чьих конюшен был тот крылатый красавец. Палочка теплая, податливо скользит в пальцах, дарит Элизабет ощущение полного комфорта и контроля над ситуацией.
- Ну же, давай, Баст, давай, - ее распирает от нетерпения, хотя она даже примерно не знает, какой тактики придерживаться, как всегда будет все решать на ходу.
Он как всегда начинает со Ступефая под ноги - можно считать их собственным сигналом "Начали!". Элизабет ставит щит и отпрыгивает в сторону, ставит еще один щит, защищаясь от попытки выдернуть из ее руки палочку - ну уж нет, ей хочется подольше погоняться именно с этой. Щит - перемещение - атака. Атака! Элизабет выпускает заклинания одно за другим: Петрификус, Ступефай и Конфундо, некогда нежно ею любимое.
Баст уворачивается, а Элизабет уже меняет траекторию и мелькает между деревьев, не дает поймать себя взглядом. Баст скрывается за дубом, Элизабет тут же перескакивает за другое дерево, посылает проклятья и снова меняет естественный щит - местные деревья кажутся достаточно мощными, чтобы выдержать что угодно.
Параллельно Баст начинает читать ей очередную лекцию, ох, Мэрлин, спасибо, но она едва улавливает, что он там говорит. Пытается прислушиваться, но слишком сосредотачивается на щитах и перемещениях - для нее все это еще не на автомате, ей приходится думать о каждом шаге, чтобы не оказаться на линии огня.
Баст возвращает ей Конфундо - какой наглец! - и это только раззадоривает Элизабет. Смысл его слов до нее все же доходит - он просто снова и снова повторяет, что она не должна позволить ему атаковать ее.
Никаких атак. Атака - значит, ты цель. Значит, тебя не отпустят. Атака от Пожирателя Смерти - исход как будто заложен в эти три слова.
Она обещала ему, что до последнего станет тянуть с атакой. И что сделает все, чтобы избежать прямого противостояния с нападающими. Обещала, что не заставит его волноваться зря. И она никогда не нарушает своих обещаний.
Перехватывает палочку в левую руку, резко опускает к земле, отталкивается, усиливая прыжок магией - и шлет Экспеллиармус с высоты двух метров. Мягко, по-кошачьи, приземляется на траву, параллельно шлет пару Ступефаев, прячется за широким стволом. Вышло? У нее вышло? Дьявол, кажется, да!
Некогда, впрочем, радоваться, это не совсем то, что нужно. Ее задача - отвлечь. И теперь Баст будет еще более внимателен.
Элизабет выскакивает из-за дерева, резко взмахивает рукой - мелкие камни и куски глины взметают в воздух и летят в сторону Баста, точно выпущенные из сотни крошечных пушек. Щит - перемещение. Без атаки.
Она не прячется больше за деревьями, ей нужно использовать то, что у нее есть. Используй все, что увидишь, вот как.
Отпрыгивает назад, ставит щит, несколько раз бьет по высокой траве у озера Режущим - а потом элементарная Вингардиум Левиоса и трава плотной стеной закрывает ему обзор. На секунды, конечно, но Элизабет этого хватает, чтобы исчезнуть из вида - снова за деревья.
Сердце стучит в горле, ноги чуть ноют, отказываются стоять на месте. И это правильно, укрытие нельзя использовать слишком долго.
Преимущество, ей нужно преимущество перед ним. То, против чего ему будет сложно бороться, ну или хотя бы проблематично.
И, кажется, у нее есть кое-что.
У Элизабет есть некоторые проблемы с невербальными заклинаниями - кстати, надо бы попросить Баста поработать с ней над этим - но только не в этом случае. Ей хватает всего одной мысли и пары слов в голове, чтобы почувствовать, что все получилось. Одной мысли - как его пальцы мягко впутываются в ее волосы, и рысь вспыхивает, исчезает, чтобы тут же появиться прямо перед Бастом, ослепляя его своим чистейшим сиянием. Патронус бросается на него, тормозит большими лапами в грудь, лижет светящимся языком щеку.
Можно было бы использовать банальное Ослепляющее - но его легко отразить, и она не управляет этим заклинанием, а Патронус - Патронус слушается каждой ее мысли, намека на мысль, и против него не поставишь простенький щит.
Элизабет вовсе не теряет время - как только рысь появляется рядом с Бастом, она выскакивает из-за дерева.
- Инкарцеро! - путы вырываются из палочки, несутся к деревьям, но свет от Патронуса ослепляет и Элизабет тоже, потому она сразу ставит щит и отпрыгивает в сторону, бежит зигзагами, выставляя то тут, то там воздушные подножки.
Поделиться307 июля, 2015г. 22:24
Ведьма использует его секундную задержку - ему приходится терять время, заслоняясь от камней и прочего мусора, траву он уничтожает Пиро: даже под дождем, усиленное местом, проклятие заставляет блеклую осеннюю траву вспыхнуть и осыпаться пеплом через мгновение.
Но этого достаточно - он ее потерял. Не уследил, куда она метнулась после выдумки с травой.
Выставив палочку, он замирает, пытаясь определить, где Элизабет - но вокруг только старые деревья, кое-где тронутые давним пожаром. Рабастан мягко переступает с носка на пятку, старательно сохраняя бесшумность - ведьма не слишком, кажется, хороша в невербалке, так что он должен успеть отреагировать.
Взмахивает деревяшкой, чертит в воздухе нужный символ - невербальное Акцио у него всегда выходило показательным.
Та палочка, которую он потерял, с глухим шелестом вылетает из кучи листьев под деревом, за которым он скрывался парой минут ранее, и вот уже аккуратно вплывает в протянутую левую ладонь...
А затем - вспышка ярчайшего света перед глазами.
рысь, которую он уже видел, припадает на передние лапы, прыгает на него, опирается на плечи, лижет щеку - Патронус нематериален, но ему кажется, будто он чувствует тепло и шершавость языка большой кошки.
У рыси яркие глаза - и вертикальные зрачки щелочкой, и Лестрейндж даже зажмуривается, пока Патронус втягивает воздух рядом с его лицом, а Метка начинает болезненно пульсировать, напоминая, с этими чарами Лестрейнджу дела лучше не иметь.
Когда Рабастан открывает глаза, сквозь ослепляющую чистоту патронуса Бэтси он улавливает еще одну вспышку заклинания, а только потом слышит выкрик ведьмы...
Уйти не успевает - во-первых, мешает патронус, огромная кошка, даже будучи нематериальной, умудряется затормозить его, и прыжок в сторону выходит кривым, несовершенным. А во-вторых, он вообще отреагировал слишком поздно.
И расплачивается за это - магические путы обвивают его, будто живые, стягивая локти к телу, обездвиживая.
Лестрейндж с усилием перемещает обе кисти, бросает взгляд вниз - его волшебные палочки, если продолжить каждую невидимой линией, пересекутся где-то в футе от него. Может выйти.
Он кастует из левой палочки Отражающее, а из правой в тот же миг - Режущее. Заклятья ожидаемо пересекаются, Рефлекто исчезает, а вот Секо, напротив, возвращается к нему, срезая с тыльной стороны ладони лоскут кожи и рассекая веревки.
Лестрейндж снова свободен.
Он устремляется за ведьмой, которая мчится прочь зигзагами, успевая еще и затруднять ему погоню - использует неравномерный рост деревьев себе на пользу, чтобы не быть легкой мишенью, он говорил ей об этом в лесу, когда они убегали от авроров: Элизабет Нэльсон действительно способная, схватывает все на лету, не удивительно, что Вэнс считает ее своей лучшей ученицей.
А еще очень разносторонней - спасать чужие жизни уже недостаточно, пришло время подумать и о своей безопасности.
За время погони Лестрейндж вкратце вспоминает те несколько уроков, что преподала ему Алекто Кэрроу год назад, пока они оба маялись от скуки в Мэноре. Он так и не стал использовать дурмстранговскую методику, но почему бы не устроить тренировку и себе, заодно узнать, сколь многое он вспомнит, сколь многое получится без практики.
Концентрируется - представляет танец, представляет, как его руки действуют сами по себе, представляет, как движется ведьма впереди, ее неровный бег.
- Пиро! - дерево прямо перед Элизабет вспыхивает как факел, и в тот же самый миг с помощью второй палочки Лестрейндж кастует заклятие иллюзии: путь ведьме преграждает неровная стена из огромных валунов, обросших мхов и чуть сыроватых. - Закончили!
Восстанавливает дыхание, возвращает палочки на привычные места, оглядывает Бэтси Нэльсон и кивает:
- Неплохо. Непредсказуемо, эффективно. Особенно патронус - использовать его как оружие весьма нетривиально. Пусть даже он не может причинить серьезного вреда, используй его, если придется.
Лестрейндж не поясняет, почему - насколько бы он не доверял ведьме, информация о том, что Метка ноет рядом с Патронусом - закрытого типа, и ни к чему Элизабет Нэльсон узнавать об этом от него. К тому же, для этого Патронус должен быть очень близко - примерно как ее дружелюбная рысь, неторопливо прохаживающаяся неподалеку в ожидании знака хозяйки.
- Была бы в реальной переделке - ушла бы. Но лишь в том случае, если ты будешь не единственной добычей. Проще переключиться на другую, чем преследовать тебя. Если, конечно, ты не разозлишь кого-то лично. Так что никаких атак - отвлекай, убегай, защищайся. - Он готов повторить это еще сотню, тысячу раз - лишь бы был толк, но, кажется, Бэтси Нэльсон внимательно слушает, что ей говорят. - Рудольфус вряд ли увяжется в погоню. Долохов может, но лишь в том случае, если не поймет, что перед ним женщина - у него рыцарские замашки, зато две волшебные палочки и полувековой опыт в их применении, будь осторожна. Алекто Кэрроу тоже управляется двумя одновременно, но тоже предпочтет дать бой мужчине. Макнейра отвлечь сложно, но патронус наверняка поможет. Опасайся Беллатрикс и Амикуса Кэрроу - с этих станется принять твое поведение за предложение поиграть, только их игрушки плохо заканчивают. Постарайся запомнить.
Он переводит дыхание, хмурится, сосредоточенно разглядывая ведьму, вспоминая, есть ли еще что-то, что ей нужно знать - но нет, кажется, все.
- Ну и конечно, помни, что каждый из них может повести себя совершенно иначе, - скупо добавляет он.
Они возвращаются к пледу - дождь припускает еще сильнее, и Лестрейнджу приходится дважды применить обсушивающие чары, прежде чем вернуть перчаткам прежний вид.
- Я сам свяжусь с тобой недели чрез две, когда будет яснее с концом февраля. Если все пойдет по плану, в Ирландии сможем вернуться к тренировке - там хорошее место. О лесе можно забыть, а здесь...
Он оглядывается, бросает нечитаемый взгляд на останки поместья, на крохотную сморщенную фигуру эльфа, стоящего у разрушенного крыльца.
- Это не место для тренировок, - намного суше заканчивает Рабастан, подавая ведьме руку перед очередным совместным аппарированием. - Этого места все равно, что нет больше. Место несбывшегося. Пусть таким и остается.
Его слова, наверное, можно понять двояко, поэтому уже перед самым рывком Лестрейндж все же уточняет:
- Я не держу зла. Все правильно.
Аппарируют они в подъезд ведьмы - доставка на дом, не иначе.
- Спасибо за чай. И за коржики. - Сдержанно благодарит он, отряхивая пальто от мусора. - Я пригоню форд ночью - мне все равно нужно будет проверить, что искали в лесу наши приятели. И что нашли.
Спускаясь по лестнице, не оборачивается - достает из кармана пачку. Первая за несколько часов сигарета бодрит как глоток ледяной воды - и выгоняет, уничтожает лишние мысли.
В том, к чему он готовит Элизабет Нэльсон, Рабастан отказывается признаваться даже самому себе.