[AVA]http://sh.uploads.ru/qvXad.jpg[/AVA]

Элизабет бросает в рюкзак вещи, которые кажутся ей необходимыми: термос, теплые перчатки, запасные носки, фонарик, нож. При одном воспоминании о том лесе ее бросает в дрожь, хотя она и понимает, что на этот раз там будет безопасно. Относительно безопасно, конечно. Она могла бы просто аппарировать туда, но предпочитает использовать форд, по многим причинам. Меньше вопросов у Криса, например. И еще потому, что именно на форде они с Бастом уезжали из этого леса в тот раз. Это, конечно, не тянет на рациональную причину, но.
С Крисом все улажено, она сразу предупредила, что у них с Бастом периодически могут появляться дела. Достаточное ли это объяснение? Нет, но Крис пока что не задает прямых вопросов, а Элизабет не собирается поднимать эту тему сама. Мало ли, что там за дела. Крис, конечно, милый, но она ему ничего не должна, хотя периодически у нее проскальзывает мысль, что Кристофер был бы не против чего-то большего, чем у них есть на данный момент. Мысль ей не нравится, потому она об этом старательно не думает.
Аккуратно перевязывает лентой коробку с испеченным накануне шоколадным брауни - один из лучших рецептов, что Элизабет пробовала. Он у нее отлично получается, а насыщенная шоколадность будет весьма к месту - у Элизабет до сих пор мороз по коже при воспоминании об Азкабане. И пусть Баст сто лет, как сбежал из тюрьмы, где его периодически навещали дементоры, Элизабет кажется, что ему предстоит еще долго восстанавливаться. Во всяком случае, в прошлую их встречу она впервые видела, чтобы Баст срывался. Это впечатляющее зрелище она отлично запомнила, и больше не хотела бы сталкиваться.
У него, пожалуй, был повод.
Или нет. Не было повода.
Она просто в очередной раз ищет ему оправдания. Привычка. Почему бы не составить список из ста причин, почему Баст повел себя так, а не иначе. Почему решил, что имеет право быть ею недоволен, почему не пришел сразу, почему не послал сову, почему не был с ней откровенен, почему применил к ней Непростительное, почему он вообще ни разу не Гриффит. Она для всего нашла рациональные ответы и причины. Если уж нашла она, что уж говорить про него. Мистер рациональность.
Пусть идет к черту.

Она немного опаздывает, приходится увеличить скорость. Дорога дается тяжело, только ночью выпала недельная норма снега. Не слишком умно было ехать на машине, да. Но Элизабет чувствует это внутреннее упрямство и не оставляет машину на какой-нибудь обочине. Доезжает до хорошо знакомой опушки, паркуется, натягивает шапку. Она тепло оделась, кто знает, сколько времени они здесь проведут. Пока что она даже плохо представляет, чему именно Баст собирается ее учить.
Выходит из машины, по привычке ставит сигнализацию. Оглядывается, ищет его глазами. Впивается взглядом в темную фигуру среди деревьев. Лес выглядит черно-белым, как ее рисунок на той коробке с зельями. Шагает вперед, не отпуская Баста взглядом - он уже повернулся и идет вглубь леса, посчитав, что кивка головы достаточно для приветствия.
Элизабет идет вслед за Бастом, пилит глазами его спину, вспоминает аномально жаркий май, насыщенный аромат полевых цветов и высокой травы, отдаленный шум бьющихся о скалы волн, голубое платье, дурацкую песню, которую она напевала, пока возвращалась к дому. И как обняла Баста в знак приветствия, когда увидела, что он уже ждет ее. И как он - довольно неловко, но все же - обнял ее в ответ.
- Honey honey, let me feel it, a-ha, honey honey, - Элизабет ухмыляется и напевает под нос все ту же песенку из мая, все равно Баст идет впереди и ему нет дела. - Honey honey, don't conceal it, a-ha, honey honey. But I know just who you are, I wonder just who you are, аnd honey, to say the least, you're a doggone beast.
Последние слова заставляют ее усмехнуться чуть громче, и Элизабет перестает петь, решая, что должна последовать примеру Баста и излучать непробиваемую серьезность. Он останавливается, проделывает какие-то манипуляции с поляной, за которыми Элизабет следит с ленивым интересом. Раньше она жадно поглощала каждое его движение, запоминала манеру двигаться, ловила каждый жест, все в этом духе. Теперь, когда она знает, кто он, ей почти что все равно. Пожиратель Смерти, один из приближенных того самого, чье имя не стоит называть, не удивительно, что он столько знает и умеет. Не удивительно, что он так хорош в Непростительных. И разбирается в миллионе вещей. И вообще. Весь такой. Такой.
Элизабет снова фыркает, складывает руки на груди. С удивлением отмечает, что Баст таки соизволил повернуться к ней лицом. И все равно не смотрит ей в глаза. Это забавно, если учесть, что тогда, при подготовке к допросу, она сама избегала его взгляда. А сейчас смотрит прямо, почти с вызовом, ждет, когда он таки перехватит ее взгляд.
- Ношу палочку? В кармане, в сумочке, в рукаве, да мало ли где, - Элизабет пожимает плечами, не слишком понимая серьезности вопроса. - Вторая палочка у меня есть.
А вот это уже интересно, зачем ей вторая?
- У меня есть палочка моей прабабки, той, что Прюэтт. Хранится дома, на всякий случай, - приходится подавить любопытство, чтобы не спросить, зачем ей вторая палочка. Но она пока что в состоянии не задавать вопросов. - Пока мы не начали.
Элизабет стягивает с рук перчатки - в них неудобно работать с палочкой, кладет их в скинутый с плеч рюкзак, вешает его на одну из веток. Ей хочется сказать что-то про брауни, который аккуратно стоит на дне рюкзака, про его день рождения, про то, что она в курсе, когда у него этот самый день рождения. Был. И что она подготовила ему подарок. Друзья дарят друг другу подарки на день рождения. Баст, вот, подарил ей Обливиэйт. И даже обнял. Точнее, наоборот. А, ладно, лучше об этом позже. После этого импровизированного урока.
- Хотела спросить, как Эммалайн? Как Томми? - Элизабет достает палочку, вертит в пальцах. Она не может посылать ей письма, что логично. А Баст... Баст наверняка знает, как там ее подруга. И ее до сих пор угнетает, что все оказалось именно так. - И с чего мы начнем, Йода?

[AVA]http://sh.uploads.ru/qvXad.jpg[/AVA]

Элизабет мрачно наблюдает, как Баст щелкает зажигалкой, поджигая сигарету. Скрипит зубами, беззвучно фыркает, вздергивает подбородок, как будто он делает что-то по-настоящему отвратительное. Ее Баст не курил.
Впрочем, она не отводит взгляда, все так же ждет, когда он посмотрит на нее. Ему плевать на ее неодобрение - демонстративно плевать, учитывая ее слова про сигареты в прошлую встречу. И это нормально, они же не обязаны как феи исполнять все желания друг друга. Друзья вообще должны быть терпимы. Но Элизабет злится, заводится с полоборота, сильнее сжимает палочку.
- А если у меня нет карманов? Где мне ее тогда держать? - идиотский вопрос, и Элизабет чуть прикусывает язык, останавливая себя. Ее просто начинает заносить, вот так сразу. И зря, потому что он хочет помочь. А помощь нужно принимать с благодарностью. - Но я тебя поняла, хорошо. Буду держать под рукой.
Вот так лучше. Она, в целом, всегда старается контролировать местонахождение своей палочки. Но в силу природной легкомысленности или чего там еще, ей всегда казалось, что на нее никогда не нападут просто так. А лезть на рожон Элизабет тоже не собиралась. А однако - вот она, Элизабет Нэльсон, в дружеских отношениях с Пожирателем Смерти, и еще парочкой таких же в ранге случайных знакомых. Вроде бы это должно ее даже вроде как защитить, но на деле только сильнее сгущает тучи над головой. Во всяком случае, Элизабет не уверена, что теоретическая встреча с Рудольфусом не закончится для нее весьма трагично. У нее до сих пор перед глазами его ожесточенное лицо и попытки высвободиться из аврорских пут. Не самые безуспешные попытки.
Он, наконец, смотрит на нее, и этот взгляд заставляет Элизабет поджать губы. Как он отличается от того взгляда на ее кухне, мимолетного, но прямого, от которого у нее перехватило дыхание. Который заставил ее забыть о том, что она вообще-то зла на него, что между ними теперь еще больше сложностей, что теперь и дружба-то сомнительна. Ей было все равно, пока он так смотрел на нее.
А вот этот хмурый взгляд она и так прекрасно знает. Знакома с ним близко еще с прошлой зимы.
Баст коротко отвечает про Эмму, явно не настроенный на задушевные беседы. Оно и понятно, у них вроде как серьезная встреча с серьезными и деловыми намерениями. Хорошо-хорошо, пусть так.
Элизабет провожает взглядом окурок, хмуро смотрит на свои начавшие подмерзать руки.
- У меня есть перчатки без пальцев, зачем же портить вещь, - но она не додумалась взять их с собой. Гениально. Запасные взяла, а вот те, что были бы удобны сейчас - забыла. - Буду иметь ввиду.
Она потрясающе сговорчива и пытается не взбесить его раньше времени. То, что рано или поздно что-то пойдет не так, Элизабет уверена. Просто потому что... Потому что даже воздух будто наэлектризован. И рано или поздно начнется гроза.
- Откуда мне знать, что у меня с защитными чарами? Я в последний раз использовала их в этом же лесу, - довольно громко говорит Элизабет, Баст отошел достаточно далеко, однако они здесь одни, можно не бояться лишних ушей. - Реакция нормальная, я играла в квиддич.
Про то, сколько раз она слетала с метлы после столкновения с бладжером, Элизабет предпочитает промолчать. Тем более, сказать она уже ничего не успевает - Баст начинает метать в нее красные вспышки, и Элизабет отпрыгивает в сторону, не готовая к такому быстрому переходу от слов к делу.
- Спасибо, но я как-то и не размениваюсь на осознание, если ты помнишь, - негромко шипит Элизабет, мысленно ругая себя за медлительность. - Протего!
Баст не склонен болтать во время уроков, и это в каком-то смысле проблема, потому что Элизабет практически ничего не помнит из курса ЗоТИ. Ступефай подсвечивает белоснежный снег - точно кровью, рассыпается искрами, вспахивает их аккуратно уплотненную полянку. Элизабет выставляет щиты, не слишком понимая, чего именно от нее хочет Баст. Что значит - беги? Что значит - только защищайся?
- Ступефай! - ее щит не такой уж мощный, и Элизабет решает не рисковать, отправляя пару оглушающих в сторону Баста, чтобы собраться с мыслями. Ее Ступефай совершенно не так эффектен, как у Баста, отсутствие опыта и все в этом духе. И даже не так эффектен, как в тот в раз в этом же лесу. Тогда им грозила опасность - настоящая, смертельная - и у нее получалось гораздо лучше. - Почему только защита, Баст?
Элизабет отклоняется в сторону, шипит под нос какие-то проклятья. Нет, так не выходит. Это все не то. Так ничего не получится - научись она просто ставить мощные щиты, в стрессовой ситуации может просто не выйти.
Элизабет снимает шапку, бросает в сторону, растрепывая темные, слегка вьющиеся волосы. Хмурится, перебрасывает палочку из руки в руку.
- Включи-ка мне Рабастана Лестрейнджа. Давай потренируемся по-настоящему, - голос звучит на удивление глухо, хотя мысленно получалось весьма уверенно. Наверное, "Рабастан Лестрейндж" еще не скоро будет у нее хорошо получаться. - Только пусть сначала мой Баст даст мне пару дельных советов. Не могу же я одними Протего размахивать.
Мой Баст. У нее даже голос чуть срывается. С такого расстояния, впрочем, это не должно быть заметно.
Наверное.

[AVA]http://sh.uploads.ru/qvXad.jpg[/AVA]

Его наставления звучат так, как будто ей двенадцать лет. Как будто он - Мэрлин! - считает, что сможет оградить ее от всего, что сейчас происходит. Или даже был бы рад, окажись она сейчас вообще подальше, чуть ли не под присмотром. Это бесит, это невозможно бесит, потому что, первое, она давно не ребенок, и второе, не ему говорить ей об опасности. Он - самая большая опасность в ее жизни, зачем лукавить, так какого же черта, Баст?
- Не тренировка? А что это? Показательное выступление? - Элизабет уже не скрывает злости, шипит, сжимает кулаки. - Протего и аппарируй? Это ты мог бы мне написать на бумажке и повесить на холодильник, зачем тогда сюда звал? Что я, Протего не поставила бы?
Она еще не кричит, потому что он подходит ближе, и может слышать даже ее шепот - в лесу гробовая тишина, все его обитатели замерли, едва почувствовав магию. Элизабет тяжело дышит, смахивает со лба примятые шапкой волосы. Не отпускает взгляд Баста - мрачный, хмурый, недовольный. Но ей плевать на его недовольство - вот почти как ему на ее.
- Ты мне сам сказал про Мунго, так что, думаешь, я вот так возьму и аппарирую оттуда? Брошу людей, за которыми ухаживаю, которых надеюсь поставить на ноги? Потому что каким-то там Пожирателям Смерти вдруг взбредет в голову устроить погром или проверку моих пациентов на чистокровность? Да я буду последней, кто оттуда аппарирует! - злость захлестывает Элизабет с головой, она пинает снег носком сапога, фыркает, злится, злится. - Так научи меня атаковать, а потом разглагольствуй на тему, что я запаздываю!
То, что она запаздывает, Элизабет знает и сама, но реакцию можно подтянуть, если тренироваться на уровне. Этого она от него и хочет. И это, неожиданно, он ей и дает.

Наверное, таки взбесила. Элизабет умеет - Эрон иногда конкретно слетал с катушек.
Прямо за ней что-то взрывается, очевидно, дерево, и Элизабет прикрывает голову руками, резко разворачивается на пятках, ставит щит, загораживая лицо от летящих щепок. Отпрыгивает в сторону, кое-как - с трудом - уворачивается от очередного взрыва снега под ногами, врезается спиной в широкий ствол, и яростно чертыхается, когда палочка вылетает у нее из рук. Нет времени думать - Элизабет бросается за ней как в прыжке с трамплина, хватает, зачерпывая ладонью обжигающий снег, сильно ударяется плечом о землю, шипит от боли сквозь зубы. Вздергивает палочку - но слишком поздно, сноп красных искр ударяет ее в грудь, чуть подбрасывает, заставляя скользить пятками о жесткий снег. В голове звенит, и она вспоминает это чувство - прямо как там, в Министерстве. Когда Ступефай летел в него, а не от него.
Задыхается, падая на колени и ладони. Пытается зацепиться за сознание, не отключиться - не может себе позволить. Он явно ослабил заклинание, потому что от того, что выпустил Кеннет, ее повело сразу. Элизабет сжимает зубы, чувствует привкус крови на языке. Губа разбита, но это ничего. Хуже то, что перед глазами все еще темная плотная пелена, хотя прошло уже секунды три. А Баст сказал, что даже двух у нее не будет.
- Чудно, - кровь с губы капает на снег, и Элизабет сосредотачивается на этом ярко-алом, восстанавливая фокусировку. - А то я уж было подумала, что мне и с этим придется обращаться к Эрону. Прям чтоб ты был доволен.
Пальцы впиваются в снег, Элизабет зачерпывает немного, чтобы остановить кровотечение. Применять что-то из элементарных медицинских ей не хочется. Кому есть до этого дело в такие моменты.
- Продолжим? Я примерно поняла, как действовать, - стоять на ногах сложнее, чем казалось. Элизабет расстегивает куртку, бросает к дереву. Здесь слишком жарко. - И не нужно делать мне скидок. Чем я лучше остальных.
Ее бесит этот снисходительный Ступефай. Какого черта? Не будет же он нежничать с ней, если им и правда придется столкнуться в том же Мунго.

[AVA]http://sh.uploads.ru/qvXad.jpg[/AVA]

Элизабет хмыкает, запоминая про вторую палочку. Драккл, она и одну не знала, куда деть, а вот вторая - это вообще проблема. Впрочем, ладно, почему бы не попробовать носить с собой вторую палочку. Разве что надо будем немного к ней привыкнуть, ее прабабка была не слишком мягкой женщиной - а еще мечтала выдать дочь за Лестрейнджа - и палочка тоже не из покладистых. Ее придется приручить, а уже потом самонадеянно носить с собой.
Она готова ко второму раунду, точнее, вроде бы готова, пытается убедить себя в том, что готова. Голова все еще гудит, плечо страшно саднит, ноги не горят желанием скакать по лесу. Ничего. В случае чего ситуация может быть еще хуже. Элизабет сплевывает снег вместе с кровью, облизывает холодные губы, чуть сгибает колени в готовности. Но Баст опускает палочку и - о чудо - начинает давать ей советы. Неужели что-то кроме "щиты и аппарация".
Элизабет выпрямляется, опускает палочку, слушает внимательно, не перебивает, хотя у нее возникли вопросы. Он очень просто говорит обо всех этих заклинаниях, он их, видимо, различает за секунды. У Элизабет такого опыта нет. Здесь либо надеяться на инстинкт, либо пройтись по курсу ЗоТИ. Последнее не помешает в любом случае. Она коротко кивает, вроде бы все запомнила. Костелом, Режущие - это прямо как из той сказки про волков. Переломи ему хребет, отрежь ему лапу. Элизабет слегка передергивает, воспоминания об оборотнях до сих пор тревожат ее. Пора бы уже и забыть, но, ясное дело, не в этом лесу.
После этого краткого экскурса ей хочется сказать "спасибо, Баст", но не говорит. Он и так порядком раздражен, и терять возможность узнать что-то полезное из-за банального желания поязвить - глупо. Но хочется, как же хочется.
Лекция окончена, пора посмотреть, уяснила ли она что-то. Элизабет глубоко вдыхает морозный воздух, дергает головой, прогоняя остатки пелены, прищуривает глаза, сосредотачиваясь на палочке Баста. Кивком отвечает на его кивок - черт, ей начинает это нравиться. И, это бессмысленно отрицать, она все равно полностью, безоговорочно ему доверяет.
На этот раз Элизабет действует куда успешнее, быстро перемещается, отмахивается щитами, защищает руку с палочкой, отскакивает за деревья. Это напоминает летние тренировки с братом времен Хогвартса, когда мама запускала в них пару-тройку мячей на большой скорости, а они уворачивались. Миссис Нэльсон считала, что к сезону квиддича нужно готовиться летом. У Элизабет неплохо с координацией, она любит физические нагрузки и, что важно,  она быстро входит во вкус. Впрочем, у Баста свое мнение на этот счет.
Она замечает вспышку плети в последний момент, пытается - по его совету - увернуться, но не успевает совсем немного. Плеть резко сжимает ноги, со свистом обхватывает ее, опрокидывает. Так себе ощущение, но дальше - хуже, Баст полностью обездвиживает ее, а вот это Элизабет ненавидит больше всего. Он подходит ближе, встает прямо над ней, заставляя Элизабет зло пилить его взглядом. Она злится на себя, конечно, но агрессия легко перемещается на него, как только Баст заводит старую песню про "беги, беги".
С облегчением Элизабет снова ощущает способность контролировать свое тело, тут же подскакивает со снега, отряхивает свитер, треплет уже влажные волосы. Спина ноет, плюс она ударилась затылком, про плечо лучше вообще молчать. Проверяет целостность палочки, пока Баст снова утруждает себя философскими речами, которые Элизабет пропускает мимо ушей. Она - спасибо - сама решит, как ей поступать. Уж когда дело коснется ее пациентов точно.
"Думай о себе" вообще звучит дико. Он как будто не знает ее. Как будто вот только встретил ее вчера - и не знает, что она никогда и ни за что не станет думать о себе. Кого он пытается убедить, Мэрлин.
Элизабет подумывает выпить пару заживляющих зелий, подождать минут десять и продолжить эту увлекательную тренировку - она и правда увлекательна, Баст ее не жалеет, и в этом почему-то есть какое-то мрачное наслаждение - и даже почти предлагает Басту такой вариант, когда он вдруг - наверное, заметил ее отсутствующее выражение лица - повышает голос.
Затылок пульсирует тупой болью, Элизабет машинально потирает его, морщит нос, вскидывая брови все выше с каждой фразой Баста. Старается молчать, дослушать, но возмущение растет в ней в геометрической прогрессии, и его последняя фраза - О МЭРЛИН - ставит точку в ее попытках сдержаться.
- Что? Что, прости? Не заставлять тебя беспокоиться? - он стоит так близко, что кричать совершенно не обязательно, но Элизабет все равно повышает голос, взметается, словно гарпия. - Это говорит мне человек, который не соизволил связаться со мной на протяжении четырех месяцев?! Четыре драккловых месяца я должна была сходить с ума от одной мысли, что тебя может убили уже или еще что похуже, а я значит должна бросать своих пациентов, чтобы он видите ли не беспокоился! Да какое тебе вообще дело должно быть до этого, ты даже явился только потому что книги понадобились!
Элизабет едва не подпрыгивает на месте, палочка в руках раскаляется, словно сделана не из дерева, жжет пальцы.
- Меня-не-так-просто-поймать, ха-ха-ха, Баст, ты хоть сам понял, как это нелепо звучало?! - она даже не знает, за что ухватиться, мысли сплошным потоком заполняют ее голову, ей почти тяжело дышать, каждая эта мысль душит даже сильнее, чем все эти недели. - Ты - дракклов Пожиратель Смерти, и хочешь сказать, что у тебя не было возможности связаться со мной?! О, ну допустим, в ноябре ты был очень занят, я читала в "Пророке", как же, столько очень важных дел, таких потрясающе полезных и рациональных, могу понять. Вот только ты явился ко мне в декабре, видишь ли, в декабре, снег вон уже лежит, так какого же черта, радость моя, ты вдруг чем-то недоволен? На что ты рассчитывал, объясни-ка мне! Что я, может, на шею тебе брошусь, и уйду в какое-нибудь подполье, пока ты со своими милыми друзьями занимаешься серьезными взрослыми вещами? Не заставлять тебя беспокоиться, надо же!
Элизабет с размаха пинает дерево, чертыхается, отплевывает кровь со вновь разодранной губы.
- Ты должен был прийти раньше, чтобы иметь право вот на все это, - говорит она уже немного в сторону, поднимает куртку дрожащими пальцами, резко застегивает, раскидывая снег сапогами.

[AVA]http://sh.uploads.ru/qvXad.jpg[/AVA]

Элизабет тщетно предпринимает попытку успокоиться - это нереально, смешно даже пытаться. Где-то там, на задворках ее сознания, большими красными буквами светится слово "ОСТАНОВИСЬ", и Элизабет даже понимает, что пройдет буквально пара часов и она не просто пожалеет о каждом слове - она будет ненавидеть себя за каждое.
Но это там, в той рациональной части. К которой она пыталась привыкнуть, под которую подстраивалась даже. И которая ей не слишком хорошо дается. Сейчас балом правят эмоции - чистой воды эмоции, бесконтрольные, стихийные, яркие и плевать хотевшие на "рациональность".
Он отвечает в ее же стиле, и пусть это не решает проблем, но отчего-то Элизабет довольна - как будто именно это ей и нужно, вот этот взрыв эмоций, в том числе с его стороны. Она дышит так тяжело, что легкие начинают жечь от холода.
- Одной открытки было бы достаточно! - делает вид, что не заметила иронии, вертится на месте, словно юла, взвинчивается, снова услышав этот бред про Рудольфуса. - Где ты был, когда я на кухне тебе объясняла, что мне не дали выбора? Что я не приходила к твоему безумному брату, что я бы в жизни не подошла к нему добровольно! Или может ты думаешь, что это было так легко, получить разрешение на пропуск в Азкабан и пронести с собой зелья? Думаешь, меня там с распростертыми объятьями ждали? А потом показали постер с колдо всех заключенных и предложили обвести в кружочек нужного?
Элизабет бесится, бесится совершенно в несвойственном ей стиле, но повтор этой ерунды - да как ему вообще это взбрело в голову?! - совершенно выбивает ее из колеи.
- Конечно, почему бы мне не прийти в Азкабан к Рудольфусу Лестрейнджу, мы же с ним такие большие друзья, я же ради него готова рисковать всем. О, конечно, конечно, Баст, я прямо спала и видела, как твой братец пытается вырваться из наложенных аврором пут и перегрызть мне глотку, - вот такой у него был взгляд, когда мы с ним виделись в последний раз, если ты хочешь знать!
Воспоминание о Рудольфусе вызывает у Элизабет дрожь по всему телу, эти его металлические глаза и безумная улыбка, иногда Элизабет кажется, что его лицо снится ей не реже волков.
- Думаешь, мне не приходилось встречаться с моим бывшим мужем? Или считаешь, я бы силой своего природного очарования таки добилась встречи? Знай ты, чего мне стоила эта встреча с тобой, с тобой она должна была быть, ты  не стал бы говорить, что мне стоило вернуться к Эрону, - Элизабет отворачивается, с силой кусает губы, впивается пальцами в свои плечи, машет головой, прогоняя мрачные, давящие мысли.
Нет, стоп, это - ее. Это он не должен знать, будь она сто, миллион раз зла.
Элизабет замолкает, дает себе остыть, отворачивается.
Но Баст вдруг хватает ее за плечи, разворачивает к себе.
Всего секунда, не больше - Элизабет даже подумать ни о чем не успевает, но его руки действуют на нее с удивительным постоянством. Он уже отпустил ее, а ее будто дрожь бьет, толкает к нему, и Элизабет приходится приложить все, абсолютно все свои силы, чтобы не сдвинуться с места, не показать, как она на самом деле ждала его.
Он в это время кричит что-то - но Элизабет полностью сосредоточена на том, чтобы контролировать себя. Гипнотически смотрит на его руки, пытается восстановить дыхание.
Он к ее удаче повторяет вопрос - первый раз она пропустила. Сглатывает, с трудом отрывает взгляд от его напряженных пальцев, смотрит в глаза.
- Не знаю. Просто можно было дать о себе знать и все, - голос звучит так глухо, как будто эхо. - Моя кухня - это твоя кухня. 
Отвечать про сроки она не собирается. Только еще Криса в этом лесу не хватало. Голова кружится, ей нужно либо сдаваться или продолжать нападение. И Элизабет собирается остановиться на первом варианте, но внезапная вспышка воспоминания о прошлой встрече, моментально разжигает казалось бы потушенный огонь.
- А что там твои успехи в поиском жены? Есть достойные кандидатуры? - Элизабет шипит, складывает руки на груди. Старается говорить спокойно, и у нее почти получается. Почти. - Или, может, Рудольфус передумал умирать?
Нет, эта тема здесь неуместна, так же, как и Крис. Элизабет сжимает губы, делает два шага в сторону, затем два шага обратно. Рычит, заставляя себя выкинуть все это из головы. Рычит, сжимая пальцами виски. Рычит, непроизвольно раз за разом произнося это имя, дурацкое, так идущее ему имя.
- Рррабастан, бог ты мой, Рабастан, - опирается спиной о корявое дерево, не отрывает рук от головы, как будто это имя стучит у нее в висках, и она не хочет его выпускать.
Его последние слова доходят до нее с большим опозданием, Элизабет фыркает, запрокидывает голову, смотрит на Баста долго и внимательно.
- Я это понимаю. А друзья на все имеют право, - усмехается вдруг, отшатывается от дерева. Потирает ноющие пальцы. - Прости, что сорвалась. Я просто ждала тебя. Думала о тебе. Хотела быть твоей.
Звучит как строчки из попсовой песни. Элизабет треплет волосы, смеется, легкомысленно пожимает плечами.
- Я зря все это наговорила. Прости, пожалуйста. Мы же можем все это забыть, правда? Вроде как ничего этого не было, да? - Элизабет натягивает шапку, дышит на ледяные пальцы. - Ну, кроме твоих советов. Мне понравились твои советы, Баст. И я потренируюсь со второй палочкой. Покажешь мне потом пару приемов?
Элизабет подхватывает свой рюкзак, возвращается к Басту.
- А знаешь, что? У тебя был день рождения, - Элизабет смотрит на Баста с таким видом, как будто он был не в курсе, улыбается просто, почти весело, как другу. - И я испекла тебе брауни. Ты любишь брауни? Мой тебе точно понравится. Я здорово его пеку. И чай с собой захватила. Какая я молодец, да?

[AVA]http://sh.uploads.ru/qvXad.jpg[/AVA]

Это так просто на самом деле - вот она уже улыбается, смотрит на него почти что весело, в предвкушении их традиционного чаепития. Ей легко и спокойно, и как будто сейчас весна, как будто не было еще ничего такого, от чего им может быть неловко в обществе друг друга. Ее отпускает так резко, что даже странно, а с другой стороны, наверное, к этому все шло - просто все эти гнетущие мысли нашли, наконец, выход, и теперь на их место пришла тихая радость просто от того, что важный ей человек здесь, рядом, что его можно напоить чаем, задать ему миллион вопросов, может, немного посмеяться. Все встало на свои места - потому что их места в жизни друг друга именно такие, без перегибов, без сомнительных попыток что-то изменить. Им не нужно ничего менять. У них и так все хорошо.
- Брауни! Это шоколадный, очень шоколадный пирог, - Элизабет поясняет, потому что Баст не слишком хорош в названиях даже широко известных тортов, в этом она могла убедиться еще в той кондитерской. Да и откуда ему знать - он же чистокровный, наверное, у их тортов другие названия. Ну там, пирожное "Кремовый снитч", торт "Розовый единорог с миндалем", все эти тыквенные пироги, которые Элизабет даже полюбила в Хогвартсе. Даже решила, что испечет такой для Баста - ему, вроде бы, нравились воспоминания о школе, так почему бы не порадовать друга вот такой вкусной ерундой.
Друга. Она даже не замечает, насколько легко все стало. Так, как и должно быть.

Баст пробует организовать здесь место для пикника - вызывает у Элизабет разве что не овации, когда трансфигурирует перчатку в плед. Пожалуй, это одно из любимых для Элизабет умений Баста - вот эта легкость с трасфигурированием. Надо будет как-нибудь попросить его о паре уроков. Она, конечно, давно переборола свою неуклюжесть по части трансфигурации, но каждый раз для Элизабет это настоящий стресс и отнимает слишком много сил. Наверное, есть там какой-то секрет, и Баст наверняка сумеет объяснить все правильно, разложить по полочкам, вот в его стиле. Да, нужно будет обязательно попросить.
Идея с пикником на поваленном дереве отклонена - четно говоря, Элизабет полностью это поддерживает. Чай, конечно, горячий, но в машине всяко уютнее. Она соглашается сразу, набрасывает рюкзак на плечи, идет чуть впереди - Баст задержался, заметания за ними следы. На ходу пинает какие-то камушки и ветки, по привычке, оставшейся с их с Брайаном футбольного детства, тогда было принято пинать все, что попадалось под ноги. Задумывается о чем-то, и потому на фразу Баста поворачивается с легким удивлением. Улыбается, когда он поясняет.
- О, отлично. Раз в две недели - это прекрасный график. Буду успевать немного попрактиковаться между уроками, - Элизабет пару раз машет палочкой туда-сюда, сделав при этом крайне серьезное выражение лица - вроде как демонстрирует свою боевую готовность. Тут же смеется - звонко, весело. - Во время тренировок можешь звать меня идиоткой и балдой, официально разрешаю. Потому что не могу гарантировать, что со мной будет так уж легко.
Она пока что не комментирует его "у меня дела", и дураку понятно, что у него эти самые дела. Но говорить об этом ей не хочется, во всяком случае сейчас.

Форд ждет их на привычном месте, только сейчас они никуда не спешат, как в прошлый раз. Элизабет щелкает кнопку, отключающую сигнализацию, чуть медлит, оборачиваясь и разглядывая опушку. В прошлый раз она чувствовала на себе взгляды волков, хотя и не видела их за деревьями. Сейчас спрятаться было бы сложнее - черно-белый лес не слишком хорошее укрытие. Но и волков здесь нет. И без них - странно - лес как будто не лес. Как будто ему чего-то не хватает.
Элизабет машет головой, садится в машину, громогласно обозначая состояние салона как "брррр", кивает, увидев, что Баст уже включил печку. Он иногда такой маггл. Забавно.
- Помнишь, как мы мчались отсюда в тот раз? Я даже, кажется, нарушила скоростной режим, - Элизабет усмехается, трет руки друг о друга, стягивает шапку, чтобы волосы начали подсыхать. - Этот лес мне часто снится.
Ей кажется, что она что-то забыла. Что-то важное, что-то, о чем она думала в течение этих месяцев. Элизабет щурится, сводит брови к переносице, даже перестает греть руки. И вспоминает.
- Он выжил, Баст? Тот мальчик-оборотень? - он должен знать, наверное. Судя по тем слухам, что ходят о приверженности оборотней к тому самому Сами-Знаете-Кому. - Он мне тоже снится.
Воспоминания далеки от приятных, и Элизабет снова тянется за рюкзаком, достает термос, коробку с брауни. Ставит ее между ними - очень удобно даже, а сам пирог заранее порезан. Кружки тоже с собой, а как же. Зачем нарушать традицию. Элизабет улыбается, разливает чай, протягивает кружку Басту. Чай ароматный, с крепкий, с лимоном. Идеально после прогулки по зимнему лесу.
- И кстати, Баст. Спасибо, что помню? - она усмехается, поднося кружку к губам, горячий пар щекочет нос. - Как будто ты мне говорил, когда у тебя день рождения. А вот и не говорил. Я сама узнала. Случайно.
Элизабет не поясняет, как это произошло, чуть закусывает губу, прогоняя воспоминание о том колдо в школьном альбоме. И все равно невольно - так получилось - смотрит внимательно, ищет сходство с тем мальчиком, в сотый раз задает себе вопрос, как могла его не узнать. Улыбается своим мыслям, почти с нежностью вспоминает все те глупые девичьи надежды, которые вот так причудливо почти_воплотились в реальности. Смешно, забавно, глупо. Наверное, когда-нибудь она ему расскажет об этом. Когда-нибудь, если будет способна спокойно говорить с ним о Тэсс, если - что вернее - не будет так панически бояться того, что он сам может рассказать про них с Тэсс.
- А мой день рождения в апреле. Семнадцатого. Ты его пропустил в прошлом году, хотя мы виделись буквально на следующий день. Ну, там была не та ситуация, чтобы я радостно тебе об этом сообщила, - она снова смеется, сама удивляясь, с какой легкостью говорит о той апрельской встрече имени Империо и Обливиэйта. - Но мы все равно ели торт. Вроде как программа минимум была исполнена.
Чай согревает, салон прогревается. Элизабет тепло и уютно. Спокойно. Невероятно, удивительно хорошо, как будто пить чай в машине на опушке леса - это предел мечтаний. Но она, как оказалось, так скучала вот по этой их странной традиции.
- А знаешь, ведь Рождество уже близко. Ты, наверное, будешь страшно занят, - Элизабет закатывает глаза, шутливо фыркает, - но если что - заглядывай. Я буду готовить совершенно восхитительный пуддинг, а еще индейку, конечно. И у нас всегда много традиционных ирландских блюд, я, видишь ли, полукровка еще и в этом смысле - во мне много ирландской крови.
Элизабет улыбается весело, кивает Басту на десертную вилочку, которую захватила специально для него.
- Я, кстати, серьезно про Рождество. Моя семья... Они знают о тебе. Достаточно. Так что никто не выбежит из дома с воплями "ааа, здесь Пожиратель, вызовите авроров". Так что... Ну, просто имей ввиду. Я всегда рада тебе. И двери моего дома всегда открыты для тебя.

[AVA]http://sh.uploads.ru/qvXad.jpg[/AVA]

Элизабет старается не цепляться за мысль о волке, которого они останавливали огнем. Огонь и физическое воздействие. Огонь и физическое воздействие. Она до сих пор иногда произносит это как скороговорку, когда очень волнуется. Огонь - даже тогда ей было страшно видеть пылающую шерсть, слышать, как волки скулят, чувствовать этот удушающий паленый запах. Знать, что там - под звериной шкурой - люди. И вот сейчас это подтверждается, и Баст говорит об этом спокойно, даже, кажется, успокаивает ее этим "оборотня это мало волнует". Элизабет вздыхает, нервно делает пару глотков. Снова обжигает язык, хмурится, ежится. Ей хочется спросить про оборотней, хочется понять, не слишком ли рисковал Баст тогда из-за нее. Если они союзники - а именно так утверждают слухи - то все это выглядит порядком странно. Но Элизабет решает задать эти вопросы позже. Не в такой опасной близости от этого леса. Ей и так порядком не по себе.
Она сосредотачивается на замкнутом пространстве салона своего форда - здесь Элизабет чувствует себя совершенно спокойно, правильно. Это ее территория, с ее порядками, с ее запахами - зелий, трав, новых журналов, цветочных духов. И шоколада, конечно, брауни пахнет восхитительно.
Они знакомы почти год, но Элизабет никогда не была на его территории. Есть ли у него она вообще? Именно его, а не общая, которую он не делит с такими же, как он. Впрочем, Элизабет все равно мысленно отделяет его от остальных, к чему ломать комедию. Лотус, интересно, где лотус. Забавно, она даже в лотусе никогда не сидела. Это намеренно или так получилось? Быть может, он просто не хочет впускать кого-то в свою зону комфорта, это вполне можно понять. Элизабет больше волнует, чтобы в ее зоне комфортно было им обоим. Ей не жалко поделиться, раз уж у него с этим определенные проблемы.
Мысли увлекают ее все дальше, и Элизабет чуть машет головой, возвращаясь к Басту.
- Ну да, так мне и показали твои файлы. Вот просто спешат раскрывать тайны Пожирателя Смерти, - Элизабет усмехается, смотрит на Баста с недоверием. Он что, серьезно? То думает, что она пришла к Рудольфусу, то полагает, будто ей выложили информацию о нем только на основании ее собственного решения стать его целителем. Откуда в рациональном Басте столько сомнительной наивности. - Они наоборот старались закрыть от меня все, как будто я какой-то шпион. Не знаю даже, что они думали, но даже разрешения на посещение мне так и не удалось добиться, хотя я собрала все необходимые документы и справки. Сказали, что с рукой все в порядке, и меня это должно удовлетворить.
Элизабет хмыкает, зло сжимает кружку в руках. Взгляд мгновенно мрачнеет, как и всякий раз, когда она вспоминает о тех летних днях. Не самое лучшее время в ее жизни, откровенно говоря.
Чтобы отогнать удручающие мысли, Элизабет снова принимается болтать о Рождестве, и немного удивляется, когда Баст задает вопрос. Впрочем, она любит, когда он задает ей вопросы.
- Да, я готовлю суфле. Разное. Шоколадно-лимонное, персиковое, какое угодно, - мысленно ставит галочку в списке "что приготовить Басту", хотя он и не сказал, что суфле ему нравится. Но проявил интерес, это уже немало. - Какое ты любишь?
Лучше уточнить, потому что, возможно, он любит не сладкое суфле, а мясное или грибное. Она и такое готовит. А даже если бы не готовила - пришло бы научиться. Чего не сделаешь для друга. Не будет же ему любезный братец готовить суфле. Или Беллатриса. Ух.
Баст тоном престарелого профессора рассказывает про корни Рождества, Элизабет не скрывает довольной улыбки. Напоминает их вторую встречу в кондитерской, тогда Баст тоже блистал занудными фактами. И, как и тогда, Элизабет скрывает улыбку за кружкой, смотрит на него с плохо скрываемой нежностью. Это почти и есть то, о чем она думала совсем недавно - Баст на своей территории. Такой момент нельзя упускать, и Элизабет ни в коем случае не прерывает, хотя ей так и хочется начать ему перечить.
Сделать это после его второго аргумента куда проще - потому что умиленность сменяется ворчливым возмущением. Элизабет фыркает в чай, трясет головой.
- Ты меня за идиотку держишь, Баст. Мне почти что обидно, - Элизабет отставляет кружку и хмурится. - Во-первых, я не стала бы рассказывать семье о тебе. О тебе, как о "разыскиваемом Пожирателе". К чему им эта информация? Но мне не дали выбора - что-то я слишком часто это говорю в последнее время - им любезно сообщили о нашем знакомстве еще до того, как я начала варить зелье, о котором ты просил. И нет, никто не был этому рад, конечно. Кроме бабушки, но это отдельная история.
Элизабет усмехается, припоминая самые дурацкие фразы бабули за последнее время, что-то вроде "Лестрейндж - это же Лестрейндж!" и "А у него щеки впалые? Должны быть впалыми!".
- А во-вторых, - Элизабет намеренно копирует тон Баста, подчеркивая свое раздражение, - мой дом для тебя безопасен. Или у тебя есть какие-то сомнения по этому поводу? Ты сейчас намекаешь, что мой дом может оказаться ловушкой? Даже захвати меня отряд авроров, я нашла бы способ предупредить тебя, Баст, пусть это стало бы последним, что я бы сделала.
Элизабет демонстративно фыркает, жует брауни, разглядывает запотевшее стекло. Не дает себе разозлиться - ни к чему. Пусть он откровенно высказывает ей свои опасения, это, конечно, неприятно, но хотя бы поможет ей лучше понимать его.
- Ты думаешь, что на вас вышли через меня? - Элизабет резко поворачивается к Басту, смотрит на него строго, но спокойно. Пусть этот разговор состоится как можно раньше.

[AVA]http://sh.uploads.ru/qvXad.jpg[/AVA]

Рационализм Баста иногда кошмарно очарователен. Вот например когда он так прямо и спокойно, точно мог ответить иначе, сообщает, что не считает ее идиоткой. И то хорошо, конечно, но выглядит забавно.
Элизабет улыбается, кивает, вроде как приняла к сведению эту информацию. Хотя, откровенно говоря, иногда она ловит себя на обратной мысли. Его потрясающая прямолинейность порой несколько лишена тактичности. Но ладно уж, на это можно закрыть глаза. Она и на большее - худшее - их закрывает.

Она готова к его удивленному взгляду, вообще ко всему, что так или иначе выражает недоумение. Ну да, действительно, что за наивность, Бэтси, думать, будто твой дом может быть безопасен. Этот взгляд смешно контрастирует с его недавним "я не считаю тебя идиоткой". Он даже выдерживает паузу - для драматизма или подбирает слова, хотя Элизабет думается, что над этим вопросом он уже имел сомнительное удовольствие размышлять. Она терпеливо ждет, стараясь, чтобы на лице не отражалось ровным счетом никаких эмоций, а учитывая ее потрясающе богатую мимику, это очень и очень непросто. Ждет, снова невольно рассматривая его лицо, по-дурацки лежащие волосы, недельную щетину. Думает, чем он там занимается каждый день. Думает, и тут же запрещает себе думать.
Ты все-таки идиотка, Элизабет Нэльсон. И плевать, считает он так или нет. Факт остается фактом, умная девочка не попала бы в такую ситуацию. Ей не пришлось бы оправдывать наличие в своей жизни Пожирателя Смерти красивым словом "дружба". Умная девочка отрицала бы факт знакомства с ним, и уж точно не пустила бы в дом снова, и естественно не приглашала бы на Рождество. Потому что умная девочка не стала бы банально подвергать такой опасности своих родных. Опасности, стоит это признать открыто. Чего бы там ни было между вами, к семье это не относится. Как не распространяется ее дружелюбие на его брата, так и не распространяется на ее семью его терпимость. Он же - да-да, ты же помнишь - против таких, как ты. И твое исключительное положение только с первого взгляда кажется лестным.
Он, наконец, отвечает, и Элизабет почти равнодушно пожимает плечами. Она ожидала примерно такого ответа.
- В надежности лавки мистера Смита никто не мог быть уверенным, это естественно для подобного рода мест. Но я что-то сомневаюсь, что ему было выгодно сдавать тебя. С другой стороны, они ведь его не убили, - Элизабет сохраняет равнодушный тон, как будто говорить о чьей-то возможной смерти - это для нее норма. Наверное, она стала чуточку более циничной после этого лета.
Размышлять вслух над его первым вариантом Элизабет не спешит. Ее мрачного взгляда хватает, чтобы он довольно поспешно пояснил, что не считает ее предателем, как будто это и так неясно. Мрачности это не убавляет, потому что Элизабет уже начинает понимать, к чему все это ведет. И это ей категорически не нравится.
- Если бы я лично способствовала твоей поимке, меня бы хорошо охраняли. От вас с братом, - Элизабет складывает руки на груди, пялится в окно, на пустую дорогу, заваленную сероватым снегом. Впрочем, вариант с охраной ей тоже предлагали. Но она не боится, даже этого чокнутого Рудольфуса. Мать запретила ей бояться его. - Хотя твой брат успел поднять вопрос моей безопасности в нашу с ним встречу. Удивительно, что ему до сих не пришло в голову еще разок со мной поболтать. Хотя, почему не пришло, может, он просто послал младшего.
Элизабет иронично улыбается собственному размытому в стекле отражению. Разговор до крайности неприятен, но и до крайности необходим. Наверное, просто сегодня такой день - день неприятных, но неизбежных разговоров. Так гораздо удобнее - решить все сразу, одним махом. Главное, поменьше эмоций и побольше дела.
Баст переходит в наступление, и все эти его "странно" порядком нервируют Элизабет. Она и сама прекрасно понимает, что это, драккл, странно выглядит со стороны. И да, нет ничего удивительного, что он задался этими вопросами. Но она почему-то не сообразила придумать какое-нибудь рациональное объяснение происходящему, такое, чтобы не вызвало у него вопросов. И гладко подходило под обстоятельства. Есть ли вообще такое объяснение? Кроме правды, конечно. Потому что правду Элизабет намеревается скрывать до последнего.
Можно придумать какую-нибудь стройную теорию про родственников, про влиятельных знакомых, про покровителей. Откуда ему, в общем-то, знать, кто там за ней стоит. Она, конечно, без задней мысли выдавала ему информацию о себе, но ведь не всю, далеко не всю. Например, о ее связях с континентом он мало что знает, кроме того, что у нее есть друзья в Германии и Австрии, куда она собиралась летом в отпуск, о чем беззаботно разболтала ему в той кондитерской. Она даже может назвать фамилии, о которых он непременно слышал. Для большей внушительности может прибавить пару-тройку древних французских родов, с которыми Лестрейнджи очаровательно плотно переплетены в своем семейном древе. Не факт, что его это впечатлит, однако может сыграть на руку. Хотя, конечно, у Баста тут же может возникнуть вопрос, как ее - полукровку - вообще принимали в этих домах. Да уж, маленькая наивная Элли не задавалась вопросами, а умный Эрон всегда представлял ее как "вы, наверное, слышали о Прюэттах". Ха. Как неловко. Жаль даже, что она не может вдоволь поиронизировать сейчас над ним.
Что она вообще сейчас может против Эрона Тафта.

Вопросы Баста бьют по затылку. Вот тебе и не идиотка - где подготовленные ответы, Элизабет?
Она нервно вздыхает, вцепляется пальцами в руки, смотрит на щетки, по краям которых все еще не до конца растаял снег.
Он же смотрит на нее. Она привыкла встречать его взгляд, не уходить от него, выдерживать, каким бы он ни был. Но сейчас все еще смотрит вперед. Он не должен заметить в ее взгляде сомнение.
Какие у нее варианты на самом деле? Пытаться сыграть в дурочку и сказать "не знаю, не арестовали и все, наверное, не нашли между нами никакой связи". Ну да. Как будто тот же самый мистер Смит не указал бы на нее. А он указал, кстати говоря. Нет, это даже в мыслях звучит неправдоподобно. Они, как оказалось, были удивительно беспечны в своей дружбе.
Вариантов нет, только правда. Смягченная до предела. Но, очевидно, правда. Хоть это и не нравится Элизабет от слова совсем.
- Мне не оставили выбора, потому что я и так получала много - разве нет. И требовать или настаивать на своих условиях было бы уже слишком. Я просила встречи с Лестрейнджем - я получила такую встречу. Я просила встречи с тобой как колдомедик - меня уверили, что твою руку не трогают и мое содействие не нужно. И, судя по всему, рука и правда в порядке. Мне необходимо было передать тебе зелье - у авроров в Азкабане не было ко мне вопросов, когда я попросила их отдать тебе флакон. В таких случаях не стоит торговаться, потому что тебе уже идут навстречу. И ты либо принимаешь помощь, либо нет. Либо готов к тому, что потом спросят и с тебя, либо любезно отказываешься, не желая вступать в долговые отношения. И у меня, Баст, не было выбора даже в этом. Потому что я дала тебе обещание, что сделаю все, чтобы передать это зелье. Я не нарушаю обещаний.
Она делает паузу, раздумывая, не усугубила ли положение. Хотя, ей все равно придется пояснять едва ли не каждый пункт, отвечая на остальные его вопросы. Элизабет кладет руки на руль, постукивает пальцами, все так же не глядя на Баста.
- За что меня должны были арестовать? Я разве делала что-то преступное? Ну кроме того, что мы пробрались в ночной парк, когда он был закрыт, - Элизабет усмехается, убирает волосы на ухо. Уже высохли. - Меня, кажется, никто не подозревал в шпионаже или чем-то подобном. То, что я не знала, кто ты, было очевидно. Хотя не знаю точно. Со мной никто не говорил по этому поводу. Никаких допросов или чего-то такого. Вообще ничего.
Ну да, наверное, это странно. Пожалуй, должны были.
Его последние два вопроса связаны, хоть он и не знает об этом. Элизабет делает паузу, не зная, как лучше выкрутиться. И сама же себе отвечает - да никак. Друзья не врут. Друзья могут утаивать, но врать в лицо не могут.
Она сама не замечает, как сильно вцепилась в руль, как побелели костяшки пальцев, как напряженно она подалась вперед, неотрывно глядя на овал с тусклой надписью Ford.
Что посулила в обмен?
- Я попросила об услуге. Когда поняла, что мне будут продолжать отказывать, даже несмотря на полный пакет документов и подписей, пришлось пользоваться связями, - ей не нравится слово "пришлось", Элизабет мысленно чертыхается, столько думала, а не сообразила более нейтральную формулировку. - Весьма успешно, как ты понимаешь. У меня сохранились некоторые каналы.
Элизабет отрывает пальцы от руля, подливает чай из термоса. Может, он не заметит, что она не ответила на последний вопрос?
Заметит, кого она обманывает.
Делает пару глотков, смотрит куда-то в сторону, не желая встречаться с ним взглядом. Нужно быть осторожнее, лучше подбирать слова. Он не должен думать, что должен ей что-то. Что все это стоило ей больше, чем должно бы.
- Я ничего не обещала в плане тебя. То есть, разговора о тебе не стояло вообще. Никто, видишь ли, и подумать не мог, что вы сбежите или, если это все же произойдет, ты снова выйдешь со мной на связь. Так как связь со мной официально не подтверждена, они и не устанавливали слежку, зачем. Я не обладаю никакой тайной информацией, не могу выдать тебе ничего стоящего. От охраны своей жизни я отказалась сама, хоть они и предлагали. Но это уже мое решение, и они получили письменный отказ. То есть... Формально, они свой долг выполнили. И если сейчас со мной что-то случится, на них не будет лежать никакой вины.
Попытка заговорить ему зубы и свернуть тему в другую сторону. Не слишком удачная, а точнее - просто бессмысленная. У Баста цепкий ум, он все равно вернет ее туда, с чего начал.
- Ты можешь быть спокоен в этом плане, Баст. То, что я даю и давала взамен, никак не касается ни тебя, ни твоего брата, ни этой твоей организации. И никак не может на вас отразиться, - общие слова, ему не будет этого достаточно. - Моя неприкосновенность основана на теоретической перспективе, которую я не могу на данный момент категорично отрицать. Она касается распространенного мнения, что жена Министра Магии не должна быть замечена в связях с Пожирателями Смерти. А о репутации, как ты понимаешь, всегда следует думать наперед.
Элизабет откидывается на спинку сидения, усмехается, тут же добавляет:
- Но я решила эту проблему, не беспокойся. Это - моя проблема, и я справляюсь. Я большая девочка. Все в полном порядке. Я контролирую ситуацию.
Слишком много категоричных фраз. Слишком много фраз, призванных убедить. Его - или себя.

[AVA]http://sh.uploads.ru/qvXad.jpg[/AVA]

Элизабет усмехается на это его "контролирую ситуацию". Забавно даже, они оба такие большие молодцы, оба так хорошо все контролируют. И оба, видимо, лукавят. И даже, кажется, прекрасно понимают это.
- Я не удивлю тебя, если скажу, что твой брат меня все равно беспокоит. Он знает, что ты снова видишься со мной? Я тебе доверяю, Баст, но он... Я просто хочу быть готовой к нашей с ним следующей встрече. Надеюсь, конечно, что жизнь не решит снова столкнуть меня с твоим милым братом, но кто знает, - Элизабет треплет волосы, когда они достаточно короткие, это действие очень быстро входит у нее в привычку.
За полгода она научилась говорить о Рудольфусе Лестрейндже без содрогания и ужаса во взгляде. Со стороны даже может показаться, что она едва ли не пренебрежительно и глупо его недооценивает. Но это вовсе не так. Просто, кажется, свою порцию страха она уже испытала.
Ей нужно отвлечься от образа рычащего Рудольфуса, и обсуждаемая ими тема весьма подходит - она столь скользкая и неприятная, что легко соперничает по этим показателям со старшим Лестрейнджем.  Элизабет смотрит на Баста в упор, с нескрываемым - она даже не пытается - изумлением, высоко поднимает брови.
- Ты хоть понимаешь, что предлагаешь мне сейчас? - пожалуй, стоит говорить прямо, на такие темы не шутят. - Баст, я знаю, что ты можешь. Знаю. Но это не говорит о том, что я это одобряю, что это кажется мне нормальным, или что я - Мэрлин упаси - когда-нибудь попрошу тебя о чем-то подобном. Никогда этого не будет. Никогда.
Она отводит мрачный взгляд - снова смотрит на щетки и расползающийся потеками снег. Он не может предлагать это на полном серьезе - но предлагает. То, что он мог бы убить Эрона, Элизабет не сомневается - увы.
- Почему ты думаешь, что если можешь жить с этим, то и другие могут? - она не смотрит на него, хмурится, старается думать абстрактно, отвлеченно. Без примеров, без конкретики. - Я едва могу жить с тем, кто ты.
Она впервые говорит это, рассматривает дорогу и снова срывающийся снег. Не хочет смотреть ему в глаза сейчас. И так ясно, что увидит там - спокойное равнодушие. Уверенность в своей правоте. Убежденность. Ей не хочется видеть все это, и потому Элизабет смотрит на дорогу и снег.
- И дело не в том, что меня это как-то обяжет. У подобных вещей нет понятия выплаченного долга. И такие вещи бессрочны, - ей становится холодно, даже несмотря на то, что печка работает на полную мощность, и в салоне уже даже жарковато. Ей холодно и одновременно душно, нечем дышать. Не отрывая взгляда от дороги, Элизабет стаскивает с себя куртку, бросает на заднее сидение, поправляет свитер.
Баст отправляет туда же коробку из-под пирога, разворачивается к ней - решительный, взволнованный. Элизабет невольно поворачивается к нему, встречается взглядом. Пытается понять, какие чувства им движут.
Бэтси.
Он снова зовет ее по имени, по имени, которое только ему принадлежит.
Это одновременно волнует и настораживает, и Элизабет чуть хмурится, приподнимает подбородок, предполагая худшее - с нее порядком спала пелена бесконечного оптимизма.
Его слова, однако, вызывают у нее только горькую усмешку. Неужели его правда так волнует, что именно она успела кому-то там наобещать? Почему? Она же объяснила - его это не коснется. И если бы она лучше себя контролировала некоторое время назад, а еще лучше - придумала бы годную теорию заранее, он бы вообще не задавался этими вопросами.
Она не успевает ответить на вопрос, когда он задает следующий.
Элизабет глубоко вдыхает, невольно отводит взгляд, потирает ладонью шею. Это слишком прямой вопрос. Слишком категоричный. Ей бы не хотелось на него отвечать.
Но Баст не отпустит ее вот так теперь, она чувствует, что не отпустит. Теперь ему нужно знать все, и Элизабет пытается подобрать наиболее обтекаемые формулировки.
- Сделка есть сделка, Баст, - она все еще не смотрит на него, снова бьет пальцами по рулю, облизывает сухие губы. - И я не нарушаю обещаний, ты же помнишь.
Сделка - это тоже обещание. И он должен легко провести аналогию.
Сжимает руль сильнее - волнуется. Она не должна волноваться, но и он не должен спрашивать об этом вот так. Вот так, будто его это правда волнует. Будто ему это важно. Будто для него - для него лично - это что-то значит.
Это неправильно, Баст, это рождает неправильные мысли, от которых она едва-едва смогла отказаться всего пару часов назад. И это несправедливо, вот так сразу возвращать ее к краю той пропасти.
- Я не обещала ему, - нехотя отвечает, теребит пальцами край рукава. - Вернуться. Там все сложнее, и боюсь, это не обратимо. Я повязла в этом достаточно сильно, и за мной долги, много, много долгов. Он имеет право требовать. Он на все имеет право.
Она выдыхает, устало, расстроено. Она не должна все это ему говорить. Зачем он вообще задает все эти вопросы, она же все уже объяснила. Он уже все понял.
- Видишь,как все, Баст, - Элизабет поднимает голову с горькой усмешкой, смотрит, наконец, ему в глаза. - Мы оба не принадлежим другу другу. Я не принадлежу себе, ты - себе. У нашей свободы есть срок годности, у кого-то больше, у кого-то меньше. Но рано или поздно оба срока выйдут. Рано или поздно. Вот и вся разница.
Она замолкает на время, смотрит на него со странной тянущей тоской.
- Но ты ведь именно этого хотел, разве нет? Сам сказал, помнишь? Лучше бы я вернулась к Эрону, - Элизабет с трудом сглатывает, отворачивается. - Лучше бы. Вернулась. К нему. Ты так сказал, Баст. Что изменилось с тех пор? Ничего, разве нет.
Не время для тоски, бог мой. Не время. Она же сама предложила забыть.
Элизабет улыбается, берет вдруг Баста за руку, сжимает его прохладную ладонь.
- Все в порядке, Баст, правда. Это того стоило, понимаешь. Это самое главное. Я не жалею ни о чем.