Начало декабря 1996.
Рабастану Лестрейнджу необходимо увидеть Элизабет Нэльсон. Разумеется, по делу.
И, между прочим, он все еще не поблагодарил ее за помощь.
Черничный чизкейк
Сообщений 1 страница 13 из 13
Поделиться118 мая, 2015г. 10:55
Поделиться218 мая, 2015г. 22:08
[AVA]http://sg.uploads.ru/CoNDJ.jpg[/AVA]Лестрейндж докуривает сигарету, морщась от въедливого дыма, жадно лезущего в глаза - вроде, мог бы уже и привыкнуть, но по-прежнему першит в горле и хочется сплюнуть после каждой затяжки. В одном Рудольфус был прав - успокаивает. И раз уж Рабастан не чувствует больше себя в состоянии контролировать собственные эмоции, приходится идти по проторенным до него путям.
Оглядывается - низкое декабрьское небо, свинцово-серое, как пишут романисты, почти сливается с недельным снегом до самого горизонта. Ночь должна быть ясной - даже сейчас кое-где уже проглядывают первые неяркие звезды.
Отбрасывает окурок, не заботясь о состоянии территории Ставки, сосредотачивается - перед аппарацией без сигареты теперь просто не обойтись. Концентрируется, вспоминая подъезд дома, в котором и был-то пару раз.
Делает шаг - и появляется на лестничной площадке перед дверью Элизабет Нэльсон.
Он давно не пользуется лотусом - по-прежнему опасается, не известно ли Аврорату о его таком маггловском увлечении. Теперь только аппарации, теперь - все иначе, никаких разъездов, ничего подобного, теперь их ищут всерьез и война в разгаре.
Тем глупее то, что он снова суется в Лондон - да не просто в Лондон, а к женщине, которая и так по самую макушку завязана с ним лично. И узнай Рудольфус - убил бы собственноручно, наверное.
Но у него впервые за полгода появился повод для встречи, и упустить его Рабастан не смог - не смог, как не смог бы, к примеру, прекратить дышать.
Он отлично помнит, что обещал не приходить за книгами без предупреждения - и не собирался нарушать это обещание, но то обещание давал Баст Гриффит, ныне несуществующий, так что Рабастан Лестрейндж чувствует себя свободным от этих обязательств. Почти свободным, если быть честным. Да и как теперь предупреждать - хэй, Бэтси Нэльсон, это Рабастан-Баст Лестрейндж, забегу к тебе вечерком, когда в Аврорате пересменок?
А еще за ним должок - и он это знает, и Бэтси Нэльсон не может не знать этого, и даже Рудольфус не отрицает.
Должок, который так или иначе ему придется вернуть.
А еще у него есть миллион других причин, но они все сплошь нерациональные, а потому он не дает им права на существование, безжалостно заталкивая их в подсознание.
Полгода - долгий срок, и он преуспел за это время в науке избавления от ненужных нюансов.
Кроткий стук в дверь - и он прислушивается, почти надеясь, что ее не будет дома. Почти, потому что знает - она дома. Форд припаркован неподалеку, у нее была дневная смена. Если только она не вздумала уйти куда-то внезапно...
Не вздумала: за дверью слышны бодрые шаги.
Перед Лестрейнджем дилемма - во-первых, не наложить ли на Элизабет Нэльсон чары с порога? Что-то легкое, ради безопасности их обоих - Силенцио, возможно, Петрификус. Пока он не разберется, что к чему - полгода все же очень долгий срок.
А во-вторых, с чего начать разговор? С банального "спасибо"? Расстались они без прощания, не сказано было много, а еще больше - сказано, и Рабастан время от времени перебирал несколько их последних встреч, когда они в разговоре изредка касались достаточно важных моментов - перебирал с плохо понятными для самого себя эмоциями. Не то раздражением, не то - сожалением, да о чем, на что?
Меньше, меньше иррационализма - таким было его кредо, и пока оно спасало, помогало примиряться с происходящим вокруг, с его собственной ролью во всем этом, а теперь годы практики шли фестралу под хвост из-за того, что он не мог отрефлексировать, чего ради аппарировал через пол Лондона.
Книги, да. Точно - он же хочет забрать свои книги.
- Хочу забрать свои книги. Должен был предупредить, знаю. Впустишь?
На деле говорить оказывается куда проще, чем он думал - он просто настолько поражен тем фактом, что снова видит Бэтси Нэльсон в шаговой доступности, что привычный самоконтроль дает крохотный сбой - речь Рабастану Лестрейнжу больше не подчиняется, существует сама по себе.
- Ты говорила, что не будешь против, если я зайду за ними в любой момент. Это ненадолго. Я не помешаю.
Уже помешал. Наверняка. Он понял это с самой первой секунды, как только ведьма открыла дверь.
Ничего не произошло, ничто не заставило его вытащить волшебную палочку - но он точно знает, что что-то не так.
Полгода - слишком долгий срок.
Но когда она предлагает чаю, он не отказывается - следит внимательно за ней, за ее движениями, замечает все это новое, что теперь появилось между ними, не находит старого. Рабастан Лестрейндж не уверен, что ему все это нравится - но разве это не к лучшему? Оставить позади все это иррациональное, на которое был так падок Баст Гриффит, будь он неладен. Перестать, в конце концов, пытаться быть тем, кем он никогда не являлся.
Полгода - столько он выдержал без нее.
Поделиться319 мая, 2015г. 02:15
[AVA]http://sh.uploads.ru/X9JgA.jpg[/AVA]
Элизабет точно не знает, когда перестала вздрагивать каждый раз, когда в ее дверь кто-то стучит, или на лестничной клетке просто слышатся чьи-то шаги. Она перестала замечать это, перестала думать об этом, перестала ждать.
Когда не ждешь - легче.
Когда не ждешь - нет повода засыпать с надеждой, что, может быть, "завтра".
Когда не ждешь - можешь жить дальше.
Смена выдалась не из легких, и Элизабет лежит на диване, укутавшись в теплый плед, пока Джекилл сладко урчит где-то под рукой. Ей бы встать, привести себя в порядок, пока Крис не пришел. Он звонил, сказал, что задержится - привезли бульдога с какой-то опухолью и кучей осложнений, он не стал оставлять это на дежурных врачей. Крис вообще не любит рисковать жизнью своих четвероногих пациентов. Элизабет прекрасно его понимает - они вообще прекрасно понимают друг друга. И, если честно, она совсем не против, если он задержится на пару часов. Смена и правда была кошмарной, и немного тишины ей не помешает. Да и бульдогу определенно это пойдет на пользу.
Свет в гостиной приглушен, Элизабет лениво почесывает кота за ухом, раздумывая, взять ли книгу или просто немного подремать. Стук в дверь, однако, нарушает ее сонные планы.
Видимо, операция оказалась гораздо легче, чем Крис предполагал. Или совсем даже без осложнений. Элизабет отбрасывает плед на притаившегося кота, приглаживает рукой волосы - жаль, что он не позвонил, она бы хоть немного подготовилась. Впрочем, ладно, они все равно собирались просто поужинать и посмотреть какой-нибудь фильм.
Ей даже не приходит в голову, что это может быть кто-то другой. Одернув на ходу джинсовую рубашку, Элизабет открывает дверь без вопроса - и замирает, будто ее резко бьют в грудь. Дыхание перехватывает.
Всего на секунду.
- Мой дом - твой дом, - говорит она просто, делая шаг назад. - Проходи.
Толкает дверь, тут же накладывает на нее все известные ей защитные заклинания. Все, что знает. Все, что изучила за те первые месяцы, что ждала его.
За ним может быть хвост, за ней могут следить - мало ли. Она не станет так глупо рисковать.
- Чаю? - она даже не ждет его согласия, идет на кухню. Он не имеет права отказать ей в таком пустяковом деле - разве нет? Но он и не отказывается. Может, просто замерз, впрочем.
Джекилл спрыгивает с дивана, встречая гостя с явным энтузиазмом. Следует за ними на кухню, успевает потереться о ноги Баста, будто здороваясь и высказывая свое кошачье "как долго тебя здесь не было, старина". Элизабет ставит чайник, поджигает огонь. Пару секунд смотрит на голубоватое пламя, затем поворачивается, складывает руки на груди, слегка прищуривает глаза.
- А я уж было подумала, что тебя, быть может, кто-то убил. Или там, знаешь, поймал и держит в каком-нибудь темном подвале и кормит размоченными в воде сухарями. Или что тебе пришлось бежать куда-нибудь в Перу. Или во Вьетнам.
Элизабет усмехается, закатывает рукава рубашки. Когда-то у нее было столько вопросов. Ей казалось, что не хватит и дня, чтобы она успела все их задать. Ей казалось, что она не справится с эмоциями, когда он придет. Что разрыдается, или рассмеется, или начнет на него неистово орать, или просто тараторить что-то про "как же так, как же ты, почему". Но с каждым днем вопросов становилось все меньше.
Полгода - большой срок.
Полгода - большой срок, когда не знаешь, жив ли.
И когда узнаешь, что жив, - будто натянутая струна лопается. Дребезжит, закручивается в никелевые колечки. Не звучит больше.
Больше нет вопросов.
Пока нет.
- Раздевайся.
Рукава закатаны, Элизабет переводит взгляд со своих бледных рук на гостя. Пару секунд внимательно смотрит ему в глаза. Усмехается.
- Я хочу осмотреть твою руку. Ненавижу оставлять работу неоконченной.
Поделиться419 мая, 2015г. 09:18
[AVA]http://sg.uploads.ru/CoNDJ.jpg[/AVA]Путь на кухню - он может проделать его с закрытыми глазами. И дело вовсе не в небольшой площади маггловской квартирки.
Стаскивает куртку, небрежно вешает на спинку стула в знак того, что и правда ненадолго - дежавю не отпускает, накатывает сильнее.
Кот, серый, с которым Рабастан поладил, крутится неподалеку, и когда Лестрейндж безотчетно опускает руку, тыкается в ладонь усатой мордой - коротко, но дружелюбно.
А затем Рабастан вскидывает голову - Бэтси Нэльсон стоит напротив, через узкий проход, у плиты, и выглядит не то что бы отстраненной, а просто - самой по себе.
Он внимательно прислушивается, так же внимательно смотрит ей в глаза, прищуренные, отчаянно-веселые.
- Меня не просто убить. И не так-то просто поймать, - после паузы, отвечает он.
Сухари, какие еще сухари. Какой подвал, о чем она.
Спустя мгновение, до него доходит, как это могло прозвучать - самоуверенно, даже хвастливо. Особенно в свете того, что она была в Министерстве, когда его только-только поймали. И в Азкабане тоже была.
При мысли об Азкабане он хмурится. Забавная тогда вышла штука - она побывала в Азкабане, чтобы увидеться с Рудольфусом. Да хоть с самим Мерлином. Главное - не с ним, не с Рабастаном.
Он не то что бы ждал - ждать он запретил себе сразу же, едва за ним захлопнулась решетка камеры. Ждать в Азкабане было бы пыткой, и он как никто другой знает об этом. Однако она все же была в Азкабане, нашла способ выполнить его последнюю просьбу - и встречалась с Рудольфусом. Таковы факты.
Лестрейндж-младший ценит факты. По-настоящему ценит, потому что только факты могут помочь выстроить происходящее в четкую схему причин и следствий, избавиться от одуряющей, запутанной иррациональности.
И с фактами нельзя спорить, и он не спорит.
Впрочем, ее, наверное, мало это заботит.
Пока закипает чайник - маггловская кухня и маггловские же традиции - он размышляет о том, почему она упомянула эти страны. Почти спрашивает - почему, но не успевает перед очередной ее репликой, однако сознание привычно фиксирует Перу и Вьетнам. Он никогда там не был - да еще бы. Где он вообще-то был, кроме Европы.
Ее короткий почти-приказ звучит на удивление недвусмысленно - хотя сирень и ирландский шелк плотно запечатлены в его памяти.
Он фыркает, поднимает взгляд - встречает ее, прямой и полный не то иронии, не то еще Мерлин знает чего.
Встает.
Кот - Джекилл, вот как его, серого, зовут - внимательно наблюдает за ним с соседнего стула, никем не согнанный.
Лестрейндж снимает свитер, остается в майке - Метка на левом предплечье хорошо просматривается, но больше ее прятать смысла нет. Теперь он может спокойно раздеваться при ведьме, возникни у него такое желание - нет, ирония определенно добьет его этим вечером.
- Я думал, ты мой целитель только на время ареста, - неловко шутит Рабастан, вытягивая правую руку и демонстрируя нормальную подвижность суставов, сгибая и разгибая пальцы. - Спасибо, кстати. За руку. Я боялся, что потеряю ряд возможностей пользоваться ею.
Что может быть нелепее боевика-инвалида? Что может быть нелепее Пожирателя Смерти, который с трудом управляется с палочкой? Лестрейндж достаточно налюбовался на калечного Рудольфуса, пока Вэнс не поставила его на ноги, и представлял себе, насколько был бы жалок.
А он не хочет быть жалок. Особенно в глазах Бэтси Нэльсон. Достаточно и того, кем он уже является в ее глазах.
- Все в полном порядке, - комментирует свои действия Рабастан, переворачивая ладонь вверх-вниз. Опускает руку. Мало ли, какие критерии у колдомедиков, и он не торопится одеваться.
От чашек поднимается пар - должно быть, на кухне прохладно, но он не чувствует холода. Он чувствует...
Напряженность. Растерянность.
И может, наконец, признаться самому себе - что-то по-прежнему не так. Несмотря на чай, несмотря на то, что она не выгоняет его с порога и накладывает на квартиру защитные чары с бывалостью опытного мракоборца - или преступника, как поглядеть.
Драклл знает, что - он же, в общем-то, ничего и не ждал.
Если повторять это почаще, можно даже убедить себя в этом.
- И вообще, спасибо. За зелье, за помощь, - собственно, он же за этим пришел? За книгами и поблагодарить. Все, программа выполнена, можно уходить, наплевав на остывающий чай.
Но он не уходит.
Поделиться519 мая, 2015г. 10:38
[AVA]http://sh.uploads.ru/X9JgA.jpg[/AVA]
Он стягивает свитер, пока Элизабет открывает шкафчик и достает деревянную коробку, расписанную какими-то странными узорами. Среди абстрактных линий можно приметить силуэты волков и изломанные ручищи вековых деревьев, языки пожара, полную луну, изорванные облака. У Элизабет разные способы вымещения беспокоящих мыслей.
Ставит коробку на стол, убирает чайник с плиты. Нальет чуть позже - пока что надо заняться рукой.
Его будто бы задевают ее слова, и Элизабет откровенно усмехается, приподнимая брови. Оценивающе оглядывает его, как будто припоминает, не этого ли мужчину она видела пойманным аврорами.
- Но и не так уж сложно, разве нет. Два раза - это, знаешь, уже показатель, - Элизабет очаровательно улыбается, ей почему-то легко шутить на эту тему. Гораздо легче, чем пускать эти мысли внутрь, легче, чем выпускать тех демонов, что ломали ее изнутри летом. Она привыкла отшучиваться. И, к ее удивлению, с этой темой эта тактика тоже работает. - И я всего лишь хотела сказать, что ты мог бы послать мне открытку. Ну там, "Бэтси, я жив". Или заказал бы доставку коньяка. Или отправил бы совой пару пуговиц. Я бы поняла.
Элизабет улыбается, опирается спиной на столешницу, смотрит на него удивительно спокойно.
- Ладно уж, жив - и жив, что теперь говорить, - отшатывается от столешницы, вытаскивает палочку, подходит ближе. - Я твой целитель, пока ты приходишь ко мне за помощью. И пока я заставляю тебя принимать эту помощь.
Элизабет следит за его манипуляциями с рукой, цепким взглядом колдомедика отмечает каждое движение мускулов и суставов.
- Дай сюда свою руку, - шагает вперед, подхватывает его ладонь, тянет на себя, выпрямляя руку на уровне плеча. Медленно проводит палочкой от самой шеи до кончиков пальцев, разглядывая кость сквозь пелену своеобразного магического рентгена. - Долго болела? Это была непростая операция.
Она игнорирует его благодарность. Как будто она могла этого не делать. Как будто друзей вообще благодарят за такие вещи.
- Тебе все еще стоит осторожнее с ней обходиться, - она отпускает его руку сразу после окончания осмотра, стараясь не замечать, как заныли пальцы, едва коснулись его суховатой ладони. Ей нравится, что по телу больше не пробегают эти электрические разряды, стоит ей только оказаться рядом с ним. Это приятное чувство - что-то вроде свободы. Она чувствует себя удивительно, восхитительно свободно рядом с ним сейчас. Ничего лишнего. Ничего, что заставило бы ее сделать еще один шаг вперед и упереться носом в его шею, ожидая, когда его руки сомкнутся за ее спиной.
Хотя нельзя сказать, что такая перспектива не кажется ей отдаленно привлекательной.
Она просто чуточку сентиментальна.
- Итак, ты пришел за книгами, - Элизабет возвращается к чайнику, встает на носки, ищет в шкафчике заставленные разнообразным хламом кружки. - Собираешься варить какое-то сложное зелье?
Кружки найдены - Элизабет палочкой очищает их от пыли. Разливает чай, режет лимон. Ведет себя так, будто это совершенно нормально. Будто пить чай со сбежавшим из Азкабана преступником - это ничего страшного. Будто ее вообще ничего не смущает в сложившейся ситуации.
Ставит кружки на стол, достает из холодильника симпатичного вида чизкейк. Крису нравятся не торты, а чизкейки.
- Летом собирала чернику в симпатичных лесах Ирландии. Без тебя было не так увлекательно, - Элизабет улыбается, подхватывает одну ягоду, насыщенная сладость гармонирует с легкой кислинкой, оставляет на языке приятную прохладу ночного леса.
Хочет добавить еще что-то, но слова не идут, и это странно. Вертятся на языке, разрывают сознание, рвутся наружу. Что ж, скоро появятся и вопросы. Не могут не появиться.
Элизабет достает из расписанной коробки флакончики с зельями - один за другим, выставляет в ряд, точно игрушечных солдатиков.
- Твое, твое, твое, а это - брату, - она невольно, не успев перехватить эмоцию, поджимает губы, на секунду уходит в себя, прокручивая в голове воспоминания об этом брате. С трудом подавляет волну озноба. - Как он, кстати? Не могу сказать, что была слишком рада видеть его в Азкабане. Увы, мне не дали возможности тыкнуть пальцем в нужного Лестрейнджа.
Хмыкает, наконец, без улыбки. Эта фамилия вызывает у нее приступы плохо контролируемой агрессии.
Глоток крепкого чая, однако, смывает "Лестрейндж" с языка.
- И ты что, курил? Ужас какой, - Элизабет морщит нос, чуть ближе пододвигая к кружке Баста блюдце с лимоном. - Как много я о тебе не знала.
Фраза вроде бы нейтральная, прямо связана с неприятным ей терпким запахом сигарет.
Вроде как нейтральна.
Но скорее всего нет.
Поделиться619 мая, 2015г. 15:09
[AVA]http://sg.uploads.ru/CoNDJ.jpg[/AVA]Он ухмыляется: два раза его ловили - и два раза он бежал. Пока счет неплохой, учитывая, что против них весь Аврорат и еще эти самоучки из Ордена Феникса.
Однако развивать эту тему дальше нет желания - ему куда больше нравилось, когда тема магической тюрьмы вообще не всплывала в их разговорах. Как и тема его смерти.
- Если бы я был мертв, об этом наверняка написали бы в газетах, - резонно возражает он, пока ведьма диагностирует состояние руки, придвигаясь ближе, касаясь его ладони. - Об аресте же писали. И о побеге.
Он пожимает плечами, но из-за того, что она все еще держит его за руку, движение получается смазанным, кривым. Впрочем, это длится недолго - Бэтси Нэльсон отпускает его пальцы, игнорирует его благодарность, отпускает какой-то расхожий колдомедицинский совет.
- Не долго, - Лестрейндж по-прежнему стоит, не понимая, что делать. Как будто он вставал ради чего-то, а затем оказалось, что этого чего-то не существует. Ладно. Так даже проще - лучше. - С рукой обращались на редкость... аккуратно.
Он выдавливает из себя это слово, вспоминая, как проходили допросы после того, как мракоборцы поняли, что только теряют время с легиллементами и веритасерумом. С правой рукой и правда церемонились. Должно быть, по особому распоряжению. Ну что же, спасибо ей за это. Еще одно, почему бы и нет.
Он кивает на слова об осторожности - конечно, он очень осторожен. И те два ноябрьских нападения на поселки, где жили предатели крови, будто бы вовсе не имеют к нему никакого отношения. И погром нескольких лавок с ингредиентами, принадлежащих магглорожденным - тоже. Он не слишком перетрудился, рука отлично себя чувствует.
Пока она занимается чаем, он отходит, прислоняется к холодильнику, бессознательно вставая так, чтобы не быть замеченным с улицы.
Рассматривает кухню - ничего не изменилось, хотя и то, что чашки Бэтси Нэльсон достает из дальнего угла, говорит о многом. Их чашки, да уж. Собственные крохотные традиции, одной из которых пришел конец: на столе не торт, а чизкейк, и Лестрейндж таращится на него с минуту, давая себе время, чтобы снова осмыслить все, что произошло с ним - с ними - начиная с прошлого февраля.
- Возможно, - расплывчато отвечает он на вопрос о зелье. Его брат вновь одержим идеей наследника - и Рабастан заинтересован в этом ненамного меньше: обзаведись Рудольфус потомством, его, Рабастана, клятва, данная еще в семьдесят восьмом, будет совершенно необязательной к исполнению. И это его интересует в достаточной степени, что углубиться в эксперименты своих отчаянных предков.
Упоминание Ирландии ему не помогает в более четкой формулировке ответа - он даже поднимает голову, резко, почти испуганно, но у ведьмы прежний отчаянно-безмятежный вид. И привычная улыбка. В их последнюю встречу она вообще не улыбалась и запомнилась ему отчего-то именно такой, бледной и суровой, вопросительно и жадно ждущей от него каких-то слов или ответов. А ведь на самом деле, такой - улыбчивой, ироничной, остроумной - она должна помниться ему куда лучше. Только рыжей - почему она не рыжая?
Спрашивать об этом он не собирается - это не его дело. Но в прошлый раз темноволосой она была, только тоскуя по Вэнс - может, у нее есть повод тосковать и сейчас?
И насколько уместно ему, Пожирателю Смерти, спрашивать об этом. Мало ли, кого из ее друзей-магглов или грязнокровок он встретил в ноябре или раньше.
И кстати о Вэнс, уже Петтигрю - как насчет того Обливиэйта?
Бэтси расставляет зелья как игрушечных солдатиков на параде, приговаривая что-то. Когда Рабастан вслушивается, отвлекаясь, останавливая собственные мрачные мысли, то подается вперед - она варила зелья. Не только ему, но и Рудольфусу. Несмотря на то, что имела удовольствие познакомиться с главой рода Лестрейнджей лично.
- В порядке, - быстро отвечает Рабастан, на автомате. Ему все еще кажется, что обсуждать с Бэтси Рудольфуса - табу, хотя почему, он не может ответить: он отлично рассказывал ей о своей семье, когда был Бастом Гриффитом, неужели на него так действует, что она теперь знает, о ком именно он говорит?
Но тема Рудольфуса и его самочувствия его мало волнует - куда больше его волнует то, что она говорит о двух братьях.
Он подходит к столу, прослеживает взглядом за пододвинутым лимоном, поднимает свитер со стула, но не садится, а опирается ладонями на стол напротив ведьмы, игнорирует ее слова о курении.
- Хочешь сказать, что это не ты специально просила о встрече с Рудольфусом?
Факты, Баст, язвительно шепчет Розье в его голове. Как тебе такие факты.
Да, это выглядело по меньшей мере странно - просить о встрече с Рудольфусом, но он вполне допускал - да что там, он допустил - мысль о том, что Бэтси Нэльсон не хочет его видеть. И если исходить из этого допущения - и разве у нее не было оснований не хотеть его видеть? - ему было бы не менее странно писать ей или как-то иначе давать о себе знать.
Особенно пуговицами или дешевым коньяком.
Он садится на стул, не замечая свалившийся свитер, тянется к ее руке у блюдца с лимоном, но вовремя останавливается - до самоконтроля на уровне ему не хватает сигареты, и ни к чему хорошему не приведет, дотронься он до ведьмы. Предпоследняя встреча была очень информативной для них обоих, а последняя и вовсе расставила все по своим местам.
И она тоже вовсе не бросается ему на шею при встрече - все в порядке. Полном.
Наверное, теперь они друзья.
Он рассеянно лезет в карман, осмысляя услышанное, достает пачку сигарет - маггловских, назло Рудольфусу - но не закуривает, крутит пачку в пальцах, а затем чуть удивленно смотрит на нее, как будто впервые видит.
Поднимает голову.
- У тебя не было проблем? В Министерстве ты повела себя довольно глупо, - несмотря на все старания, неодобрение все равно слышится в его тоне: тот Ступефай, под который она сунулась, ему не забыть, наверное, до самой смерти. Как и Кеннета - он ищет его. Ищет и непременно найдет.
- Зелье хорошо подействовало, я думаю, но твой муж, - он сглатывает тягучую волну раздражения при упоминании Эрона Тафта, - я имею в виду, бывший муж, был в курсе, что мы знакомы. Он посещал меня в Азкабане вскоре после ареста.
Не Рудольфуса, а меня - но эти слова Рабастан оставляет при себе.
Поделиться719 мая, 2015г. 18:58
[AVA]http://sh.uploads.ru/X9JgA.jpg[/AVA]
- О да, если бы ты был мертв, я бы имела сомнительное удовольствие читать об этом со всех передовиц, - Элизабет фыркает, но тему смерти - или возможной смерти - оставляет. В конце концов, он жив, с ним все в порядке, и если быть откровенной, теперь она будет спокойнее спать. Странно, ей казалось, что она сумела затолкать эти мысли о нем подальше, в темные углы своего сознания, а сейчас ловит себя на том, что они все время сверлили ее изнутри. То, что она перестала ждать его на пороге своего дома вовсе не значит, что она перестала ждать весточки от него, хотя бы одного слова, хотя бы какого-то знака, что с ним все в порядке.
К горлу подступает комок, но Элизабет делает большой глоток чая, прогоняя мысли об их недодружбе. Хороши друзья, ничего не скажешь.
- Я рада, что ты сбежал, - подытоживает она, наконец, как будто демонстративно ставит точку в разговоре о том, насколько хорошо он умеет скрываться от авроров. Да и разве она не знала? Она бегала с ним по лесу, она видела - невольно замечала - все это. Он умеет выживать, это понятно. И эти мысли, воспоминания о той майской ночи с оборотнями, во многом поддерживали в ней надежду все это время.
Она хмыкает на его словах об "аккуратности" обращения с рукой на допросах. Что ж, наверное, в этом есть некоторая ее заслуга. Не ее - Эрона. Чертов, дракклов Эрон. Она будет должна ему пожизненно, и он не упускает возможности на это намекнуть. Теперь, когда Баст подтверждает, что ее просьба была выполнена, она не имеет права игнорировать намеки бывшего мужа. На какое-то время Элизабет мрачнеет, но не позволяет себе увлечься этими мыслями. Баст сказал, что заглянул ненадолго, да и безопасно ли ему оставаться здесь больше, чем на полчаса? И Кристофер может прийти в любой момент. Мысль о Кристофере осторожно стучится в сознание Элизабет, но и ее она пока что игнорирует. Успеется. У них есть еще время.
- Что, даже не расскажешь о зелье? - Элизабет деланно дует губы, складывает руки на груди и демонстративно дует на челку. - Вот я тебе о своем зелье рассказала.
Приходится сделать над собой громадное усилие, чтобы продолжить ломать эту комедию. Ее зелье - зелье для Лонгботтомов - слишком сложная тема. Слишком. И сегодня она не готова о нем говорить. И даже не знает наверняка, будет ли когда-нибудь готова.
И потому сразу старается переключиться, с энтузиазмом принимается резать чизкейк, немного более нервно, чем следовало бы. С негромким проклятьем одергивает руку - одно резкое движение и мисс Нэльсон режет себе пальцы недавно заточенным ножом. Она вообще довольно неуклюжа в бытовых делах, но раньше эта ее черта при Басте не выставлялась, она как будто старалась показаться ему чуточку лучше, чем есть на самом деле. Все меняется - все уже изменилось, даже вот в таких нелепых мелочах.
- Дьявол, - Элизабет оставляет нож и по детской привычке проводит по порезу языком, не сразу хватаясь за палочку. Медный привкус крови рождает в голове нездоровые ассоциации, и Элизабет прижигает порез бадьяном, который теперь хранится на нижней полочке в какой-то маггловской бутылочке. Чтобы не вызывать лишних вопросов у Криса, конечно.
Пока она так занята результатами своей идиотической неуклюжести, Баст вдруг буквально нависает над столом, как-то странно смотрит на нее, задает не менее идиотский вопрос. Настолько идиотский и настолько очевидный, что Элизабет даже теряет приличную степень своей безмятежной отстраненности.
- Я похожа на человека, который будет просить встречи с твоим милым братом? - ей даже ирония удается с трудом, потому что Баст, кажется, говорит вполне серьезно, по крайне мере, вопрос не звучит, как неудачная шутка. И когда Элизабет полностью понимает, о чем он у нее спрашивает, сдерживать эмоции у нее уже не выходит. - Я, по-твоему, могла нарочно упустить шанс в последний раз увидеть тебя? В последний, между прочим, раз, потому что откуда мне было знать, что ты так здорово умеешь сбегать из Азкабана.
Ирония, ирония, что бы она делала без нее.
Наверное, разрыдалась бы. Да, определенно разрыдалась бы, потому что это совершенно точно похоже на какой-то бред. Как ему вообще могла прийти в голову такая мысль?
- И чем дольше я буду избегать встречи с твоим братом, тем, знаешь ли, лучше. Прости, но я не слишком, если честно, им очарована, - Элизабет снова хватает кружку, мимолетом замечая какой-то жест со стороны Баста, впрочем, она слишком раздражена, чтобы обратить на это внимание. Выпивает полкружки тремя глотками, привычно обжигает язык, хмурится, смахивает челку со лба.
Баст выглядит каким-то рассеянным, и Элизабет потихоньку приходит в себя - зря она сорвалась. Она вообще не должна на него срываться. Он ей ничего не должен. Ничего. Не должен. Успокойся. Улыбайся. Все в порядке.
Она следит за пачкой сигарет в его руках, приподнимает бровь, постукивает ногтями по желтому боку кружки.
- Ты же не будешь курить здесь? Я не люблю табачный дым, - кажется, ее намек с лимоном был более, чем прямолинеен, но почему бы не сказать прямо. - И нет, у меня не было проблем.
Последняя фраза заставляет Элизабет отвести взгляд.
Она чуть закусывает губу, стараясь остаться нейтральной, бесстрастной, спокойной. Ему не нужно - нельзя - знать, кому она обязана этим отсутствием проблем. Вообще ничего об этом. Никогда.
- В Министерстве я поступила так, как поступила бы, будь на твоем месте кто угодно, - вот, эта тема вполне подходит для того, чтобы отвлечься, - я поступила, как колдомедик. И отчасти как твой друг. И... И если честно, я не собиралась. Это само собой вышло. Я даже подумать не успела.
Она снова улыбается - но теперь мягко, даже немного виновато, как будто извиняется за свою легкомысленность. Улыбается, как делала это раньше, миллион лет назад, когда он отчитывал ее за прогулку по лесу в полнолуние. Это и правда было не слишком умно с ее стороны. Но если спросить прямо - она не жалеет. Она бы поступила точно также, если бы ситуация повторилась.
Дай Мэрлин, эта ситуация никогда не повторится.
Улыбка, однако, быстро сползает с лица Элизабет, как только Баст упоминает Эрона.
- Я знаю, что он был у тебя, - говорит она глухо, снова сжимает в руках кружку. Второй раз заблокировать эти мысли куда сложнее. - Он... Я говорила с ним. Он сделал мне одолжение.
Она не хочет развивать эту тему, чуть трет правый висок, смотрит рассеянно куда-то в сторону. Невольно, как будто ей резко стало жарко, расстегивает верхнюю пуговицу на рубашке.
Нужно отвлечься, нужно срочно отвлечься.
- Это правда, что вас схватили в лавке, куда я тебя приводила? - эта тема тоже косвенно связана с Эроном, но здесь ее эмоции легко замещаются раздражением. - Я надеюсь, список с остальными адресами не лежал в заднем кармане твоих брюк в тот момент? У меня вот-вот закончатся запасы крови золотого быка.
Поделиться819 мая, 2015г. 20:53
[AVA]http://sg.uploads.ru/CoNDJ.jpg[/AVA]Впервые она запрещает ему что-то делать - не впервые, на самом-то деле, но тот запрет завязан с запахом сирени и привкусом крови и коньяка, а потому вытеснен в то, о чем вспоминать он не станет.
Лестрейндж откладывает сигареты, вслушивается в ее слова.
У нее странный тон - как будто проблемы все же были. Но ведь не было же. Это первое, в чем он убедился, сбежав - прошерстил все газеты, все журналы, где хоть как-то упоминались Лестрейджи, но имени Элизабет Нэльсон не было нигде.
Вэнс - никак он не привыкнет называть ее Петтигрю - убила бы его, случись что-то с ее драгоценной девочкой, так успешно принявшей роды. Ей вообще не слишком-то по душе их знакомство, участие Бэтси в этой авантюре с Азкабаном. Вэнс чувствует, что ничем хорошим для ведьмы встреча с Лестрейнджем не обернется - и пока ужасающе, просто кошмарно права.
И все равно, хоть он и старается думать о другом, из головы никак не выходят слова Элизабет о последнем шансе. Ладно, их он обдумает позже - здесь и сейчас у него совершенно не склеиваются мысли. В ее присутствии у него вообще туго с мыслительным процессом.
Под рассуждения о том, что она поступила как друг, Рабастан опускает в кружку лимон, наблюдая, как светлеет, выцветает чай.
Из него вышел плохой друг, кажется - и Мерлин с тем, что в мае он в последнюю очередь хотел быть ей другом. Он стал причиной тому, что ей пришлось узнать на себе эффект Ступефая, наверняка поскандалить с бывшим мужем и свести накоротке знакомство с Рудольфусом, и в более адекватном состоянии не слывшим записным джентльменом. Не очарована Рудольфусом - да это на удивление мягкая формулировка.
У нее снова меняется голос - он даже смотрит ей в лицо, потому что слова о муже звучат глухо, как будто ее что-то душит.
Но нет - что может быть не так.
Подозрительность, почти паранойя утверждает - Тафт наверняка не был рад-радешенек делать это свое одолжение, но не спрашивать же у Бэтси Нэльсон напрямую.
Лестрейндж отпивает почти остывший чай, отводит глаза, когда замечает, что она теребит верхнюю пуговицу на рубашке. В памяти всплывает ярко-желтый свитер, тот самый, со сползающим с плеч воротом, от которого у в прошлом аккуратиста Рабастана мигрень начиналась.
- Да, в мастерской хроноворотов, - ему не слишком-то нравится вспоминать тот день: брали их профессионально, работали по схеме, отрепетированной, не иначе. Мракоборцы ждали Лестрейнджей в той лавке, и он много думал об этом сам, хотя и обрывал Рудольфуса, стоило тому начать трепать языком.
Потому что кто-то вывел Аврорат на лавку мистера Смита. Кто-то.
Не Бэтси Нэльсон.
Он постукивает пальцами по столу, отбивая какой-то ритм, отпивает еще чая, хмыкает, реагируя на раздраженный тон ведьмы. На кухне пахнет бадьяном, а не земляникой и можжевельником. Рыжего кота нет на подоконнике, и она еще ни разу не назвала его по имени.
Наверное, он должен быть этому рад, а вместо этого злится.
- Твои адреса в полном порядке. Почти все, - есть у него эта любовь к фактам, не отнять. - Лавки в Сити больше нет, и еще той, в которой хозяйничала полувейла. Одну прикрыло Министерство - за торговлю контрабандой, конечно, а вейла уехала куда-то. Война.
Снова отпивает чай, морщится из-за попавшей лимонной косточки. У него достаточно редких ингредиентов, но предлагать их сейчас Элизабет Нэльсон кажется как-то неправильно - хэй, Бэтси, если что, ты всегда можешь перехватить у меня несколько флаконов того-сего...
Да, тема с адресами тоже не слишком-то спокойная.
Лестрейндж лихорадочно ищет другой предмет для обсуждения, хотя и так отдает себе отчет, что порядочно затянул с чаепитием.
И находит - разумеется, наверное, не будет такого дня, чтобы у них с Бэтси Нэльсон совсем не осталось темы для разговора.
- Я тоже недавно прошелся по лавкам. - Прошелся не он, а кое-кто из не вызывающих подозрение новичков - Лестрейнджи особенно в Лондон больше ни ногой - но это мелочи. - Моему брату и его жене нужен наследник. Преемник. Я... не слишком-то гожусь для этой роли.
Рабастан ухмыляется, разглядывая кружку - у него один из редчайших приступов беспочвенного веселья, практически незаметный со стороны. Просто довольно забавно обсуждать с ведьмой семейные дела Лестрейнджей. Иронично, если уж называть вещи своими именами.
И так проще, оказывается, обсуждать с ней зелья - и его что-то удерживает от того, чтобы спросить, как продвигаются ее дела с экспериментальным варевом.
Что-то? Здравый смысл, наверное. Он помнит, с каким теплом она говорила о Лонгботтомах. Не стоит усугублять и без того сложную ситуацию.
- И если Рудольфус умрет, не оставив наследника, проблемы в первую очередь будут у меня, - заканчивает он сеанс откровений. Они недавно поговорили об этом с Рудольфусом, и Младший все еще под впечатлением позиции брата и собственных далеко не радужных перспектив - но не стоит вываливать все это на Элизабет. В конце концов, она тоже явно не была с ним искренней насчет своих проблем.
А зря - он бы, возможно, часть уладил...
Впрочем, тут же обрывает Рабастан свои размышления, ей не нужна помощь беглого преступника. Никому не нужна.
Едва ли ей вообще нравится иметь с ним дело - хотя, в опровержение этой теории, она довольно спокойно поит его чаем.
Он бесцельно передвигает по столу флаконы с зельями, старательно запомнив тот, что для Рудольфуса, но резко бросает это занятие, решившись.
- Послушай, Элизабет, - называть ее Бэтси теперь кажется совершенно недопустимым. - Мы по-прежнему друзья?
Ему плохо удаются выводы о том, что касается отношений - поэтому Рабастан и хочет узнать информацию из первоисточника.
И тут же, пока она не успела ответить что-то такое, что, возможно, положит конец всей этой истории, настойчиво подается вперед, ставя локти на стол:
- Тебе нужно научиться защищать себя. Не только через... связи, но и в любой момент. Не только защитным чарам на квартиру, но и уметь отбиться от атаки. Мунго не самое безопасное место, и это не угроза, а констатация факта.
Факты. Он любит факты.
Поделиться919 мая, 2015г. 22:24
[AVA]http://sh.uploads.ru/X9JgA.jpg[/AVA]
Почему ей так легко злиться на него? Почему раздражение так просто завладевает ею, заставляет буквально кипеть, и она сдерживается только благодаря постоянным напоминаниям себе "не должен, не должен, ничего не должен"?
Наверное, просто не стоит больше пытаться это отрицать. Она дико, кошмарно, отвратительно зла на него. Зла до той степени, что хочется рычать, скрести ногтями по столу. Или по его спине.
Ух, Элизабет.
- Ясно, - она хмурится, связывая одно с другим, подтверждая и без того очевидную мысль, - Эрон говорил, что ему пришлось вести какие-то переговоры с мистером Смитом. Не сложно было догадаться.
Элизабет кривится, хмыкает. Мистер Смит обладает феноменальной памятью. И он прекрасно помнит, кто привел в его лавку этого хмурого человека. Кто представил его своим - Мэрлин, надо же, как мило, - мужем. Кто смотрел на него с обожанием и держал за руку, точно школьница. Даже не удивительно, что Эрон так бесится, кстати. Со стороны их отношения выглядят вызывающе, просто кошмарно вызывающе: они ходят вместе по полулегальным лавкам, представляются семейной парой, сидят в кофейнях (Эрон, естественно, в курсе), потом Эрон застает его в квартире Элизабет посреди ночи, и она практически выталкивает Эрона, утверждая, что сейчас не лучшее время для визита. Они ходят в дорогие рестораны и ведут себя там довольно примечательно (Эрон, естественно, в курсе), затем она демонстративно прикрывает его от Ступефая и угрожает другу семьи, хоть и развалившейся семьи, но все же другу, хорошему знакомому. А в довершение всего Брайан оговаривается, что они как минимум провели в Ирландии пару дней наедине, так как, когда он приехал, Баст еще спал. Впрочем, даже не будь всего остального, одной Ирландии хватило бы, чтобы Эрон был очень, очень недоволен. Мягко говоря.
Эта мысль - про то, как их отношения выглядят со стороны, - вдруг ужасно веселит Элизабет. Ей становится смешно, и она прикрывает губы ладонью, чуть прикусывает их, чтобы не рассмеяться в голос. Вернуться к теме покупки ингредиентов непросто, но она почти копирует невозмутимый вид.
- Хорошо, вычеркну их из списка, - его пояснение - "Война" - почти прогоняет все веселье. Но за время, что он отсутствовал, это слово так часто звучало отовсюду, об этом говорили открыто, шептались, обсуждали, что Элизабет уже почти не реагирует. Почти, но все же. Все же не когда ее друг, вмешанный в это дерьмо по уши, сидит на ее кухне.
Элизабет поджимает губы, не желая думать - хотя бы сейчас - о том, какую роль в этой войне играет Баст. Все слишком очевидно, и от того - тошно. Ей нужно научиться не думать об этом вообще. Совсем, как будто она нейтральна до кончиков своих - сегодня коротких и темно-каштановых - волос. Здесь не может быть двух вариантов, все просто. Либо он - Пожиратель Смерти и враг, либо - драккл его задери - ее друг.
Баст все же говорит о зелье - опосредованно, но ведь хождение по лавкам именно зелье и подразумевает, - и Элизабет с радостью высвобождается от пут этой бесконечной темы. Тем более то, чем делится Баст, кажется ей крайне любопытным.
- Наследник? А что, у твоего брата какие-то проблемы с продолжением рода? - Элизабет снова не сдерживает не слишком дружелюбный тон, когда говорит о Рудольфусе. Если четно, она сильно сомневается, что миру нужен наследник Рудольфуса Лестрейнджа. - Или проблема в жене? Я могла бы помочь, возможно. Я подробно изучала эту тему в Мунго и в Оксфорде. Мой отец читал лекции на эту тему.
Ха-ха. Маггловская медицина. Для - Мэрлин, подумать только - чистокровных до зубного скрежета Лестрейнджей. Элизабет почему-то особенно приятно говорить ему об этом. Даже предлагать. Его брату нужен наследник - кто знает, быть может именно мир магглов поможет ему в этом деле. Нелепо, конечно, но она не могла упустить случая напомнить, кто перед ним. И он пришел сам.
- Какие проблемы тебя могут ждать? - Элизабет с усилием подавляет смешок, ей все еще забавна картина Рудольфуса в папиной клинике, и смотрит на Баста почти что серьезно. Он, кажется, правда переживает по поводу этих наследников. Ну или его ждут какие-то действительно неприятные последствия. - Ты ведь тогда станешь главой рода, да? Это тебя к чему-то обязывает? Вроде как, тогда наследники должны быть у тебя?
Нет, ей никак не удается настроиться на серьезную волну. Убегающая от санитарок Беллатриса Лестрейндж, которую слезно просят пройти в кабинет УЗИ - кажется, она может представлять себе это вечно.
- Ну, это не так уж страшно, если подумать. Магическая Англия, конечно, та еще деревня, но чистокровных ведьм хватает, - Элизабет пожимает плечами, почти бесстрастно, допивает чай, отставляет кружку.
Улыбается, с раздражением отмечая, что ее бесит даже сама мысль, что когда-нибудь у Баста могут быть дети от какой-нибудь чистокровной выдры. Ах, нет, ведьмы. Ведьмы, конечно. Нет уж, пусть Рудольфус Лестрейндж остается в добром здравии и обзаводится пятью наследниками. С запасом.
Мысли о маленьких Рудольфусах и Беллатрисах - девочки даже в младенчестве должны обладать роскошной шевелюрой, конечно - резко прерваны вопросом, который, если честно, Элизабет ждала с самого начала.
Она пару секунд молчит, затем тоже ставит локти на стол и наклоняется вперед, глядя прямо в глаза Баста. Когда он сделал так в первый раз - а впрочем, какая разница, что было тогда.
- Мой дом - твой дом, моя кухня - твоя кухня, - Элизабет усмехается, припоминая, что у этой фразы было и продолжение. - Я - твой друг, Баст.
Имя дается ей с трудом, и она отшатывается, размышляя над его словами о безопасности и умении себя защитить. От кого? От таких, как он?
- Ты хочешь научить меня паре приемов? Чтобы я могла эффектно отбиться от твоего Империуса, если вас зачем-то пошлют в Мунго? Что ж, это интересное предложение. Не будет Империуса - не будет Обливиэйта, правильно, Баст?
Как-то неловко они подошли к этой теме. И пока не сильно в ней погрязли, Элизабет добавляет:
- Я буду рада немного потренироваться. Это должно быть полезно.
Впрочем, она смотрит на него уже совсем иначе, уже почти забыв об этом предложении.
- Прохладно, да? Мне бы сейчас не помешал свитер. Желтый. Чтобы согреться. И чтобы ты непременно потом обнял меня.
Поделиться1020 мая, 2015г. 10:54
[AVA]http://sg.uploads.ru/CoNDJ.jpg[/AVA]Несмотря на то, что в ее тоне ясно читается, что Рудольфус кажется ей неприятнее соплохвоста, Бэтси все же живо интересуется медицинскими проблемами - целитель она по призванию, с этим не стал спорить бы и Рабастан.
Лестрейндж с интересом оценивает предложение маггловской помощи - картины, предстающие перед внутренним взором, потрясают воображение: Рудольфус и маггловская медицина, Беллатриса и все эти сложные и пищащие аппараты вокруг.
Молча качает головой - Бэтси Нэльсон не дура, знает, что этому не бывать. Теперь-то у нее нет ни малейших оснований заблуждаться - но зачем тогда она это делает? Зачем предлагает то, на что он не сможет согласиться?
Чтобы заставить его в очередной раз подчеркнуть, что магглы совершенно неприемлемы в его мире?
Но это меркнет по сравнению с ее следующими фразами.
- Дело не только в наследниках, - сухо и зло огрызается он. - Я еще должен буду жениться на Беллатрикс.
Да, его ни разу не радует перспектива обзавестись сыном от какой-нибудь чистокровной девчонки - ведьмы его возраста давно обзавелись собственным семейным очагом - но куда больше его беспокоит клятва, которую взял с него Рудольфус еще в прежней, до-азкабанской жизни, когда Рабастан был уверен, прямо таки убежден, что ничего хуже, чем неназначение старостой школы, с ним не случится.
Беллатриса настолько же не подходит ему, насколько подходит его брату, и у Младшего внутренности в узел завязываются, стоит ему представить себя и свояченицу женатыми.
- Если, конечно, не женюсь раньше на ком-то другом, - добавляет он так же сухо.
Перспектива его свадьбы - вовсе не под маггловскую музыку - волнует Рудольфуса в последнее время как шпора в боку, и Рабастан порядком затравлен этой темой: не хватало еще, чтобы Элизабет Нэльсон вплотную занялась его браком.
Каким-то. К которому он совершенно - ну совершенно - не готов.
Но, наверное, по-дружески она вполне может это делать. Наверное, по-дружески он мог бы даже терпеть это.
Лестрейндж снова хватается за сигаретную пачку, скрывая эмоции от ее простого признания их дружбы, но тут же отбрасывает картон в сторону, берет себя в руки.
Отлично же все устроилось. Он тосковал - они снова могут видеться.
Опасался потерять контроль - так теперь все иначе и пока довольно просто сохранять спокойствие, когда она так безэмоционально говорит о его возможном - невозможном - браке.
Сходил с ума от желания трогать ее, держать близко-близко - теперь она сама будет держаться подальше.
Все устроилось и ему, вроде бы, надо благодарить Мерлина.
Какого драккла он раздражается?
Раздражается настолько, что едва не пропускает, как она зовет его по имени. Не по имени, а тем детским прозвищем, доступным лишь для узкого круга людей, к которому он сам дал ей ключи.
Едва не срывается с языка "Рабастан" - но не срывается. Он инстинктивно чувствует, что дружба возможна с Бастом и практически невозможна с Рабастаном. Зато, наверное, он все же может продолжать звать ее Бэтси. Возможно.
Впрочем, сразу же он перестает обращать внимание на это ставшее привычным обращение: она впервые демонстрирует, что вспомнила об Империо.
Он молчит - прибавить к тому, что он сказал ей тогда, в их настоящую третью встречу, ему нечего - и если она помнит про Империо и Обливиэйт, то должна помнить и его попытку объясниться. Этого вполне достаточно, и он допивает чай, так и не притронувшись к чуждому чизкейку, сменившему на ее столе торты - полгода, напоминает ему Розье.
Ты ее все еще хочешь, но тортов больше не будет.
Она смотрит на него - странно. Как будто говорит не о тренировке, а о чем-то другом.
Рабастан колеблется: хотел ли он сам тренировать ее в боевке? Едва ли. Хочет ли теперь иметь предлог для регулярных встреч?
Друзья имеют на это право, а он ее друг.
Друг, мать ее. И должен проследить, чтобы она была готова, когда что-то случится рядом.
А лучше - чтобы она со всех ног бежала прочь, когда что-то случится рядом, но ведь она склонна иной раз забывать об осторожности.
Как сейчас, например, походя касаясь темы объятий.
Ему и так не было холодно, а теперь просто в жар бросает.
На дне кружки выцветший круг лимона - бледный и мертвый, как и его руки, на которые он смотрит, чтобы не смотреть больше в ее светлые глаза, зеленые, как весенние кусты сирени.
Когда Лестрейндж поднимает голову, он надеется, что она не сможет прочесть в его взгляде то, чему даже он сам не дает имени.
Например, надежду.
Надежде же не место здесь и сейчас, особенно если учитывать, что это надежда, которая, в общем-то не имеет права на существование.
Неужели ей правда холодно?
Или это жестокие женские игры, о которых он имеет смутно представление по поведению Беллатрикс?
Кажется, пауза слишком длинная.
- Встань, - поднимаясь на ноги сам, просит он.
Она снова в той рубашке - он помнит эту рубашку, надо же. Он помнит каждую деталь ее одежды - он, который страдал от провалов в памяти.
И он слишком хорошо помнит - каково это, обнимать Бэтси Нэльсон, поэтому сдергивает со стула свой свитер, хороший, добротный свитер, накрывает ей плечи, расправляет по спине.
Задерживает ладони, вернувшись к плечам, почти успешно убедив себя, что ему можно нужно обнять ее.
Не успевает - в дверь негромко стучат.
Первая мысль - об Эроне, конечно, об Эроне, он не допускает мысли, что может быть кто-то еще, ему и так тесно в этой квартире, учитывая мистера Эрона Тафта.
Дилемма - вот он, Эрон Тафт, тут как тут, вдали от Министерства и Аврората, не готовый к нападению. И тут же - Бэтси Нэльсон, со своим вечным желанием всем помочь. Со своим дружелюбием, которое и так подвергается тяжелому испытанию. Со своими Лонгботтомами, в конце концов.
Надо аппарировать, думает Рабастан. Сбегать, хотя меньше всего ему хочется сейчас отступить, оставляя Эрона Тафта на этой кухне. Впрочем, в прошлый раз уйти пришлось Эрону, это отчасти может примирить...
Не может.
Он злится, снова злится, хватает куртку, дергает с силой зацепившуюся за спинку стула ткань...
Резко поворачивается к ведьме - все еще укутанной в его свитер.
Сразу же расслабляется - это не Эрон. Ей даже не нужно ничего говорить, он и так знает, что за дверью не мистер Тафт и не авроры.
И Рабастан не думает, что скоро пожалеет об этом - что лучше бы там стоял Эрон.
Поделиться1120 мая, 2015г. 14:41
[AVA]http://sh.uploads.ru/X9JgA.jpg[/AVA]
- Боже, Баст! - удивление столь велико, что Элизабет снова переходит к своим привычным маггловским восклицаниям. Жениться на Беллатрисе? На этой, боже упаси, безумной ведьме? Ведьме в маггловском смысле слова. - Серьезно? Это что, семейная традиция? Если умирает старший брат - жениться на его вдове?
У Элизабет просто нет слов, она читала о подобном в учебниках истории, но чтобы подобное сохранялось и сейчас? В каком веке, Мэрлин, живут эти чокнутые чистокровные?
- Тебе не кажется, что это слегка... Даже не слегка, а очень, ну очень сильно отдает каким-то извращением? - Элизабет ни в коем случае не хочет задеть нежную чистокровную душу, но ведь это и правда переходит все границы.
Или, быть может, рассуждать об абстрактной ведьме ей гораздо легче, чем когда в лоб называют имя потенциальной жены. Хотя нет, здесь дело даже не в банальной ревности, сейчас Элизабет испытывает самое элементарное дружеское сочувствие.
- Баст, я не знаю, как, но позаботься о здоровье своего брата. Пусть он проживет долгую и беззаботную жизнь, купи ему тур на Таити и ударь Обливиэтом, у тебя волшебно получается. Или, что гораздо проще, женись, - проще или не проще, Элизабет не знает, но кто угодно будет лучше, чем Беллатриса. В этом она почему-то уверена, хотя назвать их с миссис Лестрейндж знакомство можно только поверхностным. И то с натяжкой. - Если что, ты всегда можешь сбежать сюда. Я тебя прикрою.
Элизабет привычно шутит, но Баст говорил серьезно, и ее это беспокоит, причем беспокоит самым прямым образом. Она никогда не думала, что они вдруг станут обсуждать его перспективы на брак, уж после того неудачного свидания точно. До свидания все было очевидно - Элизабет наивно тешила себя идиотскими надеждами на этот счет. Но теперь, когда перед ним вдруг возникает такая, откровенно говоря, отвратительная перспектива, Элизабет с ужасом понимает, что как друг желает поскорее женить Баста хоть на ком-то. Хоть на ком-то чистокровном, тут же поправляет сама себя. С Рудольфусом может произойти что угодно и когда угодно - "Война" же - а судя по мрачному тону Баста, у них в семье не принято нарушать традиции и прочие условности.
Мысли на этот счет въедаются в ее сознание, но она пока оставляет их, не в силах определить, способна ли говорить об этом спокойно и серьезно. Без иронии. Без тупых смешков. Без жгучего чувства ненависти к той, кто может стать его женой.
На какое-то время они оба как будто выключаются из действительности, погружаются в свои мысли, и Элизабет с трудом возвращается на кухню, кое-как запихав все эти раздирающие эмоции подальше. В конце концов, предложенная ею тема тоже весьма интересна - забытая ею встреча, Империо, Эммалайн, Обливиэйт. "Мы друзья", первое чаепитие на кухне, соскользнувший с плеча свитер, его руки на ее спине. То, что так отчаянно рвалось к ней из-за ненавистной стены. То, о чем она доверчиво рассказывала ему в Ирландии. Пока он строил какие-то вполне сносные гипотезы и выстраивал логические цепочки. И наверняка - наверняка! - прекрасно понимал, о чем она говорит. И не поэтому ли так настаивал на своем "никаких экспериментов на себе"? Элизабет столько раз прокручивала в голове все эти мысли, что сейчас просто наблюдает за ним, принимает его молчание. Что он может сказать? Не "извини" же. Она поняла его тогда. Понимает и сейчас. Жаль, что легче от этого не становится.
Она хочет поделиться этой мыслью - что понимает его поступок, что вполне может смириться с этим, там, когда-нибудь. Он поднимает голову, смотрит на нее как-то странно, Элизабет не может толком интерпретировать этот взгляд, однако ладони отчего-то холодеют, и она невольно подается вперед, отпуская кружку. Кладет ладони на стол - пальцы ноют в предвкушении.
Его просьба как обычно отдает легким приказом, но она даже не пробует возмутиться - встает сразу вслед за ним, широко распахнув глаза, плотно сомкнув губы. Она не планировала этого. Она, если честно, просто шутила. Иронизировала, намекала, что помнит про тот момент в апреле. О котором так много рассказывала. Который так долго считала нелепой иллюзией, навязчивым желанием. А он знал, все это время знал, почему его руки не идут у нее из головы. Она просто хотела напомнить - но сейчас ей уже не важно, что она там хотела.
Баст укутывает ее в свой свитер, но она не знает точно, от чего ей становится жарко - виной тому плотная вязка шерстяной пряжи или его руки, которые снова скользят по ее спине, останавливаются на плечах. Элизабет стоит как ударенная Петрификусом, смотрит на него полным тревогой взглядом.
Это нерационально. Бла-бла-бла.
Но если он перешагнет через это, если все же обнимет ее, сможет ли она сохранять свою и так пошатнувшуюся безмятежность? Нет, не сможет. Она уже чувствует, как по коже бегут привычные импульсы, как призывно ноет все тело, как в голове приятно выцветают все мысли и остается лишь одно желание - снова оказаться в его руках, снова и снова, и не отталкивать его больше. Она не испытывала ничего подобного с той самой ночи в парке. Ничего, даже отдаленно напоминающее это чувство. Она никогда не испытывала это с...
Кристофер.
Элизабет вздрагивает, точно над ними с Бастом вдруг лопается какой-то купол или мыльный пузырь, впуская реальность и стук в дверь. Кристофер. Это его стук - мягкий, легкий, как будто даже говорящий "не торопись, я подожду".
Элизабет на секунду хватается за лицо, смахивает волосы, переводит дыхание.
Мэрлин, что это с ней было сейчас.
Она даже не сразу улавливает резкие движения Баста, а как только понимает его спешку - машет головой.
- Все в порядке, останься, - так даже лучше. Да, лучше, пусть все сразу встанет на места. Им обоим не пошло бы на пользу то, что могло случиться, задержись Крис еще минут на десять. Или на пять. На минуту, господи.
Элизабет кивает Басту в сторону гостиной, пусть пойдет с ней. Складывает руки на груди, пытаясь подавить ревущее сердцебиение. Ей нужно успокоиться. Нужно просто остыть. Это все было ожидаемо, в конце концов. Просто нужно перетерпеть. Потом станет легче. И Крис как раз очень в этом поможет.
Она открывает дверь, на секунду задумавшись, почему ее не смутил стук Баста - почему она не поняла, что это не Крис. Неужели настолько не ждала? Наверное, так.
Старается искренне улыбнуться, чтобы Кристофер не подумал чего-то лишнего, не волновался зря.
- Привет, - Элизабет чуть отходит в сторону, впуская мужчину в квартиру, пока тот на ходу стягивает шарф. - Как все прошло?
Кристофер - в дорогом пальто и смешно торчащими в разные стороны волосами - широко улыбается, бросает свои попытки разобраться с шарфом, и привычным движением обхватывает Элизабет двумя руками, прижимает к себе и мягко, но коротко целует, - им не по пятнадцать лет, чтобы приветствовать друг друга минут по сорок. Тут же проводит ладонями по волосам, безуспешно убирая их назад, расстегивает пуговицы пальто.
- Все в полном порядке, Лиз, хотя в какой-то момент я уж было засомневался. Осложнение на осложнении, но мы успели вовремя, я отправил все анализы в лабораторию, завтра с утра будем внимательно изучать, - Крис устал, это заметно, но удачно прошедшая операция его воодушевляет, и только после первой волны новостей, уже когда привычно бросает пальто на вешалку, он замечает, что они не одни.
- У нас гости! Прошу простить за болтливость, совсем заработался, - Крис улыбается, без тени сомнения протягивает ладонь для рукопожатия.
- Крис, познакомься, это Баст, мой...
- Баст! - глаза мужчины загораются неподдельным любопытством и откровенным одобрением, как будто "Баст" - это уже стопроцентная рекомендация. - Неужели тот самый Баст, о котором столько говорил Брайан?
Элизабет только сейчас переводит взгляд на Баста, пару секунду смотрит ему в глаза, затем кивает.
- Тот самый.
Нелепо звучит. О нем много говорил ее брат, который Баста видел-то один раз.
И она зря тянет время. Хотя, конечно, все и так более, чем очевидно.
- Баст, это Кристофер... - драккл, и как ей его представить?
Ее заминка длится всего секунду, но Крис уже полностью увлечен гостем и его мало интересует, как именно он будет представлен.
- Баст, останешься с нами на ужин? Он же останется, милая? - Крис смотрит через плечо, совершенно обрадованный неожиданной компанией, беззаботный и вызывающе дружелюбный. - Жаль, ты не предупредила, я бы захватил другой галстук.
Элизабет делает попытку улыбнуться, но вместо этого только сильнее кутается в свитер. Цепляется в него, полуотрешенно смотрит в сторону. Милая. Баст никогда не называл ее милой.
Никогда не называл, и никогда не назовет. Никогда не назвал бы.
Даже если бы Кристофер немного задержался. Довольно самообмана.
Поделиться1220 мая, 2015г. 16:49
[AVA]http://sg.uploads.ru/CoNDJ.jpg[/AVA]Этот новый, Кристофер, маггл до мозга костей. Лестрейнджу даже не нужно подтверждение ведьмы, он и сам видит - маггл.
Но даже не это сводит его с ума, погружая в ледяную пустыню ярости по-рабастановски. Не то, что он маггл. Просто - его присутствие здесь, в этой квартире, в ее жизни.
И все эти нелепые попытки представить его - их обоих - он воспринимает через оглушающее, опустошающее бешенство.
Он протягивает руку, непроницаемо разглядывая улыбающегося мужчину, по-хозяйски повесившего свое пальто на вешалку. По-хозяйски, а не как Рабастан, комкающий в руках куртку. Он вообще всегда старался держаться в этой квартире так, чтобы оставить минимум следов своего пребывания, а вот Кристофер явно обжился.
У нас гости.
У нас.
Лестрейндж позволяет магглу расцепить рукопожатие, наблюдая.
Отвечает Элизабет пустым взглядом.
Хорошо, наверное, что пришел этот Крис. Задержись он еще немного - и ситуация могла бы быть не просто неловкой.
Хотя, в общем-то, отчего же.
Он - тот самый Баст, который друг. Этот маггл - совсем другое дело.
Этот точно не будет заморачиваться чистотой крови. Не окажется беглым Пожирателем Смерти. Не будет накладывать Непростительные и врать в глаза.
И болтливый. Болтливый маггл, но, наверное, заткнись он - тишина могла бы погрести под собой всех участников этого фарса.
Лестрейндж не отводит от маггла цепкого взгляда, вбирает в себя все - от манеры поведения до деталей одежды. Так можно изучать того, кого собираются убить - или случайно встреченного человека, оказавшегося причиной того, что земля ушла у тебя из-под ног.
Рабастан еще не определился, какая из двух характеристик больше подходит этому Кристоферу. Колеблется, потому что подходят обе.
Надо бы злиться на себя, но у него и так достаточно неприятный, если не сказать кошмарный день, поэтому он злится на Кристофера. И на Бэтси Нэльсон, конечно, которая вцепилась в его свитер и смотрит отрешенно.
Он подавляет это безумное, в духе старшего брата, желание ответить согласием на приглашение поужинать - разделить трапезу с этим магглом, так вольготно и панибратски зовущим его детской кличкой и обращающимся на "ты". Посмотреть, как тот пожирает чизкейк с черникой - вот кому он предназначался, вот почему не торт - послушать, что там в мире магглов, изучить, узнать, выяснить...
Стоп.
Что? Что он хочет от этого мужчины, который вернулся домой - домой? - после тяжелого дня?
В висках звенит.
- Нет, благодарю, я только за книгами, - подчеркнуто нейтрально отвечает Лестрейндж, которому каждое слово дается как в последний раз. Челюсти ноют - если он сожмет зубы еще хоть немного, то сломает. От лицемерной фразы, что не хочет мешать, Рабастан все же воздерживается. Друзья не врут друг другу, а Бэтси Нэльсон все еще неподалеку.
Кристофер высказывает какие-то сожаления - искренние, нет ли, Лестрейнджу плевать - и скрывается в ванной.
Рабастан разворачивается к ведьме, проходится по ней холодным взглядом.
- Маггл? - он даже не дает себе труда понизить голос. - Маггл, Элизабет? Ты вообще в курсе, что происходит за пределами твоей квартиры? В курсе, что связываться с магглом прямо сейчас - это как отправиться в полнолуние к оборотням?!
Резко затыкается, чтобы не спросить, да что с ней не так.
Все с ней так - ему просто требуется время, чтобы это понять.
Просто она совсем по-другому воспринимает магглов. Он не имеет права требовать от нее чего-то иного.
Да вообще ничего.
- Книги, - отрывисто напоминает он, надевая куртку - драккл с ним, со свитером. Пусть выкинет, когда согреется.
Когда Кристофер согреет.
А вот за это отдельное спасибо, Эван.
И уже на самом пороге Лестрейндж все-таки задерживается, поудобнее прилаживая стопку книг подмышкой.
- Я пришлю тебе сову. Не на этих выходных, но на следующих, сможем отправиться в тот лес, ты помнишь, - он не спрашивает, он утверждает. - Посмотрим, что у тебя с боевкой.
Ей нужно защищать не только себя, но еще и этого маггла, задери его Фенрир. Потому что тот о ней заботится. Зовет милой. Уместен в этой квартире. Может сделать ее счастливой.
Друзья желают друг другу такого, не так ли?
- Лучше бы ты вернулась к Эрону, - говорит он уже с лестничной площадки, оборачиваясь на прощание. Сцепляет зубы. Аппарирует.
Мне было бы спокойнее - остается недосказанным.
Пачка сигарет лежит чуть в стороне от разрезанного черничного чизкейка.
Поделиться1321 мая, 2015г. 07:11
[AVA]http://sh.uploads.ru/X9JgA.jpg[/AVA]
Когда она представляла себе подобную ситуацию, в голове она выглядела куда более приятно. Ладно, быть может не приятно, но хотя бы приемлемо. Простая констатация фактов, знакомство с новыми обстоятельствами жизни, как если бы она завела очередного кота. Элизабет была уверена, что все пройдет спокойно, подчеркнуто нейтрально, безэмоционально - словом, в духе Баста. Как еще это может пройти? Да и, если честно, она вообще сильно сомневалась, что ей придется их знакомить. Просто потому что она не была уверена, что он еще хоть раз появится в этой квартире. И в ее жизни вообще.
Кое-как смахнув с себя въедливую отрешенность, Элизабет следит за взглядом Баста. Немного хмурится, потому что Баст смотрит на Криса странно, едва ли не изучающе, и она мысленно фыркает, предполагая, сколько секунд ему понадобилось, чтобы определить его статус крови. Ни одной, пожалуй. Какой маг в здравом уме будет со счастливой улыбкой пожимать руку Рабастану Лестрейнджу, чьи обновленные колдо украшали полгода назад все обложки магического мира. Крис вообще ведет себя очень в духе самой Элизабет - приглашает на ужин, задает ни к чему не обязывающие вопросы, улыбается, всем видом показывает, что очень рад гостю и что слышал о нем исключительно хорошее. Крис вообще удивительно положителен, но ведь в том и дело.
Пальцы, вцепившиеся в свитер, начинают затекать, но Элизабет только сильнее кутается в него, снова отводит взгляд, когда Баст отказывается остаться на ужин. Крис, конечно, огорчен, и огорчен совершенно искренне, но он единственный в этой квартире считает это плохой новостью. Впрочем, он действительно очень устал, а потому прощается с Бастом, высказывает надежду на скорую встречу и "совместный просмотр футбола", и уходит в душ, оставляя Элизабет и Баста наедине.
Ей хочется сказать что-то в духе "ну да, вот такие дела, но он очень хороший, вы поладите", хотя это звучит совершенно смешно, однако Баст начинает говорить первым. Не говорить даже, а буквально кричать на нее, просто в своем стиле.
В первые пару секунд Элизабет совершенно теряется, открывает и закрывает рот, чуть отшатывается, впиваясь в него неверящим взглядом. У нее нет слов - она никогда не видела его таким. Даже там, в лесу, он не говорил с ней так. Как будто угроза быть разодранной оборотнями едва ли не привлекательней нынешней ситуации.
Нынешняя ситуация - никак иначе Элизабет не может это обозначить. Даже у себя в голове.
Его слова будто бьют ее по лицу, но она молчит - пораженная его злостью, как будто была уверена, что он вообще не бывает зол. Или что он никогда не станет злиться на нее.
Книги. Она так ничего и не говорит, уходит в спальню, достает книги из небольшого шкафчика. С закладками на самых интересных местах. У нее дрожат руки, и свитер падает на пол, пока она собирает книги в стопку.
Ей есть, что ответить. Даже более того - у нее есть рациональные ответы.
Но она возвращает книги молча, плотно сжав зубы, запрещая себе говорить. Начни она только - и это будет скандал. Или чего хуже.
- Отлично, - все, на что ее хватает, когда не ответить уже нельзя.
Он посмотрит, что у нее с "боевкой". Какое странное слово. Наверное, какой-то жаргонизм. Впрочем, не важно, она поняла, что он имеет ввиду.
И как мило выбрано место. Главное, чтобы там больше не было волков. С ними Элизабет едва ли хочет сталкиваться еще раз.
Она почти держит себя в руках, почти заставила себя отключить эмоции. Это чертовски непросто, но у нее получается, и это отдельный повод для гордости. Она так плохо контролирует эмоции рядом с ним. А сегодня - как странно - сорвался даже он. Его злость одновременно удивляет и злит Элизабет, но с этим можно жить. Она бы разложила ему по полочкам всю ситуацию. Без труда бы доказала, как все чертовски рационально придумала.
Ее неустойчивое спокойствие держится именно на этом - рациональном. Это слово вообще теперь у нее любимое, универсальная черная дыра для эмоций. Надо будет как-нибудь поблагодарить Баста за такой практичный подарок.
И она почти что закрывает дверь с этой мыслью, когда он оборачивается и говорит про Эрона.
Тихий стук в дверь заставляет Элизабет вздрогнуть, оторвать руки от лица. Пару секунд она отчаянно кусает губы, чтобы успокоиться, чтобы голос не срывался.
- Я сейчас.
И все равно срывается. Крис услышал, впрочем, она чувствует его шаги от двери.
Бегло оценивает свое положение - сидит на полу, обхватив себя руками, опирается спиной на кровать, рыдает в подушку, чтобы не было слышно ее хриплых всхлипов. Она сто лет так не рыдала, вот чтобы приходилось вцепляться зубами в угол какой-нибудь вещи и сгибаться пополам, не в силах справиться с накатывающими спазмами. Запускает обе руки в волосы, с силой обхватывает голову, сжимает виски так, что становится больно.
Какое. Дракклово. Право. Он. Имеет.
Какое право он имеет злиться на нее? Говорить ей такие вещи? Упрекать ее, упрекать, черт возьми!
Это он от нее отказался.
- Сейчас подогрею ужин.
Крис смотрит на нее с волнением, но молчит, не задает вопросов. Он удивительный, если честно. Понимающий. Он готов ждать ответов, если они вообще будут.
Элизабет действует как на автомате, что-то ставит на плиту, что-то достает из холодильника.
Она мастер косметической магии, и ее лицо почти такое же, как было до прихода Баста. Бледное, спокойное. Она даже умеет убирать красноту глаз. Она вообще много чего умеет. Вот, чизкейки печь научилась.
Смятая пачка сигарет все еще на столе. Элизабет вроде бы собирается выбросить ее не раздумывая, но все-таки в последний момент бросает в один из ящиков.
За ужином даже задает пару вопросов про операцию, придумывает какую-то чушь про неожиданное возвращение Баста из очередной командировки на континент. Сообщает, что они договорились о встрече на следующих выходных. По делам, конечно. Крис настаивает, что им обязательно нужно встретить всем вместе, прихватить с собой Брайана, который "будет очень рад видеть Баста". Элизабет кивает, что-то отвечает невнятно.
Она включает какой-то фильм, заворачивается в плед. Крис комментирует смешные моменты, вставляет какие-то фразы о работе. На середине уже засыпает - был очень сложный день. Элизабет тихо выключает телевизор, накрывает его пледом. Не стала будить, зачем. Она и сама частенько засыпает на диване. В окружении плюшевых барсуков отлично спится.
Хочется пройтись, но на это банально нет сил. Элизабет сидит на кровати, сжимает руками колени, смотрит в одну точку.
Плевать, если честно. Пусть злится. Она бы, наверное, тоже злилась. Все равно так лучше, они оба это прекрасно понимают. Он так тем более - это же рационально. Точнее, просто рациональнее, чем.
Но он жив, он в порядке, и он снова - часть ее жизни. Кажется, именно этого она и хотела. Чтобы в ее жизнь вернулся ее друг Баст.
Совершенно бесконтрольно она натягивает его свитер - ночью в квартире и правда прохладно. Мягкий, даже не колется. Укутывается в одеяло, натягивает свитер на нос, обнимает себя руками. С трудом заставляет себя не думать обо всех этих "если бы".
С ноющей неизбежностью понимает, что снова - и, кажется, навсегда - из ее головы не будут идти его руки на ее спине. Разве что свитер теперь зеленый.
С возвращением, Баст.