Обстоятельства меняются, с этим Рабастан Лестрейндж знаком не понаслышке. Меняются ли люди - большой вопрос.
Он идет на шаг позади Эммалайн Вэнс, лишенной палочки - ее статус весьма неопределен для любящего конкретику бывшего рэйвенкловца.
Пленница, давшая Непреложный Обет в такой форме, которая исключала ее злоумышления. Пленница, которой ее похитители доверяют - вынужденно или нет, это не важно сейчас - в вопросах целительства.
Пленница, которая не кажется слишком уж ошеломленной своим положением.
С той ночи, когда Эммалайн появилась в коттедже, где скрывались Лестрейнджи, у Рабастана не было особых возможностей поговорить с Вэнс, как не было и большого желания - вопросы в духе "как ты поживала все эти годы" могли бы поставить их обоих в странное положение, если Эммалайн не изменилась и его воспоминания о ней не лгут.
Если она не изменилась.
Если воспоминания не лгут.
Поэтому он предпочитает наблюдать - за тем, как она, в свою очередь, наблюдает за теми, с кем теперь связана нерушимой клятвой.
Питер приносит кое-что из ее списка - покупает на ее деньги, интересно, как она относится к такому бессовестному эксплуатированию? - но у него полно и своих дел: даже Рудольфус не может соперничать с Милордом за внимание Петтигрю.
К тому же, многие зелья, запланированные Вэнс, настолько сложны и прихотливы в приготовлении, что требуется взгляд специалиста, чтобы определить, подходит ли ингредиент.
Словом, как и было предсказано главой рода Лестрейндж, Рабастан и Эммалайн Вэнс отправляются на поиски необходимого из списка.
Пожалуй, Младший даже относительно доволен - вдали от Беллатрисы и Рудольфуса есть шанс, что Вэнс отчасти расслабится. Придет в себя.
И возможно - только возможно - в этом случае у Рабастана появится тоненький мост к тем воспоминаниям о себе, которые он оставил в смрадных капюшонах азкабанских стражей.
Первого сентября в магическом Лондоне пустынно - на то и был расчет. Ажиотаж перед учебным годом схлынул, оставляя родителей в растрепанных чувствах, а магазины практически безлюдными, что было исключительно на руку Пожирателю. Глубокий карман плаща оттягивает увесистый мешочек с галеонами, забранный из фамильного сейфа, и Лестрейнджу это добавляет уверенности - с возвратом волшебной палочки, пусть и не родной, с возвратом денег и сейфа, пусть и за немыслимую комиссию, появляется иллюзия, что он сможет вернуть и все прочее - имя, ощущение целостности, самоуверенность. Да мало ли, что еще.
- И я на самом деле удивлен, что ты стала целителем. - Он проговаривает это в спину Вэнс, внезапно и без какой-либо связи с той парой слов, которыми они обменялись в коттедже перед выходом. Ее волшебная палочка тоже осталась в коттедже, и ему хочется спросить, каково ей без деревяшки - сравнить ее чувства со своими на протяжении последних четырнадцати лет. Может, еще спросит.
У них, вроде бы, раньше получалось обмениваться информацией.
- Или не должен? - добавляет он после небольшой паузы. Он не помнит, на самом-то деле, какие планы строила Эммалайн Вэнс на будущее, учась в Хогвартсе. А может, и не должен помнить. Друзьями-то они никогда не были.
День близится к закрытию, некоторые торговцы на узкой улочке уже опускают жалюзи, скрывая витрины. Некоторые лавки и вовсе закрыты: первое сентября традиционно не самый бойкий денек для торговли.
Лестрейндж терпеливо шагает - он не знает, куда ведет его ведьма, и он без прикрытия, в случае чего, однако не сильно нервничает по этому поводу: вновь обретенная свобода, на которую он почти не рассчитывал, кружит голову не хуже алкоголя. Каждый выход в Лондон похож на первый, ошеломляет и увлекает.
И он привыкает ко вкусу Оборотного зелья, каким бы мерзким оно ему не казалось, потому что каждый глоток на вкус как глоток очередной прогулки по улицам из воспоминаний. Как глоток свободы, разлитой в пузатые флаконы.

Он реагирует на насмешку, едва заметно скользнувшую по краю ее усталого тона, пожатием плеч - все равно, что она его не видит, идя впереди. Хочется ей веселиться - Мерлина ради. Хочется отпускать сомнительные шутки - сколько угодно. Лестрейнджу-младшему не до того - он все еще свыкается с мыслью, что засыпать опять будет не под шум встречающихся с каменным фундаментом Азкабана волн.
Впрочем - кто знает. Достаточно лишь элементарного самопожертвования со стороны Эммалайн, и он рискует снова оказаться в обжитой камере.
Однако Лестрейндж почти убежден: Эммалайн Вэнс не станет жертвовать собой ради сомнительной перспективы оказаться героиней в глазах грязнокровок. Ради сомнительной чести.
Убежден он в этом примерно по той же причине, по которой и считает, что карьера в Министерстве подошла бы ей больше.
Снимая чары, он оглядывает Эммалайн - в темном плаще с глубоким капюшоном она выглядит весьма подозрительно, но у них пока слишком мало Оборотного, чтобы тратить на тех, кто пока может позволить себе роскошь появления в Лондоне. Вот после посещения лавки, после необходимого для приготовления зелья смены облика времени - другой разговор, да и на улицах магического Лондона достаточно прохожих в самой разнообразной одежде.
Мало ли, вдруг женщина под капюшоном скрывает последствия неудачных косметических чар или проклятия злобной соперницы...
От таких любопытных размышлений, в которые ударяется Рабастан, чтобы контролировать панику, до сих пор накатывающую на него в Лондоне, его отвлекает то, что Вэнс все же отвечает.
Ее ответ, особенно в той части насчет мечтаний и пользы, звучит довольно специфически - пожалуй, она все же изменилась, думает Лестрейндж, но тут же обрывает себя: он понятия не имел, о чем она мечтала, так с чего бы ему сомневаться в ее словах теперь.
- В Министерстве, -  убежденно произносит он, пока глаза привыкают к полутьме, царящей в лавке. Колокольчик над дверью издает короткий жалобный стон, и Рабастан тут же прихватывает его, глуша звук в ладони.
- В Мунго ты приносишь пользу единицам, но в Министерстве Магии ты могла бы помочь сотням. Тысячам. Всем, - его голосу не хватает жара и уверенности, но дело вовсе не в том, что он лжет - просто за годы его собственная убежденность несколько поблекла, хотя и сохранила всю рациональную истинность. - Или имея собственную лабораторию, устранив нелепые ограничения, принятые безмозглыми чиновниками... Тебя же на выпускном назвали одной из самых перспективных студенток.
У него в голове не укладывается, как Вэнс могла зарыть в землю свой недюжинный ум и талант. Впрочем, не ему вообще судить об этом.
В лавке воняет застарелыми пролитыми зельями, и Лестрейндж с трудом удерживается от желания выйти обратно, в вечернюю прохладу улицы.
Он оглядывается в поисках торговца, попутно выясняя, есть ли в лавке то, что им требуется- напрасный труд, некоторые ингредиенты нуждаются в специальных условиях хранения, да и разобраться во многочисленных кувшинах и банках на полках может лишь владелец - или опытный зельевар.
- И как далеко завело тебя это желание приносить пользу, - это должно было бы звучать иронично, но не звучит. Мало иронии в том, что Эммалайн Вэнс сейчас "штатный целитель" Пожирателей Смерти. - В Мунго, сюда... Как насчет магглов?

Рабастан отворачивается, делая вид, будто его заинтересовало мутное варево на дальней полке - судя по всему, к Министерству Магии у Эммалйн Вэнс свои счеты, до того резко она отзывается о чиновниках.
Как, однако, забавно - они согласны друг с другом в основных характеристиках Министерства, они - сбежавший Пожиратель Смерти и успешная целительница. Те, кто в школе олицетворяли собой расхожий образ будущих министерских работников: ответственные, дисциплинированные, старосты.
Но ее саркастичное высказывание о надежде выпуска он тоже игнорирует - она имеет право так говорить. Жизнь оказалась не такой простой и понятной, как казалось, и жалеть об этом глупо.
Да, он грезил работой в ММ - и был горд и едва ли не счастлив, когда после выпускного ему предложила стажировку в своем отделе Марчбэнкс. Да, она обращалась с ним как с домовым эльфом первые два года, такой уж у нее был стиль, но личное приглашение значило многое, очень многое, и на третьем году она вслух признала за ним профпригодность... Да, дальнейшая его карьера была перечеркнута арестом и Меткой...
Да, Вэнс закончила Хогвартс с отличием. Да, перед ней были распахнуты любые двери, а она предпочла Мунго...
Тем не менее, они все еще те, кем являлись - и Лестрейнджу кажется, что он понимает то, о чем не договаривает Эммалайн.
Это не самое приятное чувство - особенно мысль о том, что и она может читать все смыслы его слов, но так, наверное, проще, и когда она высказывается о магглах так, как едва ли могла позволить себе высказаться в Мунго, он опускает глаза, чтобы скрыть заинтересованность - чистокровная зазнайка с Рэвенкло, вот кем она осталась до сих пор, и в этой мысли нет ни капли осуждения.
Торговец деловито обслуживает Вэнс, подчиняясь ее кивкам - она даже пары слов ему не выделила, что уж говорит о молчаливом Лестрейндже, забившемся в угол потемнее.
Впрочем, владелец лавки всячески демонстрирует, что личности поздних покупателей его совершенно не интересуют - даже преувеличенно избегает любой возможности заглянуть под капюшоны, даже движется, как кажется Рабастану, подчеркнуто плавно, несмотря на спешку.
Каждое движение - напоказ, будто информирует - смотрите, я ничего не задумал, я не собираюсь выхватить палочку, я всего лишь тянусь к верхней полке...
- Кое-что мне потребуется поиск'ть, не с'мый ходовой товар, господ'м придется обождать п'ру минут, - каркает торговец с ужасным акцентом выходца из северных графств. Лестрейндж кивает позволительно - ему даже знать не хочется, что там такое не ходовое, - и торговец удаляется к своим закромам.
Следующая фраза Вэнс кажется Рабастану удачной для того, чтобы начать издалека то, о чем он действительно хочет поговорить с прежней соседкой по парте.
-  Сделала то, о чем жалеешь... Сделала - или делаешь прямо сейчас? - прямо спрашивает он, чуть понижая голос. - Нелегальная деятельность не для тебя - а мы в лавке, от которой несет нелегальщиной. Твоя деятельность не должна приносить вреда, но что будет, когда мой брат и его жена вернут себе силы и здоровье?
Рабастан хмурится - он вовсе не собирался столь демонстративно отделять себя от Рудольфуса и свояченицы, остается только надеется, что Эммалайн не заметит или не обратит внимания.
- Непреложный обет Рудольфусу - он куда шире, чем требовали обстоятельства. Куда шире, чем требовалось для выживания. И слова о Министерстве... Англии нужны изменения. Радикальные. И начать нужно с самой идеи сегрегации.
После четырнадцати лет молчания ему сложно вербализовывать свои мысли - речь выходит отрывистой, едва ли не тезисной. Он пропускает целые абзацы, связывающие одно с другим, пропускает отвлеченные рассуждения - но возможно, Эммалайн Вэнс поймет его и так.
Если они вообще мыслят схоже, не может не понять.

Он имеет в виду намного больше, но, в общем-то, таким ответом тоже может удовлетвориться. Эммалайн Вэнс могла быть жестокой, могла быть занудной, могла быть потрясающе расчетливой, но раз уж в дело вступал профессиональный вопрос - какую бы профессию она в итоге не избрала - за жизнь тех, над кем она взяла шефство, Лестрейндж мог более не беспокоиться: насколько он помнил, Вэнс терпеть не могла бросать дело на полпути.
Но Рабастану кажется, что это еще не все - ощутимое "но" наполняет лавку, вытесняя отвратные ароматы. Не жалеет, но?
Ну же, Эммалайн, продолжай.
Но проходит несколько секунд, прежде чем целительница решается на это - что бы ни осталось в прошлом, сейчас им вроде как незачем доверять друг другу.
Лестрейндж отворачивается, разглядывая полки, давая Вэнс возможность высказаться без устремленного на нее пристального взгляда одного из ее, если уж быть честным, тюремщиков.
Не то из-за этого, не то по какой-либо другой причине, но Эммалайн высказывается о неправильности этой помощи - и тут же, как подарком на все прошедшие праздники, мимоходом упоминает, что не считает свою помощь и той, другой организации, правильной.
Рабастан цепляется за эту не то обмолвку, не то намеренную потерю информации: он в курсе, помнит, что Эммалайн Вэнс была в числе известных членов Ордена Феникса еще в той его, до-азкабанской, жизни, но и помнит, что она никогда не являлась первостепенной целью в очереди на убийство - ничего личного, но были рыбки и покрупнее, те, что участвовали непосредственно в стычках с Пожирателями Смерти, а до чистокровной целительницы, пусть и числящейся предательницей крови, руки не дошли.
Быть может, и не дойдут.
Он так увлечен ее едва ли не страстной речью о магглах, что почти не замечает вернувшегося торговца - эти речи определенно не пристали стороннице политики интеграции. Эти речи... Да он мог бы подписаться под каждым словом, включая пассаж о методах.
Волшебная палочка в его ладони оказывается будто сама собой - Обездвиживающее на торговца ложится как по учебнику, и он замирает у стойки, угодливо протягивая в сторону ведьмы замененные корни.
Лестрейндж разворачивается к двери и накладывает на ту Запечатывающее, чтобы оградить их от неожиданных посетителей.
И только потом стаскивает с головы капюшон, глубоко вдыхая затхловатые ароматы лавки, по сравнению с запахом грязной шерстяной ткани кажущиеся просто свежайшим бризом.
- Эти методы были вынужденной мерой, - слова находятся сами собой. - Тупоумие и нежелание взглянуть в лицо очевидному министерских чинуш не дало возможности изменить порядок вещей задолго до того, как я и мне подобные обратились к насилию. Если бы можно было добиться наших целей иным путем, мы продолжали бы пытаться, но иного пути нет - Вэнс, я думал об этом столько раз, что ты не сможешь даже представить. Единственный способ заставить магов обратить внимания на то, что ты понимаешь и сама, - это дискредитировать Министерство. Уничтожить его изнутри. Лишить доверия и поддержки недалеких волшебников, не замечающих опасности братания с магглами.
Плевать на торговца - он просто почистит ему память перед уходом, как собирался. Плевать на то, что подобные беседы требуют совсем иного окружения. Эммалайн Вэнс должна, обязана понять, чего на самом деле добиваются Пожиратели Смерти. Что каждая смерть с обеих сторон - это не прихоть, а плата за лучшее будущее.
- В Министерстве слишком много тех, кто не хочет признавать очевидное - ты знаешь это не хуже меня. Потакание магглолюбцам, открытое поощрение отказа от традиций и тех ценностей, которые поддерживают нашу культуру... Да что там, само существование магической общественности они поддерживают - и все это обесценивается, уничтожается, замещается чуждыми картинами. Интеграция, драккл ее раздери, должна приносить пользу - а не уничтожать самосознание. Ты же чистокровная - ты тоже должна это чувствовать.
Слов много - слишком много, но они копились годами и теперь просят выхода.
- Это даже не для нас - это смутное время, время террора, если уж на то пошло. Но это необходимо, чтобы очистить Англию для будущего поколения. Указать магглам их место, призвать к порядку их оголтелых фанатиков. За это я и мои... коллеги убивали. За это, а не за пустые иллюзии равенства и братства.
Он облизывает губы, замолкает - слова кончаются так же внезапно, как и возникли.
Смотрит на целительницу не отрываясь.
- И борьба не окончена - я же стою перед тобой, а не подыхаю в Азкабане. В этот раз мы победим, Вэнс. Выбери сторону, на которой ты и должна быть - по рождению, по убеждениям. Выбери ту сторону, куда тебя ведет разум, а не чувства. Жалость и сочувствие - плохие советчики, когда речь заходит о политике, слушай разум. Чем меньше магов перестанет поддаваться на уловки магглолюбцев, тем быстрее мы добьемся своих целей и все будет кончено. Тем быстрее прекратятся смерти, а магической Англии перестанет угрожать маггловская экспансия.

В полутемной мрачноватой лавке Лестрейндж ждет, что скажет Вэнс - и даже поражается, понимая, как ему на самом деле важно, что она скажет.
Это странно - почему ему вообще не все равно, он никогда не был ни оратором, ни фанатиком, да и прошли годы с тех пор, как они в последний раз обменивались с Эммалайн Вэнс мнениями по какому-то вопросу, не касающемуся обязанностей старост: еще на седьмом курсе они изрядно отдалились друг от друга, и прежде не не бывшие близкими друзьями, а после выпуска их пути разошлись окончательно, а вот надо же - его интересует реакция этой практически чужой ему женщины.
Быть может, это что-то из серии пост-азкабанских синдромов - ни о каких реанимационных процедурах не может идти и речи, он сам себе реаниматолог в том, что касается психики, а с физическими проблемами справляться похищена Вэнс. И, наверное, не стоит ждать от нее слишком многого, несмотря на внушающие определенные надежды ее же собственные неосторожные слова.
- Как будто с той стороны мало тех, кому нравятся наши методы, - хмыкает Рабастан, не имеющий, впрочем, желания развивать эту тему прямо сейчас. О, разумеется, намек Вэнс более чем понятен - да и Рудольфус уже успел продемонстрировать не только на Скримджере свое понимание гостеприимства, но Лестрейндж едва удерживается, чтобы напомнить Эммалайн об Аласторе Грюме, к примеру. Или о том, что такой перелом, отягченный определенно темномагическим сглазом, его брат получил, не с метлы свалившись.
Однако когда целительница заговаривает о расточительстве в отношении чистой крови, Лестрейндж снова поднимает на нее задумчивый взгляд, наблюдая, как она осматривает принесенные корни. Потому что его слишком интересует этот переход к физиологии.
- Я не меньше тебя обеспокоен тем, что ты называешь расточительством - как и те, кто вынуждены проливать эту самую чистую кровь. Однако ты и сама подтверждаешь мои догадки о том, что те чистокровные маги, кто вступает в брак с магглами, наносят вред всем будущим поколениям, рожденным от подобного брака. И в то же время нелепо отрицать, что некоторым чистокровным семьям просто необходимо вливание свежей крови - Англия слишком погрязла в близкородственных браках, что отражается и на потомстве. Не представляю, как решить эту проблему, если не обращаться время от времени к скрещиванию с полукровками или магглорожденными волшебниками. Но с волшебниками, Вэнс, а не с магглами. - Он чуть отступает, опирается о стойку за спиной, хмыкает. - Если хочешь, считай это официальным признанием моего несогласия с методами той стороны, на которой я нахожусь. Но если альтернатива только безконтрольные контакты с магглами - даже если я и знаю намного меньше тебя о вреде этого - то альтернативы все равно что нет. Или ты считаешь, что мы действительно принесли вреда больше, чем молчаливое поощрение магглолюбства, процветающее ныне в обществе при поддержке твоей стороны?

Сказать, что он удивлен - значит ничего не сказать. Хотя казалось бы, их беседа, начавшаяся так сумбурно и издалека, довольно быстро обрела четкое направление, и теперь уже не оставалось сомнений, что именно пытается донести до него Вэнс. Весьма успешно пытается, к слову.
Не то на нее так действует атмосфера этой лавки и отсутствие не слишком-то доброжелательного Рудольфуса, не то - и вот это соображение заставляет Лестрейнджа окоротить свои и без того вялые восторженные порывы - нюансы другого порядка. Для него не секрет, насколько умна Эммалайн, его извечная школьная конкурентка за большее количество баллов, и, судя по тому, что он уже успел увидеть, глупостью она не заразилась, но в этом-то и есть основная опасность, не так ли? Для Вэнс едва ли составило большого труда оценить перспективы и понять, что после того, как в ее услугах отпадет нужда, едва ли ее вернут откуда взяли с благодарностью и извинениями за доставленное беспокойство. Скорее уж, подкинут труп к Министерству в назидание всем прочим, ее новое окружение в Азкабане не из-за ошибок следствия оказалось.
Так что с ее стороны это вполне может быть хитрый расчет - убедить его, что она на их стороне. Втереться в доверие. Ударить в спину.
Лестрейндж изучающе смотрит на Вэнс, пока она договаривает - слова рвутся быстро, ведьма кажется действительно убедительной. И убежденной.
Отставить паранойю, дает себе мысленный приказ Рабастан. Вынашивай Вэнс такие планы на самом деле, начала бы не с него, чье слово мало что значит. В конце концов, вздорная Беллатрикс казалась вполне очарованной, да и Рудольфус наверняка остался далеко не так равнодушен к тому, что у него и целительницы оказалась общая крестная, как делал вид.
Какой смысл ей врать сейчас ему, вдали от тех, кого и имеет смысл обрабатывать в первую очередь? Не репетицией же она занимается - то, о чем они говорят, едва ли придется по вкусу прочим Пожирателям, даже учитывая эти откровения об отличиях в физиологии.
Хотя на вопрос о том, почему именно ему она говорит все это, простой. Мотивы Эммалайн Вэнс становятся понятны, едва она договаривает - потому что только ему станет это по-настоящему интересно.
В восьмидесятые они собирали информацию оо Ордене Феникса, надеясь рассчитаться с предателями, и Петтигрю был неоценимым подспорьем, школьный друг зввездного Блэка и невероятного Поттера, как же. Воспоминание о Маккиннонах кольнуло подступившей горечью, Лестрейндж сглотнул. В первой очереди на уничтожение Вэнс никогда не была, но сам факт членства достаточно загадочен: у Рабастана были большие сомнения, что истово верящий в дело орденцев маг стал бы вообще задаваться вопросами, которыми задается Вэнс.
- Так ты предполагаешь, что некто в Министерстве или на руководящих постах в Мунго на самом деле знает, что магглы нам не ровня? - раздумчиво уточняет Лестрейндж, всегда отличавшийся любовью к формальностям.
А вот это вообще-то свежая мысль - вот эта идея о том, что вся эта война, все эти годы подготовки и восстания на самом деле несут себе смысла не больше, чем игра неразумных детей под присмотром равнодушного отца.
Очевидно, что Вэнс действительно волнует то, что магические способности слабеют, раз уж она заговорила о вскрытии, о маггловской медицине. Да уж, в Ордене Феникса своими планами не поделишься - зато поделишься с Пожирателем Смерти. С тем, для кого истинные цели этой борьбы еще не отступили на второй план перед азартом бойни.
- Тебе нужны трупы? - Лестрейндж спрашивает совсем тихо и в лавке отчетливо слышится неровное дыхание торговца, все еще находящегося под Обездвиживающими чарами. - Чтобы выяснить все это насчет отличия - тебе нужны трупы?