[AVA]http://sg.uploads.ru/WTCw5.png[/AVA]

Рубикон - точка невозврата.

Ей нужно около десяти минут быстрым шагом, чтобы дойти от Мунго к своему дому. Элизабет редко проводит перерыв в своей квартире, но сегодня она лишена спокойного обеда из-за собственной нерасторопности - забыла из-за спешки пару книг дома, потому что в очередной раз едва не проспала. В последнее время ее мучают кошмары, и она засыпает лишь под утро. Кажется, пора принимать соответствующие зелья, но увы - на нее сейчас мало что действует. Побочный эффект экспериментов на себе, делает вывод Элизабет. Больше никаких экспериментов на себе, как сказал Баст. Что ж, приходится согласиться, он был прав, эта штука оказалась довольно серьезной. Банальные, стандартные зелья практически не действуют на Элизабет, а на доработку сонного зелья нужно время и расчеты, нужны эксперименты, нужен партнер. Нужен Баст. А она все никак не решится отправить ему сову.
Он сказал, что постарается не пропадать, это можно расшифровать как "не ищи меня, я приду сам". Элизабет тешит себя мыслью, что за время их знакомства уже неплохо понимает Баста. Что ж, прошло несколько недель - три, кажется, - наверное, время еще не пришло. Ничего. Она, конечно, готова ждать.
Жаль, что кошмары не могут тоже чуточку повременить. 

Джекилл настороженно встречает хозяйку, трется у ног, будто чувствует что-то. Элизабет быстро бросает книги в сумочку - они принадлежат Эрону, и на этот раз она не собирается дать ему повод заявиться к ней посреди ночи. На ходу заглядывает в холодильник, жует бутерброд, открывает окно - июнь не жаркий, но достаточно теплый, чтобы до вечера окна были распахнутыми.  На всякий случай ставит пару элементарных щитов, чтобы коты не упали с подоконника, повязывает на шее шелковый платок - нежно-голубой, который зачем-то забрала с собой из Ирландии - и возвращается в больницу.
Фил, Анна и Лея, ослепительно зеленые, точно молодые побеги сельдерея, уже ждут ее на входе в отделение, Элизабет кивает на ходу, ей еще нужно зайти в подсобку и переодеться в мантию - не могла же она идти через кварталы в форме колдомедика. Однако на самом пороге ее перехватывает начальник смены.
- Бэт, детка, срочно! - он выглядит слегка безумным, и Элизабет взволнованно смотрит по сторонам в ожидании увидеть какого-то нового пациента с особенно сложным случаем. - Это из Министерства, им нужен целитель. Бери свой портфель и давай, отправляйся, срочно, срочно, Бэт.
- Что-то случилось в Министерстве? - пока начальник бормочет что-то еще, Элизабет уже бросает свою сумочку и проверяет наполненность портфеля с зельями для оказания первой помощи. - Что-то конкретное? Мне нужно взять редкие зелья?
- Нет, ничего такого, Бэт, Бэт, - начальник вдруг хватает ее за руку чуть повыше локтя, с налетом легкого безумия шепчет, - будь там осторожна. Я знаю, как ты привязана к Лонгботтомам, и все же профессионализм - это главное.
Элизабет аккуратно высвобождает руку, смотрит на начальника настороженно, но решает не задавать вопросов. И все-таки добавляет к стандартным зельям еще парочку собственного производства. На всякий случай.
- И возьми с собой этих олухов, им нужно практиковаться работать в подобных условиях, - начальник трет затылок, сам вешает сумку на плечо Элизабет, едва ли не выталкивает ее из кабинета. - Мало ли, что там впереди...
Последнюю фразу Элизабет уже не слышит, быстро шагает к притаившимся стажерам, скользит взглядом по пустому коридору - а вот и он. Знакомый аврор стоит у стены, оперевшись на нее плечом, хмурит брови, очевидно не слишком обрадованный задержкой.
- Кеннет, введешь меня в курс дела или тоже будешь наводить раздражающую интригу? - Элизабет не уверена, что готова брать с собой детей, пока не будет подтверждения, что для них это безопасно. Они ведь всего второй месяц на стажировке. Совсем еще зеленые, прямо как их форма.
- Ничего особенного, Элизабет, просто нужно подлатать кое-кого перед допросом, - аврор недобро ухмыляется, странно сжимает палочку. - Бери этих с собой, это оговорено.
- Допросом? - Элизабет поджимает губы, но не в свое дело предпочитает не лезть. - Лея, Анна, Фил. За мной.
- Допросом, - отзывается аврор, когда они уже подходят к каминам, - Мы поймали кое-кого. Из вон того списка.
Кеннет не скрывает некоторого самодовольства, Элизабет прослеживает его взгляд, смотрит на завешенную плакатами о розыске стену. Камин вспыхивает зеленым, пепел попадает в глаза, она не успевает зажмуриться.
Вот уж точно не те, с кем она хотела бы сталкиваться. Процессию колодомедиков в Министерстве будто не замечают, все заняты своими делами. Быстрая идентификация и проверка палочек смущает и без того притихших стажеров.
- Послушайте, - Элизабет ободряюще улыбается, глядя на свой выводок через плечо, - сегодня вы понаблюдаете за работой в экстренных условиях. И в сотрудничестве с авроратом. Не обещаю, что вам понравится то, что вы увидите. Но постарайтесь не сложить особенно негативного мнения об этих громилах. Увы, нам часто приходится действовать сообща.
Кеннет усмехается, оставляя реплику Элизабет без ответа. Они заходят в лифт, решетки неприятно полязгивают.
- И вот еще что, молодняк. Перед вами будут преступники высшей категории. Не нужно строить из себя героев. Наблюдайте со стороны. Элизабет, ты тоже будь осторожна. Они непредсказуемы, а Эрон не обрадуется, если с тобой что-то случится. Хотя я, конечно, все время буду рядом.
-  Эрона это не касается, - Элизабет зло оглядывается на аврора. Один из лучших друзей Эрона. Их шафер. Драккл задери эти связи бывшего мужа. - Так с кем конкретно мы имеем дело?
- О, тебе понравится, - Кеннет отодвигает решетки, они где-то глубоко под землей, здесь даже воздух какой-то не такой, прохладный и плотный. - Братья Лестрейнджи.

От лифтов до камер метров двадцать. Элизабет лихорадочно вспоминает все, что знает об этих братьях. Перед глазами только плакат с безумно смеющейся женщиной с длинными черными волосами, с которой еще совсем недавно ее сравнивал Брайан. За спиной Фил что-то шепчет шаркающей Анне. Что-то про Азкабан, Пожирателей Смерти и, конечно, Лонгботтомов. Элизабет сильнее сжимает ручку сумки. Она не должна об этом думать.
- Ну что здесь? - Кеннет оставляет дружелюбно-ироничный тон, обращается к коллегам, выполняющим роль охранников. Стажеры мнутся с ноги на ногу, нервно смотрят по сторонам.
- Оба в сознании, требуют адвоката, - Элизабет коробит странная ухмылка охранника, раздражает смешок Кеннета. Кажется, здесь уже все решено и без допроса.
- Вперед, - Кеннет открывает дверь, скрип эхом прокатывается по подземным коридорам.
Элизабет ободряюще кивает стажерам, шагает в камеру вслед за аврором. Ее взгляд тут же упирается в пугающего вида мужчину, который красноречиво высказывается на тему их появления. Элизабет вздергивает брови, немного пораженная этим зрелищем и удивительным словарным запасом, сказанное она понимает едва ли на половину. Почему-то ей казалось, что адвокатов требуют немного в другой форме. Элизабет отводит взгляд от бушующего мужчины - все равно его внимание полностью сосредоточено на аврорах - и делает шаг вперед, чтобы начать со второго.
И слегка отшатывается, будто натолкнувшись на невидимую стену.
Имя замирает где-то в горле, падает вниз с оглушающим стуком. Недоумение читается на ее лице не сложнее, чем если было бы написано буквами на лбу. Элизабет стоит на месте, вцепившись в сумку и отчаянно противится принять одну-единственную очевидную мысль.
- Мисс Нельсон? - Фил возникает где-то справа, переводит взгляд с Элизабет на мужчину и обратно. - Мы можем начинать?
Элизабет слегка вздрагивает, кое-как собирается с мыслями. Чувствует обеспокоенные взгляды притаившихся девочек.
- Да, сейчас, - Элизабет чуть ослабляет пальцами завязанный на шее платок, ей как будто сложно дышать. - Кеннет. Можно тебя на секунду?
Она старается, чтобы ее голос звучал как можно спокойнее, выходит с трудом.
- Займись пока младшим, Лиз, - Кеннет слишком увлечен вторым братом, ему явно не до вопросов.
Элизабет послушно кивает, оборачивается. Пару секунд смотрит в пустоту. Потом снимает с плеча сумку, мягко кладет ее на пол, достает палочку.
- Ведите записи, Анна, - она сама не узнает свой голос, подходит ближе, перекладывает палочку из руки в руку.
Анна - с круглыми щеками и непослушными кудряшками - тут же ставит перо на начало свитка и торопливо произносит вслед за письмом:
- Рабастан Лестрейндж, мужчина, тридцать пять лет...
- Я не диктовала этого, - почти что бесстрастно произносит Элизабет, встряхивая руку, чтобы дрожь не была так заметна.
- Дата рождения указана на всех плакатах... - немного сконфужено произносит девушка, неловко водит пером по пергаменту, как будто собирается что-то зачеркнуть.
- Когда пациент в сознании, мы спрашиваем имя и возраст непосредственно у него, Анна, - Элизабет не уверена, что в сложившейся ситуации все эти формальности вообще уместны, но это имя - что это вообще за имя? - волнует ее сейчас больше всего на свете.
- Пожалуйста, назовите ваше имя и возраст, сэр, - в конец смущенно просит Анна, пока Элизабет взмахом палочки распарывает рукав его куртки и бегло осматривает руку.
- Элизабет, прекрати это, - голос Кеннета из противоположного угла камеры с трудом перекрывает ругань второго заключенного. - Да, это дракклов Рабастан Лестрейндж, Пожиратель Смерти, место которому - Азкабан, где он провел последние четырнадцать лет из  своих - да-да, тридцати пяти - и куда, поверь мне, вот-вот вернется. Если ты, конечно, не собираешься возиться с ним еще два часа.
Элизабет на секунду закрывает глаза. Медленно делает вдох, медленно выдыхает.
Достает из сумки один из своих флакончиков. Вертит в пальцах. Баст знает, что это - ее. У нее вся кухня такими уставлена. И кухня в Ирландии. В Мунго зелья хранятся в других флаконах.
- Кеннет, - все еще глядя на переливающееся на ярком свету зелье, спокойно произносит Элизабет, - вы делаете свое дело, я - свое. Я не учу вас, вы не учите меня. Вы займетесь допросом, - Элизабет слегка осекается на этом слове, - когда я закончу. И если потребуется, это займет и два, и три часа. А теперь прошу дать мне возможность заняться пациентами. Я еще не провела осмотр.
Работать сообща с аврорами - что ж, она предупреждала своих деток, что это сомнительное удовольствие. Они с Кеннетом смотрят друг другу в глаза, затем тот тихо выругивается и отходит к стене. 
Элизабет возвращается к Басту, вытаскивает пробку из флакончика. Секунду медлит, затем кладет ладонь на его щеку, чуть приподнимает подбородок, прикладывает горлышко флакончика к губам.
- Это обезболивающее, мистер Лестрейндж. Выпейте полностью, - ее пальцы чуть дрожат, странно ноют, как будто припоминают, как совсем недавно скользили по этим щекам совсем в другой ситуации.
Она, кажется, еще не верит во все, что сейчас происходит. Но уже не смотрит ему в глаза.

[AVA]http://sg.uploads.ru/WTCw5.png[/AVA]

Он пьет зелье - конечно, пьет, вряд ли может предположить, что Элизабет решит его отравить. А хотя какой у него выбор. Она спокойно смотрит на поблескивающий флакончик, затем, когда зелье выпито, большим пальцем смахивает каплю с его губы. Почти успевает вспомнить название того не слишком качественного коньяка, с которым решила ассоциировать вкус этих самых губ, когда мужчина вдруг перехватывает ее ладонь. От неожиданности она едва не роняет флакон, но так и не поднимает взгляд.
- Я знаю. Подействует. Это мой рецепт, - слова звучат отрешенно, сухо, но она не отнимает руки, пока Баст не делает этого сам - после прикрика Кеннета. 
Элизабет сосредотачивается на правой руке - на крайне непривлекательном подобии руки. Впрочем, она видела и похуже, хотя и не работала травматологом. С самого детства Элизабет бывала на работе с отцом, и там переломы не лечились за ночь. Такие повреждения не вызывали у нее трепета, скорее, просто желание поскорее вернуть все на место. Отец учил ее хладнокровию, когда дело касалось работы, и сейчас - спасибо, папа, - это хладнокровие было первым и единственным ее помощником. Она будто заблокировала все эмоции, очистила сознание от мешающих мыслей. Как если бы была хирургом во время сложной операции на сердце. Если бы Элизабет Нэльсон была магглом, то определенно стала бы хирургом.
Элизабет сосредоточенно шепчет заклинание за заклинанием, надеется спасти кость. Было бы проще удалить ее вовсе и дать Басту костерос - да, мучительно, зато будет как новенький. И все же она не сторонник радикальных путей, предпочитает обходиться более тонкими и куда более сложными вариантами.
О да, Лиззи, ты выбрала очень сложный путь.
Она так сосредоточена, что не слышит обращения Анны. И вздрагивает, едва не роняя палочку, когда Баст вдруг кричит на ее и без того испуганную девочку. Элизабет резко поднимает голову и впивается взглядом в Баста, впервые за этот день смотрит прямо ему в глаза, смотрит жестко, почти враждебно.
Она никому не позволит кричать на ее стажеров. Даже Лестрейнджу, Рабастану Родерику.
Кеннет не пропускает этот выпад, Элизабет отстранено отворачивается, поглаживает Анну по плечу.
- Фил, замени Анну. Лея, сложи пергаменты в сумку, - не время сантиментов, и Элизабет почти сразу возвращается к руке, кость почти собрана, точно паззл.  Это напоминает попытку срастить сломанную ветку, слишком много торчащих острых щепок. Хорошо, что она взяла с собой свой вариант обезболивающего - оно действует, усиленное драконьей кровью. Только вчера Элизабет прищемила себе пальцы и на ходу экспериментировала. Боль сняло за секунды, но тут случай более тяжелый. Хотя, конечно, все лучше, чем совсем без анестетика.
Вспышка заклинания заставляет Элизабет обернуться и тут же зло поджать губы, когда Кеннет толкает старшего брата Баста в бок. Она до сих пор не знает его имени, и пока не слишком стремится узнать. С нее пока что хватит этого "Рабастан Родерик". Это странное имя стучит пульсом в висках. Но Элизабет не пропускает мысли глубже, сосредоточенно занимается рукой. Все, кажется, идет неплохо, но оценить успешность ее авантюрной попытки можно будет чуть позже. 
Где-то над головой Кеннет практикуется в нелепых шуточках, Элизабет пропускает его колкости в адрес Баста мимо ушей. Разве что "как в 81-ом" немного скребет где-то в горле.
- Это не стандартное зелье, мисс Нэльсон? - деловито интересуется Фил, изучая флакончик без этикеток Мунго.
- Да. Мой рецепт. Продиктую ингредиенты позже, - Элизабет накладывает на руку заклинание невидимого фиксатора, что-то вроде магического гипса, встает на ноги. - Понаблюдайте за ним, если будут жалобы, зовите сразу. Мистер Лестрейндж, если боль станет слишком сильной, говорите сразу.
Элизабет придирчиво окидывает Баста взглядом целителя и подхватывает сумку с зельями.
- Кости нужно минут десять, чтобы схватиться, - она идет дальше по камере, разглядывает сверкающего глазами старшего Лестрейнджа. - И только тронь его, Кеннет.
Что ж, некоторая польза в связях определенно есть. Незнакомому аврору она вряд ли могла бы так откровенно высказывать свою позицию на предмет обращения с пациентами.
- Лея, иди ко мне, мне понадобится помощь, - Фил разочарованно вздыхает, видимо перспектива поработать со вторым заключенным казалась ему более привлекательной. С какой-то стороны Элизабет может его понять: одно дело перелом руки, пусть и сложный, и совсем другое - вот этот мужчина. Здесь даже не сразу понятно, с чего начинать.
Элизабет опускает сумку, подходит чуть ближе. Отбрасывает носком туфли очевидно недавно выбитый зуб.
- Рудольфус Лестрейндж, сорок семь, - нараспев вещает Кеннет, но все еще держится рядом с Бастом. - Не забудь и этого накачать обезболивающим, милосердная ты наша.
- Не забуду, - спокойно произносит Элизабет, как раз снимая крышку со стандартного больничного анестетика. - Пейте, мистер Лестрейндж.
Применительно к этому мужчине - Рудольфусу - эта фамилия звучит поразительно красиво и уместно. Она ему идет как влитая, и Элизабет даже не приходится делать над собой усилие, чтобы ее произнести.
- Позвольте осмотреть ваш затылок, - Лея в ужасе наблюдает за куратором, даже не скрывает своего откровенного недоверия к этому нестандартному пациенту. Элизабет рада, что Кеннет применил силенцио, если честно. Она осторожно осматривает рану, парой заклинаний убирает запекшуюся кровь, чуть хмурится.
- Лея, подай бинты и настойку растопырника. И подготовь рябиновый отвар, пинту, - минут пять Элизабет полностью погружена в диагностику состояния Рудольфуса, хмурится все сильнее, накладывает компресс, затем отходит обратно к аврору, - У него сильное сотрясение и множественные ушибы. Внимание может быть рассредоточено какое-то время. И да, снимите эту парализацию, я не могу работать, пока вы его обездвиживаете.
Пока Кеннет что-то шипит ей в спину, Элизабет снова опускается рядом с Бастом. Осторожно проводит пальцами по его руке от плеча к запястью.
- Какие-нибудь ощущения? Острая боль? Онемение? - Элизабет игнорирует маячащего за спиной Фила, скользит взглядом по впалым щекам и растрепанным волосам. - Попробуйте пошевелить рукой. Сожмите мою ладонь. 
Элизабет кладет ладонь на прохладные пальцы мужчины - прохладные и суховатые, в которых она видела свое спокойствие и уверенность, - и снова встречается с ним взглядом.
Интересно, вопросы читаются в ее глазах достаточно ясно?

[AVA]http://sg.uploads.ru/WTCw5.png[/AVA]

Кость, кажется, еще не срослась толком, потому что никакой реакции нет - чувствительность еще точно не восстановлена. Ей предстоит хорошенько поработать над тканями, мышцами, саднящей кожей - но пока что кость стоит на первом месте. Хуже всего, когда приходится ломать неправильно сросшуюся кость, с Брайаном так было, и это зрелище до сих пор иногда снится Элизабет. Но с тех пор многое изменилось, например, она стала колдомедиком, и вроде бы неплохим. Она умеет работать с переломами.
Она смотрит в его глаза с вопросом, но получает в ответ другой вопрос - вполне логичный, к слову. Элизабет слегка поджимает губы, кивает, как будто соглашается с тем, что сейчас его вопрос куда важнее, чем то, что там у нее в голове. Должна ли она вообще когда-нибудь задавать ему вопросы? Не все ли ясно? Кажется, здесь даже не стоит искать подводных камней, все просто, Элизабет. Не задавай же вопросов.
Она готова подробно ответить на вопрос про брата - куда более развернуто, чем сделала это Кеннету, к тому же дело там совсем не в сотрясении, если оно вообще есть. По-хорошему, Элизабет ввела бы Рудольфуса Лестрейнджа в магический сон, достаточно долгий, чтобы провести глубокую диагностику, хорошенько "покопаться" в нем, так как даже поверхностное сканирование показало невероятно высокий уровень сопротивляемости. Что-то не так с этим мужчиной, и Элизабет не уверена, что готова отдать его на растерзание аврорам вот в таком состоянии. Готова ли вообще безропотно согласиться, чтобы людей пытали?  Ее никто не спрашивает, только и всего. В ее силах лишь помочь им здесь и сейчас, приложить все возможные усилия, чтобы эти братья - ох, братья Лестрейнджи - оказались достаточно подготовлены ко вторжению в свое сознание. И, конечно, ко всем этим физическим увечьям, на которые авторы не скупятся даже сейчас. 
Да, она готова ответить на его вопрос, но прежде, чем успевает начать - камера наполняется криками и визгом. Громоподобный голос Рудольфуса отражается от каменных стен камеры и как будто только усиливается, Элизабет отшатывается, но тут же замирает, когда Баст перехватывает ее руку.
Она едва слышит его сквозь этот гвалт за своей спиной, по инерции наклоняется ближе, чтобы слышать лучше, почти касается лбом его лба, хмурится, прислушивается. Пытается понять, о чем он вообще говорит. Зелье? Ирландия? Сопротивляемость чему?
Элизабет с некоторым ужасом понимает наконец, о чем он говорит. Ему нужно зелье, которое поможет не выдать ценную информацию на допросах. И он считает, что ее зелье для восстановления сознания может оказаться полезным. С чего он это берет, Элизабет не представляет, оно ведь направленно совершенно в другую сторону. Впрочем, оно ведь блокирует действие зелий? А веритасерум - зелье, как ни крути. Мощное, конечно. Но ее зелье - их зелье - даже мощнее. И да, оно качественно влияет на сознание, выставляет блоки, щиты.
Он просит найти способ передать его.
Элизабет не уверена, что это правильно, более того, это не законно и в случае чего разрушит не только ее карьеру, но, возможно, и всю ее жизнь. Он правда просит ее об этом?
Его главный аргумент, впрочем, обдает ее жаром, точно вокруг вдруг снова волки и огонь.
Тебя слишком много в моих воспоминаниях.
Целитель Элизабет Нэльсон не так наивна, чтобы думать, будто он благородно просит передать зелье с целью защитить ее. Это, возможно, одна из причин, но уж точно не главная, и попытка убедить ее таким отчасти низким способом даже может ее немного оскорбить. Но целитель Элизабет Нельсон больше не властна над ее сознанием.

Элизабет - Бэтси - жадно вдыхает раскаленный воздух, вцепляется в его ладонь, точно как раньше, как будто надеется получить свою дозу уверенности и иступленного чувства покоя. Две секунды для нее не существует больше ничего: ни этой камеры, ни орущих людей где-то там, ни вспышек заклинаний, ни резкого запаха пролитых зелий, - существует только он, ее друг, крепко сжимающий ее пальцы. Все, связанное с ним, блокируемое ранее ее холодным, годами взращенным профессионализмом, вдруг наваливается в один момент, лавиной обрушивается в бессвязном потоке мыслей и ощущений. Его непробиваемая наглость, когда он осматривал салон ее машины; запах паленой волчьей шерсти; он хорошо знал Эммалайн; у него, кажется, есть жена - по тому древнему ритуалу; его прохладные пальцы чуть толкают ее в спину; она обжигает язык чаем, смотрит на него сквозь ресницы; впервые берет его за руку в той пыльной лавке; Мистер Бингли его ненавидит; его руки скользят по ее обнаженной коже, приподнимая и без того короткую сорочку; его вопросы, хотя до этого он бывал удивительно молчалив; он таращится на ее скатерть с барсуками; перехватывает корзину с собранными ею травами; обнимает ее в странном подобии танца в том злополучном ресторане; "Хэй, Бэтси Нэльсон, какими судьбами?"; его восторженная улыбка в библиотеке; терпкий вкус коньяка и бутылка в бумажном пакете; снег тает на его ресницах; он обхватывает ее за талию и они аппарируют к ее форду, чтобы поскорее сбежать из полного оборотнями леса; он помогает ей печь торт, а потом они сидят на заднем дворе в тусклом свете фонаря и говорят о ерунде; он опирается на локти, пододвигается ближе и, сделав совершенно конкретное предупреждение, целует ее на маленькой кухне; надевает ей на ногу туфлю с починенным каблуком; она самозабвенно рисует его портрет и беспокоится о переносице; ей приходят совой его письма, и она долго рассматривает его красивый почерк и то, как он пишет ее имя; он там, за дверью ванной, называет ее "Элли", и в его голосе так много этого странного беспокойства и может быть даже тоски; он оставляет ей книги из своей библиотеки, с закладками на наиболее интересных местах; густой аромат сирени дурманит голову, она обвивает руками его шею, кажется, он целует ее ничуть не менее охотно; она просит подарить ей его шапку - и он надевает ее на ее белокурые волосы, смахивает их с лица, на секунду встречается с ней взглядом.

- Баст... - Элизабет выдыхает это имя, ее руки дрожат так сильно, что приходится сжать их в кулаки, оперевшись на каменный пол. Она не отводит взгляда, смотрит на него с раздирающей тоской. - Баст, что же ты...
Она не оканчивает фразу, они больше не могут игнорировать происходящее в камере. Не могут делать вид, что у них все еще есть возможность зацепиться за жалкие остатки дружбы. Впрочем, разве она не сделает это для него?
- Я передам, - Элизабет отрывает руки от холодного пола, скользит ладонями по его рукам - они будто начинают пылать, встает на ноги.
Стажеры в панике прижались к стенам, Фил закрывает руками лицо Анны, загораживает спиной Лею. Надо же, а Элизабет считала, что этот прежде всего будет думать о себе. Что ж, может из него и выйдет неплохой колдомедик. Она переводит взгляд на ревущего Рудольфуса, он все еще сопротивляется, хотя у него нет палочки, а его атакуют сразу два аврора. Элизабет только сейчас слышит слова старшего Лестрейнджа, слышит - и в ужасе замирает на месте, точно обездвиженная. Она никогда не слышала ничего подобного, никогда при ней не звучали такие слова. Это кажется ей нереальным, чтобы кто-то на полном серьезе произносил нечто столь грубое, оскорбительное, безумное.
Безумное - это верное слово, у него рассредоточено внимание и помутнен рассудок. Элизабет легко находит оправдание всем этим ужасным словам, но прекрасно понимает - это не имеет ничего общего с правдой. Она смотрит на Рудольфуса с ужасом, с плохо скрываемым страхом, и сейчас пропасть между ней и Бастом кажется дьявольски непреодолимой. Даже если на секунду забыть все прочие пропасти, которые уже разверзлись между ними.
Кеннет гнусаво хмыкает, одергивает мантию, с презрением окидывает взглядом Рудольфуса, снова обездвиженного и снова под Силенцио.
- Ну что, довольна? Все еще считаешь, что с этими нужно сюсюкать? - Кеннет настолько зол этим происшествием, что теперь нервно расхаживает по камере и напоминает тюремного надсмотрщика. - Заканчивай уже.
Элизабет не сразу реагирует, все еще не уверенная, что ей хочется подходить к старшему Лестрейнджу. Ее жесткость и некоторая самоуверенность канули в Лету, и сейчас Элизабет едва может подавить дрожь в руках. Она неуверенно шагает вперед, поднимает палочку, приманивает сумку с зельями. Делает глубокий вдох, смотрит в глаза мужчины. Безумен. Он выглядит совершенно, бесповоротно безумным. Элизабет кладет одну ладонь ему на плечо, прикладывает к нему же кончик палочки. Еле слышно, будто ей сложно говорить, шепчет заклинания, резко дергает плечо на себя, хмурится под звук красноречивого хруста.
- Ты что, ломаешь ему плечо? - с почти веселым любопытством спрашивает немного успокоившийся аврор. - Это оставь на нас.
- Я ставлю его на место, - голос Элизабет надломленный и тихий, она отпускает плечо Рудольфуса и смахивает с его лица лезущие в глаза волосы. - Кивните, если боль ушла.
Он, наверное, мог бы не реагировать из чувства противоречия, но все-таки кивает после некоторого раздумья. Элизабет поит его несколькими зельями, укрепляющими и восстанавливающими кровь, заживляющими и успокаивающими. Затем, бегло взглянув в сторону Баста, достает свой флакончик. Покручивает его в руках, затем вытаскивает пробку и заставляет выпить полностью. Это зелье прочищение сознания, одна из стадий подготовки того самого зелья из Ирландии. Оно поможет лучше контролировать свое сознание, если применительно к Рудольфусу это вообще имеет значение.
- Со старшим пока что все, - Элизабет меняет компресс на голове и торопливо отходит от Лестрейнджа.
- Пока что?  - почти раздраженно спрашивает Кеннет, оперевшись на стену.
- Нужно немного понаблюдать за реакцией на зелья, и когда он немного успокоится, я проведу более глубокую диагностику, - Элизабет подходит к своим стажерам, старается приободрить их взглядом, но понимает, что и сама сейчас выглядит напуганной. - И пожалуйста, сними эти наручники с Баста, - Элизабет запинается, проглатывает воздух, тут же исправляется, - С Рабастана. Сними наручники с Рабастана.
Это имя ей плохо удается, от него веет чем-то французским и древним, и никак не сочетается с мужчиной, которого она знает. Если этим можно отчасти утешиться, то "Баст" вполне сходит за этакое сокращение от "Рабастан". Но нет, утешиться особенно не удается.
- Ты спятила? - не слишком церемонится Кеннет, отшатываясь от своей стены и вышагивая к Элизабет. - Хочешь повторения этого концерта?
Он хмыкает и кивает в сторону Рудольфуса, нервно и нетерпеливо сжимает палочку.
- Мне нужно закончить с рукой. Я не могу этого сделать, пока на нем наручники, - как можно спокойнее произносит Элизабет.
- Ничего страшного. В Азкабане рука ему особенно не пригодится, - Кеннет усмехается, умилительно улыбается Басту. - К чему столько усилий, Элизабет.
- К тому, что я профессионал своего дела, и ты, Кеннет, кажется, тоже, - ей больше не удается строгий тон, но она держится изо всех сил. - А мистер Лестрейндж не идиот. Так что пожалуйста, Кеннет, сними наручники.
- Вот насчет последнего я сомневаюсь, - аврор снова усмехается, но все-таки тыкает палочкой в замок и наручники щелкают. - Я слежу за каждый твоим движением, Лестрейндж.
Элизабет зовет к себе Лею, она подает примочки и бинты, Анна стоит рядом и делает какие-то пометки. Фил отослан к Рудольфусу и тоже что-то усердно записывает, чем наверняка раздражает старшего Лестрейнджа. Они возятся так еще минут двадцать, Элизабет пользуется наиболее безопасными заклинаниями, после каждого просит Баста оценить чувствительность в руке. Кеннет недовольно хмыкает, шаркает где-то рядом, ворчит что-то под нос. Наконец, не выдерживает.
- Ну сколько можно. Он не стоит твоих усилий, Лиз, - слова аврора звучат как категоричное постановление, Элизабет чуть дергает рукой, смотрит куда-то в пол. Игнорирует его слова.
- Мистер Лестрейндж, снимите куртку, мне нужно продолжить осмотр, - говорит она бесцветно, тихо. И когда куртка - ей нужно было спалить ее еще в прошлую их встречу - снята и отправлена на пол, Элизабет как-то странно, вымученно выдыхает. Анна вся сжимается рядом с Элизабет, она буквально может чувствовать ее смятение и страх. Лея, магглорожденная, не сразу понимает, что вызвало такое замешательство у остальных, и чуть вытягивает шею, чтобы получше разглядеть.
- Никогда прежде не видела Темную Метку, - то ли со страхом, то ли с любопытством шепчет Лея, тут же нарываясь на злобное шипение Анны. Анна - чистокровная, для нее Метка прочно связана с чем-то поистине внушающим ужас.
Элизабет почти не слышит своих стажерок, просто неотрывно смотрит на эту странную картинку на предплечье Баста, она будто нарисована чернилами каким-то не слишком талантливым художником.
- Помогите Филу, - сухо говорит Элизабет, и девочки тут же срываются с места. Видимо, спешат поделиться увиденным.
Элизабет хочется, чтобы Кеннет тоже ушел туда, к Рудольфусу, а лучше забрал его с собой и вышел из камеры. Их присутствие давит на нее не хуже этой извивающейся змеи на руке Баста.
- Я проведу диагностику, но если вас беспокоит что-то конкретное, скажите сразу, - Элизабет наконец отнимает взгляд от его предплечья, копается в сумке. - И если вы не против, я наложу фиксатор на правую руку. Как только кожа придет в порядок.
Элизабет снова прикладывает смоченные в бадьяне бинты к руке Баста и устало, будто из нее за мгновение выкачали все силы, опирается на стену.

[AVA]http://sg.uploads.ru/WTCw5.png[/AVA]

Нельзя показывать, что ее вообще волнует то, что здесь происходит. Нельзя обращать внимание на себя. Нельзя, чтобы Кеннет что-то заподозрил. Иначе она никак не сможет договориться об этом зелье. Все должно выглядеть совершенно нейтрально, профессионально, рационально.
Рационально. Это слово, столь любимое Бастом, глумливо всплывает в сознании, въедается в него, кислотой разъедает все остальные мысли. Оставляет после себя только "это не рационально, это не должно больше повториться".
Что ж, Баст Гриффит, теперь ясно, что именно ты считал нерациональным. И, конечно же, ты полностью прав.
Элизабет вспоминает, что так и не ответила на вопрос про брата, но почему-то говорить о старшем Лестрейндже ей не хочется. "Почему-то". Может, потому что он буквально полчаса назад обещал умыться ее кровью - даром, что формально она полукровна, истинный статус своей крови Элизабет прекрасно осознает. Точнее, осознает, что о нем думает Рудольфус Лестрейндж. Ей вспоминаются слова Баста о семье - о брате и его жене, о том, что он в теории прекрасно знаком с понятием брака. Брат и его жена. Жена - та самая безумная ведьма с плакатов, единственная, кого она запомнила. Ведьма с красивым именем Беллатрикс, которое так нравится Брайану. При воспоминании об этой женщине Элизабет слегка передергивает, и она всеми силами не пускает свои мысли пойти дальше.
- Сможете, но не раньше, чем через неделю, - Элизабет с трудом возвращается к насущной проблеме с рукой, наклоняется к баночке с бадьяном, чтобы снова смочить бинты, но тут же поднимает голову, пока Баст морщится от боли. - Я же не разрешала шевелить пока! Ох, Баст!
Она снова запинается на имени, прикусывает губу, надеясь, что ее оговорки не будут замечены. Тут же принимается поднимать руку, осторожно кладет ее обратно на колено, не надеясь на успех произносит заклинание обезболивания. Здесь ничего не сделать - рука будет болеть, но если ее особенно не тревожить, то мощности зелья хватит, чтобы заглушать боль.
Элизабет поглощена попытками облегчить состояние Баста, потому пропускает мимо ушей очередные колкости со стороны Кеннета с целью вывести его из себя. Баст - не идиот, как она сама уверила аврора, и не станет отвечать на провокации. Просто потому что это было бы крайне глупо. Да и Баст не из тех, кого легко спровоцировать. В этом Элизабет, можно сказать, успела убедиться на собственном опыте. Однако она не берет в расчет не слишком благоприятную обстановку и то, что у всякого терпения есть границы.
Фраза Баста - красная тряпка. Аврор только ее и ждал, только малейшего повода.
Элизабет отпускает его руку, уши будто закладывает. Движение руки Кеннета почти неуловимо, он вскидывает палочку с торжествующим оскалом: оскорбление аврора - чем не повод ответить.
Нет времени думать. Даже самой простой мысли нужно время, чтобы сформироваться в голове, закрепиться, начать действовать под ее установкой. У Элизабет нет времени - и она не думает. Поддается инстинкту, выработанному еще в детстве, потом закрепленному в Хогвартсе - нет цели лучше, чем ты сам. Для отбитого футбольного мяча, для несущегося в кольцо бладжера, для падающего в обморок Брайана после не слишком удачной попытки какого-то зелья.
Это кошмарно, просто вызывающе нелогично с ее стороны, и потому неожиданно. По крайней мере, Элизабет кажется, что она видит вспышку удивления на лице Кеннета, когда, бросившись вперед в попытке загородить Баста, она немного не успевает - и Оглушающее попадает в них обоих. Скользит красным языком по шее Элизабет, разбивается искрами о левое плечо Баста.

Ее будто ударили по затылку кирпичом. Она может чувствовать, как липкая кровь стекает по шее, по складке между лопаток. Тошнотворно пахнет лесными цветами, их запах будто приумножен, перенасыщен, и по коже идет волна озноба, к горлу подступает комок. Ее страшно тошнит, она лежит на животе, зачерпывает пальцами пожухлую траву и мягкую черную землю, а где-то над головой слышится шумное дыхание волка. Огромного, с неестественно длинными лапами, узкой мордой. Но ведь сейчас не полнолуние? Сейчас не полнолуние, как ты можешь быть здесь, волк? Он не трогает ее, но будто обнюхивает залитую кровью шею, а потом отходит в сторону. Она не может видеть, что там - в стороне. Но ей легко догадаться. Она уже слышала этот звук.
Волк скребет стену, наваливается на нее передними лапами, соскальзывает, снова скребет и воет, воет, воет...

- Мисс Нэльсон? Мисс Нэльсон, вы меня слышите? - голос Леи дрожит, Элизабет едва улавливает его сквозь звон в ушах. Звон и вой - одновременно.
Она пытается приподняться, опирается рукой о прохладную стену, тут же чувствует, как ее подхватывают чьи-то руки.
- Ты до смерти меня напугала, Лиз, - Кеннет, бледный и потерявший даже намек на самодовольную ухмылку, держит ее за талию, осторожно ставит на ноги. - Как тебе вообще это в голову взбрело...
Элизабет его почти не слышит - шею саднит, но она кое-как поворачивается, чтобы оценить обстановку в камере.
Здесь по крайне мере вдвое больше авроров, чем было, и из-за их спин она не может видеть Баста. Элизабет понятия не имеет, сколько была в отключке и что успело произойти за это время.
- Мне нужно продолжить, - говорить больно, Элизабет морщится, но это ерунда - дело десяти секунд, только нужно добраться до сумки.
- Нет, тебе нужно уйти, - уже гораздо тверже произносит аврор и отступает. - Я уже вызвал другого целителя. Он продолжит за тебя.
Стажеры стоят у стены, рядом с выходом из камеры. Очевидно, ждут своего куратора, иначе давно бы уже покинули это помещение.
- Я остаюсь, Кеннет, о чем ты говоришь, - Элизабет тянется за сумкой, слегка покачивается - ее приводил в чувства кто-то из стажеров, и пока что эту работу сложно назвать мастерской. - Если вы повредили ему руку, над которой я столько работа...
- Да далась тебе эта рука! - Кеннет раздражается, хватает Элизабет за плечо, почти с силой увлекает к двери.
- Кеннет, нет, оставь, - ей приходится выскальзывать из-под его цепких пальцев, - ты же не хочешь, чтобы об этом инциденте стало известно твоему начальству?
Аврор замирает, впивается в Элизабет неверящим взглядом.
- Ты что, спятила? - он наклоняется ближе, говорит тихо, буквально цедит слова сквозь зубы. - Хочешь поставить меня под удар из-за какого-то убийцы?
Не убийцы. Не убийцы. Из-за друга. Он друг, он - не убийца.
Элизабет до крови сдавливает зубами нижнюю губу, выстраивает в голове новую стену. Ей нужно много, много стен, чтобы не пропустить сейчас все эти мысли.
- Я остаюсь, - Элизабет забирает у Анны пергаменты и перо, секунду колеблется, затем пишет внизу свое имя и ставит подпись. Достает палочку, прикладывает к подписи, шепчет заклинание. Буквы как будто подсвечиваются, въедаются в бумагу и остывают.
- Что ты делаешь? - Кеннет смотрит на нее отстранено, как будто они вдруг перестали быть кем-то вроде хороших знакомых, может даже старых друзей. Смотрит на нее жестко, разочарованно.
- Принимаю на себя некоторые обязанности, - сухо отвечает Элизабет.
- Ты не понимаешь, что делаешь, - после паузы аврор хмыкает, еще пару секунд цепко смотрит на нее, затем бросает странный, испытывающий взгляд в сторону Баста и отходит в сторону, жестом указывает остальным сделать то же. - Пусть заканчивают.
Авроры отходят к стене, и после их шагов в камере становится оглушительно тихо.
Элизабет сжимает в руках пергамент, перо оставляет Анне. Подходит к Басту, снова не смотрит ему в глаза. На нем снова наручники, но это сейчас не самое главное - лишь бы кость была в порядке. Она молча осматривает руку, дрожащими пальцами достает палочку и с некоторым удовлетворением отмечает, что кость продолжает сращиваться. В камере так тихо, что она может слышать свое дыхание.
- Пожалуйста, не провоцируйте больше авроров, это затрудняет мою работу, - все, что она может сказать. Тихо и крайне неуверенно.
Это провал. Это хуже, чем она могла предположить.
Она еще даже не придумала, как передать это зелье, а уже поставила себя под удар.
Как много пройдет времени, прежде чем обо всем узнает Эрон? Прежде, чем ей как-то придется объясняться с ним. И, скорее всего, просить его об услуге.
И на что ей придется пойти, чтобы он согласился.