Они обсуждают дозировку драконьей желчи, когда Эммалайн вдруг замолкает на полуфразе, сдвигает брови и наклоняет голову к плечу, будто пытаясь расслышать что-то, а затем неуклюже оседает на пол без сознания, опрокидывая не меньше полудюжины выставленных на столе флаконов с ингредиентами.
В первую минуту Рабастан отдается на милость паники, лихорадочно выхватывая палочку и накладывая три Эннервейта один за другим на глубоко беременную бывшую однокурсницу - безрезультатно. Вэнс не приходит в сознание и только по едва заметному дыханию ясно, что она жива.
Что с ней, Лестрейндж не может даже представить.
Он поднимает женщину, удивляясь про себя, до чего безвольным кажется ее тело, относит в мансарду, а затем зовет Рудольфуса. Петтигрю у Лорда, где пробудет еще как минимум сутки, и Рабастан надеется, что с Вэнс и ребенком ничего страшного - и боится, что это не так. Совсем не так.
От Рудольфуса толка нет - тот не разбирается ни в беременностях, ни в колдомедицине. Впрочем, как и Беллатриса.
Единственное, что утверждают оба супруга - что Вэнс нужен целитель.
Лестрейнджи держат военный совет над обморочной Эммелиной и только спустя полчаса до Рабастана доходит, что у него как раз есть знакомый целитель.
Не просто целитель, а такой, который наверняка будет рад помочь своему куратору и подруге Эммалайн Вэнс.

Лишь бы только она не отказалась. Лишь бы только не была занята, думает Лестрейндж, пока под колесами лотуса исчезает миля за милей.
Эммалайн на соседнем сидении дышит все реже и реже.
Если она не придет, если решит, что это слишком - позволять выдергивать себя в субботний вечер ради непонятной записки к Мордреду на кулички - что он будет делать на той пустынной трассе?
Что он там написал в записке?
Попросил встретиться с ним через час на том месте, где они познакомились - ни объяснений, ничего, только пометка "Срочно!", просьба быть за рулем и фальшивое имя.
Она запросто может не появиться, Элизабет Нэльсон, которая родственница Прюэттам и была замужем за каким-то рэйвенкловцем, которого Лестрейндж терпеть не может заранее и безо всякой причины. Она ничего ему не должна - ей вообще могло надоесть быть его личной палочкой-выручалочкой.

Рабастан сидит в машине на том самом месте, где однажды едва не распрощался с лотусом, слушает редкое дыхание Эммалайн и неосознанно отбивает пальцами ритм запомнившейся "Элинор Ригби" по кожаной оплетке руля.
Если она не придет, у него нет запасного варианта - у него этого-то варианта толком нет, просто это единственное, первое, что пришло ему в голову, и даже Рудольфус уступил, потому что делать больше нечего.
Рабастан терпеливо ждет - он не знает, сколько ей ехать до этого места, не знает, поедет ли она вообще, поэтому просто ждет, наблюдая за тем, как сумеречные тени отвоевывают все больше у дневного света.
Когда среди деревьев мелькает знакомый форд, он механически проверяет, на месте ли волшебная палочка, а затем выходит из лотуса и встает на дороге, вглядываясь в появившуюся ведьму.
- Мне очень нужна твоя помощь, - не тратя времени на приветствие и прочие формальности, начинает он. С непривычки просьба о помощи выходит скомканно и грубо, но Лестрейндж не в том положении, чтобы обращать внимание на такие мелочи.
- Твоей подруге нужна твоя помощь, - слова падают между ними будто сами собой, глупые и путаные. Что он вообще говорит, ведь придумал же внятную и правдоподобную историю, пока ждал Бэтси, а теперь в памяти ничего нет, только невысказанная аргументация в пользу двух капель драконьей желчи.
Лестрейндж обходит лотус и открывает дверь с пассажирской стороны, давая ведьме рассмотреть, кто именно полулежит на сидении.

Она соглашается сразу - как отличница, привыкшая отвечать первой, слету.
Отвечает согласием, и его затапливает такая волна облегчения, что он и сам удивляется - насколько боялся, что она откажет. Или что не приедет, просто проигнорирует записку или отправит ответ с объяснением отказа.
Но, в конце концов, она здесь - и Лестрейндж не знает, что радует его сильнее: то, что об Эммалайн позаботится специалист, или что Бэтси Нэльсон мчится через полграфства, чтобы встретиться с ним по первой же просьбе.
И даже ее взгляд, который впервые полон недоверия, он пропускает мимо, ожидая неминуемого удивления и вопросов, прислоняясь к капоту и придерживая дверь лотуса.
Тихий шепот практически не слышен, он больше угадывает имя Вэнс по движению губ Элизабет, всматриваясь в ее лицо, обеспокоенное, удивленное. Сосредоточенное и серьезное.
Без улыбки она кажется чужой - и снова что-то с волосами, которые еще темнее и короче, чем ему помнится по прежним встречам.
Наверное, нужно перестать глазеть на ведьму, пока она пытается помочь.

Ему даже не приходит в голову, что стоило сочинить какую-то связную историю о том, где он нашел вообще-то похороненную Вэнс. Не приходит в голову, что, наверное, его появление практически на руках с беременной ведьмой выглядит как минимум двусмысленно. Не приходит в голову, что он мог ей навредить своим топорным Эннервейтом.
Лестрейндж ухватывается за слова Элизабет о том, что мог бы сразу поехать к ней - и дальнейшие его действия выстраиваются перед ним в кристально-прозрачной системе.
Когда она выпрямляется, закончив бормотать заклинания и водит палочкой над Вэнс и ее животом, Рабастан уже знает, что будет делать - паника, от которой сводило пальцы, отступила под напором принятого решения. У него пока нет ответов, но это и не обязательно, не так ли?
Под ее прямым и строгим взглядом он вытаскивает из кармана волшебную палочку и чуть качается вперед, прочь от грязного крыла лотуса к ведьме.
- Imperio. Отвези нас к себе, как можно быстрее, - четко, как на тренировке выговаривает Рабастан.
Заклятье Подчинения выходит у него гладко - светло-голубой луч как будто впитывается в желтый свитер, на мгновение оттеняя Авадой, чтобы раствориться без следа, уйдя в стекленеющие глаза Элизабет.

Лотус остается на трассе, запертый и пустой - Эммалайн устроена на заднем видении форда, а Лестрейндж не отрывает взгляда от ярко-желтой обертки леденцов от кашля у себя под ногами.
Элизабет даже под Империусом ведет быстро и аккуратно, даже слишком быстро, как кажется Рабастану, когда форд практически не притормаживая входит в очередной поворот.
Он не беспокоится насчет того, что они могут слететь с дороги или врезаться в редкие встречные машины - ему достаточно и других забот. Например, что он будет делать, когда они достигнут места назначения.
Что он скажет Элизабет. Что расскажет об Эммалайн и как объяснит, почему она жива и какое отношение имеет к  Басту Гриффиту.
И захочет ли Элизабет вообще его слушать после Непростительного.
Впрочем, неважно. Лишь бы согласилась помочь Вэнс.
Пару раз он посматривает на ведьму за рулем, понимая, что ее молчание кажется ему непривычным, но не усугубляет ситуацию нелепой беседой: под Империусом не поговоришь особо, а превращать разговор в нелепый аттракцион "отвечай на мои вопросы" нет желания.
К тому же, вопросы были у нее, и лучше бы ему собраться с мыслями и как следует продумать, какую историю услышит Элизабет.
Пока ему больше всего нравится вариант с правдой - и это его беспокоит. Судя по всему, с ним что-то происходит, если он готов вывалить перед случайным, в общем-то, человеком то, что называет правдой.
Или, что беспокоит еще сильнее, Элизабет Нэльсон не случайный человек.

Ведьма открывает дверь перед ним, и он заносит Эммалайн в квартиру. Насколько он ориентируется, Элизабет живет недалеко от Мунго - но лучше бы это близкое соседство сегодня не понадобилось.
Не теряя времени на вопросы, Лестрейндж проходит дальше, ведомый больше чутьем, чем рациональными предположениями о планировке квартиры, и наконец укладывает Вэнс на диван, спихивая в сторону разлегшегося в пледе кота. Кот меряет Рабастана хмурым взглядом, получает в ответ такой же, и все же уступает территорию, нервно хлеща себя хвостом по бокам из-под стола.
Лестрейндж бросает взгляд на Эммалайн - ему начинает казаться, что у нее ввалились щеки и тени под глазами стали глубже.
- Finite, - снимает он с Элизабет проклятие и быстро и четко обшаривает ее карманы плаща, забирая волшебную палочку.
И, держа в одной руке обе деревяшки, другой прихватывает ведьму за запястья.
- Все, больше никаких Непростительных - вообще ничего подобного, хорошо? - успокоительно и торопливо начинает Рабастан. - Ты в безопасности, просто помоги нам. Помоги Эммалайн. Я не причиню вреда, ты же знаешь. Мы друзья. Друзья же?
Утверждение - одно спорнее другого, по крайней мере, со стороны, но деваться-то ему некуда.
- Она без сознания около трех часов. Упала в обморок, когда мы перебирали ингредиенты для зелий. Я наложил Эннервейт, трижды. Она так и не очнулась, - Лестрейндж надеется, что профессионал возьмет верх и Элизабет удовлетворится этой информацией, хотя бы на первых порах оставив загадку о якобы смерти Вэнс без ответа.

Он не ошибся - по-крайней мере, в том, что касается ее помощи Вэнс.
Своими вопросами он сам загоняет себя в тупик, и пока ждет ответа, и когда она все же повторяет негромко "друзья". Забирает палочку, непонятно и коротко смотрит в глаза. Опускается на колени возле Эммалайн.
Он все понимает - друзья не накладывают друг на друга Непростительные. Друзья не похищают друг друга вместе с машинами. Друзья не вваливаются домой без приглашения.
И все же Элизабет не вышвыривает его прочь, не устраивает сцен и не аппарирует прямиком в Аврорат. Она даже не пытается наложить на него что-то в ответ.
Достаточно "не", чтобы сделать его почти счастливым.
И он прячет волшебную палочку и топчется у выхода из спальни точь в точь как обеспокоенный папаша с юмористических карикатур на последней странице "Ежедневного Пророка", пачкая полы апрельской грязью с ботинок.
Лестрейндж чувствует себя лишним, пока ведьма методично проводит диагностику, но не уходит.
Крайне непривычно, однако, когда в его присутствии Бэтси Нэльсон не обращает на него внимания.

Когда она прекращает махать палочкой и некоторое время молчит, в голове у Рабастана формируются худшие предположения.
Потому что - молчание, это же очень плохо? Это же значит, что надежды нет?
И когда ведьма начинает говорить, Лестрейндж готов ответить на любой вопрос. Только вопросов практически нет. Элизабет мельком касается скользкой темы с отцовством, но, будто поняв, что ответа не будет, переходит к самой сути.
Пожиратель внимательно слушает, не отрывая взгляда от спящей Вэнс - у той выравнивается дыхание, немного розовеют щеки.
- Да, не слишком много времени на воздухе, - бесцветно повторяет он вслед за Элизабет.
Эммалайн и раньше-то предпочитала не отходить от котлов, но раньше она хотя бы выходила с ним за ингредиентами, что-то там делала в Ордене, а теперь, ввиду беременности, Оборотное Зелье ей и вовсе противопоказано, так что не особенно погуляешь.
Но все его мысли сосредоточены на информации о проклятии - не за помощь ли Питера Милорду платит сейчас Эммалайн Вэнс и ее еще не родившийся ребенок?
Он вспоминает все, что знает о ритуале, который провел Петтигрю - и о его серебряной руке - пока бессознательно тащится за хозяйкой квартиры на кухню. Лестрейндж настолько увлечен своими мыслями, что не замечает легкой неуверенности в движениях Элизабет, того, как подрагивают руки и плечи отвернувшейся к шкафчикам ведьмы.

Громкий стук оставленного на плиту чайника возвращает его из далеко идущих предположений.
Элизабет откашливается, но он уже замечает, до чего непривычный у нее голос - то, что она сейчас не улыбается, он мог бы сказать и не глядя ей в лицо.
Даже по позе понятно, что она в шоке - и в ее словах есть рациональное зерно: он мог бы просто попросить ее отвезти из сюда. Мог бы - но не стал, потому что предпочитает другой путь, более легкий. Более жестокий.
- Я выясню, что с отцом, - кивает он, не зная, что предпринять - стоит напротив ведьмы, опираясь на холодильник, и как будто чего-то ждет. Не то обвинений, не то плача.
А потом становится немного проще, потому что Бэтси Нэльсон все же поворачивается к нему.
- Бэтси.
Лестрейндж вынимает руки из карманов, нетерпеливо проводит ладонью по лицу, трет лоб.
- Я знаю, что мог бы просто сказать. Я не сомневаюсь, что ты бы согласилась.
Как-то это пока мало походит на извинение, но с извинениями у него проблема.
Кот останавливается на пороге кухни, не двигаясь с места, недоверчиво смотрит на Лестрейнджа, а затем проходит дальше и тягучим движением трется о ноги хозяйки.

- Я паниковал. Заклинания не помогали, ничто не помогало и ты сказала, что нужно было везти ее к тебе. Я не был уверен, что  выдержу раунд вопросов и ответов там, на дороге, пока не узнаю, что с Вэнс. Я и не выдержал.
Так откровенно расписываться в собственных слабостях у него еще не выходило - и интересно, кем теперь считает его бывшая хаффлпаффка? Маньяком, который в угоду собственному душевному комфорту разбрасывается Непростительными как конфетти? А если и так - как сильно она заблуждается?
Он подходит ближе, опасаясь, что сейчас она дернется прочь, за своей волшебной палочкой, отложенной в сторону в самоубийственном жесте. Он даже почти ждет этого, как завершающего этапа всех этих странных встреч, потому что  - ну, разве не так будет правильно?
Опирается ладонями о столешницу по обе стороны от ведьмы, по собственной инициативе сокращая между ними расстояние - они в ее доме, на ее кухне, и тут пахнет земляникой и чем-то еще, можжевельником, напоминающим запах дыма от вересковых костров. И лучше бы она действительно орала на него, чем смотрела вот так.
- Бэтси. - Хрипло и тихо. - Больше никаких Непростительных. Никаких встреч, никаких просьб. Но ты должна будешь забыть о том, что Эммалайн Вэнс жива. Ты же понимаешь? Для всей Англии она мертва и похоронена - нет необходимости, чтобы ее бывшие коллеги и друзья узнали о том, что она живее многих. Это может обернуться большим несчастьем - в том числе, для нее. Для отца ее ребенка. Для всех.

Отредактировано Rabastan Lestrange (12 марта, 2015г. 20:59)

После ее улыбки становится спокойнее - если она может улыбнуться, пусть даже и так, вымученно и коротко, значит, шок проходит. Это хорошо, потому что он не знает, что делать, случись с ней настоящая истерика или что там еще случается с женщинами, далекими от суровой реальности - или от того, что называет реальностью Лестрейндж.
Ему повезло, что у Элизабет Нэльсон гибкая психика, и что она так быстро возвращает утраченное спокойствие. Даже начинает нормально дышать после того, как на мгновение застыла, стоило ему подойти ближе.
Немудрено, он бы тоже нервничал на ее месте, если бы был в подобной ситуации.
И ее спокойный взгляд контрастирует с легкой запинкой на слове "дом".
Два-три часа - этого предостаточно.

Снова волна облегчения - просто потому что это все почти закончилось. Потому что с Эммалайн будет все в порядке, потому что Элизабет помогла, потому что спустя пару часов он окажется в привычной обстановке, подальше от всего, что заставляет его нервничать и вести себя нетипично.
Ведьма опускает глаза, и Рабастан тоже переводит взгляд на ее дрожащие пальцы. Чтобы расслышать ее, ему приходится перестать дышать - но он слышит и просьбу позаботиться, и на удивление точную характеристику трудолюбивой Эммалайн Вэнс.
Ничего сложного - Вэнс поладила с его братом, хотя по их первой встрече у Рабастана были большие сомнения в возможности этого. Ничего сложного - Вэнс заслужила если не вечную благодарность, то уж вечное уважение всех Лестрейнджей. Ничего сложного - Вэнс ждет ребенка от Петтигрю.
Ничего сложного - и он криво усмехается этим словам.

Бэтси отстраняется, выскальзывает из его недо-объятия, трясет кудрями, как будто хочет избавиться от неприятного осадка их третьей встречи, и снова улыбается, хотя и без прежнего энтузиазма.
Рабастан отрывает пальцы от столешницы, удивляясь самому себе - какого драккла ему потребовалось нервировать Элизабет еще сильнее.
Кипящий чайник делает ситуацию ирреальной, к Лестрейнджу вновь возвращается это чувство, как будто рядом с дружелюбной Бэтси Нэльсон можно расслабиться - это не так, он должен знать это в совершенстве, потому что межчеловеческие отношения при всей их сложности и кажущейся важности обманчивы.
- Обещаю, - ему почти удается принять ее беззаботный тон. - Я позабочусь о твоей подруге, не расскажу ей о том, кому она должна быть благодарна за помощь, и не дам работать до фанатизма.
В общем, он мог бы и не обещать - а ей нет причины верить ему, но Рабастану кажется, что ей нужно услышать это обещание, хотя бы для того, чтобы вернуть пошатнувшиеся рамки, вернуть их отношения в подобие прежней легкой дружбы и приятных чаепитий.

Пока Элизабет занимается тортом, Лестрейндж сгоняет рыжего кота со стула. Кот, еще крупнее своего серого собрата, явно недоволен происходящим, даже шипит - возможно, хорошо чувствует атмосферу на кухне, которая ощущается и под обещанием, и под напускным почти-весельем.
С его места хорошо виден котел и начинающее закипать в нем зелье. Укрепляющее, кажется.
Забавно, что Эммлайн, сама большой фанат укрепляющих снадобий и вливающая их едва ли не в рот Беллатрисе всю эту долгую зиму, даже не подумала о том, что ей и самой не помешает хорошая и постоянная дозировка.
В конце концов, последние месяцы ей дались нелегко - вся эта нервотрепка с возвращением из "пропавших без вести", возвращением в Орден и последующей имитацией собственной смерти.
- Если хочешь знать, ее никто не обижал.

Он чуть колеблется, считать ли некоторые недопонимания своей бывшей главной конкурентки с его братом, имевшие место в самые первые дни после похищения, но потом решает, что это незначительные детали - Рудольфус просто не способен сдерживаться, а учитывая все нюансы, Эммалайн еще повезло отделаться легким испугом да парой профилактических Круциатусов.
- И не обижает. И ребенок - его отец очень серьезно относится ко всему этому. Так что не думай, что ее удерживают силой или что-то подобное. Это ее собственный выбор, в ее интересах - и похороны, и все прочее.
Конечно, это должно успокоить Элизабет по поводу судьбы ее подруги - но вот теперь как он объяснит Рудольфусу - да и самой Эммалайн - что попросту доверяет малознакомой ведьме, с которой познакомился два месяца назад и о которой знает несколько десятков разрозненных фактов?

- О том, что Эммалайн жива, никто не должен узнать - полагаю, ты понимаешь, что это важно. Я должен быть уверен, что никто не узнает, - очень спокойно говорит Рабастан, следя за тем, как женщина накрывает на стол. Несмотря на внешне расслабленную позу, пальцы правой руки вновь по привычке лежат на рукоятке волшебной палочки в кармане. Тонкая вишня едва заметно теплеет, реагируя на его прикосновение.
Волшебная палочка ведьмы сиротливо лежит в стороне, как будто совершенно лишняя - он даже не помнит, когда в последний раз позволял себе так долго находиться без деревяшки под рукой. Наверное, Элизабет и правда чувствует себя в безопасности - или хочет так думать, потому что не знает, с кем свела ее судьба. Во что она вляпалась, сама того не подозревая.
И его одновременно и раздражает, и подкупает эта атмосфера домашнего уюта - спокойного, дружеского, размеренного.

Отредактировано Rabastan Lestrange (13 марта, 2015г. 18:49)

С точки зрения Рабастана у них как минимум два выхода - и как раз довериться друг другу в этот короткий список не входит.
Довериться- это вообще не выход, довериться - это пустое слово, когда нет причин соблюдать договор. Какие, к дракклам, есть причины у Элизабет Нэльсон хранить в тайне, что Эммалайн Вэнс жива, кроме его слов о том, что это в интересах всех подряд?
Как ни крути, Рабастан не слишком высокого мнения об этом доверии. Легко доверять здесь и сейчас, когда он уверен в своих рефлексах и знает, что ему понадобится не больше секунды, чтобы вытащить из кармана волшебную палочку и переломить ход переговоров, зайди они в тупик. Легко доверять, когда Элизабет берет со стола палочку лишь для того, чтобы поколдовать над зельями, а после откладывает ее в сторону едва ли не - или на самом деле так - демонстративно.
Но даже представить себе, что он уйдет, оставив ведьму с этим знанием и без каких-либо гарантий, - иррационально. Невероятно. Невозможно.
Но решать проблемы нужно по мере поступления, и Лестрейндж хмыкает в ответ на ее смех, опускает взгляд к чашке с плавающим в чае лимоном - она помнит, что он пьет с лимоном - и позволяет положить себе кусок торта, никак не комментируя предложение довериться друг другу.

Элизабет помешивает зелья, самым естественным  - опять - жестом убирает волшебную палочку в сторону, обхватывает пальцами ту самую кружку, которую он помнит, и снова начинает этот совершенно алогичный разговор.
Их взгляды скрещиваются над кухонным столом в приглушенном свете.
Зашторенные окна дарят иллюзию, что ничего, кроме этой кухни, сейчас не существует - и не важно.
Громадный рыжий кот негромко урчит на подоконнике, смирившись с присутствием странного гостя в квартире хозяйки.
Все настолько нормально, что внутри у Лестрейнджа что-то завязывается в тугой узел, дрожащий и сводящий с ума.
Он, наверное, все равно использует Обливиэйт - ведь так будет лучше. Для него, для нее - а больше его сейчас вообще никто не волнует, даже спящая в соседней комнате Эммалайн.
Можно сделать вид, что он тот самый Баст Гриффит, замешанный в какие-то темные делишки - но куда менее темные, чем то, что на самом деле коснулось его судьбы.
Можно сделать вид, что он сам решает, кому доверять - и вообще, что эта мысль о безграничном доверии вовсе не кажется ему пустой абстракцией, лишенной смысла.

- У меня проблемы с доверием, - бесцветно сообщает он, как если бы делился с Бэтси своими взглядами на погоду материка, не отводя взгляда.
У него проблемы не только с доверием - у него еще и проблемы с друзьями, но об этом ведьме знать ни к чему.
Лестрейнджи вообще не заточены под дружбу, а Рабастан так вовсе не силен в социальных связях: когда-то у него был Эван Розье и Ремус Люпин, которые с ощутимой натяжкой и допущениями могли бы фигурировать под заголовком "друзья", но первый уже пятнадцать лет как мертв, а второй - второй по другую сторону всего того, за что сражается Рабастан.
Ему не везет с друзьями, определенно - и может, Элизабет лучше бы не вступать в этот сомнительный клуб, но она права в одном - это были его слова. Его собственные слова о друзьях.
Рабастан хмурится, все же переводя взгляд на чашку. Резко вынимает руку из кармана, переставая поглаживать волшебную деревяшку, только раз взглянув в сторону палочки ведьму, оценив мысленно расстояние и прикинув, сколько времени ей может понадобится, чтобы вооружиться - и успеет ли он уйти с линии огня.
Металл десертной вилки чуть холодит кожу после тепла древесины, и Лестрейндж принимается за торт, как будто это самое естественное, что он может сделать.

Вопреки его ожиданиям, он может чувствовать вкус. Несмотря на ирреальность происходящего, несмотря на сбивающую с толка неуютность чрезмерно-уютной обстановки, торт поражает воображение - сладкий, пропитанный, сочный...
Сочный - это вообще определение для тортов?
Мамин рецепт или что другое, этот торт идеально вписывается в обстановку кухни с приглушенным светом, мурчащим котом и приветливой женщиной напротив.
Не вписывается только Рабастан - и это раздражает его сильнее, чем должно бы.
Он почти не жуя проглатывает еще несколько куском торта, позволяя сливочной сладости делать свое дело, а затем откладывает вилку, неуклюже стаскивает куртку, оставаясь в какой-то безликой рубашке, и оглядывается в поисках места, куда можно было деть куртку.
Раз уж он вполне очевидно приглашен на чай, сидеть в верхней одежде просто неприлично.
Куртка размещается на спинке стула, карман с волшебной палочкой совсем близко - только руку протяни, и все равно Лестрейндж чувствует себя неуверенно: впрочем, в этом нет ничего удивительного. Он теряет контроль над ситуацией - и не знает, должен ли что-то предпринимать по этому поводу.

- Роскошный торт, - резюмирует он, и, пока не не успевает передумать, продолжает. - Я не хочу сказать, что у меня есть поводы не доверять тебе - но и нет поводов доверять. И ты тоже не должна мне верить.
Неуклюжая фраза, но зато наиболее верная - и все равно ему ничего более красноречивого не придумать.
- Обливиэйт или Непреложный Обет куда вернее. И не беспокойся, я имею достаточно опыта, чтобы ни то, ни другое не привело к ненужным последствиям, - договаривает Рабастан, наблюдая за ведьмой.
Наверное, стоило бы сейчас взять ее за руку - но он упускает момент, пока раздумывает над тем, какого Мерлина он вообще хочет трогать Элизабет Нэльсон и как теперь с этим жить.

Отредактировано Rabastan Lestrange (14 марта, 2015г. 08:52)

Элизабет смотрит куда угодно - разглядывает его рубашку, свои сцепленные в замок руки, вылинявший в кипятке лимонный кружок в кружке - только не на него. Ему это на руку - он может беззастенчиво таращиться на нее, на ее сегодняшние кудри, на ярко-желтый свитер, гармонирующий с чашками.
И то, что она не хочет делать выбор, предоставляя это ему, тоже должно было бы быть на руку.
Обет или Забвение - не так важно. Даже отсутствие третьего человека не большая проблема - в конце концов, у него есть те, кто засвидетельствуют магический контракт, даже если для этого придется аппарировать.
У нее напряженный голос и поджаты губы - люди слишком большое внимание уделяют доверию, думает Лестрейндж.
Будь ситуация менее критичной, он бы оставил все, как есть - хотя бы для того, чтобы она снова начала смотреть на него, ему в глаза.
Но при мысли о том, как она может - хотя бы чисто случайно, где-то, как-то - обмолвиться, что Эммалайн жива, пожалев еще какую-нибудь их общую приятельницу, Рабастан отгоняет непрошеное сомнение в своих действиях. Слишком дорого может встать ему это пресловутое доверие.
Сценарий, при котором вновь возобновляется расследование исчезновения Вэнс и допрашивается Элизабет, как источник новой информации, вероятен - мало, но достаточно вероятен, чтобы Лестрейндж включал его в расчет. Сколько времени пройдет прежде, чем ведьму попросят - или принудят - воспользоваться Омутом Памяти или пригласят опытного легиллимента? Сколько времени потребуется, чтобы в сегодняшних воспоминаниях об Эммалайн обнаружить привезшего ее незнакомца?
Сколько времени до опознания в нем Рабастана Лестрейнджа?
В этот раз Рабастан не собирается дать даже малейшего шанса тем, кто снова хочет запихнуть его в каменную ловушку посреди Северного Моря.

И когда она снова поднимает глаза, чтобы заглянуть ему в лицо прямо и деловито, он не успевает соориентироваться и отвести взгляд. А потом это оказывается ненужно.
Теперь он понимает, как люди становятся близкими - даже если не являются родственниками. После таких слов невозможно ни отвернуться, ни отказаться принять это простое "я хочу помнить тебя", даже если бы хотелось. А ему не хочется.
К нелепой мысли, что колдомедик Элизабет Нэльсон с Хаффлпаффа не хочет, чтобы он исчезал из ее памяти, Рабастан не готов.
Что-то происходит - прямо здесь и сейчас, твердит ему рациональная часть сознания. Уходи.
Но он не прислушивается к ней.
Наоборот, заставляет себя расслабиться, перестает сжимать кружку до побелевших пальцев, вытягивает под столом ноги - не сводя внимательного взгляда с Бэтси. Белое плечо в вороте желтого свитера выглядит как торт - это, то что он фиксирует как более-менее связную мысль. Жалкое достижение.
И хотя он еще пару минут назад был уверен, что она больше не захочет никогда его видеть, он верит, что она говорит искренне насчет своей помощи в любой момент.
Полукровная ведьма предлагает ему помощь - чай отдает этой горькой иронией, когда он делает большой глоток, чтобы скрыть ухмылку.
Ирония всегда была его ахиллесовой пятой.

- Я понял, - намного тише, чем прозвучали ее слова, отвечает он. У них странное чаепитие - странное и, наверное, если оставить за скобками все это сложное между ними, небезопасное для нее - а она все равно рада. Это информация к размышлению, и Рабастан непременно обдумает все, разложит ее слова по полочкам, придумает мотивы и побуждения для каждого - оставаясь в рамках рациональности. Но потом.
Соблазн слишком велик - а сползающий с плеча свитер слишком явный предлог, но он все равно наклоняется над столом и поправляет мягкий ворот, задевая тыльной стороной ладони темно-каштановые пряди.
- Я могу убрать только воспоминания об этом вечере, - слова даются с трудом, хотя он уже вернулся на место и снова обхватил кружку. Если отпустить ее желтые бока, его руки начинают жить своей жизнью - и ему не нравится то, что приходится прилагать усилия, чтобы контролировать это желание приблизиться к ведьме.
Рефлексия, его сильная сторона, не дремлет.
Поздравляю, Рабастан, приплыли, с отстраненной брезгливостью думает он, почти слыша в  этом внутреннем голосе характерные интонации насмешника Розье.
- Все остальное ты по-прежнему будешь помнить. - Просящееся на язык "меня" он не произносит. - Согласна?

Отредактировано Rabastan Lestrange (14 марта, 2015г. 09:51)

Кажется, она мыслями далеко-далеко, когда переспрашивает его, а затем небрежно соглашается, кидая "если ты этого хочешь".
Настолько далеко, что ему снова хочется прикоснуться к ней - хэй, Бэтси Нэльсон, где ты сейчас?
Но именно этого он и хочет избежать, покрепче вцепляясь в спасительную чашку.
Впрочем, спустя мгновение - а может, несколько минут, время в этой кухне летит незаметно - она будто встряхивается, зажмуривается, морщит лоб и соглашается.
Лестрейндж горд собой, как будто это были сложнейшие переговоры в его жизни. Как будто у нее был выбор. Как будто, если бы она не согласилась, он бы допил чай, извинился за доставленные неудобства и ушел, прихватив с собой Вэнс.
Но эти соображения не мешают ему чувствовать гордость. Он вообще столько всего чувствует этим вечером, начиная с опасения за Эммалайн, а заканчивая этой иррациональной и нелепой гордостью.

Чай он все же допивает, предполагая, что ее манипуляции с зельями - это намек. И так наверное, с учетом дружеского Империо и воздействия на память на прощание, о которых они договорились, она проявляет чрезмерное гостеприимство. И лучше бы не начинать выяснять, правильно ли он понял то, что она сказала чуть ранее.
В конце концов, он не мастер интерпретаций, зато самообман - это их семейное качество.
Кажется, она снова улыбается, рассуждая о повторном Обливиэйте - она вообще отходчивая, эта Бэтси Нэльсон. И удивительно терпеливая. Наверное, в прошлой жизни он спас нескольких младенцев из горящего приюта, раз теперь заручился поддержкой и помощью такой ведьмы.
И наверное, он недостаточно благороден, чтобы не воспользоваться этой предлагаемой помощью - но угрызений совести по этому поводу он не чувствует.
- Я пригоню лотус сюда, я запомнил дорогу, - говорит он, намереваясь подняться с места - но не успевает. Ее ладонь на плече останавливает не хуже Петрификуса. И вообще, то, каким естественным движением она опирается о него, подходя совсем близко.

Сколько это тянется, сказать он не может.
Элизабет не смотрит на него, она отвернулась к окну, и в свете фонаря ее глаза вспыхивают, как у кошки. Но он все равно думает, что она знает, что  держит руку на его плече. Нельзя не знать.
Даже он знает, что она осторожно гладит его по плечу, как будто он может укусить или сбежать, вывернувшись из-под руки.
Глухой звук, с которым он отодвигает чашу, заставляет кота на подоконнике дернуть ушами, но фонарь по-прежнему интересует обоих: и Мистера Бингли, и его хозяйку.
Рабастан ожидает привычного дискомфорта из-за чужого прикосновения, однако его все еще нет - как будто это в порядке вещей, как будто после того памятного посещения мастерской по ремонту вредноскопов они с Элизабет успели стать своими.
Впрочем, так и есть - они друзья.
И наверное, именно так проявляется дружба, случись она между людьми открытыми и эмоциональными. Через прикосновения, разговоры по душам, взаимовыручку. Там где-то в списке доверие, но это уже слишком для одного-то вечера.

- Это должны быть разговоры на определенную тему? - спрашивает он, когда молчание уж слишком затягивается.
Зря, кажется - тишина была... уместнее. Всяко уместнее его уточняющих вопросов.
И прежде чем момент будет потерян необратимо и безвозвратно, прежде чем она снова улыбнется и займется готовыми зельями, прежде чем произойдет что-то еще, что помешает ему, Лестрейндж поднимается на ноги, не давая ведьме отступить.
Я врал тебе с самой первой встречи, я беглый осужденный преступник и меня учили ненавидеть таких, как ты.
Это он не произнесет - даже в свете Обливиэйта. Потому что она забудет эти слова, а вот он вряд ли сможет забыть ее реакцию.
И, стоит быть честным хотя бы с самим собой, ему больше нравится, когда она впускает его в свой дом и хочет помнить его. Хочет видеть на своей кухне. Это роскошь, и он, наверное, должен быть благодарен Мерлину за это.
Зато с перспективой Обливиэйта ему намного проще обнять ее, скользнув ладонями по мягкой ткани свитера на узкой спине. Обхватить, прижимая покрепче, удобно размещая подбородок у виска, чувствуя, как от нее пахнет сливочным кремом и, почему-то, едва заметно красками. Провести губами по щеке в пародии на дружеский поцелуй.
Это лучшее, что с ним случилось за последнее время - с этой мыслью Лестрейндж отстраняется, почти принуждая себя убрать руки, оторваться от тепла, так естественно вписавшегося в его бытие.
- Я быстро.
Сгребая куртку, он аппарирует из коридора.

Ему не холодно, несмотря на то, что лотус порядочно промерз. Если начистоту, у него горят ладони. Он выжимает газ с таким остервенением, как будто по возвращению сможет снова сграбастать Элизабет и оставшееся время уделить тому, чтобы досконально выяснить, чем она пахнет помимо краски и крема. Чем пахнут ее запястья, волосы, скулы.
Кажется, это фатально - у него давно не было женщины, даже слишком давно, не говоря уж о тортах.
Он влип, и это категорически не вовремя, не правильно.
О каких отношениях - которые даже не отношения, не так ли? - может идти речь.
И он уже совершает ошибку, оставляя ее наедине с Вэнс без присмотра. Полагаясь только на ее слова о том, что она поможет - веря, что по возвращению не застанет в ее квартире толпу авроров.
Впрочем, Рабастан знает, почему он доверился ей на это время, несмотря на все свои доводы против доверия. Лестрейнджи всегда платят свои долги - а его счет растет с каждой их встречей.
Но эта мысль - об аврорах, поджидающих его над телом спящей Эммалайн - заставляет его сжимать челюсть и прибавлять скорость.

Паркуется он не слишком удачно, заезжая задними колесами на тротуар. Волшебная палочка в наспех наброшенной куртке упирается в бок, и бардачок открывается от сотрясения, вываливая на всеобщее обозрение списки ингредиентов, лавок зелий и карты автодорог.
Резким ударом захлопывая крышку, Лестрейндж выворачивает шею и смотрит в единственное освещенное окно на фасаде дома.
Ладно, сколько бы он тут не просидел, он все равно не узнает, насколько был прав - или ошибался - полагаясь на волю случая. Или давая шанс доверию.
Выходя из машины, Рабастан накладывает сетку простых чар, реагирующих на антиаппарационный купол или что-то подобное, но нет, все спокойно.
Аппарировать прямо в квартиру - верх невоспитанности, и ему вбили это в голову еще в детстве, а поднимаясь по ступенькам скромного подъезда он может собраться с мыслями и подготовиться к любому приему.
В этот раз, не отвлекаясь на прерывистое дыхание Вэнс, он может оценить и несколько простых, но достаточно хитроумных охранных заклинаний, наброшенных на нужную ему квартиру.
- Сколько у нас времени? Ты готова? - с порога задает вопросы Лестрейндж, заглядывая в комнату, где спит его бывшая главная конкурентка. Ей, кажется, намного лучше. Лишь бы не пришла в себя с минуты на минуту - неизвестно, как она отреагирует на его стандартные методы решения проблем, не говоря уж о том, что он получил звание друга от ее же бывшей практикантки.

Отредактировано Rabastan Lestrange (15 марта, 2015г. 02:50)