Под покровом темноты небольшая группа уже не прикрывающих лица отморозков спустилась с холма, за которым находилось поместье Паркинсон.
Командовал карательной операцией жестокий и непредсказуемый оборотень по кличке Сивый. Хвост бы не пошел, ни за что не пошел бы, если б не патологическая жадность, подсказывающая, что упускать такой шанс обогатиться - попросту неразумно.
Возня с опоясывающими территорию защитными чарами занимает некоторое время. Купол трещит под давлением разрушающих заклятий и Грэйбэк нервничает – их присутствие наверняка уже не является неожиданностью для спящих обитателей поместья.
Наконец, купол прорван, и Пожиратели гурьбой устремляются к дому. Отлично. Теперь можно рвать прямо из дома – антиаппарационные чары разрушены тоже.
Осталось найти девчонку.
Пока Грэйбэк и прочие резвятся внизу, громя всё вокруг, Хвост лихорадочно прочесывает второй этаж, распахивая по пути все двери.
- Homenum Revelio!
Ну где же, где же...

В спальне. Потрясающе.
Хвост врывается в комнату, задыхаясь от быстрого бега.
- Expelliarmus!
На всякий случай. 
У девчонки ступор и шок. Оно и понятно, в общем-то. К вам бы среди ночи ввалился какой-то мужик, вы бы тоже, небось, обалдели.
Хвост поднимает палочку Паркинсон с пола и, не чинясь, хватает её за руку, больно сжимая крепкий хват на запястье.
Мир кружится, кружится, кружится, унося их прочь от сумасшедших криков жертв и глумливо бесчинствующих в чужом доме убийц.

Едва почувствовав почву под ногами, Питер стремительно рвет с места вперед, однако, девчонка не может следовать за ним. Дурно ей после скачка. Хвоста корежит от нетерпения, он не может ждать. У них просто нет на это времени.
- Давай, пошли, - торопит он, дрожа от волнения. Если кто-нибудь узнает, ему не поздоровится, - Я обещал увести тебя подальше.
Это «подальше» включает в себя ещё два скачка, но об этом Питер не говорит, увлекая девчонку за собой, путая следы и только потом снова аппарируя.
На этот раз Хвост чрезвычайно предусмотрителен.

Оказавшись на месте, он тут же проверяет весь дом снизу доверху, оставив девчонку приходить в себя в гостиной. Это, конечно, не Паркинсон Холл, комнат здесь значительно меньше, но Хвост находит это маггловское обиталище уютным и главное - безопасным.
Наложив всевозможные защитные чары на сам дом и прилегающий к нему участок, он, наконец, возвращается к своей «пленнице».
- Нужно что-то сделать с этим, - говорит он, протягивая палочку владелице, и поясняет, наткнувшись на непонимание в её глазах, - С твоей реакцией. Я не могу вечно быть рядом.
Это правда. Он не собирается её тут сторожить денно и нощно.
- Я – Питер, - скромно представляется он, а взгляд его между тем рассеянно шарит по комнате. В конце концов, он всё же останавливается на лице девчушки и приобретает чуть недоверчивое выражение, - А ты – Панси?
Не хватало ещё перепутать чего в суматохе и притащить сюда какую-нибудь служанку. Тогда ему точно не заплатят. Ни кната не заплатят за это безрассудство...

Безрассудство. Именно так Хвост мысленно окрестил эту затею.
Даже когда Малфой младший предложил солидную прибавку к его банковскому счету в Гринготтсе и полное обеспечение их с Персефоной нужд на тот период, пока шумиха вокруг инцидента не уляжется.
Питер не любил риск. Он никогда не лез в самую гущу событий, не подставлялся, если была возможность уклониться от встречи с опасностью, но в этот  раз почему-то решился взять феникса за хвост, пусть даже это в конечном итоге могло стоить ему, как минимум здоровья.
Хвост не знал, зачем ему столько денег, но ему до смерти надоело перебиваться случайной милостью, изредка скупым барским жестом подкидываемой хозяевами жизни.

Кажется, он зря отдал девчонке палочку.
- Тихо-тихо, - Питер быстро облизывает губы и как-то беспомощно улыбается, - Я твой друг. Я тебя не обижу.
В доказательство того, что он не собирается нападать, Хвост медленно убирает свое оружие во внутренний карман и держит руки на виду у перепуганной девицы.
Что ей сказать? Что прямо сейчас её родителей, вероятно, добивают и она их никогда больше не увидит?
- Я вовсе не похитил, - под прицелом палочки Питер слегка нервничает, - Я тебя ... спас.
Это правда, а правду всегда легко говорить.
- Убери, пожалуйста, палочку ... Персефона. Иначе я ничего больше не скажу.
Его начинает раздражать это желание девчонки держать всё под контролем. Она ничего не контролирует, её преимущество – всего лишь видимость. Ему достанет ловкости справиться с нею даже в таком положении.
Впрочем, Хвост не собирается воздействовать на Паркинсон силой. Пока не собирается.
- Боюсь, что я не знаю, что сейчас с твоими родителями. Даст Мерлин им удастся спастись.
Ну, почти честно. Сейчас важно убедить девчонку в том, что здесь с ним ей будет безопаснее всего.
Петтигрю обращает внимание, что гостиная в этом доме как-то причудливо переходит сразу в кухню. А ещё, что на Паркинсон нет обуви, да и одежды, в общем-то, тоже.
Не хватало только носиться потом с её простудой.
- Там наверху есть две комнаты с платяными шкафами. Подбери себе что-нибудь.
Не дожидаясь пока девица внемлет его совету, он переходит на кухню и просто тычет в пузатый чайник палочкой, который тут же издает предупреждающий свист.
Через несколько минут в чашках уже остывает горячий чай, а Хвост, повинуясь природному любопытству, изучает содержимое холодильника.
- Мм! - не ожидав, что там есть чем поживиться, удивленно восклицает он, а затем поворачивается к девчонке и простодушно интересуется, - Будешь?
В руках Питера красуется пачка сосисок. Его не волнует, в общем-то, каков будет ответ. Станет нос воротить – пожалуйста, ему же больше достанется.

Отредактировано Peter Pettigrew (4 декабря, 2014г. 21:55)

Через мгновение он уже жевал сосиску, казалось, напрочь позабыв о существовании Паркинсон. Вкусная такая сосиска. Хлеба бы к ней раздобыть.
Свою фамилию он называть не собирался. И даже не видел, как мучительно покраснела девчонка – в этот момент он был полностью поглощен торопливым набиванием желудка.
Лишь когда она снова заговорила, Хвост перестал, наконец, утруждать свои желваки и уставился на всхлипывающую пленницу, которая похоже готовилась разрыдаться.
Этого ему ещё только не хватало.
Достав из кармана вылинявший платок, он почти галантно сунул его Паркинсон. 
- Можешь звать меня Питером, - по-прежнему скромно предложил он, постеснявшись предъявлять свою дурацкую кличку. Нелепое "мистер Питер" ему почему-то даже понравилось.
Девчонка справедливо требовала ответов, но когда речь зашла о мотивах, Хвост понял, что ему пора.
- Прости, мне сейчас ... нужно идти. Я тебе всё расскажу.. Позже, - залепетал он, чувствуя себя чудовищно неловко, и с небывалым проворством устремился на выход.
Он действительно здесь подзадержался.

Тревога не давала Питеру покоя всё время пока Лорд слушал доклад о прошедшей операции, и он насилу заставлял себя думать о другом, дабы не привлечь к себе ненароком внимание Господина. К счастью, всё прошло благополучно. Хвост удачно слился с окружающей обстановкой и до него, кажется, никому не было дела. Паркинсон мертв, а это значит, что Грэйбэк справился с поставленной задачей и расправа карателям не грозит.
Обратно Петтигрю примчался поздно. Он сомневался, нужно ли вообще сегодня возвращаться в убежище, но волнение заставило его проверить всё ли с девчонкой в порядке.
Вряд ли, конечно, она настолько идиотка, что решится покинуть безопасное место, но кто её знает, чего там ей в голову придет...
Защитный купол мягко пропустил Питера. Наложенные им чары невредимы, всё абсолютно так же, как и пару часов назад.
Хвост тихо проник в дом, но уже через минуту лежал на полу, согнувшись пополам от боли.
- Ооохх, - наконец, подал голос, надеясь, что девчонка признает его или хотя бы включит свет, - Нам надо поработать... над предупреждающими сигналами...
В этот раз Паркинсон явно постаралась показать на что она способна в экстремальной ситуации. Что ж, хорошо... Можно больше не беспокоиться.
Морщась от ещё не утихшей боли, Питер сел и привалился спиной к стоящему рядом креслу.
- Да опусти ты палочку, - немного раздраженно проворчал он, щурясь от бьющего в глаза света на конце направленной ему в лицо деревяшки.
Заприметив в комнате камин, Хвост при помощи магии заставил поленья вспыхнуть и весело затрещать, создавая атмосферу тепла и уюта.
Теперь он мог, наконец, рассмотреть девчонку. Первое, что бросилось в глаза – ноги. Язык Хвоста как-то сразу потяжелел, и он насилу вымолвил:
- Водички не принесешь?
Это была просьба, которую Хвост сопроводил умоляющим взглядом.

Девчонка сыпет без умолку, но Питер будто не обращает на это внимания, не спеша опустошая принесенный стакан. Затем невозмутимо ставит его на пол и поднимает взгляд на Паркинсон.
От минутной слабости не осталось и следа.
- Сбавь-ка тон, Персефона. Если бы не я, то ты бы вообще сейчас здесь не стояла, - холодно замечает он, порядком устав от нескончаемого потока неблагодарности.
Он всё понимает. И пережитый стресс и страх неизвестности, но считает, что заслужил больше уважения хотя бы тем, что до сих пор и пальцем не коснулся строптивой девицы. Любой другой носитель метки на его месте не церемонился бы с дочуркой налажавшего коллеги. 
- Раз оставил, значит так было нужно, - спокойно разъясняет Петтигрю, игнорируя недвусмысленные поглядывания на сковороду, - Я вовсе не прохлаждался, как ты изволила выразиться, и очень устал, поэтому сейчас намереваюсь лечь спать. Утром поговорим и решим вопрос со шмотьем и всем необходимым.
С этими словами Питер поднимается с пола и, минуя Паркинсон, направляется к единственному в гостиной дивану.
В конце концов, он и в самом деле смертельно устал за сегодня.

Утром он просыпается первым.
По крайней мере, в доме стоит тишина, и Питер не торопится вставать, лениво жмурясь в праздном полузабытье.
Сквозь тонкую занавеску слепит солнце – наверняка время близится к полудню. Петтигрю потягивается, слыша, как хрустят встающие на место позвонки. Надо будет поискать сегодня подушку и разобрать этот чертов диван, если возможно. А если невозможно, то постелить прямо на полу - так для спины даже полезнее, говорят.
На завтрак Хвост подает овсяную кашу. Сосисок в холодильнике не обнаружилось и пришлось выкручиваться тем, что осталось в шкафу. Когда он был маленьким, то очень любил овсянку. Правда, мама готовила её вкуснее почему-то.
- Ешь, - говорит он спустившейся Паркинсон и хмурится, пододвигая к ней тарелку, - Потом пойдем за одеждой для тебя и купим продуктов.
Воспоминания о матери пробуждают в груди щемящее чувство тоски и Питер безо всякого аппетита запихивает в себя проклятую кашу. Он даже не знает, жива она или нет. Наверное, лучше и не знать этого вовсе. В его памяти навсегда отпечатался её светлый образ: нежная улыбка, добрый взгляд, тихий голос. Стоит лишь закрыть глаза и вспомнить её такой – не тронутой горем и бесконечной печалью, которые ей принес его выбор.
У девчонки тоже ничего не осталось, кроме воспоминаний, и Питер остро сочувствует её утрате, прекрасно понимая каково это – остаться одному.
Возможно, не стоит говорить ей правду. Возможно, лучше дать ей надежду, которой он живет уже много лет, но он не уверен, сможет ли лгать ещё и Персефоне.
Себе всё же лгать намного проще.