Все, что здесь будет выложено, написано не мною. Буду стараться отыскать авторов и отмечать их.
Если вдруг что-то напишу сам - обозначу.
А вот у нас на пароходе...
Сообщений 1 страница 19 из 19
Поделиться113 ноября, 2014г. 15:04
Поделиться213 ноября, 2014г. 15:29
Как всегда бывает - кажется вот вроде все уже вспомнил и все рассказал, что хотелось рассказать. Но вдруг, читая что нибудь (не скажу, что) сталкиваешься с ситуацией (не скажу, какoй), и в памяти всплывает своя похожая история и тут же начинается "зуд" - поделиться. Понятное дело, так сразу, в двух словах, в чем суть, и не расскажешь. Потому, что только краткость - сестра таланта, а я - никакая не сестра, а скорее - брат. И никакому, к сожалению, не таланту, а своему единственному младшему брату. А посему - по причине отсутствия способностей, на краткость надеяться не приходится. Уж, простите меня великодушно, за это. Начну как обычно - издалека, в излюбленной своей манере - глядишь, что-нибудь да "нарисуем". Если вы, конечно, закончили все свои дела и никуда не торопитесь...
Здесь были наши!
Первая плавпрактика на УПС "Профессор Аничков" была всем, чем угодно, но скучной ее назвать было никак нельзя. Руководителем практики был всемирно известный гений термодинамики - доцент В.А.Елема. Его монографии есть, оказывается, аж в библиотеке Морской Академии Гейнзвилл, штат Флорида, США. Это мне один парень рассказывал, который был там по обмену.
- Захожу, - говорит, - в библиОтеку тамошнюю, журнальчик "MAD" полистать на досуге. А там - портрет Елемы на холсте от потолка до пола! Смотрит на меня и строгим взглядом вопрошает: "A ты СДАЛ зачет по ТД за прошлый семестр?" Пригляделся... Уфф, а это президент Линкольн...
Учиться с Елемой было невозможно, или почти невозможно (поскольку мы все-таки выучились в конце концов), а практику проходить под его началом - было и вовсе мрачно. Гениальный мозг нашего руководителя расписал все для нас по минутам на два месяца вперед, для каждого из 130 будущих стармехов. И мы обязаны были знать назубок, где каждый из нас должен был находиться : вчера, сегодня и через неделю. На занятиях ли в учебном классе, на вахте ли в учебной машине, либо - в хозкоманде по уборке, пардон, гальюнов, к примеру. В коридоре Елема мог запросто ткнуть пальцем в грудь первого встречного курсанта и спросить, делая акцент на втором слове:
- Ваша позиция, товарищ курсант?
Он помнил всех и знал всё. Какое уж тут веселье, если с утра в коридоре толпа будущих повелителей "Зульцеров" и "Бурмейстеров", расталкивая локтями друг друга, лихорадочно пыталась отыскать себя по горизонтали в списке-графике, расчерченном на ватманском листе и определить по вертикали свою "позицию" согласно шедевру логистики нашего термодинамического гуру. Ошибки были исключены в принципе. Елема не ошибался сам и не позволял ошибаться нам. Он был везде, и нам казалось, что штатный экипаж вообще отсутствует - так Виктор Афанасьевич умудрялся заполнить собой все наше жизненное пространство. Впрочем, машинное отделение - было, едва ли не единственным местом на судне, где влияние нашего руководителя, как и любого теоретика на производстве, почти не ощущалось. Учебная вахта в машине была самым приятным времяпровождением из всех "позиций" (оттого, наверное, и запомнилась лучше остального). Особенно на стоянке в порту, когда вахтенный механик скрывался в своей каюте и оставлял нас (обычно группу из 3-4 курсантов) на "произвол" мотористов. Старший моторист Юра, с видимым удовольствием "ездил" нам, салагам, по ушам (интересно, сколько раз он пересказывал одни и те же истории бесконечному потоку курсантов?) а мы, салаги, с жадностью внимали каждому его слову, и от услышанного в голове разливался тягучий и сладкий розовый туман...
Не лишенный мужского обаяния, одессит Юра был женат на "связях". Они вознесли его на пассажирский флот и Юра плавал на "Белоруссии" на Средиземноморской линии Одесса - Марсель, круче которой в то время на Черном море не было , но - недолго. По первому же "тревожному сигналу" с борта, те же "связи" низвергли неверно-неблагодарного мужа на задворки пассажирской группы - на УПСы, подальше от греха. (И в этом просматривалась практичная жилка хозяйки - далеко от дома она его таки не отпускала.) Впрочем, oн не оставлял надежд вновь вернуться в лоно... так сказать, истосковавшейся по нему, определенной части экипажа легендарного лайнера, иначе не стал бы расписывать свою "пассажирскую" жизнь так подробно и так ярко, что запомнилось все в мельчайших деталях. Самое шокирующее впечатление на нас производила сцена кормления ночной машинной вахты "остатками" из судового ресторана :
- В лифте спускают нам в ЦПУ тележку, полную разнообразной снеди, какой только душа пожелает...
И, глядя прямо в наши вечно голодные курсантские глаза, в зрачках которых плясали свой огненный "канкан" румяные куриные ножки и золотистая картошка "фри", как предел желаний наших неискушенных душ, Юра добивал нас с беспощадным торжеством небожителя:
- А следующей ходкой, в лифтЕ приезжает вторая тележка - с напитками! - с плотоядной улыбкой Мефистофеля, завершал он "избиение младенцев".
Этого уже мы вынести не могли. Добровольно уходили обтирать главный двигатель, дабы тошнотворный запах соляра и отработанного масла привел нас в чувство, и холодный свежий воздух машинных вентиляторов выветрил из наших юношеских голов манящие образы длинноногих официанток, в мини-юбках, с тарелками, полными жареной картошки и салата "Оливье".
В таком вот душевном смятении и увидели мы заграницу, и ступили на ее землю в первый раз . С такими вот, внутренними противоречиями - раздираемые жесточайшей дисциплиной и террором казарменного быта с одной стороны и соблазнительно многообещающими перспективами нашего недалекого, как нам тогда казалось, будущего - с другой.
…Первую заграницу помнят всю жизнь, как первую... правильно, автомашину. Наша "автомашина" явилась нам в одно хмурое штормовое зимнее утро в виде небольшого, но уютного югославского порта Бар, что у подножия Черногорского хребта. И прочно впечаталась в память, не в последнюю очередь, благодаря своему экстравагантному имени. Ну и что это за название для города - Бар?
- Где был?- спросят, к примеру, на советской таможне.
- В Баре ...
То ли дело Париж! Моя жена, если ее спросить про первую заграницу, со скромным достоинством может ответить :
- Париж, Франция!
Причем, сразу - хоп! И она уже у подножия Эйфелевой башни, без каких-либо неспокойных морских переходов, пересадок и перестановок колесных пар. А мне-то, сколько пришлось отбороздить и исходить пешком всяких Гаван и Бомбеев, пока не добрался до "столицы мира", да и то - в качестве ее (жены) носильщика, проводника, переводчика и общего эскорта. Впрочем, поначалу она и не впечатлилась-то особо.
- Ну как тебе? - с легким оттенком снисходительности, присущей лишь завзятому путешественнику либо старожилу, по-свойски обводя рукой расстилающийся за окном автобуса незнакомый городской пейзаж, спрашивал я на пути из аэропорта.
- Ничего, - жена вяло пожала плечами, не отводя усталого взгляда от безнадежно поврежденной ручки совсем еще нового чемодана Samsonite.
Зато теперь, она сравнивает все города и страны, где нам приходится бывать, с Парижем и Францией. Вот она, сила первого впечатления!
Не знаю кто и когда это придумал, но с некоторых пор, курсантам выходящим в город в загранпорту, строго-настрого предписывалось облачаться только в цивильное платье. Можно только догадываться, по какой такой причине, была запрещена морская форма, которую нам, по другому - надлежало беречь как зеницу ока и гордиться ею, аки штандартом государевым. Но, так распорядились начальники из Министерства. Хочешь на берег? Изволь надеть кожух какой, хоть поверх тельняшки, и не мозоль глаз западному обывателю черными бушлатами с золотыми пуговицами. (Откуда этот самый обыватель может знать, что это не грозный ВМФ "оккупировал" их деревню, пока они спали, а всего-то безобидный "торгаш", забредший по случаю - за лимонами!)
Здесь-то для нас и начинались определенные трудности.
Нельзя сказать, что мы были голыми-босыми в буквальном смысле слова. Родительница моя, к примеру - исключительно из творческих побуждений, в свободное, от работы на заводе, время - шила и вязала на нас с братом... Это потом уже, много позднее, стараниями моей модной супруги, обладающей при этом абсолютным вкусом, в моем гардеробе появились персиковые рубашки из поплина и я стал способен оценить качество белья от "СК". А тогда, в беззаботное курсантское время, в выходные, я все же предпочитал казенную форму маминым "изделиям" (прости меня за это, мама). Так что, со стороны непритязательных и простых, в общем-то, югославских парней-докеров мы смотрелись мягко говоря, не очень... Смысла переодевать нас в гражданское, не имея такового, не было. Уж лучше бы - четкой колонной в шеренгу по 4, к восторгу местных девчонок, чем разношерстной толпой растерянных юнцов, с неподдельным животным интересом рассматривающих витрины газетных киосков, к ужасу недоумевающих продавцов. Убогость личного платяного шкафа решалась нами с легкостью и простотой - временным обменом приглянувшихся вещей. С одногрупником Аркашкой мы были как близнецы братья - одинаковые по росту и по комплекции. Так и стоим мы с ним, в обнимку - запечатленные на фото: набережная Риеки, залитая февральским солнцем - он в моих "маминых" брюках, а я - в его куртке, счастливо улыбаемся - нам по 20, и sky was the limit!
Благословенная юность! Нет, не атрибуты земной жизни в виде продуктов пошлого "вещизма", занимали наши светлые умы. Они были заняты поисками путей к совершенству - мы читали Н.Рериха, В.Сидорова, и увлекались сюрреализмом Дали. Нашими богами были Ritchie Blackmore и Maurits Escher, и с небес за всем этим "наблюдал" великий Леонардо. Oдним летом, после двух практикантских рейсов на Индию, где прямо на улице провинциальной Кандлы какой-то дервиш "осенил" меня своим прикосновением, я даже попробовал ходить по родному городу босиком (натурально - без носков и без обуви) в шортах и футболке на которой на санскрите было выведено INDIA. Мы сочиняли стишки и давали их друг другу - "заценить" . Вся "аудитория" читателей могла легко разместиться за одним столиком дешевого кафе-закусочной, больше нас никто не слушал и не понимал :
...Не зная счастья и покоя,
Мы рвемся в мглу, теряя сон
Сомненья и тревоги гоним вон
И шторм встречаем стоя...
(Это из моих ранних... Надо же было "чушь такую снести" - любой зеленый кадет знает сейчас, что шторм встречают лежа, пытаясь отоспаться пока есть возможность. Ну, в крайнем случае - сидя в высоких кожаных креслах, накрепко вцепившись в подлокотники, как это делает ходовая вахта на мосту.)
Да, необходимость, простите, в приличных штанах застала нас тогда врасплох (А-а, вот оказывается откуда пошло слово - "лох"!) и не ко времени, так сказать, в экономическом аспекте... Рерих и Дали - ребята, конечно, эксцентричные, но - не практичные. Хорошему не научат. Одеваться я до сих пор так и не научился. Самостоятельно "прифрантился" единственный раз в жизни, и то - неудачно. Да я уж рассказывал вам об этом (Из жизни VLCC 4, - "Дураки", стр 125). Меня всю жизнь жена снаряжает. У нее для этого есть все: желание, способности, время и материальные ресурсы. Да я и не в обиде. Ей то со стороны виднее, какой длины пальто и как заузить брюки внизу, чтобы не сильно выпадать из "возрастного контекста". До нее, то есть в описываемый мною период, надеяться было не на кого - мама была далеко... Поэтому мы с Аркашкой поменялись курточками (он мне свою, краснодарской фабрики "Кубаночка", а я ему - японскую, нейлоновую из "Торгсина", купленную за деньги заработанные в стройотряде прошлым летом, и уже прожженую в двух местах сигаретным пеплом) и отправились на "завоевание новых земель", как описывают современные историки набеги диких викингов на прибрежные поселения, окультуренных к тому моменту, ранних европейцев.
На берег нас выпускали мелкими группами по 10-15 человек, во главе со старшим, как и полагалось по Уставу. Эх, хорошо бы попасть с кем либо из экипажа - они и группы берут поменьше, и "программа" у них интересней. Был шанс даже (!) хлебнуть баночку пивка - украдкой, с молчаливого одобрения и "под руководством" старшего. Также - теоретически, имелась возможность посетить кинотеатр и посмотреть "крамольный" фильм - "Калигулу", например. Шел такой, на экранах развращенной декадентской Европы в ту целомудренную доинтернетовскую эпоху. Но - уж если не везет, так не везет, как говорится. Таких "счастливчиков" было совсем немного, к злорадному удовлетворению остальных. Большинство из нас обречено было на круглосуточное управление и бдительную опеку нашего дорогоГо руководителя и двух его помощников - преподавателей с кафедры. Потому как одному доценту сладить с ротой курсантов, даже при наличии старшин и пом.старшин, в отсутствии командира очень проблематично. (Командир наш - за границу свое уже "отъездил" на атомных подводных лодках, и теперь терпеливо дожидался нас на берегу, слоняясь там без дела по пустому третьему этажу, третьего экипажа.) Преподаватели с кафедры - Саня и Зеля, назовем их так, (почти также, как звали мы их тогда, добавляя к Зеле приставку "тормоз") были, по сравнению с нашим гиперактивным доцентом, тихими пенсионерами, несмотря на их далеко не преклонный возраст. Они разговаривали мало и медленно передвигались, всем своим видом выражая презрение суете "термодинамических процессов", кипевших на "выездной кафедре". Было заметно, что нашу плавпрактику они рассматривали не иначе как круиз "за счет заведения", и не имели намерений убедить кого-либо в обратном. Когда мы с Аркашкой узнали что пойдем в первый раз на берег в группе, старшим которой назначен Зеля-тормоз, то не удивились и не огорчились. Мы не знали разницы, так как нигде еще не были. Без особых проволочек, построились, для порядка, на причале. Посчитавшись, неспешно побрели нескладной толпой пешком в сторону города под пронизывающим ветром и с Зелей-тормозом во главе процессии.
Первый поход по чужой земле - это как первая... н-нет, не автомашина. ...Это нечто иное. Чудесное и непередаваемое чувство восторга и счастья новой жизни, внезапно захватившей вас целиком и без остатка. И вы, в страстном порыве незнакомых но, до дрожи приятных ощущений, инстинктивно стремитесь раствориться в атмосфере нового для вас мира, впитать в себя мельчайшие его детали. Так первооткрыватели новых, необыкновенных стран стараются запомнить или записать любую мелочь на своем пути - ведь до них никто из их соплеменников не бывал в этих диковинных краях. Им выпала редкая удача быть храбрыми и мужественными посланцами своей родины, первыми увидеть чудесные пейзажи и иноземных обитателей. Так, должно быть, трепетали от волнения перед неизведанным, смелые моряки экспедиций Колумба и Магеллана.
Взбираясь, вместе с остальной группой, на крутой пригорок с которого открывался удивительный по своей красоте вид на морскую даль, я представлял себя капитаном одинокого корабля, совершающего дальнее и опасное плавание во имя неувядающей в веках славы, державы и короля.
Вот я - командор Васко да Гама, бросивший якорь у чужих берегов - пополнить запасы питьевой воды. Нет, лучше я - молодой Фенимор Купер, с отрядом отважных Ирокезов, прокладывающий свой путь вдоль берегов озера Онтарио . И когда нибудь, я напишу свой "Последний из Могикан" о приключениях в этой неведомой и недружественной земле, где еще не ступала нога белого человека...
- Смотрите! Смотрите! - кричит передовой воин-разведчик скаут, держа правую руку с копьем высоко над головой. Eще немного, и отряд выйдет к водопадам...
- Черт! - задумавшись и засмотревшись в сторону моря-озера Онтарио, я с ходу налетел на Аркашку, который неожиданно остановился передо мной. Группа моих товарищей, в непонятном мне смятении, сгрудилась вокруг преподавателя, который стоял лицом к нам и держал, смятую характерным "крестом", использованную папиросную гильзу высоко над головой на вытянутой руке - чтобы всем было хорошо видно. "Беломорину" - Зеля только что, на глазах у изумленных кадетов, шустро "выудил" из мокрой пожухлой придорожной травы, где в прелой прошлогодней листве застряли грязные обрывки газет, тускло поблескивали на солнце сигаретные обертки и валялся прочий мусор, который обычно скапливается на обочинах дорог за зиму.
- Смотрите! Смотрите! - Светясь от гордости за себя и за свою свою находку, торжественно объявил наш счастливый наставник. - Я нашел окурок советской папиросы! А это значит, что здесь уже были НАШИ!
© steam25
2014
Поделиться313 ноября, 2014г. 16:32
В этом, не самом разумном из миров, мире - все относительно. То, что кажется исключительно важным сегодня, завтра может не стоить и выеденного яйца. И наоборот - сегодняшние мелочи могут стать ключевым событием, если через время, мы обернемся назад. Вот к примеру, если вы сегодня напишете в своем блоге: "Вчера, старпом приставал к буфетчице и она не смогла выдержать его натиск" - вас сочтут грязным сплетником, интриганом и возможно, карьеристом - "глянь-ка, под старпома копает". Кроме того, существует немалый риск справедливой ретрибуции. А вот, если вы, выдержав стиль, повествуете: " В году, эдак 198...", и дальше - про того же старпома, то вы уже - форумный мэтр, глядя на которого, молодежь учится воспринимать мир на классических фактах человеческих историй. А все потому, что вокруг означенного события изменилась окружающая его картинка. И тот старпом - наверняка уже давно капитан, и та "несчастная" буфетчица - уж пенсионерка и пестует внуков, сидя на лавочке у подьезда. Да и сам факт "сдачи крепости" под напором превосходящих сил противника, имеет для современной мировой экономики такое же значение, как и падение Карфагена в 146 году до нашей эры. Это я к тому, что совсем не обязательно спешить у всех на виду размахивать бельем, пусть даже свежевыстиранным или даже с биркой магазина. Поверьте, по прошествии времени - некогда модное, но не более того, изделие может стать настоящим раритетом и перейти в разряд коллекционных, многократно умножив свою ценность на радость счастливому владельцу.
...Когда, на 121-е сутки рейса, настало время для "дурдомовской" надбавки за длительность, мы вздохнули с надеждой - скоро домой! Такая уж была примета. Не любили наши добросовестные экономисты разбрасываться народным добром, поэтому обычно без промедления возвращали “загулявших кубинцев”, как мы себя называли, до хаты. Ну, бывало, запамятуют в суете береговой жизни. На месяц там, но - не более. Вместо нас, на бродячие карибские трампы ставили других "кубинцев", недостатка в которых в ту пору не было никогда. Теперь, мы были как женихи на сватовство - при всех надбавках ГТД - Гробовые, Тропические и Дурдомовские. "Тропические" , понятно - платили после пересечения тропика Рака в южном направлении, и переставали платить, соответственно, в северном. "Гробовыми" называли надбавку за опасный груз - сырая нефть и светлые нефтепродукты. Причем за дизельку с мазутом никаких надбавок не полагалось, словно это какое-нибудь растительное масло или патока с имбирем. Дизелька, - говорят, - не взрывается. Ну, горит. Так поджечь сдуру можно все что угодно! Вон пшеница - знаете как полыхает на току, если в жаркий июльский день молнией по ней шарахнуть!
Про дизельку - верно, знаю лично. То есть, я сам не поджигал и не детонировал. Рядом стоял. На паровой практике было дело. Явился я впервый день в машину, как положено за полчаса до начала вахты, и меня послали в помощь одному из вахтенных машинистов - тарелки масляного сепаратора мыть. Машинера я нашел в самом низу, у валолинии. Он сидел на низенькой табуреточке, специально сработанной заботливыми и умелыми руками для такого рода работ, и мыл эти самые тарелки в корыте с дизелькой. Рукава его рубашки были засучены до локтей, чтобы не запачкать в топливе. Изо рта торчала, прилипшая к нижней губе, наполовину истлевшая сигарета без фильтра. На конце ее с мерными интервалами светился слабый отблеск горящего табака, и с такими же промежутками времени, из ноздрей шел густой синий дым, безошибочно указывая на выдох. На меня не было обращено ровным счетом никакого внимания. Будто бы чистенький, в брючках без единого пятнышка, опрятный юноша с короткой стрижкой, выдававшей в нем человека не по наслышке знакомого с уставной службой, и не существовал вовсе. Я встал чуть сбоку от сидящего на табуреточке машиниста, в надежде что он меня вскоре заметит. Но вид корыта, наполненного наполовину топливом и тлеющей сигаретой в непосредственной его близости, заинтриговал меня настолько, что я решил не ждать, а набрав для храбрости побольше воздуха в легкие, выпалил на одном дыхании, стараясь перекричать шум работающих насосов и вентиляторов :
- ВОТ ВЫ КУРИТЕ РЯДОМ С ОГНЕОПАСНЫМИ МАТЕРИАЛАМИ НЕ ДУМАЕТЕ ЛИ ВЫ ЧТО ЭТО МОЖЕТ ПРИВЕСТИ К ПОЖАРУ?!
Вероятно, услышав обрывки моего отчаянного восклицания, человек оставил свое занятие и повернул ко мне безразличное лицо. Не говоря ни слова, с отсутствующим видом буддийского монаха, он отлепил от нижней губы дымящуюся сигарету и щегольским движением указательного пальца, тем самым, которое в первую очередь осваивают дворовые мальчишки, послал тлеющий окурок плавной дугой, обозначенной легким дымком, прямиком в центр посудины с дизельным топливом. На мгновение, которое понадобилось летящему предмету достичь поверхности жидкости, мое сердце остановилось. B тоже время, что-то расслабляющее в облике моего предполагаемого наставника, позволило моему мозгу внешне проигнорировать полет горящей "ракеты" и не выдать моего, мягко говоря, смятения. Как вы правильно догадываетесь, ровным счетом ничего не произошло, и недокуренная, из за моего неуместного беспокойства, сигарета благополучно плыла по поверхности, пропитавшись топливом, и оттого казавшаяся немного больше своего оригинального размера.
Признаюсь, трудно сказать что либо определенное по поводу урока, который следует извлечь из этой истории (равно как и из всех других историй, случающихся с нами). Возможно, кто-то и восхитится бесшабашностью отдельных наших моряков, и удалью, попирающей основы безопасности. Все же, осмелюсь заметить, что вряд ли существует необходимость тушить сигареты в огнеопасных (по определению) жидкостях на глазах у неискушенных практикантов. И этот случай, как метод воспитания молодого поколения, не могу рекомендовать к повторению. Но было бы несправедливо к нашему короткостриженному герою, если бы мы не упомянули еще одну историю, которая некоторым образом связана с первой, хотя на первый взгляд это может показаться и не совсем так. И хотя для этого необходимо еще раз отвлечься и увести линию повествования еще дальше от главной темы, определенная свобода авторской мысли, подкрепленная достаточно либеральной позицией администрации данного ресурса, позволяет надеяться на успешное возвращение сюжетной линии в оригинальное русло, в немалой степени обеспеченное великодушием уважаемой аудитории.
В жаркое тропическое лето на турбоходах особенно жарко. Просто-таки сухая парилка. Периодически вводились ограничения на трудовую деятельность вахтенного персонала по причине высокой температуры окружающей среды. Например, звучит обьявление по громкой связи "Сегодня - только вахта!", смысл которого понятен лишь узкому кругу посвященных. "А что же еще можно делать во время вахты?" - спросят те, кто никогда не стоял в шторм у котлов или турбогенераторов, то есть наивный береговой люд. А на вахте можно еще спать под главным конденсатором на матрасе, заботливо припасенном со времен ремонта на Ильичевском СРЗ. А также : пить, курить, петь песни под гитару, танцевать чечетку, приглашать в гости барышень с камбуза , играть в карты, медитировать, заниматься спортом, кататься на релингах, печь картошку на турбине - дел по горло, всего и не перечислишь. Не говоря уже о чтении Достоевского и рисовании порно комиксов в 96 листовом конспекте по плавпрактике.
Но, когда по "Березке" звучит - "Только вахта!", тут уж дело серьезное. Все конспекты - в сторону, сядь на комингс и не шевелись - жара! Вода решила оставить тело и не особенно разборчива в средствах. Льет как из ведра, простите за каламбур. Для защиты лица от всепроникающих потоков предназначена была кочегарская косынка - замечательное изобретение прошлых веков. (Быть может на "Титанике", в ночь трагедии, в последние свои часы лихие кочегары утирались такими же, шуруя топки котлов обреченного мастодонта). Ее полагалось повязывать на голову, как бандану, либо вокруг шеи - платком. Легкая, хлопчатобумажная, свободной вязки материя, вбирает в себя жидкость почище любой половой тряпки. Мне очень-очень хотелось иметь такую, и еще тропические туфли на резинках и с дырочками. (Это были настоящие атрибуты турбоходной жизни, а моей заветной, увы так и не сбывшейся мечтой, было - стать настоящим турбинистом.) Но мне такой косынки не дали, не говоря уже о туфлях. Сказали - Нету! Да и не положено практикантам. Приходилось на первых порах просто терпеть да утираться ветошью или ладонью, будто умываясь...
Первая попытка обзавестись самодельной банданой претерпела неудачу. Посмотревшись в мутное зеркало висевшее над раковиной в токарке, я увидел существо, очень похожее на тетю Дусю из соседнего подьезда - когда она в своем платке повязанном на казачий манер, спешила на рынок. Сходство усиливала бахрома неровно обрезанного края огромного куска ветоши, который мне удалось отыскать в судовых запасах. Глотая от обиды капельки соленого пота, стекающие по моему нежному безусому лицу, отрезал полоску ткани от "тети Дусиного платка", сложил вдвое и повязал на лоб завязав сзади узлом. Теперь в неясном отражении на меня смотрел смуглый от загара парень с мокрым ежиком волос и белым полотенцем на голове, будто от мигрени. Призвав на помощь все свое воображение, наконец увидел в зеркало... японского самурая. Да, точно! Так носили самураи повязки на лбу и у них там еще что-то написано, иероглиф какой-то. Наспех нарисовав красной краской подобие стилизованного иероглифа, не дожидаясь пока высохнет, водворил "священную" повязку на лоб и бегом отправился вниз, в свои "казематы".
Проходя мимо вращающегося гребного вала с навешенными на нем полосками наждачной бумаги на грузиках (для полировки), не забыл проверить температуры промежуточных подшипников. Это - святое! Жара жарой, а температуры - "по предписанию". Если высоковаты - добавляем охлаждения, если падают - убираем. Все просто и надежно. Там же на валу было устройство которое приводило меня в тайный трепет - тормоз гребного вала. Большая рукоятка с винтом и лента тормоза, обхватывающая вал снизу. Тормозить надлежало в случае глухого блэкаута, чтобы остановить редуктор с турбинами и не сжечь подшипники. Без тормоза, 10 000 оборотов турбины будут останавливаться вечно. По аварийному расписанию, крутить маховик тормоза должен был точила, но сам вал - в моем заведовании по вахте. Так что если что - точила вдруг споткнется и не добежит, то я буду останавливать сам. Каждый раз, проходя мимо, я думаю об этом и мысленно повторяю все свои действия - чтобы не опозориться и не подвести товарищей.
Обойдя хозяйство , убедился что все в порядке - насосы и охладители привычные к высоким температурам, чувствуют себя хорошо, чего не скажешь о людях. Сидя на комингсе, и наблюдая как на палубе подо мной растекалась небольшая лужица, думал о превратностях судьбы, и о жаре, и о самураях. О том, что всему белому свету решительно нет никакого дела до несущегося по волнам бушующего Индийского океана, одинокого судна, на котором изнывают от жары полуголые самураи, стойко преодолевая испытания, закаляя свой боевой дух и укрепляя железную волю. О том, что нет такой силы, которая может сломить его, самурая, стремление к внутреннему совершенству. А путь к духовному совершенству, как известно, лежит через физические страдания. И чем сильнее эти самые страдания и враждебнее окружающий мир, тем крепче будет дух и воля самурая.
В таких вот мыслях, сидел я на широком комингсе опустив голову, когда Второй механик спустился со своих "небес" на мою площадку проверить вахту. Подняв голову, я увидел Федорыча, который стоял прислонившись к пиллерсу. Полы его насквозь промокшей рубашки были завязаны узлом на животе, по тогдашней моде. Лицо было хмурым и отчего-то встревоженным. Левой рукой он держался за сердце, а правой - указывал на мой лоб :
- Это что?? - прочел я по его губам.
- Повязка самурая с иероглифом, призывающим к победоносной борьбе! - предвидя очередной конфуз, перекрикиваю свист пара в эжекторе вакуумного конденсатора..
- Снять на.. - движения губ Федорыча сопроводились резким взмахом руки .Чуть поже, в кочегарке, сидя вдвоем за чисткой традиционной ночной картошки, котельный Жора-одессит, смеясь отдал мне ношеную кочегарскую косынку из своего "сундука", со словами :
- Ты шо, пацан, людей пугаешь! Второй вон, до сих пор в себя прийти не может.
Посмотрев на свою "повязку", никакого самурая уже не увидел. На спинке стула висела обыкновенная белая тряпица с бесформенным пятном кровавого цвета посередине... В то лето я многому научился (как хорошему, так и не очень), благодаря моим старшим товарищам по вахте и по экипажу этого полюбившегося мне турбохода. Также я научился не оставлять открытым иллюминатор и не пробовать больше стирать робу на шкерте за кормой - случайная игривая волна решила проверить содержание каюты и "заглянула в гости", а от робы к утру остался один воротник.
… Но вернемся же, наконец, к нашим надбавкам, которые начисляли нам, а получали наши жены - там, за тридевять земель. В ответ, мы получали от них письма в красивых конвертах "Авиа" с незатейливым адресом "Куба, Гавана, Морагентство". Письма надлежало писать заранее, учитывая скорости советской доставки. Обычно, первое письмо писалось еще до нашего отхода или вскоре после него. После закрытия границы, жена успевала приехать домой на такси и сразу же садилась за письмо. Отмеченное пятнышками расплывшихся чернил, оно было самым печальным и самым дорогим моему сердцу. Из окна кухни был виден кусочек моря и если набраться терпения, то можно было дождаться когда мы медленно, словно пытаясь задержать прощальный взгляд, проползем от одного края окна к другому, направляясь на выход из бухты. И обо всем об этом писала жена, роняя слезы на бумагу. "Мама, не паць" - едва дотягиваясь на цыпочках до края стола, успокаивала не по годам смышленая дочь, в утешение предлагая своего любимого плюшевого зайца.
Письма складывались в ящик письменного стола - стопка радиограмм слева, письма (пронумерованные по датам) - справа. Среди них были самые сокровенные, зачитанные до дыр. И как оказалось, подушка была не только девичьей подружкой... История с письмами закончилась печально - я их... сжег. И свои, и ее - все до единого.... Да, да. Все годы разлук и сердечных страданий, уместившиеся в пару коробок из под обуви, нашли свой конец в огне бессмысленного отрицания прошлого при переезде на новую квартиру. Жена до сих пор пеняет мне на мой дикий вандализм саморазрушения, а я, не в состоянии предъявить сколь либо разумного объяснения содеянному, ссылаюсь на Николая Васильевича (Гоголя - прим авт.). Ответная саркастическая усмешка явно призвана подчеркнуть мое рабоче-крестьянское происхождение, и от этого мне становится еще противнее от самого себя. Куба к тому моменту уже закончилась, и началась совершенно другая, немыслимая по своей беспощадно-жесткой реальности, жизнь. Настолько реальная, что полуголодные карибские трампы кажутся мне теперь детским пионерлагерем "Альбатрос", который я посещал регулярно будучи школьником. И так все - в этом, не самом разумном из миров, мире - год за годом, испытание за испытанием, незаметно усиливая давление, судьба готовит нас к самому главному рейсу...
© steam25
2014
Поделиться414 ноября, 2014г. 15:41
…Моя самая заветная мечта - переплыть Атлантику на яхте, в одиночку. Причем, с запада на восток. Не смейтесь. От того что это практически невыполнимо, мечта не перестает быть мечтой - красивой и соблазнительно манящей, как и подобает ей быть. Я перечитал все книги про одиночек : от Барановского (в юности) до Слокама (недавно) и точно знаю, что хочу быть таким же. Временами это переходит в навязчивую фазу и в супермаркете я ловлю себя на мысли что смотрю на банки с консервированной фасолью как на идеальную еду парусников-одиночек. Первоначально думал жену взять, все веселее вдвоем-то. В прошлом году, на курорте, даже катались с ней на катамаране. Ну, это она думала так - что мы катаемся. На самом деле я ее испытать решил. Сгодится ли в дальнее плавание. Она сначала с опаской - а ты, мол, сумеешь? Я только усмехнулся:
- Любовь моя! Парус - это любовь моя! С детства - то есть, до тебя еще... Садись туда, под ветер, и держись за ванту. Скомандую "к повороту" - сиди на месте. Повернем - окажешься с наветра. Всего делов!
Намучился я с ней: То ванту боится выпустить из рук, то "иди ближе к берегу", то "солнце печет"... . Как говорят британские капитаны - "Если не хочешь иметь проблемы с экипажем, не имей экипаж". Придется мне без шкотового матроса обходиться. Да и не мудрено. Из всех моих коллег и знакомых, только один единственный парень может похвастать что его жена любит яхты больше чем шоппинг. У нас, у всех остальных обычных мужиков - наоборот. Так что, nothing major, как говорит тот самый, единственный парень - обычное дело...
...Одинокую парусную лодку я заметил сразу, как только вышел на свой обычный послеобеденный моцион по шлюпочной палубе. Она шла себе с правого борта, с попутным ветром, слегка переваливаясь на пологой волне и паруса ее лениво заполаскивали, едва сдерживаемые чуть свободными шкотами. На палубе никого не было видно. Перо авторулевого белело в полуденном солнце маленькой черточкой на кормовом срезе, и могло показаться что яхта вообще плывет сама по себе, как чайка севшая вдруг на воду и оказавшаяся в полном одиночестве от своих гомонящих подруг. Вероятно, наш капитан чуть изменил курс, чтобы приблизиться и, как обычно спросить - не надо ли чего? Наверняка сейчас на УКВ монотонно бормочут: "сэйлбот, сэйлбот - хау ю копи". Чего тревожить-то людей? Идут себе, никого не трогают. Надо будет, сами вызовут. Словно прочитав мои мысли, на палубе суденышка на несколько мгновений показался и скрылся силуэт, будто показывая что все в порядке и в помощи не нуждаются. А уж в вопросах - тем более. Через несколько минут белый парус уже был далеко по корме. Я смотрел на него с палубы бассейна, забыв про турник и ежедневные свои упражнения для поддержания физической формы, которую ошибочно считал основой личного счастья. Смотрел на исчезающий за горизонтом символ свободы и совершенства и мне казалось, что это я плыву на той яхте под белыми парусами - плыву один одинешенек, из ниоткуда и в никуда. Космос! Полная гармония и беспредельное блаженство.... Переведя мечтательный взгляд с океанской дали на свежевыкрашенный в бирюзовый цвет просторный, по судовым меркам, бассейн, с досадой вспомнил, что обещал боцману Гаврилычу раскрасить его "чем нибудь веселым". Обещание это хитрый Гаврилыч вытянул из меня в обмен на краску для эмблемы на причале.
Если помните, раньше была мода раскрашивать причалы "фирменными" эмблемами - название судна, какие-то символы, якоря, русалки... Никаких "тут был Вовчик" не приветствовалось. Авторы понимали что это надолго и на всеобщее обозрение, весь мир может увидеть, а уж свои и подавно - не преминут обсудить и... похвалить. Поэтому не халтурили и старались на совесть , за честь родного судна. Это уже потом , все свелось к банальным спискам экипажа набитым трафаретом на асфальте, а тогда это была своеобразная причальная художественная роспись и мне , конечно-же, очень хотелось оставить свой след в этом деле. Случай представился во время выгрузки в порту Сантьяго-де-Куба, во время общесудового субботника по случаю чего-то там, в Союзе. Не очень понимая, что моряки должны делать на субботнике, тем более если все уже переделано и судно содержится в образцовом порядке, я взял, заранее приготовленные материалы и отправился на причал.
К субботникам и прочей принудиловке у меня выработалось определенное отношение с детства. Я, если хотите знать, был, может быть самый молодой диссидент Советского Союза. Во время визита генерального секретаря ЦК КПСС в наш город, будучи уже вполне взрослым третьеклассником, привыкшим ежедневно принимать самостоятельные решения в мелких бытовых вопросах, я сознательно прогулял обязательный сбор и встречу дорогого вождя на улицах города. Не знаю почему. Не пошел, и все. Дрожа от страха, я смотрел прямую трансляцию этого, без сомнения, эпохального для всей страны события по телевизору, и с ужасом, который могут испытывать только дети оставшиеся одни дома, пытался представить - что же со мной будет завтра. На улице не было ни души - все были на главном проспекте, весь город. Кроме меня. Удивительно, но мне ничего за это не было. Вероятно, в приливах всеобщего восторга, моегo отсутствия никто не заметил. А может, они и помыслить себе не могли, что кто-то посмеет не придти, и поэтому поленились пересчитать юных пионэров?
Надпись была красивая. Сделана по всем правилам оформительского ремесла - цвет, шрифт, размер и композиция. Все как учили меня в школе. И мне она нравилась, что бывает редко у художников. (Обычно я терпеть не мог своих работ, стараясь побыстрее "сбагрить" их друзьям, чтобы никогда больше не видеть позорных ошибок и перекосов перспективы.) Достаточно крупная чтобы читалась с моста в балласте без бинокля - серое с красным и черный строгий шрифт, (который впоследствии назвали Times New Roman) - название нашего судна и по низу наискосок, словно перечеркивая довольно реалистичный череп с костями, надпись курсивом: "The Last Caribbean Corsair!". Еще до того, как поставить финальную точку в виде восклицательного знака, я знал что это - успех! По количеству зрителей с борта и по тому как пекло затылок от их сверлящих спину взглядов, было понятно что новый наш trade mark пришелся по душе всем. Впрочем, закончить "картину маслом" мне не дали. Подошел дед и, вроде как от себя, прозрачно намекнул – мол, иди-ка ты от греха подальше, в машину. Ну, в машину, так в машину. Не препирались мы со старшими тогда. Делали молча, то что хотели, без рекламы и громких заявлений. Закончил "шедевр" ночью, после вахты, при свете прожекторов - поэтому восклицательный знак немного кривоват. Но это можно исправить в следующий раз. На утро, перед отходом, придирчиво взглянул сверху на детище еще раз и остался доволен. Память на века!
Через несколько недель, снова оказавшись в Сантьяго и едва разделавшись с приходом и вахтой - прыжками, через две ступеньки по трапу наверх. Что греха таить, думал о своей эмблеме на причале и о возможных конкурентах. Как бы систершипы не наклепали чего нибудь похожего (крутился один тут неподалеку) а то, еще и получше, - подражать же всегда легче. Трое нас было - систершипов. Пижонистых таких "панамаксов"- труба с козырьком, якорные клюзы в щелочку - щеголи, ни дать ни взять. Не иначе, как за это щегольство и пижонство, и утюжили мы Атлантику, себя не помня - слева направо и справа налево, годами не зная приличной отоварки. Друг на друга смотрели высокомерно и с ревностью - как бы не обогнали ненароком в перевыполнении квартального плана.
Выйдя на палубу и привыкныв к яркому солнечному свету глянул на причал... и ужаснулся. Сердце мое сжалось в комок и противно застучало в горле -надписи больше не было. То есть, все было - и красный прямоугольник окантовки и название нашего "карибского корсара", но... Кто-то, явно указывая на фамилию нашего помполита, размашисто расписался поверх всего, бледно-голубого цвета краской - "М... д. - ПОЦ!" ...Damage был, как говорится, done. Надпись было уже не исправить - только переписывать заново. А вот этого - понимал я - мне уже никто не даст сделать... Ох, и зачем же только неизвестные злопыхатели сообщили очевидную и хорошо известную нам вещь таким изощренно варварским способом! Бросив прощальный взгляд на причал, где обреченная надпись безмолвно взывала к создателю пустыми глазницами пиратского черепа, я ушел в каюту и заперся изнутри... Одно дело - рвать в клочки свои эскизы и "жечь холсты" и совсем другое, когда свободное творчество гибнет под катком идеологического мракобесия, стыдливо скрываемое под эпоксидным слоем трусливого лицемерия. Через час на месте эмблемы блестел на солнце неровный прямоугольник грязно серого цвета, почти неотличимый от выгоревшего во времени и палящих лучах, асфальта. Боцман Гаврилыч, неся в одной руке покрасочный ролик на длинной ручке а в другой - кандейку с надписью Hempel, неспешно поднимался по сходне, на борт судна...
К вечерней вахте я уже знал, что и как буду делать с бассейном для Гаврилыча. Но подготовку "мести" пришлось отложить, на время "спасения" соседнего кубинца. Танкер "Primero De Mayo" ("Первое Мая") грузился бензином на Европу и стоял... обесточенный весь день. Ну. он конечно не грузился - без питания и без балластных насосов, даже при наличии ручных приводов грузовых клапанов, особенно не погрузишься - так, стоял себе тихонько. Ничто не выдавало в нем "лузера", или попросту говоря, мы и подумать не могли что он - "мертвый". На корме сидели несколько мужчин и женщин, звучала гитара и слышались ритмичные кубинские песни - и Besame Mucho, и Feliz Navidad. С наступлением сумерек, нас осенило - мама родная, он же потухший! Ни дымка, ни огонька! И как мы раньше-то не заметили. И словно в подтверждение нашей догадки, вскоре появился кубинский Секонд и на сносном русском попросил помощи.
Спасательная экспедиция во главе со Вторым, вернулась обескураженная. Из трех движков, на ходу был лишь один. Другой был разобран на ремонт, а третий - раскурочен на запчасти для второго. Ух! Воздух весь вышел, аварийный движок с навешенным на него аварийным компрессором не запускается. Всё! Аллес капут, как любил повторять наш командир роты, встречая опоздавших из увольнения. Короткое совещание где-то там наверху, у Деда наверное, под неизменным председательством комиссара, постановило... протянуть шланги от наших цилидров сжатого воздуха и зарядить кубинские пусковые баллоны . Сказано - сделано. Собрали всё, что было от нас, добавили от них чуть-чуть и - вуаля, открывайте клапана. Меня, как вахтенного, поставили следить за давлением на нашей стороне. Стою, слежу...
Периодически выхожу через раздевалку в коридор мотористов - по пути импортного красного воздушного шланга, плавно изгибающегося на поворотах и слегка подрагивающего от напора сжатого воздуха, что делает его похожим на живое существо. Примерно на пол пути от дверей раздевалки до трапа, ведущего на ботдек и затем на улицу, красная "змея" соединена с такой же, только зеленой "гадюкой", посредстом импортного же соединения, называемого в народе "гайкой Рота". А правильно будет - "Чикаго коннекшн", или Twist-Claw Hose Coupling - это если вам вдруг захочется представить нашу "спасательную операцию" графически, так сказать. Хожу, смотрю на манометры, думаю о том, как мы сейчас братский народ выручаем. Бесплатно и в свободное от работы время, имея ввиду Второго механика и форсунщика Андреича, без которого Второй - как без рук и поэтому зовет его всегда, если что случится. Да нам и не жалко воздуха - там немного его и надо-то, килограмм 10 (давления) от силы, а у нас - целых 30! Поделимся с удовольствием, - думаю я, и чуть добавляю, почти неосязаемым прикосновением руки к клапану сжатого воздуха высокого давления. Едва заметное движение стрелки манометра не привлекло моего внимания, но слегка изменившийся звук машины не мог не задеть чуткое ухо профессионала. Новый шум, как будто где-то шипит вода льющаяся из незакрытого крана, вплелся в знакомую симфонию звуков и заставил меня подняться по исходящему направлению - в раздевалку...
Свист воздуха на секунду оглушил меня полностью. Сквозь приоткрытую дверь из коридора летели хлопья изоляции и было видно как метались красные молнии обезумевшего вдруг шланга, молотя "чикагской" гайкой по подволоку и переборкам. Зеленая "змея" - шипела, извивалась и тоже молотила своей гайкой во все стороны, хотя и не так неистово как ее красный собрат. Подволок вместе с плафоном освещения был разбит вдребезги и раскрошенная стекловата термоизоляции неслась по всему коридору в потоке сжатого воздуха, вдруг выпущенного на свободу. Ну, мы конечно все перекрыли срочно - я у себя в машине, и они там на палубе отмашку дали на "Первое Мая". Mол, перекройте у себя воздух, а то у нас тут, у Четвертого - гайки пообрывало и пол коридора левого борта на главной палубе уничтожило... Кубинца - Второй с Андреичем, все же "завели" и свет у них загорелся. Еще до того, как смели осколки разбитого плафона и прибрали беспорядок в разбитом коридоре. И даже до того еще, как спустился в машину Дед - "ласково" побеседовать с молодым поколением, то есть - со мной. Вы спросите : “Kак! За что?” Ну, такие порядки тогда были, и Деды просто так в машину не спускались. А было бы за что... Ну, вы знаете.
...Спасать бедствующих и помогать страждущим - это наш моряцкий долг.
Когда в сентябре 93-го в Южной Атлантике тонул питерский "Полесск", мы уже обогнули Африку и поднимались к Экватору. Помочь им мы ничем не могли, но каждые 6 часов ждали сводки спасательного центра и надеялись, собравшись на мосту и затаив дыхание: вот-вот их найдут, вот-вот их спасут... Когда СКЦ прекратил поиски за отсутствием надежды найти живых, было больно... Через месяц, у Азорских островов, другой наш сухогруз (не вспомню название) получил опасный крен и дал SOS. Капитан Анатолий Иванович Азов, тот самый, который на "Луганске" подорвался в Никарагуа на мине в 84-м, распорядился готовиться к смене курса. Мы были более чем в сутках от них и, посчитав топливо, уже готовились к повороту, ("VLCC спешит на помощь!") когда пришло известие что американцы подоспели первые и подберут экипаж, в случае чего.
...После "оживленного" нами кубинца, помогли еще одним бедолагам, братьям-славянам полякам. Хотя, если разобраться, неизвестно - кто кому помог. После того случая, в моей голове что-то щелкнуло, да так и не встало на место. Поляки - Дед с электромехом, плавали под флагом у голландцев на небольшом таком корытце, типа RO-FLO. Корытце - натурально. Притапливается, и через кормовые ворота заводится плавучий груз. Ворота закрыли, балласт откатали, и - груз уже лежит на дне трюма. Крепи и езжай себе, с богом. В общем, спешили они куда-то, по своим рофлошным делам. А тут - главные скисли, оба. Как назло! Остановились посмотреть. Да только - смотри не смотри, а если стенда форсуночного нема, то и делов - нема. Вышли поляки на палубу - перекурить это дело на рассвете. Глядь - а тут мы загораем на яшке, неподалеку. Третью неделю, между прочим. Они - в шлюпку и к нам:
- Выручайте!
К этому нам не привыкать.
- Заходите!
Заносят три мешка - один с форсунками, другой - с сигаретами. А третий! - с пивом! Третий мешок даже до надстройки не "дошел" - завернули его обратно:
- Нет! У нас - борьба со всеми видами злоупотреблений, и с пьянством в том числе!
- Добже! - поляки говорят, хитро подмигивая - Это мы понимаем, сами такие, вшистко едно!
Сигареты марки Viceroy раздали - каждому по блоку, включая некурящих. Форсунки с новыми распылителями - опрессовали и отрегулировали как надо. Андреич - золотые руки! Поляки рады как дети и приглашают к себе. Наш Дед - партийный, ему нельзя. Серега согласился ехать, но его одного - наши не отпускают. Звонит он мне, а я - уж в койке, отдыхаю перед вахтой:
- Хочешь, поедем к буржуям в гости, - говорит он
- Не-е, я уже спать завалился... Че я там забыл, - а у самого сердце заколотилось - "к буржуям!"
- Ну пожалуйста, - канючит Серега, - Третий за тебя постоит, если припозднимся.
- Ладно, только ради тебя - вздыхаю устало, на лету впрыгивая в шорты.
Инструкций нам никто не давал - насчет там, как вести себя, или чего разведать у члена НАТО. Но мы и так знали, с детства - что такое "советская гордость" и как ее следует нести высоко и...
... Они - все улыбались. Все. Даже поляки. Ну поляки, ладно - мы их от увольнения спасли. Дед так и сказал. Матросы, здоровенные голубоглазые блондины-голландцы - улыбались белыми зубами и показывали нам большой палец:
- Гут! Машину починим, и послезавтра - дома!
- А-а.. - рассеянно скользя взглядом по приближающемуся силуэту стоящего на якоре судна, - и где же дом?
- Амс! Амстердам из гут! - и еще шире улыбка и еще белее зубы на фоне синевы карибской волны.
Тут я пытаюсь сообразить - как же хороши должны быть форсунки, чтобы домчать до Амстердама к послезавтрему! Мы-то, даже если очень-очень захотим и весь наш коммерческий отдел, в лице всемогущей диспетчерской службы, пожелает - никак раньше чем через три недели не увидеть нам своей черноморской водички и своих чаечек белокрылых на песочке. К тому моменту - можно десять раз перехотеть, поэтому - уж лучше и не заводиться...
- Эроплейн, - расставляет руки для пущей наглядности, добродушный здоровяк, - Кюрасао! Фью-ю!
Пришлось схватиться рукой за планширь шлюпки, чтобы не выпасть за борт. Наверно мне напекло голову - господи, да как же это возможно? Матросов - возить на самолете?
Не знаю как Серега, а я до этого никогда не был у иностранцев в гостях . И то, что я увидел, повергло меня в шок. У них - все двери на распашку! Все каюты! В тесноте такой живут - дверь в дверь, и настежь. И не нужно им бояться ключ потерять, как нам. А когда к Деду, в разгар нашей с поляками беседы, зашел молодой приветливый старпом в оранжевом комбезе, с ящиком пива в руках и, за неимением свободнoго места на диване, запросто уселся на палубу - мой мозг выключился, отказываясь регистрировать происходящее как действительность... "Третий мешок" с подарками, поляки всучили нам вшистко едно, сунув туда еще бутылку виски - для Деда. Бутылки ( А мы просили в банках, но голландцы сказали "онли гласс!") предупредительно обернули в бумагу, чтобы не побились и не звенели в мешке. В полночный час, когда полная луна уже серебрилась на чернильном небе, подходили мы на голландской шлюпке к родному судну и обнаружили, что наш парадный трап убран, а для нас приготовили штормтрап. Да мы с Серегой, не особо-тo и удивились - чего еще ожидать, от своих-то...
Ну вот, пожалуй и все на этот раз. Да и время позднее. А про любовь? - спросите вы. А что "про любовь"? В один из приходов домой, я вписал тестя в судовую роль (он гостил у нас летом, на море) и показал ему пароход. Он был очень впечатлен грузовыми шлангами, порядком и чистотой на борту. Сидя в моей скромной каютке и выпивая по маленькой "за приход", тесть обвел взглядом "фатеру":
- Тут значить, живешь?
- Да это временно, - затараторил я - у Второго, знаешь какие апартаменты двухкомнатные? А у Деда - еще и кухня есть!
Не слушая меня, тесть смотрел, поверх тщательно заправленной койки, в переборку, за которой жил своей летней суетой южный город.
- Поди скучаешь тут, один-то?
- ....
- Знаю, - не дожидаясь ответа, продолжил он, - меня тоже вон, без бабки, тоска берет через неделю... Ну, где тут у вас курить можно?
Вот и вся любовь.
© steam25
2014
Поделиться523 ноября, 2014г. 20:33
Жизнь морская многотрудна, временами опасна, но никогда не скучна, это слово так же неприменимо к морю, как и к настоящему мужчине. Ежедневно это трижды проклятое и горячо любимое море подбрасывает всякие каверзы и проблемы, решая которые, забываешь не только о скуке, но и обо всем остальном. И если есть проблемы неизбежные, и потому принимаемые покорно, такие, как тайфуны или пьяные грузчики, то бывают проблемы докучливые, приносящие ненужные хлопоты, уничтожающие нервные клетки и волосы из прически. Еще несколько слов, пара предварительных высказываний, и рассказ тронется с места. Конечно, об этой проблеме исписана масса бумаги и тысячами различных авторов, или претендующими на это звание: от Новикова-Прибоя и Лавренева до секретаря комиссии партийного контроля при парткоме. И даже существуют различные мнения о том, кого из них читать интереснее.
Проблема эта родилась в тот самый момент, когда Господь вынул ребро у спящего бедняги Адама и сотворил из него Женщину. Это само по себе уже породило конфликт, в результате чего Адам был попросту выкинут из Рая, но порождает целый набор конфликтов, когда сорок Адамов, совместно с восемью Евами помещены в отнюдь не райское местечко, носящее заурядное имя – теплоход «Тарханск».
Рейс был длинный, вокруг всего «шарика», и это давало право мужской части экипажа «Тарханска» носить сережку в ухе, чего автор не посмел проделать из соображений этических.
Капитаном «Тарханска» был Анатолий Павлович, являющий собой фигуру, как нельзя более неподходящую на должность капитана. В старых советских фильмах актеры подобной фактуры почему-то всегда исполняли роли колхозных счетоводов или банковских клерков, неудачливых в любви.
Маленький, полненький, лысенький, усатенький и к тому же слегка заикающийся, он имел еще маниакальную склонность к деньгам. Как-то в Индийском океане он получил из дому радиограмму, что у него родился внук. На радостях собрал на дружеское застолье судовую верхушку: старпома, стармеха, помполита. Плюс четырех женщин: буфетчицу, дневальную, доктора и уборщицу Любу Крошкину. С нее-то все и началось. Хорошенько выпив, закусив, и даже слегка сплясав, участники застолья мирно разошлись по своим каютам. А в конце месяца судовой артельщик, продувная бестия, матрос Быстров, по кличке Масера, преподнес старпому, стармеху и помполиту ведомость, где каждому из них предлагалось расписаться о вычете из зарплаты весьма ощутимой суммы. Стармех и помполит прибыли в каюту старпома, и здесь Масера, злорадно улыбаясь, сообщил им, что капитан раскинул расходы по вечеринке в честь рождения внука на всех участников застолья. Старпом только и спросил: «И на женщин тоже?»
Ехидный Масера, все так же улыбаясь, ответствовал: «Нет, женщинам бесплатно!»
Перекрестным допросом у него было выяснено, что в тот вечер Люба Крошкина осталась у капитана.
Люба Крошкина оправдывала с точность до наоборот, имея ножку 44 размера. Соответственно ножке было и все остальное, и если бы ей вдруг дать в руки факел, она вполне могла бы послужить моделью для статую Свободы у входа в Нью-Йоркскую гавань. Эта женщина сумела бы войти в горящую избу, даже минуя дверь, и не только остановить на скаку коня, но, при необходимости, запросто вырвать ему хвост. Люба вполне могла бы быть в родстве и с воинственными девами-валькириями из скандинавской мифологии, поскольку никогда не улыбалась и характер имела очень нордический, но, как потом оказалось, нестойкий. Оно бы все ничего,в конце концов, капитаны тоже люди, а рейс, как уже было сказано, был длинный, а женщин, этих производных от Адама, всего восемь, а жены за горизонтом.
Однако Люба не выдержала испытания «звездной болезнью» и совершила самую крупную ошибку, какую только может совершить женщина на судне. Она возомнила себя «капитаншей» не помня, а может, и не зная, что муж королевы английской отнюдь не является королем.
До старшего помощника уже доходили слухи, что Люба ведет себя не совсем подобающим образом, позволяя себе грубить не только матросам, но членам комсостава. Однако старший помощник, обладая здравым смыслом, не хотел вмешиваться, надеясь, что капитан сам все поставит на свои места. Старпом твердо помнил слова одного из своих наставников- капитанов:
– С женщиной на судне ты должен поставить себя так, чтобы она и в постели обращалась к тебе на «вы». Сумеешь это сделать – попутного ветра. Нет – лучше воздержись, потому что это чревато.
Но Люба, вероятнее всего, была с капитаном на «ты».
В этот вечер старший помощник достаивал, а вернее, «дохаживал» свою обычную вахту, с 16 до 20 часов. Тихий океан тыл действительно тихим, каким и увидел его впервые Фернандо Магеллан сотни лет назад. Включен был авторулевой, и вахтенному матросу было абсолютно нечего делать. В 20 часов, испросив разрешения у старпома, он помчался в столовую на ужин, по пути спустив кормовой флаг, так как солнышко уже раскинуло по небу свои последние в этот день лучи.
Вахтенным матросом у старпома был Сергей Губанов, курсант последнего курса мореходки. Он проходил на «Тарханске» практику. Здоровенный парняга, он, как и все сильные люди, был спокойным и покладистым, однако кулак его в профиль походил на судовой чайник.
Команда уже отужинала, уже был повешен экран, заряжен киноаппарат, и любители в ожидании фильма резались в нарды, игру, занимающую по интеллекту второе место, непосредственно после перетягивания каната.
Сергей, усевшись на крайний стул, спросил, как всегда, негромко: «Люба, что там у нас на первое?». Люба, находясь сильно не в духе, швырнула ему под нос чашку борща, пробормотав при этом что-то весьма напоминающее: «Чтоб ты подавился!». Часть борща плеснулась на стол. Конечно, Любе не терпелось скорее завершить ужин, убрать посуду и удрать в уют капитанской каюты, а тут корми этого облома, который шляется неизвестно где, приходит последним, трам-тара-рам, в загробные рыдания и метацентрические высоты, и вообще!
Посуда в ее руках гремела воинственно, но Сергей мало обращал на это внимания, доедая свой борщ. Моряки, измученные нехваткой развлечений, сенсаций и скандалов, поначалу было проявили острейший интерес к развитию конфликта, но Сергей, живостью натуры напоминавший черепаху Тортилу, ел молча, чем довел Любу до состояния готового прорваться фурункула.
И едва Сергей произнес необдуманные слова: «Люба, давай второе», как вулкан ожил. Подскочив к Сергею, она издала вопль козы Робинзона Крузо, в котором было трудно угадать обычный мат, и с размаху надела ему на голову миску с макаронами «по-флотски». В этот момент выражение «вешать лапшу на уши» явилось окружающим во всем натурализме, заставив любителей нард забыть о своих кубиках. В наступившей тишине было слышно, как Сергей нашаривает под столом свой тапочек, спавший у него с ноги в момент атаки Любы. Тапочек был надет, Сергей воздвигся над столом, и его правый чайник, то-есть, кулак, аккуратно влип в Любину пудру, щедро усыпавшую щеку. Дальнего угла столовой первой достигла Любина туфелька 44 размера, затем туда же прибыла и хозяйка туфельки, раскинув руки и ноги,и пудра припорошила место прибытия словно снежком.
Старший помощник, сдав вахту, спустился в каюту, где его ждали полагающийся в тропиках стакан вина и любимый Остап Бендер. Но едва только Бендер познакомился с Кисой Воробьяниновым, снизу, из столовой команды, донеслись голоса, но не с киноэкрана, как это обычно было в этот час, а что ни на есть «весомо, грубо, зримо».
В каюту старпома в полном составе прибыли рядовые члены экипажа : матросы, мотористы, электрики, для которых «капитанша» Люба была «кормилицей». В каютном пространстве стали слышны запахи табака и непечатные выражения.
Вперед выдвинулся боцман по фамилии Ниман, хотя вернее было бы дать ему имя «Нимиц», потому что фигурой своей боцман живо напоминал этот авианосец.
Речь его была столь же краткой сколь и красочной. Если опустить все непроизносимые выражения, то, собственно, слушать было нечего. Основная мысль его сольного номера могла быть выражена в двух словах : «Если капитан хоть что-то сделает Сергею, мы все бросаем работу».
Старший помощник скрыл свою радость, потому что Люба и для него была головной болью, и уточнил у команды: «Так вы меня направляете парламентером к капитану?», на что получил утвердительный ответ.
Как и следовало ожидать, ожил телефон, и старший помощник отправился к капитану. Разговор получился короткий, как бутылка пива в жару, и бурный. Как ни топорщил усы капитан, но близился конец рейса, и на причале родного порта ему уже мерещился грозный образ собственной жены. Инцидент был предан забвению, и «капитанша» Люба опять стала просто Любой. Больше всех был доволен старпом: во-первых, в экипаже исчез фактор напряженности, а во-вторых, нелюбимый им капитан слегка получил по носу.
Уже перед самым Владивостоком рано утром капитан стоял на крыле мостика. Как всегда по утрам, уборщицы наводили порядок на своих объектах, в том числе и Люба. Корзину с, пардон, бумажками из гальюна, полагалось опорожнять в специальную печь на корме, где их и сжигали. Но Люба поленилась нести корзину так далеко, и выбросила все добро за борт. Вихревым потоком эти бумажки, так называемые «голуби», тут же подхватило и осыпало капитана с головы до ног.
Н.Баранихин
Капитан дальнего плавания
Поделиться61 декабря, 2014г. 10:56
Запись переговоров CEC "Future" и сил Коалиции. Пираты!
Поделиться74 декабря, 2014г. 13:55
В душе штормит, мадам, и Вы, однако!
Внутри оставили такой рубец...
Что я готов у Вас свой бросить якорь!
А если нет — примите хоть конец.
Поделиться817 декабря, 2014г. 12:46
Мы в таких штормах бывали,
Что живым из них не уйдёшь.
Мы с Олонэ Маракайбо брали,
Что теперь на рагу похож.
Мы мошенники и убийцы,
Нам бы «галстук» надеть пора,
Мы охотники на «индийцев»,
Тех, что просят всегда ядра.
Мы охотники на «индийцев»,
Тех, что просят всегда ядра.
Говорят, что за эти годы
От «индийца» пропал и след,
Галеоны не ходят в походы,
Серебра на них теперь нет.
Говорят, что в дальние страны
Путь не держат они никогда.
Только я заявляю прямо –
Это полная ерунда.
Только мы заявляем прямо –
Это полная ерунда.
Нет, «индийцев» не стало меньше,
Просто факт сей стал ощутим:
Слишком много пиратских клешней
Стали сдуру тянуться к ним.
И пришлось им плыть осторожно,
Чтоб дублоны свои спасти,
И вот теперь не так уж и сложно
Галеону от шхуны уйти.
И вот теперь не так уж и сложно
Галеону от шхуны уйти.
Стало страшно французам тем паче,
Залп дают по встречным судам.
Да и как же им быть иначе:
Буканьеры и тут и там.
Подойдёшь ты для абордажа,
Ну а твой приз навсегда ушёл
И только в море свой флаг покажет,
Да чтоб ты к чёрту морскому сошёл.
И только в море свой флаг покажет,
Да чтоб ты к чёрту морскому сошёл.
И только в море свой флаг покажет,
Да чтоб ты к чёрту морскому сошёл.
И то-то-лько в море свой флаг покажет,
Да чтоб ты к чёрту морскому сошёл.
Поделиться1023 декабря, 2014г. 08:30
Механик и штурман:
В грязных ботинках, в лохмотьях висящих.
В новеньких туфлях, на солнце блестящих.
Роба испачкана маслом машинным.
Галстук, рубашка выглядят чинно.
Руки в мозолях и запах солярки.
Нежные пальцы, не знавшие сварки.
Так приближались о Боге гадая
Механик и штурман к златым вратам рая.
Петр Святой,вид двоих созерцая,
Знал кто достоин заветного рая.
Взор обратив, книгу жизни он взял
И прочитав ее строго сказал:
- Был ты, механик, в трудах и в дыму.
Шрамы и кровь подтверждение тому.
Так что иди, отдохни божий сын -
как на земле почивал господин.
Сын мой, познал ты сполна этот смрад,
Знаешь ты точно какой это ад.
Ворота открылись, механик идет
Вот судовода подходит черед.
Воздухом свежим и солнечным днем
Не обделен был на свете на том.
Жизнь и работу ты тоже познал, -
Больше чем ручка не поднимал.
Не обессудь, то не Бога каприз.
Верх ты познал - так познай же и низ.
Rodolphus Lestrange, понял?
Поделиться1123 декабря, 2014г. 20:18
Германия, как страна - мне тоже "индифферентна" с некоторых пор. И дело совсем не в исторических коллизиях. Просто, не удалось мне там побывать за все годы моего плавания, и теперь уж не придется, наверное. Недавно, правда, контора собиралась послать нас в Гамбург, на тренажер "МаК". Но, в последний момент передумали, и пришлось мне лететь в Fort Lauderdale, на "Wartsila". Не то, чтобы мы здесь не могли отличить МаК от Wartsila, просто такие у нас корпоративные "заморочки" - периодически нужно срываться с места и ехать на всякие тренинги и тренажеры. Так, мол - страховщикам спокойнее. Ну да ладно. Тогда вот, тоже - шли на Брюнсбюттель, а в последний момент нас завернули на Данию...
... Дания, как и любая другая страна, для каждого - своя, особенная. Для кого-то это может быть, музей Андерсена и бронзовая Русалочка, потемневшая от времени, но не утратившая от этого своего очарования, на набережной Копенгагена. А для меня Дания - это маленький городок Скёрбэк (Skaerbaek), что недалеко от Фредерисии (Fredericia). Рядом с этим городком стояла в то время тепловая электростанция, а может и до сих пор есть, если экологически-продвинутые датчане еще не снесли ее в пользу "ветровых мельниц". ( К "ветровым фермам", между прочим, я отношусь крайне консервативно. Считаю что они непоправимо портят ландшафт, да и птицы, говорят, их боятся. Хотя, кто же меня и таких как я, будет слушать?) С этой самой тепловой станции нам пришлось однажды летней августовской порой, вывозить остатки топлива - экономически озабоченные датчане меняли импортный мазут на немецкий уголь. Считали, что так дешевле.
...Так вот - как известно, большинство наливных систем, особенно на специализированных терминалах или электростанциях, как говорится, системы "ниппель" - туда дуй, а оттуда, соответственно - ничего. Это сложно объяснить в двух строчках и прошу поверить мне на слово. Это - вот как ведро воды с 9-го этажа опустить на землю. Легко - переворачиваем ведро вверх дном с балкона, и летит 10 литров воды, родимые, вниз, ускоряясь каждую секунду, согласно законов физики. А назад? Ведро воды поднять на балкон 9-го этажа? Много сложнее и дольше, что характерно. Вот также и в наших наливных делах. Так вот, и "сидели" мы у ветхого деревянного причальчика - аж 4 дня , пока датчане топливо свое лишнее "запихивали" обратно в наши танки. Хорошо еще что лето и жарко, а то бы и в месяц не управились бы. За четыре дня мы обследовали всю округу, о чем и постараюсь рассказать во всех подробностях. Тем более, что рассказать - есть что. Представьте себе, если с нами столько всего случается за пару-тройку часов наших танкерных вылазок на берег, то что уж говорить за несколько дней!
...Первым, как и везде, чужеземных мореплавателей встречает лоцман. В датских проливах - сразу двое. Проводка длинная и сложная. Датские лоцманы мужественны, красивы и элегантны - глянешь, и сразу ясно что Европа! Мы тоже не лыком шиты, гостеприимство - наш конек. Сразу - за стол, тем болеее что время обедать. На первое - борщ. Обыкновенный такой себе "борщечек" от ст. повара тети Маши - повседневный, скажем. Ничего особенного. Но! Борщ - это один из тех наших национальных продуктов, за которые не бывает стыдно перед приличными людьми. Борщ, это знаете-ли Borstch! Суперблюдо, известное и популярное во всем мире - от Чили до Японии (на Восток), пользующееся неизменным успехом у гостей.
(Эх, жаль не вписываюсь в формат! А то бы сейчас "отписался" бы на пару страниц про наше национальное кулинарное достояние, тем более что у меня - обе бабки, мать, теща, жена и две ее сестры - все умели и умеют создать этакий праздник за столом. Представьте теперь, насколько я искушен и избалован.)
Мужественные и красивые датчане - умяли по две тарелки каждый, чем "ввели в краску" тетю Машу. Вытеревшись салфетками, они отставили пустые тарелки, хлопнули ладонями по столу и синхронно подняли две правые руки с отставленным большим пальцем - жест означающий на всех языках мира - "Хозяйка - вери гуд!" Окончательно смутившись, "морская волчица" тетя Маша, проплававшая на танкерах 30 лет, теребила белоснежный передник натруженными пальцами и выговаривала разрумянившейся буфетчице Свете: "Та если бы я ото знала, та я бы еще пампушек с чесноком..."
...От компота из сухофруктов, датчане вежливо отказались, сославшись на сытость. На их месте я бы тоже не рискнул пробовать подозрительного вида мутную жидкость с плавающими темными предметами в стакане, не имеющую сколь либо внятного названия к тому же. Попробуйте-ка перевести слово "компот" на английский. Что у вас получилось? Вместо десерта, один из лоцманов поднялся на мост, заниматься непосредственно делом. Второго, сменного, Дед затащил в машину, где мы продолжая "традиции гостеприимства" предложили "мистеру пайлоту" на выбор кофе или чай, втайне надеясь на "чай", как единственно "настоящий" напиток в доме. Услышав "коффи плиз", Дед принял отсутствующее выражение лица, а Серега украдкой моргнул и я понял его сигнал. Незаметно для гостя, насыпаю двойную дозу ячменного напитка "Золотой Колос" в белую фаянсовую кружку и, залив кипятком, размешиваю и подаю лоцману:
- Sugar? - спрашиваю, довольный своим произношением.
- No, thanks - с улыбкой отвечает датчанин.
Себе - тоже "набодяжили" лучезарного напитка, хотя и не такого крепкого. (Гостям - всегда все самое лучшее.) Закурили датских сигарет... Видя, что лоцман явно не спешит с "кофе", Дед невинно интересуется:
- Хау из коффи?
- It's ... different, - после паузы выдавливает из себя обескураженный датчанин.- What coffee is it? Russian?
- Я,я! - дружно киваем, но банку, предусмотрительно спрятанную в ящике стола, показывать не стали.
Дождавшись, когда "гости" покинули ЦПУ, оставив после себя полные кружки, неистово "костерим" Деда, опозорившего нас "на все проливы".
...По приходу, первым делом разведали "за шоппинг", хотя сразу было понятно, что это - не про нас. На автобусе ездили в город, поразивший нас нереальной чистотой - два картала шли и некуда было даже выбросить окурок сигареты, так и держали потухшие бычки в руках, пока не набрели на одинокий мусорный ящичек, тоже нереально блестевший свежей краской, с аккуратно заправленным в него, пластиковым пакетом. А на обратном пути наблюдали сцену, поразившую меня еще больше, чем девственной чистоты мусорный контейнер. Сидя в жестком пластиковом кресле полупустого рейсового автобуса, я с интересом смотрел в окно, стараясь не упустить ни малейшей детали. Вот - моют мостовую перед рыбным ресторанчиком. Кирпичная мостовая густо покрыта мыльной пеной и парень в резиновых сапогах скатывает ее из тонкого шланга, похожего на садовый. Автобус выехал за город и за окном уже желтели спелым ячменем небольшие поля, обрамленные по периметру посадками стройных деревьев с пышной листвой. Вот - мы обгоняем, бегущего по обочине, спортсмена. Он бежит уверенно и легко, по всему видно что это его обычное занятие - бегать на длинные дистанции по сельской местности. Вот - автобус поровнялся с велосипедистом в красивой форме и обтекаемо-аэродинамической формы шлеме. Секунда, и велосипедист остался позади, вскоре скрывшись за изгибом дороги с высоким кустарником по обочинам... Автобус тормозит и останавливается на автоматическом железнодорожном переезде перед опущенным красно-белым шлагбаумом. Настойчиво звенит звонок и мигают две красные фары, предупреждая всех вокруг о приближающемся поезде...
Кроме нашего автобуса у переезда никого нет, и я с интересом верчу головой по сторонам, ожидая появления состава - какой он, датский поезд ? Прямо напротив моего окна, на дороге останавливается подьехавший велосипедист. Я смотрю на него сверху вниз и отвлеченно думаю, как далеко можно уехать на таком, "сказочной" красоты, велике... Мои размышления прерывает бегун, которого мы обогнали первым. Он останавливается перед "закрытой" полосатой планкой шлагбаума и вытирает пот с загорелого лба... В тишине безветренного дня заливается беспокойной трелью аларм переезда, и застыли без движения - рейсовый автобус с десятком пассажиров внутри, велосипедист в бело-голубом шлеме, опустивший левую ногу для опоры на землю, и спортсмен-бегун, облокотившийся для удобства на небольшой металлический барьер, ограничивающий зону переезда. "Свистящего и грохочущего" поезда не слышно и не видно - я вглядываюсь насколько хватает обзора в плоское пространство окружающих нас полей. Так продолжается довольно долго, так что кажется - время остановилось, и я начинаю беспокоиться, смутно понимая, что происходит нечто непонятное для наших мозгов. Наконец, напряжение ожидания вознаграждено свистом приближающегося локомотива, и через минуту с небольшим - мимо нас бодро простучал на стыках "скорый-литерный" состав из двух "игрушечных" ярко красных вагончиков с локомотивчиком в голове. Еще через пол-минуты, шлагбаум, подчиняясь сигналам невидимых датчиков, взмыл в небо красно-белой стрелой, и все встало на свои места - спортсмен побежал, гонщик снова закрутил педалями роскошного "байка" и наш автобус, осторожно, как кот, подбирающийся к миске с едой, - "переполз" через ровный настил переезда и натужно загудел набирающим обороты двигателем.
Услышав эту историю, вы можете теперь совершенно точно определить - не датчанин(датчанка) ли вы? Для этого нужно лишь ответить на простой вопрос: "Сможете ли Вы в жаркий летний полдень послушно стоять перед закрытым шлагбаумом на пустынном переезде в сельской местности и ждать пока на горизонте покажется поезд?" Я уже, для себя на него ответил, и определил - я не датчанин...
...Закончив исследование дальних территорий, приступаем к освоению ближних, более доступных земель доброжелательной и гостеприимной страны Дании. Тем более, что никаких ограничений не существует. Ни проходных, ни пропусков. Бери паспорт и чеши куда хочешь, хоть на поезде. Мы с Витьком выбрали велосипеды, как наиболее доступное, демократичное и недорогое в обслуживании средство передвижения для неутомимых путешественников, жадных до новых впечатлений. Погодка стояла - на зависть! В чистом голубом небе - ни облачка. В такой день - грех сидеть сиднем на борту. Заранее "зарезервировали" оба общественных велосипеда и спустили их по крутой сходне на берег. О велосипедах марки "Украина" следует сказать особо. Это были не велики, это были танки. Ну, по меньшей мере - тяжелые грузовики велосипедного мира, настолько они были громоздки, неуклюжи и тяжеловесны. Но лично у меня с ними связаны светлые воспоминания детства, когда будучи в гостях у отцовой родни в украинском селе, старшие двоюродные братья научили меня кататься "под рамой". Мне было лет 8 - мое худенькое тельце висело слева от пыльной черной рамы огромного велосипеда, загорелыми босыми ногами я изо всех детских сил давил на тугие педали с жесткими резиновыми вставками, и широко расставленными ручонками вцепившись в большой никелированный руль, отважно пытался удержать тяжелую машину "на курсе". Велосипед катился по пустынной сельской улице и я представлял себя водителем автобуса "Икарус", крутящим такой же большой руль...
Плотно подкрепившись перед дальней дорогой, мы с Витьком после обеда отправляемся в путь, дав себе слово, что будем также терпеливо и дисциплинированно, ждать поезда у переезда, хоть до самого вечера, чтобы почувствовать себя "настоящими европейцами". Поезда мы так и не встретили, а "почувствовать" нам все же пришлось, хотя и не совсем то, чего мы ожидали... Один из наших великов имел дефект - периодически вылетал конический штифт, крепящий ступицу левой педали к рычагу. По хорошему, надлежало давно заменить его на болт с гайкой, либо приварить злополучую ступицу намертво. Но, как это обычно бывает - все хотят кататься, но всем недосуг заниматься починкой. Парой коротких и сильных ударов молотком, непокорный штифт загонялся на свое место, и все успокаиваились до следующего раза. На этот раз, на дефективном велике ехал Витек, но это ничего для нас не значило, потому что мы были вместе и не собирались бросать друг друга, особенно в незнакомой местности. Штифт "вылетел" примерно через два часа и мы остановились посреди опрятных полей на асфальтированной, без единой выбоины, дороге. Молоток мы, конечно же, взять с собой поленились. Ох уж это наше "авось"! Оглядевшись по сторонам, поискали взглядом хоть какой нибудь придорожный булыжник, что ли. Или осколок кирпича, на худой конец - что нибудь подходящее заменить молоток. Но никаких кирпичей или даже обрезков металлической трубы не валялось в придорожной траве в окрестностях маленького городка Скёрбэк, затерянного на восточном побережье датского полуострова Ютландия. Там было только то, что должно было быть - асфальт, трава и земля. Все. Даже пыли не было там. Проездив добрую половину дня по фермерским дорогам в разгар уборочной страды, мы были немало удивлены тем, что шины наших велосипедов остались такими же черными и чистыми, будто мы никуда и не ездили.
...Невдалеке краснела черепичная крыша фермерского дома и мы, преодолев некоторую нерешительность, направились туда, в надежде получить помощь по технической, так сказать, части. Около дома никого не было видно. Гараж был открыт, и если бы не Volvo, стоявший на подьездной дорожке, можно было подумать, что никого нет дома. Собаки не лаяли, и никакого звонка на столбике у дороги не наблюдалось. Ума не приложить - как вот этих хуторян из дома позвать, если вдруг проезжему путнику понадобится кружку воды испить, к примеру? Хоть бери, да камушком в окно, как раньше, в студенческой женской общаге... Да вот беда - камушков никаких нет, да и далековато до дома, боюсь не докинуть. А вдруг и правда - никого дома? Уехали и гараж забыли закрыть, с них станется. "Их нравы"- рубрика такая была в газете "Известия".
(Недавно прочитал я в газете интервью шефа полиции Дании, где он с сожалением сообщил публике, что самым распространенным преступлением в Дании остаются квартирные кражи. И он назвал причину таковых злодеяний - "Люди, говорит, по прежнему не закрывают свои дома и квартиры на замок")
Так мы и стояли на обочине, перед раскрытыми воротами просторного гаража в котором виднелись стеллажи с различным инструментом, среди которого наверняка должен найтись хоть завалящий молоточек, пока краем глаза я не засек дернувшуюся в окне дома занавеску - кто-то наблюдал за нами... Тут мы принялись энергично махать руками, а я даже крикнул пару раз "Хэллоу!" и, на наше счастье, на крыльцо вышла женщина в чистеньком домашнем брючном костюмчике.
Дальше началась самая тяжелая часть действа, поскольку женщина никак не хотела понимать зачем нам молоток и что мы будем с ним делать. Все было просто лишь у нас в головах - "сломался велик, дайте please молоток стукнуть по педали пару раз, и мы поедем дальше, даже воды не будем просить". На самом деле, я думаю, это выглядело так, как если бы к вам на даче, вдруг подошли два иностранных мужика и на ломаном языке попросили бы топор поострее - "колбаски порезать". Сохранили бы вы самообладание в такой ситуации? Женщина в брючном костюме, надо отдать ей должное, присутствия духа не утратила, и чужеземцев на "монстровидных машинах" не испугалась. Принесла красивый молоток с красной лакированой рукояткой и попросила показать ей "как ремонтируют bicycle с помощью молотка". Этому нас упрашивать не приходится. Это мы с удовольствием! Если что-то у нас получается лучше чем у других, мы с радостью продемонстрируем свои незаурядные способности и выдающиеся достижения всему миру! Двумя точными, выверенными ударами датского молотка на красной рукоятке, Витек поставил штифт на место и даже прокатился для проверки качества ремонта перед изумленной фермершей, которая недоверчиво рассматривала возвращенный ей инструмент.
Педаль больше не ломалась. Приехав на городскую площадь, попытались "припарковать" наши "Украины" в специальную стойку для великов, но не смогли - наши шины оказались шире чем отсеки для колес в стойке. Вот так всегда, все у нас не как у людей - и рельсы, и колеса... Осмотрев украдкой педали соседних припаркованных "байков", обнаружили что все педали крепятся маленькими болтиками с круглой головкой под шестигранный ключ Allen...
steam25, 2014
Поделиться123 января, 2015г. 19:17
Мимо корабля бриташех
Я без шума не хожу
То им парус продырявлю
То по борту заряжу!
Опа, опа, тонут два фрегата
Вот и поплыла ко дну Англии регата!
Поделиться1419 января, 2015г. 14:47
Вот это, значит, мой крейсер - который большой и синий. Готовимся...
Поделиться1525 января, 2015г. 22:51
ЖЕНА КАПИТАНА
В моря на заре уходил капитан
И был провожаем женою.
Он был взволнован и чуточку пьян
И рупор держал за спиною.
Жена ему вслед помахала платком
И стерла слезу незаметно.
Но с ней оставался надежный старпом
Маленький и неприметный.
И вот бригантина уже не видна
Лишь парус парит над волнами
И стонет и плачет на пирсе жена
По доскам колотит ногами.
И вот к капитанше подходит старпом
И ласково шепчет на ушко
Пойдем чтоли чаю с тобою попьем
С вареньем,а то и с ватрушкой.
Но нет! Не согласна на это жена!
На низкую подлую шутку.
Сурово взглянув на старпома она
Достойно одернула юбку.
Нет, никогда я не буду твоей!
Любовь за ватрушку не купишь!
Вернется мой муж через несколько дней!
Ему я верна,так что-кукиш!
Вернулся домой из морей капитан
И был он встречаем женою
Он был взволнован и чуточку пьян
И рупор держал за спиною...
Поделиться1624 марта, 2015г. 12:40
"...а он у меня спрашивает: где вы были вчера вечером, я вам в каюту звонил? Я охренел. Е**т тебя?! НА ПАРОХОДЕ!.."
Поделиться173 апреля, 2015г. 21:14
"Щас доходим до моря и я снимаю трусы" (с) Старший помощник капитана, 56 лет.
Поделиться1917 июля, 2015г. 09:18
- Как безумный Вольдемар?
- Ездит на кране, орет "железнодорожников" и гудит сиреной.