И недели не прошло с их последней встречи, и Олдас был уверен, что в ближайшее время они с Яэль Гамп друг друга не увидят, однако обманулся - и теперь решил встретить ее в рабочее время и в Хогвартсе, а не сваливаться как снег на голову домой. К тому же, сам он не любил - и не очень-то умел - оказывать моральную поддержку, сообщая дурные вести, так что счел наилучшим перехватить ее в школе, сделать свою работу и перепоручить ее коллегам - все лучше, чем если она вернется одна в пустой дом.
Гамп на встречу согласилась - и теперь Уильямсон самолично явился в Хогвартс и ждал Яэль во внутреннем дворе замка, на широкой скамейке. Завхоз, унылый сукин сын, дравший уши за любую провинность в те времена, когда Олдас грыз гранит магической науки, следил за ним с таким видом, будто ждал, что Глава Аврората и сейчас способен на любое нарушение дисциплины.
Хорошо хоть школьников поблизости было немного - не то много задали, не то шотландская весна не располагала к прогулкам после полудня.
- Я тут, - позвал Олдас женщину, заметив ее приближение, всмотрелся - знает? Не знает?
Не должна.
- Короче, я по делу. Фиона Макгрегор, журналистка "Пророка", твоя подруга? - "Была" он не добавил. - Близкая?
Всегда нелегко было разговаривать с близкими жертв, и то, что Гамп и сама процедуру знала не хуже, ничуть дело не упрощало и вряд ли помогло бы.
Олдас порылся в карманах, вытащил пачку.
- Здесь как, курить-то можно? - не иначе, как незримое присутствие чертового завхоза возвращало в детство.

Он бестолково вытряхивал сигарету, прикуривал, топчась на месте и пряча глаза, пока Гамп упала на лавку, будто марионетка с обрезанными нитями, и отмалчивался, делая вид, что никак не может раскурить сигарету в этой шотландской сырости, в которой вырос.
Но Гамп была сообразительной, и наверняка и сама не раз приходила вот так к людям, которые ее не приглашали - и засыпала Олдаса вопросами, ответ на которые у Уильямсона был, причем категоричный и окончательный.
- Ну, пошли тогда, - мотнул головой Олдас, наблюдая, как медленно поднимается Гамп. От ее дружелюбной невозмутимости и легкой улыбки мало что осталось - сигарета дрожала в пальцах, слегка, но дрожала.
Не знала, решил Олдас - не знала, но догадалась сразу же, несмотря на весь этот ворох вопросов.
Решил и отметил это для себя, откладывая в памяти: объяснялся ли этот страх за подругу только тем, что и у самой Гамп такого опыта сообщения дурных новостей было в достатке, или было что-то еще?
Фиона Макгрегор не так чтобы была известна среди журналистов - Олдас на бегу полистал несколько выпусков "Пророка", до которых смог быстро дотянуться, и не нашел сенсаций, подписанных ее именем - но освещала политические и криминальные пертурбации, брала интервью у Скримджера осенью и у О'Рейли совсем недавно, и, чисто теоретически, вполне могла засветиться где-то или получить информацию, которой не должна была располагать...
Только убийство не было чистым - если уж на то пошло, не было оно и демонстративным, к которым испытывали слабость ребята вроде пресловутого Рудольфуса Лестрейнджа, чье имя в газетных статьях появлялось достаточно часто после почти пятнадцатилетнего перерыва. Убийство было странным - и хотя тело было оставлено на столе, Олдас не почувствовал ни вызова, ни наглости в этой выставленной напоказ смерти - так хороший повар мог оставить на столе законченное блюдо, тщательно прибрав за собой кухню после окончания таинства кулинарии.

- Случилось, - сказал он, когда они, дымя в разные стороны, хотя упорный ветер все равно сносил дым влево, покинули внутренний дворик и направились к лесу. Внимательный взгляд завхоза Уильямсон чувствовал спиной - снова накатывало дурацкое ощущение, что Филч вот-вот его окликнет, чтобы ткнуть каким-то очередным прегрешением.
- Ее убили этой ночью. В этом ее новом доме, прямо на кухне. Не с помощью магии - но остаточный фон от чар там был будь здоров, - сосредоточенно глядя перед собой, продолжал говорить Олдас, поглядывая искоса на Гамп и все же останавливаясь, когда они вступили под слабую тень подлеска.
Затянулся, ища в лице Яэль проблески страха или догадок о том, из-за чего это могло случиться, и продолжил:
- Район маггловский, но чары использовали постепенно, не боевые и не темные, яркого всплеска не было - в общем, пошло не как срочное. Проверка добралась только после полуночи - та еще ночка была, в Лютном опять дележ территории после последнего аукциона на черном рынке...
Поняв, что начал оправдываться, Олдас умолк, снова сосредоточенно затянулся, встряхнулся.
- В общем, она уже остыла. Ну ты знаешь, как это работает - собираем все ниточки. Кто мог желать ей смерти, с кем она не ладила, кому перешла дорогу.

Она все же расплакалась - не так, как плачут женщины, ища утешения, а, скорее, просто не совладав с навалившимся одним махом, и Уильямсон, которому деликатность в целом была чужда, все же сделал вид, что не заметил слез.
- Ножевая рана, прямо в сердце. Орудие убийства убийца не оставил, - кратко информирует Яэль Олдас, понимая, что ей сейчас нужны любые подробности. Просто чтобы ухватиться за них, просто чтобы чем-то занять голову, вдохнуть снова. - Вообще ничего не оставил - там чисто. Кровь убрали магией, бытовыми чарами.
Он снова затянулся, до самого фильтра, бросил окурок на землю, но уничтожать его по примеру Яэль не спешил.
- Я выделю кого-нибудь заниматься этим, но сейчас, сама понимаешь, нехватка людей, - после чертового нападения на Азкабан, после всех этих потерь - кому он мог сбросить это чистенькое убийство? Арну? Оставить себе, как будто у него мало дел? - Пока вот, видишь, сам...
Он не договаривает, вытаскивает палочку, слабеньким Инсендио превращает окурок в пепел и его тут же подхватывает легкий порыв ветра, разнося по земле, уничтожая даже такое напоминание.
Уильямсон тут же закуривает следующую сигарету - они делают это с Яэль почти одновременно, чужие друг другу в сущности люди, сейчас действующие так синхронно, будто тренировались.
- Пошли, вон, я вижу там бревно, - она хватается за его руку, едва не повисая, как будто в самом деле вот-вот упадет, но все же добредает до бревна, к которому Олдас ее ведет, и там уже тяжело опускается на него, едва не падая.

- Все еще нехорошо? Давай, подыши, или пора кастовать Эннервейт? - он держит палочку наготове, забирает у нее недокуренную сигарету, выкидывает вместе со своей, напоследок затягиваясь поглубже и выпуская дым в сторону. - Соберись, Гамп. Соберись. Я пришел к тебе не только как к знакомой жертвы, но и как к аврору. Хочешь, чтобы я разобрался, что случилось - помогай, потому что нечего мне рассказывать, вообще нечего. Это не убийство в состоянии аффекта - там так чисто, как, наверное, у меня дома с самого развода не бывало. Это не послание, потому что ничего не оставлено. Это даже не месть, потому что из того, что я успел узнать о МакГрегор за это утро, ей просто не за что мстить. Но ты знаешь о ней больше. Намного больше, и лучше ты мне расскажи, кто мог хотеть ее смерти. Почему. Для чего. Почему ты принесла ей оберег? От чего ей была нужна защита? Почему ее дочь у тебя? Откуда деньги на новый дом?
Все эти вопросы он задает, глядя ей в лицо, крепко держа за плечи, не давая отвернуться - пусть сосредоточится на другом, пусть заставит себя думать о чем-то кроме мертвой Фионы МакГрегор, пусть думает о ней живой - и о том, кому она могла перебежать дорогу.

Олдас про себя запоминает этот интерес Гамп к тому, что ее подруга умерла не от выстрела - надо потянуть и за эту ниточку, выяснить, что там у Фионы за дела, которые могли привести к ней убийцу-маггла с пушкой - и все-таки отпускает ее, когда она вяло вытирает лицо, стирая влажные дорожки со щек.
Он садится на корточки прямо перед ней, не обращая внимания, что полы расстегнутой куртки проезжаются по лесному сору на земле, цепляя сопревшие за зиму листья и тонккие ветки.
Значит, понравится.

Яэль рассказывает сбивчиво - хочет, видимо, ответить на все его вопросы, только получается у нее не особо: Олдас никак не может понять, почему она заговорила об отце Фионы, почему все же принесла ей оберег.
Никак не может понять, а потом она называет имя того, кто, по ее мнению, был отцом Макгрегор.
Олдас хмурится, снова тянется за сигаретами, так и не вставая на ноги, но все же не закуривает, смотрит снизу вверх на побледневшую Гамп: вид у нее совсем нездоровый, видать, шок.
Он держит палочку под рукой, готовый кастовать тот самый Эннервейт, разжевывая то, что она ему рассказала.
Значит, отец Фионы - печально известный Антонин Долохов, и это, что ли, заставило ее бояться? Может быть, бояться настолько, чтобы поменять место жительства, спрятать свою дочь у старой подруги.
- Знала с зимы? - переспрашивает Уильямсон, увязывая полученную информацию в остальную канву.
Зима - общественное недовольство позицией Фаджа, усиливающееся в том числе и благодаря статьям за подписью Фионы Макрегор.
Могла ли она работать на своего настоящего отца, получая за это деньги?
Могла, думает Олдас, никого никогда не идеализирующий.
А потом те ублюдки убили ее бойфренда - в середине декабря, он освежил в памяти все уголовные хроники, связанные с Фионой, этим утром - и она, возможно, решила, что с нее хватит. И поплатилась за это, когда Долохов взялся подчищать хвосты.
Пока его мысль работает в одну сторону, Яэль явно думает о другом - и спрашивает о темном ритуале.
- Черт возьми, - говорит полукровка Уильямсон, все же засовывая в рот сигарету и прикуривая. - Ритуалы разве не должны оставлять нехилый магический фон?..
Впрочем, он не ритуалист - и крайне редко имел дело с темными ритуалами, несмотря на неплохой стаж работы в Аврорате: на территории Великобритании ритуалистика за последние пару столетий уступала чарам, исключенная из школьной программы, даже официального представителя гильдии ритуалистов в Лондоне не было, а многие из тех, кто звал себя ритуалистами и предлагал услуги в разрешенном законом спектре были всего лишь мошенниками, так что он в самом деле пока не думал о том, что странная и мало на что похожая смерть Фионы Макгрегор могла быть частью темного ритуала, зато теперь эта мысль стояла перед Олдасом во всей красе.
Следящие чары могли не отреагировать на ритуальную магию без специальной модификации, которую никто не делал уже лет пятьдесят, зато среди Пожирателей Смерти, к которым относился и Долохов, ритуалы вроде как практиковались.
- У тебя есть мысли, что это был за ритуал? Где я могу узнать об этом больше и как можно быстрее? - он затягивается, глубоко, едва чувствуя вкус. - Она боялась его? Долохова? Почему? Они встречались? Она знала, что он знает о ней?
Это убийство, уже чувствовал Олдас, отличалось от прочих, совершенных Пожирателями - здесь не было ни намеренной демонстративности, ни отчетливого предупреждения, ни характерной подписи в виде Темной Метки. Это было личное дело - но почему именно сейчас, если у Долохова было почти пятнадцать лет, чтобы убить неудобную дочь еще до Азкабана? Почему именно сейчас, именно так?
Но это была ниточка. Единственная ниточка, и Олдас ухватился за нее с азартом пса, напавшего на след.

Отредактировано Aldous Williamson (6 октября, 2019г. 10:41)