Он идет неторопливо, чувствуя пальцы леди Мейер на своем локте. Будто хозяева - а впрочем, Антонин чувствует здесь себя вполне как дома - они проходят по длинному коридору второго этажа, чтобы остановиться у самой крайне двери перед высоким забранным снаружи и изнутри решеткой окном.
- Прошу, - Долохов распахивает дверь перед своей спутницей, пропуская ее вперед, и, когда она входит, бросает короткий взгляд, чтобы убедиться, что коридор за ними пуст. Ему не нужны лишние свидетели этого разговора - это касается только их двоих: его и леди Мейер. Тем, чье любопытство из-за ее появления среди ближайших соратников Темного Лорда не было удовлетворено, придется искать другие пути для его удовлетворения.
- Наложите на дверь запирающие и заглушающие чары, душа моя, - оборачивается он к леди Мейер, не особенно скрывая, что не желает пользоваться магией без необходимости, не восстановившись как следует и не приблизившись к тому, что приведет к восстановлению. - Я хочу остаться с вами наедине.
Отпустив дверную ручку, Долохов проходит дальше, к столу, за которым искал пути решения своей проблемы, больше по привычке наливает в пузатый бокал на самое дно коньяка, делает глоток - он так мало может себе сейчас позволить, один-два глотка коньяка из подвала Малфоя и Макнейра, никаких сигарет, никакой магии, но скоро все изменится, и для этого здесь она - Джен Мейер.
- Подойдите ко мне, - зовет Антонин мягко: ему достает и терпения, и опыта, чтобы верить в существование способов воспитания, не включающих боль. По крайней мере, физическую. По крайней мере, после первого проступка. - Нам нужно с вами обсудить ваше поведение там, в зале, любовь моя.

Он наклоняет голову, сдерживая улыбку, ставит на стол бокал.
- Ваш разговор, любовь моя? - сдержать насмешку в голосе куда сложнее, Антонин  лишь смягчает ее - так, будто в самом деле оценил удачную шутку. - Этот разговор не был вашим.
Она ребенок, напоминает он себе. И, видит Один, та, чей характер она унаследовала, достойна порки. Ему следует быть терпеливым.
- Я привел вас сюда. Я поручился за вас. Только благодаря мне вы могли стоять там - и смогли уйти оттуда.
Подлив себе еще коньяка, он с сожалением встряхивает бокалом и больше к нему не притрагивается.
- Вне этих стен вы можете быть кем угодно. Здесь, среди этих людей, вы прежде всего моя протеже - и каждое ваше слово, любовь моя, это мое слово. Каждый ваш жест - это мой жест. Каждая мысль - моя мысль. И так будет до тех пор пока Милорд лично не наградит вас своим доверием. - Антонин салютует бокалом. - Играя там, внизу, будто глупая девчонка, которой вы не являетесь, вы попираете дело всей моей жизни - и рискуете своим.
Он улыбается ей куда ласковее - тому, кто она. Ее положению. Ее страсти.
- Я не позволю вам поступить так с нами обоими ради короткого удовольствия от ребяческой выходки. Не позволю впредь забыться при Милорде.  Вы просили моей защиты - так не заставляйте меня пожалеть.

Вот теперь ему становится не  интересно, но весело - она ни слова не поняла из того, что он ей сказал.
Лишь немного к этому примешивается огорчение: ее слова, сказанные в Румынии, были пустыми словами.
Он зря дал ей этот шанс.
- Вы пришли, чтобы принадлежать мне, - возвращает он ей ее же слова. - Не чтобы быть моей спутницей. Мне не нужна спутница, леди Мейер.
На его губах улыбка не более теплая, чем та, что проявилась на ее лице.
Оставляя бокал, Антонин отворачивается и отходит к окну. Парк, окружающий здание бывшего музея, уже выглядит разросшимся, но кустарник все еще сохраняет прежнюю форму, ее отголоски. На дорожках пусто и за деревьями теряется и перспектива - так, будто во всем мире не осталось ничего, кроме этого массивного здания из красного кирпичника.
- Если вы хотите начать с азов, то вам следовало бы внимательно выслушать меня, а не ставить мне условия, - говорит Долохов, глядя в окно, теряя интерес окончательно.
- Либо вы играете по моим правилам, либо уходите. У меня нет времени возиться со вздорным ребенком, моя дорогая, нет интереса объяснять вам, насколько ваши рекомендации здесь не имеют ценности. - Долохов улыбается своему отражению: он старается не думать, что она ему угрожала, чтобы окончательно не разочароваться в ней, чтобы сохранить хотя бы в памяти образ не глупой девчонки, а той, которая ему померещилась в Румынии. - Вам выпал великий шанс, но вы так заняты собой, что упустили его - а я не предлагаю дважды. Вам ли не знать.