Они аппарируют к Ставке, когда на ухоженных аллеях Королевского госпиталя удлинняются тени. Рудольфус любит это место, как пес может любить свою конуру: здесь он оставил часть своей магии, здесь его уверенность в победе крепнет и наполняется реальностью.
Первым, он уверенно поднимается по ступеням широкого крыльца, кованые подбои его сапогов глухо стучат по плитам, хромота едва заметна. Они все зализали раны после нападения на Хогвартс, обернувшегося провалом, но Рудольфуса гонит вперед неудержимое желание отомстить. Отомстить всем, каждому - начиная со Скримджера и заканчивая Итон. Все прочее второстепенно и он не допускает и мысли, что мог потребоваться Милорду для другого, что этот вызов не касается ни Скримджера, так удачно подсунувшего им своего двойника, обменянного на Итон, ни обсуждения следующего нападения.
Он не придает значения тому, что что вызов касается лишь его и Рабастана, что Беллатриса, по праву занимающая свое место в Ближнем круге, заплатившая за это годами в Азкабане, остается в коттедже - с тех, пор, как он освоился с фактом ее беременности, это кажется ему нормальным, даже естественным.
Рудольфус хочет услышать лишь одно - он хочет услышать приказ взять Азкабан.
Ему нет дела ни до того, сколь редки сейчас их ряды, ни до того, что их знают в лицо и по именам - и что этого нападения наверняка ждут не меньше, чем ждет его он.
Азкабан, символ его унижения, его поражения, бессилия, воспоминания о которых до сих пор гложут его и не прекратятся до самой смерти, должен быть разрушен, и здесь не может быть иного мнения: знай Рудольфус, что умрет под стенами тюрьмы, его не остановило бы это в неукротимом желании заявить всему миру, что их не удержат ни стены, ни дементоры, ни охрана.
Темный Лорд распахнул перед ним решетку камеры, и за одно лишь это Рудольфус готов служить ему, наступив на горло собственной гордости, требуя такой же преданности от своей семьи.
Он - лорд Лестрейндж, и он сознательно подчиняется тому, кто дал его роду этот второй шанс, и прикажи ему Темный Лорд, Рудольфус в одиночку пойдет на штурм Азкабана, на штурм Министерства, и убьет стольких, скольких сможет, порадовав ту, что смотрит из-за его плеча, прежде, чем сдохнуть - в бою, а не в камере.
В его глазах полыхает огонь кровавого безумия, рот кривится. С крыльца он выкидывает в заросли кустарника докуренную сигарету, первым входит в здание, не глядя, не поджидая Рабастана.
Минует широкий и пустой холл пустующей Ставки, зная, куда держит путь.
И останавливается, только перешагнув порог зала, используемого для советов, не доходя до массивного и кажущегося сейчас пустым стола.
- Милорд, я прибыл на ваш Зов, - глухо, но четко проговаривает Рудольфус, опускаясь на колено, склоняя голову перед тем единственным магом, которого мнит сильнее себя. Колено, над которым столько билась Вэнс, протестует, но Рудольфус не выказывает боли - он привык к ней, научился черпать в ней силы, научился ее ценить. Боль означает, что он жив. Жизнь означает возможность отомстить тем, кто способствовал падению его рода.
О младшем брате он умалчивает, но не по злому умыслу: скорее, привычно уверен, что тот следует за Главой рода, что на этот счет не может быть никаких сомнений.
Оглядывая залу, Рудольфус скалится: он не видит Долохова, клятого румынского выскочку, прочно занимающего место по десницу Темного Лорда. Однажды, знает Рудольфус, он займет место Антонина, и эта аудиенция может быть еще одной ступенью к тому, что должно принадлежать Рудольфусу по праву.