Утро было по-весеннему солнечным, и не сошедшая ещё роса блестела на траве. Не сошедшая ещё роса блестела на ресницах Итон, и, закутавшись плотнее в свой фулхэмовский шарф, та то и дело вздыхала резче обычного. Курила — больше обычного, и обвитые ржавчиной качели мрачно скрипели в такт едва уловимому движению её колен.
Итон раскачивалась на качелях, как когда-то давно в кресле качалке с младенцем Уизли на руках, и бездумно пялилась в безоблачное небо. На часах было восемь тридцать, и пора было идти.
В восемь сорок пять Итон, прикрытая дезиллюминационными чарами, стояла у ворот кладбища и докуривала последнюю сигарету. После, прихватив с собой запах табака и отчаяния, она встала у пустой ещё могилы, сама не зная зачем.
Это всё было её виной.
Мадлен, маленький птенчик, которого она обещала защищать, умерла по её вине, и всё, что могла Итон, так это записать её на свой счёт, в длинный список имён, начатый Джоном и Джеймсом и до сих пор не закрытый.
Итон посторонилась, уступая Арну путь, отошла. Хотела было коснуться его предплечья, утешить, но замерла, отдёрнула руку.
Это было им ни к чему.
Это было уже ни к чему, и, покосившись на Арна, Дженис достала волшебную палочку и, сбросив чары, наколдовала венок.
— Мне жаль.

— Это моя вина, — признаёт Итон без колебаний, и это — единственное, что она ещё может сделать.
Не для него — для Мадлен. Он для неё мертв.
Он мёртв для неё, и сердце её рядом с ним холодно и спокойно. В ней не осталось ни капли сочувствия, она пуста и разбита, и всё, что держит её на ногах — чувство долга. У неё ещё осталось одно, последнее дело.
— Я найду эту суку, — его имя, столь часто произносимое раньше, застревает на языке, и вместо него звучит тишина.
Это будет не для него. Для него уже ничего нет.
Кончено.
Итон закуривает заново, запрокидывает голову к небу. То омерзительно чистое, и солнце, весеннее, яркое, режет глаза.
— Я позволю убить её, если захочешь.
Это уплатит её долг Мадлен.
Перед ним у неё долгов нет.

Арн ошибается: она берёт на себя столько, сколько привыкла. Не больше, не меньше. Вся вина, что есть, — вся её.
— Это моя вина, — повторяет Итон упрямо, и не сказать, что она вообще слышала Арна.
Не имеет значения, что он сейчас говорит. Она рождена была с чувством вины, и этого у неё никто не отнимет. Это то единственное, что принадлежит только ей, и не Арну её судить.
Впрочем, Арн и не пытается. Арн говорит о её двойнике — говорит так, словно всё понимает.
Дженис уверена, это не так.
— Не верь ни одному её слову.
Арн может думать, что знает её, но ему ничего не известно. Только Итон знает себя и знает, на что способна, а способна она на всё. Абсолютно всё. Для неё нет запретов.
Безумие и хаос — вот что являет собой леди Мейер.
— Никогда не верь.
Так, как она теперь не верит ему.
Но это уже и не важно. Он не найдёт её двойника раньше неё. Она закончит дело сама.
Итон закрывает глаза, рассчитывает возможности и даты. По всему выходит, что ей нужно два дня: то, чего не окажется в её личном сейфе, она восстановит по памяти за ночь. Она ведь помнит их всех, от малыша Никки до Антонина, помнит в мельчайших деталях.
Память — странная штука.
— Хорошо, — соглашается Дженис. — Хочешь чего-то ещё?

Отредактировано Janis Eaton (26 июля, 2018г. 17:02)

С этим ей не поспорить: леди Мейер ненавидит Итон с той же силой, что ненавидит себя сама Итон. Две половины одного целого, зеркально противоположные, они похожи и одновременно разные во всём.
— Она хочет занять моё место, — роняет Итон после паузы, вспоминая.
Кричащий, разодранный злобой рот и залитые слезами глаза. Кровь на руках, на платье, повсюду, и большая её часть — О`Рейли.
— Он выбрал тебя, — объясняет Мейер, и Итон почти готова её понять.
Почти.
От понимания её отделяет лишь Том.
— Нет, — Итон качает головой, повторяет снова:
— Нет.
Она никогда не позволила бы ей выйти наружу, будь на то её воля. Ящик Пандоры должен быть закрыт, заперт вместе с Надеждой, спрятан за тысячей засовов и замков.
По-прежнему не глядя на Арна, Дженис затягивается снова, глубоко, резко. Выдыхает, чуть хрипло и холодно:
— Не совсем так.
Её ошибка стоила жизни Мадлен.
Её ошибка будет стоить жизней ещё многим. Дженис Итон не разменивается по мелочам.
— Ритуал пошёл не по плану. Никто не мог ожидать. Я… я не справилась с ней.
Но в следующий раз она её убьёт.
— Но скоро справлюсь.

Отредактировано Janis Eaton (26 июля, 2018г. 17:59)

К горлу подкатывает, но Итон лишь плотнее сжимает зубы. Её в последнее время тошнит от всего, и Арн — не исключение, но это не так уж и сложно — перетерпеть. Белая как мел, она терпит.
Выдыхает.
Это не так уж и сложно — ответить. Не для него, для Мадлен.
Она ей в самом деле должна.
— Кровная связь, — поясняет она и понимает, что этого мало. — Ритуал братания. Я хотела его разорвать.
Его — и связавшие её с Уизли наставнические узы.
Не должен был пострадать никто. Больше — никто, но всё вышло как и всегда.
В две затяжки Итон приканчивает сигарету, растирает окурок в пальцах с силой, изничтожающей бумаги в клочки. Отчего-то кружится голова — может быть, слишком далеко от неё было небо.
Потерев виски, Итон признаёт:
— Не получилось.
Она не может больше справиться ни с чем, даже с собственным чувством вины, и то волной накрывает её, топит, мешает дышать. Итон оттягивает ворот футболки, ставший вдруг слишком тесным, морщится, охлаждает ладонью горячие щёки.
— Не думаю, что буду пытаться ещё.