Комендант смотрел на Дженис неодобрительно, и скреплённое печатью Скримджера письмо тяжелело у него в ладони. Дженис, едва заметно ухмыляясь, разглядывала бьющееся о камни Азкабана море и молча ждала.
Сколько они не виделись, четырнадцать лет?
— Здравствуйте, Антонин.
Годы были ему не к лицу.
Годы не украсили и её, но, скрытые золотом загара и сытой леностью парижской недели, они не бросались в глаза. В утреннем полумраке Азкабана Итон казалась девочкой, укравшей палочку и форму у отца, особенно когда вот так, сидя на подоконнике, по-детски болтала ногой.
За этот неполный месяц, что она провела в Англии, она успела многое: наладить дружбу с одним ребёнком и украсть другого, восстановить старые связи и в аврорате, и в Лютном переулке, и даже поучаствовать в организации убийства — и теперь пришло время работать. 
Итон дождалась, пока за комендантом захлопнется дверь, и, наконец, улыбнулась.
— Вы были правы, он вернулся.
В их прошлый раз она надеялась, они не доживут.
Хотя бы он не доживёт. Он убил Тома, и было бы справедливо, если бы он умер тоже.
— Хотите круассан?
Итон протянула Антонину промасленный бумажный пакет, свободной рукой отряхнула крошки с тонкой шёлковой майки под распахнутой мантией. Два картонных стакана с кофе стояли в ячейке рядом, проверенные, как и всё, что было при ней.

Что ж, Дженис не была дурой, как не был дураком Скримджер. Они оба — и Антонин вместе с ними, — знали, что пребывание последнего здесь закончится уже скоро.
Очень скоро.
Что бы они ни сделали, он выйдет на свободу с гордо поднятой головой, и вместе с ним выйдут другие: Рудольфус и Рабастан, Руквуд и малыш Никки — все, кого они когда-то заперли здесь на пролетевшие так быстро четырнадцать лет.
— Зря отказываетесь, — покачала головой Дженис, отставляя пакет рядом, — я только из Парижа.
Тем не менее, она всё же подалась вперёд, вцепившись в края подоконника, чтобы не упасть, и с интересом разглядывая багрово-чёрную метку на коже.
Вот как оно работает, значит.
Впечатляет.
— Если пообещаете не убивать хозяина, дам Вам адрес этой пекарни. А если поможете мне сэкономить время, то и кое-кого ещё. Его убить разрешаю.
Его ей никогда не было жалко.
Его убийство даже ей доставило бы удовольствие.
— Интересует?

— А за круассан и хороший кофе? — поинтересовалась Дженис, не скрывая нарочито тёплой улыбки, и с сожалением проследила за скрывшим метку рукавом. — Могу даже добавить к сделке остатки сигарет, если, конечно, за эти годы вы не бросили курить.
Она бы на его месте бросила: Азкабан, говорили, и без того вреден для здоровья.
Впрочем, ей нравилось в Азкабане. Ей было очень легко представить себя, забившуюся в угол, сходящую с ума от голосов в голове и мечтающую, страстно мечтающую о мести, всем и вся — она уже видела себя такой, и видела не раз. Она смотрелась бы очень естественно в этих стенах и серой робе. В разы естественнее Антонина.
Коротко хмыкнув, Дженис снова откинулась назад. Покачала ногой, сбрасывая мягкую, ручной работы балетку на мысок.
Имя Рудольфуса она повторять не стала.
— Вы не дослушали меня, Антонин, — Дженис, укоризненно поджав губы, нашарила во внутреннем кармане мантии уже полупустую фляжку. Фляжка была тёмного серебра, с узорной гравировкой на дне: "С любовью, Пол", и досталась Дженис ровно этим утром. — Вы сделали меня вдовой, проявите же хоть сейчас немного такта.
В сыром и стылом воздухе теплом разлился Курвуазье. Дженис поровну плеснула в оба кофейных стакана.
— Я предлагаю вам честный обмен: жизнь за жизнь, крысу за крысу. Я отдам вам Каркарова. Сэкономлю ваше время, как вы, надеюсь, сэкономите моё.

— Четырнадцать, — бессознательно уточнила Дженис.
Они прояснили всё четырнадцать лет назад и в самом деле теперь были квиты: он убил её мужа, она сплела для него верёвку. Его пребывание здесь для неё в расчёты не шло.
Дженис мягко спрыгнула с подоконника и, подхватив ячейку с пахнущим теплом кофе и бумажный пакет, переставила всё на стол.
Антонин угадал: ей в самом деле не к кому было обратиться. Она знала, что не узнает того, что хочет, от самого Антонина, но дать ей того, с кем договориться будет по силам, он мог.
— Мы всегда можем попытаться, — усмехнулась она, занимая место напротив. — Начнём с малого.
Если бы Антонин знал, что с той же мягкой, поучающей интонацией, используя полное имя, отец в детстве объяснил Дженис, что огонь горячий и его не поймать, он бы тоже не сдержал усмешки.
Склонив голову к правому плечу, Дженис закурила.
— Я принимаю вас за человека, предпочитающего платить по счетам, и в этом мы с вами похожи. Вы цените своё время и не размениваетесь по мелочам, и, когда вы выйдете на свободу, у вас и без Каркарова будет достаточно хлопот.
В этой связи ей должно было даже польстить, что когда-то в 1979 он нашёл время навестить скромный дом Итонов в пригороде.
Должно было.
— Когда вы выйдете на свободу, начнётся очередная война, и за всем этим нам с вами будет уже не до личных счётов. Почему бы не позаботиться о будущем уже сейчас? Когда мы с вами встретимся снова, я уже не смогу вам помочь.

Отредактировано Janis Eaton (23 июля, 2018г. 16:57)

— Я не хочу, чтобы вы убивали для меня, — мягко, с лёгким оттенком выдуманной усталости поправила Антонина Дженис и, открывая горло, выдохнула к потолку. Опустила голову, снизу вверх глядя на Антонина с чарующе тёплой, почти что искренней улыбкой. — Во вдовстве у меня не так много развлечений, и я не хочу лишать себя удовольствия.
Кроме Скримджера, Антонин был единственным, с кем она шутила о смерти Тома. Никогда не смеялась, но всё же шутила, и ей потребовалось почти десять лет, чтобы выучиться этому.
Шутить под круциатусом она научилась гораздо быстрее.
Сдвинув один стакан дальше по столу, Дженис глотнула из второго. Перевернула крышку, превращая ту в импровизированную пепельницу, подтолкнула пачку ближе к Антонину.
Она знала, что он не закурит, как не попробует кофе и не притронется к круассану. Не всем дано получать от фарса удовольствие, но Дженис, давно полюбившая причинять себе боль, была как раз из таких.
Во вдовстве в самом деле не так много развлечений, а эти круассаны... Они были из той пекарни, где Итон впервые попробовала их в далёком 1979.
— Я могла бы предложить вам информацию, — пожала она плечами, стряхивая мимо крышки серый пепел, — о том, где сейчас Каркаров и в какую нору он забьётся, едва вы окажетесь на свободе. Я бы не стала лишать вас радости убить его лично — в память о том, что когда-то вы оказали мне любезность говорить со мной.
Он сказал, в смерти Тома не было её вины.
Он солгал ей, но это была хорошая ложь. Она была почти благодарна ему за неё.
— Я не сбегу, Антонин. В прошлый раз вы убили не всех, и мне ещё есть кого защищать. Когда у меня будет возможность, я уничтожу вас, но пока... На сегодня мы можем стать друзьями. Вы расскажете мне то, что интересует меня, а я расскажу вам то, что интересует вас.

Значит, это снова сделка — не дружеская услуга, и они вернулись к тому, с чего начали.
— Проигравших пока ещё нет, Антонин, — мрачно поправила его Дженис, и в голосе её не чувствовалось убеждённости.
Она никогда не верила в победу.
Отчасти она могла бы позавидовать Антонину за это.
От предыдущей Итон раскурила ещё одну.
— Не боитесь, что я опережу вас? — Итон коротко хмыкнула, и, поколебавшись, вновь сдвинула крышку фляжки. — Если он не представляет для вас интереса, я с не меньшим удовольствием убью его сама.
Она в самом деле хотела бы заново пережить тот восхитительный вечер и вновь, впервые за долгие годы, почувствовать себя почти что живой.
— Как политик Фадж ценнее был бы мёртвым, — коротко поморщившись, Итон закрутила крышку обратно, отодвинула флягу прочь по столу, чтобы не соблазняться ей лишний раз, —  но и он не стал бы надеяться, что вы продадите вашего Лорда. Даже за сигарету и разговор по душам.
Такой у них был всего один, и закончился тем, что Дженис пыталась его повесить.
Чем закончится следующий, было интересно даже ей.
— Я здесь с частным визитом. Нас с вами, Антонин, война связала так крепко, что, думаю, разлучит уже только смерть. Моя или ваша, не имеет значения. Я не собираюсь просить вас о предательстве Лорда, но ведь ваша верность ему не распространяется на всех его слуг?

Отредактировано Janis Eaton (23 июля, 2018г. 19:07)

Дженис должна была что-то на это ответить, отстоять интересы той стороны, за которую вынуждена была сражаться, дать понять, что противник, с которым предстоит бороться Антонину, ещё не сломлен, и война не закончилась так, четырнадцать лет спустя, и ещё есть люди, готовые сопротивляться, и прольётся ещё немало пожирательской крови, и, может быть, Лорд в этот раз будет повержен, и в этот раз окончательно. Она должна была сказать хоть что-то, хотя бы то, что до победы ни она, ни Антонин не доживут, пусть даже она и говорила ему это в их последнюю встречу в Румынии, и он тогда согласился с ней.
Ей стоило бы отстоять хотя бы свою гордость, хотя бы свои принципы, и всё равно, что ни того, ни другого у неё давно уже не осталось.
Она промолчала.
Стянула треть сигареты, выпустила тяжёлое дымное кольцо к потолку и, расчесав темнеющие под загаром следы поцелуев, лениво обернулась к Антонину.
— Пожалуй, всё же нет. Считайте это подарком на день рождения.
Не его, разумеется — Лорда. Она надеялась, позже ей удастся уговорить Скримджера приставить к Каркарову авроров.
Его смерть в любом случае не доставила бы ей такого удовольствия, как повторный арест Антонина.
— Я не знаю, — улыбнулась Антонину Дженис, платя откровенностью за откровенность, и в этот раз улыбка была в разы холоднее всех прошлых. — Может быть, я попробовала бы договориться с Лестрейнджем. С младшим, разумеется; приближаться к старшему мне всё ещё запрещено.
Скримджер отдельно дал ей это понять, и Дженис знала, почему. Ненависть, которую она испытывала к Рудольфусу, вырвись она наружу, способна была сжечь всё вокруг дотла, с Антонином же всё было иначе.
Антонин рождал в ней желание наслаждаться его болью как хорошим вином: медленно, растягивая удовольствие, различая все ноты вкуса.
— Я когда-то учила его. Очень давно.
Очень давно.
Он стал самым большим её разочарованием за все годы.
— Но я не уверена, что он смог бы помочь мне. Что вы знаете о крысёныше Петтигрю, Антонин?

Отредактировано Janis Eaton (23 июля, 2018г. 19:47)

— В июле 79-ого я вела курсы самообороны для сотрудников Министерства, — едко ухмыльнулась Дженис. Одиннадцать человек, десять мужчин и одна женщина. Она была неправа тогда, когда решила, что никто из них не доживёт до тридцати, но она и не знала правды. — Бесполезное по сути своей занятие, всё равно что учить скот бить копытом по дороге на бойню, но оно свело меня с братьями Лестрейндж. Думаю, я не солгу, если скажу, что это знакомство перевернуло мою жизнь. 
Ей легче было говорить о том, что Антонина не интересовало.
Ей легче было говорить с тем, кто уже знал, насколько ей больно.
— Рабастан обратился ко мне за помощью почти через год. Мы проработали вместе недолго, но я не назвала бы его плохим собеседником — впрочем, учился он куда охотнее, чем говорил.
Дженис ненадолго замолчала, а затем улыбнулась, впервые за вечер искренне, и потому совсем не весело:
— Мне нравилось его учить. В отличие от своего брата, Рабастан проявлял и талант, и интерес. Думаю, я в самом деле нашла бы к нему подход и сейчас.
Просто поразительно, насколько разными были эти братья. Насколько сильную ненависть рождал один, и насколько она сочувствовала второму, сама толком не понимая, за что.
Впрочем, это было уже совсем не важно.
— Значит, я знаю о нём больше вашего, — вздохнула Дженис, возвращаясь мыслями к Питеру Петтигрю. — Жаль.
Она не имела несчастья знать его лично, но познакомиться очень хотела. Крыса, предавшая друзей и отправившая одного из них в Азкабан гнить за её же вину, вытащившая с того света Волдеморта и без сожалений убившая ребёнка Амоса…
О, Итон очень хотела бы с ним познакомиться.
Зажав сигарету зубами и запрокинув голову, Итон сползла по спинке стула ниже и закрыла глаза.
— Питер Петтигрю, Антонин, толком нигде и не работал, но за всю свою крысиную жизнь он совершил один отчаянный поступок, и его оказалось достаточно. Он вложил в вашу победу в разы больше, чем вы за все годы служения. Это даже забавно, вы не находите? Такое ничтожество — и оказалось полезнее, чем ваши ум и опыт и зверство Рудольфуса. Полезнее, чем знания Руквуда, шакальи повадки малыша Никки, отточенные таланты Макнейра и инстинкт самосохранения Рабастана. Даже Беллатрикс с её непередаваемым талантом сводить с ума, и ту обошёл. Я бы на вашем месте его уничтожила.
Дженис, чуть приподнявшись, заглянула Антонину в глаза.
— Если не захотите, просто отдайте мне. Мне не привыкать марать руки о всякую шваль.

Отредактировано Janis Eaton (23 июля, 2018г. 23:48)