Не рассуждая, не задумываясь, даже не доставая палочку - где-то в нем угнездилась, свилась змеей мысль, что это все из-за магии, мысль, которая была с ним с самого детства, с попыток примирить непримиряемое - Корморан опустился рядом с Энгусом на ноющие колени, открыл Луне рот, проверяя, не заблокированы дыхательные пути...
Конечно, он умел оказывать первую помощь - и без магии. Конечно, он знал, как делать искусственное дыхание - и руки холодели у него не от недостатка знания, а от того, что это же была Луна, ребенок, которому они обещали, что помогут, что  сними она будет в безопасности, но не могли, как оказывалось раз за разом, ни помочь, ни защитить...
У нее были холодные, мокрые губы, и когда Энгус нажал ей на грудную клетку, аккурат между ребер, на своем лице Корморан почувствовал холодный механический выдох, и уловил в нем запах застоявшегося в лесной глуши озера и водосборника, цветущего над ним год за годом, роняющим отцветшие листья прямо в воду, покрытую кувшинками и трупами водомерок.
Корморан зажмурился, зажал Луне нос и, примерившись к ритму Энгуса, выдохнул в рот Луне перед очередным нажатием, а потом сделал так снова - и снова, и снова, мысленно считая, больше ни о чем не думая, чтобы не сбиться, чтобы не признать хотя бы перед самим собой, что у них ничего не...
А потом Луна резко дернулась, отталкивая его, поднимаясь, и он не успел отпрянуть, столкнулся с ней, прикусил язык, но все это не имело никакого значения, потому что девочка открыла глаза - живой, она была живой, не светилась, не мерцала, ее глаза были нормального цвета, и Корморан не стал зацикливаться на том, что цвет глаз Луны вообще никогда не был полностью нормальным, слишком светлый, почти прозрачный.
Все это было не важно - важно было другое: то, что она дышала, сама дышала, и как с каждым вдохом розовели ее губы, и как дрожала тонкая жилка на шее, уходящая под воротник.
Корморан потянулся вперед, как был, на коленях, обнял Луну так крепко, как будто собирался сломать ей все кости до единой, как будто ей мало было наверняка интенсивного массажа Энгуса, и прижал ее к себе - как будто она была его ребенком.
- Я так боялся за тебя, - признался Корморан в макушку Луне, все еще хранящую едва слышный аромат лесного озера. - У тебя перестало биться сердце, я слышал.
Было кое-что и до этого - был запах духов Годит, и было много другого - но Корморан не хотел сейчас думать еще и об этом: его просто разорвало бы, попытайся он.
- Что случилось? Это было похоже на предыдущие случаи? Ты знаешь, из-за чего это случилось, как? - так и не отстраняя Луну, спросил он, надеясь, что хоть кто-то из них троих оказался наблюдательнее, чем он. - Энгус, а ты? Мы делали... Что? Смотрели тетрадь, ведь правда? И у Луны пошла кровь...
А потом началось что-то еще - вот только что, Корморан уже не понимал.

Жёсткий пол и блинный аромат отлично справлялись с задачей подсказать Луне ответы на два вопроса: где и когда. Кухня с доме мистера О'Рейли. Утро.
И от неё не отшатнулись, не оттолкнули в попытке защититься. Напротив, мистер Корморан неожиданно обнял её и прижал к себе. И только услышав его слова, Луна наконец осознала, что ей не показалось и не приснилось. Были сходящиеся стены, грозящие раздавить любого, кто окажется на пути, была и горькая пыль, мешающая дышать.
Девочка сидела на дощатом полу, уткнувшись лицом в предплечье мистера Корморана и закрыв глаза. Наверное, нужно было сказать, что за неё не стоит волноваться и бояться, сказать, что с ней всё в порядке. Но Луна не проронила ни звука, только крепче сжимала пальцами руку магозоолога.
Луне хотелось молчать. Ей хотелось иметь возможность неторопливо обдумать случившееся, сложить разрозненные кусочки в единую картину и сразу пристроить получившееся на подходящее место. Молчать. А не пытаться сейчас найти правильные слова, чтобы описать только что увиденное и пережитое. Но это было бы совершенно несправедливо по отношению к двум волшебникам, которые пытались помочь и защитить, но раз за разом оказывались из-за неё и её упрямства в аховых ситуациях. Луна медленно подалась назад, отстраняясь от мистера Корморана.
- Теперь будет иначе, - с этими словами Луна заглянула в глаза мистеру Корморану и тут же потеряла опору. Мгновенно опустившаяся темнота, оглушающая тишина, ощущение бесконечного падения и больше ничего. То, что в Луне было способно на подобные фокусы, отнюдь не было злом и не горело желанием нести лишь разрушения, оно было словно неуёмный ребёнок, с любопытством изучающий границы своих возможностей. И тут Луна попыталась взять происходящее под контроль, сама очертила границы и с усилием потянула, пытаясь замкнуть их на самой себе. Краткий миг... и мир вокруг проступил во всех привычных красках и деталях, девочка увидела перед собой знакомое лицо и светло-голубые глаза, никаких чужих воспоминаний, ни единого жадного до чужих чувств цветка с фиолетовыми лепестками. - Теперь будет иначе, - повторила Луна, с удивлением обнаруживая, что каждое слово даётся с болью. Больно было смотреть, дышать, сидеть, больно существовать. Она отвела взгляд, не из опасения не справиться с собой и вновь неосторожно ворваться в сознание мистера Корморана; не хотела, чтобы он успел заметить слишком много.
Луна поднялась на ноги и, пока шла к столу, возле которого сидел мистер О'Рейли, раздумывала, как сказать ему, что она никогда бы не ударила в спину. Вряд ли мысль об этом обстоятельстве мучила её одну. Остановилась напротив, с лёгким выдохом уже почти позволила нужным словам слететь с губ, но вместо этого выдала:
- Думаю, здесь вся я, - девочка села за стол, без колебаний или долгих сомнений придвинула к себе тетрадь и открыла на случайной странице. Склонилась над разворотом и подула на него. Схематично зарисованные листья барбариса задрожали точно на настоящем ветру, а сквозь бумагу проступили ясно читаемые слова.

Она уже сейчас без труда переходит со мной в комнату потерянных вещей, но думает, что это всего лишь часть нашего дома. Не умеет, не желает делить. И когда она вот так улыбается и щурится, ловя солнечный ветер, я вижу в ней Ксенофилиуса. Это пугает.
~четыре дня до пятой Луны, год восьмой~

И даже когда слова стали исчезать, словно начертанное на песке сдувал ветер, Луна продолжала молча смотреть в тетрадь.
- Не столь важно, кто я, - наконец произнесла светловолосая девочка. - С этим можно жить, нужно только примириться. Даже хорошо, что сегодня всё так получилось, - Луна как бы между прочим, но наконец-то озвучила своё отношение к произошедшему.
Она говорила всем и всему. Себе, по-настоящему убеждённой в необходимости двигаться дальше. Двум волшебникам, уже наверняка проклявшим тот, когда согласились встретиться с ней в Хосмиде. Тетради, обещающей дать хоть какие-то ответы. Чайной ложке, перепачканной вишнёвым джемом и сиротливо лежащей под столом. Кухонным стенам, на которых, кстати, до сих пор чернели выжженными буквами школьные прозвища Лавгуд.

Отредактировано Luna Lovegood (7 октября, 2018г. 21:59)