Лето девяносто седьмого пылает в крови Рудольфуса как небольшое личное солнце.
Это их точка невозврата, их шанс наконец-то выиграть главный приз в той безумной лотерее, которая длится уже столько лет, сколько и не снилось юному Поттеру.
И Лестрейндж знает, что на этот раз все наконец-то будет так, как должно.
Что они победят.

Министерство внутри не сильно изменилось с тех пор, как он был здесь уважаемым магом, с удивлением замечает Рудольфус, мельком оглядываясь, когда бой начинает стихать. Атриум, превратившийся в место главного побоища, взят, и повсюду вповалку лежат тела, живые и мертвые, в черных мантиях и в  мантиях министерских работников. Впрочем, намного больше потерь среди оборотней, но к этому Рудольфус был готов. Даже не так, в этом Рудольфус отчасти виновен, раз разработал с Долоховым такую тактику прорыва в Министерство.
Грейбэк, командир оборотней, вымазанный в крови по самый подбородок - грыз он защитников Министерства, что ли? - самодовольно и небрежно салютует Лестрейнджу, в сопровождении уцелевшей Стаи двигаюшийся в сторону лестниц, которые были последним рубежом обороны.
Рудольфус молча кивает оборотню, однако не чувствует ни признательности, ни уважения - и Грейбэк прекрасно знает это, угадывает, как угадывает отношение умное и хитрое животное.

- Все входы и выходы заблокированы, Каминный Узел под нашим контролем, - голос у Долохова усталый, славянин прикрывает глаза, как будто атриумное освещение его слепит, и чуть более небрежно, чем следовало бы, прижимает к боку левую руку.
- Что  с вами, Антонин? - негромко спрашивает Рудольфус, не успевая остановиться прежде, чем лезть в дела русского. От допущенной бестактности хочется извиняться, но Лестрейндж подавляет порыв повести себя как дегенерат.
- Ничего страшного, задело по касательной, - врет Долохов, широко ухмыляясь и демонстративно опускает руку. Врет, Рудольфус знает, что врет, знает, что Антонин Павлович давно не в ладах с собственным сердцем, но в сиделки  к нему Лестрейндж не записывался. Рудольфус кивает, как будто удовлетворен ответом, и отворачивается, ища взглядом жену.
- Беллатрикс помчалась на поиски Министра, - информирует его Долохов, который тоже читает своего старого "drujku" как раскрытую книгу. - Кричала что-то о давно обещанном свидании. Думаю, вы пожелаете поспешить за  ней, Рудольфус, а мы пока зачистим здесь остатки. Парочке авроров удалось покинуть нас в разгар мероприятия, не хотелось бы, чтобы подоспевшая кавалерия нашла какой-нибудь проход внутрь.
- Если эта самая  кавалерия вообще еще будет, - Рудольфус снова оглядывает  убитых и раненых, а затем благодарно кивает. - Спасибо, Антонин. Передам привет Белле.

Он тяжело идет к лифтам - Беллатриса наверняка помчалась по лестницам, не стала дожидаться, когда разблокируют лифт, но у него, несмотря на принятые днем зелья, вновь адски ломит нога, угрожая потерей боеспособности, а потому спуск по лестнице для него слишком большая роскошь.
- Запускайте лифт, - кидает он на ходу Люциусу. Малфой возмущенно вскидывает голову, но, узнав Лестрейнджа, снова прячет глаза, явно чувствуя себя не в своей тарелке среди бойни с палочкой жены в руках. Ничего, блондинистому павлину еще повезло, что Повелитель разрешил ему искупить вину верным служением, а не казнил по возвращению.
  - Запускайте лифт, - почти рычит он на мужа своей свояченицы, и Малфой на негнущихся ногах отправляется на розыск кого-то, кто может выполнить просьбу Лестрейнджа.

Рядом появляется из ниоткуда Рабастан.
- Следующие уровни зачищаются, они и так были полупустыми, почти все собрались здесь... Туда отступали лишь некоторые, когда стало ясно... что здесь все кончено. Зачем тебе вниз? Оборотни справятся.
  - Министр все еще здесь, я уверен. И Беллатриса спускается, - кратко произносит Рудольфус, стараясь слишком заметно не приваливаться к лифтовой клетке. Брат вздергивает брови, но молчит и остается рядом, и Рудольфус ему за это почти благодарен.
Объяснять брату, почему он так уверен, что Скримджер не эвакуировался в самом начале нападения, не хочется, но, хвала Мерлину, этого не требуется - видимо, Младший не хуже Рудольфуса помнит въедливого и принципиального Руфуса Скримджера.
Лифт, дрожа и скрежеща о шахту, останавливается перед братьями и они с небрежной синхронностью вступают в железную клетку.

1981
...Рудольфуса бъет дрожь - это первое, что он понимает, начиная приходить в себя. Голова трещит, как стяжелейшего похмелья, в глазах двоится, и когда он обхватывает голову руками, то морщится, задевая обширную ссадину на левом виске.
Когда головокружение и тошнота, вызванная головной болью, чуть проходят, Лестрейндж осознает, что он в камере на нижних ярусах Министерства. И сразу же осознает и все остальное: он арестован, арестован в доме Лонгботтомов, куда заявился чуть ли не весь Аврорат во главе с их начальником.
Лестрейндж помнит, как отчаянно сопротивлялся, как ему почти удалось прорвать Антиаппарационный купол, помнит, как упал Крауч, всегда не ладивший с простейшими боевыми связками и не успевающий выставить защиту после атаки...
Помнит, как упал сам, поймавший Оглушающее такой силы, что отлетел на пару футов и впечатался в стену дома Лонгботтомов. Помнит зубодробительный треск ломающейся кости и яростное пламя боли в левом колене, поднимающееся выше и выше, пока темнеет в глазах.
Смогли ли брат и жена бежать?
Рудольфус резко поднимается на полу, где лежит в луже собственной, уже застывающей крови, и издает глухой стон, не успевая приготовиться и сдержаться, когда в левом бедре и колене будто проворачивают раскаленный прут.
Будто в ответ на его стон дверь в камеру открывается и в проеме появляется аврор лет двадцати с угрожающе выставленной палочкой.
Взмах - и руки Лестрейнджа оказываются перевиты веревкой за спиной.
В камере появляется второй аврор, не старше первого, и вдвоем они поднимают Лестрейнджа под локти, едва не волоча рослого Рудольфуса коленями по полу, и тяжело сажают его на единственный в комнате стул, предусмотрительно прикрученный цепями к полу.
- Рудольфус Лестрейндж, вы понимаете, кто вы и где вы? - спрашивает один из авроров сквозь какофонию огненной боли во всем теле арестованного.
-  Где мой адвокат? - хрипит пересохшим ртом  Лестрейндж. - На каком основании я арестован?
Хрен им, а не добровольное признание. И нужно еще выяснить, что этим сволочам известно.

Отредактировано Rodolphus Lestrange (4 ноября, 2014г. 18:33)

Это нападение на Министерство должно стать концом. Рабастан устал, ему уже практически все равно, кто победит - он так устал от этой бесконечной войны, в которую вступил еще пацаном, и которая, как ему кажется, никогда не закончится.
Он устал, но альтернативы этой бойне всего две: Азкабан и смерть. И иногда ему кажется, что лучше смерть, чем Азкабан. А иногда - наоборот.
Мозг, предмет гордости Рабастана в прошлом, рационализирует, рассуждает логически, сравнивает - но единого ответа все равно нет. Заржавевшие инстинкты самосохранения, в прошлом смешившие рационального Лестрейнджа,  отказывающего бессознательному в праве на существование, раз за разом заставляют его покорно опускать глаза на собраниях Ставки, соглашаться с Рудольфусом, поднимать палочку. Воевать.
И сегодняшний запланированный захват Министерства может стать освобождением, долгожданным и желанным.  Концом.
Dulce et decorum est pro patria mori - или получить назад свою жизнь без необходимости прятаться, будто крыса, без постоянного ощущения своры дементоров за плечами.
Так что сегодня Рабастан дерется, как давно уже не дрался - не просто прикрывает брата и Беллатрису, а сам бросается на врагов, не различая лиц, запретив себе думать, что в той стороне, куда нацелено острие  его палочки, может быть кто-то знакомый. Кто-то, кто защищает свои убеждения. Кто верит своему вождю.
Сегодня он запрещает себе очеловечивать врагов.  Это просто враги, обезличенные фигуры, которые хотят его бросить обратно в Азкабан, хотят его смерти.
После этого - он пообещал себе - все  будет кончено. Он вернется к тому, что у него  было отнято в  восемьдесят первом, и воспоминания об этой потере помогают ему твердо держать руку. Не колебаться в выборе заклинаний.
Он отрицал в прошлом месть - месть была так банальна, так нелепа, так иррациональна - а теперь он мстит, мстит тем, кто, возможно, знал о нем лишь из родительских баек и страшных историй, рассказанных ночью в башне Гриффиндора.
Еще один день - еще одна потеря, так писал кто-то из классиков, вспомнить бы, кто...
Лестрейндж как будто раздваивается, мечась посреди освещенного всполохами заклинаний Атриума.
Неспешная рефлексия  - и тут же разворот, пригнуться, стряхнуть с волос каменную крошку от взорвавшейся прямо у его виска колонны, Lacero в целящегося в него снова мужчину средних лет в мантии работника Отдела Тайн.
Рваная рана раскрывается через грудную клетку как экзотический цветок, мужчина падает, зажимая  грудь руками, пачкая ладони в крови, а Рабастан отправляет в него же Костелом, добивая.
Попытка поймать ускользающий смысл бытия здесь-и-сейчас - и Лестрейндж отступает за мертвого оборотня в яркой одежде, оскальзывается на крови, но это спасает его от пущенного чьей-то твердой рукой Пыточного.
Поиск причин, которые привели его в эту бойню, не тех, очевидных, а других, настоящих - и женщина-аврор, только что пустившая  в него Круциатус, шарахается от Ступефая по касательной и попадает аккурат под завершающую Аваду Лестрейнджа.
И так какое-то растянутое время, не поддающееся измерению и восприятию.
А затем Рабастан обнаруживает, что врагов больше нет. Атриум чист.
Он не собирается идти за оставшимися защитниками Министерства, но знает, что отступают они, скорее всего, на уровень Аврората - где за сотнями пособных комнат есть Кладовая, с личными делами авроров и осужденных  преступников. С адресами всех мало-мальски значимых  волшебников - даже тех, кто прячется под чарами ненаносимости.
И вот туда-то, в Кладовую, им и нужно. Захват Министерства - пустая трата времени, если они дадут уничтожить все эти данные.
Рабастан видит Рудольфуса, как ни в чем не бывало ожидающего лифт. Одного.
Спускаться на нижние,укрепленные уровни в одиночку - сумасшествие, в этом Рабастан уверен, как уверен и в том, что его брат именно такой - сумасшедший.
И уговаривая Рудольфуса подождать, когда выжившие и легко раненые Пожиратели организуются для следующего этапа, Рабастан знает, что отправится с ним, потому что это их общее, лестрейнджевское сумасшествие.
Они спускаются в дрожащем как перепуганное животное лифте. Рудольфус сосредоточен, и Баст даже завидует старшему брату за то, что для того не существует ни полутонов, ни сомнений. Жаль только, что сквозь эту сосредоточенность проглядывает болезненная гримаса, да хромота в походке старшего уже слишком явна.
Он отводит взгляд от лица брата, облизывает губы, отряхивается  - все, что угодно, лишь  бы заполнить эту пустоту перед встречей с человеком, отобравшим у него мечту.
Так много личного - так много личного в этом деле, впервые за много лет.
Братья выходят из лифта синхронно - широкий  шаг, палочки наизготовку.
Справа взрыв и их засыпает каменной пылью, скрывая коридор.
Итак, их ждут.
- Беллатриса! - ревет Рудольфус, пока Рабастан кастует Защитные чары.
- К стене! - командует на этот раз Младший, пока Рудольфус вертит головой в поисках своей  беспокойной стервы-жены. Куда там, он с тем же успехом мог предложить брату вернуться в мэнор и выпить чаю.
Невербальным Раздувающим заклятием Баст создает порыв ветра, рассеивающий пыль, и сразу же погружает коридор в полную темноту коротким Нокс.

1981
Рабастан Лестрейндж, подающий надежды работник Международном бюро магического законодательства, сидит на стуле посреди своей камеры, баюкая обмотанный шелковым платком поврежденный мизинец на правой руке. У мизинца больше нет последней фаланги, а у Рабастана - будущего.
- Ну же, мистер Лестрейндж, Рабастан, - мягко говорит ему аврор из безчинных - они пару раз в неделю последние два года пили вместе кофе в буфете Министерства, так что тот и правда может звать Рабастана по имени, - чем быстрее вы прекратите отрицать очевидное, тем быстрее мы сможем вызвать целителей.
Лестрейндж не отрывает взгляда от точки над правым ухом аврора.
- Рабастан, Скримджер и Хмури сейчас обрабатывают твоего брата и его жену. Но вскоре доберутся и до тебя. Послушай, я не хочу ничего знать, не хочу даже думать, что ты действительно... Но если да, то лучше признайся. Чистосердечное признание, помощь следствию - зачем тебе идти в петлю за братом, - голос аврора дрожит от искренности. - Отрицать бессмысленно, Приори Инкантатем покажет все как на ладони.
Рабастан молчит. На рейды он ходит с нелегальной палочкой - они все ходят с нелегалом -  и он  потратил немало вечеров, втолковывая брату, что от палочки нужно отпираться в первую очередь, лишь бы тот вспомнил.
Лишь бы был жив.
Но отпирайся не отпирайся - Сыворотка Правды под рукой, военное положение не пикси в банке, а помощь следствию может ему зачесться. Чтобы не Поцелуй. Лишь бы не Поцелуй.
Насколько его хватит, насколько хватит Рудольфуса, кто первый признается в очевидных преступлениях. Кто пойдет на сделку, чтобы остаться в живых?
Рабастану едва за двадцать, он хочет жить, и ему кажется, что хуже смерти ничего не может быть.
У него очаровательно-умная невеста, интересующаяся теми же областями магического права, что и он, благоволящая к нему начальница, почти дописанный черновик монографии по истории магических прав у оборотней - он не может умереть. И он хочет говорить именно об этом,  а не о том, что, как ему известно, интересует Аврорат.
Поэтому Рабастан Лестрейндж молчит.

Когда Рудольфус сказал ей, что они идут в рейд, Лестрейндж только пожала плечами и пошла собираться. Но когда выяснилось, что пожиратели идут захватывать Министерство, Беллатриса сильно удивилась и долго ошеломленно хлопала ресницами. Пока они не аппарировали на место. Наверное, на собраниях нужно иногда слушать стратегию войны, как бы утомительно это ни было.
Зато едва они оказались у входа в министерство, все размышления как рукой сняло. Беллатриса плохой стратег, зато хороший боевик. И каким бы ни был план, она сумеет доказать свою верность Лорду и идеям. И пожирательница сломя голову бросается в бой, расшвыривая атакающие в разные стороны.
Круцио! Сектумсепра! Экспелляримус! Круцио!
Заклинания разносятся по атриуму красивыми разноцветными лентами. Лестрейндж все равно, кто у неё на пути - женщина или мужчина, молодой или старый. Все они предатели крови, и должны умереть. О защите Беллатриса не заботится. Других Лестрейнджей её безопасность обычно волнует больше её самой, поэтому она позволяет мужу находиться сзади.
Беллатриса не убивает авроров. Это слишком гуманно. Пусть это делают другие, более милосердные, менее беспощадные, менее верные Лорду. Беллатриса оставляет врагов искалеченными, лишенными оружия, смертельно ранеными, но не мертвыми. За ней остается ковер тел, но не мертвенно-молчаливый, а полный стонов и боли. Лестрейндж идет прямо по телам, опьяненная криками.
Беллатриса использует много заклинаний - в бою необходима импровизация, изобретательность ради выживания - но круциатус у неё выходит лучше всего. Ей кажется, будто бы боль врагов придает ей силы, укрепляет её и без того крепкую веру в победу. Лестрейндж хочет приносить боль и страдание.
Потом Беллатриса видит возможность спуститься вниз. Внизу аврорат, главные силы соперников. Все что на главном этаже - пушечное мясо по большому счету. А Лестрейндж хочет сливки. И воспользовавшись моментом она сбегает вниз по лестнице, покидая поле боя. Но не в страхе, в азарте.
На середине пути она останавливается отдышаться. Несколько авроров, неопытных и молодых, попадаются ей навстречу, и лужи их крови теперь умывают лестницу. За стеной раздается гулкий звон - лифт трогается. Но Беллатриса должна быть внизу первой, поэтому она снова бежит вниз.
Она опередила мужа ненамного - как он только хромой везде успевает? - и Рудольфус в сопровождении младшего вышли из лифта, едва она заметила Скримджера. Статуя над её головой раскалывается, укрывая пыльным облаком весь коридор. Лестрейндж зажмуривается и ныряет в него, слыша резкий окрик Рудольфуса. Пыль рассеивается и коридор погружается во тьму.
- Рудольфус! - откликается Беллатриса на зов мужа, - не убивай Министра! Он мой! - в темноте Беллатриса ничего не видит. Наколдовывать люмос - опасно.
- Руфус! - громко, так чтобы слышали все находящиеся на этаже, кричит Беллатриса, - вы проиграли. Министерство пало. Нас трое, ты один. Исход очевиден, не так ли? Я знаю, что ты не будешь сдаваться. Но ты задолжал мне дуэль. Мой муж командует сегодня парадом, и сегодня он торжествует. Но так у тебя будет шанс преподнести ему подарок в виде моего трупа, - Беллатриса надеется, что Рудольфус не станет вмешиваться, как и Рабастан. Им бы лучше подежурить на входах, дабы избежать новых участников дуэли. А ещё Лестрейндж не сомневается в собственном превосходстве.

1981
Беллатриса раскачивается на стуле, привязанная к нему. У неё нет палочки, она хочет пить и узнать, жив ли Рудольфус, жив ли Крауч. Волнение подступило уже к её горлу, но она не может позволить ему захватить себе целиком. У неё было достаточно времени, чтобы продумать стратегию поведения.
Беллатриса знает, что аврора можно любить своей половой принадлежностью. Она знает, что шансов ответи от себя удар, строя глазки и соблазняя довольно много. Она даже нашла позицию, при которой её фигура смотрится наиболее выгодно.
Нет, Беллатриса не отрекается от Темного Лорда. Но пока она понимает, что найти Повелителя будучи свободной и живой проще, чем мертвой в подвалах аврората. Поэтому в ход идут те методы, которые ей ещё доступны.
В комнату заходит Аластор Грюм, и Беллатриса чувствует, как ледяная змейка скользит по её спине. Как будто температура в комнате падает вместе с её шансами. Ну почему ей так везет?
Лестрейндж слушает что вопит аврор в пол уха, и наблюдает за его волшебным глазом. Удобная вещь, ничего не скажешь. Может быть, Аластор даже благодарен за то что его в бою лишили глаза?
- Говорить? - вскидывает бровь Беллатриса, и тут же принимает покорный вид и делает грустные глаза. Грюм немного не в её вкусе, но другого плана у неё нет, - говорить правду я могу. Но я хочу пить, - не дождавшись ответа, Беллатриса продолжает, - у меня сломан ноготь и мне холодно, но все меркнет с тем, как мне плохо, от того, что вы на меня кричите. Могли бы хоть с годовщиной свадьбы поздравить. А еще у вас с моим мужем довольного много общего - он тоже не признает моих прав. Бабник, шовинист и сексист. Я так понимаю, задавать вопросы мне нельзя. А жаль. Мне было бы интересно узнать, Аластор, сексист вы или нет... На чем я остановилась? Ах, да, мне нельзя задавать вопросы. Между тем, я совсем не понимаю, чего вы от меня хотите.

Было что-то необратимое во всем этом, нечто безысходное, будто предчувствие неминуемой гибели. Порой раненные животные бросаются на обидчиков, зная, что это их последний рывок, но зачем здоровым и здравомыслящим аврорам бросаться в пекло, зная, что этим шансы выбраться близятся к минусовой бесконечности? Все дело было не в долге и даже не в храбрости или благородстве - их учили этому. Их учили быть осторожными, но в вопросах защиты они должны подставлять свою грудь. Ведь они лучшие, они элитное пушечное мясо, которое может потрепыхаться достаточно долго, давая драгоценное время остальным коллегам собраться и дать отпор. Или сбежать. Не все готовы стать живым щитом.
Грозный Глаз что-то еще ворчал о безрассудстве, но ныне Клиффорд не думал о том, что будет после: его интересовало то, что случится сейчас. Их "встретили", как дорогих гостей, которым не успели сваять достойных гробов, но поминки уже почти организовали, и здорово, что рука Аластора вовремя сгребла Чарльза и затащила за выступ в стене, на котором скалил зубы выцветший портрет какого-то преступника. Возможно, кого-то из тех, кто ныне здесь. Возможно, кого-то из уже пойманных или убитых.
— Совсем мозги себе отбили, — прорычал Муди, взмахнув короткой палочкой, отталкивая падавший на них кусок стены. Грохот стоял невообразимый: казалось, все подземелье рушится, и Министерство целиком и полностью ухнет вниз, погребя под собой незадачливых спасателей.
Разум старшего аврора лихорадочно придумывал хоть что-нибудь. Можно устроить обманный маневр, но для этого нужно прекратить обрушение, а то не сработает. Грозный Глаз, однако, уже поработал над этим: Фините Инкантатем прекратило обвал, и хоть острые камни разных размеров еще валились на пол, грозя проломить кому-нибудь череп, можно было перевести дух.
Да только Чарли тут же выскочил из своего укрытия, едва завидев Скримджера, направил палочку на Пожирателей... и чуть вверх. Его губы были стиснуты в тонкую нить — плести многоступенчатое заклинание в такой непростой обстановке было крайне непросто.
За доли секунды в воздухе образовалась дымка, в мгновение ока превратившееся в огромное облако из воды. Она обрушилась как раз на Лестрейнджей, если бы не одно но: в последний момент вся эта вода превратилась в огромные куски разбитого стекла. Очередной взмах, и то, что рухнуло на покрытый трещинами пол, стало увеличиваться в размерах, каждая крупинка — стекла или камня — вздувалась и превращалась в массивные матовые булыжники и громоздкие валуны.
Чарли краем глаза увидел взмах руки Муди, и весь этот "каменный лес" поднялся в воздух.
— Только покажитесь, — рыкнул Грозный Глаз, и его волшебный глаз уставился куда-то вдаль. — Только... покажитесь.

1981
Обе ладони с грохотом опустились на стол.
— Хватит придуриваться! — угрожающе пророкотал Муди, и голубой глаз, доселе бешено вращавшийся, уставился на Белатриссу. — Ноготь она сломала, ха. Драму ты мне тут ломаешь, вот что!
Несколько секунд пронзительный взгляд обоих глаз аврора наблюдал за женщиной. Просто наблюдал. Иссеченное шрамами лицо неожиданно скривилось в неприятной улыбке и обратилось к невзрачному молодому человеку в черной мантии, стоявшему у дальней стены.
— Где там ее палочка? — рыкнул Грозный Глаз. Человек встрепенулся, осторожно приблизился к столу, не поднимая глаз на аврора. Положил на стол палочку, и можно было заметить, что его руки затянуты в тонкие перчатки. Аластор взял палочку, поднял ее на уровень глаз Белатриссы.
— Давай, расскажи, что это не твоя палочка, что ее тебе подкинули, — смешок. — Можешь попытаться потчевать меня этой придурью. Приоре Инкантатем!
Приговор женщины из Лестрейнджей становился все весомее, все неопровержимее с каждым Непростительным заклинанием, вспыхивающим и повисающем в воздухе. Молодой человек спешно вписывал это в длинный пергамент, бросая опасливые взгляды на одну из Пожирателей Смерти.
— Все записал? — суровый взор Муди "писарь" выдержал с честью, даже кивнул. Аврор кивнул и, переведя взгляд обоих глаз на Беллатрису, весьма небрежно сломал палочку. Один раз, другой, третий. Силы в пальцах хватало, чтобы превратить кусочек волшебного дерева в крошку, но Аластор словно ломал кости в теле сидящей перед ним обвиняемой.
Смахнув со стола то, что осталось, Грозный Глаз выдохнул.
— Теперь давай поговорим о тебе и твоих друзьях. Твои новые друзья — дементоры — ждут в соседнем подвале, и поверь: они очень хотят познакомиться. Смертный приговор на твое имя уже ждет моего слова, чтобы быть подписанным. Я очень рад бы сам его привести в исполнение, но эти страхолюды сделают все куда лучше.
Столь елейное рычание Муди ничего хорошего не сулило. Ему вряд ли доставляло удовольствие говорить все это, но ему нужна была информация.
— Но есть один вариант, при котором ты, паршивка, останешься жить. Заманчиво, а? А ведь как много тех, кто хотел бы посмотреть на твою казнь, — волшебный глаз вновь устремил взгляд куда-то в сторону, и что-то увиденное заставило аврора дернуть уголком рта. — Ее может не случиться. Если ты назовешь имена тех шавок, что еще остались.

Вопли брата заставили Рудольфуса действовать немедленно - Рабастан не из тех, кто будет поднимать панику не по делу, и если он вопит как мандрагора, значит, дело и правда швах.
Лестрейндж-старший оглянулся в поисках чего-то, что могло быть использовано в смысле "вверх", но брат позаботился и об этом, указав на конкретный способ.
Рудольфус рывком вбросил себя в клетку лифта, тут же прокрутился на здоровой ноге и выставил палочку, колдуя Щитовые чары. Вовремя: осколки от разбитых заклинанием Рабастана статуй заволокли коридор будто туманом, затем в эту импровизированную баррикаду, осевшую на каменный пол коридора, врезалось нечто огромное и невидимое, вспахавшее пол от самого кабинета Министра...
А затем все эти осколки вспыхнули, наполняя коридор жаром, жадно поглощая кислород, и Рудольфус заслонил глаза рукой, защищаясь от пламени, и тут же обернулся, инстинктивно почувствовав приближение опасности сзади.
Плотная завеса каменных булыжников размером от драконьего яйца до приличных размеров комода зависла под потолком, едва заметно колыхаясь, как будто под дуновением неосязаемого ветра.
- Рабастан? - неохотно окликнул брата Рудольфус, стараясь не отрывать взгляда от каменных облаков.
Драккл знает, где затаился тот, кто управляет этой тучей, и пока Рудольфусу не до Беллатрисы, которая убежала далеко вперед, на поиски своего ненаглядного Министра, так любезно навестившего ее в Азкабане.
Рудольфус до сих пор помнил, как самодовольно выглядел Скримджер, выгуливая мадам Лестрейндж, точно беспородную суку, по коридорам Азкабана.
И Беллатриса тоже помнила, нет сомнений.
Нацелив палочку в потолок и готовясь в любой момент применить Щитовые чары, Рудольфус аккуратно отступал к лежащему ничком брату, стараясь поберечь перетруженную ногу.
- Вставай, - он крепко, с заворотом, захватил в горсть воротник идиотской братниной куртки и потянул вверх, по-прежнему глядя вверх. - Мне нужно, чтобы ты последил за этой колесницей дерьма, пока она не свалилась на нас. Сделай с ней что хочешь, раз уж не можешь выполнить моего приказа следовать за Беллатрисой, но с этой проблемой разберись. Понял?
Рабастан кивнул, и Рудольфус с удовольствием отметил, как в глазах брата появилось знакомое задумчивое выражение - Младший решал поставленную задачу. И Рудольфус, несмотря на свои многочисленные подначки, знал, что тот справится.
Сам же он окинул взглядом коридор, высматривая, что бы могло помочь ему избавиться от незваных гостей, пока не уперся взглядом в две чудом уцелевшие статуи в память о давно забытых Министрах.
- Пиерто́тум локомо́тор, - Рудольфус полностью сосредоточился на статуях, не сомневаясь, что Рабастан позаботится о каменном облаке, и подчинившись взмаху его палочки, обе статуи, издавая жуткий скрежет, спустилисьс постамента.
Видимо, он зря понадеялся на их целостность - у одной статуи отсутствует рука ниже локтя, но на этом значимые повреждения оканчиваются, так что их можно использовать.
Следуя приказу, статуи бодро, хотя и медленно, зашагали в сторону, где притаились авроры.

Пиерто́тум локомо́тор - разновидность Локомотора, заставляет двигаться каменные статуи. В книге "Гарри Поттер и Дары Смерти" его использует Минерва Макгонагалл.
1981
Рудольфус только мутно усмехнулся. Да что этот предатель крови может знать о Лорде, о том, какой силой обладает их Повелитель...
Авроры не церемонились, применяя к нему связывающие заклятия, но двум дюжим магам пришлось постараться как следует, выполняя приказ своего начальника и перевязывая Лестрейнджа таким образом, чтобы обнажить предплечья.
Все это время Рудольфус сопротивлялся, едва не выворачивая руки из суставов, а под конец, вывернув шею под треск разрываемого доблестным стражем правопорядка рукава рубашки, вцепился зубами в плечо неосторожно склонившегося аврора.
Они уничтожили его палочку, они держат его связанным, словно дикого гиппогрифа...
Они пожалеют!
Ступефай - и Рудольфус вместе со стулом опрокинулся на спину.
От удара затылком о каменный пол в глазах потемнело, левое колено снова дернуло, будто раскаленный штырь прошелся вдоль кости...
Эннервейт прояснил сознание, вернул подобие целостного восприятия, и Рудольфус снова усмехнулся, глядя на Скримджера снизу вверх.
- Нет для меня смерти, нет для нас смерти, мы вернемся, мы всегда возвращаемся, - скороговоркой забормотал он, перемежая членораздельную речь глухим рычанием. - Не спасет от нас ни охрана, ни высокие стены, ни происхождение, как не спасли твою жену, как не спасут тебя...
Еще один Ступефай - у кого-то из парнишек не выдержали нервы, это им не мошенников ловить...
В третий раз выныривать из плотной темноты было намного сложнее, мысли переплелись, перепутались, как найти начало и конец?
Его подняли вместе со стулом, Рудольфус и не заметил, когда это произошло.
- Вам не будет пощады, мы не пощадим никого, когда Он вернется, уничтожим вас, как грязь, сотрем все следы...
Он склонил голову, разглядывая Метку - почему она такая блеклая, будто вылинявшая?..
Ах да, Милорд исчез, и поэтому они с Беллатрисой отправились к каким-то аврорам, которые должны были знать о Милорде...
Нет, там был кто-то еще... Рабастан? Мальчишка Крауч?
Что сказали Лонгботтомы?
- Мужчин, женщин и детей мы предадим каре за осквернение магии, за осквернение традиций, никому не удастся сбежать, никто не уцелеет...
Что это за бормотание, это он?
Рудольфус облизнул пересохшие губы, растянул их в гримасе, заменившей ему улыбку.
- Никаких вопросов. Никаких ответов. Я невиновен. Невиновен! - последнее слово он выкрикнул, бешено наклоняясь вперед, натягивая веревки и тщетно пытаясь достать до Скримджера.

Рабастана тянет вверх, пока он продолжает коротко вдыхать в себя воздух коридора, пропахший пылью и пеплом.
От хватки брата куртка туго натягивается вокруг шеи, но это добавляет сил - Рабастан твердо встает на ноги и передергивает плечами, стряхивая руку Рудольфуса.
А затем внимательно смотрит вверх, игнорируя недовольство брата. Им приказано взять Министерство, а не Министра, и если Беллатриса собирается утолять свою личную жажду мести, то место Рабастана рядом с Рудольфусом.
Далеко впереди, куда убежала свояченица, вспыхивают Непростительные. По видимому, Скримджер тоже решил не церемониться, и Рабастан - пусть на короткое мгновение, но все же - в очередной раз думает о том, как зыбка грань между защитниками и нападающими. И как причудливо может судьба определить, кому сражаться на одной стороне, а кому на другой.
Рудольфус кастует чары, оживляющие огромные статуи, но Рабастан только кидает быстрый взгляд на две неповоротливые фигуры, в тени которых скрылся брат.
Если Рудольфус пошел в прямую атаку под защитой тяжелых истуканов, ему тоже не следует медлить.
Однако то, что приходит ему на ум при первой, второй и третьей попытке, все же довольно опасно в замкнутом пространстве коридора Министерства.
Зато чертовски эффективно, если он постарается как следует.
Рабастан набрасывает на  брата Щиты, проверяет, как обстоят дела с его собственными чарами защиты - пока никто напрямую его не атаковал, так что при проверке сфера неярким свечением подтверждает свою целостность. Оглядывается - в конце коридора появились новые участники - интересно, как, ведь Рудольфус заблокировал коридор. С другой стороны, это могло быть свидетельством того, что новоприбывшие сражаются на стороне Лорда, а не загнанного в тупик Министра - камины Министерства уже взяты под контроль нападающими, а в той стороне как раз личный камин Министра...
Все это проносится в голове младшего Лестрейнджа за считанные секунды, а тело само принимает наилучшую стойку для заклинания, делает глубокий вдох.
Наконец Рабастан освобождает разум, оставляя в фокусе только огромную каменную тучу, нависшую немой угрозой.
Слишком много объектов, но если ему удастся заколдовать хотя бы половину, не исключена цепная реакция - случай маловероятный, но все же иной раз фиксируемый.
На выдохе Лестрейндж поднимает палочку, нацеливая ее точно на тучу, и четко выговаривает Редукто Максима.
Взрывная волна прокатывается по коридору, оглушая и забивая легкие пылью.
Лестрейндж, прикрывая глаза от вспышки, отворачивается на мгновение, но тут же снова разворачивается, ищу взглядом высокую фигуру брата.
Осколки барабанят по статуям, которые неуклонно продолжают двигаться вперед.
Им во чтобы то ни стало нужно погасить последние очаги сопротивления.
И Рабастан пускает синие смерчи в сторону авроров.

Редукто Максима — Взрыв нескольких (в идеале всех) предметов  в зане прицела палочки.
Орбис — синий смерч, закапывающий под землю.

1981
Разговор прокручивается снова и снова по прежнему сценарию. Ему снова предъявляют волшебную палочку, он снова от нее отказывается.
Когда он просит воды, его знакомый почти с жалостью отказывает. Военное время, предписания начальства - куча причин, чтобы отказать Пожирателю Смерти.
Когда ему велят снять мантию и закатать рукава, Рабастан тоже отказывается, мотивируя тем, что личный досмотр проводится по совсем иным параграфам. Он не может поверить в то, что правила игры изменились.
В камере появляются еще два аврора.
Невзирая на четкий отказ в обыске, Лестрейндж обыскивается принудительно - при виде Метки оба аврора переглядываются с довольными ухмылками.
Несмотря на то, что в допросной холодно, Рабастана бросает в жар.
- Ну что, мистер Лестрейндж, - голос его знакомого холоден как лед. - Я в последний раз предлагаю вам простой выбор - жизнь или смерть. Пожизненное заключение в обмен на признания или Поцелуй, если продолжите запираться.
Рабастан долго смотрит в глаза своему вроде бы приятелю. Ни следа от былой - совсем недавней - жалости. Ни следа сочувствия. Ни следа расположения.
Аврор будто и не торопится, будто уверен в своей победе.
Лестрейндж хочет сопротивляться. Хочет, разумеется. Он и должен сопротивляться, вот только он хорошо понимает, что его игра проиграна. Метка, палочка, поимка едва ли не над Лонгботтомами.
- Признание, Рабастан. Оно спасет жизнь не только тебе, но и твоей семье. Решай. Если Крауч заговорит первым, вы получите Поцелуй. Ты, твой брат, его жена.
Лестрейндж отводит взгляд. Он уже все решил.
- Два дня назад мы получили информацию, что семья Лонгботтомов может иметь отношение к исчезновению Лорда, - едва слышно начинает он. - Мы в это время скрывались в Уэлсе, Рудольфус получил сову - от кого, мне неизвестно... С нами больше никого не было, только мы и Бартемиус Крауч-младший...
Его рассказ обстоятельный, хоть и лаконичный  - задавать дополнительные вопросы нет необходимости. Преподаватели и Марчбэнкс хвалили его за внятное и по существу изложение фактов.
И теперь Рабастану кажется, что все его предшествующие доклады были только репетициями.