Вэнс до сих пор под впечатлением, что у них есть свой оборотень.  Даже то, что оборотень этот их с Рабастаном бывшая однокурсница, Унифред Сатклифф впечатляет ее не так сильно. Совсем не впечатляет ее то, что в подвале дома Реддлов собралось прямо таки избранное общество – Дейзи, Деррик, теперь еще и Унифред. Эммалайн думает прежде всего о деле. Им нужен был оборотень – очень удачно, что он теперь есть, очень удачно, что Лестрейндж привел Сатклифф сразу после того, как ее укусили, а значит, они могут наблюдать процесс заражения с самого начала, и воодушевленная Эммалайн отвела бывшей однокурснице сразу две чистые страницы в лабораторном журнале – с перспективой на будущее.
И тут же взяла у нее кровь и слюну на анализ, проверила реакцию зрачков, а потом обработала укус.
И вот, закончилось первое полнолуние для Унифред.
Вэнс ждала его с нетерпением, и теперь с нетерпением ждет визита Сатклифф в подвал, вернее,  в ту его часть, которая считается лабораторией. Потому что с недавних пор в соседних клетушках, оборудованных под камеры, обитают «гости», и это очень удобно, когда под рукой всегда есть живой материал и еще один целитель.
Мистер Черч, правда, этим недоволен, и приходит к Вэнс только когда надеется на кормежку, впрочем, у кота до сих пор март, он занят воспроизводством потомства.
Эммалайн так не терпится, что она выходит из подвала наверх, дышит влажным воздухом, улыбаясь своим мыслям. Так что аппарацию Лестрейнджа и Сатклифф не пропускает.
- Уинифред! Я рада тебя видеть.
Целительница осматривает цепким, профессиональным взглядом бывшую сокурсницу с которой она, можно сказать, приятельствовала. При таких встречах уместна некоторая радость и Эммалайн ее демонстрирует, подчеркивая, тем самым, разницу между статусом Уинифред и статусом Бишоп и Мартелла.
- Как ты? Как себя чувствуешь?
Она приобнимает за плечи новообращенную, ведет к входу в подвал, благодарно кивая Басту – тот взял на себя самое неприятное, договорился с Грейбеком о временном изъятии Унифред на нужды науки. Говорить с оборотнями – отдельное искусство, им Эммалайн определенно не владела.

Отредактировано Emmeline Vance (25 апреля, 2018г. 12:56)

Он не в восторге от того, как выглядит Сатклифф - но она жива, цела и, кажется, способна передвигаться самостоятельно. Все дальнейшее под ответственность Вэнс: Эммалайн умеет ставить людей на ноги.
Лестрейндж старается не пялиться на Уинифред, но подозревает, что ему это не слишком удается: она пережила свое первое обращение, и он будто в самом деле надеется высмотреть в ней зримые признаки произошедших с ней перемен. Впрочем, что он увидит вот так, просто глядя на нее? Она стала грязнее с их последней встречи, но не ему судить людей за грязь под ногтями и запачканную одежду, видавшую лучшие времена.
Она стала спокойнее - может, смирилась. Может, не видит смысла ни в сопротивлении, ни в мольбах. Он бы поговорил с ней о том, каково ей сейчас - кем она себя ощущает, может ли с уверенностью сказать, кем была прошедшей ночью - но слов не подобрать: сфера эмоционального, иррационального не поддается привычным формулировкам, Лестрейндж быстро вязнет в попытках вербализовать то, что, по его мнению, вербализации не поддается, и бросает эту затею.
- Оборотни были щедры, - кратко информирует он Вэнс, замыкая из процессию бывших однокурсников. - Конкретных сроков нет - она должна вернуться к следующему полнолунию.
Конечно, в любой момент ситуация может измениться - оборотни прихотливы, драккл их дери, но авторитет вожака держится на том, насколько твердо его слово, и Лестрейндж склонен считать, что Уинифред проведет в подвале немало времени.
Целый месяц, по самым оптимистическим прогнозам - целый месяц Эммалайн сможет изучать живого оборотня в лабораторных условиях, сравнивать новые анализы со взятыми вскоре после укуса и до первого обращения. Пока Сатклифф не сообразила, что может отказать - что может просить защиты у Грэйбека и тот, скорее всего, пойдет ей навстречу, озабоченный сохранением статуса напускной независимости Стаи.
Смешная, нелепая добровольность - как будто есть разница, после того, что с Сатклифф уже случилось, что с ней будет дальше
И кстати.
- Ты ничего не помнишь из прошедшей ночи? - спрашивает Лестрейндж у спины Сатклифф так, как мог бы спросить, какой чай она будет. Что ей рассказали и рассказали ли хоть что-то.

Странно, что у таких умных, таких стремящихся к открытиям волшебников возникают проблемы с горячей ванной. Но Уинифред уже научилась думать одно и говорить другое, к тому же трудно отказаться от любого способа привести себя в порядок. Она кивнула Вэнс и медленно двинулась за ней.
- Спасибо, Эммалайн.
Хотелось думать, что Вэнс тоже будет приятнее ставить свои опыты на ком-то отмытом и переодетом в чистое, если только у нее нет цели проследить, влияет ли на здоровье оборотней пренебрежение гигиеной. Всего месяц назад Уинифред даже не могла себе представить, что ее однажды сделают экспонатом, а теперь отлично вписалась в эту роль. Она даже предпочитала стать экспонатом - вместо того, чтобы быть оборотнем, грязным животным в убогом лагере Фенрира.
Однажды они решатся поставить опыт в полнолуние, и она загрызет их обоих.
Лестрейндж замыкал цепочку, и она чувствовала себя запертой между ним и Вэнс, это действовало на нервы. При всей его внешней безвредности и даже некоторой вежливости Уинифред каждую минуту помнила, что рядом с ней опасный сумасшедший. Вэнс тоже была опасной сумасшедшей, но женщиной, и угроза с ее стороны ощущалась меньше. 
Уинифред не стала оборачиваться к Лестрейнджу.
- Почти ничего.
Это было правдой. Ее воспоминания сводились к запахам, вкусам, ощущению иного тела. Это было информативно, но не вербализуемо. Даже если бы она искренне хотела с ним поговорить, то не смогла бы описать произошедшее доступными словами.
В подвале и правда ощущался запах чая и выпечки - помимо многих других запахов, которые Уинифред раньше не замечала. Ее тело перестраивалось, и она никак не могла остановить этот процесс. Противоестественный процесс, не такой, как взросление и старение. Уинифред прикрыла глаза, открыла и повернулась вокруг себя, рассматривая подвал. На стеллажах стояли банки с формалином или спиртом, а в банках - части тела, и как минимум некоторые из них раньше принадлежали людям. Эммалайн разливала чай, пахло бисквитами, экспонаты мирно поблескивали. Уинифред не испугалась и не удивилась. Банки были просто напоминанием о том, что может с ней случиться, если она будет плохо себя вести.
Она подошла к столу и остановилась у стула, который показался ей отведенным для нее.
- Да, это больно, - с Вэнс можно было говорить подробнее и Вэнс, казалось, сама была настроена гораздо дружелюбнее, так что Уинифред не стала секретничать. Почему бы и нет. - Сильные судороги, потом деформируются суставы, обостряются слух и обоняние, но зрение падает. Сначала возникают проблемы с координацией движений, но потом все проходит само собой.
Уинифред почувствовала, что не может дальше говорить об этом, хотя только что была уверена, что абстрагировалась. Она криво улыбнулась и подняла ладони, показывая, что проблемы с горячей ванной существуют и в лагере оборотней.
- Я могу вымыть руки?

Вэнс не то, чтобы против водных процедур, нет, наоборот, просто ей действительно хочется поскорее заняться делом.
Но она не возражает.
И даже не обижается.
Унифред, понятное дело, от ее экспериментов ни тепло, ни холодно. Даже если Деррик, со своими маггловскими познаниями о вирусах, найдет лекарство от ликантропии, Унифред оно вряд ли поможет. Даже при самых смелых прогнозах, помочь оно сможет только тем, кто еще не прошел свою первую трансформацию. Иногда Эммалайн кажется, что он слишком осторожен, слишком боится ошибиться. Сама она давно привыкла к тому, что расходный материал – это не то, что стоит беречь. Но Деррик Мартелл – он другой, и Вэнс в глубине души немного разочарована – ее бывший бойфренд, похоже, не собирается отбрасывать ненужные принципы ради нужных открытий.

- Почему бы и нет, - соглашается она на предложение Рабастана.
И старательно отводит взгляд от уже раскрытого и готового к записям журнала.
С тех пор, как в подвале поселились Деррик и Дейзи ей тут не так уютно, как прежде. Теперь вот Унифред. И ванна. Но, может быть, ей просто нужно постараться быть гостеприимнее? Рабастан же справляется.
Эммалайн старается.
- Поискать для тебя чистую одежду? – доброжелательно спрашивает она.
Голос звучит вполне естественно, как будто они тут каждый день принимают гостей и каждому полагается горячая ванна, чай и чистая одежда.
Только ей от этого было как-то невесело, можно подумать, что она возвращается во времена своей работы в Мунго, та же терпеливая доброжелательность, та же готовность говорить то, что от нее хотят услышать.

- Знаешь,  - говорит Лестрейндж Вэнс, пока они ждут Унифред из ее ванны, - она в самом деле будет очень признательна.
Он меряет всех по себе, не понимая, как это глупо - но это единственный для него способ привнести в мир хотя бы подобие порядка, к которому он так стремится. И да, он в самом деле считает, что Сатклифф будет благодарна.
- Я не рассказывал, но в девяносто третьем кое-что произошло. Там, я имею в виду. В Азкабане,  - уточняет он, как будто в девяносто третьем для него могло что-то произойти в каком-то другом месте - во Франции или там в Германии. - Сириус Блэк сбежал, и Аврорат просто взбесился. Скримджер, тогда всего лишь Глава Аврората, - Лестрейндж позволяет себе короткую и злую усмешку, - явился к нам. Ко мне.
Предысторию и свои догадки, почему Руфус Скримджер захотел говорить с ним, а не, например, с Рудольфусом или кузиной беглеца Беллатрисой, он все же оставляет при себе - и без того рассказ не клеится, полон пауз и невысказанных слов.
- Он хотел информации. Любой. Хоть чего-нибудь - чего угодно. Чтобы я заговорил, он пообещал мне карандаш. И воскресный выпуск "Пророка". Тот, который с кроссвордами. Я заговорил.
Лестрейндж снова делает паузу, понимая, как нелепо это звучит - что Эммалайн, наверное, не сумеет до конца понять, чем эта сделка для него стала, даже если захочет.
- Следующие два года, вплоть до самого побега, Скримджер продолжал присылать мне разворот с кроссвордом и карандаш, когда ему казалось, что старый закончился. Этот карандаш сохранил мне рассудок, - излишне оптимистично продолжает Лестрейндж, не отрывая взгляда от столешницы, от пустого места между чашками. - Я знал, что он у меня есть, этот карандаш. Знал, что в любой момент я смогу... Ну. Воткнуть его себе в глаз, например, - его тон холодеет. - Или в горло. Знаешь, закончить. Не то чтобы я в самом деле собирался так поступить - и Скримджер наверняка знал это не хуже меня - но мне нравилось знать, что я могу. Могу распорядиться хоть чем-то. Там с этим проблемы, понимаешь?
И снова пауза, которую Рабастан занимает тем, что придвигает к себе свою чашку.
- Я ему признателен. Всегда буду признателен, если уж на то пошло, - заканчивает он, топя то, что еще просится с языка, в чае.
Неожиданный даже для него самого приступ откровенности быстро проходит и Лестрейндж даже не собирается проводить очевидные параллели или как-то иначе возвращаться к разговору о ванне - Вэнс не дура, и сама поймет, что он хотел этим сказать. А если не поймет - не важно. Ему иногда нужно было выблевать что-то из тех лет, это хорошо на него действовало.

Возвращение Уинифред кладет конец иллюзии тет-а-тета.
Лестрейндж первым поднимается на ноги, указывает на чашку чая, приготовленную для Сатклифф - чай, наверное, уже остыл, но  это вообще не кажется проблемой - и огибает стол, чтобы оказаться поближе к журналам.
Для Унифред, учитывая перспективы и возможности, стоит завести отдельный.
Устанавливая зачарованное перо на первой странице, он опирается на стол и готовится слушать - что бы не приготовила Эммалайн для Уинифред, он тоже хотел бы это знать.

Лестрейндж поднялся и указал на чашку чая, Уинифред двинулась к ней, все так же обхватив себя руками, словно это позволяло ей не рассыпаться. Она совсем забыла про чай. Но теперь его придется выпить. О размышлений о том, имеет ли она право голоса в вопросах чаепития и важно ли для нее вообще иметь в этих вопросах это право, ее отвлекла Эммалайн. Эммалайн улыбалась, и Уинифред тоже улыбнулась чуть шире. Эти ритуалы были почти животными, их соблюдали их в стае оборотней, и хотя ей казалось, что она сторонится их обычаев, что-то успело впитаться в нее.
Чувство, что тебя могут разорвать, и понимание, как именно.
Она была знакома с маггловскими процедурами и самостоятельно закатала рукав чистой рубашки, уселась и облокотилась на стол, выставив руку для Эммалайн. Сказать ей, что маггловские медики накладывают жгут? Уинифред не стала, ориентируясь на то, как уверенно Вэнс взялась за шприц. Что, конечно, не значило умения попадать в вену.
Ей почти показалось, что банки с их страшным содержимым перезвякиваются на полках о том, что когда-то и у них были насчет этой женщины свои соображениям. Она слабо кивнула Эммалайн, признавая одновременно, что ее согласие не требуется и что она согласна.
- Какие показатели ты хочешь исследовать?
Вежливый интерес одного ученого к опытам другого ученого, ничего больше. Обманчивая иллюзия дружелюбия так и предлагала вынести за скобки все, кроме исследования, и Уинифред подумала, почему бы и нет. Лестрейндж не позволил бы ей этого, но Лестрейндж делал вид, что его тут нет. И она тоже делала вид, что не ощущает его присутствия, не слышит его, не улавливает его запах в этом помещении. Пусть так и будет.
- Если ты расскажешь мне о направлении исследований, я могу отслеживать соответствующие симптомы.
Возможно, это интересует Эммалайн больше, чем срез ее печени, например.

Он все еще думает над сказанным Эммалайн, и вместо того, чтобы искать раздел, посвященный Уинифред - тем пока кратким, общебиографическим сведениям, которые он записал в тетради в марте, и паре строчек на то, что они уже сделали - ставит на широких полях, специально оставленных такими широкими для того, чтобы при необходимости тут можно было вписать еще немало, ряды точек. Тетрадь в клетку, ему нравятся тетради в клетку и, дай ему волю, он бы разрисовал всю тетрадь карандашом: клетка, оставленная нетронутой, клетка, целиком закрашенная, а ряд ниже в другом порядке. Сделал бы из тетради дракклов кроссворд, который невозможно разгадать - но он держит себя в руках и вместо этого думает о том, что сказала Эммалайн.
О том, что со смертью Розье все полетело не туда.
Согласен ли он?
В каком-то смысле.
Сложно не соглашаться, когда именно с начала восьмидесятых начинается тот период, о котором он предпочитает не вспоминать.
Смерть Розье закончился его личный век невинности, кажется ему теперь, но он не подозревал, что и Вэнс чувствует нечто подобное.
Не подозревал, что и для нее - без Азкабана, без Лонгботтомов - граница настолько же ощутима.

Но это мысли не для подвала. Лестрейндж знает - начни он думать об этом всерьез, как пропадет. Кроличья нора не имеет дна, ему ли не знать, как важно держаться, пусть и а самом краю, не позволяя потеряться в собственных мыслях.
Поэтому он сосредотачивается на том, что происходит - на том, как Эммалайн готовит маггловский шприц, как Уинифред задирает рукав. Она покладиста, Сатклифф. Может, потому что боится, может, потому что ей нравится ванна и оказаться пусть и на время подальше от оборотней. Лестрейндж, удовлетворив первый интерес и придя к выводу, что она цела и с виду не слишком изменилась, больше на нее не пялится - и уж точно не пытается разгадать ее мысли. Она - чужая. Она женщина. Она оборотень. Ему бы потребовался словарь, чтобы понять ее, вот что ему кажется.

Проделывая необходиме операции - относя пробирку, наклеивая на ней номер, записывая в тетрадь общие комментарии по разработанной Эммалайн форме, поднося новую пробирку и новую упаковку со шприцом - Лестрейндж все еще думает про другое. Если Эммалайн больше волнуют изменения в составе крови, то он не против узнать, как мыслит оборотень в полнолуние. Насколько он осознает происходящее в тот самый момент, даже если на утро мало что помнит. Чем руководствуется - только ли инстинктами, или, быть может, можно выработать какие-то рефлексы.
Он далек от мысли, что оборотней можно дрессировать - осторожно, опасливо далек, потому что прекрасно знает, как на эту мысль могут отреагировать сами оборотни - но знает, что, доведись ему понять, возможно ли это в принципе, его положение в Ставке станет неприкосновенным. Оборотни, несмотря на сотрудничество, все еще сохраняли определенную независимость - и это было понятно, учитывая, что в полнолуние, когда они были максимально сильны и эффективны, управлять ими было невозможно и с приходилось действовать с оглядкой, и если бы ему удалось узнать, как можно подчинить их полностью...
К Стае нечего было и соваться с такими идеями - Грейбек оторвал бы ему голову и в человеческом облике при одном только упоминании чего-то подобного или легиллеменции, но едва ли Сатклифф за месяц успела настолько проникнуться духом, царствующим в Стае. Она-то наверняка до сих пор осознавала себя больше волшебником, чем зверем - а значит, шанс был.
- Уинифред, - ему тяжело дается назвать ее по имени, хотя казалось бы, невелико достижение.
- Уинифред, - повторяет он, ставя рядом новую пустую пробирку - если они хотят продолжить переливать Мартеллу ее кровь, отслеживая реакции его организма на вирус, крови потребуется немало. - Ты разрешишь мне себя пролегиллементить? Я хочу выяснить, как происходит обращение, и все, что происходит после. Понимаешь? То, как ты мыслишь после обращения.
Вообще-то, он может не спрашивать, и он считает, что и Сатклифф это понимает. Он может сделать это силой - влезть к ней в голову, взять все, что его интересует - но это будет рискованно, будет неприятно им обоим, даже болезненно, и потому он все же спрашивает.